Горечь полыни на губах0

Роман в письмах

Анатолий Иванович Николаев, семидесятилетний профессор математики, тяжело поднимаясь по лестнице в свою квартиру, размышлял о том, как  интересно устроена жизнь. Ещё недавно он сравнительно легко преодолевал эти четыре лестничных марша, а сейчас надо постоять, отдышаться. Чему удивляться? Начало конца. Всё, как и должно быть. Хорошо, что пока ещё голова работает. На ногах отёки, слабость, а сядешь к компьютеру, и – словно крылья вырастают, и – лет двадцать сбрасываешь! И как затягивает! Пристрастился на старости лет к многочасовому сидению перед экраном монитора. Здесь и самые последние новости политики и науки, неизданная проза и поэзия, любая справочная литература! А недавно по Интернету стал переписываться с молодой женщиной.

Сначала Анатолий Иванович скептически относился к такому общению. Потом события стали развиваться столь стремительно, что малейшая задержка писем, к которым он так привык, заставляла его волноваться и он с нетерпением ждал очередного послания.

Его корреспондентом была Надежда Петровна Громова, сорокалетняя журналистка московской газеты. Как-то  она прислала ему свою фотографию: на Анатолия Ивановича вызывающе смотрела высокая улыбающаяся красотка. Её волосы, растрёпанные ветерком, светились на солнце. Перламутровые зубы, задорная улыбка и манящие глаза ещё больше подчеркивали разницу в возрасте. Фотография не обрадовала Анатолия Ивановича. Но, тем не менее, отказываться от переписки он не хотел.

 

Здравствуйте, Анатолий Иванович, – писала Надежда Петровна. – Мы говорили давеча о книге Раджниша «Горчичное зерно» – лучшей о сущности Иисуса Христа (по моему, конечно, мнению). Я лет десять с тех пор, как у меня её стащили, тщетно пытаюсь её найти… А вчера без всякого труда натолкнулась на неё в книжном магазине. Её просто невозможно было не заметить, она кричала, звала меня прямо с полки. Стало быть, пришлю, ибо именно для Вас она так стремительно выпрыгнула из пространства. Вам просто необходимо её прочесть. А пока её перечитываю я и понимаю, что в своём суждении не ошиблась. Но эта книга не только о христианстве…

 

В Ваших письмах появилась грустинка. Вот уже три месяца мы с Вами общаемся в Интернете. Я успела не только привыкнуть к Вам, но просто не представляю теперь без Вас свою жизнь! К чему бы это? Я знаю, и Вы к нашей переписке относитесь трепетно. Ничего не бойтесь! Страшно обманывать самого себя! Страшно себя предавать! Страшно упустить время – его и так слишком мало! Всё остальное – не важно. Я знаю, что нам обоим ещё многое надо понять. Надеюсь, нам достанет ума и деликатности не причинить друг другу боли. Если Вас пугает перспектива наших отношений, то, может, нужно остановиться? Я понимаю, что такое духовное сближение опасно и для Вас, и для меня. Но мне интуиция подсказывает, что это всё равно происходит. И мне становится страшно. Я давно уже не девочка – у меня взрослая дочь. Но этого – боюсь. Боюсь быть неправильно понятой. Боюсь причинить Вам боль. А более всего боюсь любых новых отношений и стараюсь поменьше привлекать к себе внимание людей. Уже давно совершенно не украшаю себя, не ношу модных платьев и вообще красивой одежды – прячусь. Так остро отточенный кинжал прячут в ножны. Это тоже степень несвободы. Но если начну вести себя иначе, что же тогда будет? Не знаю. Как когда-то в молодости, снова стала писать стихи. К чему бы это?

Мой бывший муж Валентин Громов, о котором я Вам уже рассказывала, сбежал от меня в Питер. Я его очень любила. Мне кажется, что и продолжаю любить. Причины бегства, конечно, названы другие. Но я и он – оба знаем, почему он бежал. А вернее, от чего бежал. Моё присутствие мешало ему спиваться и умирать. Я же требовала от него – жить! А он считал, что жить уже не может, и не хотел, а главное, страшно, панически боялся жить. На самом деле он, конечно, боялся самого себя, ведь «Я» – это только дверь, место встречи человека с самим собой. «Я» – просто зеркало.

Понятно ли я пишу? Не запутались ли Вы в моих стонах и плачах?

Пусть сохраняет Вас Бог!

Надежда.

 

Доброе утро, Надежда Петровна!

Получил Ваше письмо. В нём много пластов смысла. В нём скрыты Ваши намерения и предложения. Вы, словно тот самый Святой Дух, говорите со мной и почему-то предупреждаете: «Ничего не бойтесь! Страшно обманывать самого себя! Страшно себя предавать! Страшно упустить время – его и так слишком мало!» С последним соображением я особенно согласен.

Милая Надежда свет Петровна! Я имею нахальство и смелость высказывать свои убеждения. Я понимаю, что в жизни, как в грамматике, – исключений больше, чем правил. Но вы, видимо, подзабыли, что мне скоро тридцать... до ста! А это возраст! И меня скоро понесут на руках… на Голгофу. А пока я не впал в детство  – чего мне бояться? Но Вы правы, мне приятно наше общение, я часто думаю о Вас, мысленно подолгу с Вами беседую. Но это скорее мои ненормальности, чем достоинства. Я легко увлекающийся и не всегда соизмеряющий свои возможности человек. А как подумаю о перспективе – грустно становится. Правда, меня мало привлекает судьба Вашего Валентина. Мне его немножечко жалко. Зачем же быть столь демонической женщиной, чтобы любимые бежали от Вас куда глаза глядят? А уж если Вы можете кому-то помочь прийти к самому себе, то делать это следует без надрыва и боли. Не следует причинять боль тому, кто Вас любит!

Для меня наше сближение уже произошло и первый шаг давно сделан. Но мы в разных весовых категориях, мы просто обязаны думать, что будет дальше. И я верю, что нам достанет ума и деликатности не причинять боли друг другу.

А книгу об Иисусе мне бы хотелось прочитать. Меня увлекает идея отделить наносное, человеческое, от самой духовной Идеи.

Я уже где-то говорил: если Бог – это любовь, то я верую в Бога, так как по-настоящему верую в дружбу и любовь. Величайшее добро, какое Вы можете сделать для меня, – поделиться богатством своей души. И пусть Вас не покидает это святое и чистое чувство!

Чаще улыбайтесь! Улыбка приоткрывает Ваш внутренний мир и многое может мне рассказать о Вас.

А. И.

 

Уважаемый Анатолий Иванович, здравствуйте!

Я вовсе не демоническая женщина. Скорее наоборот. А говорила о том, что прикасаться и приближаться к чему-то настоящему не только здорово, но и больно. Настоящее часто разрушает наши представления о мире, наши былые привязанности, то земное, что было и остаётся дорогим, но, увы, уже не нужным. Всё это, однако, не касается настоящей любви. Любовь всегда остается с нами. Она – не привычка, а бытие.

