А в тени деревьев можно будет не спеша
пить чай с вишнёвым вареньем…
«Сплетение душ». А.В. Костюнин
Миллионы людей свыкаются со своими бедами; нет участи столь тяжкой, чтоб ни примирился с ней человек, лишь бы остаться в живых.
Мой рассказ основан на реальных событиях. Воскрешая их, я хочу почтить память заключённых – виноватых или безвинно осуждённых, тех, кто много лет назад принял мученическую смерть.
Это случилось в 1942 году.
Шёл четырнадцатый месяц Великой Отечественной войны.
В Злобинском порту города Красноярска день и ночь кипела работа: на баржи грузили продукты, одежду, топливо для северян. А назад из Норильска, из порта «Дудинка», теплоход «Красноярский рабочий» в этих же баржах должен был притаранить цветной металл, в котором так нуждался Советский Союз в то тяжёлое военное время. Очень спешили. До морозов, пока река судоходна, необходимо было обернуться. Самую вместительную баржу до отказа набили заключёнными – почти тысячу человек. На время плавания этот несчастный народ замуровали в трюме: выход на палубу завалили листовым железом. Только один узкий лаз, для доставки пищи и выноса нечистот, соединял отверженных с внешним миром. Снаружи возле него день и ночь несли службу охранники. Тут же для заключённых варили баланду, нарезали хлебные пайки.
В сентябре всё было готово к отплытию.
Баржу с зеками, по приказу начальников, пристроили в самый хвост. «Лапотушка» – маневровое колёсное судно, зацепило тросом плавсредства, и караван благополучно отчалил от пирса вниз по Енисею.
Всё шло своим чередом: команда работала, заключённые томились, жались к приоткрытому люку, по очереди смотрели на квадратный кусочек высокого неба. Солнышко в тот день радовало. Южный сентябрьский ветер беспечно носился по палубе, игриво заглядывал к ним в лаз.
На второй день погода изменилась: ветер из тёплого и ласкового превратился в колючий, северный, боковой. Баржи «парусили», особенно доставалось последней, с заключёнными. Однако, несмотря на разгул стихии, теплоход от курса не отклонялся, тащил и тащил караван по реке намеченным маршрутом.
Вдалеке замаячили бараки посёлка Придивного. Дело подходило к обеду. Заключённые, притерпевшись к новому ритму жизни, коротали время, как могли. Блатные упивались властью над сломленными духом «доходягами», трюмный староста разнимал драчунов, кто-то тихо разговаривал, кто-то молился, кто-то плакал. Вот уже наверху загремели котелки, запахло баландой…
И вдруг сильный порыв ветра погнал хвостовую, самую уязвимую баржу, прочь от фарватера, и она, всей массой своей, налетела на подводную скалу. Раздался страшный треск, баржу вздыбило, днище разорвало.
Гигантская пробоина!
Столб ледяной воды хлынул, закручивая в бешеном вихре сорванную одежду, обломки досок, зеков, как тряпочных кукол. Караван, движимый теплоходом, по инерции стащил повреждённое судно с мели, оно стало тонуть. Жуткий вой обезумивших от страха людей смешался с грохотом бурливого водоворота. Пытаясь вырваться из водяного плена, заключённые кинулись к люку. Их встретил предупреждающий огонь охранников – те, не разобравшись, приняли панику за бунт. Пока вникали в ситуацию, пока передавали на головное судно извещение о ЧП – время упустили. Наконец был отдан приказ: «Во избежание дальнейших потерь, отцепить повреждённую баржу с зэками от каравана». Трос спешно перерубили, и тогда аварийное судно стало погружаться в ледяную воду ещё быстрей.
В трюме, где находились сотни заключённых, возникла паника. Несколько человек, оказавшихся рядом с трапом, чудом выбрались на палубу. Остальные… Их смерть была ужасной. Никто не хотел умирать. Обезумевшая толпа рвалась к единственному открытому люку… Ужас неминуемой гибели гнал обречённых на волю, они напирали, кусались, драли и давили друг друга. Вода из пробоины всё прибывала и прибывала… Люди захлёбывались кровавым месивом под гнётом навалившихся в предсмертной агонии тел. Задние, кто посильнее, по головам несчастных, как по живому кишащему мосту, выбирались на палубу. Но их были единицы. Баржа тонула, вытесняемый воздух с прощальным свистом вырывался из люка. Раздавленных и захлебнувшихся людей уже не было видно.
Счастливчиков, кому повезло выбраться из этого ада, вытащили из ледяной воды и увезли на берег в поселок Придивный. Они, измученные, больные продолжали умирать на берегу от переохлаждения. К ночи их пустили в барак, позволили просушиться. И сразу строение обнесли колючей проволокой, как будто отсюда можно было сбежать.
Но даже тем, кто утонул, смерть не помогла стать до конца свободными. И мёртвым им пришлось претерпеть унизительные процедуры. Когда река встала, на месте гибели баржи были вморожены столбы, а рядом построили будку для водолазов. Они раз за разом опускались к затонувшему судну, цепляли утопленников тросом и с помощью «ворота» вытаскивали на лёд. Мертвяков везли на санках в тёплую будку, складывали у печки. Когда остекленевшие руки оттаивали, снимали отпечатки пальцев, сверяли оттиски с отпечатками из тюремных личных дел. Лишь после этого, облегчённо вычеркнув очередной номер из списка, утопленника волокли в сарай в общий штабель. Зарыли всех в одной яме, не поставив ни креста, ни метки, чтобы вместе с памятью об этих несчастных навсегда похоронить тайну их гибели. И некому было оплакивать грешные души, некому было помянуть у братской могилы. Родственникам, отчаянно пытавшимся найти близких, отвечали казённо: «Пропал без вести».
Кто виноват в смерти этих горемык, уже нет смысла гадать. Души погибших давно в руках Творца. Много позднее в мёрзлую заполярную землю на берегу был вкопан столб. Не знаю, может, он и до сих пор возвышается над безымянной могилой как память о той трагедии, как укор всем нам за сломанные судьбы и страшную, лютую смерть на барже.
Мы не властны над своей судьбой, и в этой трагедии официально нет ничьей вины. Но, обращаясь к словам А.В. Костюнина из рассказа «Рукавичка», хочу сказать, что, услышав эту историю о мученической смерти сотен заключённых много лет назад:
«Что-то провернулось в моей душе. Заныло.
Но заглушать эту боль я почему-то не хочу…».
Я взываю к живым, кто, может, был очевидцем той трагедии или помнит ликвидацию временного лагеря на Енисее… клуб мелькомбината в городе Красноярске, откуда водили заключённых на восстановление военного завода, эвакуированного из Петрозаводска, что в Карелии. Ищу Эдуарда Цебульского, который работал в лагере парикмахером. Найти его – последняя воля моего отца.
Они с папой оказались в числе семи узников, выживших тогда…
Тогда, на барже смерти, в последнем рейсе к посёлку «Придивный».
