Предсказатель+313

Детективно-мистическая повесть

 

 

1

 

Морозным мартовским вечером поезд плавно остановился у платформы, и множество пассажиров высыпало наружу. Поток людей с огромными сумками, чемоданами и тюками пополз к высокому зданию вокзала, на котором сияли огромные буквы — «Прокопейск». Шустрые носильщики в чёрной униформе торопливо подхватывали багаж и громоздили его на тележки. Но многие пассажиры предпочитали сами мужественно тащить свою тяжёлую поклажу.

Из пятого вагона почти самым последним сошёл мужчина невзрачного вида. Был он невысок ростом, коренаст, круглое лицо давно небрито, и одет очень скромно — в старомодное чёрное пальто и вязаную чёрную шапочку. В руках он держал небольшую дорожную коричневую сумку. Обычный командировочный или мелкий торговец — поди его разбери.

Пассажиры на платформе редели, втекая внутрь вокзала, и только тип в чёрном пальто не торопился войти. Он стоял неподалёку от входа и смотрел, как непрерывно распахивающиеся стеклянные двери пропускали через себя людей — одного за другим.

Электронные часы на табло показали 17-00. Мужчина достал из кармана мобильный телефон и зажал в руке, ожидая звонка. Через минуту телефон засветился и издал звук популярной мелодии.

— Это гость. Я слушаю! — мужчина сильно прижал телефон к уху. Пар от дыхания густо заклубился над его головой.

В трубке был слышен искажённый хрипловатый мужской голос:

— Иди в вокзальный бар на втором этаже. Подойдёшь к седому бармену, скажешь, что от Пилигрима. Он всё объяснит. Затем поезжай в ресторан «Глория», тебя там встретит наш человек, дальше действуй по плану. Понял?

Мужчина, кивнув головой, словно собеседник был рядом, ответил:

— Да, всё понял.

Он нажал кнопку отбоя, запихнул телефон в карман и вошёл внутрь здания.

Через пятнадцать минут он вышел с другой стороны вокзала с небольшим клетчатым баулом в руках и сел в такси. Машина помчалась в город.

 

 

2

 

— Это вы, господин астролог? Мне срочно нужно попасть к вам на приём. Срочно! — истеричный женский голос в телефонной трубке был визглив и напорист.

— Я сегодня не принимаю, — голос Пармениуса слегка дрожал. Он был встревожен, и ему было не по себе. Но собеседница продолжала настаивать на своём:

— Вы составляли мне гороскоп в прошлом месяце, но ничего хорошего в нём не сбылось! Одни сплошные неприятности — и никаких просветов. А вчера астролог Феодора сказала, что вы дурной предсказатель и от вас могут быть одни проблемы…

— Тогда что вам нужно от меня?

— Я хочу, чтобы вы составили мне новый гороскоп с хорошими предсказаниями…

— Послушайте, — Пармениус рассердился и заговорил назидательным тоном, — гороскопы не бывают ни плохими, ни хорошими. Они показывают только то, что вам предписано судьбой. А нравится вам это или нет — это ваше личное дело. И если что-то не сбылось, то это только к лучшему. Значит, вы не так сильно зависите от расположения звёзд и можете сами влиять на свою судьбу!

— Но, послушайте, как же так?! — напористость собеседницы поубавилась. — Я всё же хочу…

— У вас будут большие проблемы, если вы не оставите меня в покое. Вас ждёт удача по работе, если вы перестанете сплетничать о своей начальнице, и вы обязательно заболеете, если не поможете своему единственному брату! — Пармениус был сильно раздражён.

— Откуда вы знаете про моего брата? — голос внезапно поник.

— Я всё знаю, потому что я астролог и предсказатель Пармениус! А вы бегаете к самозванцам типа Феодоры. И бегайте дальше — правды о вашем будущем эти шарлатаны вам не скажут никогда, потому что она им неведома! Они лжецы! И до свидания, — астролог резко положил трубку на телефонный аппарат с номероопределителем, на котором зеленели циферки домашнего номера истеричной дамочки.

Старинные настенные часы с маятником пробили ровно пять. Пармениусу было нехорошо.

Уже с утра он почувствовал острую тревогу. Она зародилась ещё во сне — вещем сне.

Ему приснились крепкие спортивного вида ребята с обнажёнными торсами и короткими стрижками. Они шли строем, колонной по двое, чётко отбивая шаг каблуками военных ботинок и раскачиваясь из стороны в сторону. Лица у них были безжизненны, как у зомби, а вместо глаз темнели провалы пустых глазниц. Они шагали в его сторону и, медленно поднимая, протягивали к нему руки. Проснувшись, Пармениус прислушался к своим тревожным ощущениям. Казалось, он понимал смысл этого сна, но явно не хотел в этом признаться самому себе. Потому что всё говорило об угрозе для его жизни…

 

 

3

 

— Андрей Сергеевич, вам звонят, — пропела своим томным голосом секретарша Нина. — Не представились, но настойчиво просили соединить с вами. Сказали, что хотят поздравить лично и передать привет… Резвому.

— Соедини! — Андрей Сергеевич нехотя поднял трубку дорогого офисного телефона. Этот звонок ему не понравился. Немного осталось на белом свете людей, которые имели смелость обратиться к нему по старому прозвищу — Резвый. — Алло, Резванов на проводе.

— Привет, Резвый!.. Узнаёшь? — голос был низкий, с хрипотцой, вкрадчивый и очень уверенный.

Андрей Сергеевич нахмурился, но, с усилием изобразив радушие, непринуждённо ответил:

— Узнал, Слон, узнал… Привет, уважаемый! Какими судьбами? Как обо мне вспомнил? — Андрей Сергеевич черканул на бумажке: «Откуда звонок?» и протянул стоявшему рядом помощнику. Тот моментально исчез за дверями кабинета.

— Вспомнил, Резвый. Как же про тебя позабыть? Лет двенадцать, поди, не виделись. Как раз мой срок вышел. Последний звонок позавчера оттрубил… Вот, откинулся, и сразу решил тебе позвонить. Хочу поздравить тебя с днём рождения… — голос Слона слегка дребезжал, видимо, он с трудом сдерживал ярость.

— Спасибо, Слон, спасибо. Ты всегда был добрым и чутким товарищем. А откуда ты звонишь? Из Сибири?

— Нет, я уже из Москвы. Вот обзваниваю старых приятелей. А у тебя сегодня как раз дата торжественная, — Слон довольно хохотнул. — В общем, Резвый, желаю тебе здоровья и… до-о-олгих лет жизни!

— Спасибо, Слон, я буду очень стараться, — Андрей Сергеевич услышал в трубке гудки отбоя. Ему стало тревожно, и какая-то тихая злость заклокотала внутри живота.

Вошёл помощник и протянул листок бумаги. Там было написано: «Звонили из Москвы с городского телефона. Номер определить не удалось. Защита высокого уровня». Прочитав записку, Андрей Сергеевич скомкал её и кинул в мусорную корзину. Помощник участливо наклонился и вежливо спросил:

— Какие-то проблемы?

— Да, нет… Старый корефан объявился. С днём рождения поздравил. Кстати, как там с банкетом? Всё ли готово? — Андрей Сергеевич встал из-за письменного стола, на заказ изготовленного из полированного красного дерева, и прошёлся по просторному светлому кабинету.

— Не извольте беспокоиться. Почти всё готово. Торжественный ужин на двести персон, согласно утверждённого списка, начнётся в 19 часов в вашем ресторане «Глория». Я звонил — справился. Шеф-повар уверил, что всё в полном ажуре. Французское шампанское чартерным рейсом из Парижа уже доставили. Цветы из Голландии тоже. Подарки начнём принимать уже сейчас, — помощник взглянул на часы, они показывали 17-00.

— Охрану прибавьте. И прослушки на телефоны включите. Мало ли что. Всё-таки городское начальство будет. И вообще… — Андрей Сергеевич подошёл к окну и отдёрнул плотную штору. Толстые пуленепробиваемые стёкла слегка искажали вид на вечернюю улицу. Из-за низкой тёмно-серой облачности стояли густые сумерки, и город потихоньку включал освещение. Свет от фонарей и автомобильных фар преломлялся в четырёхлучевые звёздочки, и это придавало особую загадочность мрачному городскому пейзажу. Отвернувшись от окна, Резванов неожиданно спросил у настороженного помощника:

— А где сейчас Бурый? Геннадий Николаевич — он в городе?

Помощник изобразил удивление, но ответил, не мешкая:

— Час назад он был у себя в офисе, но затем выехал в центр города. Могу уточнить…

— Разведка? Молодцы! Свяжись с ним и попроси срочно заехать ко мне. Скажи, что очень важно и я очень сильно просил. Хорошо? — Андрей Сергеевич посмотрел на часы и вышел из кабинета.

 

 

4

 

Подполковник Лазукин с удовлетворением смотрел на дверь своего кабинета, на которой красовалась блестящая медная табличка с чётко выгравированными словами: «Начальник УВД города Прокопейска Лазукин Владимир Романович». Её привинтили две недели назад, но подполковник ещё не успел налюбоваться ею сполна.

Пройдя через небольшую приёмную, ещё не обретшую секретаршу, подполковник Лазукин вошёл в свой просторный, обставленный новой офисной мебелью кабинет и с удовольствием уселся в мягкое кресло за большой письменный стол.

На настенных часах с огромным белым циферблатом стрелки показывали ровно пять часов. Подполковник нажал кнопку селектора и вежливым голосом попросил:

— Майор Сиротин, зайди, пожалуйста, ко мне.

Через пять минут в кабинет тихо вошёл высокий моложавый майор с коротко стриженными седоватыми волосами и строгим худощавым лицом. Не дожидаясь разрешения, он молча прошёл, сел в кресло у окна и вопросительно поглядел на Лазукина. Тот, сидя за своим столом, закурил папиросу и, выпустив дым в потолок, задумчиво произнёс:

— Костя, я получил приглашение на банкет к Резванову. Сегодня у него день рождения, и он пригласил всё городское и областное начальство в свой ресторан на улице Кирова. Передо мной сложный вопрос — идти или не идти… Хочу с тобой посоветоваться как со старым приятелем и боевым товарищем. Что ты думаешь по этому поводу?

— Странно, что ты только сейчас заговорил об этом. Приглашение тебе принёс курьер четыре дня назад в полдень... А что тебя смущает? — майор Сиротин тоже закурил папиросу и повернулся к начальнику лицом. Тот посмотрел на майора очень серьёзно и даже с некоторой строгостью. Вслух же подполковник произнёс:

— Я не собирался идти. Но вчера мне позвонили. Сначала городской прокурор Ставрогин. Он спросил — иду ли я к Резванову на банкет, а когда я ответил, что нет, то он чуть ли не закричал, чтобы я не глупил, что мне обязательно нужно там быть, иначе меня не поймут. А сегодня утром мне позвонил мой шеф из областного управления внутренних дел и тоже поинтересовался — иду ли я на банкет к Андрею Сергеевичу. Я, было, возразил, что не собираюсь лицезреть дорогого гражданина Резванова. На это шеф строго и безапелляционно заявил мне, что если я не пойду на банкет к Резванову, то буду полным дураком и вряд ли смогу оправдать высокое доверие, оказанное мне руководством областного УВД… Вот я и задумался — что же делать?

— А что, Володя, почему бы и не пойти? Особенно, если об этом просит высокое начальство и коллеги из правоохранительных структур? — в голосе майора Сиротина послышалась злая ирония.

— Костя, я всего лишь две недели сижу в этом кресле. А до этого пятнадцать лет тянул лямку в районном отделении. И ты прекрасно знаешь, что посадили меня за этот стол не за красивые глазки и не по блату… Преступность растёт, криминал крепчает, и требуются настоящие профессионалы для борьбы с ним, — подполковник сделал затяжку, и папироса пыхнула огоньком. — Когда мы с тобой последний раз были в командировке в Чечне, не ты ли говорил, что пришло время таких, как мы — нормальных и непродажных ментов, которые смогут навести наконец порядок в стране. Говорил ты такое? — Лазукин в упор поглядел на Сиротина.

Тот в ответ посмотрел так же твёрдо, только в глазах стояла тёмная злость:

— Да, Вова, говорил. И время наше, действительно, пришло. Ты стал начальником городской милиции, а я начальником отдела по борьбе с организованной преступностью. А разве много мы с тобой смогли сделать за предыдущие годы? У меня два пулевых ранения, жена инвалид и дочь ходит в школу под негласной охраной. А у тебя уже две автомобильные аварии и постоянный прессинг сверху и снизу, чтобы ты не развивал слишком бурную деятельность, — в голосе майора звучал металл.

— Что?! Скажи мне на милость, что мы успели сделать?! Пересажали мелких жуликов, разгромили мелких наркоторговцев, утихомирили шпану, прижали немного хвосты кавказским бандам и всё! А остальная крупная сволочь как сидела по своим еврохазам, так и продолжает сидеть, да ещё и куражится! — Сиротин вскочил с кресла и начал нервно ходить по кабинету. Его речь звучала громко и раздражённо:

— Где сейчас Арканя-кидала? Он начальник Городского управления финансов!.. Блин, махрового жулика ставят управлять государственными деньгами! Что он сделал первым делом? Урезал бюджет на поддержку городской милиции! Как же! Мы слишком хорошо помним его биографию.

А где этот бандит Пырин? Правильно, руководит Городской думой. Он, видишь ли, депутат.

А что делает Журик-кровопийца? Он — крутой бизнесмен! Поубивал мелких конкурентов и теперь держит почти половину торговли в городе...

Бутя, Пятак, Сомик — отпетые бандиты, на них клейма ставить негде! Гляди-ка! Нынче все богатые бизнесмены и общественные деятели! Сомик у нас теперь самый главный благотворитель — опекает сироток в детских домах. А сколько сироток он оставил десять лет назад, когда его бригада умывала кровью весь Полуховский район? И ведь не сумели мы его тогда посадить — ни одной улики, ни одного свидетеля! Он всех отправил на кладбище…

А что сейчас делает Резвый? Ах, пардон, господин Резванов! Теперь он депутат Законодательного собрания нашей замечательной области. Магнат, хозяин заводов, газет, пароходов… Некоронованный король города Прокопейска, явный и тайный владелец почти всего крупного бизнеса. Не он ли теневой мэр нашего города? Не он ли тут назначает всех на должности и снимает с них? А? Ответь мне, Владимир Романович? — майор Сиротин раздражённо погасил в пепельнице недокуренную папиросу и достал новую.

Разговор накалялся. Подобная тема не раз возникала в этом кабинете, но именно неспособность решить обсуждаемые проблемы силами правопорядка порождала и в подполковнике, и в майоре чувство раздражения от неисполненности офицерского долга. Это и сближало старых боевых товарищей, и, одновременно, отдаляло их по причине своего служебного и гражданского бессилия.

Раздался звонок городского телефона, и Лазукин недовольно протянул руку за трубкой. Поднеся её к уху и услышав знакомый голос, потеплел, улыбнулся, ласково и тихо произнёс:

— Да, солнышко, всё нормально, — подполковник выразительно глянул на Сиротина, кивнул, давая понять, что звонит жена, и извиняясь за вынужденный перерыв в разговоре.

 

 

5

 

Инна Викторовна была чрезвычайно занята. Должность начальника юридического отдела Городского управления коммунального хозяйства была хлопотной и нервной. Сегодня был приёмный день, и посетители шли один за одним. Жильцы — с жалобами на работу эксплуатационщиков, эксплуатационщики — с проблемами выполнения договоров и подрядов, ремонтники — с тяжбами на смежников и заказчиков, заказчики — с актами нарушений и так далее. Обычные хозяйственно-правовые хлопоты большого коммунального хозяйства города Прокопейска.

Приёмные дни всегда были маленьким дурдомом и требовали от Инны Викторовны большой выдержки и самообладания. Опытный юрист с большим стажем работы в финансово-экономической области, она уверенно справлялась с текущей работой. Ей удавалось решать споры, улаживать тяжбы, разруливать проблемы, и большинство посетителей покидали её кабинет вполне удовлетворёнными.

Заканчивая очередной разговор, она строго поглядела на незадачливого подрядчика и назидательно произнесла:

— Вы всё поняли, Пригов? Я выношу вам последнее предупреждение. Если вы через три дня не завершите ремонт подъездов в двадцатом доме и не сдадите их жильцам, то мы расторгнем договор с вашей фирмой и выставим вам неустойку в размере стоимости всего подряда. Акт о просроченности завершения работ более, чем на месяц, уже составлен. В суде тяжбу мы выиграем, потому что вы нарушили собственноручно подписанный договор. Так? И потом, мне не совсем понятно, что послужило причиной такой длительной задержки? Раньше вы всё исполняли вовремя. Что случилось-то, Александр Витальевич?

— Да, бес попутал, мадам Лазукина, — заегозил Пригов и на его круглом, немного восточном лице забегала хитрая улыбка.

— Я вам не мадам! — строго одёрнула его Инна Викторовна.

— Виноват! Простите. Выпал срочный заказ — в соседнем детском садике кровлю отремонтировать. Начала протекать под оттепелью. Ну, мы и подрядились. Снял я людей с подъездов и на кровлю бросил. А там ещё пришлось весь верхний этаж подлатать, потолки-то насквозь протекли. Вот время-то и прошло, а людей не хватает. Хотя подъезды я совсем не бросал, нам ведь только покраску осталось доделать и всё. Делов-то…

— Вот за три дня и доделаете свои дела. Садик садиком, а договор подряда выполняйте в первую очередь! Всё, Пригов, я вас больше не задерживаю. До свидания, и лучше не в суде.

— Не дай Бог! Всё сделаем, Инна Викторовна, всё сделаем, не беспокойтесь. До свидания! — чуть ли не кланяясь, подрядчик Пригов торопливо вышел из кабинета.

Приёмный день близился к завершению, часы показывали почти пять. В кабинет больше никто не входил. Инна Викторовна встала из-за стола, слегка потянулась — от долгого сидения тело немного затекло — и прошлась по небольшому кабинету. В нём было много шкафов и полок, уставленных толстыми папками и книгами. Подойдя к двери, она выглянула в коридор и убедилась, что посетителей больше нет. Облегчённо вздохнув, вернулась за письменный стол, отключила компьютер и начала прибирать бумаги. Через полчаса уже можно и уходить…

В кабинет заглянула сотрудница из договорного отдела и поинтересовалась, скоро ли Инна Викторовна пойдёт домой.

— В половине шестого уйду. Приём уже закончился, — ответила Лазукина. И, правда, она очень устала. Всё-таки много нервов тратится на приём посетителей. Но неожиданно дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появилась Эльвира Литвинская. Немолодая, но по-прежнему очень красивая женщина в длинном вечернем платье и в норковой шубе внакидку, она улыбнулась и весело спросила:

— Привет, Инночка! Я без приглашения и не по записи — можно?

Инна Викторовна слегка растерялась. Эльвира была её однокурсницей по юридическому факультету, а ныне занимала должность председателя прокопейского городского суда.

Хозяйка кабинета, встав из-за стола и сделав шаг навстречу гостье, вежливо произнесла:

— Конечно, можно, Эльвира Аркадьевна. Какой неожиданный визит. Проходи. Присаживайся! — Инна Викторовна вежливо указала рукой на небольшой стул на колёсиках и снова села за свой стол, подчёркивая, что готова к официальному разговору.

Они никогда особо не дружили с Эльвирой, даже в студенческие годы, но уже давно жили в одном городе и им приходилось изредка встречаться то в здании суда, то на городских мероприятиях.

Инна Викторовна хорошо помнила, как в молодости за светловолосой красавицей Эльвирой ухаживали почти все ребята-однокурсники. Инна тогда испытывала опасения, что и её жених, молчаливый и серьёзный Володя Лазукин, тоже увлечётся эффектной блондинкой. Но Володя был чуть ли не единственным парнем на курсе, который не обращал особого внимания на красоту Эльвиры, и ту очень сильно задевало это обстоятельство.

Лёгкая неприязнь к Литвинской сохранилась в Инне ещё со студенческих лет. И хотя Володя стал её мужем и продолжал любить её до сих пор, всё же Эльвира представлялась ей как легкомысленная и коварная соперница.

Нет, легкомысленной Эльвира не была, даже наоборот — отличалась умом и целеустремлённостью. Достаточно уверенно она сделала успешную карьеру — от рядового судебного клерка до председателя городского суда. Но личная жизнь у Эльвиры Аркадьевны не сложилась. Она рано потеряла мужа и одна воспитывала сына.

— Давно не виделись, Инна. Наверно, с новогодней встречи у губернатора? А как там Володя? Я ещё так и не успела поздравить его с новым назначением. Молодец! Он заслужил эту должность, — начала разговор Литвинская, скинув шубу на кресло и присев на катучий стул рядом со столом Инны Викторовны.

— Да, Эльвира, не виделись мы давно, да только не с Нового года, а ещё с прошлой осени. Помнишь тяжбу со строительной фирмой «Антос»? — произнесла Инна Викторовна и внимательно поглядела на судью Литвинскую. Ей хотелось понять, чем вызван такой неожиданный визит. В офис, в конце рабочего дня, да ещё и в шикарном наряде с причёской. — Ты собралась в театр?

Эльвира Аркадьевна как-то грустно улыбнулась и, наклонив голову набок, ответила, не поднимая глаз:

— Нет, Инна, не в театр… Я еду на торжественный вечер к Резванову. У него сегодня день рождения, а это уже совсем другой спектакль — не классический.

— Я, в общем-то, не удивляюсь. К Резванову сегодня многие едут, — Инна Викторовна слегка постучала пальцами по столу.

— А Володя едет?.. Владимира Романовича пригласили? — Литвинская подняла глаза и с какой-то тревогой посмотрела на Лазукину.

— Володя? Я даже не знаю… А что его должны были пригласить? Но он вряд ли поедет к Резванову на день рождения. Ведь он хорошо знает, кто такой Резванов… Да и ты… Эля… Ведь ты же знаешь, кто такой этот ваш Резванов? — Инна Викторовна начала понемногу сердиться. Этот разговор был ей неприятен и стал тяготить.

— Да, Инна, я слишком хорошо знаю, кто такой этот наш Резванов… По прозвищу Резвый. Слишком хорошо! Я даже иногда удивляюсь, почему я ещё жива и почему до сих пор остаюсь городским судьёй, — Литвинская недобро усмехнулась.

— Ну, может, тебя Бог бережёт и начальство любит? — в ответ усмехнулась Лазукина.

Но Литвинская неожиданно вспыхнула, и в глазах её засверкала злость. Она гордо встряхнула головой, и её пышная причёска упруго всколыхнулась:

— Инна, уже прошло столько лет, а ты всё ещё ревнуешь меня к Володе. А ведь он даже не глядел в мою сторону. Да и я, честно говоря, не питала к нему особой симпатии. Так, хотелась и на нём свои чары попробовать... Ты вспомни, какой он был. После армии, после школы милиции, весь такой серьёзный. Пришёл на юридический в наш университет и уже тогда сразу заявил, что будет только милиционером. Будет бороться с преступным миром за счастье трудового народа. Ведь мы тогда все подсмеивались над ним.

— А я не подсмеивалась, — Лазукина говорила уверенно и твёрдо. — Я так же, как и он, мечтала бороться с преступностью на благо нашего социалистического общества. Поэтому я вместе с ним. До сих пор! Правда, сейчас уже капиталистическое общество, но и в нём нужно бороться за соблюдение законов и элементарного порядка, чтобы мы все не превратились в стадо двуногих животных! Как видишь, я борюсь за соблюдение законности в жилищно-хозяйственной сфере. Но и этим тоже кто-то должен заниматься!

Они помолчали. Инна Викторовна немного поостыла, напряжённость снизилась, и она спросила бывшую однокурсницу:

— А как твой сын, Эля? Как у Саша дела?

Литвинская тоже успокоилась. Переключившись на близкую ей тему, мило улыбнулась и охотно ответила:

— Саша закончил юридический два года назад и сейчас работает в Новосибирске в районной администрации. Ему нравится, его считают перспективным специалистом. Дай Бог. А как ваши дети, Инна?

— Да тоже, слава Богу. Старший, Николай, окончил лесотехнический институт и теперь работает в Ангарске инженером на заводе. Младшая, Лена, ещё учится на третьем курсе юридического в Питере. Собирается идти по стопам отца, но очень надеюсь, что ещё передумает. Всё-таки работа у Володи не мёдом намазана. Я вот жду-не дождусь, когда он о пенсии задумается. По выслуге пенсию он уже заработал, но уходить пока не собирается. Шутит, что хочет погибнуть на боевом посту, а не умереть дома в постели, — Инна Викторовна взглянула на часы, висевшие на стене, — те показывали начало шестого.

Литвинская тоже посмотрела на свои наручные часы в массивной золотой оправе. Встала, засобиралась уходить и вдруг неожиданно произнесла:

— Инна, я заехала, чтобы сказать тебе лично, что Володя — замечательный мужик. Он ведь единственный, кто до конца остался принципиальным и честным человеком, не изменил ни себе, ни своей совести… И ты — тоже молодец! Ты уберегла его от всей этой нашей грязи, от этих соблазнов, взяток, искушений, лизоблюдства, лжесвидетельства, угодничества… Ты береги его, Инна… А сегодня ему не надо ездить к Резванову. Там могут произойти какие-нибудь неприятности, и лучше бы ему быть подальше от них.

— Ты что-то знаешь? — Инна Викторовна встревожилась. — А зачем туда едешь ты?

— Нет, Инна, я ничего точно не знаю. Но догадываюсь. Я слишком хорошо знаю всю эту криминальную шоблу, которая липнет к Резванову. И такие, как он, обязательно должны быть наказаны! — Литвинская взяла свою шубу и накинула на плечи. — А я еду туда потому, что хочу всё увидеть своими собственными глазами… Прощай!

Эльвира Аркадьевна стремительно вышла из кабинета, оставив за собой шлейф французских духов и явное замешательство на лице Лазукиной.

Инна Викторовна вдруг вспомнила тот злополучный день, когда гружённый щебнем КАМАЗ, выскочивший на огромной скорости на встречную полосу, чуть не раздавил их старенькие «Жигули». Спасло их тогда только чудо и водительское мастерство Володи — он в доли секунды среагировал и успел резко вывернуть в сторону, выехав на обочину. КАМАЗ чуть позже нашли с пустой кабиной — без водителя. Отыскался и настоящий хозяин, шофёр местной автотранспортной фирмы, который заявил, что грузовик с щебнем был угнан утром прямо из карьера, а заявить об угоне он не успел. Лазукину было и так понятно, что этот нечаянный наезд — был попыткой покушения лично на него. Исполнителя и заказчика в тот раз отыскать так и не удалось. Но Инна Викторовна хорошо запомнила тот кратковременный и ужасный миг, когда они вместе с Володей едва не погибли.

После ухода Литвинской у Инны Викторовны возникла смутная тревога и, взяв в руки телефонную трубку, она торопливо набрала служебный номер своего мужа.

 

 

6

 

— Да, Инна, меня пригласили на банкет к Резванову, и там будет всё городское начальство, — подполковник Лазукин терпеливо и ласково разговаривал с женой по телефону. — Я ещё не решил, поеду или нет. Вот сижу с Костей разговариваю, советуюсь. Тебе привет от него… Ты ведь понимаешь, что для меня это не совсем простая ситуация. Ты советуешь не ехать? Вполне разумный совет. Но я буду ещё думать. А решение приму сам…

Пока подполковник разговаривал с женой по телефону, майор Сиротин мысленно прокручивал уже в который раз всю информацию о Резванове и его команде. Досье и дела на его группировку он знал почти наизусть.

Резванов Андрей Сергеевич, 1961 года рождения. Уроженец города Прокопейска. Образование высшее техническое. Холост. Есть сведения, что имеет сына от гражданки Израиля.

В данное время является генеральным директором закрытого акционерного общества «Главстройснаб», занимает должности председателя совета директоров завода «Строймаш» и председателя правления благотворительного фонда «Наследие». Является также депутатом Прокопейского областного Законодательного собрания и руководит местным отделением партии «Неделимая Россия».

Резванов — величина большая. Связи у него огромные. Состояние тоже немереное. Вроде бы благополучный господин. Но в правоохранительных структурах хорошо знали, откуда у него капитал, связи и могущество.