Вас судьба Громова ожидать не может, как, впрочем, и любая чужая судьба. Ведь его проблема не в том, что он любит и боится меня, а в том, что он не любит себя и боится Бога. С ним всё довольно просто. Когда-то я так здорово от себя спряталась, что откопать меня смог только он. А потом не знал, что ему делать с этими раскопками, с этим, извините, сиянием. Когда же понял, что то же самое смогу сделать с ним, – убежал. Ведь с ним такого никто сделать не мог. Да и со мной, кроме него, никто не смог бы ничего сделать. Я считала себя погибшей, ужаленной отравленной рапирой. То же о себе думал и он.

И понимал, что я смогу его изменить. Но беда в том, что он не хотел или не мог меняться. В обмен на мою душу ему  нечего было представить. Но я-то ничего и не требовала взамен! Но Валентин так не мог, он пропил талант, но не совесть и честь.

Я меньше всего стану жалеть того, кого полюблю. И это не отсутствие такта или деликатности. Я совершенно беспощадна. Что это такое? Не расскажешь. Дай Бог Вам с этим не столкнуться. Валентин сбежал от этой самой беспощадности присутствия. И от невозможности мною владеть.

Вы ошибаетесь, когда говорите, что можно помочь человеку заглянуть в себя, не причиняя ему боли. Столкновение с самим собой, с собою настоящим, с собою реальным, – при свете Истины весьма болезненно. На мой взгляд, это и есть ад. Но без этого не увидишь и рая. Не познаешь себя – не узнаешь и Бога. Сам ты – это не твои мысли, чувства, желания, поступки. Ты – это Свидетель, Дух, бессмертная сущность, Бог. В каждом из нас есть Истина – это часть Бога, тот самый Свидетель. Встреча с ним причиняет не только боль и страдание, но и блаженство. Ведь это и есть встреча с Богом в тебе!

Поэтому я и говорю – со мной можно замечательно дружить, читать стихи, не проникая далеко в их глубинную сущность, а просто наслаждаясь тем поверхностным, что видно всем. Но стихи – это пророчество, это молитва. Иногда мне кажется, что я сама – молитва и пророчество, а то и дверь, инструмент… Поэтому своей беспощадностью я не управляю, поскольку она не моя.

Я говорю Вам всё это, чтобы предупредить – со мной сложно. И не всегда хорошо. Меня, например, с трудом выносят сотрудники. Наверное, потому, что слишком близко соприкасаются. Они устают от моего присутствия. Они просто не до конца понимают, с кем рядом живут. Легко скрывать ненависть, труднее – любовь, а всего труднее – равнодушие.

Но Вы этого избежите. Вам уже довольно много лет, Вы прожили их в несколько другом измерении. Кроме того, вы подошли к Истине и Тайне Жизни с другой стороны. Но есть и другая дорога к Истине, о которой Вы понятия не имеете. Это не наука. Смешно говорить о науке там, где нужно просто верить. Смешно верить там, где надо всё проверять опытом. Это совершенно не сочетаемые понятия. Познание Бога – это личный опыт каждого человека, путь Духа. Его нельзя проверить и нельзя повторить. Поэтому все религии в том виде, в каком они есть, – бессмысленны. Будда, Христос, Магомет, наконец, Бог иудеев – за ними нельзя идти, их путь нельзя повторить. И каждый идет своим путем к Богу. Они лишь рассказывают о методе. И более ничего!

Будда – это дверь. И Христос – дверь. Христос тоже Будда, ведь слово «Будда» означает «Просветлённый». Любая мысль о Боге просветлённа, и  каждый человек идёт своим путём к Богу! Дверь к Богу всегда открыта. Поэтому Христос и говорит: «Стучите, и отворят вам!»

Надежда.

 

Дорогая Надежда Петровна! Мне сейчас не очень хочется с Вами спорить о вере. Дело в том, что мы говорим на разных языках. Нужно сначала договориться о терминах, о понятиях, с тем чтобы потом разговор был продуктивным и мы под одним и тем же словом понимали одно и то же понятие. Атеизм – тоже вера! И я верю, что мир материален, познаваем и то, что сегодня мы объяснить не можем, завтра объясним. Вера, по-моему, категория психофизиологическая. Человек, который верит, психологически более подготовлен встретить трудности, преодолеть препятствия. И молитва – своего рода самовнушение. Пока переубедить меня в этом не может никто. Не могу сказать, что я глух к контраргументам. Нет! Просто не слышу их.

Надеюсь, Вы понимаете, что речь идет не о воинствующем атеизме. Любая агрессивность для меня неприемлема, равно как и религиозный экстремизм.

Но при этом мне очень интересно рассуждать на эту тему, думать, находить новые и новые загадки, которые сегодня я объяснить не могу. Например, был поставлен опыт: поместили оплодотворенную икру лягушек в две камеры с одинаковыми условиями по температуре и влажности... Но одна камера была сделана из специального материала, не пропускающего никаких лучей. И что? В той, которая пропускала лучи, вскоре появились головастики и лягушата, а в той, что не пропускала, – родились уродцы и вскоре погибли. Вывод: для нормального развития нам нужны ещё какие-то условия, о которых раньше даже не догадывались. Что-то космическое. Но что? Это доказывает, что мы очень мало ещё знаем. Но обязательно будем знать больше. Я верю в это.

А сегодня появилось столько адептов, людей, которые утверждают, что видели Бога, знают, что Он есть. Даже ученые… с позволения сказать, титулованные академики и профессора, иногда говорят такое, что мне бывает стыдно за них. Вот, например, профессор Башкирского госуниверситета Нажип Валитов утверждает, что научно доказал существование Бога. Он, позабыв, видимо, все законы Ньютона и Эйнштейна, утверждает, что любые объекты во Вселенной взаимодействуют друг с другом мгновенно, независимо от расстояния между ними. Мысль материальна, уверен ученый, и её можно мгновенно засечь из любой точки Вселенной. Иерархи эти откровения приняли с удовлетворением. Профессор получил письмо из Ватикана от самого Папы Римского, в котором говорится, что Его Святейшество посвящает Нажипу Валитову свои молитвы и очень ценит те чувства, которые подвигли ученого написать эту монографию.

Сегодня кто во что хочет, тот в то и верит. Вера же, по моему глубокому убеждению, подсознательный приспособительный механизм, выработанный человеком в процессе столкновения с трудностями, способ борьбы с ними, метод стимуляции неспецифической сопротивляемости, повышения психологической защиты.

Не могу я в соответствии с модой вдруг уверовать в Бога! Не могу притворяться! Политикам, может, это и нужно, но мне-то зачем?

А вот в настоящую дружбу, любовь, жертвенность, товарищество, братство – верю! Мне всегда казалось, что нет ничего сильнее этого.

Будьте здоровы и благословенны!

А. И.

 

Добрый день, дорогой Анатолий Иванович!

Мы говорим не только на разных языках, но и о разном. Если Бог – это только вера или категория морали (а в Ветхом Завете это именно так), то я, прямо скажем, из другой команды. Вы же говорите о вере как о психологических костылях, подпорках для качающегося под ветром реальности разума. Но религиозность – не самообман, не утешение, а резкий, обезоруживающий свет Истины. Представьте себе, что в какой-то миг вы увидели мир другими глазами и поняли себя самого, свои поступки, малейшие движения души. Таковы и глаза Бога. И у каждого из нас они есть. Но у большинства – закрыты. Мы словно бы спим и не подозреваем, что все знания о мире в нас самих! Конечно, я не согласна с попами, что мир непознаваем. Но это вовсе не означает, что я материалистка. Истина на то и существует, чтобы быть познанной. Мы на то и существуем, чтобы познать Истину. Это и есть наше главное предназначение. Бог как раз и хочет, чтобы мы его познали. А иначе какая у Него была нужда создавать нас? И молитва молитве рознь. Самая лучшая, на мой взгляд, молитва – молчание, понимание, слияние с Богом. Если ты слился с Истиной, то о какой молитве может идти речь? О чём и кого просить? Обычно молятся: помоги мне, защити меня, дай мне! Какая же это молитва? Это прошение! Поставьте в верхнем левом углу Ваш вердикт, Господин Бог!

Настоящая молитва: «Я – здесь! Я – рядом! Я – это Ты! Я стремлюсь к Тебе!» Другое дело, что большинство из нас этого не понимают и понять пока не могут. Хотя стоит только протянуть руку. Но для этого надо сначала умереть. И родиться заново.

Чтобы всё это подробно объяснить, надо пересказать Вам всё, что я знаю, но, по-моему, лучше прочесть и познать всё самому, а со мной уже обсуждать прочитанное. Я послала Вам свои стихи и любимые книги.

С «Горчичным зерном» Раджниша мне повезло. Но это явно Ваше везение. Перерыла свою библиотеку – нет ни «Алмазной сутры», ни других необходимых книг. Если Вы доверяете моему вкусу, я их найду и обязательно пришлю Вам. Ещё надо почитать «Сиддхартху» Германа Гессе и другие его романы. Думаю, что и Борхеса Вы не читали. После этих книг, по-настоящему духовных, Солженицын, например, просто блевотина (извините за грубость). Но тратить время на сие смешно и недостойно. Поэтому обсуждение Солженицына мне неинтересно и неприятно.

И ещё несколько слов о том, что меня в Вас привлекает. Это Ваш идеализм и настоящая Ваша религиозность. Вы о ней просто не подозреваете. Вы ведь верите в Бога, просто называете Вашу веру по-другому. Разве атеист верит в Любовь? А Любовь как раз и есть Бог. Но любовь не в её земном смысле (здесь она только прообраз), а в смысле Божественном, как процесс познания, ведь в основе познания лежит только любовь. Ничему другому там просто нет места. Ваша любовь – это стремление к познанию. Я думаю, Вы очень хороший профессионал, и не только потому, что любили свою профессию. Вы любите людей! Это и делает Вас хорошим педагогом. Вы и сейчас – Учитель. Но вы не врач, да и душу лечить должен священник.

И ещё: Вы человек цельный, несмотря на противоречия, цельный, как монолит. А это основа всякой подлинной религиозности, ведь Бог – это целостность, отсутствие разделения. И это ни в коем случае не похвала, а просто констатация факта.

И не надо думать о грустных перспективах. Как раз этого и не будет. Для того чтобы жить, надо больше мужества, чем чтобы умереть. И не смотрите в прошлое с тоской. Оно не вернётся. Мудро распорядитесь настоящим, оно – Ваше. А писала я о другом, о другой боли, о боли познания. Она происходит не оттого, что её причиняет другой человек. Это боль от Бога, но она, конечно, приходит через людей.

Улыбаюсь Вам. Надя.

К тому времени, когда Вы прочтёте письмо, будет утро. Доброе утро!

 

Доброе утро, Надюша!

Ах, как здорово Вы говорите, как прекрасно Ваше убеждение! Но у меня такое ощущение, что мы говорим каждый о своём и не совсем понимаем друг друга. Очень бы хотел почитать Ваши книги. На самом деле я ведь малообразованный человек. Это мне только казалось, что я что-то знаю. Чем больше живу, тем сильнее чувствую, что так многого не читал, о чём-то даже и не слышал. Где-то за бортом моих интересов остались, как неузнанные, неоткрытые острова, живопись, театральное искусство… Да разве всё перечислишь! Оттого и чувствую свою неполноценность. Так что Вы правы: лечить меня нужно. И если лечение будет успешным и глаза мои хоть немного приоткроются, я надеюсь увидеть мир очаровательным, а не мрачным, даже ужасным.

Совершенно с Вами согласен, что человек – это мир и, познав себя, мы можем существенно приблизиться к познанию Истины. Хотите, назовите это Богом. Но при этом понимаю, что человек так же безграничен, как и Вселенная. Познать его нельзя, можно лишь познавать. И процесс этот бесконечен.

Согласен, что есть счастливцы, которые знают себя лучше, больше. Другие – лишь думают, что знают. Знания такие позволяют владеть и управлять собой. И Вы говорите, что это – от Бога, а я – что чистой воды психофизиология, умение использовать резервы организма – как говорится, из этой оперы.

Что касается того, что Вы меня не разочаруете, – и в это понятие мы вкладываем разное. Я очарован Вами потому, что чувствую Вас, Вашу суть, стараюсь вникнуть в то, как Вы думаете, как верите, как пишете стихи, как воспринимаете окружающий мир, меня, наконец! Но к этому моему восприятию Вас примешивается не Ваше женское начало, а моя реакция на Ваше появление в моей жизни. Я начинаю о чем-то спорить, невольно красоваться, распушать, как петух, свой поблекший хвост. Это ли не здорово?! Мне кажется, это продлевает меня. И что может во всем этом меня разочаровывать? Разве что прекращение поступления Ваших флюидов или исчезновение моей реакции на них.

Что касается грустных перспектив, то куда от них деться?! Я почти физически чувствую разницу наших весовых категорий – не только возрастных, но и временных. Утешаю себя тем, что, беседуя с Вами, приближаюсь к Вам, как к Богу, к Истине, и это меня греет. Я всегда стремился соответствовать тому образу, который нарисовал себе в своей голове. Но, к сожалению, это мне не всегда удается.

Вот и в общении с женщинами для меня всегда было гораздо более значимым то, в какой мере я могу приносить им счастье. Я должен был это видеть и верить в это. Тогда и я становился счастливым. Но ведь это не только физиология. Здесь и психология, и совместимость устремлений, и одинаковое понимание того, «что такое хорошо, что такое плохо». К сожалению, я, видимо, совершенно нестандартный человек. Впрочем, а что есть стандарт?

Так что я с Вами согласен, что человек – это целый мир и познать его, равно как и познать Бога, нельзя. К этому можно только стремиться.

Всё. Пора выгуливать собачонку. Теперь она помогает мне выжить, ведь то, что мы кому-то нужны, и держит нас на свете! Хорошо, что и коллеги ещё звонят, советуются, рассказывают о своих делах, проблемах. Да и то, что изредка читаю студентам системный анализ. Наука интересная, сложна и актуальная сегодня. Ведь только серьёзный системный анализ может помочь понять, почему уровень жизни – это то, выше чего хотелось бы жить. Читаю лекции и не чувствую себя совсем уж никому не нужным. И в этом счастье! Обнимаю, А. И.

 

Дорогой  Анатолий Иванович!

Прочла письмо ещё в восемь утра. Но ответить сразу не могла. У нас – выпуск. Сижу с версткой в обнимку, а за спиной машет крыльями редакция. Ну, слава Богу, газета сверстана, остались читка и правка, но это – потом. А пока есть свободная минутка.