Организованная преступная группировка «машинистов», которой сначала руководил Гоча Араев по кличке Чача, а после его гибели — Михаил Солопов по кличке Слон, — сформировалась в начале 90-х годов прошлого века в заводских районах города Прокопейска. Андрюша Резванов по прозвищу Резвый был у них тогда на подхвате, вроде как финансовый советник и держатель криминальной кассы. Именно он тогда вёл стратегию по приватизации и покупке выгодных предприятий. Именно он легализовал и приумножил капиталы преступной организации. А затем все члены этой группировки начали странно и стремительно погибать. То разборки, кровавые и бессмысленные в своей жестокости, то какие-то нелепые несчастные случаи и ещё более смешные самоубийства.

Сиротин вспомнил, как Боря по прозвищу Питбуль выкинулся из окна пятого этажа со связанными руками. Да ещё, видимо, побился головой об стенку перед смертью, чтобы надёжнее цапануло. Тогда ведь расследование вёл его бывший шеф, майор Охоткин, а он страсть как любил всё списывать на суицидные наклонности криминальной братвы. Видимо, верил в их слабонервность.

Уцелели тогда из всей банды только четыре лидера: Слон, Пилигрим, Бурый и Резвый. Впрочем, Резвый никогда лидером-то особо и не считался. Он нигде и никогда не светился — ни на сходняках, ни в криминальных операциях. Он всегда был легальным и незамаранным. Ни одной судимости, ни одного дела, ни одного эпизода — даже свидетелем ни разу не проходил. Только по оперативным данным значился как бизнесмен, работающий с деньгами сомнительного происхождения. И надо заметить, что все, кто так или иначе приближался к расследованию его бурной деятельности, быстро получали либо пулю, либо повышение по службе.

В общем, ускользнул тогда Андрей Сергеевич Резванов по прозвищу Резвый от правосудия. Построил свою бизнес-империю на нажитые преступным путём деньги, приобрёл положение в обществе и государственный статус, и теперь вроде бы как — элита! Только крови на нём море — не одной сотни людей.

 Майор Сиротин прекрасно помнил, как приватизировали Прокопейский машиностроительный завод — крупнейший, кстати, в Западной Сибири. Народу тогда перестреляли уйму. Боролись за завод московские банкиры и местные братки. Трудовой народ был даже на стороне своих, местных. И потому захватила завод местная группировка Солопова. Миша Солопов, со смешным прозвищем «Слон», был сыном главного инженера этого крупного завода — Александра Тихоновича — и имел достоверную информацию о ситуации на предприятии. Но именно Резвый нашёл в Москве подход к главному приватизатору страны. Отдал тогда Резванов в руки ответственных чиновников пять миллионов долларов наличными и привёз уже подписанный правительственный документ в пользу своего «Главстройснаба».

Говорят, Резвый тогда убедил Слона и других главарей в том, что именно его легальная фирма сможет эффективно управлять большим заводом. Но после того, как никому ранее неизвестный «Главстройснаб» стал собственником крупного машиностроительного завода, а Резванов возглавил его совет директоров, — у преступной группировки «машинистов» начался процесс самоуничтожения. Бандиты сами отдали огромный козырь Резвому в руки, и он попёр в гору как легальный бизнесмен, а они так и остались криминальными элементами в бандитском подполье.

А потом произошла странная и необъяснимая разборка Миши Солопова, Слона, с кавказской бандой Вахи Абрека в Москве, после которой Слона едва не убили. Ваху тогда застрелили, и почему-то все посчитали, что сделал это именно Слон. Затем Слона крупно подставили на сделке с оружием, и он загремел в тюрьму на двенадцать лет. Его искали подельники и родственники Абрека, но Слон хитро затаился. Его переводили из зоны в зону до тех пор, пока следы не затерялись где-то в недрах нашей огромной пенитенциарной системы. У Солопова явно были могущественные криминальные покровители, и они помогали ему отсидеться по подложным документам где-то в далёком забайкальском лагере строгого режима.

У Слона явно имелся зуб на Резвого. Видимо, тот наглым образом кинул Солопова и прибрал к рукам весь бизнес, который они начинали вместе преступным образом.

Рядом с Резвановым всегда находился Пётр Павлович Пилин, по прозвищу Пилигрим, бывший офицер вооружённых сил, который тоже угодил в тюрьму за вымогательство на пять лет. Хотя дело было какое-то мутное — явно подставное. Кто-то уж очень хотел отправить Пилигрима на нары. Но Резвый опекал Пилигрима на зоне, присылал ему «подогрев» и морально поддерживал, как мог. Так что после освобождения Пилигрим сильно не дёргался и сейчас тихо работал в одной из коммерческих структур Резванова. Но чувствовалось, что и у него тоже осталась сильная обида на Резвого. И вообще Пилигрим был очень непростым человеком.

Есть ещё один из той же банды — Геннадий Николаевич Рябкин по прозвищу Бурый. Этот был в своё время выдающимся спортсменом — чемпионом области по дзю-до. Он был даже кандидатом в олимпийскую сборную, но преступные наклонности поставили крест на его спортивной карьере. Именно он, Бурый, создал боевой костяк банды Слона. Ребята — в основном из спортивных секций. Они-то и начали устанавливать жёсткий контроль над местным бизнесом. А потом, на пике могущества банды, все неожиданно поумирали в расцвете своих молодых сил.

Бурый сам никогда и нигде не участвовал в криминальных операциях и кровавых разборках — он был очень осторожен. Висело на нём два «мокрых» дела, но он сумел от них ловко отмазаться.

Сейчас Бурый руководил частным охранным предприятием, кооптированным в коммерческие структуры Резванова. Кормился, так сказать, от общего бизнеса, но на вторых, наверно, даже на третьих ролях. Он был хорошо осведомлён о делах Резвого, но почему-то до сих пор ещё жив. Видимо, имел какой-то очень весомый аргумент, оберегающий его жизнь.

 

 

7

 

Ещё сидя в заключении, Михаил Солопов получил неожиданную поддержку с воли от некоего доброжелателя, который начал оказывать ему негласное покровительство. Слона несколько раз переправляли этапом на разные зоны, и он понял, что делается это в его же интересах, чтобы его не смогли отыскать слишком мстительные сообщники Абрека.

Отношение лагерного начальства к нему было вполне нормальным, без прессования и особо пристального внимания. Солагерники, блатные и простые, тоже особых хлопот ему не доставляли. Держался Слон особняком — всех сторонился и ни к кому не примыкал. Ему так было спокойней и безопасней. Два раза в месяц он получал большие посылки с продуктами, табаком, чаем, витаминами и необходимыми лекарствами. А однажды к нему приехала на свидание незнакомая молодая женщина, назвавшаяся родственницей.

Увидав её в комнате для встреч, Солопов удивился — он видел её впервые, но он понимал, что эту встречу ему тоже организовал неведомый покровитель. Первое, что сказала ему незнакомая «родственница»:

— Тебе привет от Пилигрима. Я от него. Меня зовут Лена, и он просил доверять мне, — она протянула Михаилу письмо, которое было написано почерком Пети Пилина, Пилигрима, старого товарища по прокопейским делам. В письме тот коротко поведал о себе и убедительно просил Мишу Солопова набраться терпения — досидеть свой срок без шума. В противном случае, Слона могут отыскать недоброжелатели, и ему тогда не поздоровится. Да и Резвый может вдруг вспомнить про него и тоже не даст дожить до освобождения. Так что, писал в своём письме Пилигрим, надо Мише досидеть тихо и так же тихо дождаться выхода на свободу, а там он понадобится для новых больших дел.

— Как он, где он? — настороженно спросил Слон.

— Он в порядке. Ему тоже пришлось пять лет почалиться на зоне. Но сейчас он снова с Резвым в одной команде.

— С Резвым? Тогда что ему нужно от меня? — злобно выкрикнул Слон и вскочил со стула.

— Не кипятись. В письме он тебе всё объяснил. Сейчас Резвый в силе! Но многие заточили на него острый зуб. Пилигрим тоже. Из-за Резвого он отсидел за решёткой и потерял весь свой бизнес. Сейчас он работает в коммерческом банке у Резвого и не имеет больших возможностей. Однако он отыскал тебя сразу после своего освобождения и помогает тебе уже несколько лет. Ты ему нужен. К тому же у него тоже появились сильные покровители, которые хотят разобраться с Резвым. Так что, Слон, послушай совета и наберись терпения, тебе осталось совсем немного до звонка. Хорошо?

Слон согласно кивнул головой.

После этого Лена приезжала к нему ещё несколько раз и передавала много интересных сведений о делах, происходивших на воле. Слон вёл себя тихо и спокойно — надежда на свободу и жажда мести согревали его и немного успокаивали.

*   *   *

Ранним утром, после процедуры освобождения, возле самих ворот исправительно-трудовой колонии, Михаила Солопова встретила Лена с незнакомым молодым парнем в строгом тёмном костюме. Они посадили его в небольшой серый джип «Тойота» и повезли в областной центр. По дороге парень представился как Андрей и без обиняков предложил Слону сотрудничество.

— Ты ментовской? — насторожился Солопов.

— Нет! Я из альтернативной коммерческой организации, но не криминальной. У нас есть интерес к делам вашего бывшего компаньона Андрея Резванова. Ваш приятель Пилин рекомендовал вас как человека, пострадавшего от происков Резванова, и мы надеемся, что вы окажете нам содействие в восстановлении справедливости, — Андрей говорил уверенно и немного покровительственно. Он давал понять, что отныне Слону придётся играть по правилам, предложенным этой загадочной организацией, в противном же случае он останется один на один с Резвановым и своими проблемами. Особого выбора у Солопова не было, да и предлагали ему фактическое сотрудничество против Резвого.

— Он загнал моего отца в гроб, отнял мой дом, посадил меня в тюрьму. Я с чёртом заключу сделку, чтобы отплатить ему за всё. Если вы мне поможете поквитаться с Резвым, то я всё сделаю для вас, — мрачно произнёс Слон, и горячая жажда мести вспыхнула в нём с новой силой.

— Значит, договорились, Михаил Александрович! — Андрей вёл автомобиль и разговаривал с Солоповым, не поворачивая головы, изредка поглядывая на того через зеркало заднего обзора. — Сейчас мы едем в аэропорт и затем летим в Москву. Там вы подробно и со всеми деталями изложите всё, что знаете про Резванова и его деятельность в тот период, когда он был вместе с вами. Ваша история нам более или менее известна, и претензий к вам нет — вы своё отсидели. Теперь вы нужны нам, и мы вам поможем. Мы рассчитываем на порядочные партнёрские отношения и добросовестное сотрудничество. Вы согласны, Михаил Александрович?

Солопов ничего не ответил, было и так понятно, что его молчание — это знак полного согласия.

Все вместе они вылетели в Москву ближайшим рейсом.

В столице Андрей привёз Слона в небольшой старинный трёхэтажный особняк где-то на окраине в парковой зоне. На первых двух этажах располагались офисные кабинеты, в которых работали тихие дисциплинированные люди в одинаково строгих костюмах и с заметной армейской выправкой. На третьем этаже находились жилые комнаты. В одной из них и поселили Солопова.

Вечером с ним побеседовал строгий пожилой человек с густыми седыми бровями и тяжёлым пристальным взглядом. Он долго расспрашивал о Резванове, о Рябкине, о Пилине и о других участниках некогда грозной прокопейской группировки «машинистов». Он проинструктировал Солопова о дальнейших действиях и оставил его в покое.

А утром следующего дня Слон уже сидел в небольшом светлом кабинете и, слушая советы Андрея, обзванивал всех своих старых знакомых по списку, составленному накануне.

Резванов стоял в списке самым последним, и позвонил ему Михаил Солопов с особым волнением. Разговор был напряжённым, но неожиданно принёс ему какое-то глубокое удовлетворение, сердце его вострепетало от сладкого ожидания мести, а слова произносились с особой нервной дрожью:

— В общем, Резвый, желаю тебе здоровья и… до-о-олгих лет жизни!

*   *   *

Положив телефонную трубку, Солопов вопросительно поглядел на сидевшего напротив него в кресле Андрея. Тот был невозмутим и, казалось, был безучастен ко всему. А Слона трясло от негодования и волнения. Он, только что разговаривая по телефону с Резвановым, сдерживал себя изо всех сил. Он негодовал оттого, что сидел здесь, в Москве, в офисе у своих новых знакомых, предложивших ему неожиданную помощь, вместо того, чтобы немедленно оказаться там, в Прокопейске, и поглядеть на этого проходимца Резванова. Солопову не терпелось воздать должное своему бывшему сообщнику Резвому, этому ничтожному и жалкому человеку, предавшему его и всех своих товарищей, «кинувшему» Слона и подставившему его под тюрьму.

— Может, я зря позвонил Резвому?

— Ты правильно позвонил и вовремя. Его нужно встревожить, потому что сегодня у него день рождения и в его жизни должно произойти что-то не очень хорошее. Так указано в его гороскопе. Но независимо от того, останется Резвый в живых или погибнет, нам предстоит серьёзная работа по освоению его наследства. Понятно?

— Но я должен с ним поквитаться… За отца…

— Ты уже поквитался… Тем, что остался в живых. Этот твой разговор с ним будет жечь его до самого последнего момента… Пошли выпьем пива, а затем придёт Лена и ты поедешь с ней в город отдохнуть. Ты всё сделал правильно, и всё у тебя будет нормально. По крайней мере — это в твоих руках, — Андрей встал и направился к выходу.

— Знаешь, — произнёс Солопов с сильным волнением, — я поначалу думал, что вы ребята конторские, гэбисты бывшие или ещё какие-нибудь там государевы слуги. А сейчас только понял, что вы не конторские и вовсе не гэбисты. Вы такие же бандиты, как я, как Резвый, как другая братва. Вы только организованы по-другому! А по понятиям — так вы ничем не лучше нас. Такие же отморозки, только по-блатному не разговариваете…

— Пойдём пить пиво! — Андрей усмехнулся и вышел вон.

 

 

8

 

Подполковник Лазукин закончил разговор с женой, аккуратно положил трубку и, встав из-за стола, начал медленно расхаживать по кабинету, раскачиваясь корпусом из стороны в сторону.

— Ты, Костя, всё правильно говоришь. Я не хуже тебя знаю, где сейчас вся эта недобитая бандитская сволочь заседает. Но я стараюсь не горячиться. Надо всё хладнокровно рассчитывать и подлавливать эту шваль на очевидных проколах. Ведь психология вора и бандита почти не меняется со временем. Оттого, что он теперь сидит в шикарном офисе или носит депутатский значок, он ведь не перестал быть уркой и полным отморозком…

Ну, ведёт он себя, может быть, более осторожно. Но ведь, всё равно — рано или поздно — он проколется на чём-нибудь. Вот ведь Арканя уворовывает почти треть городского бюджета, и половина этих денег идёт на взятки и подкуп таких же чиновников, как мы. И доказать эти его афёры не так сложно. Ты же знаешь? Но кто стоит на его защите? Правильно, госаппарат из чиновников и бюрократов, которые нуждаются в его услугах и которых он кормит с руки украденными у государства деньгами.

Мы можем вот так вот, в лоб, переломить ситуацию? Конечно, нет! И ты знаешь — почему! Завтра тебя достанет третья пуля, а меня в третий раз сшибут КАМАЗом, только уже наверняка насмерть, и поставят на наши места более сговорчивых и покладистых парней, которые, как и все, будут брать деньги и у Аркани, и у Резвого, и у Пырина, и у наркоторговца Мустафы.

Уже то, что ни ты, ни я — не берём этих поганых денег, вызывает раздражение и у наших коллег, и у нашего начальства. Мы не из их банды, мы белые вороны, и нас будут пытаться или сломать, повязав на деньгах, или просто уберут по-тихому. И если только на пенсию, то это будет ещё не самый худший вариант, — подполковник повернулся к тёмному окну и принялся разглядывать вечернюю улицу.

— Так что ты предлагаешь, Володя? Сколько мы ещё можем сидеть и сопеть в тряпочку? У меня из отдела уже поуходили почти все самые лучшие и честные ребята, которые с нами прошли и горячие точки, и серьёзные спецоперации. Одни не верят, что мы вообще что-то можем изменить в этой гнилой ситуации. А другие мне уже прямо в глаза говорят, что и я тоже скурвился, раз ничего не предпринимаю. И мне это всё изрядно надоело, — Сиротин встал рядом с Лазукиным и тоже поглядел в окно. — Сам я не могу действовать, потому что повязан и законами, которые принимают такие, как Резвый, и корпоративной солидарностью, да и просто мне нужно думать о семье. Чёрт бы побрал всю эту нашу камарилью!.. — Майор Сиротин закурил новую папиросу, которую уже изрядно помял в пальцах, и снова уселся в кресло. Он немного успокоился, выговорившись не столько перед начальником, сколько перед своим старым товарищем по оружию. — Скажи, Вова, всё-таки, что-то мы можем сделать? Или стоит снять погоны и уехать в деревню пасти свиней?

Лазукин присел на краешек стола и, глядя на майора Сиротина в упор, заговорил уже намного спокойнее:

— Костя, и ты, и я одинаково понимаем сложившуюся ситуацию, и мы вовсе не одиноки. Нормальных и порядочных мужиков ещё немало осталось и в милиции, и в прокуратуре, и в армии, и в других силовых структурах. Мы все друг друга знаем, и у нас была возможность проверить друг друга в деле — кто чего стоит — не на словах, а в боевой обстановке, с оружием в руках. Поэтому считаю ситуацию совсем не безнадёжной. Сейчас мы начинаем работать на качество…

Подросло новое поколение молодых и голодных бандитов, которым не достался пирог, поделённый такими, как Резвый и Арканя. И этим молодым отморозкам наплевать на высокие должности и авторитеты своих криминальных предшественников. Они поубивают их и отнимут всё то, что те украли у народа. И предела этому нет, и никогда не будет. Только профессиональная и бескомпромиссная борьба может, по крайней мере, утихомирить всю эту бандитскую стаю.

Нынешняя политическая система криминальна по сути, но и она нуждается в таких профессионалах, как мы. Без нас, без нашего опыта и умения, она рухнет, потому что продажные менты не могут наводить порядок и бороться с преступностью — по определению не могут. Мы — можем, и потому с нами пока ещё считаются…

Мы заняли руководящие должности вполне закономерно и закрепились на своих позициях. Нам нужно теперь сконцентрировать свои усилия на главном направлении, — Лазукин встал и снова прошёлся по кабинету. Он опять закурил и продолжил:

— Кто в нашем регионе ключевая фигура в преступном мире? Кто разруливает все процессы — и легальные, и нелегальные? Правильно. Это — Резвый…

 Майор Сиротин взглянул на часы, показывая, что времени у него осталось не так много. Но он ждал главного от этого разговора со старым приятелем и соратником:

— Вова, мы оба всё хорошо знаем о Резвом и его окружении. Резвый, действительно, является ключевой криминальной фигурой в нашем регионе. Устранив его, мы нанесём сокрушительный удар по всей его бандитской империи и ликвидируем всю его шайку. Но будет ли этот удар окончательным? Я прекрасно понимаю, что все остальные — это вторичные и даже третичные фигуры. Пахан над всеми — именно Резвый. Но как его убрать? Банально грохнуть руками киллера? Это не так просто сделать, особенно — нам. И даже ликвидировав его физически, сможем ли мы наверняка разрушить его преступную структуру?! Вдруг вместо него сядет другой — со стороны или сверху — более умный и осторожный отморозок? Всё ли мы просчитали? И есть ли у нас зацепки на Резвого?..

Лазукин молчал. Ему предстояло принять непростое решение, и оно далось ему нелегко.

После долгой и напряжённой паузы в кабинете подполковник Лазукин, глядя в глаза своему товарищу майору Сиротину, твёрдо произнёс:

— Костя, зацепки есть. Преступная империя Резвого устроена так, что всё завязано лично на нём. После его смерти вся структура гарантированно рассыплется на маленькие кусочки. Уже есть охотники прибрать к рукам всё, что останется после Резванова. Эти шакалы уже что-то почувствовали и потянулись в Прокопейск… А я лично всё-таки пойду сегодня на банкет к Резвому. Мне не нужно сейчас раздражать своих коллег, да и надо притупить бдительность самого главаря. А там — буду действовать по обстоятельствам…

Я своими глазами хочу посмотреть на все эти сливки нашего общества, прикормленные Резвановым. Затем буду принимать радикальные решения. Кстати, через час мне уже надо выезжать, — закончив разговор, подполковник Лазукин встал. Майор Сиротин последовал его примеру. Он был удовлетворён этим разговором, и особенно ответом своего начальника и старого товарища Володи Лазукина. Они крепко пожали друг другу руки, и майор вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.

 

 

9

 

Пармениус вздрогнул, ему явственно послышался звонок по городскому телефону. Звонка на самом деле не было, потому что дисплей номероопределителя никак не среагировал. Но звук отчётливо стоял в ушах, и Пармениус понимал смысл этой иллюзии. Это было предупреждение о надвигающихся событиях, исход которых был не предопределён. Ему стало страшно, потому что такие ситуации несли в себе скрытую угрозу, а неопределённость всегда страшнее угрозы явной. Он силился увидеть развитие этого события в ближайшем будущем хотя бы на час вперёд, но линия судьбы не развивалась, а упиралась в какое-то невидимое препятствие. Приготовившись к самому худшему, Пармениус протянул руку к телефону и приготовился поднять трубку.

Время шло, и рука начала заметно дрожать.

Звонок прозвучал неожиданно громко, прогнав по натянутым нервам Пармениуса острый сигнал вглубь мозга и вызвав мощный выброс адреналина. Дисплей на телефоне засветился зелёными штрихами — номер не определился. Вспотевшая рука с трудом подняла трубку и поднесла её к уху. В динамике послышался приятный молодой баритон:

— Пётр Абрамович? Здравствуйте.

— Я астролог Пармениус…

— Я в курсе. Но по паспорту вы Пётр Абрамович Минхус.

— Да, но…

— Я звоню вам по просьбе одного очень уважаемого человека. У нас к вам есть деликатное поручение по вашей специальности.

— Я вас очень внимательно слушаю, — Пармениус немного успокоился, но по телу пошла странная вибрация.

— Наш шеф хочет заказать вам составление своего гороскопа. И это нужно сделать не просто срочно, а очень срочно! Вы понимаете меня, Пётр Абрамович? — голос в трубке становился твёрдым и безапелляционным.

— Я очень хорошо вас понимаю, но… Составление гороскопа — вещь тонкая и непростая. Я дипломированный астролог и составляю натальные карты по строго научной методике. Мои гороскопы чрезвычайно точны и…

— Пётр Абрамович! Мы знаем, что вы один из самых лучших астрологов в стране и репутация ваша безупречна. Именно поэтому мы обратились к вам, а не к другому специалисту. Мы знаем, что в вашем распоряжении есть эффективные расчётные программы и вы с помощью компьютера можете достаточно быстро выполнить наш заказ. Это просьба очень серьёзного человека, и он заплатит вам две тысячи евро. Вы понимаете? — голос снова смягчился и даже приобрёл оттенок нежности.

У Пармениуса спёрло дыхание от услышанного предложения  — сумма немалая! Но необычно сжатые сроки исполнения заказа по-прежнему вызывали настороженность. Он перехватил трубку левой рукой, а правой вытер пот со лба. В трубку он едва не выкрикнул:

— Я согласен! Завтра всё будет готово…

— Никаких завтра! — резко перебил его снова затвердевший голос. — Сегодня! И как можно быстрее!

— Сколько у меня есть времени? — Пармениус опять заволновался.

— Час!.. Гороскоп должен быть готов в 18-30. Его заберут точно в указанное время. Ваш адрес нам известен, и курьер уже направляется к вам. Передадите ему гороскоп, и он вручит вам деньги. Поторопитесь, пожалуйста. Мы очень надеемся на вас.

— Сообщите мне, пожалуйста, дату, месяц и год рождения вашего заказчика. По возможности укажите время рождения или хотя бы время суток. Также мне нужно знать место рождения, пол, рост и вес этого человека, — Пармениус торопливо записывал данные, которые диктовали ему по телефону. — Спасибо, я всё записал. Постараюсь сделать расчёты быстро. Может, вы пытаетесь установить какие-то особенности в судьбе вашего заказчика?

— Да, нас интересует — нет ли опасности для нашего заказчика в ближайший период времени, ну, допустим, полгода, год, — голос в трубке снова потеплел. — И учтите, всё, что мы вам сообщили, — строго конфиденциально, а результаты — строжайшая тайна. Вам придётся про них забыть потом. Понимаете?

— Разумеется! Я соблюдаю тайну клиентов, — Пармениус снова почувствовал вибрацию по всему телу.

— Иначе, Пётр Абрамович, пострадает ваша репутация… И не только! — голос прозвучал очень жёстко, и одновременно раздались гудки отбоя.

Пармениус незамедлительно сел за компьютер и принялся делать расчёты. Введя данные в программу, и получив электронные таблицы, он начал строить графики на экране жидкокристаллического монитора, аккуратно водя «мышкой» по столу. Концентрические окружности, перечёркнутые разноцветными линиями с буквенными обозначениями и астрологическими символами, выстраивались в красивый и загадочный узор.

Через полчаса натальная карта таинственного заказчика была готова. Распечатав на цветном принтере, Пармениус задумчиво рассмотрел её ещё раз.

Карта была совсем непростой. Это был гороскоп необычного человека, которому покровительствовали планеты, а звёзды оказывали особое влияние. Судьба этого человека была строго предопределена. Он должен был добиться выдающихся успехов и могущества, преодолевая трудности и опасности. Но в секторе, обозначенном датой 23 марта, пересеклись несколько линий, образовав особый узел, показывающий трагический момент в судьбе.

При других раскладах это могло бы означать просто резкое изменение в жизни человека, но в данной ситуации, когда дата совпадала с днём рождения, это означало смертельную угрозу или катастрофический слом всех жизненных успехов. С учётом того, что это был гороскоп человека, родившегося под знаком Тельца, была очень высока вероятность его внезапной насильственной смерти.

Сегодня было двадцать третье марта, и гороскоп велели составить именно в день рождения и накануне трагических событий анонимного заказчика. Это уже само по себе было очень тревожно, необычно и загадочно.

Пармениус был в нерешительности. Если он отдаст гороскоп в таком виде и человеку, его заказавшему, придётся сегодня неожиданно умереть, то для астролога могут наступить неприятные последствия за недобрые предсказания. Астролог догадывался, что заказчик очень влиятельный человек и в его окружении могут найтись люди, которые легко обвинят его в соучастии в весьма вероятной трагедии.

Но, с другой стороны, получив предупреждение об опасности, хозяин гороскопа может избежать гибели. Хотя, как? Пармениус ещё раз внимательно просмотрел карту и не увидел каких-либо альтернативных вариантов. Гороскоп предвещал либо смерть, либо сильный и непоправимый удар по человеку, чью судьбу он описывал. Вероятности избежать катастрофы у хозяина данного гороскопа почти не было.

Пармениус поменял в компьютерной программе несколько цифр и вычертил новую натальную карту. Распечатав, он сравнил её с предыдущей. На новой карте узел катастроф 23 марта выглядел не так страшно. В нём были альтернативные варианты развития судьбы. Спрятав первый вариант гороскопа в стол, Пармениус запаковал новую карту с напечатанными комментариями в пакет. Он посчитал, что так будет лучше. Если с его клиентом что-то случится, то никто не сможет предъявить ему каких-либо претензий. А если его заказчик останется живым и благополучным, то он учтёт, что опасности ему удалось избежать благодаря предупреждению и объективным предсказаниям астролога.

Но всё равно ситуация была для Пармениуса патовой. Что ни случись, как ни поступи, — всё для него будет плохо.

Набрав номер на мобильном телефоне, он с волнением ожидал, когда на его звонок откликнется тот, на кого он ещё мог понадеяться.

 

 

10

 

Вернувшись в свой кабинет, майор Сиротин открыл маленький сейф, спрятанный в стенном шкафу для верхней одежды, и вынул тонкую кожаную папку тёмно-коричневого цвета. Сев за стол, он раскрыл папку и просмотрел очень внимательно несколько плотных листов бумаги со странными узорами из концентрических окружностей и пересекающихся линий.