Даосские монахи говорили, что Истина – это вершина и каждый идёт к ней по разным склонам. «Идите разными путями». Пока я вижу, что мы говорим об одном, но понимаем это одно по-разному. Это потому, что у каждого свой опыт. Вы всё-таки физик, математик. Но одновременно Вы – идеалист, возможно, по складу души. Насколько вы материалистичны, настолько и мистичны. Поэтому, мне кажется, Вам будет легко читать Раджниша. Я же никогда не понимала и не любила точных наук. Они кажутся мне лишёнными жизни. Более того, я ещё и мистик. Вы посмеиваетесь над теми, кто толкует об ауре, энергии. Оно и понятно. Вы с этим не сталкивались. А я ауру вижу и могу по ней определить состояние человека, его намерения, реже – болезни. Это, разумеется, совершенно недоказуемо. Никаким образом не могу доказать то, что вижу или знаю. Савл увидел в пустыне Христа. А Савл был гонителем христиан и ехал в Дамаск расправиться с тамошней христианской общиной. Савл от Света Господнего ослеп и долгое время пребывал во тьме, потом зрение к нему вернулось. С этого момента он стал Павлом, основателем церкви. Разве можно доказать, что он видел Бога? Нет. Но все его послания очень ясно об этом говорят. И я верю, что он видел Бога, потому что я знаю это по своему опыту, по своему видению Бога. Но доказать это невозможно. А можно ли увидеть бесконечность Вселенной? Однако можно доказать (математически), что Вселенная бесконечна. Но увидеть это нельзя. Так чему верить? Математическим рассуждениям и расчетам или собственному опыту? Я думаю, что и тому, и другому. Иначе мы просто расчленяем мир, лишаем его многообразия. Чудо должно быть от веры, а не вера от чуда.

Познание себя – не сфера психофизиологии. Умение управлять собой, а заодно и манипулировать другими – вот сфера психофизиологии. Вы по-другому трактуете термин «познание себя».

Никакой особой разницы в наших весовых категориях я не наблюдаю. Была бы такая разница, я с Вами бы разговаривала о птичках и машинах. Об этом я тоже умею. Главное не образование и даже не интеллект, а уровень понимания и желание этому соответствовать. Только не надо соответствовать мне. Соответствуйте Богу (стало быть, лучшему в Вас).

Всё. Зовут на планерку. Надя.

Не успела отправить письмо. Пришла с планерки и решила дописать его.

Дорогой Анатолий Иванович! Кажется, Кант говорил, что нравственность учит не тому, как стать счастливым, а тому, как стать достойным счастья. И всё дело в том, что я не верю, а знаю. А уже потом верю в то, что знаю. Не могу сказать, что я добра, но о другом человеке это говорить могу. Это будет моя личная оценка. Но с точки зрения Истины, доброты нет вообще. Это чисто человеческое понятие, как справедливость и мораль. Хотелось бы иногда кое-чего не видеть и не понимать. Но разговоры на такие темы всё же немного не ко времени, ведь у нас разные системы координат. Почитайте мои книги, которые я Вам послала, тогда моя система координат станет понятнее. Самое смешное, что она, видимо, очень похожа на Вашу.

По поводу Павла – читайте Деяния Апостолов и его Послания. Он не жил во времена Христа. Но он видел Его реально и реально ослеп. И вера здесь дело десятое. Он – не верил. Он был гонителем христианства. И в один миг всё переменилось, потому что он узнал!

Стремление соответствовать чему-то – не честолюбие. Это вечное стремление человека, его подлинная сущность.

Смертельно устала. А ещё валом работы.

Очень тепло от того, как Вы меня назвали Надюшей. Последний раз в отношении себя я это слышала от отца.

Обнимаю. Хотела бы коснуться Вашей руки.

Надя.

 

Привет, Надюша!

Прочитал  стихи Громова и прозу Вашего приятеля, которую вы мне прислали. Конечно, я лишь любитель, но высказать своё мнение смогу. Несомненно, проза талантлива. Видно умение владеть словом. Но не всё, что удалось прочитать, – мне нравится: такая физиологическая, утробная проза! Сейчас модно смаковать в литературе то, как писают, какают, любят... Известные дамы светского общества на страницах газет и журналов рассказывают о своих похождениях, когда и с каким артистом, депутатом, министром спали и пр.

А сколько сейчас прозы с мастерски закрученными сюжетами, выразительным просторечием, синтаксисом! Она, как буи на реке, определяет фарватер. Но все – на одно лицо, все сюжеты – взаимозаменяемы.

Конечно, любая позиция сомнительна по определению. Моя – не исключение. Поэтому стараюсь избежать безапелляционного менторского тона. Как правило, мне свойственно уважение к автору, его самобытности, и если и есть замечания, обычно их высказываю с сомневающейся интонацией.

К тому же чувствую, что он в какой-то мере талантлив, потому что у него проскальзывают мысли, о которых я знаю интуитивно.

О поэзии Вашего Громова разговор иной. Он талантлив, и его поэтический апломб прямо переливается…

Честолюбие в известной степени необходимо и поэту, и учёному. Но, удивительная вещь, мне встречались люди очень высокого научного уровня, получившие почёт и славу, даже мировую, за свои достижения. И всё равно были они ненасытны, всё равно считали, что не получили должного признания своих успехов. Нужно укрощать своё чрезмерное честолюбие и самомнение.

Слов нет, но Громов… не мой поэт. Так, поверьте, бывает. Его образы, метафоры не возбуждают во мне ответных резонирующих колебаний души. Ну что я могу поделать?!

Обычно комментарии потому и даются, чтобы возможно больше запутать читателя, слушателя, затуманить его мозг и внушить ему своё понимание произведения. Настоящий художник не скрывает преемственности и даже подчеркивает её. Отрицать это, мне кажется, не есть культура, так как вся культура есть преемственность, эхо того, что уже происходило в жизни. При этом искусство всегда несравнимо и индивидуально!

Но, повторяю, не чувствую себя вправе делать серьезный анализ его творчества. Ограничусь лишь своими ощущениями. Еще раз: Ваш Громов – не мой поэт.

Судя по тому, что Вы мне рассказывали и что прочитал у него, можно заключить, что он – малообразованный халявщик, живущий за счёт женщин, не думающий ни о них, ни о детях, которых сеет по земле, считающий, что поэту всё дозволено. Хотя, возможно, кажется кому-то, что он человек порядочный и талантливый. Но этого очень мало, и меня удивляет, что Вы его почему-то так беззаветно любите.

Говоря о Вашей вере, следует заметить, что с тем, кто считает, что обладает Истиной и уже не ищет её, спорить невозможно. Существующий мир – не фантазия. Нельзя безнаказанно относиться к нему как к фантазии.

Конечно же, Вы правы: по-настоящему мы живём только тогда, когда отдаём себя другим. Помните, как у Блока:

 

Земное сердце стынет вновь,

Но стужу я встречаю грудью.

Храню я к людям на безлюдье

Неразделённую любовь.

 

Спокойной ночи, Надюша. Как бы мне хотелось утром получить от Вас большое доброе письмо!

Обнимаю, А. И.

 

Доброе утро, Анатолий Иванович!

Насчет Громова – Вы правы. Всё верно – живёт за счет женщин. Хотя как на это посмотреть. Я два года жила за его счёт (не в материальном смысле, конечно). Но если бы не он – загорать бы мне в раю. Я знаю другого Громова. Умного, не просто талантливого – гениального, образованного, с высоким уровнем понимания. Он обуреваем дьявольской гордыней и отчаянием. Если с этим не знаком, к этому не прикасался, то никогда этого не поймёшь. Надо быть поэтом или пророком, чтобы понять. Валентин невероятно образован. Он просто почти никого не удостаивает разговором. Пять минут общения с ним (если он до тебя снизойдёт) переворачивают душу. Ко мне он относится с бережной, покаянной любовью. Со мной он говорит.

Вообще богема – место грязное и болезненное. Слава Богу, я в ней не увязла, а пошла дальше. Богема развращает и душу, и тело.

Я, в отличие от Вас, свободный человек и в общении гибкий. Поставят мне рамки – я за них не выйду. Откроют горизонты – пойду за Солнцем. Выбирать не мне. Уже надоело вести мужчину за собой. Хотелось бы просто идти рядом. Но более всего идти за мужчиной. Боюсь, что это мне не светит. Хотя надеюсь, всё ещё надеюсь.

Всё. Уже, чёрт возьми, двенадцать ночи, а мне завтра пахать и пахать на ниве журналистики. Честно говоря, малость надоело. Мне бы сесть да написать роман. Мечтаю об отпуске (в этом году не отдыхала), но отпуска не будет. У нас в газете отпуск не особенно оплачивают. Да и так выработалась, что в отпуске только на печи лежать.

Обнимаю. Надя.

 

Доброе утро, Надюша!

Всё дело в том, что Вы его очень любили. Раны от любви если не всегда убивают, то никогда не заживают.

Наверно, больше-то никого и не любили так, как его. А любовь оправдывает всё! И это Истина. Но как же я удивлён, что Вы не видите очевидного: он малообразованный человек, умеющий привораживать заумными словами порхающих вокруг экзальтированных девчонок, потом, как вампир, высасывает из них всё. В моём представлении это недостойно и противно. Пьёт? Да, пьёт. Он, как видно, допивался до поросячьего состояния, и это, конечно же, мне кажется недостойным.

Почему он так опустился? Видел несправедливость окружающей жизни? Мура это! Кто её не видел?! Просто он бежал от неё, придумав высокий забор (водка, великий поэт, не от мира сего), и пытался спрятаться за ним. Но жить как-то нужно, пить, есть. Он был непритязателен в жизни, и всё же...

Мне трудно судить, и не хочу я Вам делать больно, потому что Вы его продолжаете любить. Это здорово – так любить! И какой же он подонок, что этого не видел, не оценил и не попробовал Вам ответить! Но, уверяю Вас, он и не был способен на такое чувство. На сумасбродство – да! На безумие – сколько хочешь! Но на подвиг: расстаться с водкой, с ложным своим самомнением – никогда! Вы правы: его обуревала чёрная дьявольская гордыня. Но, как мне помнится, это самый большой грех! Впрочем, не хочу я больше о нём говорить!

Вы неправильно меня поняли. Я совершенно свободен и в своих действиях, и в своих привязанностях. Так что учиться мне этому не нужно. Я, как правило, добиваюсь того, чего хочу. Правда, хочу немногого. При этом стараюсь никогда не делать больно другим.

Обнаружил, что мы по-разному понимаем слово «друг». Для меня «друг» и есть друг, и ничего более. Для Вас это понятие безгранично. Но ко мне прошу относиться только как к другу. По крайней мере, не будет обманутых надежд, боли, лжи. Это много честнее.

Обнимаю, А. И.

 

Дорогой Анатолий Иванович!

Я люблю Громова – поэта, а человека Громова – ненавижу. Вы во всём правы, Ваши оценки точны. Валентин в обычной жизни – пьяное, отвратительное, эгоистичное дерьмо. Разумеется, я не могу любить дерьмо. Поэтому – ненавижу. Я люблю божественную сущность его, его гений, замысел Божий в нём. Помните, как писал Бродский: «Искусство есть форма сопротивления реальности…» Громов, как мог, сопротивлялся. Но эта самая реальность его и сломила. Для него без поэзии жизнь лишь органический процесс. А находясь постоянно в сильном подпитии, он не мог больше писать. Зачем была нужна ему такая жизнь? И не меня он предал, а себя, Бога в себе! Ужасней этого нет ничего. Конечно, мне от этого больно, хотя сделать я ничего не могу. Но я не Бог, не имею права осуждать. Бог не отказывает в спасении даже Дьяволу. Человек ищет Бога вне себя, не осознавая, что Он находится внутри него. Но не я должна заставить его жить, он должен захотеть сам. В Библии сказано: «Вера без дел мертва». Вот Громов и сбежал… Стало быть, его ноша, его ответственность теперь на мне. Это ли не жестоко, не трусливо?

Я всегда могу с первого же взгляда определить, кто свой, кто чужой. Друзья не могут быть беспристрастны и часто даже бывают несправедливы, стараясь сохранить беспристрастность. Потому-то дружба для меня, безусловно, безгранична. Но есть одно большое «но». Друзья – это любовники души. А любовник тела может быть только один. По крайней мере, для меня. Всё остальное – слишком мучительно и неестественно. Не хочу по собственной воле жить в аду.

Я ещё не нашла мужчину, которому можно было бы довериться безоглядно – душой и телом. Не случился такой мужчина в моей жизни.

Надя.

 

Добрый вечер, Надюша!

Говоря о том, что при первом же знакомстве человек определяет, кто свой, кто чужой, Вы, конечно же, правы. Но, к сожалению, нередко первое впечатление бывает ошибочным.

В астрологию я не верю, в гороскопы тоже. Астрологические прогнозы и толкование снов нагоняют на меня зевоту. И даже если Вы мне расскажете правдоподобную историю, меня трудно будет переубедить. Поговорите с серьёзными физиками.

Вы, как я убеждаюсь, впечатлительны до крайности и верите во всякую мистику. Не буду переубеждать. Верите – и верьте себе на здоровье. Будьте верны своим чудачествам, настанет момент, когда они, может быть, вас спасут.

Обнимаю, А. И.

 

Дорогой Анатолий Иванович, доброе утро!

В астрологию можно верить или не верить. Это Ваше право. Но жизнь такова, что поверишь во что угодно! Наверное, у меня психологический  срыв.

А разговоры о  Громове вообще меня раскачали до пограничного состояния. Ничего.

Я не могу тратить время на хобби, приятное времяпрепровождение. Хочу посмотреть на дело с коммерческой точки зрения. Буду сочинять детектив. Его хоть можно продать. Но он должен быть ещё и хорошей литературой. Интеллектуальный, немного эстетский, слегка философский. Хочу сделаться успешным писателем. Ха-ха! Точно с ума сдвинулась.