Набрав номер на одном из служебных телефонов, майор тихо произнёс в трубку:

— Соедини меня, пожалуйста, с консультантом по девятому отделу.

После небольшой паузы, он услышал в трубке знакомый хрипловатый старческий голос:

— Добрый вечер, Константин Петрович. Рад вас снова слышать.

— Извините за беспокойство, Тимофей Аверьянович, но вынужден посоветоваться с вами по очень важному вопросу, — Сиротин взглянул на список, который держал перед собой.

— Весь внимание, — голос посерьёзнел.

— Три года назад по моей просьбе вы составляли гороскоп на группу лиц. Помните? — продолжил капитан.

— Разумеется. Я следил за судьбами этих персонажей и сделал анализ сбывшихся и несбывшихся прогнозов. Коэффициент прогностики моих гороскопов оказался очень высоким. Вы согласны со мной? — голос Тимофея Аверьяновича звучал очень уверенно.

— Отчасти. Однако один наш пассажир сошёл раньше, чем предполагал его гороскоп. Вы помните это? — Сиротин ухмыльнулся. — Хотя по части других персонажей ваш прогноз сбывается практически на сто процентов.

— На восемьдесят пять! Учитывайте фактор стохастичности и неучтённых гравитационных возмущений, — Тимофей Аверьянович был на своём коньке и намеревался развить тему. — К тому же не забывайте и про волевой фактор…

— Простите, пожалуйста, но у меня очень мало времени! — перебил собеседника майор. — Помните ли вы, что у одного из персонажей в натальной карте обозначен смертельный узел в день его рождения?

— Конечно. И я знаю, о ком идёт речь, — торжественно ответил консультант.

— Не произносите никаких имён! Хорошо? Линия хоть и защищена, но лучше проявить осторожность, — продолжил Сиротин. — Так вот, вопросы: насколько вероятно свершение этого прогноза и есть ли возможность избежать трагической развязки?

— Я очень хорошо помню карту этого персонажа и хочу подчеркнуть, что это гороскоп уникальной личности. Я потому и запомнил все детали, что встречал всего три подобных гороскопа за всю свою астрологическую карьеру. А ведь я занимаюсь астрологией всю жизнь. Вы же знаете, Константин Петрович?

— Знаю, Тимофей Аверьянович. Так как же вы ответите на поставленные вопросы?

— На первый вопрос отвечу так — вероятность девяносто процентов против десяти. Это значит, что при всех благоприятных стечениях обстоятельств это событие произойдёт по объективным причинам. Авария, приступ, несчастный случай. А при крайне неблагоприятных обстоятельствах — насильственным путём по инициативе постороннего лица. Так или иначе, но избежать этого события ему не удастся. В лучшем случае — серьёзная травма, которая положит конец его карьере. В худшем — страшная и жестокая смерть на публике. И это ответ на второй вопрос… Ещё вопросы есть? — голос Тимофея Аверьяновича звучал назидательно, как у строгого школьного учителя.

— Пожалуй... Значит, летальный исход неизбежен? — переспросил ещё раз Сиротин.

— С наибольшей вероятностью, — подтвердил астролог.

— Вы сказали, что подобных гороскопов видели всего три. Не можете мне сказать, чьи это были гороскопы? — поинтересовался майор.

— Могу. Этих клиентов уже нет в живых, а их гороскопы изучают все начинающие астрологи. Для подтверждения объективности астрологической науки, так сказать. Это гороскопы Юлия Цезаря, Джона Кеннеди и Раджива Ганди. Как вы знаете, все они погибли насильственной смертью на пике своей карьеры. У вашего клиента очень схожий гороскоп, и узел смерти выражен особо ярко, потому как его личность находится под влиянием Марса и созвездия Скорпиона, — голос Тимофея Аверьяновича задребезжал от волнения.

— Тогда ещё один вопрос, — Сиротин тоже почувствовал сильное волнение.

— Пожалуйста, — с готовностью ответил астролог.

— Кто ещё в нашем городе серьёзно занимается астрологией, кроме вас, разумеется? — майор взял в руки остро отточенный карандаш и занёс его над чистым листом бумаги.

— Константин Петрович, разве ваш девятый отдел ещё не взял под свой колпак всех наших астрологов — и плохих и хороших? — поехидничал консультант-астролог.

— Не надо иронизировать, Тимофей Аверьянович! — Сиротин хитро усмехнулся. — Наш девятый отдел уже давно взял на учёт всех астрологов, магов и предсказателей. И шарлатанов, и очень серьёзных специалистов. Таких, как вы, например, Тимофей Аверьянович. Но у меня нет сейчас под рукой списка, а дело весьма неотложное.

— Спасибо за комплимент, Константин Петрович, — астролог был польщён. — Могу ответственно заявить, что, помимо меня, в нашем достославном городе серьёзно астрологией занимаются только два человека: Петька Минхус по кличке Пармениус и Серж Бутиков по прозвищу Бастиан.

— У вас, астрологов, Тимофей Аверьянович, погоняла прямо как у уголовников. Вы-то работаете без псевдонима, под своей фамилией — доктор Струве. Тоже звучит гордо! — Сиротин слегка подтрунивал над астрологом, но тот не обращал внимания на иронию.

— Клички у собак, погоняла у блатных, а у астрологов астральные имена, прозвища. Вы же знаете, что я доктор физико-математических наук и профессор кафедры астрофизики нашего университета, — начал было пафосную речь Тимофей Аверьянович, но Сиротин снова прервал его:

— Я всё про вас знаю, доктор Струве. Ну, а другие наши местные астрологи, они что из себя представляют?

— Шарлатаны и недоучки! — строго констатировал профессор.

— Да?! — Сиротин ухмыльнулся. — Значит, сегодня, двадцать третьего марта, в день рождения нашего великого героя, с ним обязательно произойдёт что-то нехорошее?

— Ставлю ящик коньяка против одной бутылки водки, если это не произойдёт. Принимаете пари, Константин Петрович? — теперь иронизировал астролог.

— За ящик коньяка я и сам его грохну! — Сиротин, не сдержавшись, хохотнул. — В общем, спасибо за подробную консультацию, Тимофей Аверьянович. Извините, но мне пора. До свидания! — услышав ответное прощание, майор Сиротин аккуратно положил трубку на рычаг телефона и снова принялся рассматривать натальные карты, начерченные на плотной бумаге.

Неожиданно запел бравурным маршем мобильный телефон на поясе. Взглянув на него, Сиротин удивился, но поднёс трубку к уху:

— Ты зачем звонишь? Что-то экстренное? Я в курсе. Сегодня в девятнадцать. Да, шеф поедет туда. Что там замышляют? Ты уверен? Спасибо за оперативную информацию. Я приму меры. Будь осторожен.

Нажав кнопку отбоя, Сиротин некоторое время сидел задумавшись. Затем он спрятал кожаную папку с бумагами обратно в сейф и запер шкаф на ключ. Походив по кабинету, он снова сел за письменный стол и глянул на табло электронных часов. Майор поднял трубку телефона спецсвязи:

— Коля, приведи своих орлов в полную боеготовность. Сейчас семнадцать сорок восемь. В восемнадцать тридцать выезжайте к ресторану «Глория» на улицу Кирова и займите скрытые позиции. По оперативной информации ожидается ЧП. Будьте бдительны и аккуратны. Там будет Лазукин и почти всё начальство города и области. Усильте прослушку и радиоперехват. В подозрительных случаях — глушите всё подряд. Да, и номера автомобилей в округе пробейте. Следите за всеми перемещениями. Если что — докладывай незамедлительно. Всё! До связи.

Сиротин выдвинул ящик стола, достал пистолет «Грач» и спрятал в кобуру слева подмышкой. Ещё раз взглянув на часы, майор быстро вышел из кабинета.

 

 

11

 

Ресторан «Глория» был большим пристроенным к высотной гостинице двухэтажным зданием из бетона, с огромными окнами из тонированных зеркальных стёкол. На первом этаже располагались — огромных размеров холл с гардеробом, два бара, биллиардная, туалеты, курилка, склады и подсобные помещения.

На втором этаже находился просторный обеденный зал на двести посадочных мест с массивными столами, которые были сдвинуты в огромную букву П.

Потолки были облицованы красивыми декоративными панелями из бежевого пластика с чёрными горошинами маленьких сквозных отверстий, что обеспечивало дополнительную вентиляцию и улучшало звукоизоляцию в этом большом зале. Под потолком висело восемь роскошных люстр футуристической конструкции.

Столы были накрыты белоснежными накрахмаленными скатертями и шикарно сервированы серебряными столовыми приборами, дорогой фарфоровой посудой и хрустальными фужерами с золотыми ободками.

Расторопная прислуга под присмотром строгого распорядителя в чёрном смокинге расставляла закуски, фрукты, кувшины с напитками и бутылки с винами, коньяками и водкой. На высокой сцене в ожидании торжественного вечера репетировал небольшой эстрадно-симфонический оркестр под руководством живописного седовласого дирижёра в белом фраке. Музыканты были наряжены в старинные камзолы и с напудренными париками на головах.

Прислуга была в красных ливреях с золотыми пуговицами и расшитыми позументами. Девушки-официантки — в чёрных обтягивающих коротких платьях с белыми передниками и в кружевных кокошниках на белых париках. Все в белоснежных шёлковых перчатках. Персонал был обряжен в подчёркнуто дорогие наряды, и вся обстановка зала демонстрировала вызывающую роскошь в стиле барокко.

Повсюду — изобилие зеркал, бронзы, позолоты, хрусталя, пунцово-плюшевых и бело-атласных портьер. Обстановка зала больше напоминала тронный зал какого-нибудь короля Людовика и должна была произвести потрясающее впечатление на посетителей.

Кухня ресторана вместе с административными и подсобными помещениями занимала более половины площади всего второго этажа. Кухонный зал походил на ультрасовременную лабораторию военного назначения. Никелированные электроплиты, холодильники, духовые шкафы, вспомогательные агрегаты — больше напоминали космические приборы. Блестящая металлическая и прозрачная стеклянная посуда с многочисленными поварскими инструментами придавали сходство ещё и с медицинским учреждением. Дополняли картину повара в белых комбинезонах с фантастическими головными уборами, похожими на шлемы лётчиков, и с лицами, полузакрытыми стеклянными забралами и белыми повязками. Здесь можно было с успехом снимать продолжение «Звёздных войн». Два десятка человек колдовали в этой научно-фантастической кухне-лаборатории.

Работа на кухне кипела полным ходом. Разделывалось парное мясо, нарезалось безумное количество овощей, бесконечно вскрывались консервные банки. Гигантские кастрюли кипели, огромные сковороды шкварчали, большущие противни дышали жаром. Стучали по разделочным доскам ножи, звякали ложки и поварёшки, звенела стеклянная посуда. Над плитами струились пар, дымок и густой аромат готовящейся пищи. Жужжали миксеры, урчали мясорубки, гудели зерномолки. Мигали красные и жёлтые лампочки на приборах. Огромные вытяжные короба обеспечивали хорошую вентиляцию, а многочисленные видеокамеры в разных точках бдительно следили за всеми технологическими процессами на кухне.

*   *   *

Молодой и расторопный кухонный работник Миша сложил упаковки с овощами на хромированный стеллаж и бегом по лестнице спустился вниз на первый этаж в складской бокс. Здесь видеокамер не было. Оглянувшись по сторонам, он, петляя по длинным закоулкам коридоров, подошёл к двери подсобки в самом конце раздевалки и потихоньку постучал три раза. Дверь приоткрылась, и Миша юркнул внутрь.

Лампочка под низким потолком тускло освещала маленькую комнатушку с двумя железными шкафами по обеим сторонам. Рядом располагались прислонённые к стенам инструменты для уборки помещений и пластмассовые вёдра для мытья полов. Посреди комнаты стоял невысокий коренастый мужик в чёрном пальто с небритым лицом. Он недовольно проворчал, глядя на Мишу:

— Чего так долго?

— Работы много, не продохнуть. Вот забежал на минутку. Слушай и делай потом всё сам. В шкафу форма подсобного рабочего — переоденься. Свои шмотки сложишь в пакет — я потом вынесу. И побрейся, там есть электробритва. У нас даже грузчики ходят выбритыми и благоухают парфюмом… По сторонам не пялься, вопросов никаких не задавай. Куда идти знаешь — там дверь открыта. Уйдёшь потом через разгрузочный дебаркадер, там постоянно открыты ворота. Запалишься — я тебя не знаю. Ты понял? Всё — больше не увидимся! — Миша осторожно вышел из подсобки обратно, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Отойдя подальше и повернув в коридор, ведущий к выходу, Миша достал спрятанный за пожарным краном мобильный телефон и набрал номер. После короткого ожидания абонент откликнулся, и Миша, плотно прижав трубку к уху и прикрыв рот ладонью, негромко произнёс:

— Он здесь. Я его встретил и провёл внутрь. Через десять минут он будет в форме. Уйдёт через ворота дебаркадера. Я сделал всё, как велели.

Закончив разговор, Миша достал сим-карту и, зайдя в туалет, сломал её и выкинул в унитаз.

 

 

12

  

Раздался звонок в дверь. Пармениус глянул на маленький экранчик системы наружного наблюдения — на нём было видно сверху, что на площадке перед его дверью стоит всего один человек в светлом пальто и без головного убора. Астролог взял в руки пакет с натальной картой, расчётами и комментариями и пошёл открывать.

Отперев внутреннюю деревянную дверь, он ещё раз глянул в оптический глазок и принялся отмыкать запоры в массивной стальной наружной двери. Приоткрыв её, Пармениус внимательно поглядел на стоявшего перед ним гостя. Тот выглядел вполне прилично. Не какой-нибудь бритоголовый качёк в спортивном костюме, а интеллигентного вида молодой человек с ухоженным лицом офисного клерка.

Слегка кивнув головой, гость протянул тонкий конверт астрологу. Тот взял конверт и заглянул внутрь — там лежали евробанкноты. Спрятав деньги в карман, Пармениус протянул незнакомцу пакет с гороскопом. Но тот не взял его.

— Пётр Абрамович, — голос гостя был холодный и строгий и не походил на обаятельный тембр звонившего по телефону, — вы должны поехать со мной.

— С какой стати?! — удивлённо воскликнул Пармениус. — Мы так не договаривались!

— Уважаемый Пётр Абрамович, у вас нет повода для опасений. Наш шеф приглашает вас на свой торжественный вечер, и вы должны самолично представить ему гороскоп, рассчитанный вами для него, — посланец вынул из кармана и протянул Пармениусу визитную карточку. На белом, тиснённом узорами картоне красивыми золочёными буквами было написано — Резванов Андрей Сергеевич. И всё — больше ничего. Но астролог знал, кто такой Резванов. Все его официальные титулы и высокие должности значения не имели. Пармениус очень хорошо знал, кем на самом деле является человек с такой фамилией, и до него моментально дошло, что гороскоп он рассчитал именно для самого господина Резванова, человека известного, влиятельного, легендарного и ужасного. Значит, угроза смерти висит именно над этим могущественным человеком, фактическим хозяином города, а, может быть, даже и всей области!

Астролог почувствовал тоскливую безысходность ситуации, в которую попал. Приглашение на встречу с заказчиком гороскопа, предвещавшему тому летальный исход в день его рождения, и возможность стать свидетелем, а то и соучастником этого события, — это для Пармениуса было невыносимо. Сегодняшний сон был вещим, смысл его становился понятен и обретал реальность. Пармениуса приглашали на встречу со смертью: чужой и, очень вероятно, — своей. Однако выхода не было.

— Но я не могу… — неуверенно промямлил Пармениус. Ему стало очень страшно.

— Никаких возражений! — молодой человек откинул левую полу пальто и засунул правую руку за пазуху, намереваясь достать весомый аргумент в подтверждение своих слов. — Мне велено доставить вас по назначению вместе с документами. И я вас доставлю. По-любому! Пётр… Абрамович, — сделав упор на слове Абрамович, посланец начал медленно и угрожающе вынимать руку из-за пазухи.

— Да, конечно-конечно! Я согласен… Я поеду с вами. Только мне надо переодеться. Можно? — Пармениус, робко улыбаясь, отступил вглубь квартиры.

— Разумеется. Только по-быстрому. Пять минут! — гость шагнул в квартиру следом за Пармениусом. — И дайте сюда пакет, пожалуйста. Я подержу его.

 

 

13

 

— Андрей Сергеевич, машина подана. Пора! — охранник услужливо открыл дверь, приглашая на выход.

Резванов стоял перед зеркальной дверцей огромного шкафа и недовольно разглядывал себя в отражении. Ему сегодня не нравилось  собственное лицо. Оно было бледным, встревоженным и неуловимо изменившимся. Высокий лоб, прежде безукоризненно гладкий, прочертили морщины. Хорошо выбритые щёки отливали непонятной синевой, а карие пронзительные глаза были потухшими и тусклыми.

Белый костюм от Кардена с длинным приталенным пиджаком ладно сидел на его спортивной сухощавой фигуре. На кремовой сорочке покоился яркий пунцовый галстук, а на манжетах сверкали массивные золотые запонки с бриллиантами. Резванов шаркнул по полу ногой в белом кожаном штиблете с золотой пряжкой и подтянул брючный ремень из каймановой кожи. Наряд был безупречен и соответствовал статусу очень важного и богатого человека.

Но лицо в зеркале было как будто не его. И это смутно беспокоило.

Разговор со Слоном оставил на душе очень неприятный осадок. Не то чтобы он сильно потревожил — к неприятностям Андрей Сергеевич давно привык и относился к ним стоически. Но этот телефонный разговор нёс какую-то скрытую угрозу. Хотя Резванов был уверен, что его безопасность надёжно обеспечена и его могуществом, и его авторитетом, и многочисленной высококлассной охраной, и, самое главное, профессиональной разведкой и контрразведкой. Все угрозы, возникавшие на периферии его финансовой империи, легко вычислялись, быстро локализовывались и решительно пресекались ещё в зачаточном состоянии.

На безопасность Андрея Резванова работали не только многочисленные подразделения его корпорации, не только теневые структуры и полукриминальные организации, но и весь аппарат местной государственной власти со всеми своими силовыми ведомствами и законодательными возможностями. Резванов не боялся ни банальных угроз со стороны конкурентов, ни интриг со стороны завистников, ни каких-нибудь бандитских наездов, ни прессинга со стороны властей. Он сам был бандитом и сам был властью.

Резванов всё предвидел, просчитывал и старательно разрушал любую комбинацию, задуманную против него. Врагов у Резвого было не так уж и много, и они при разных обстоятельствах потихоньку покидали этот бренный мир.

А вот завистников у Андрея Сергеевича было огромное количество. Но завистники — это просто сборище, толпа, это неприятный фактор, но не угроза безопасности.

Резванов чувствовал себя неуязвимым. Но отчего же так сильно встревожил звонок от его бывшего подельника и соратника по преступным делам прошлых лет? Слон имел силу ему повредить? Вряд ли. Несчастный зек, оттрубивший двенадцать лет, прятавшийся по лагерям от мести и расправы кровников и своих же подельников. Откуда у него возможности, финансы, информация? Его звонок — не больше, чем слабая и мстительная угроза бессильного неудачника, шипение беззубой змеи, тявканье голодного шакала. Слон, как говорится, — «колотил понты». Никакой угрозы он не представлял для Резванова. Тем не менее появление бывшего подельника в день рождения было неспроста. Оно что-то меняло в привычном жизненном укладе Андрея Сергеевича. Но что?

— Я готов. Пойдём! — громко, придавая себе уверенный вид, произнёс Резванов.

Они спустились по лестничному маршу и, не надевая верхней одежды, вышли на улицу. Прямо возле подъезда стоял огромный чёрный джип с тонированными стёклами. Дверку держал открытой услужливый телохранитель по имени Витя. Он был в чёрном строгом костюме и чёрной рубашке без галстука. На круглом лице с веснушками сидели нелепые в зимнее время чёрные очки. Витя едва заметно шевелил челюстью, жуя жвачку, отчего коротко стриженая причёска слегка двигалась вперёд и назад. Андрей Сергеевич кивнул охраннику, и тот тоже кивком поприветствовал хозяина. Витя был верный и очень надёжный телохранитель, уже побывавший в переделках и не раз рисковавший своей шкурой ради Резванова.

Андрей Сергеевич расположился в салоне прямо за спиной усевшегося впереди Вити. Машина тронулась и быстро помчалась по улице. Позади двигались ещё две машины с охраной и помощником.

Резванов нажал кнопку на мобильном телефоне.

— Алло! — громко произнёс он в откликнувшуюся трубку. — Как там моя просьба? Гороскоп составили? Результат известен? Что? Привезёшь этого клоуна в ресторан? Сюрприз мне? Сам придумал что ли? Ну, ладно, давай посмотрим на живого астролога. Не опаздывай, пожалуйста. До встречи!

Стояли густые вечерние сумерки, а за тонированным стеклом, казалось, уже наступила глубокая ночь. Но улица была полна прохожих. Мелькали дома, ярко освещённые витрины, фонарные столбы, рекламные плакаты, киоски. Автомобиль проскакивал светофоры на зелёный свет, удачно угадывая их ритм.

Через десять минут они подъехали к ресторану. На крыше светились огромные жёлтые буквы «ГЛОРИЯ», и в сторону разбегались огоньки электрической иллюминации. Автомобиль подъехал к площадке возле центрального входа и плавно затормозил. Подбежали крепкие охранники и образовали коридор. Выскочивший вперёд Витя широко распахнул дверцу, и Резванов неторопливо выбрался наружу. Возле центрального входа на невысоком крыльце стоял директор ресторана Эдуард Алексеевич, рослый импозантный мужчина с высокой начёсанной седовласой причёской и аккуратными бакенбардами, как у провинциального дворянина. Он сделал шаг вперёд и, протянув руку, радостно воскликнул:

— Приветствую вас, Андрей Сергеевич! Поздравляю с днём рождения! Всё готово. Прошу-с!

Резванов, не подав руки, стремительно прошёл мимо директора внутрь ресторана. Охрана торопливо последовала за ним.

 

 

14

 

На служебной старой чёрной «Волге» Лазукин подъехал к ресторану «Глория», и его водитель долго выбирал место, где можно было бы притормозить и высадить начальника. Автомобилей было очень много. Гости прибывали на торжественный вечер и останавливались на широкой площадке рядом с рестораном. Два молодых швейцара в красных куртках бегали, размахивая руками, вдоль автомобильных рядов и помогали прибывающим припарковать машины в удобном месте.

Запел мобильный телефон. Лазукин поднёс трубку к уху:

— Да, Костя, слушаю!

— Владимир Романович, по оперативной информации сегодня у Резванова намечается какая-то заварушка. Никто толком ничего не знает. Есть несколько версий, и какие-то движения уже начались. Так что будь осторожен, Володя! — голос майора Сиротина был серьёзен и строг.

— Я понял, Костя. Спасибо. Я так и знал, что этого случая никто не упустит. Ты меры-то принял?

— Да, Владимир Романович. Группа наших орлов на позициях, и ещё есть скрытые оперативники внутри, среди персонала. Я всё предусмотрел. Предупреждения были от очень серьёзных информаторов. Думаю, что-то произойдёт. Только не знаю, что и как… Пока не знаю, — Сиротин отключился.

Лазукин спрятал телефон в карман и достал из бардачка небольшой кожаный футляр. Он вынул из него маленький револьвер, подержал в руках, недолго раздумывая, а потом решительно запихнул его за высокий верх зимнего ботинка с внутренней стороны на левой ноге. Поправив брюки, подполковник глянул на своего водителя:

— Сергеич. Ты приезжай за мной через пару часов. К девяти. Ладно?

Сергеич, немолодой усатый прапорщик, молча кивнул. Автомобиль притормозил, Лазукин вышел и двинулся к центральному входу.

Возле высокого крыльца стояла группа приглашённых гостей. Мужчины в дорогих пальто и дублёнках, дамы в шикарных шубках, некоторые держали в руках огромные букеты цветов. Люди по очереди поднимались по широким ступеням крыльца, проходили сквозь дюжих охранников, предъявляя пригласительные билеты, миновали придерживаемую двумя швейцарами большую стеклянную дверь, попадали в огромный холл и направлялись к гардеробу.

Подполковник, предъявив пригласительный, тоже прошёл внутрь и уже в просторном холле внимательно осмотрелся. Многие люди были ему знакомы: руководители области и города, депутаты областного Законодательного собрания и прокопейской Городской думы, начальники разных областных и муниципальных организаций, работники прокуратуры и суда, директора предприятий и крупных торговых центров, банкиры и чиновники, бизнесмены и общественные деятели, работники культуры и журналисты из ведущих местных газет и телевидения.

Неподалёку стояла группа мужчин в милицейских парадных мундирах — это были коллеги Лазукина из областного управления внутренних дел. Высокий седой генерал-майор милиции Трубин в очках с позолоченной оправой был начальником областного УВД. Он улыбался и, разглядывая проходящих мимо нарядных дам, отпускал какие-то шуточки, а стоявшие вокруг него высокопоставленные милицейские чины дружно посмеивались. К ним подошёл главный прокурор города Ставрогин — средних лет невысокий полный человек, с большой лысиной в венчике кудрявых смолисто-чёрных волос, с крупным лицом и маленькими злыми глазами. Он поздоровался за руку со всеми стоявшими и о чём-то оживленно заговорил с ними.

К этой группе, не торопясь, подошла высокая немолодая дама с крупным бюстом, возвышавшимся над затянутой в корсет талией. На зачёсанных вверх пышных светлых волосах лежала красивая диадема с бриллиантами, а на дорогом чёрном платье красовалось белое роскошное кружевное жабо, что придавало сходство с придворной дамой. Это была председатель прокопейского городского суда Эльвира Литвинская. Она была преисполнена чувством собственного достоинства и всем горделиво подавала свою красивую белокожую руку. Её ладонь вежливо пожимали, наклоняясь в полупоклоне, а Трубин с актёрским изяществом поцеловал пальцы, вызвав кокетливый смешок Литвинской. Все в компании были очень веселы и радостны.

Заметив Лазукина, Трубин помахал рукой, подзывая его к себе. Подполковник, ещё не скинув шинели и не снимая фуражки, подошёл и, отдав честь, поприветствовал своих коллег и начальника:

— Здравия желаю, Валерий Сергеевич. Приветствую, — Лазукин поочерёдно пожал всем руки и, повернувшись к Литвинской и вежливо сделав поклон головой, поздоровался с ней особо приветливо. — Здравствуйте, Эльвира Аркадьевна. Очень хорошо выглядите.

— Спасибо, Владимир Романович! — Литвинская заулыбалась в ответ, но посмотрела ему в глаза каким-то странным и тревожным взглядом. — Вы тоже выглядите как начальник городской милиции. Вам это очень идёт.

Все дружелюбно засмеялись. Лазукин, кивнув, пошёл в гардероб. Сняв шинель с фуражкой и передав на хранение в руки пожилой опрятной гардеробщице, огляделся вокруг ещё раз.

Подполковник увидел входящего в холл Кудрявцева, главу города, моложавого русоволосого мужика атлетического телосложения. Глава Прокопейска тоже подошёл к генералу Трубину и поздоровался с группой его сослуживцев и прокурором Ставрогиным. Он также любезно поцеловал руку судье Литвинской и прошёл, не снимая пальто, наверх.

Гости прибывали, раздевались в гардеробе, некоторое время стояли в холле, здоровались друг с другом, собирались в группки, переходили от одной компании к другой. Все оживлённо переговаривались, улыбались и нетерпеливо поглядывали в сторону мраморной лестницы, ведущей наверх.

Лазукин обратил внимание на стоявших тут и там крепких ребят с короткими стрижками в чёрных строгих костюмах — это были охранники из фирмы Геннадия Рябкина, давнего соратника Резванова. В ушах у охранников торчали миниатюрные наушнички, а сами они кидали вокруг пронзительные и колючие взгляды. Это были хорошо выученные профессионалы. Большинство из них прошли службу в десантных войсках и в других элитных подразделениях вооружённых сил. У этих парней были безупречные послужные списки и хорошая подготовка в столичной школе охранников.