Меня удивляет наша жизнь. Всё в ней шиворот-навыворот. Я трачу массу усилий на ерунду. Но за эту ерунду деньги платят. Использовать меня как верстальщика и журналиста – это всё равно, что гвозди забивать микроскопом. У меня в голове полсотни романов. Но когда их писать? Мне сегодня – кровь из носа! – надо окончить важную статью. А я пишу Вам письмо. Это куда приятнее. Но от статьи не убежишь. Опять придётся ночь сидеть. А кровь из носа уже даже не эпитет, а реальность. Давление не падает уже неделю. Такого ещё никогда не было. Я просто изнурена головной болью и тошнотой. Что с этим делать? Надо чем-то жертвовать и на что-то решаться. Честно говоря, я впадаю в мрачное состояние. По-моему, я себя загнала. Это невроз. Моя редактор сказала: «Увижу тебя на работе после шести вечера – убью». Но дома тоже есть компьютер, чтобы писать по ночам письма и развёрнутые сюжеты будущих детективов. Ведь я знаю, что творец не умирает. Он просто перестает творить, но то и дело напоминает о себе книгой на полке, звучащей мелодией или картиной на стене. Знаю, что Вы сейчас скажете: это и есть бессмертие! Насчёт бессмертия не знаю, а то, что это самый долговечный памятник, – уверена. Если хочу чего-то достигнуть, должна уметь сконцентрироваться и научиться ограничивать себя. Хотя понимаю, что не всем нравится то, что делаю.

Посылаю Вам сюжет, который меня сейчас занимает. Мне интересно Ваше мнение.

Всё! Пора отдохнуть!

Надя.

 

Получил, читаю.

А. И.

 

Дорогой Анатолий Иванович!

Пишу, чтобы, проснувшись утром, Вы хоть что-нибудь получили. После такой интенсивной переписки любой провал воспринимается обычно с внутренним недовольством. У присланного Вами Флавия о Павле нет ни слова. Жаль. Но я его уже просмотрела. Чтение всё равно интересное.

Я здесь. Надя.

 

Доброе утро, Надюша!

Не знаю, как у Вас, а у меня  какой-то привкус недосказанности. Что-то недосказал, не успел сделать.

Начал читать «Горчичное зерно». Пока не очень понимаю, почему Вы в восторге. Не буду судить поспешно. Но уже с первых страниц отметил множество необоснованных утверждений, высокомерие, пренебрежение и сарказм по отношению к людям, признанным мировым сообществом. При этом аргументация такого своего отношения смехотворна. Я говорю о Фрейде и Юнге. Но, повторяю, обязательно прочту до конца и сделаю это для того, чтобы лучше понять Вас. Пока он говорит банальности. Не всегда безусловные истины. Обобщает то, что, по-моему, обобщать не следует. Но, повторяю, это из тех двадцати-тридцати страниц, которые  успел прочитать.

Наверное, следует делать на листках пометки с указанием страниц, цитированием его перлов.

Развернутый сюжет об апостоле Павле прочитал. Интересна задумка – провести параллели (Варавва – Павел) с современностью. Пишите! У Вас это хорошо получается. Варавва – тоже человек, готовый идти на смерть за свои идеи и идеалы, как это сделал Иисус Христос, идеи которого живут века. Именно поэтому и сегодня никакими карательными мерами не победить религиозный фанатизм. Носителей этих идей нужно лучше знать, постараться понять, а может, в чём-то и согласиться с ними, а не кричать: «Распни его, распни!».

Понимаю, что нет ничего нового в этом. И сегодня, как многие века назад, всё делали, чтобы убивать  и получить власть. А получив, старались её удержать и для этого снова убивали. Такова чёртова карусель, где нет ограничителей нравственности.

Оппоненты универсальных истин всегда стремились к власти, ненавидели народ и очень заботились о своём благополучии. Подобный набор моральных ценностей нужен был для безопасности общества. Это – своеобразная ООН!

Но всегда тревожнее жилось тому, кто больше всего жаждал благоденствия. Именно потому святой Павел называл землю «юдолью плача».

Современный киллер Варавва должен покаяться, стать праведником, глубоко верующим и пацифистом... Ведь, по Вашей версии, и Павел пришёл к Истине через страдания. Но пришёл... и стал основателем и идеологом  христианской церкви. Хорошо бы покопаться в посланиях Павла.

А на самом деле Варавва не был простым вором и убийцей, каким его рисуют некоторые христианские историки, чтобы усилить вину иудеев: мол, кого пожалели и кого осудили?! Варавва был зелотом. Сейчас бы сказали – террористом, человеком, который не хотел считаться с тем, что за каждое его преступление перед римлянами простых людей карали смертью. Да-да, и тогда такое было. Репрессии и прочее. Ничего нового. Всё как сегодня! Но, как мне кажется, у Вашего Вараввы ничто не должно напоминать того Варавву. Разве что имя, ассоциирующееся с разбойником и убийцей. И вообще, не влезайте в глубокую историческую достоверность. Это – художественное произведение, вымысел.

Обнимаю, А. И.

 

Здравствуйте, дорогой Анатолий Иванович!

Каждое утро по дороге на работу гуляю по городу. Маршрут примерно такой: от Бородинской панорамы по Кутузовскому проспекту до Москвы-реки. Потом через мост на Калининский проспект. На это трачу примерно час, вместо зарядки. Терпеть не могу бесцельного махания руками! Так и прихожу на работу. Сегодня во время прогулки разговаривала с Вами.

Конечно, неподготовленному человеку понять (и принять!) то, что пишет Раджниш, – непросто. У меня всё это легло на благодатную почву после Достоевского, Леонида и Даниила Андреевых, Германа Гессе. Мы не привыкли искать высшего нашего удовлетворения в душе и ждать от неё главной помощи, несмотря на то, что именно она – единственная и полновластная госпожа и нашего состояния, и нашего поведения.

Вы – математик со структурным, рациональным мышлением, своими установками. А «Горчичное зерно» как раз и призвано разрушить установки, а вслед за ними и рациональный строй мышления. Конечно, Вы будете сопротивляться. Иисус пришёл сделать то же самое: разрушить рациональное мышление, выбить у человечества все возможные табуретки из-под ног, отнять все костыли, подпорки. Итог помните? Его распяли. Американцы просто посадили Раджниша в тюрьму. Тюрьма не Голгофа. Но реакция та же, просто более цивилизованная.

Вас задело, что он смеется над Фрейдом и Юнгом. А они для Вас, несомненно, авторитеты. Они авторитеты для всего человечества. Бедное человечество, которое распинает Христа и молится на Фрейда. Но психоанализ – это исповедь без отпущения грехов. Об этом и говорит Раджниш. Выбраны не те ориентиры, они никуда не приведут. Фрейд может познакомить Вас с деталями Ваших психологических трудностей, душевных болезней и комплексов. Но он не даст Вам здоровья, просто укажет, что Вы больны. Здоровье, духовное здоровье, совершенно в другом месте. И дверь в это место – Иисус. Дверь в это место – Будда. Дверь в это место – Раджниш. Ведь он – Просветлённый. Но не каждому это видно, как не каждому было видно, что Иисус нечто особенное, что он – Сын Божий.

Вы говорите, что Раджниш пишет банальности. Истина вообще кажется банальной. Бог есть Любовь. Что может быть банальней? Но эту банальность до сих пор мало кто понял и прочувствовал. Потому что, если бы это случилось, мы жили бы совершенно в другом мире. Можно ли, любя, убить, ограбить, изнасиловать, обмануть? Это невозможно! А у нас возможно, причём на таком уровне первобытной дикости, что говорить о любви просто смешно. Тут бы законы Моисея хотя бы исполнить! Не убивать, не грабить и т. д., боясь Божьего и человеческого суда. Страх и мораль пока ещё держат человечество в узде. Мы пока ещё даже не ушли от закона, как же нам дойти до любви? Христос – воплощённая Любовь. Любовь отдаёт себя в дар; купить её невозможно. Итог жизни человечества – распятая, распинаемая любовь.

Доверие к самому себе – первое необходимое условие великих начинаний. Читайте внимательно. Это великая книга. Доверьтесь мне. Просто доверьтесь, и всё. Тотально доверьтесь, иначе у Вас ничего с этой книгой не выйдет. И с Христом ничего не получится. Бог Вам, наверное, меня для этого и послал. Я – Ваша дверь. Я, конечно, не Будда, не Раджниш. Я не достигла просветления. Но я знаю вкус и запах приближения к Богу. Я уже заглянула в эту дверь. Но пока не вошла. Ведь это – трудная работа. Но Вы сможете! Для вас это просто. Надо лишь сменить точку опоры, угол зрения. Горчичное зерно – царство Божье, которое внутри нас. Оно пока ещё спит. Надо удобрить почву, посадить зерно. И тогда вырастет дерево – Царство Божье! Но зерно может и не прорасти. На самом деле лишь у немногих оно прорастёт. Лишь у немногих.

Читайте внимательно. Читайте между строк, над строками, смотрите в глубину. Вы читаете поверхностно, Вы доверяете своему уму. А он обманщик. Ум всегда обманщик. Просто без него в этом мире выжить невозможно, поэтому мы и терпим его обман. Но надо помнить: он обманщик. Ведь далеко не всем, кто умеет хранить молчание, есть что сказать. Вам будет трудно, ведь Вы – воплощённый ум. Ум – Ваш главный помощник, Ваш лучший друг. Как же ему не доверять? Как же он него отказаться, выйти за его пределы?

Жду ответа. Надя.

 

Привет, Надюша!

Только-только проснулся. Утро хорошее, а голова раскалывается и от нарушения режима, и от Вашего «Горчичного зерна». Не для меня это чтиво. Вы уж простите.

Мой рациональный ум, всё мое нутро встаёт на дыбы. Почти с каждым его утверждением хочется спорить. Жена – не жена, а подружка... Не передергивает ли Ваш Просветлённый? И что, в дружбе не может быть глубины? Таковы ли соотношения дружбы и любви? Дружба – понятие огромное и длительное. Любовь, как правило, если она не сцементирована дружбой, явление быстротечное. А его рассуждения об Учителе и ученике! Не очень ясно, какие такие отношения должны их связывать. Учитель, в отличие от преподавателя, воздействует на ученика собственным примером и не ограничивается только предметом преподавания. Это много больше и глубже. Но нигде не читал, какими должны быть эти отношения. И непонятно, почему вдруг всплыл психиатр как противовес Учителю. Не потому ли, что автор с ним плотно соприкасался? Но разве не сомнительно утверждение, что все психиатры больны?! И эти высокомерные замечания: «Ваши крошечные философии», «домашние философии»... И это о Фрейде и Юнге! «Юнг боялся, что его философия развалится от соприкосновения в Риме с христианством!» Это Юнг-то!

Утверждения Вашего Просветлённого потрясают не только своей безграмотностью и жестокостью, но и своей бессмысленностью. Нетрудно уловить различие между службой и служением. А себя обмануть, оказывается, как правило, легче, чем других.

Я слышал, что осознание болезни иногда может привести к выздоровлению... Но никакое осознание не вылечит от рака, к сожалению! Так, может, эту «потаённую загадку бытия», «великую тайну» и открыл этот самый Просветлённый? И, конечно же, система взглядов не вечна. Ведь наш мир, наука не стоят на месте, а значит, и их понимание. Плохо, если бы было иначе.

Но автор не оригинален, когда заклинает, чтобы ему доверяли и не сомневались! Вы – его хорошая ученица. Ведь сомнения рождают желание уточнить, докопаться до Истины, до сути. А что, если Учитель не всё знает? Ведь всё знать невозможно! Только сомнения способствуют прогрессу. Эйнштейн как-то шутливо заметил, что, мол, все знали, что это невозможно, но только он в этом сомневался и... открыл теорию относительности! Так что, сомневаясь, можно добиться не только чего-то большего, но и стать великим! Что уж говорить о рассуждениях, о «зримом и незримом», о «бессмертии незримого», о «переходе силы зрения внутрь, в третий глаз»...  – это выше моего понимания и просто неприемлемо.

Вы говорите: не сопротивляйтесь. Но я не могу и не хочу. Есть вещи, которые не для меня. Жить иногда имеет смысл чужим умом, но полагаться можно только на свой. Умру непросветлённым и буду гореть в вечном огне... но – не могу! Кстати, человечество всегда распинало Истину и Любовь  и молилось на Дьявола. Но так ли Фрейд Вам напоминает дьявола? Не потому ли, что он достаточно близко подошел к осознанию Истины, изучая бессознательное? Ваши же рассуждения о Фрейде, извините меня, просто смехотворны. Но ведь не только Фрейд! Я могу перечислить многих великих, которые подходили близко к Истине. И что, они все – дети Дьявола?! А Вы – ревностный служитель преисподней?!

Нет, это не для меня. Я насиловал себя, читая Вашу «Великую книгу». Но ведь бывают люди слепые от рождения или глухие. Это ведь не значит, что нет музыки или красок. Я, наверное, глухой и слепой. Но прозревать не хочу! Вероятно, я несовместим ни с какой устоявшейся идеологией.

Знаю, что это Вас обидит, но ничего с собой поделать не могу. Монолог – почти всегда исповедь. Молю Вас об отпущении грехов! Я такой, какой есть. Принимайте или не принимайте меня таким. Только не надо меня переубеждать и переводить в свою веру. Пусть будет как есть. Если Богу будет угодно, Он сам даст прозрение. В процессе общения. Ведь настоящая вера, по-моему, должна прийти к человеку в результате озарения. Пусть и приходит она или не приходит. Если и существует вера, которая горами движет, то это вера в свои силы. И пока моя вера меня больше устраивает. Дальше читать Вашего Просветлённого не могу. Нет желания. Не очень ругайте меня.

Может статься, что Вы унавозите почву и прорастёт во мне то самое горчичное зерно, которое так глубоко во мне зарыто, что не прорастает никак, сколько я ни возделываю себя. Но даже если этого не произойдёт, я не очень огорчусь, потому что моё время так незаметно и так быстро прошло. Вот потому-то я и говорю Вам: торопитесь делать то, что должны, чтобы не жалеть об упущенном времени. Вы талантливы! Но при этом маловероятно, что это принесёт материальную независимость и свободу. Скорее, дополнительные муки творчества, страдания, неудовлетворённость собой. Если Вы рассчитываете получить деньги и нежиться в роскоши, то напрасны Ваши потуги! Увы!

Я совсем не обиделся, когда Вы говорили о моей инфантильности. Я не очень согласен, но... доверяю Вашему таланту. Ведь всю жизнь мы ведём диалог друг с другом, с миром, с Богом, наконец!