Подполковник Лазукин знал, что среди них есть агентура, завербованная майором Сиротиным, но список агентов был строго засекречен и доступа к нему, по правилам конспирации, Лазукин не имел. Тем не менее майор Сиротин регулярно предоставлял ему сводки с донесениями об обстановке в окружении Резванова. Некоторые из этих ребят-охранников служили когда-то в горячих точках и имели понятие о боевом братстве и воинской чести. Даже несмотря на хорошие зарплаты в охранной фирме, принадлежавшей соратникам Резванова, эти ребята не потеряли совесть. Они хорошо знали, что из себя представляет их босс по прозвищу Резвый. Поэтому некоторые и согласились сотрудничать с правоохранительными органами.

«А ведь хорошие оперативники могли бы из них получиться!» — подумал подполковник Лазукин, разглядывая крепких парней в чёрных костюмах. Те зорко поглядывали на гостей, иногда приближались к кому-нибудь и незаметно проводили маленькими, похожими на авторучки, металлодетекторами вдоль тела обследуемого человека. Отступив назад, они подносили левый рукав со спрятанным в нём микрофоном ко рту и тихо сообщали друг другу о текущей обстановке. Работали парни мастерски — аккуратно и ненавязчиво. Со стороны казалось, что они вежливо подсказывают гостям дорогу и помогают им пройти вперёд, слегка поддерживая и мягко подталкивая в спину.

Лазукин подивился хорошей выучке и слаженной профессиональной работе этих охранников. Его сильно раздражало то, что классные ребята шли служить не в правоохранительные органы, а начинали прислуживать во всяких сомнительных охранных конторах и прочих тёмных шарашках. Если бы в органах платили так же, как платят в самой захудалой частной охранке, наверно, отбоя не было бы от желающих попасть на «государеву службу».

Внимание подполковника привлёк рослый охранник с короткими рыжими волосами и обильными конопушками на широком круглом лице. Лазукин узнал его — это бывший сотрудник ОМОНа, участник чеченской кампании, звали его Паша, и ушёл он с милицейской службы в позапрошлом году.

Майор двинулся ему навстречу, раздумывая, заговорить с ним или нет. Но в какой-то момент спохватился, вдруг охранник проведёт металлодетектором чуть ниже и обнаружит спрятанный в ботинке пистолет. Случится скандал, Лазукин оконфузится, пострадает его репутация и вообще — могут ещё подумать что-нибудь неприличное. Но рыжеволосый Паша заметил Лазукина и сразу узнал его. Он едва заметно кивнул подполковнику. Поравнявшись с охранником, Лазукин тоже кивнул ему и тихо спросил:

— Как служится на новом месте?

— Здравия желаю, товарищ подполковник, — очень тихо, сквозь зубы, произнёс Паша. — Только я здесь работаю, а не служу. Платят нормально, а остальное — так себе, — охранник внимательно посмотрел Лазукину в глаза. Он уловил лёгкое напряжение подполковника и тихо, почти шёпотом, спросил:

— У вас что-то есть с собой, командир?

Лазукин не знал что и ответить, потому что не мог понять настрой охранника — то ли он промолчит, то ли поднимет тревогу. Улыбнувшись в ответ, так же тихо произнёс:

— Есть, но только для себя и совсем маленький… Мочить никого не буду, обещаю.

Паша ухмыльнулся:

— Жаль, но козлов надо мочить всегда, товарищ подполковник. Проходите! — охранник отвернулся и шагнул в сторону.

Вдруг из серебристых динамиков, развешанных под потолком холла, раздался мягкий женский голос, приглашавший «дорогих гостей» подняться в зал и занять места за праздничными столами. Наверху заиграла весёлая эстрадная музыка, и многочисленные гости неторопливо зашагали по мраморным ступеням вверх.

 

 

15

 

Учась на первом курсе юридического факультета, Эльвира Литвинская обратила внимание на высокого красивого черноволосого парня с выпускного, пятого курса. Она навела о нём справки и узнала, что зовут его Игорем Вяткиным. Он изредка встречался ей на факультете и совсем не обращал никакого внимания на первокурсницу. Эльвира чувствовала симпатию к Игорю, но не возникало ни поводов, ни шансов познакомиться с ним поближе. У неё не было ещё никакого опыта заводить знакомства с парнями.

Старший курс вообще не часто появлялся в стенах факультета — шли какие-то постоянные практики: курсовые, преддипломные, специализированные, судебные, дознавательные и так далее. И если остальные ребята ещё хоть изредка мелькали в здании факультета, то Игорь появлялся реже других.

А потом Эльвире запомнился выпускной вечер старшекурсников, на котором провожали новоиспечённых юристов. Игорь вместе с другими двумя товарищами получил красный диплом, и их вручал лично ректор университета Вениамин Григорьевич Соловьёв. Эльвире как самой красивой девочке-первокурснице, очаровательной блондинке, поручили подарить цветы краснодипломникам, и у неё появился совсем маленький шанс познакомиться с Игорем.

Ужасно волнуясь, Эльвира вручила по очереди большие букеты всем троим выпускникам-отличникам, а разудалый фотограф попросил её на минуточку задержаться рядом с ними для «исторического кадра». Девушка встала возле Игоря, и фотограф крикнул:

— Поближе!

Она застеснялась, но неожиданно Игорь протянул руку, обхватил её за талию и привлёк к себе вплотную, прижал. Так они и сфотографировались. А затем он даже не спросил её имени и не познакомился с ней. Весь вечер он был вместе с весело смеющимися ребятами, своими однокурсниками, и даже ни разу не взглянул в её сторону. Эльвире было обидно до слёз, и она, не дожидаясь окончания вечера, ушла домой.

Потом Эльвира долго не видела Игоря и даже не знала, где он теперь работает.

В университете за Эльвирой ухаживало очень много парней. Она была постоянно в центре внимания. Научившись кокетничать, заигрывать и кружить головы, Эльвира почувствовала в себе уверенность, стала понимать силу своего обаяния и обрела опыт, как очаровывать мужчин своей красотой. Но она никому не отдавала предпочтения. Ей вспоминался только тот высокий красивый парень, Игорь Вяткин, и она тайно лелеяла надежду когда-нибудь с ним встретиться.

Ещё Эльвире немного нравился однокурсник Володя Лазукин. Но только потому, что чем-то неуловимо походил на Игоря Вяткина. Какой-то внутренней благородной мужской силой. Видя, что Володя по-серьёзному дружит с однокурсницей Инной Потаповой, симпатичной и доброй девушкой, и та вьётся за ним, как хвост, Эльвира не стала испытывать на Лазукине свои чары, хотя её и задевало слегка то, что он не оказывает ей должного внимания, как все остальные.

Эльвира ждала Игоря.

*   *   *

Уже будучи на четвёртом курсе, Эльвира проходила практику в городском суде. Ей поручили в перерывах между обязательным присутствием на судебных заседаниях ещё навести порядок и в бумажных архивах.

Однажды, когда в кабинете помощника судьи Эльвира разбирала толстые массивные папки с протоколами заседаний, в дверь постучались и вошёл молодой высокий мужчина в тёмно-сером костюме. Он вежливо, но почти приказным тоном произнёс:

— Здравствуйте! Мне нужно получить протоколы судебного заседания. Меня направили к вам. Вот разрешение судьи. Будьте добры, выдайте мне необходимые документы, согласно этого предписания! — мужчина протянул листок бумаги растерянной девушке. Эльвира только глянула на вошедшего и обмерла от неожиданности. Это был Игорь Вяткин. Он смотрел на неё со снисходительной улыбкой и, казалось, тоже узнал её.

Поняв, что эта встреча совершенно не случайна, что это знак свыше, что сама судьба привела его к ней в кабинет, Эльвира, набравшись смелости, вскинула голову, улыбнулась и произнесла:

— Здравствуйте! А я вас помню! Вы — Игорь Вяткин, и вы три года назад окончили наш юридический факультет.

Нисколько не удивившись, Игорь тоже улыбнулся и ответил:

— И я вас помню! Когда вы были ещё первокурсницей, вручали мне цветы на выпускном вечере. Вас зовут Эльвира.

Девушка была удивлена:

— Значит, вы знали моё имя?

— Конечно. Я в тот же день поинтересовался, кто эта очаровательная златокудрая фея, вручавшая мне цветы. У меня профессиональная память на лица и имена, — с некоторым самодовольством произнёс Игорь и озорно подмигнул. — Полагаю, что вы здесь на практике? Готовитесь стать судьёй?

Эльвира почувствовала сильное сердцебиение, она не знала, как ей продолжить разговор, злилась на себя, на свою внутреннюю скованность и лихорадочно соображала, как сделать так, чтобы Игорь не ушёл из этого кабинета навсегда, снова потерявшись, может быть, насовсем.

Неожиданно рассердившись то ли на себя, то ли на его ироничный тон, она вызывающе произнесла:

— Да, я хочу быть судьёй! И после университета меня направят работать именно сюда. А что, вы не любите судей? Интересно, а кем вы работаете после юрфака?

Игорь покачал головой, как бы поддразнивая её, но неожиданно посерьёзнел и достал из-за пазухи удостоверение с толстыми красными корочками. Он протянул его в раскрытом виде уверенным жестом человека, уже научившегося профессионально предъявлять документы по роду службы.

— Гляди! — твёрдо произнёс он.

Это было служебное удостоверение сотрудника Комитета Государственной Безопасности СССР. Эльвира пробежала удостоверение глазами, отметив, что Игорь Борисович Вяткин уже в капитанском звании. Это произвело сильное впечатление на девушку. Она совсем не ожидала такого. Сотрудника КГБ живьём и так близко ей ещё никогда не приходилось видеть.

Теперь Эльвира снова смутилась. Надежда на дружбу и отношения с ним — мгновенно улетучилась. Перед ней стоял уже не тот красивый старшекурсник Игорь, а суровый капитан госбезопасности Вяткин.

Насладившись произведённым впечатлением на девушку, капитан КГБ строго спросил:

— Так я могу получить документы?

Эльвира безропотно отыскала на полке указанные в предписании протоколы и передала офицеру две не очень толстые папки. Она старалась не глядеть на него. Ей стало очень грустно.

— Ты ещё не замужем? — неожиданно спросил Вяткин Эльвиру, перейдя в обращении к ней на ты, но не фамильярно, а по-свойски, как старый приятель. Девушка почувствовала этот неожиданный тёплый переход и подняла глаза.

— Нет… Ещё нет, — медленно произнесла она, и снова жаркая волна подступила к её сердцу.

Совершенно неожиданно для себя — с какой-то нелепой бравадой — она вдруг спросила его:

— А вы хотите взять меня замуж?

Игорь и не моргнул глазом. Он ответил ей с очень серьёзным видом:

— Да, Эльвира! Я хочу, чтобы ты стала моей женой!

А через три месяца, весной, они поженились и стали жить счастливо. Через год у них родился сын Александр.

Эльвира получила диплом, но ей пришлось целый год сидеть с сынишкой в декретном отпуске, и начала она работать в городском суде только после того, как Сашу пристроили в ясли. По совету Игоря Эльвира оставила себе девичью фамилию — Литвинская. Так было ему нужно из соображений безопасности и служебной конфиденциальности.

Служба у Игоря была непростая, и Эльвира очень хорошо понимала, какую специфическую работу выполняет её муж. По вполне понятным причинам он не мог делиться с женой подробностями, следуя предписаниям служебной тайны, но в общих чертах она знала, что Вяткин занимается вопросами организованной преступности и курирует агентуру, завербованную или внедрённую в преступные шайки. Ему приходилось принимать очень непростые решения, чтобы получить особо ценную информацию и передать её в органы внутренних дел, которые и должны были действовать против преступников.

— Понимаешь, — иногда признавался Игорь жене, — всякий раз, когда я передаю в милицию какие-то сведения, добытые моими агентами, я начинаю испытывать опасение за их жизнь. По характеру информации вычислить осведомителя — плёвое дело. За последние несколько месяцев я потерял уже троих очень важных агентов. Уверен, что в милиции существует утечка оперативной информации. Причём на очень высоком уровне. Похоже, что милицейские чины не только не заинтересованы в разгроме организованной преступности, но и всячески содействуют её сохранению и даже укреплению. Используя информацию от органов госбезопасности, они выявляют нашу агентуру, потому что свою они уже всю сдали. Вообще, я не понимаю, что происходит! — сокрушался Игорь.

А в стране происходила перестройка. Она шла бурными темпами, безумно скатываясь под уклон к неминуемой катастрофе.

Уже прошли сногсшибательные горбачёвские пленумы, на которых дали установки явно или тайно разваливать советское государство. Уже возникли первые кооперативы, куда, как в прорву, запускали для отмывки огромные деньги с заводов и предприятий, тормозя и останавливая их планомерную работу и разгоняя инфляцию. Уже видимо-невидимо развелось торгующего плебса, толкущегося с утра до вечера на стихийных барахолках. Легализовались конторы разнокалиберных спекулянтов и разномастных прохиндеев. Уже, как черви в навозе, плодились стаи воров и бандитов, начинавших потихоньку терроризировать деморализованный народ. Криминальная волна мощно и сокрушительно накрывала всю страну.

С каждым днём Игорь возвращался домой всё более мрачным. Иногда он рассказывал жене, что в КГБ тоже начались необратимые процессы разложения и деградации.

Однажды Игорь сокрушённо поведал:

— Начальник нашего отдела требует передать ему всю секретную документацию на нашу агентуру в преступных организациях. Это почти триста добровольных и завербованных осведомителей, которые пока ещё снабжают нас достоверной информацией о ситуации внутри крупных новообразовавшихся бандитских группировок. Главари этих банд уже налаживают свою собственную систему безопасности, они организовывают свою контрразведку и пытаются выявить тайных осведомителей. Я знаю, что нашему руководству предложены большие деньги за раскрытие агентурной сети, созданной КГБ. Сверху дали команду сдать всех завербованных агентов, мотивируя тем, что это якобы сотрудничество с преступными элементами и оно позорит госбезопасность. Это же идиотизм! Или измена! Новые веяния, чёрт возьми!

— И что же ты собираешься делать? — встревоженно спросила мужа Эльвира.

— Я ухожу со службы, — устало произнёс Игорь. — Я не могу предать людей, пусть даже и преступников. Ведь они поверили мне и на протяжении многих лет добросовестно информировали комитет о готовящихся очень серьёзных преступлениях, которые мы или предотвращали или раскрывали очень быстро. Без агентуры оперативная работа немыслима. Милиция уже потеряла всю свою сеть осведомителей, многие из них были просто убиты. Теперь и нас заставляют погубить свою агентуру. Я категорически отказался подчиниться начальнику, не отдал ему документы и подал рапорт об отставке. Знаю наверняка, что он или сам продаст, или передаст наверх досье на всех агентов, а там уже точно продадут людей, наших осведомителей, и ждёт их верная смерть. Значительную часть документации я уже спрятал в надёжном месте. Им не найти её.

— А тебя не накажут за это? — ещё более встревоженно спросила Эльвира.

— Мне ничего не сделают, — заявил Игорь, — потому что у меня есть очень мощные компрометирующие материалы на наше милицейское и кагэбэшное начальство. В МВД уже прошла полная смычка с преступным миром… Документы эти у моих друзей в Москве. И если против меня начнутся какие-нибудь поползновения, то всё это будет передано в вышестоящие инстанции и в прокуратуру.

Но Игорь оказался слишком самонадеян…

Через месяц, когда он уже работал обычным юристом на мебельной фабрике, с ним случилась беда.

Он поздно возвращался с работы домой, и в тёмном переулке недалеко от проходной на него напали неизвестные. Обнаружили Игоря с тяжёлыми ножевыми ранениями рабочие — уже после вечерней смены — они же и отвезли его в больницу.

Эльвира, примчавшись ночью в хирургическую клинику вся в слезах, не могла поверить, что в реанимации находится её муж, Игорь Вяткин. Она два часа сидела возле операционной и ждала чуда. Но чуда не произошло — Игорь умер.

Три года Эльвира счастливо прожила вместе с Игорем, и ещё три года она жила безутешной вдовой, проклиная бывшую службу мужа, его начальство, так и не найденных убийц и всю свою страну.

Не скоро она пришла в себя. Но ей нужно было жить ради сына, и она должна была чего-то добиться в жизни. Эльвира принялась энергично делать служебную карьеру.

 

 

16

 

Пармениус настороженно смотрел, как они подъезжают к ресторану «Глория». Автомобиль притормозил не у центрального, ярко освещённого входа, а сбоку, возле тёмного служебного подъезда. Сопровождающий его молодой человек, который пришёл к нему домой с деньгами, вышел и вежливо открыл перед ним дверку:

— Прошу вас, выходите, Пётр Абрамович.

Пармениус, кряхтя, вылез и, подобрав длинные полы дублёнки, начал озираться по сторонам.

— Ступайте за мной, пожалуйста, — молодой человек направился к подъезду. Он держал в руках пакет с гороскопом, который ему доверил Пармениус. Астролог послушно зашагал вслед за парнем.

Через тугую напружиненную дверь они зашли внутрь. Их встретил сидящий за стеклянной перегородкой строгий пожилой охранник. Взглянув на вошедших, он кивнул и открыл им турникет. Пройдя по хорошо освещённому коридору мимо кабинетов, Пармениус со своим спутником поднялись по лестнице наверх. Там их встретил другой рослый охранник в камуфляжном костюме и проводил до двери.

Внутри кабинета было светло и просторно, с обеих сторон стояли шкафы и объёмные кожаные диваны.

Молодой человек указал Пармениусу на шкаф и диван:

— Раздевайтесь, пожалуйста, и обождите немного. Вот, держите ваши документы, вы сами их предъявите заказчику. Прощайте! — молодой сопроводитель слегка поклонился и вышел вон.

Пармениус остался один. Он скинул дублёнку на диван и остался стоять посреди комнаты. Пытаться убежать было глупо, раз он уже приехал сюда. Теперь нужно вести себя крайне осторожно и держать ухо востро. У Петра Абрамовича ещё была надежда избежать неприятностей, и интуиция его трепетала, не давая подсказок.

В комнату без стука вошла молодая женщина в тёмном коротком платье с белым передником. Она держала небольшой поднос с рюмочкой, наполненной тёмно-янтарной жидкостью, и маленьким блюдцем с двумя лимонными дольками. Она слегка поклонилась Пармениусу и, улыбнувшись, произнесла певучим голосом:

— Выпейте, пожалуйста, рюмочку коньяка за здоровье Андрея Сергеевича.

Пармениус, не раздумывая, стремительно выпил коньяк. Закусывать не стал и вернул пустую рюмочку на поднос:

— Благодарю.

Женщина снова поклонилась и исчезла за дверью. Пармениус сел и стал терпеливо дожидаться.

Через пять минут дверь распахнулась, и в кабинет вошёл в сопровождении охранника невысокий худощавый человек в красивом белом костюме с ярким красным галстуком. Его немолодое лицо было нервным и бледным. Какая-то тревожная аура витала вокруг его головы. От пронзительных карих глаз исходила колоссальная энергия. Пармениус не смог посмотреть этому человеку прямо в глаза и смущённо опустил взгляд. Он понял, что перед ним стоит тот самый Резванов, для которого и был так срочно составлен гороскоп.

Резванов подошёл и протянул руку для приветствия. Рукопожатие его сухой и горячей ладони было сильным и крепким. Но Пармениус на мгновение почувствовал в этом прикосновении маленькую пульсацию страха. Значит, перед ним был человек, испытывающий сомнение и тревогу, может быть, ещё неосознаваемые, но уже проявляемые его биополем.

Пармениус был не просто астрологом, он ещё обладал и сенситивными способностями, которые давали ему возможность видеть биополе человека в цветовой гамме. Биополе Резванова было жёлтым и в районе головы наливалось багровым цветом. Пармениус видел это своим внутренним тонким зрением и не мог точно определить, было ли это патологией или постоянным состоянием этого человека. В любом случае, перед ним находился субъект в пограничном, неуравновешенном, очень взрывоопасном состоянии. Ничего хорошего это астрологу не сулило.

Указав на диван, Резванов сел. Пармениус осторожно примостился рядом.

— Не будем терять времени — его у меня мало! — заговорил по-хозяйски Андрей Сергеевич. — Вы знаете, кто я такой; я знаю, кто вы. Мне рекомендовал вас мой старый приятель Гена Рябкин. Знаете такого? Вы когда-то занимались вместе с ним дзю-до у ныне покойного Феликса Фридриховича, — Резванов пристально вглядывался в Пармениуса, но тот, лишь слегка кивнув головой, сидел, не поднимая взгляда на собеседника.

— Я никогда не верил во всю эту лженауку и никогда не прибегал к услугам предсказателей и гадалок, потому что верю, что человек сам и только сам является хозяином своей судьбы, — продолжил Резванов. — Но житейские обстоятельства меняются, и меня разобрало любопытство… Итак, вы составили мой гороскоп. Что в нём?

Пармениус достал из пакета листы бумаги и разложил их на маленьком журнальном столике, услужливо придвинутом охранником. Астролог показал пальцем на лист с концентрическими окружностями, перечёркнутыми разноцветными линиями и образующими сложный узор.

— Это ваша натальная карта. Она показывает расположение небесных тел в момент вашего рождения и предопределяет ваш психотип и алгоритм вашей жизни, — Пармениус наконец робко взглянул на Резванова и увидел в его глазах напряжённое любопытство. Астролог продолжил:

— Ваша натальная карта показывает, что вы человек с уникальными способностями и большими возможностями. Небесные тела благоволят вам. Вы наделены волей, умом и разными талантами. Вас подстерегали опасности, но ваша счастливая судьба помогала вам избежать их…

Резванов нетерпеливо перебил Пармениуса, взяв карту в свои руки:

— Какой срок жизни определили мне звёзды? Когда я умру?

Пармениус замялся. Он не знал, как сказать собеседнику правду о его судьбе.

Пауза затянулась.

— Вы затрудняетесь с ответом? — Резванов тоже обладал недюжинной интуицией и тревожные вибрации астролога почувствовал на расстоянии. Он сразу определил, что Пармениус чего-то жутко боится, но бояться он мог только нехороших прогнозов о его, Резванова, судьбе. — Вы что-то знаете, но скрываете. Говорите прямо — мне угрожает опасность?

Резванов глядел на астролога в упор, и тот начал сильно дрожать.

— Говорите же, не бойтесь! Лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Я не причиню вам зла, если вы скажете всю правду о моей судьбе. Я вам хорошо заплачу сверх того, что вы уже получили, и отпущу с миром. Но мне нужно знать точно, что мне угрожает и когда?! — Резванов говорил с сильным нажимом и начинал слегка распаляться.

Пармениус наконец решился сказать правду, утаивать было уже бессмысленно.

— Вот, — астролог показал трясущимся пальцем в узел, образованный пересечением множества линий и обозначенный особым знаком, — это так называемый узел смерти. Он показывает, что сегодня, двадцать третьего марта, в день вашего рождения, существует большая угроза для вашей жизни. Это может быть несчастный случай или попытка причинения вам вреда посторонними лицами.

Пармениус всё-таки не решился сказать полную правду и решил сделать комментарий по подложной карте:

— Но эта угроза не фатальна. Вероятность пятьдесят на пятьдесят. У вас могут быть различные варианты для того, чтобы избежать неприятностей.

Резванов нетерпеливо выкрикнул:

— Какие варианты?

— Вы можете покинуть это помещение и уединиться где-нибудь в надёжном месте. Возможно, что среди ваших гостей есть некто, кто замышляет против вас нехорошие планы… Вы приняли меры безопасности? — Пармениус начал обретать уверенность в себе, и в его голосе начали появляться назидательные нотки.

— Какие ещё есть варианты, чтобы миновать опасность? Есть ли указание на то, от кого или от чего исходит угроза? — Резванов подал знак охраннику и тот вышел за дверь.

— Угроза исходит от близких вам людей, и я не могу сказать наверняка, один или несколько человек вынашивают против вас дурные замыслы, — Пармениус глядел на карту, хотя знал её почти наизусть. — У вас есть некоторые шансы, но вам нужно проявить благоразумную осторожность.

Резванов резко встал и прошёлся по комнате:

— Но почему именно в мой день рождения меня поджидает такая большая неприятность?

— Ваш гороскоп похож на гороскопы некоторых выдающихся людей, которые подвергались покушениям на пике своей карьеры. И все они избежали смертельного исхода, — Пармениус сделал небольшую паузу, а затем продолжил. — Например, Фидель Кастро или Рональд Рейган. У них были такие же узлы, как и на вашей карте. На них были совершены многочисленные покушения, но все они успешно дожили до очень преклонного возраста.

Дверь отворилась, и вошло сразу несколько охранников. Резванов подошёл к Пармениусу вплотную и, глядя сверху вниз, громко произнёс:

— Если я сегодня останусь живым, то ты, Пармениус, тоже будешь живым и ещё получишь награду. Если со мной что-нибудь случится, и я не доживу до полуночи, то ты умрёшь сразу же после меня! Витя, застрелишь его и по частям сожжёшь в топке в нашем подвале. Понял?

Крепкий охранник в тёмных очках согласно кивнул головой.

— А ты понял, астролог? — Резванов взял Пармениуса за толстый подбородок и, подняв кверху, в упор заглянул в его глаза. Пармениус был бледен и мгновенно покрылся потом. — Кстати, предсказатель, ты себе-то составил гороскопчик? А?!

Пармениус с трудом кивнул головой. От страха он был близок к потере сознания. Смерть стояла перед ним в белом изящном костюме от Кардена.

— И что? Когда ты собрался помереть, звездочёт? Свою-то судьбу ты можешь предсказать? — Резванов, чувствуя смертельный страх Пармениуса, входил в раж. Он был из той подлой породы людей, которые могли с откровенным садизмом глумиться над слабыми и беззащитными.

И вдруг Пармениуса посетило озарение. Он явственно увидел нечто такое, что моментально подавило его страх, и он, твёрдо и смело взглянув в глаза Резванову, громко произнёс:

— Я знаю! Я знаю свою судьбу и точно знаю дату своей смерти. Сегодня я не умру! Я проживу ещё сорок лет до самой глубокой старости и скончаюсь в окружении своих учеников в почёте и славе! — последнюю фразу Пармениус почти выкрикнул.

Резванов неожиданно отступил от разозлившегося астролога. Он почувствовал в нём неподдельную, твёрдую уверенность и какую-то необычайную силу. Андрею Сергеевичу вдруг стало не по себе.

— Если ты сегодня не умрёшь, — значит, и я сегодня не умру! Потому что я связал твою судьбу со своей. Теперь мы повязаны. Умру я — умрёшь ты! Я выживу — ты выживешь! Иных вариантов не будет. Да, Витя? — Резванов оглянулся в сторону своего молчаливого телохранителя. Тот снова утвердительно кивнул. — Ты ясно понял, Пармениус, предсказатель паршивый?! Умирать или жить ты будешь только вместе со мной! И никак иначе.

Резванов развернулся и зашагал к двери:

— Держите его здесь и глаз с него не спускайте! Витя, ты всё сделаешь правильно? — не дожидаясь ответа, Резванов вышел вон.

Витя покивал головой и, подойдя к сидящему Пармениусу, решительно застегнул на его запястьях никелированные наручники. Нагнувшись к ноге астролога, пристегнул и её за лодыжку второй парой наручников к металлической петлеобразной ножке дивана. Встав, он хлопнул Пармениуса по плечу и показал ему свой массивный кулак. Двое охранников уселись на диван напротив и в упор уставились на притихшего астролога.

Пармениус моментально сдулся, и от его кратковременной уверенности ничего не осталось. Он обречённо вздохнул и тихо заплакал.

 

 

17

 

Беспокойство не покидало Инну Викторовну весь вечер…

С момента визита к ней в кабинет Эльвиры Литвинской Лазукиной было тревожно. Она сидела дома в большой комнате за столом и просматривала бумаги, взятые с работы, чтобы подготовиться к следующему дню. План на день у неё был готов всегда с вечера. Она не очень сильно любила свою службу, но относилась к ней с уважением и всё исполняла тщательно и добросовестно.

Как руководитель юридического отдела Лазукина была на высоте, и её очень ценило начальство — и в Городском управлении коммунального хозяйства, и в самой Городской администрации. Её репутация была безупречна: никаких проколов и скандалов, никаких намёков в её адрес на коррупцию или нечестность никогда не возникало. Даже те, кто имел на неё какую-то обиду, а таковых в вопросах тяжбы за деньги и имущество было немало, признавали принципиальность и неподкупность Инны Викторовны Лазукиной.

После того, как дети выросли и разъехались из родительского дома на учёбу, Инна Викторовна стала ещё больше сил отдавать своей работе. Её муж, Владимир Лазукин, такой же ревностный блюститель закона, как и она, тоже подолгу находился на своей нелёгкой службе. Но они всегда сохраняли тёплые родственные отношения — на крепости семейных уз их усердие в работе никак не отражалось.

Несколько раз из-за своей принципиальной позиции Владимир Романович порывался снять погоны и милицейский мундир и уйти, как он выражался, на «цивильную службу». Никогда Инна Викторовна открыто не выражала своей радости по этому поводу, хотя тайно желала, чтобы муж оставил своё опасное и хлопотное занятие и перешёл туда, где поспокойней. Она проявляла выдержку и терпение, понимая, какую особую важность представляет для Володи его работа в милиции. Она не хотела подталкивать его к какому-то, нужному только ей, решению. Она боялась, что, уйдя из рядов милиции и обретя более спокойную гражданскую работу, Володя может сломаться. Для него милицейская служба была смыслом жизни.

Инна Викторовна обычно начинала терпеливо успокаивать мужа, призывая его всё обдумать хладнокровно и принять взвешенное и ответственное решение. Когда Владимир Романович приходил в себя и успокаивался, то он без тени сомнения заявлял, что останется служить в органах до «гробовой доски» или пока его не «попрут на пенсию». Вот тогда он и смирится окончательно и даже с готовностью посвятит себя воспитанию внуков и смородине на даче, которой, впрочем, у него не было до сих пор.

*   *   *

Инна Викторовна подняла голову и потёрла уставшие глаза, слишком много ей приходилось читать документов. Но она никогда не пользовалась очками и сохраняла отменное зрение.

Она сложила в папку все документы, сегодня «домашнее задание», как она иронично называла свои вечерние посиделки с казёнными бумагами, было небольшим, несложным и выполнилось с лёгкостью.

Напротив, на диване, дремал её любимец — кот Мурзик. Он стал членом семьи всего три года назад, когда младшая дочь Лена, уезжая учиться в Санкт-Петербург, принесла от подруги маленького гладкошёрстного серого котёнка с тигровыми полосками на спине. Ему был всего месяц, и выглядел он очень забавно. Предвидя возражения матери, потому что никогда Лазукины не держали в доме животных, Лена очень жалостливо произнесла:

— Мама, это мой котёнок. Мне его подарили на память о детстве. Пусть он поживёт у нас, пока я буду учиться в Петербурге. Я выучусь, вернусь и заберу его к себе. Ему будет уже пять лет, и он станет совсем взрослым. Мама, оставь его, ну пожалуйста!

Инна Викторовна впервые проявила снисхождение и уступчивость к капризу дочери. Ей почему-то сразу понравился этот маленький подвижный котёнок, забавно высунувший розовый язычок наружу.

— Ладно! Пусть остаётся! — махнула рукой мама Инна, и Лена запрыгала от радости.

А после отъезда дочери Инна Викторовна и сама привязалась к смышлёному и очень ласковому котику, которого прозвала без всяких изысков — Мурзиком. Впрочем, и Владимиру Романовичу кот пришёлся по душе. Частенько, придя домой после работы, он гладил Мурзика и старался его угостить чем-нибудь вкусненьким. Так Мурзик стал полноправным членом семьи Лазукиных.

*   *   *

Из висевших над диваном больших настенных часов выскочила кукушка, и одиночное её «ку-ку» означало, что сейчас половина восьмого.

Кот Мурзик недовольно поглядел на часы — кукушка всегда вызывала у него беспокойство, и он даже пару раз предпринимал попытку допрыгнуть до игрушечной птички в момент её кукования. Кот научился прыгать высоко и метко, но часы с кукушкой были для него пока что на недосягаемой высоте. Поэтому свои способности Мурзик любил демонстрировать летом на редких залётных мухах, а в зимнее время — подпрыгивая за кусочками рыбы, которыми, тренируя его, слегка поддразнивал хозяин, Владимир Романович.

Кот опустил голову и вопросительно поглядел на хозяйку, он почувствовал её волнение и всем своим невозмутимым видом давал ей понять, что всё будет в порядке и повода для беспокойства — нет никакого. Но Инна Викторовна продолжала думать о своём, день сегодня был какой-то необъяснимо тревожный.

Во-первых, её взволновал визит Эльвиры Литвинской. Во-вторых, разговор по телефону с Володей нисколько не успокоил её. Что-то недоброе предчувствовало её сердце.

Неожиданно Инна Викторовна услышала жужжащий звук. Прямо перед ней пролетела большая толстая муха.

«Откуда у нас муха? На дворе ещё зима!» — подумала Инна Викторовна. Она огорчилась, потому что в её квартире всегда были чистота и порядок. У Лазукиных никогда не водились ни тараканы, ни мухи. Должно быть, проснулась какая-то залётная, зимовавшая где-нибудь в цветах или в каком-то другом укромном месте. Но почему она очнулась так рано и так неожиданно, и почему именно сегодня, сейчас?

По деревенским поверьям, муха, появившаяся в жилом помещении зимой, означала скорое появление в доме покойника. Об этой примете ей рассказала бабушка, когда Инна была ещё маленькой девочкой, но ей хорошо запомнилась эта фраза — «зимой муха к покойнику».

Страшные предчувствия затолкались в её сердце вместе с частым и сильным пульсом. Инна Викторовна почувствовала дурноту и попыталась не пускать в голову дурацкие и тревожные мысли.

«Что там с Володей?!» — колотилось в её голове. Ведь недаром приезжала к ней Эльвира, она ведь старалась предупредить её о чём-то. На банкете у Резванова должно обязательно что-то случиться... Главное, что там в этот момент будет находиться её муж, Володя Лазукин. Он наверняка не останется в стороне от того, что может случиться в ресторане. Инна знала: какая бы ни сложилась ситуация, Володя не будет безучастным к любому, даже самому страшному происшествию. Просто потому, что он милиционер, человек долга, и ещё потому, что он честный и порядочный мужчина.

*   *   *

Муха назойливо жужжала всё громче и летала совсем близко от хозяйки квартиры, вызывая у неё чувство брезгливости, страха и тревоги. Неожиданно муха села на китель, который висел на шкафу сбоку, прямо над диваном. Володя любил, чтобы его парадная форма с наградами не пряталась в гардеробе, а висела снаружи. Он приделал к полированной стенке шкафа медный крючок, и на нём обрёл своё постоянное место его парадный мундир. Это была маленькая причуда Владимира Романовича.

Встревоженная женщина, находящаяся в плену какого-то странного суеверного страха, встала из-за стола и осторожно подошла поближе к висевшему мундиру. Муха сидела на его левой стороне чуть пониже лацкана — там, где под тканью кителя обычно билось сердце хозяина. Это было неспроста.

Инна Викторовна, считая себя образованным и опытным человеком, никогда не верила ни в приметы, ни в гадания, ни в прочие вредные суеверия. Она была слишком рациональной и трезвой женщиной, далёкой от мистики и прочей, на её взгляд, чепухи. Но иногда некоторые события ломали её материалистические представления. В её жизни пару раз происходили некоторые знамения, после которых наступало событие, в вероятность совершения которого она бы ни за что не поверила, не случись оно на её глазах. Но и после этого Инна Викторовна продолжала сохранять свои рациональные и лишённые мистицизма взгляды на мир и на жизнь.

Но сегодня с ней что-то произошло. Она как-то внутренне заколебалась, потеряла былую уверенность и равновесие. Тревога возрастала в ней весь вечер, и вот теперь, когда случайная муха залетела зимой в их квартиру, Инна Викторовна окончательно потеряла самообладание. Она глядела на Володин мундир, на неподвижно сидевшую на нём огромную чёрную с зеленоватым отливом муху, и мысль о том, что с её мужем может произойти несчастье, окончательно в ней укрепилась.

Инна Викторовна прижала руки к груди, не зная, что предпринять. В комнате повисла тоскливая тишина, и только слабое тиканье настенных часов немного разбавляло её.

Неожиданно серая тень резко метнулась к кителю, и муха исчезла в ловких кошачьих лапах.

— Мурзик! — вскрикнула Инна Викторовна. Неожиданный прыжок кота сильно испугал её, но поняв, что тот поймал зловещее насекомое, она сразу же успокоилась.

Кот разжал лапы, и на тёмно-красной обивке дивана хозяйка увидела раздавленную толстую муху, так встревожившую её своим неожиданным появлением в комнате. Кот стремительно устранил эту мистическую помеху её спокойствию. Инна Викторовна почувствовала облегчение, необычайную нежность и благодарность к коту:

— Какой ты молодец, Мурзик! Так и надо с этими погаными мухами расправляться, чтобы не разносили заразу по дому.

С этими словами хозяйка ласково погладила кота, взяла со стола салфетку, сняла муху с дивана и протёрла обивку. Окончательно успокоившись, Инна Викторовна пошла на кухню пить чай.

 

 

18

 

Майор Сиротин сидел совершенно один в передвижном оперативном штабе — небольшом оборудованном электронными приборами микроавтобусе «Газель» — и слушал в наушниках сводки оперативных донесений. Слышались постоянные переговоры оперативников друг с другом. Радиотишину соблюдали только бойцы его спецгруппы, но и они — одновременно с майором — внимательно прослушивали эфир, готовые по приказу в любую минуту предпринять решительные меры и пресечь экстремальную ситуацию.

Было тревожно. Сиротин как опытный оперативник испытывал напряжённое предчувствие неизбежной катастрофы и был твёрдо убеждён, что должны произойти какие-то очень серьёзные события. Он нажал кнопочку микрофона на миниатюрной гарнитуре, спрятанной на голове под чёрной трикотажной шапочкой:

— Я первый — восьмому. Доложи, прибыл ли губернатор? Как понял?

— Я восьмой — первому. Губера нет и не будет. Сообщили, что его точно не будет. Вместо него прибыл его зам — Квасов. Городские власти почти все в полном составе. Глава, председатель гордумы, замы, начальники — все понабежали! Как тараканы…

— Восьмой, разговорчики в эфире! Есть ли посторонние в зале? Что докладывают изнутри? Есть ли информация? — Сиротин следил за маленькими мониторами, дающими изображения с камер скрытого слежения. Камеры показывали территорию вокруг ресторана «Глория», а некоторые транслировали виды из холла ресторана и подсобных помещений первого этажа. Видеокамеры не удалось установить только на втором этаже: в зале и на кухне. Точнее, удалось, но их своевременно обнаружила резвановская служба безопасности и нейтрализовала.

Среди охранников Резванова были завербованные милицией агенты, и Сиротин напрямую получал от них по кодированному цифровому радиоканалу оперативную информацию о текущей обстановке в зале и среди гостей.

Пока что всё шло спокойно. Но майор Сиротин чувствовал неминуемое приближение развязки.

Запел его мобильный телефон. Не глядя на дисплей, майор поднёс трубку к уху:

— Да, говори!

В трубке послышался приглушённый голос:

— В подсобном помещении обнаружен посторонний. Он одет в форму кухонного работника, в комбинезон синего цвета, и перетаскивает ящики на складе. Это, скорей всего, тот, который прибыл сегодня на вокзал. Нам сообщил Седой. По описанию подходит. Я думаю, что это наверняка киллер, работающий по наводке Пилигрима. По всей видимости, он ждёт момента сделать Резвому дырку в голове. Только вот, как он это сделает? У Резвого охрана, как у американского президента.

— Я понял. Продолжай наблюдение и будь осторожен! — Сиротин положил мобильник рядом с собой на столик.

На экранах мониторов было хорошо видно, что холл ресторана был почти пуст, только четыре охранника рассредоточились по углам. Изредка перемещались отдельные люди, чаще женщины, в туалетные комнаты и обратно. Ещё реже мелькали швейцары и прислуга. Ничего подозрительного не было видно. В наушниках раздался голос оперативника, координирующего наблюдение внутри ресторана. Это была дублирующая информация от независимых друг от друга источников:

— Я пятнадцатый — первому. В помещении на втором этаже обнаружен человек в наручниках, прикованный к дивану. Предположительно, это астролог, которого привёз Сталкер. Похоже, что он взят в заложники и сильно напуган. Наш информатор видела его уже трижды. С ним охрана из двух человек. Что будем делать?

— Я первый — пятнадцатому. Никаких действий. Никаких признаков обнаружения. Ничем не спугните охрану. Пусть пока всё будет так, как есть. Проверьте, нет ли ещё других заложников? Если обнаружите — немедленно докладывайте! — приказал Сиротин.

«Зачем Резванову заложник?» — подумал майор и набрал номер на мобильном телефоне. Дождавшись ответа, он произнёс:

— Извини, Владимир Романович, но у нас недостаток оперативной информации из помещения, где ты сейчас находишься.

В трубке была слышна громкая музыка, и голос подполковника Лазукина ехидно поинтересовался:

— Что, Костя, не сумел внедрить агентуру на второй этаж?

— Успел, Володя! Ты теперь самый главный агент в этом муравейнике. Будь добр, не по должности, а исключительно в интересах дела, доложи обстановку. Всё ли в порядке? Нет ли подозрительных движений? — Сиротин вслушивался в звуки эстрадной музыки и в звенящий голос конферансье, произносящего здравицы в честь именинника.

— Пока ничего подозрительного не вижу. Но Резванов какой-то дёрганый. Сидит во главе стола, подарки в руки не берёт. Вокруг него шесть охранников, и ещё в зале десятка два молодцов по углам на стрёме стоят. Публика спокойная — веселится, выпивает. Идёт торжественная часть и концертные номера… — немного помолчав, Лазукин поцокал языком. — А какая здесь закуска потрясающая, Костя! Тебе копчёных угрей вынести? А красной икорки? А коньячка французского не желаешь?

— Вова, пользуешься тем, что ты мой начальник, и я не могу послать тебя подальше?! Особенно в обстановке оперативного наблюдения. Но я тебе потом, при случае, не скажу самую главную милицейскую тайну, — попробовал пошутить Сиротин, напряжение в его голосе нейтрализовало всю иронию.

— Тайну ты мне и так доложишь. А то премию не получишь! Ладно, отбой, а то на меня глава города нехорошо косится. До связи! — Лазукин отключился.

Сиротин поглядел на часы — они показывали половину восьмого.

 

 

19

 

Торжество было в разгаре.

Уже зачитал поздравление от губернатора области его заместитель Квасов. Уже выступил заместитель председателя областного Законодательного собрания Полосин. Произнёс поздравление глава города Прокопейска Кудрявцев. За ним — председатель Городской думы Пырин. К микрофону подходили депутаты Законодательного собрания и городского совета. Их поздравления перемежались короткими оркестровыми номерами, а по залу разбегались разноцветные лучи фантастической иллюминации. С обеих сторон сцены под потолком были водружены огромные плазменные экраны, и на них проецировались крупным планом лица выступающих.

Наконец, после всех официальных высокопоставленных персон, на сцену вышел породистый седовласый мужчина с хорошо узнаваемым лицом. Это был популярный киноактёр Аристарх Клебанов. Зал зааплодировал. Клебанов выступал и как конферансье, и как тамада одновременно. Он начал незатейливо шутить, и в зале стали смеяться. Он громогласно объявил, что сегодня уважаемую публику ждут потрясающие сюрпризы. И вот сюрприз номер один — на сцене.

Оркестр заиграл очень известную мелодию. Публика притихла, не веря своим ушам, и приготовилась к самым неожиданным чудесам.

На сцену вылетел рослый красивый мужик — с огромными восточными чёрными глазищами, смоляной кудрявой причёской, в золотистом блестящем пиджаке с широченными подложными плечами и запел: «Эти глаза напротив…»

Публика не поверила своим глазам. Перед ними пел сам Филипп Григоров, один из самых лучших и известнейших эстрадных певцов России. Пригласить его попеть на свой день рождения — это было верхом престижа. Публика от такой приятной неожиданности принялась бурно аплодировать. Филипп, изящно двигаясь по сцене и подмигивая в зал, допел песню до конца и обратился к имениннику:

— Дорогой Андрей Сергеевич, для меня большая честь сегодня спеть для вас! Позвольте от всей души поздравить вас с днём рождения и пожелать вам крепкого здоровья и долгих лет жизни!

Публика снова громко зааплодировала. Резванов встал. Гости, шумно задвигав стульями, тоже повставали на ноги. Именинник, держа в вытянутой руке бокал с шампанским, произнёс в услужливо поднесённый к его губам беспроводной микрофон:

— Дорогие мои гости, друзья… А здесь собрались только мои друзья. Те, кто меня любят и уважают, — Резванов обвёл рукой с фужером притихший зал и продолжил. — Вы сегодня оказали мне большую честь, придя на мой день рождения. И я благодарен вам за это, и тоже выражаю вам своё уважение и глубочайшее почтение. Вы все очень достойные люди, и для меня большое счастье сидеть вместе с вами за одним столом. Я хочу, чтобы сегодня для вас состоялся праздник.

Кушайте, пейте, веселитесь, гости дорогие! И да хранит нас всех Бог! Очень надеюсь, что и через год, и каждый год потом мы будем собираться за этим праздничным столом. Пусть наша дружба постоянно крепнет, чтобы мы все могли положиться друг на друга в нелёгкий час. И я очень верю, что наше Отечество не забудет нас и наших заслуг перед ним!..

Резванов торжественно выпил шампанское до дна, и гости последовали его примеру. Затем все снова уселись. Заиграла музыка, и Филипп Григоров запел новую песню.

Гости выпивали, закусывали, переговаривались, смеялись. За их спинами быстрыми тенями скользили официанты в красных ливреях и официантки в чёрных платьицах с белыми передниками. Они подавали закуски, наливали выпивку, приносили новые блюда и ловко заменяли грязные тарелки на чистые. Обслуживание осуществлялось на высоком уровне. Гости уже много выпили и изрядно повеселели.

Вся публика была очень нарядно одета. На многих мужчинах красовались дорогие костюмы или пиджаки особого покроя с расшитыми узорами. На манжетах блестели золотые запонки, а на пальцах сверкали бриллиантовые перстни и золотые печатки.

Дамы блистали роскошными платьями и были обильно украшены золотом и бриллиантами, на плечах у некоторых возлежали дорогие меховые манто. Головокружительные причёски и яркий макияж делал женщин похожими на причудливых фотомоделей с обложек глянцевых журналов. Лица у всех, и у мужчин и у женщин, были сытые и холёные. Здесь развлекалась городская и областная знать, и все эти люди были весьма довольны и собой, и своей успешной жизнью.

Аристарх Клебанов предоставил слово бизнесмену Журикову. На сцену вышел грузный мужчина — коротко стриженый, в распахнутом белом пиджаке и малиновых широких брюках, подпоясанных широким чёрным атласным кушаком. На его толстых и коротких пальцах золотились массивные перстни. Журиков встал перед микрофонной стойкой, подбоченился и, глядя в сторону именинника, произнёс низким рокочущим голосом:

— Ну, вот, Андрюха, мы и дожили до очередного твоего дня рождения. Давай доживём и до следующего! Ты самый великий человек среди нас, мы гордимся тобой, и мы всегда будем вместе с тобой…

Сделав многозначительную паузу и поглядев в зал, Журиков торжественно продолжил:

— Андрюха, я хочу помянуть тех пацанов, которые не дожили до этих светлых дней. Давайте почтим минутой молчания память тех, кого нет с нами!

Снова зашумели отодвигаемые стулья, и все гости дружно поднялись из-за столов. Только подполковник Лазукин остался сидеть и продолжал демонстративно ковырять вилкой в своей тарелке.

Журиков недовольно посмотрел на сидевшего Лазукина, набычил лицо и хотел что-то сказать тому, но, глянув на Резванова и поймав его выразительный взгляд, не решился затевать скандал с главным милиционером города.

Все молча выпили. Журиков сошёл со сцены и прошёл к своему месту за столом. А артист Клебанов зычно объявил о новом сюрпризе. Снова заиграл оркестр знакомую лирическую мелодию, и на сцену вышла неувядаемая и блистательная Эдита Льеха. Она исполняла свою знаменитую песню «Билет в детство». Публика пришла в неописуемый восторг. Увидеть таких знаменитых артистов на дне рождения у Резванова — было полной неожиданностью. Но, зная о финансовых возможностях Андрея Сергеевича, мало кто сомневался, что впереди ещё много эстрадных сюрпризов.

 

 

20

 

Одетый в синий рабочий комбинезон и гладко выбритый невысокий коренастый мужчина, прибывший сегодня вечером на вокзал и до этого сидевший в подсобке, таскал коробки с овощами на складе. В дебаркадере стояла огромная фура, и около десятка грузчиков и подсобных рабочих быстро разгружали его.

Бригадир, толстый мужик с азиатским лицом, строго всматривался в работников. Некоторых он видел впервые, потому что сегодня в связи с праздником на подмогу перебросили нескольких грузчиков с оптового склада, принадлежавшего хозяину. Бригадир не успел с ними толком поговорить, велел только усердно работать и пообещал хорошее вознаграждение.

Поодаль стоял, наблюдая за разгрузкой, охранник в камуфлированной форме и с рацией в руках. Он тоже внимательно рассматривал снующих туда-сюда грузчиков. Вот один замешкался и выронил коробку из рук. Упав, она опрокинулась, и по полу покатились крупные пунцовые помидоры. Грузчик поспешно кинулся собирать их в коробку.

— Раззява! — пробурчал бригадир и пошёл к себе в кабинет подписать товарные накладные ожидавшему экспедитору. Охранник тоже отвернулся от суетящихся работников и принялся переговариваться с кем-то по рации, изредка посмеиваясь.

Грузчик подобрал все помидоры и потащил их на склад. Поставив коробку на стеллаж, он показал на свои руки кладовщице, толстой неопрятной тётке с бородавками на щеках.

— Вот, помыть надо, запачкался, — заискивающе пробормотал грузчик. Кладовщица, равнодушно пожав плечами, ничего не сказала и отвернулась, фиксируя в тетради очередную доставленную упаковку.

Мужчина выскочил в коридор и быстро забежал в подсобку, в которой у него сегодня состоялась встреча с кухонным работником Мишей. Он открыл шкаф и вынул небольшой клетчатый баул. В нём, находились завёрнутые в полиэтилен металлические детали какого-то странного приспособления.

Повозившись минуты две, мужчина собрал небольшой, всего тридцать сантиметров в ширину и полметра в длину, арбалет из блестящей никелированной стали. Спрятав оружие под комбинезон, он осторожно вышел из подсобки. Снова взяв в руки для вида какую-то коробку, он направился в конец коридора, где находилась стеклянная дверь, ведущая к пожарной лестнице. Лестница состояла из крутых металлических маршей, состыкованных друг с другом через маленькие переходные площадочки, и располагалась внутри вертикальной бетонной шахты, которая служила ещё и вентиляционным каналом. Шахта выходила прямо на кровлю.

Стеклянная дверь была заранее отперта. Юркнув внутрь, мужчина начал карабкаться по металлической лестнице. Поднявшись почти до самого верха, он увидел маленький проём в стене, закрытый решётчатой дверкой. Дверка легко отворилась, и мужчина влез внутрь.

Он оказался на чердаке между кровлей и подвесным потолком второго этажа. Здание ресторана имело перекрытие высокими металлическими фермами по восемнадцать метров в пролёте и с шагом в шесть метров. По верхнему поясу ферм были уложены железобетонные плиты покрытия, и по ним сверху накатан толстый слой мягкой битумной кровли. По нижнему поясу ферм лежали профилированные металлические панели с насыпанным поверх рубероида толстым слоем теплоизоляции из пористых шариков керамзита. Снизу к стальным панелям крепились на коротких латунных стержнях лёгкие трёхслойные потолочные панели из полимеров, а в узлах ферм находились особые штанги, за которые снизу, в обеденном зале ресторана, были подвешены большие модерновые люстры.

Человек в синем комбинезоне достал арбалет и осторожно двинулся по хрустящим шарикам в сторону предпоследней фермы. Было очень темно, и ему пришлось подсвечивать себе маленьким светодиодным фонариком с фиолетовым светом. Аккуратно, стараясь сильно не шуметь, он подошёл к условленному месту и высветил лежащий кусок брезента. Приподняв его, он увидел тёмное пятно.

Деревянная рамка размером полметра на полметра образовывала неглубокое колодцеобразное углубление в теплоизоляции. Шарики находились за периметром рамки, а внутри неё, на дне, была обнажённая поверхность оцинкованного профилированного листа. Мужчина лёг на живот и накрылся тканью. Он выключил фонарик и положил рядом арбалет. В полной темноте его руки нащупали пропилы в профнастиле и, осторожно зацепив за прорези, легко отогнули в сторону тонкий металл.

Тихо, почти бесшумно, он ощупал то, что было под выпиленной частью. Под ней находилась только пластиковая потолочная панель. Панель была перфорирована круглыми отверстиями по три сантиметра в диаметре, и через них хорошо было видно зал внизу. Снизу доносилась громко играющая музыка, и слышался гул голосов. Тёплый воздух проникал через дырочки и вяло обдувал лицо лежавшего человека. Через отверстие он разглядел прямо под собой сидевшего во главе большого П-образного стола мужчину в белом костюме. От пола до потолка высота не более шести метров, и человек внизу смотрелся как на ладони. Это был именно тот, кого приказали убить. Цель была совсем рядом.

Киллер достал из-за пазухи гибкое приспособление, похожее на медицинский стетоскоп и прикрепил один его конец у основания арбалета. Другой конец он поднёс к левому глазу и заглянул в окуляр. Это был оптический прицел на гибком оптоволоконном окуляре.

Подняв арбалет прикладом вверх, почти вертикально, и оперев его небольшими ножками на края потолочной панели, он стал разглядывать объект внизу уже через гибкий оптический прицел. Голова мужчины в белом костюме находилась в пересечении прицельных линий. Жертва была точно на мушке.

Вынув арбалет из углубления и повернувшись набок, киллер аккуратно натянул тетиву из стального тросика при помощи лапчатого рычага и вложил короткую тяжёлую стрелу из нержавеющей стали с острым трёхгранным наконечником в канал арбалета. Стрела надёжно фиксировалась приспособлениями в канале и могла покинуть его только при выстреле. Её кинетической энергии должно было хватить, чтобы пробить с небольшого расстояния даже армейский бронежилет.

Арбалет снова занял вертикальное положение. Кончик стрелы находился в крошечном потолочном отверстии и в это же отверстие, из под стрелы, глядел тонкий объектив оптического прибора. Жертва оказалась под прицелом взведённого в боевое положение оружия. Стрелок затаился и принялся ждать удобный момент для совершения выстрела.

 

 

21

 

Резванов чувствовал в голове зуд. Он сидел один во главе вершины П-образной конструкции из составленных рядом столов. Между столами имелись небольшие проходы для удобного выхода к танцевальной площадке. Все гости сидели по обеим сторонам справа и слева от Андрея Сергеевича, и он мог хорошо видеть их всех.

Только шесть охранников стояли незаметно в тени по бокам и позади от него. Ещё четверо притаились за портьерами и разглядывали гостей через специальные приборы-тепловизоры, позволявшие обнаружить спрятанные на теле посторонние предметы. По концам зала там и тут стояли или прохаживались ещё с десяток крепких молодцов-охранников. Восемь сотрудников службы безопасности были переодеты в прислугу и официантов.

Зал был напичкан видеокамерами скрытого наблюдения, и в специальной комнате сидели трое наблюдателей, пристально следивших на мониторах за всем, что происходит в здании. К ним же на компьютер стекалась информация от датчиков-анализаторов, размещённых по всему ресторану, способных даже по слабому запаху определить наличие взрывчатых или ядовитых веществ.

В комнате на первом этаже сидел в полной боеготовности отряд из десяти хорошо вооружённых бойцов. Дежурная охрана находилась во всех частях здания: от складов и подсобных помещений до кухни и туалетов. Были предприняты чрезвычайные меры безопасности.

Не будь звонка от Слона, охраны было бы в два раза меньше. Но этот звонок многое изменил. Как бы Резванов не бравировал и не делал вид, что этот звонок оставил его равнодушным, всё-таки он вызвал у него тревожное беспокойство и тихую ярость.

Вдобавок ещё этот гороскоп. Зачем он только попросил Бурого найти ему астролога и составить эту дурацкую карту судьбы? Гороскоп, как у Рейгана? Возможность избежать угрозы? Резванов верил только в себя и в свою удачу. Он не верил в предписанность судьбы, и ему яростно хотелось опровергнуть сегодняшнее предсказание. Животный инстинкт предчувствия опасности насыщал его кровь адреналином и не давал покоя.

Андрей Сергеевич рассматривал гостей, пытаясь предугадать, есть ли среди них тот, кто несёт ему смертельную угрозу. Все его гости были ему хорошо известны. Старые товарищи и партнёры по бизнесу, высокопоставленные чиновники, руководители города и области. Вряд ли кто-то из них способен на безумный поступок, чтобы причинить ему вред.

Гости были веселы, улыбались, смеялись, переговаривались и выходили потанцевать со своими дамами, а затем степенно возвращались к столам с обильной закуской.

Вот сидел уже изрядно выпивший начальник областной милиции Трубин. Рядом с ним — председатель городского суда Литвинская. Глаза её блестели, она раскраснелась, и причёска слегка растрепалась. Она кидала злые взгляды то на Резванова, то на крепкого охранника, стоявшего неподалёку от неё. Трубин что-то рассказывал Литвинской и, откидывая голову назад, хохотал, обнажая хорошо сработанную челюсть с фарфоровыми зубами. Эльвира Аркадьевна натянуто улыбалась, но веселья на её лице не было совсем.

Бизнесмены и депутаты, некоторые уже поснимав пиджаки, подходили друг к другу, чокались фужерами и рюмками, выпивали, громко разговаривали и посмеивались. Вся почтенная публика продолжала аппетитно жевать, пить, закусывать, звенеть столовыми приборами, стукать тарелками, двигать блюда и бутылки, переговариваясь и перешёптываясь.

Звучала красивая музыка. Всем было очень радостно и чрезвычайно весело.

 

 

22

 

Литвинская сидела за столом рядом с генералом милиции Трубиным, и тот навязчиво проявлял к ней знаки своего внимания. Это сильно раздражало Эльвиру Аркадьевну.

Когда, выпив очередную рюмку коньяка и закусив красной икрой, Трубин наклонился к очаровательной судье, чтобы снова высказать ей двусмысленный комплимент, она, едва сдержав свою неприязнь, изобразила недовольную гримасу и уже с сердитыми нотками произнесла:

— Ах, оставьте, Валерий Сергеевич, ваши казарменные шутки. Знаю я, что вы давно не равнодушны к моей персоне, но не позволяйте же себе слишком уж многого. На вас генеральский мундир, и помните о его чести!

Литвинская всячески стремилась подчеркнуть своё превосходство над этим мужланом, милицейским генералом, старым ловеласом и морально нечистоплотным человеком. Она знала о нём слишком много.

*   *   *

Ещё занимая не очень важные должности в городском суде, но зная, что рано или поздно она всё равно сядет в кресло председателя Прокопейского городского суда, Эльвира Литвинская завязала тесную дружбу с работниками прокуратуры, среди которых были и её однокашники по юридическому факультету, и просто знакомые ещё со школы.

Отношения эти строились на деловом расчёте, на некоторой взаимовыгодности. Прокурорские приятели часто предоставляли в её распоряжение много интересной информации о тех или иных важных персонах в Прокопейске — как о чиновниках, так и о бизнесменах. Осведомлённость в их биографиях и связях помогали Эльвире принимать правильные решения в некоторых щекотливых судебных делах.

В судейском цеху, как и во всей правоохранительной системе, за годы капиталистических реформ постепенно сформировались рыночные отношения по оказанию специфических юридических услуг.

Система, которую принято по старой привычке называть правоохранительной, начинала отжимать деньги уже на стадии дознания и следствия, а затем подключалась и прокуратура. Предпоследней, но самой главной в этой очереди находилась судебная инстанция. Самым последним звеном в  этой цепи была система исполнения наказаний. Там деньги вымогались уже за относительный комфорт, за безопасное и благополучное отбывание наказания.

Именно в суде принимались важные и судьбоносные решения для людей, попавших в жернова правоохранительной системы. Ведь за одно и то же преступление можно получить или по максимуму, или по минимуму. И для благоприятного решения требовались уже очень большие деньги, потому что ставкой была сама жизнь подсудимого.

Те преступные элементы, которые не смогли «отмазаться», откупиться от наказания на ранних стадиях следствия и надзора, могли попытать счастья в суде. На исход судебного решения влияли не только деньги подсудимого, но ещё и очень сложные и тонкие связи, оплетающие, как метастазами, всех участников судебного процесса. Это и адвокатская алчная шайка, и капризное общественное мнение, и жёлтая продажная пресса, и тихое циничное лоббирование сверху, и грубое давление снизу. И ещё многие и многие факторы, явные и потаённые, которые могли оказать влияние на окончательный приговор судьи.

Решение судьи — это всегда компромисс между максимальными деньгами клиента и минимально возможным наказанием ему. Это всегда был негласный сговор всех сторон, достигающих не полного, но достаточно терпимого решения своих проблем.

Эльвира быстро поняла алгоритм всей этой системы и легко вписалась в неё. Часть денег, обычно половина от всего теневого дохода, передавалась от нижестоящих сотрудников вышестоящим, а от тех — дальше наверх. Система работала, как хорошо отлаженный механизм, как муравейник, по которому снизу вверх постоянно перемещались деньги, деньги, деньги. И никого не волновало, как и откуда они берутся. То ли от мзды за условное наказание крупному взяточнику, то ли от выкупа за минимально возможный срок крупному бандиту и убийце, то ли от пожертвований, сделанных наркоторговцами, хлопочущими за снисхождение к их подельцу и соплеменнику.

А бывало и наоборот. Предлагались огромные деньги, чтобы упрятать какого-нибудь бедолагу подальше и «на подольше». И тут требовался разумный и тонкий баланс интересов между всеми договаривающимися сторонами.

Совесть Эльвиру Литвинскую уже давно не мучила, высокие рассуждения о порядочности, долге и чести — совсем не волновали. Душа Эльвиры Аркадьевны сжалась и почернела после смерти её горячо любимого мужа. Она навсегда запомнила, что именно честь и совесть стали причиной трагической гибели Игоря. И Эльвира глубоко презирала и ненавидела эти пошлые и пустые понятия.

Но ею двигала даже не алчность. Деньги, которые попадали в руки к Литвинской, тоже особо не радовали, они просто подтверждали её статус важного начальника и давали ей иллюзорную возможность компенсировать свою моральную ущербность. Она была своей в этой бюрократической псевдоправовой системе — нужной всем судьёй, и поэтому её уверенно продвигали наверх все заинтересованные в ней люди.

То, что Эльвира Аркадьевна исполняла как судья расчётливо и старательно, мог делать вместо неё любой другой человек. Судья в этой системе вообще не был человеком. Литвинская постепенно превратилась в робота, исполняющего рутинную, механическую и запрограммированную работу.

На этой должности не был нужен ни её ум, ни знания, ни профессионализм, ни совесть, ни честь, ни человеческое достоинство. Вместо Эльвиры Аркадьевны можно было посадить любого беспринципного и послушного человека, хладнокровно исполняющего циничный сценарий ритуального действа под названием «российский суд». Понимание этой абсолютной обезличенности и своей легкозаменяемости, как любой поломанной запчасти в жутком механизме, утрата своей личностной ценности и выхолащивание смысла справедливого суда по законам человеческой совести, всё это иногда пугало Литвинскую каким-то потусторонним, адским жаром.

Судопроизводство проходило, как тщательно отрепетированный спектакль: менялись только персонажи, и не менялась сцена и декорации.

Приводили в зал подсудимого, и Эльвира Аркадьевна уже заранее знала всю его предысторию, точнее предысторию торгов за благополучный приговор. Она досконально знала — кто, с чьей подачи и при чьём посредничестве, куда и сколько передал денег наличными, в каких купюрах, отечественными ли банкнотами или иностранной валютой, или деньги перевели безналично на какой-нибудь хитрый счёт какого-нибудь ООО (Общество с ограниченной ответственностью — прим. автора) или благотворительного фонда. Она прекрасно знала, какая доля принадлежит ей, а какие доли и куда нужно будет занести кому следует. За все эти годы не было ни одной осечки.

И вот, зная финансовую подоплёку судебного разбирательства, всю эту подковёрную возню, она совершенно спокойно назначала матёрому уголовнику вместо десяти лет — минимально возможные пять, зная, что он и их не досидит. Через два, максимум три года — по условно-досрочному — «откинется с кичи», выйдет на волю и снова, после небольшого перерыва, примется за прежнее преступное ремесло.

Часто бывали случаи, что за подсудимого вообще никто не хлопотал и не предлагал мзду. Это были представители низших слоёв общества, очень далёких как от преуспевающей деловой элиты, так и от хорошо оформившихся преступных группировок. Этих судить было совсем не интересно.

Ну, хулиган, например. Напился, оскорбил соседей, ударил пожилую женщину. Два года! Какие тут могут быть смягчающие обстоятельства? А то, что потерпевшая, пожилая соседка, сама беспробудная пьяница и постоянно терроризирует мать подсудимого, а остальные соседи — регулярно пьющая кодла, презирающая нормального трезвого парня, который работает и учится в лицее, содержа на иждивении мать-инвалида, никого не волнует. Подсудимый не был пьян? Следователь подделал данные наркологической экспертизы? И это утверждает подсудимый, у которого по бедности даже нет наёмного адвоката!

Два года общего режима! И только потому, что подсудимый не нашёл и не предложил денег, чтобы избежать наказания; не предпринял попытки как-либо откупиться от следствия, от прокуратуры, от суда. Верил в правосудие? Ну, тогда ему лучше всего избавиться от иллюзий по поводу нынешнего российского правосудия именно в тюрьме. Всё! Решение суда окончательное и обжалованию не подлежит. Хотя есть, конечно, кассация, но это такая нелепая фикция!

Почему другой подсудимый, ровесник этого неудачника-хулигана, парень, которого судили за вымогательство, не побоялся изменить свою жизнь? Он сколотил банду из подростков и обложил данью всех торговцев на местном оптовом рынке. Кто не платил ему, тот лишался товара и здоровья.

И ведь этот парень сразу сообразил, что часть добытых денег ему нужно «отстегнуть» местным ментам и их начальникам. И когда жалобы от потерпевших стали проникать выше, то и прокурорским подали на мохнатую лапу.

А ведь угодил этот ловкий новорусский делец на скамью подсудимых только потому, что кавказская диаспора оказалась более сплочённой и более богатой и нашла, кому заплатить, чтобы УБОПовцы (Управление по борьбе с организованной преступностью — прим. автора) жёстко повязали деловых пацанов среди бела дня. Да и на суд он пришёл с уже переданными по назначению двадцатью тысячами долларов, за которые Литвинская снисходительно назначит ему три года вместо восьми.

Ничего, пусть на зоне наберётся опыта, как нужно грамотно организовывать рэкет и эффективно бороться против этнических преступных группировок. Именно этому парню-вымогателю Эльвира Аркадьевна симпатизировала больше, чем тому наивному бедолаге, неудачно заступившемуся за больную мать и загремевшему по «хулиганке» на два года.

Литвинская в последнее время вообще уже редко обращала внимание на подсудимых. Их возраст, цвет волос, характер, судьба, биография, общественное положение не интересовали её нисколько. Только платёжеспособность клиента и сумма за купленное снисхождение суда.

Став председателем городского суда в Прокопейске, областном центре, Эльвира Литвинская вдруг поняла, что вершина пирамиды, к которой она так долго стремилась, — это тупик. Но даже не тупик карьеры — её-то как раз всегда приглашали работать и в областной суд и даже выше, и она могла бы расти дальше, вверх по служебной лестнице. Но в какой-то момент она вдруг осознала, что ей это уже не нужно. Совсем не нужно. Она потеряла себя. Эльвире вдруг стало очень страшно…

Неожиданно она как будто очнулась после тяжёлой и продолжительной комы, болезненного забытья, и с ужасом поняла, что стала частью зловещего и бездушного механизма и сама уже превратилась в совершенно бездушную механическую деталь этой страшной машины.

Поглядев однажды на себя в зеркало, Эльвира Аркадьевна увидела совершенно чужую, всё ещё красивую молодящуюся женщину с подтянутой женственной фигурой, но с пустым и безжизненным лицом. Во взгляде её не было лучистого тёплого света, который так привлекал когда-то друзей и поклонников, — вместо него глаза цедили серую стеклянную злость, так не похожую на человеческий взгляд.

Литвинской было уже сорок семь лет! Телесно она была ещё по-прежнему хороша собой и привлекательна, но ей уже не хотелось никого ни привлекать, ни радовать.

Она поняла, что все эти годы никого не любила. Она воспитывала сына, уделяла ему много внимания, баловала, но рядом с ней не было единственного мужчины, которого она могла бы полюбить так же, как  Игоря. Боль о нём потихоньку угасла, и время уже многое стёрло из её памяти. Ей хотелось, чтобы кто-то пришёл к ней, полюбил её, остался бы с ней жить, и чтобы она могла любить этого человека и заботиться о нём. Но этого так и не произошло за все последние двадцать лет.

Нет, у неё, конечно же, были мужчины, любовники, она никогда не оставалась надолго без их назойливого внимания. Но это всё было не то, и мужчины были не те. Все эти годы она методично превращалась в холодную и пустую куклу, не обретшую новой любви и потерявшую свою душу.

И вот теперь, когда её пронзила страшная боль от внезапно осознанного одиночества, когда она ужаснулась тому, что целых двадцать лет никого не любила всем сердцем и всей душой, она поняла, что и не жила вовсе. Это оказались пустые и бесплодные годы. А ведь жизнь уже клонилась к закату.

Эльвире вдруг захотелось обменять все свои неправедно нажитые деньги, всё своё высокое положение на уютное домашнее место чьёй-нибудь жены. Пусть домохозяйки, пусть при необеспеченном муже, пусть в бедности…

Литвинская часто встречала в городе свою бывшую однокурсницу Инну Потапову, ставшую женой Володи Лазукина, и начинала испытывать к ней жгучую зависть. Но не потому она завидовала Инне, что та была женой Володи, как мужчина он её уже и не волновал особо. Это была, конечно же, не ревность. Она завидовала Инне просто потому, что та была женой надёжного мужчины, у неё был дом, полноценная семья, и всё у неё хорошо сложилось с этим молчуном Лазукиным.

А впрочем, Эльвира и сама понимала, что эта зависть была всего лишь острым чувством её собственной неполноценности, реакцией на нерастраченную ею любовь. И она — впервые за последние годы — почувствовала уже почти умершее ощущение совести.

Это было и тревожно, и приятно одновременно. Тревожно потому, что могло создать осложнения в дальнейшей служебной деятельности на должности главного городского судьи, а приятно потому, что свидетельствовало о просыпающейся и оживающей душе.

Со смешанными чувствами приехала Эльвира Аркадьевна сегодня вечером в контору к Инне Лазукиной. Она и сама толком не знала, чего же хотела. Догадывалась по своей очень тонкой интуиции, развитой годами непростой работы в недрах судопроизводства, что сегодня, в день рождения Резванова, может произойти какая-то катастрофа, в которой могут пострадать и Володя Лазукин, и его семья.

Эльвире очень хотелось как-нибудь помочь Володе и Инне просто потому, что они когда-то были её однокурсниками и даже одно время были её приятелями. Ей захотелось снова подружиться с ними, вернуться к радостным ощущениям студенческой молодости, искреннего и преданного товарищества.

Да и сама Литвинская чувствовала, что, очнувшись от алчного морока, снова став почти прежней, нормальной, она уже с готовностью примет участие во всём, что поможет наконец воздать по заслугам и по справедливости всем тем мерзавцам, которые вместо отбывания долгого и сурового наказания попирают общество своим беззаконием, жестокостью и цинизмом.

 

 

23

 

В миниатюрных наушниках майора Сиротина раздался позывной оперативника, находившегося на связи с внутренней агентурой:

— Я Домовой — первому. Есть сообщение от внутренних. Подозрительный мужик исчез из поля зрения. Его наблюдали на складе, а потом он пропал. Запроси пятнадцатого, пусть уточнит у своих информаторов, где этот клиент прячется. Первый, как понял?

Сиротин насторожился. По опыту он знал, что могут быть ложные цели — люди, отвлекающие внимание от настоящего убийцы, но сейчас майор не сомневался, что подозрительный мужик внутри ресторана и был тем самым киллером, которого наняли убить Резванова. Было очень любопытно узнать, как же злоумышленник попытается осуществить эту почти невыполнимую задачу? Вероятно, что киллеру удалось проникнуть внутрь здания при помощи сообщника, вычислить которого не составит труда после обыска помещений и установления места укрытия. Наверняка, ему помогал кто-то из подсобных рабочих или грузчиков — им было проще провести постороннего внутрь и спрятать где-нибудь в многочисленных подсобках. Но вот каким оружием сможет воспользоваться убийца?

Пронести внутрь огнестрельное или холодное оружие тоже можно, если есть сообщник внутри. Но как киллер сможет применить его? Как пронести его мимо многочисленной охраны и видеокамер? Где найти позицию для выстрела или как приблизиться к жертве? Злоумышленника моментально заметят и обезвредят ещё на дальнем подходе. Он никак не сумеет выполнить свой замысел.

Даже если предположить, что преступнику удастся убить клиента, то скрыться он точно не сможет. Его тут же обнаружат, поймают и моментально скрутят. Но если наёмник не будет иметь надёжного способа для отхода с места преступления, то он вряд ли пойдёт на исполнение убийства. Профессиональных киллеров-самоубийц практически не бывает, и на месте преступления их никогда не ловят. Какие-нибудь асассины или шахиды-фанатики исполняют только политические убийства, а в случае с Резвановым никакой политикой и не пахло.

Применить яд тоже будет сложно. Пищу постоянно пробуют и дегустируют. Можно отравить кого угодно, но только не заказанную жертву.

Если предположить, что киллер использует взрывное устройство, то применить его будет ещё сложнее. Охрана зафиксирует любой подозрительный предмет, а специальные детекторы, имеющиеся в распоряжении службы безопасности, определят наличие взрывчатых веществ ещё до того, как оно попадёт в помещение с намеченной жертвой. Опять же очень высок риск засветиться и попасть в руки охраны.

 Майор милиции Сиротин просчитывал любые варианты и не мог понять, зачем понадобилось киллеру пытаться ликвидировать Резванова в этом хорошо охраняемом помещении и именно в день его рождения? Что за кураж?! Зачем нужно убивать Резванова сегодня в ресторане, и как вообще это сможет сделать убийца? Кто заказал Резвого — значения не имело. Враги — тайные и явные — у него были наверняка.

Способов ликвидации человека придумано достаточно много, и высокая степень вероятности их успешного исполнения существует в основном на открытом пространстве. Взорвать дистанционно автомобиль или выстрелить из снайперской винтовки всё-таки проще, чем попытаться убить человека внутри помещения на глазах у охраны и массы свидетелей.

У майора не было никакого желания предотвращать убийство Резвого на глазах у почтенной публики. Он даже был готов помочь таинственному киллеру исполнить свой замысел, но не мог понять, как всё-таки тот собирается это осуществить. Сиротин был морально готов предоставить наёмному убийце карт-бланш для совершения успешного покушения и намеревался задержать того с поличным только после ликвидации Резванова.

Сообщение об исчезновении подозрительного незнакомца заставило майора Сиротина предположить, что киллер не так прост, как это ему казалось ещё несколько минут назад. Значит, у злоумышленника существует хорошо продуманный и подготовленный план, по которому тот собирается действовать, и в котором тот уверен на сто процентов. Это значит, что у преступника гораздо больше сообщников внутри здания, чем предполагалось вначале.

Майора совершенно не волновали последствия убийства Резвого. Проколов со стороны его отдела не было. Он проводил спецоперацию по охране объекта по инструкции и всем правилам. Официальной информации о подготовке покушения не было, а то, что знал он и несколько его самых надёжных оперативников, знал ещё только Лазукин.

Поводом для охраны ресторана силами милиции послужило то, что там находились руководители города и области, а также ответственные работники правоохранительных органов. Если что и случится с высокопоставленным именинником, то Сиротин отделается только выговором, да задержкой ещё на год присвоения очередного звания. Но высокие звания его уже давно не волновали. Выше майора ему никогда не подняться просто потому, что у него нет покровителей наверху, и, самое главное, потому, что он честный милиционер, а это по нынешним временам приравнивается к идиотизму.

Даже если Сиротин полностью облажается на службе и его всё-таки попрут из органов, то это майора сильно и не заботило. Он уже перешагнул через тот болевой порог, за которым не страшно было потерять любимую службу. Сейчас его интересовала только ситуация внутри ресторана и ожидание развязки этой странной и интригующей драмы.

*   *   *

Сиротин нажал кнопку связи и стал выкликать нужного оперативника. Все переговоры записывались в цифровом формате на жёсткий диск компьютера в передвижном штабе. В случае чего, майор имел возможность уничтожить все записи и сослаться на технические проблемы. Техника находилась в привычно ненадёжном состоянии, и выход её из строя — было делом весьма обычным и неудивительным.

— Я первый — пятнадцатому. Отзовись, — тихо выговаривал майор Сиротин и вслушивался в шумы, звучащие в его наушниках. Сквозь потрескивание раздался нужный ему голос:

— Я пятнадцатый — первому. На связи.

— Как там заложник? В прежнем положении? — спросил капитан.

— Пока — да. Но рядом наш осведомитель. А что? — голос пятнадцатого звучал очень устало.

— Поступило сообщение, что подозрительный объект исчез со склада. Запроси свою агентуру, пусть уточнят, где он находится. Только без лишнего шума, а то там всё начальство. Если поднимут кипеж по ложной тревоге, то нам не сдобровать. Ты понял, пятнадцатый? — Сиротин осознавал, что через завербованных агентов из числа резвановской охраны пойдёт утечка об опасности, грозящей их шефу.

Даже из чувства профессионального долга охранник-агент не сможет проигнорировать угрозу для своего хозяина. Ведь агент-охранник обязался сообщать оперативникам информацию, а не соучаствовать в покушении. Значит, сейчас Резванову доложат, что внутри здания прячется киллер. Значит, майор милиции Сиротин сам невольно спасает Резвого от заслуженного возмездия.

Майор почувствовал, что попал в патовую ситуацию. Выезжая на спецоперацию и выводя на неё опергруппу, он втайне надеялся, что угроза убийства Резванова со стороны наёмного убийцы — вполне реальна. У Сиротина теплилась слабая надежда на то, что киллеру удастся осуществить задуманную ликвидацию. Но, уже дежуря в передвижном штабе и трезво оценив оперативную обстановку, майор счёл, что у вероятного преступника шансы убить Резванова близки к нулю. А теперь Сиротин собственными руками ещё больше уменьшает вероятность наказания Резванова. Желание увидеть Резвого мёртвым — было пока неосуществимым.

Сиротин разозлился, чувствуя, что Резванов и на этот раз перехитрил его и ушёл от заслуженного и сурового возмездия. Но майор помнил про гороскоп и разговор с доктором Струве, и надежда на смертельный исход в судьбе Андрюхи Резвого не угасла в нём окончательно. Один шанс из тысячи ещё оставался!

 

 

24

 

Резванов почувствовал на себе взгляд и посмотрел в ту сторону. На него пристально смотрел сидевший в центре левого стола подполковник милиции Лазукин. Их взгляды встретились, и подполковник невольно, едва заметно ухмыльнулся.

«Он что-то знает, — подумал Резванов. — Не может не знать. Это очень опытный и умный мент».

*   *   *

Резванов вспомнил, как шло кулуарное обсуждение кандидатуры на должность начальника Прокопейского городского управления милиции.

Они сидели тогда в его загородном доме, и начальник областного УВД генерал милиции Трубин в подпитии настаивал на том, что нужно назначить на эту ответственную должность хорошего профессионала и честного человека. Подполковник Лазукин, в ту пору ещё майор, по своим служебным и моральным качествам как раз подходил на эту должность.

— Ты пойми, Андрей, — внушал Трубин Резванову, — этот Петренко только взятки и может брать. Толку от него никакого. В городе преступность выросла в полтора раза. Растёт число краж, разбоев, убийств. Меня просто попрут за такую криминальную обстановку в областном центре. На должность начальника городской милиции нужно ставить только крепкого профессионала, который сможет навести порядок и утихомирить разгул преступности. Разве это не в твоих интересах?

Благополучная обстановка в Прокопейске, да и во всей области, конечно же, была в интересах Резванова и всей его команды. Им всем был нужен порядок, чтобы их бизнес успешно развивался, а их власть уверенно укреплялась день ото дня.

— Вот ты скажи, Валерий Сергеевич, — допытывался Резванов у Трубина, — почему менты, которые не берут взяток, могут бороться с преступностью, а те, которые взятки берут, совершенно бесполезны? Почему мы не можем обойтись без правильных ментов и не можем сделать их своими союзниками?

— Потому, Андрей Сергеевич, что это диалектика жизни. Гений и злодейство — две вещи несовместные, как говорил наш классик. Либо ты взяточник, либо ты профессионал. Либо ты гад, либо ты порядочный человек. Третьего не дано. А своими союзниками, Андрюша, ты честных людей не сделаешь! Потому как сам ты — человек нечестный и все капиталы твои нажиты неправедным путём. Или ты уже запамятовал, кто ты есть? — Трубин жёстко произнёс эти слова и похлопал Резванова по плечу.

— Да, ладно, Валерий Сергеевич, ты и взятки берёшь, и профессионал классный, — Резванов тоже жёстко произнёс свои слова. Но Трубин рассердился:

— Ты, Резвый, нюх не теряй. Это мы тебя терпим, потому что ты нас подкармливаешь и пока ты нам ещё нужен. А то ведь можно и отправить тебя в солнечный Магадан, отдохнуть лет десять, если ты сильно устал давать нам взятки. На твоё место желающих много найдётся… Так что, Андрюша, знай границы своих полномочий и не рыпайся. А начальником Прокопейской милиции я всё-таки назначу Володю Лазукина. И ты против этого возражать не будешь. Понял?!

Тогда Резванову пришлось уступить. Он, действительно, постоянно ощущал уязвимость своего положения. Большие деньги и связи во властных структурах не давали ему стабильного и крепкого положения в обществе. Даже депутатский мандат не защищал его от угроз со стороны всесильной силовой организации. Андрей Сергеевич хорошо понимал, что самым сильным и могущественным в нынешней российской общественно-политической системе является государственный чиновник. Не важно, кто он и как его зовут, он многоликий и вездесущий, всегда найдёт возможность вознести или опрокинуть любого человека в этой стране.

Государство, возникшее после великой криминальной революции на обломках Советского Союза, само стало насквозь криминальным и по отношению ко всем своим подданным вело себя как вор в законе, правящий в шайке даже не по воровским понятиям, а по полному беспределу — несправедливо, нагло, жестоко и безжалостно.

*   *   *

Сейчас, сидя за столом, Резванов пристально смотрел на подполковника Лазукина, пытаясь понять, что же тому известно об угрозе покушения. Может быть, стоило подойти, заговорить и задать вопрос напрямую? Но Резванов не мог преодолеть свою гордость. Он считал ниже своего достоинства вызнавать что-либо на свой счёт у этого слишком правильного мента.

Сразу же после назначения на должность начальника городского УВД Лазукин поменял всех руководителей отделов и назначил своих, проверенных и надёжных людей на все ключевые должности. Резванов потерял возможность получать информацию от своих осведомителей, и многие процессы в недрах городской милиции стали ему не подконтрольны. Теперь он не располагал достоверными сведениями об оперативной работе и не мог прогнозировать развитие событий.

Резванов размышлял. Если Лазукин и его люди располагают информацией об угрозе его жизни, то знают ли они, что конкретно должно произойти? Если они знают о готовящемся покушении, то смогут ли они предотвратить его и захотят ли вообще предотвращать? И почему его собственная служба безопасности, в которой работают и бывшие милиционеры, и бывшие эфэсбэшники, до сих пор не обнаружила признаков готовящегося покушения? А Резванов был уже твёрдо уверен, что покушение произойдёт обязательно. Он только не верил, что оно будет удачным. Резванов не собирался глупо погибать по чьёй-то злой воле.

*   *   *

Встав из-за своего стола, Резванов прошёл в сопровождении телохранителей в кабинет, находившийся в лабиринтах административных помещений на втором этаже. Это был его личный кабинет, который он посещал очень редко, в основном с проверками работы ресторана или для проведения конфиденциальных встреч с нужными людьми.

Позади стола прятался замурованный в стену и скрытый висящей картиной «под Кандинского» небольшой сейф. Открыв его, Резванов достал небольшой короткоствольный револьвер «Смит-Вессон» и заткнул его сзади за пояс под туго затянутый ремень из каймановой кожи. Поправив пиджак, он повернулся к телохранителям и подмигнул им.

— Может быть, оденете бронежилет из полибруса (пуленепробиваемая ткань из кремнийорганического волокна — прим. автора)? — участливо осведомился один из них. — Что-то серьёзное, Андрей Сергеевич?

— Да нет, Лёша. Бронежилет — лишнее. Всё равно стрелять будут в голову. А к жизни всегда надо относиться серьёзно! Пойдём! — Резванов хлопнул по плечу заботливого охранника Лёшу, и они вместе вышли из кабинета.

Вернувшись в зал, Андрей Сергеевич налил себе рюмку французского коньяка и выпил залпом. Аромат благородного напитка напомнил ему молодость и то далёкое лето, проведённое на берегу южного моря, где он пил такой же вкусный коньяк в компании очень уважаемых людей, объяснивших ему тогда смысл жизни.

Как давно это было! Многие из тех учителей не дожили до сегодняшнего дня.

Тихо подошёл начальник службы безопасности, отставной подполковник ФСБ Колбин и, наклонившись к уху Резванова, прошептал:

— По информации, полученной из милицейских источников, в здание проник человек, который собирается, по всей видимости, совершить на вас покушение. Какие меры принять, Андрей Сергеевич?

Резванов почувствовал огромное облегчение. Картина наконец прорисовывалась, и теперь скрытая угроза приобретала очертания явной подготовки к покушению. Предупреждён, значит, вооружён. Этого негодяя вмиг отыщут в здании ресторана, скрыться ему негде. Интересно, как он попытается убить его? Любопытство защекотало нервы. Вслух Резванов сказал только:

— Распорядись прочесать здание ещё раз, проверь все закоулки, подвал, крышу. Обнаружишь — сообщи. Я хочу глянуть на этого Рэмбо. Только делай всё по-тихому. Не переполоши гостей, пусть люди празднуют!

Колбин ушёл. Переодетая в прислугу охрана заметно активизировалась. Гости продолжали веселиться, не обращая внимания на суету охраны и персонала.

Играла музыка, иллюминация разбрызгивала яркие лучи света, танцующие шаркали по паркету ногами. Двигались стулья, стучали приборы по тарелкам, хлопали открываемые бутылки с шампанским, в фужеры лилось вино, в рюмки — водка и коньяк. Тарелки с закусками и вазы с фруктами опустошались и заменялись на новые, наполненные деликатесами и десертом. Гости закусывали и выпивали, снова выпивали и закусывали — праздник был в полном разгаре.

На сцене вновь появился Аристарх Клебанов и, произнеся очередную здравицу в честь именинника, объявил следующий сюрприз. Заиграла музыка к песне «Соловьиная роща», и на сцену вышел знаменитый и неувядаемый певец Лев Мищенко. Зал взревел от восторга, и большинство гостей побежали танцевать.

Настроение Андрея Сергеевича потихоньку улучшалось. Он размышлял о том, кто же это осмелился нанять киллера. Но он мог это выяснить, только поймав наёмника…

 

 

25

 

Мужчина в синем комбинезоне подсобного рабочего неподвижно лежал в темноте, накрытый брезентом и, вглядываясь через оптоволоконный прицел в жертву, выжидал удобный момент для выстрела.

Это всегда было напряжённое и мучительное ожидание. Руки в тонких холщовых перчатках крепко держали стальной арбалет в вертикальном положении. Киллер был опытным стрелком, он проходил службу в армии и успел поучаствовать в разных спецоперациях. Сотрудничать с неофициальными структурами он начал совсем недавно в силу личных, очень непростых обстоятельств.

Он хорошо владел обычным стрелковым оружием: автоматом, снайперской винтовкой и пистолетом. Но когда он стал наёмником, то ему предложили обучиться и стрельбе из арбалета, и это нисколько не смутило — новшество всегда интереснее рутины. Вот только непривычно прицельное устройство — впервые пришлось познакомиться с такой оптоволоконной системой. Потренировавшись, убедился в её эффективности и надёжности. К тому же, этот прицел обладал повышенной светочувствительностью, и его можно было использовать даже в плохо освещённом помещении.

Взгляд через прицел напряжённо следил за объектом внизу…

К человеку в белом костюме, сидевшему за столом, подошёл пожилой охранник и что-то сказал на ухо. Человек забеспокоился и отдал какие-то распоряжения. Затем он принялся звонить по мобильному телефону. Он постоянно озирался по сторонам, крутя головой из стороны в сторону. В нём присутствовал страх.

Киллер всегда чувствовал, что незадолго до смерти, жертва испытывает неосознанный страх и беспокойство. Предчувствие смерти, видимо, у человека всё-таки существует.

Снова заиграла музыка, и публику вышел развлекать знаменитый певец Лев Мищенко. Публика вставала из-за столов и шла танцевать на площадку перед эстрадой. Человек в белом костюме сидел на своём месте неподвижно и разглядывал танцующих гостей.

Это был подходящий момент для выстрела…

Палец плавно нажал на курок.

Щёлкнула стальная тетива, ударившись о перекладину.

Стрела мгновенно ушла вниз, и арбалет слегка дёрнулся.

Но в прицеле киллер увидел, что стрела прошла мимо всего в трёх сантиметрах от головы жертвы и пробила стол насквозь…

Не дожидаясь дальнейших событий, наёмник, бросив арбалет, вылез из под брезента и направился к люку, через который проник сюда. Он выбрался назад в вентиляционную шахту на пожарную лестницу и быстро полез наверх. Оказавшись на плоской крыше, подошёл к краю со стороны дебаркадера, где торчали поручни металлической пожарной лестницы, прикреплённой снаружи к стене вертикально, и начал торопливо спускаться по ней.

Едва коснувшись земли, киллер получил сзади неожиданный и сильный удар по голове и сразу же упал, потеряв сознание.

 

 

26

 

Что-то неожиданно хрустнуло на столе рядом с Резвановым — звук был не громче хлопка пробки от шампанского. Тарелка, стоявшая перед ним на расстоянии ладони от края, раскололась на две части, и в столе, покрытом белоснежной накрахмаленной скатертью, появилась сквозная дырка размером с палец.

Ни сам Резванов, ни его телохранители сразу и не сообразили, что же произошло. Никто из гостей в зале вообще ничего не заметил. Музыка продолжала громко играть, и все были заняты закуской, выпивкой и танцами.

Первым подбежал Лёша и, увидев расколотую тарелку и дырку в столе, принялся разглядывать потолок. Но там ничего не было видно — ни люка, ни отверстия. Только потолочные панели с частыми и мелкими дырочками. Выстрелить через них, не прицелившись, было невозможно. Да и как? Там ведь были плиты перекрытия. Тем не менее, Лёша встал за спиной у Резванова и слегка наклонился над ним, стараясь прикрыть сверху. Второй телохранитель нагнулся, заглядывая под стол.

— Вы не ранены, Андрей Сергеевич? — осторожно спросил Лёша. — Может, покинете зал?

Резванов сидел неподвижно, и только испарина выступила на его лбу.

Охранник торопливо нагнулся и залез под стол. С трудом выдернул торчащий из пола металлический стержень и, высунувшись из-под скатерти, протянул Лёше короткую — сантиметров пятнадцать, не больше — арбалетную стрелу из никелированной стали. Пробив паркетный пол и ударившись о бетонную плиту, легированный наконечник слегка затупился.

Резванов, не прикасаясь к стреле, поднял взгляд на потолок. Он тоже ничего подозрительного не увидел. Переведя взгляд на охранника Лёшу, только сдавленно прошептал:

— Откуда?

К Резванову уже спешил начальник службы безопасности со своими помощниками. Подбежав, Колбин осторожно, чтобы не заметили гости, рассмотрел стрелу и, тоже пристально поглядев на потолок, отдал распоряжение по рации.

Кое-кто из гостей заметил суету вокруг Резванова и начал кидать любопытные взгляды в его сторону. Чтобы не привлекать особого внимания и не прерывать праздник, Резванов встал из-за стола и, успокоительно кивнув гостям, вышел из зала, тесно окружённый телохранителями.

 

 

27

 

Подполковник Лазукин, вдоволь насмотревшись на Резванова и изучив все нервные движения на его лице, остался удовлетворён. Он не сомневался, что Резванов взволнован и ожидает покушения. Это почему-то несказанно радовало Владимира Романовича. Он пытался абстрагироваться от мелочного мстительного чувства, но ему вспоминались десятки уголовных дел, совершённых людьми Резванова по его прямому распоряжению. Все факты о совершении этих преступлений бандитской группировкой Резванова были косвенными. Прямых доказательств практически не имелось — Андрей Сергеевич был очень умным и хитрым противником. Но Лазукин ни на минуту не сомневался в том, что удача когда-нибудь отвернётся от Резвого. Рано или поздно кара настигнет этого негодяя. Иначе терялась бы вера в Божью справедливость.

Лазукин вспомнил, какую кровавую разборку устроили люди Резванова на глинозёмном заводе в Качинске десять лет назад.

*   *   *

Завод тогда приватизировала, точнее — присвоила, некая московская фирма и начала наконец выплачивать рабочим зарплату, задержанную предыдущим руководством аж на восемь месяцев. Народ получил надежду на какие-то улучшения.

Но группа Резванова разыграла хитрую комбинацию и как-то переделала приватизацию в свою пользу. Резвановцы попытались силой сменить заводскую администрацию и провели под охраной вооружённых бойцов группу своих менеджеров в здание заводского управления. Работники завода, поднятые по тревоге своими прежними, московскими хозяевами, воспротивились такой незаконной, на их взгляд, сменой собственника глинозёмного завода. Произошло столкновение, и рабочие, избили резвановских менеджеров вместе с вооружённой охраной, так и не решившейся стрелять по людям, и выкинули тех за проходную завода.

Резванов тогда жестоко отомстил смутьянам. Он вынудил москвичей отступиться и признать право собственности на завод за ним. Резвый установил зачинщиков нападения на своих людей и всех, кто принимал в этом непосредственное участие.

Однажды ночью в заводском пригороде Качинска, где жили в основном работники глинозёмного завода, произошёл дикий погром. Неизвестные люди в масках врывались в дома рабочих и жестоко избивали тех резиновыми дубинками. Некоторых, кого считали зачинщиками избиения резвановских менеджеров, выволакивали на улицу и натравливали на них свирепых собак. Псы рвали кричащих людей в клочья, и зверей оттаскивали только тогда, когда жертвы переставали сопротивляться и не подавали признаков жизни.

Два участковых милиционера, дежуривших в посёлке в ту ночь, пытались предотвратить эту кровавую бойню, но одного, молодого сержанта, застрелили в упор и сбросили в канаву, а другого, пожилого старшину, облив бензином, сожгли заживо.

Тогда, кроме милиционеров, погибли ещё пятеро рабочих и более трёх десятков остались изувеченными. Их семьи заставили бросить свои дома и уехать из посёлка. Ещё полсотни человек поувольняли с завода и тоже вынудили покинуть посёлок.

Расследование этого страшного происшествия, взбудоражившего не только Качинск, но и всю область, вёл присланный из Прокопейска следователь Трошечкин. Но он быстро замял это чудовищное преступление, всё списав на криминальные разборки между молодёжными бандами. За убийство милиционеров наказали каких-то двух молодых наркоманов, а за убийства рабочих не ответил вообще никто. Посёлок оказался запуганным, и никто не полез на рожон с разоблачениями. Начальник Качинской милиции Агапов пошёл на повышение, а областная прокуратура согласилась с выводами следствия.

Лазукин располагал в то время неопровержимыми фактами, что вся кровавая драма в заводском посёлке была затеяна по приказу самого Резванова, а расправу учинили бойцы Бурого, ближайшего соратника и подельника Резвого. Оперативные донесения тогда ещё старшего лейтенанта Лазукина не нашли никакого отклика у вышестоящего руководства, а его самого назначили начальником отделения милиции в отдалённый район области с повышением в звании.

Действительно, Лазукин притих на время, но никогда не оставлял желания наказать Резванова и его банду за все те преступления, что тот успел натворить…

*   *   *

Сейчас, сидя в ресторане на дне рождения у своего врага, подполковник милиции Лазукин чувствовал приближение драматической развязки. Он разглядывал гостей, нарядно и богато разодетых. Он поглядывал на своего начальника Трубина, обхаживавшего судью Литвинскую. На прокурора Ставрогина, на городского главу Кудрявцева. Он смотрел на многих знакомых ему людей и не мог понять, почему они, в принципе ещё не совсем конченные подлецы, достаточно образованные и умные люди, хорошие специалисты и грамотные руководители, знающие, кто такой на самом деле Андрей Сергеевич Резванов, пришли сюда к нему на день его рождения?

Почему они, зная о кровавом и преступном прошлом Резвого, пьют и едят за его столом? Почему они произносят здравицы и тосты в его честь? Неужели они не чувствуют в вине вкуса крови жертв, умерщвлённых по приказу этого бандита, а в музыке, гремевшей в зале, они не слышат плача и стонов пострадавших по вине Резванова?

Неожиданно Лазукин засобирался домой — ему стало гадко от смрадной атмосферы всей этой гулянки. Он отвлёкся на минуту, чтобы позвонить своему шофёру Сергеичу и вызвать машину пораньше. Часы показывали уже половину девятого. Подполковнику надоела эта вакханалия, и он потерял интерес ко всему, что здесь происходило или ещё могло произойти. Чему быть — того не миновать. Грохнут Резвого — хорошо! Собаке, как говорится, собачья смерть. Хотя собаку всё же жальче, чем Резвого. А если Резванов останется жив, то грохнут его в следующий раз обязательно…

*   *   *

Подполковник Лазукин глядел на эстраду. Вдруг он услыхал негромкий сухой щелчок со стороны сидевшего за столом Резванова. Подполковник обернулся на странный звук — там что-то произошло. Подскочили охранники, окружили именинника, что-то зашептали ему на ухо. Один даже нагнулся и что-то достал из-под стола. Резвый сидел, не шелохнувшись, и только его лицо злобно напряглось, и нервно дрожала нижняя губа.

Засуетилась охрана. Но эта суета органично вписывалась в праздничное мельтешение с перемещениями людей по залу, с танцующими гостями, постоянно двигающимися официантами. Большинство гостей в зале так ничего и не заметило и, как ни в чём не бывало, продолжало гулять и веселиться. Играла музыка, и певец Лев Мищенко продолжал напевать свою знаменитую песню про соловьиную рощу.

Лазукин понял, что покушение уже произошло…

Подполковник только не успел заметить, как это случилось. Выстрела не было слышно, да и не мудрено, стрелять могли только с глушителем. Запаха пороховых газов не ощущалось. Звук, который слышал Лазукин, был треском расколовшейся тарелки, поспешно убранной со стола расторопным официантом.

Резванов уцелел…

Выходит — убийца промахнулся. Но откуда он мог стрелять и будет ли повторная попытка покушения? Судя по тому, что охрана уже зафиксировала предпринятую попытку убийства и встревожилась, стрелок потерял важное преимущество внезапности. Если он выстрелит снова, то обязательно обнаружит себя. Значит, повторного выстрела, скорее всего, не будет. Стрелок, промахнувшись, уже оставил свою позицию и теперь пытается уйти незамеченным. Судя по активности охраны, его усиленно ищут по всему зданию.

Подполковник Лазукин почувствовал страшную досаду.

 

 

28

 

Майору Сиротину немедленно доложили, что внутри ресторана произошло ЧП. Ему сообщили, что была предпринята попытка убийства Резванова, но тот остался цел и невредим.

— Выяснили, как это случилось? Откуда стреляли? — расспрашивал майор по радиосвязи своих оперативников.

— Не установлено. Но охранники говорят, что стреляли откуда-то сверху, из-под потолка, стальным стержнем, похожим на арбалетную стрелу. Как произведён выстрел, пока не выяснено. Вся охрана Резванова на ушах. Думаю, что ищут стрелка. Как понял? — докладывающий оперативник был необычайно оживлён. — Я этого мерзавца сам порву на части за то, что не научился метко стрелять…

— Я третий — первому. Докладываю: в здании никакой суматохи нет. Все продолжают веселиться. Похоже, что никто из гостей ничего не заметил. По крайней мере, в зале всё по-прежнему. Может, зайти и самому шмальнуть в Резвого? — докладывающий грубо выругался.

— Разговорчики в эфире! — одёрнул Сиротин. Но сам почувствовал сильное разочарование от такой неудачной развязки.

Выходит, что его косвенное предупреждение резвановских охранников об опасности не сыграло никакой роли? Покушение было совершено. И оно было совершено неудачно. Но что помешало? Неопытность стрелка? На такие задания дилетантов не посылают. В каждой операции вероятность неудачи может составлять пятьдесят процентов. Даже очень хорошо подготовленная акция имеет шансы пятьдесят на пятьдесят. Есть статистически подтверждённые факторы случайности и удачи, сопутствующие тем, кому удалось счастливо пережить покушения.

«Что за странный способ убийства избрал киллер? Стрелять из арбалета?! — думал Сиротин. — Хотя… Это почти идеальное оружие для помещения. Бесшумное, мощное, компактное. Можно прицелиться через дистанционный прицел и выстрелить через маленькое отверстие. Прицелиться пистолетом через отверстие размером с диаметр его ствола будет сложнее. А к арбалету можно прикрепить электронный или оптоволоконный прицел у основания дуги и очень точно прицелиться. Такие арбалетные системы используют в спецназе для проведения диверсионных операций…»

Сиротин выкрикнул в эфир:

— Я первый — пятнадцатому. Немедленно запросите агентуру. Что находится над потолком зала? Есть ли там чердак или технический этаж? Киллер стрелял через потолок сверху. Пусть они срочно пошлют туда своих людей и обыщут там всё. Пусть перекроют все выходы. Он не по воздуху улетит, а попытается уйти обычным путём. Скорее всего — через крышу. Пусть проверят дебаркадер и пожарные выходы. Деваться ему некуда. Его действия обнаружены, и паники, на которую он рассчитывал, не произошло. Его наверняка поймают в ближайшие десять минут… Пятнадцатый, предупреди своих осведомителей, чтобы не допустили расправы до нашего прибытия. Иначе будут отвечать как соучастники. Ты понял? Действуй!

 Майор Сиротин задумался. Попытка покушения на Резванова провалилась, и он не знал, как к этому относиться — то ли огорчаться, то ли радоваться. Он впервые не мог решить, как же ему следует поступить. Завести внутрь ресторана свою опергруппу и, остановив праздник, немедленно начать расследование? Но там, в зале, полно начальства и никто не заметил никакого покушения. Могут ещё поставить под сомнение правомочность таких действий…

Или сейчас не предпринимать ничего, а только после окончания торжества провести следственные действия? Никто официально о покушении ещё не сообщал. Да и вряд ли Резванов будет трубить по такому поводу…

Подумав, Сиротин позвонил по мобильному телефону подполковнику Лазукину.

— Слушаю, Костя! — откликнулся Лазукин. — Ты уже в курсе? У нас тут ЧП произошло, только пока всё тихо. Никто ничего не понял. Но Резвый вышел из зала. Думаю, что ищут стрелка…

— Володя, ты заметил откуда стреляли? — перебивая, спросил Сиротин.

— Стреляли через потолок металлической стрелой. Думаю, что из арбалета. Я видел в столе аккуратную дырку.

— Так что мне теперь делать? — спросил майор своего начальника.

— Да ничего! — спокойно ответил Лазукин. — Звонков в милицию не было. А если будут — пусть приезжает дежурная группа. А ты — сиди тихо.

— Может, дать отбой и всех снять с позиций? — Сиротин почему-то начинал раздражаться.

— Пока гости не разойдутся, сиди на месте тихо! — почти приказным тоном ответил Лазукин. — Спектакль ещё не окончился. После антракта может случиться продолжение. Это мог быть и отвлекающий манёвр. И вторая попытка вовсе не исключена. Сделай так, чтобы киллер попал к нам в руки живым.

Телефон отключился.

Приоткрыв дверь, майор Сиротин закурил папиросу, выдувая дым наружу. Он напряжённо размышлял, как всё-таки ему следует поступить.

 

 

29

 

— Тащи его сюда! — кричал Резванов охранникам, яростно волокущим по коридору беспомощного человека в синем комбинезоне.

Затащив в кабинет, они бросили его на пол к ногам хозяина.

— Живой? — хозяин строго глянул на разгорячённых парней. Те закивали головами.

— Приведите в чувство! — приказал Резванов и отхлебнул коньяка из маленькой металлической фляжечки, поданной ему услужливым телохранителем Лёшей. Выпив, Резванов уселся на диван и принялся рассматривать пойманного злоумышленника.

Того тем временем окатили холодной водой из большого пластмассового ведра. Человек застонал и, открыв глаза, попытался подняться на ноги. К нему подскочили двое молодцов, подхватили под руки, оттащили и прислонили к стене, оставив сидеть на полу. Они стояли рядом, готовые в любой момент ударить или схватить пленника.

Пойманный сидел молча и, ещё не до конца очнувшись, озирался по сторонам плавающим взглядом. Увидав перед собой сидящего на диване с бледным лицом Резванова, мужик в мокром комбинезоне пришёл наконец в себя и ухмыльнулся:

— Жаль… Промахнулся…

— А отчего промахнулся-то? — участливо и с издевательской ноткой спросил Резванов. — Тренировался плохо?

— Параллакс не учёл… — со вздохом ответил пленник.

Все вокруг засмеялись.

— Ох ты, Господи! Он параллакс не учёл! — дурашливо всплеснув ладонями, запричитал Резванов. Он пережил после покушения сильный шок и теперь хотел всласть отыграться на пойманном киллере. — А где учат параллакс учитывать? Ты вообще откель будешь-то, стрелок ворошиловский? Где тебя стрелять-то учили? На срочной службе в забайкальском стройбате? Или ты в камерунском спецназе стрелять учился?

Толпа охранников дружно смеялась, им тоже хотелось покуражиться за всю пережитую нервотрёпку. Но задержанный стрелок сидел, совершенно спокойно глядя на Резванова и никак не проявляя своего волнения. Он молчал…

Резванов приказал подать пленнику рюмку коньяка, и тот неторопливо и с удовольствием её выпил. Вернув пустую рюмку охраннику, он кивнул на стул:

— Можно, я сяду. А то неудобно так беседовать.

Охранники переглянулись от такой наглости, но хозяин разрешительно кивнул головой. Парни рывком подняли пойманного мужика с пола и с силой усадили на придвинутый к стене стул. Они остались стоять по обеим сторонам, внимательно следя за каждым движением пленника.

— А скажи мне, мил человек, — Резванов сокрушённо покачал головой, — кто послал тебя по мою душу? Кто решился счёты со мной свести? Поведай мне, покайся. Может быть, я тебе всё прощу!

Пойманный стрелок пристально посмотрел на Резванова. В глазах пленника было самоуверенное спокойствие и злая презрительность:

— Простишь?.. А я перед тобой ни в чём не виноват, брателло… То, что стрельнул в тебя разок — так это работа у меня такая. Ничего личного… А вот то, что промахнулся, так за это прошу прощения у людей добрых! — мужик начал шутливо раскланиваться перед стоящими в комнате охранниками.

Резванов резко вскочил на ноги. Лицо его побагровело, и он бешено заорал:

— Скотина! Скотина! Я тебя на части порву! Принесите мне инструменты, я его самолично на фарш разделаю!

Телохранитель Лёша успокаивающе положил руку на плечо шефу и участливо произнёс:

— Андрей Сергеевич, не волнуйтесь так. Поберегите нервы. Может быть, ментов вызовем? Пусть разберутся по закону!

Резванов, будучи не в себе, обернувшись к Лёше с перекошенным от гнева лицом, снова заорал:

— Какие ещё менты? Никаких ментов мне не надо! Я сам — закон! Я сам и разберусь! В наручники его!

И, повернувшись к Колбину, приказал:

— Тащите его в зал. На сцену его. Пристегните к перекладине. Я сейчас шоу гостям показывать буду. Пусть все эти менты, прокуроры, судьи, депутаты, бизнесмены чёртовы, глава города и прочая сволочь посмотрят, как надо разбираться по закону, если никто из них не может защитить уважаемого человека от убийства в собственном ресторане! Тащите его немедленно!

Колбин попытался было возразить, но, натолкнувшись на безумный взгляд хозяина, стушевался и промолчал. Кивнув своим подчинённым, он велел им исполнять приказ шефа. Те поволокли пленника из кабинета.

Резванов снова отхлебнул коньяка из фляжки. Настенные часы показывали почти девять. Немыслимая ярость душила Резвого. В груди его всё клокотало, а сердце билось с огромной амплитудой…

«Кто? Кто посмел посылать ко мне наёмных убийц? Неужели Слон? Но когда он успел всё организовать, если освободился только позавчера? Может, у него были сообщники на воле, и они подготовили всё это заранее?» — Резванов лихорадочно размышлял, и его мысли бешено метались, не находя ответа...

*   *   *

Когда Слона посадили по нелепой подставе, специально организованной им, Резвым, через своих людей в отделе по борьбе с организованной преступностью, то он отнял всё, что только было и у самого Слона, и у его родственников.

Даже дом, в котором жил отец Слона, Александр Тихонович Солопов, через подставных людей отняли якобы за долги, висевшие на Солопове младшем. Дом был построен Мишей Солоповым специально для своего отца, но по глупости не был на него оформлен. Другого жилья у Александра Тихоновича не было, и старика выселили в общагу, где тот от сильного огорчения тихо угас за полгода. Резванов тогда первым послал Слону на зону соболезнование в связи со смертью отца. Это было изощрённым издевательством.

Резвый не оставил своему бывшему соратнику по преступному бизнесу и товарищу по банде Мише Солопову никаких денег вообще. Если только у того не осталось каких-нибудь тайных заначек, что вряд ли. С зоны Слон должен был выйти совсем нищим, если только ему повезёт дожить до своего освобождения.

Но Солопов дожил и освободился. И даже позвонил Резванову из Москвы с какой-то скрытой угрозой…

Финансовая разведка Резвого работала чётко, и он хорошо знал, какие средства находились в распоряжении у его соратников и подельцев. Денег у Слона, Миши Солопова, никаких не осталось! И организовать заказ на него Слон никак не мог.

«Но кто? Кто заказчик?» — этот вопрос продолжал яростно колотиться в голове у Резванова. Он стремительно ринулся из кабинета. Телохранители едва поспевали за ним.

 

 

30

 

Зал по-прежнему был наполнен музыкой, светом и веселящимся народом. Некоторые гости уже покинули торжественный вечер, отправившись по домам, но большинство ещё продолжало пировать в гостеприимном ресторане господина Резванова. Наступил разгар, апогей праздника…

Неожиданно музыка резко оборвалась, взвизгнув трубами. Иллюминация исчезла, и сцена осветилась яркими прожекторами. Вспыхнули люстры под потолком. Народ от неожиданности загудел, многие повставали из-за столов.

Двое крепких мужиков с грохотом выкатили из-за блестящих кулис на эстраду высокий стенд на колёсиках. На стенде висел крестообразно распятый человек в синем рабочем комбинезоне. Руки его были пристёгнуты наручниками к металлическому каркасу. Голова свисала на грудь, обтянутую мокрой рубахой. Ноги болтались в воздухе в полуметре от пола.

Все находящиеся в зале замерли, многие женщины ахнули, а мужчины настороженно замолчали. Никто не понимал, что происходит: то ли это очередной сюрприз в виде театрализованной постановки, то ли какой-то нелепый розыгрыш.

На эстраду молодцевато выскочил сам хозяин торжества — господин Резванов Андрей Сергеевич собственной персоной. Публика, посчитав, что сейчас покажут какое-то необычное шоу, зааплодировала.

Резванов поманил к себе конферансье и резко выхватил из рук подошедшего Аристарха Клебанова беспроводной микрофон.

— Дамы и господа! Дорогие мои гости! Прошу вашего внимания! — широко улыбаясь и делая артистические жесты, громко заговорил Резванов. — Сейчас вы увидите незабываемое зрелище, которое произведёт на вас неизгладимое впечатление… Маэстро, — обернулся он к оркестру и махнул рукой дирижёру, — музыку!

Оркестр неожиданно заиграл динамичную увертюру к опере «Руслан и Людмила» Михаила Глинки. Отыграв несколько тактов, они остановились, повинуясь приказному жесту Резванова.

В зале воцарилась тишина. На больших экранах крупным планом возникло бледное лицо Резванова.

— Люди добрые, что же это творится в нашем мире? Что же это происходит в Отечестве нашем многострадальном? Какие дела творятся в славном городе Прокопейске?.. — Резванов откровенно паясничал. — Вот сижу я, праздную свой день рождения вместе со своими друзьями и приятелями. Никого не трогаю и не тревожу… И, представьте себе, какие-то очень нехорошие люди замыслили пакость несусветную учинить мне!

— Да что случилось-то, Андрюха? Не томи! — выкрикнул солидный мужик в расшитом тёмно-синем бархатном пиджаке.

— Ты не поверишь, Арканя! — Резванов присел на корточки, вытянул вперёд правую руку ладонью вверх и потряс ею. — Убить меня задумали злодеи проклятые! Жизни лишить меня захотели, душегубы! А за что?.. Маэстро!

Оркестр нервно и фальшиво заиграл полонез Огинского. Публика взволнованно зашумела. Кто-то переглядывался, а кто-то, почувствовав нехорошее, стал потихоньку пробираться к выходу.

Генерал милиции Трубин подошёл к эстраде и поднял руку. Музыка оборвалась.

— Андрей Сергеевич, что за представление? Объясни толком! — громко, по-генеральски, крикнул Трубин.

Резванов вскочил на ноги и нервно забегал по сцене, выкрикивая в микрофон:

— Ой! И не спрашивай, Валерий Сергеевич!.. Где?! Где наши правоохранительные органы? Разве они стоят на страже священного закона? Разве они защищают порядочных людей от злых козней и чудовищных преступлений? Кто из нашей доблестной милиции способен предотвратить коварное покушение на жизнь честного человека? Мы, простые граждане, вынуждены самостоятельно защищать свою жизнь и здоровье. — Резванов куражился, входил в раж. Он взмахнул рукой, и оркестр теперь грянул увертюру к опере «Кармен» Жоржа Бизе. Они играли бравурно и очень старательно. Рука Резванова вновь поднялась, и оркестр, не доиграв, замолк вразнобой. Громко и испуганно мяукнул кларнет…

Кто-то зааплодировал и выкрикнул:

— Браво!

Толпа гостей растерянно гудела. Ещё никто не понимал смысла происходящего.

— Благодарю за сочувствие! — Резванов манерно поклонился и, показав рукой на прикованного к стенду человека, продолжил своё патетическое выступление. — Вот, гостюшки дорогие, этот человек пытался меня убить. Да-да! Он пытался меня подстрелить, как кролика… Гляньте, вон там в моём столе огромная дырка. Эта дырка могла быть в моей голове. Но Господь Бог уберёг меня от страшной смерти. А почему? Да потому что Бог любит меня! — с этими словами Андрей Сергеевич воздел руки к небу и затем размашисто перекрестился.

Некоторые гости подходили к столу и разглядывали отверстие в нём. Подошёл и Трубин. Он засунул палец в пробоину и покачал головой.

— Вот так и Фома неверующий вложил персты в рану Иисуса. Не верите, что это меня пытались убить, Валерий Сергеевич? — истерично восклицал Резванов.

Подполковник Лазукин сидел на месте и внимательно наблюдал за этим странным и зловещим спектаклем. Он пытался предугадать, чем закончится всё это и когда ему следует дать команду на вторжение оперативной группы.

А напряжение среди публики нарастало. Многие уже открыто направились к выходу, опасаясь неожиданных неприятностей от разыгравшегося представления. Но остающиеся в зале почти все повставали из-за столов и подошли ближе к эстраде. Такого шоу они, действительно, ещё никогда не видывали.

А Резванов не унимался. Он стал походить на харизматического проповедника тоталитарной секты и начал импульсивно выкрикивать необычные для него фразы:

— Господь любит меня! И Он не оставил меня без своей защиты. Он защищает чадо своё, которое любит. И я люблю Бога… — Резванов неожиданно приложил левую руку к лицу и громко зарыдал, сильно содрогаясь плечами. Никто не мог понять, понарошку он рыдает или по-настоящему.

Человек, висевший на стенде, поднял лицо. Оно было в побоях, синяках и кровоподтёках и сильно опухло. Распятый человек неожиданно громко выкрикнул в зал:

— Не верьте ему, люди! Это бандит по прозвищу Резвый. Он сам — кровавый убийца!

Резванов внезапно прекратил рыдания, и, отняв руку от лица, поднял голову, и посмотрел на гостей. Взгляд его был страшен, глаза — безумны. Медленно повернувшись к распятому на стенде человеку, Резванов бросил микрофон едва поймавшему его артисту Клебанову и осторожно, бочком, отведя руки назад, подошёл к прикованному.

— Что-о-о? Я убийца?! — Резванов театрально поднёс руки к голове, а затем — неожиданно — нанёс два сильных удара пленнику. Удары пришлись в живот, находившийся на уровне плеч Резванова. Подвешенный человек дважды дёрнулся, не издав ни звука.

Кто-то в зале вскрикнул. Резванов повернулся к гостям и церемонно раскланялся, кто-то даже зааплодировал. А потом, развернувшись к стенду, снова принялся лупить привязанного пленника кулаками по животу изо всех сил. Звуки были похожи на удары по мокрой боксёрской груше. Избиваемый дёргался и извивался, а Резванов продолжал лупить по нему с нарастающим остервенением.

В зале истерично завизжали женщины. Кто-то закричал:

— Да прекратите же вы это, наконец!

— Милиция! Милиция! Где милиция?! — истошно заорали сразу несколько человек.

Зал тревожно гудел и наполнялся выкриками и движением. Гости шумели всё громче и громче. Все смотрели на генерала Трубина, а тот стоял, разинув рот, и растерянно шарил по карманам своего мундира в поисках мобильного телефона.

— Здесь милиция! — раздался зычный командирский голос. Многие оглянулись. Это подполковник Лазукин приблизился к эстраде, и люди почтительно расступились перед ним. — Здесь милиция! Я начальник Прокопейской городской милиции подполковник Лазукин. Прошу всех оставаться на местах!

И подойдя совсем близко к краю сцены, он выкрикнул:

— Резванов, немедленно прекрати!

Андрей Сергеевич перестал бить подвешенного человека и, обернувшись, посмотрел на подполковника налитыми кровью глазами:

— А-а-а, подполковник Лазукин! А где ты был, когда этот отморозок целился в меня? Кто подослал его? Уж не ты ли, подполковник? Что, уже эскадроны смерти организовали против меня? Да кто ты тако-о-ой?! Я ведь тебя отправлю вытрезвителем командовать…

Но Резвый не успел договорить.

Висевший на стенде человек неожиданно изловчился и, обхватив стоявшего рядом Резванова ногами за шею, принялся изо всех сил душить его. Андрей Сергеевич захрипел и, пытаясь освободиться от захвата, выгибался то влево, то вправо, беспомощно уцепившись руками за ноги противника. Но хватка была смертельной.

На выручку хозяину кинулась толпа телохранителей. Одни, схватив за ноги висевшего, пытались разжать их, другие, обхватив своего шефа, тянули его на себя, пытаясь освободить, а третьи принялись остервенело лупить кулаками по телу душителя. Раздавались страшные звуки драки: хрип, визг, шлёпающие удары по живому телу и истошные выкрики. Было непонятно, кто кричит, — то ли Резванов, то ли избиваемый, то ли лупцующие его охранники, то ли все вместе. Это было кошмарное и дикое зрелище.

Через минуту ноги привязанного человека разжались, и придушенный Резванов упал на пол сцены.

Охранники тут же заботливо подняли Андрея Сергеевича и аккуратно поставили на ноги. Вид его был страшен — лицо багровое, глаза выпученные, причёска взлохмачена. Дорогостоящий белый пиджак от Кардена сильно измялся и стал походить на тряпку. Резванов глядел в зал на людей выпученными и сумасшедшими глазами. Он пытался что-то сказать, его искривлённый рот судорожно раскрывался и смыкался, но из горла вырывался только булькающий хрип. Андрей Сергеевич размахивал перед собой руками, как будто пытался кого-то ударить или схватить. Затем он замер…

Неожиданно Резванов выхватил из-за пояса револьвер и, повернувшись к распятому на стенде человеку, выстрелил в него в упор.

Раз выстрелил.

Второй раз!

Третий!..

Охранники отпрянули в стороны от вооружённого хозяина. Тот выстрелил в висевшего ещё раз. Человек дёргался в конвульсиях и из его груди струями брызгала кровь.

Публика с громкими криками бросилась врассыпную. Началась паника. Большинство кинулись к выходу, но некоторые побежали и в сторону кухни, надеясь выбраться через служебные помещения наружу.

— Прекрати! Прекрати! — перекрикивая вопли толпы, орал подполковник Лазукин. — Прекрати!..

Резванов обернулся к залу и бешеным взглядом искал кричавшего подполковника. Лазукин стоял возле самого края сцены, которая высотой была ему по пояс. Вокруг него никого больше не было. Только отдельные перепуганные люди бегали мимо в поисках выхода.

Резванов остановил, наконец, свой взгляд на подполковнике Лазукине и сделал шаг в его сторону.

— Что, начальник, тоже убить меня хочешь? Да вы все убийцы! — Резванов навёл на Лазукина пистолет и, скаля зубы, прицелился.

— Тихо, Резвый! Успокойся! — выкрикнул подполковник, глядя прямо в глаза целившемуся в него Резванову. Все охранники стояли как вкопанные, не зная, что и предпринять.

Лазукин присел на корточки и наклонился к ботинку, не спуская взгляда с Резванова и его револьвера, приговаривал:

— Тихо, тихо!

— Щас, мусор, я тебе сделаю и тихо, и темно! — выкрикнул Резванов, и дёрнул пальцем, лежавшим на курке.

Раздался выстрел…

 

 

31

 

Опергруппа была уже внутри ресторана «Глория» и разоружала охранников. Никто не сопротивлялся. Через милицейское оцепление покидали здание последние гости, растерянные, напуганные и жалкие. У центрального входа уже стояло несколько машин скорой помощи. Одна из них только что увезла в больницу генерала милиции Трубина с инфарктом.

Майор Сиротин, осмотрев холл, поднялся по лестнице наверх в обеденный зал.

В зале гостей уже не было. По нему сновали только милиционеры и сотрудники следственного отдела.

На полу возле столов валялись опрокинутые стулья и осколки разбитой посуды. Откуда-то со стороны кухни раздавались женские рыдания и причитания. Возле эстрады стояли трое медицинских работников в белых халатах, а санитары укладывали на носилки два мёртвых тела.

На стуле поодаль от эстрады сидел, ссутулившись, человек в милицейском мундире и курил папиросу. Рядом с ним — два милиционера и оперативник. Они составляли протокол.

Сиротин подошёл ближе и отдал честь:

— Здравия желаю, товарищ подполковник!

Подполковник Лазукин поднял к нему бледное лицо и недовольно спросил:

— Чего так долго? Тут уже все побывали, кроме тебя. Ты самым последним пришёл… К шапошному разбору.

— Так пришлось организовать весь этот шапошный разбор, — устало ответил Сиротин. — Ты-то как сам, Володя?

Заметив в кителе Лазукина около левого лацкана дырку, майор встревоженно спросил:

— Ты ранен?!

Лазукин поморщился и раздвинул рубашку под кителем. Показалась грубая защитного цвета ткань:

— Бронежилет одел… Полибрус… Долбануло крепко… Патрон был мощный… Хорошо, что без сердечника…

Подполковник поднялся со стула, и они вдвоём с майором Сиротиным подошли к лежащим на носилках телам.

Невысокий коренастый мужчина — в синем комбинезоне, с многочисленными кровоподтёками и синяками на лице — лежал, повернув голову набок. Его руки в области запястий были черны от сильных передавливаний. На груди запеклось огромное кровавое пятно.

На вторых носилках лежал худощавый мужчина в белом измятом костюме, в кремовой рубашке с пунцовым галстуком на груди. На его ногах красовались белые туфли с золотыми пряжками. Левая рука была согнута в локте и сжималась в кулак, а правая была вытянута вдоль тела. Голова лежала, сильно запрокинувшись вверх, и через неплотно сомкнутый рот торчал оскал крепких белых зубов.

Во лбу у мужчины, прямо над переносицей, зияла маленькая, запёкшаяся по краям, дырочка. Через полуоткрытые веки были видны удивлённо выпученные глаза.

Лазукин носком ботинка потрогал ноги лежавшего и, обернувшись к майору, спросил:

— Доволен? Убит при попытке оказания вооружённого сопротивления сотруднику милиции. Всё в пределах необходимой самообороны. Есть куча свидетелей…

Сиротин, нагнувшись над мёртвым телом Резванова, удовлетворённо ухмыльнулся:

— Ну что, допрыгался, Резвый? Зажмурился, наконец!.. Значит, его гороскоп оказался правильным. Планеты назначили ему смерть в день его рождения. И всё сбылось… Как и предсказывал гороскоп. Кстати, а где этот астролог, который сегодня составил гороскоп для Резвого? Его держали здесь в заложниках… Разве его ещё не освободили?

Лазукин пожал плечами и отошёл назад к стулу, на котором сидел раньше. Ему хотелось спокойно докурить свою папиросу.

 Майор Сиротин подозвал двух стоявших неподалёку оперативников и начал расспрашивать:

— Вы нашли человека, которого они держали здесь в заложниках? Этого… астролога?

— Пока не обнаружили. Здесь очень много помещений.

— Где ваш информатор? Свяжись. Пусть наведёт быстрее! Ищите астролога! — распорядился майор и, махнув рукой, приказывая следовать за ним двум бойцам, пошёл вместе с ними в сторону кухни.

 

 

32

 

Инна Викторовна, выпив чаю и совсем успокоившись, решила посмотреть телевизор. Было уже девять вечера, начало десятого, и по телевизору шла программа «Время». Инна Викторовна вообще редко смотрела новости по телевидению, считая их официозными, лицемерными и лживыми. Но в этот раз, увидев репортаж с места задержания каких-то бандитов доблестной милицией, Лазукина заинтересовалась и присела в кресло посмотреть сюжет повнимательней.

Следом пошла другая новость, и стало уже не так интересно. Инна Викторовна тихо зевнула — пора спать. Но ей очень хотелось обязательно дождаться мужа домой.

«Расскажу Володе про случай с мухой. Как Мурзик ловко её поймал», — подумала хозяйка и с теплотой поглядела на своего кота. Мурзик спал на диване, свернувшись клубком.

Неожиданно зазвонил домашний телефон. Он висел в прихожей на стенке, и Инна Викторовна, вскочив с кресла, подбежала к нему. Могла звонить дочь из Питера. Лазукина с надеждой подняла трубку.

Послышался знакомый взволнованный женский голос:

— Алло, Инна! Это я — Эльвира!

— Я узнала, — ответила Инна Викторовна, и внутри у неё всё оборвалось. Она моментально поняла, что этот звонок Литвинской связан с Володей и что с ним, скорее всего, случилось что-то ужасное.

— Ты меня слышишь? Инна! — голос Эльвиры Аркадьевны дрожал и передавал через телефон страшную тревогу.

Инна Викторовна молчала, не имея сил что-либо ответить.

— Инна… Володя только что застрелил Резванова… Ты меня слышишь? — Литвинская едва не плакала.

— Я слышу… Что с Володей? — справившись с волнением, спросила Лазукина.

Литвинская всхлипнула:

— Он жив. С ним всё нормально. Только слегка ранен. Здесь уже милиция…

Инна Викторовна, не дослушав фразы, бросила трубку и, наспех одевшись, выскочила из квартиры, громко захлопнув дверь.

Взволнованная женщина выбежала на улицу. Было темно и холодно. Встав возле проезжей части, она начала голосовать, пытаясь поймать машину. Тормознули «Жигули».

— В ресторан «Глория»! Пожалуйста! — сев рядом с водителем, приказала Лазукина. Шофёр послушно тронул машину с места. Он скосил глаза, рассматривая пассажирку, и не мог понять, то ли женщина была пьяна, то ли не в себе.

— А не поздно в «Глорию»? — осторожно спросил водитель.

Лазукина помотала головой:

— Н-н-н-е-е-ет.

Она, действительно, была не в себе. Мысли Инны Викторовны лихорадочно метались в голове, больно ударяя в виски, мешая ей сконцентрироваться, осмыслить происшедшее и прийти в нормальное чувство.

«Вот и всё подтвердилось, — думала Инна Викторовна, глядя вперёд на дорогу. — В ресторане случилось то, что подсознательно все ожидали и чего боялись. Вот и знак с мухой. Вот и все предупреждения! Но почему Володя застрелил человека? Он не мог просто так взять и убить кого-то. Только если возникла угроза для жизни!»

Сердце женщины бешено колотилось, она едва сдерживала слёзы и с нетерпением мчалась на случайно пойманном автомобиле по ночному городу к своему мужу, попавшему в какую-то страшную ситуацию, грозившую большой бедой.

«Главное, что он жив! — с некоторым облегчением думала Инна Викторовна, но тревожные мысли торопливо обгоняли друг друга. — Ранен! Легко ли? Куда? Что теперь с ним будет? Уволят? Накажут? Будет суд?»

Наконец-то приехали. Машина затормозила возле ресторана. Сунув водителю мятую сотню и крикнув «спасибо», Инна Викторовна выскочила из автомобиля и побежала к ярко освещённому входу. Возле него толпились в основном милиционеры, а выходившие изнутри группы людей в дорогой одежде, гости, сразу же расходились в стороны.

Взбежав на крыльцо, Инна Викторовна кинулась к стеклянным дверям. Дорогу ей перегородили два человека в форме:

— Стойте! Туда нельзя!

— Я… Я жена Лазукина… Владимира Романовича! — торопливо заговорила запыхавшаяся Инна Викторовна, сбиваясь и не находя нужных слов. — Пустите меня к мужу! Мне очень надо! К подполковнику Лазукину! Он ранен! Я его жена!

Милиционеры расступились, и женщина забежала внутрь.

Сориентировавшись и не обращая внимания на людей, ещё толпившихся в холле, Лазукина побежала по лестнице вверх, перескакивая через две ступеньки и хватаясь за перила. Она вбежала в огромный зал и принялась взволнованно искать глазами своего мужа.

Она заметила знакомую ей фигуру, сидевшую на стуле, в окружении нескольких человек — это был он, подполковник Лазукин.

— Володя! — сдавленно крикнула Инна Викторовна и бросилась к мужу. В её глазах темнело, а сердце готово было выскочить из груди.

Лазукин поднялся ей навстречу и, когда она подбежала к нему, с силой обнял её. Инна Викторовна громко разрыдалась.

— Ну-ну! Перестань! Ты как здесь оказалась? — тихо спросил Владимир Романович жену. Коллеги деликатно отошли в сторону и отвернулись.

Немного успокоившись и вытерев слёзы платком, Инна Викторовна спросила:

— Куда тебя ранили, Володя?

Лазукин ухмыльнулся и нехотя произнёс:

— Пустяки. Я был в бронежилете. Пуля попала слева в грудь. Напротив сердца. Немного больно. Но не смертельно.

— А что тебе будет… За то, что убил? — снова с тревогой спросила Инна.

Подполковник выпустил из объятий жену и недовольно поморщился:

— Ничего не будет. Я застрелил вооружённого преступника при исполнении своих служебных обязанностей. При свидетелях застрелил. Имел право. Он убил человека у всех на глазах. Не беспокойся за меня! Погоны не снимут. — Лазукин потёр ушиб на груди.

К ним подошёл майор Сиротин вместе с врачом в белом халате. Майор приветственно кивнул Инне и снова отлучился. Врач участливо спросил:

— Может, всё-таки в больницу, Владимир Романович?

— Да нет! Я сказал же, пустяк, — упрямо замотал головой подполковник. — Ушиб сильный и всё! Синяк пройдёт. Если что, я сам к вам загляну в поликлинику. В конце концов, не в первый раз меня так долбануло в броник. Спасибо полибрусу. Как чувствовал — потому и надел.

Немного помолчав, снова спросил:

— Инна, ты-то как здесь очутилась? Откуда узнала?

Инна Викторовна, сдерживая волнение, тихо ответила:

— Мне позвонила Эльвира… Литвинская…

Лазукин удивился, но ничего не сказал.

Санитары накрыли трупы простынями, подняли носилки и понесли обоих покойников друг за другом к выходу. Сотрудники следственного отдела уже заканчивали писать протоколы, делали последние замеры рулеткой, поднимали стулья, осматривали что-то на полу и под столами. Сверкали фотовспышки — следователи фиксировали детали на месте происшествия. Те, кто стояли на сцене, внимательно разглядывали испачканный кровью стенд на колёсиках и пол под ним — и тоже фотографировали всё подряд.

Лазукин окликнул майора Сиротина:

— Костя, я поеду домой. Напраздновался. А ты здесь заканчивай всё потихоньку. Оставь только дежурных до утра, завтра продолжите. Свидетелей надо всех опросить. Я тебе всё сам подробно расскажу. И рапорт напишу.

Сиротин покивал головой.

Подполковник, заботливо поддерживаемый женой, медленно пошёл к выходу. Видно было, что ему очень больно.

К майору Сиротину подошли два оперативника. Их лица были растеряны.

— Нашли? Астролога нашли? — спросил Сиротин устало.

— Нашли… Товарищ майор… — ответил оперативник и опустил глаза. — В кабинете он был.

 

 

33

 

Пармениус сидел прикованным к дивану уже более двух часов и напряжённо вслушивался в доносящиеся издалека звуки: звон посуды с кухни, лязгание кастрюль, жужжание электроприборов, переговаривания поваров. Из зала, где проходил торжественный вечер, только изредка долетали обрывки музыки. В комнате была отличная звукоизоляция, и шумы проникали лишь иногда через открываемую дверь.

В кабинете несколько раз появлялась женщина-официантка, которая приносила астрологу рюмку коньяка ещё до его пленения. Теперь она не предлагала ему ничего. Она приносила небольшие подносы с выпивкой и закусками для обоих охранников, сидевших на диване напротив него.

После того, как содержимое подносов поглощалось, женщина аккуратно забирала подносы с пустыми тарелками и рюмками и тихо исчезала.

Через некоторое время охранникам надоело сидеть неподвижно, и они начали вставать, прохаживаться и даже ненадолго выходить из комнаты наружу. Один из охранявших сказал другому:

— Я отлучусь. Схожу к ребятам в зал, погляжу на публику. Если Колба спросит, где я, скажи, что отошёл в туалет. Потом я подменю тебя, и ты тоже сходишь поглазеть на наших аристократов. Когда мы ещё увидим их всех в одном месте?

Напарник согласно кивнул и остался в комнате один вместе с Пармениусом…

Через несколько минут охранник начал дремать.

Пармениус разглядывал его с любопытством. Парень как парень. Только очень плотный, ширококостный, с большой круглой головой, с короткой, почти под ноль, стрижкой и простым деревенским лицом. Самый заурядный парень из какой-нибудь глухой сибирской глубинки. Вид его был совсем не страшен.

Снова заглянула официантка с подносом в руках. Заметив, что охранник дремлет, она осторожно зашла и, аккуратно поставив поднос с выпивкой и закуской на маленький столик, быстро наклонилась к уху Пармениуса и тихо прошептала:

— Про вас знает милиция. Они снаружи. Вас обязательно освободят. Не беспокойтесь.

Моментально отпрянув от астролога, она бросила взгляд на дремавшего охранника и быстро выскочила из кабинета.

Пармениус оживился. Эта неожиданная новость приободрила его. Он предполагал, что его не оставят в беде, что силы, покровительствующие ему, помогут ему выбраться и из этой страшной переделки.

Астролог хорошо знал свой гороскоп. Его жизнь должна была продлиться более девяноста лет. Значит, впереди у него ещё не менее сорока. Гороскоп не предвещал ему никаких угроз и опасностей.

В его жизни происходили разные неприятности, случались испытания, материальные трудности и проблемы со здоровьем, но все они были незначительными и мелкими. Главная магистраль его судьбы — это помощь людям и предсказание их будущего, чтобы они могли правильно использовать выпадающие им возможности и избегать опасности. А жизнь самого Пармениуса хорошо согласовывалась с его собственным гороскопом: тот никогда не подводил, и всё, что в нём было предначертано, сбывалось с очень высокой точностью.

Вот и сейчас Пармениус пережил страхи по своему малодушию и трусости. Он усомнился было в своей судьбоносной натальной карте, которая чётко указывала, что никакой смертельной угрозы для его жизни не существует. Но теперь, после того, как его уведомили о возможности скорого спасения, предсказатель воспрял духом и снова уверился в непогрешимой правдивости своего гороскопа.

Пармениус успокоился и принялся терпеливо ждать, когда же придут ему на выручку и освободят его из неволи. Дремлющий парень-охранник выглядел слишком миролюбиво и по-домашнему. Пармениус тоже начал дремать и строить планы на завтра. Сегодня ему хотелось просто выспаться у себя дома и отдохнуть, прийти в себя от перенесённого стресса.

Прошло некоторое время. Астролог проваливался в дрёму, и ему было чрезвычайно спокойно.

Глаза Пармениуса были закрыты, и ему грезились замысловатые психоинформационные образы. Перед ним проплывали невиданной красоты и калейдоскопической сложности узоры, принимавшие иногда очертания полуптиц-полузверей. Какие-то полупрозрачные лики, источающие блаженство и доброту, заглядывали ему в лицо, едва касаясь своими эфирными телами. Он чувствовал, как его голова излучает нежно-лазоревую ауру, которая обволакивает всё его тело до самых ног, легко щекотя кожные покровы…

 

 

34

 

За дверью послышались шаги, и в кабинет вошёл охранник Витя в тёмных очках.

Дремавший парень мгновенно очнулся и нехотя встал с дивана.

— Иди в зал, тебя напарник зовёт. Там весело, — тихо, но твёрдо приказал Витя. — Я покараулю.

Охранник Пармениуса обрадованно закивал и быстро вышел.

— Так что там гороскоп про твою жизнь сообщает? — поинтересовался Витя и неожиданно зевнул. — Долго жить будешь?

Пармениус, очнувшись от дрёмы и находясь в блаженном, расслабленном состоянии, самодовольно произнёс:

— Да-а-а, я буду жить очень до-о-олго… А что там, праздник уже закончился? Когда господин Резванов меня отпустит? Он же обещал!

Витя снял тёмные очки и наклонился к астрологу. Пармениус посмотрел на охранника и увидел его глаза!

Это были странные, чёрные, страшные глаза без белков, как будто бы совсем пустые глазницы.

Витя снова надел очки и выпрямился.

— Да, обещал… Он приказал тебе жить долго! — с этими словами Витя выхватил из кобуры под мышкой пистолет и два раза выстрелил Пармениусу в голову. Стенка за диваном обрызгалась кровью и мозговым веществом.

— Ошибся твой гороскоп. Неточный был! — взяв с подноса наполненную коньяком рюмочку, охранник выпил залпом и аккуратно поставил её назад. — Сказал же ведь Резвый, что ты умрёшь вместе с ним в один день… Резвый точнее предсказывал!

Повернувшись, Витя вышел из комнаты, оставив дверь открытой нараспашку.

 

12 июня 2008 г. — 21 ноября 2010 г., Калуга.