Всё. Обнимаю. Не очень на меня обижайтесь. Было бы нечестным лгать и говорить: «Ах, как здорово!», когда на самом деле каждая клеточка во мне протестует против Вашего Просветлённого. Пусть каждый из нас верит в то, что хочет!

С уважением А. И.

 

Дорогой Анатолий Иванович!

Любовь больше дружбы, поскольку это чувство в себя вмещает дружбу, а вовсе не дружба вмещает в себя любовь.

Любовь – чувство всеобъемлющее. Дружба между родителями и детьми – это любовь! Любовь к Богу совсем не дружба. Дружба – это просто светское, человеческое воплощение любви. Дружить, жить дружно, ладить друг с другом. Но если человек что-то сделал не так, предал тебя, обманул, то тут дружба и разладилась. И коли после предательства, ухода от тебя, обмана твоё чувство (не отношение, а чувство!) к человеку не изменилось, то это любовь!

Любовь возможна между мужчиной и женщиной, между мужчиной и мужчиной, между женщиной и женщиной, между учителем и учеником, между взрослым и ребёнком. Это просто более глубокое чувство, чем любое житие дружно. И оно совсем не обязательно окрашено какой-то сексуальностью. Чаще всего – совсем не окрашено.

Теперь об Учителе и учениках. Речь идёт о духовном учителе. И разница между учителем и психиатром огромна. Вы никак не поймёте, что есть западный подход к миру, рационалистичный, и восточный – иррациональный. Россия тем и хороша, что сочетает в себе и тот и другой подходы. Западный подход – это поиск Истины вовне (наука, познание мира, попытка рационального объяснения мира и человека, Эйнштейн, Юнг, Фрейд и многие другие). Восточный путь – поиск Истины внутри, в духовном мире человека (медитация, религия, познание себя, но не с точки зрения химических процессов и механистической психологии). Оба пути нужны, необходимы, без них ничего постигнуть и познать невозможно. Но они, каждый в отдельности, однобоки. Если идёшь одним путем, то получаешь перекос. Идёшь только другим – тоже перекос.

Вы интересны мне независимо от того, атеист Вы или нет. И меня Вы тоже должны принять именно такой, какая я есть.

Спокойной ночи или доброго утра. Надя.

 

Надюша, доброе утро!

Утро всегда для меня  – лучшее время. Вашего Просветлённого я всё-таки продолжу читать. Хочу лучше понять, чем же Вы так восторгаетесь?

С рассуждениями о любви и дружбе можно согласиться. Конечно, любовь – не просто игра гормонального коктейля. Эта гремучая смесь включает в себя все инстинкты и чувства: и продолжение рода, и материнство, и нежность, помощь и счастье... В этом что-то есть от Бога.

Меня греет, что Вы принимаете меня и таким греховным, не разделяющим Вашей веры. Спасибо.

Насчёт разного подхода к познанию мира – западного и восточного – здесь больше разница на чувственном уровне. Говоря о Фрейде, Павлове, Эйнштейне, Вы заблуждаетесь. Все они говорили о значении комплексного подхода. У Эйнштейна даже есть работа о влиянии наблюдателя на результаты исследований. На Востоке при изучении мира используют и «внешние» факторы. Да и деление это скорее придуманное и условное. Нужно изучать мир со всех сторон, понимая, что всё влияет на всё.

А скажите-ка, Надюша, можете ли Вы сформулировать по пунктам основные положения Христа? Мне кажется, сделать это Вы не сможете. Это лишь ощущения, аура, интуитивное знание, потому что все чёткие положения можно найти в работах мудрецов, живших задолго до Иисуса. Да и надуманного в этой истории уж очень много. Вот лишь один пример. Немецкий учёный Иоганн Кеплер рассчитал, что волхвы на небе могли видеть яркую звезду, которая представляла собой встречу Сатурна с Юпитером. Никакой другой яркой звезды в это время не было. Из-за разности скорости движений этих планет и Земли они сливались в одну яркую точку. Но такое произошло в седьмом году до новой эры. В это же время Иосиф и Мария отправились в Вифлеем, чтобы заплатить важную дань Римской империи. Это доподлинно установлено археологами по найденным надписям. Всё это позволяет предположить, что Иисусу было больше лет, что он родился 15 сентября 7 года до новой эры и был казнен не в 33 года, а в 40 лет! Таковы последние уточнения учёных. И это одна из множества неточностей и выдумок.

Вы, несомненно, знаете, что Иисуса стали считать Сыном Бога много позже по постановлению иерархов церкви. Впрочем, каждый верующий  считает себя одновременно сыном и рабом Божьим. В этом нет даже видимого противоречия, так как само рабство патриархально. Раб воспринимался как младший член семьи. И в русской традиции словом «отрок» также обозначали и сына-подростка, и слугу. А до VI века европейский календарь основывался на счете от основания Рима. Потом монах Дионисиус Эксигурс потребовал, чтобы христианский календарь опирался на дату рождения Иисуса Христа. Это было в 754 году со дня основания Рима.

Воистину, нет ничего нового под Луной! История, учения, ошибки, судьбы стран и народов  – всё повторяется! Может, роль Его в том, что он пытался ясно изложить, собрал воедино эти заповеди?

Обнимаю, А. И.

 

Добрый вечер, дорогой Анатолий Иванович!

Ещё раз повторюсь – нет на самом деле никакой дружбы. Все человеческие чувства – это производные любви – ненависти. Ненависть в данном случае – оборотная сторона любви. Дружба, материнство, супружество, нежность, сексуальные отношения – формы одного большого чувства – любви. Это и есть в нас то самое божественное, та общая и основная часть каждого человеческого существа. Поэтому и говорят – Бог есть любовь. Та часть Бога, что заключена в нас как сущность, как свет, и есть любовь. Таково понимание этого во всех религиях.

Кто сказал Вам, что Вы греховны? Не повторяйте, пожалуйста, этот бред. Потому что слово «грех» настолько затёрто, что под ним давно не то имеют в виду, что имели в виду древние иудеи. Слово это иудейское и означает промах, ошибку. Вы же свои взгляды ошибкой или промахом не считаете. Так зачем каяться в не существующих для Вас самого грехах? Самое ценное в человеке – убеждения, позиция и готовность понять и принять позицию другого человека. Это в Вас есть. И достаточно!

Разница западного и восточного подходов не на чувственном уровне. Значение комплексного подхода, о котором говорили Фрейд и Юнг, всего лишь означает комплексный подход в рамках западной философии и мировоззрения. Конечно, попытки объединить их были всегда. Примером тому могут служить наши философы Соловьёв, Бердяев и другие. Но это только попытки. Пока только попытки.

Не думайте, что я такая уж тёмная жертва религиозной философии. Я изучала психологию, философию, экономическую теорию. И саму историю, наконец! Ещё в двадцать лет прочла Фрейда, Юнга, Ницше, кучу греческих и римских философов и писателей, философов эпохи Возрождения и Реформации.

Вы читайте толкование одного из Евангелий, которое церковь не включила в канонический список. И сделала это не случайно. Ведь Христа сильно отреставрировали, причесали и подрезали для религиозного употребления. Узнать о том, каким был Иисус в реальности, можно из неканонических источников.

Могу ли я по пунктам сформулировать основные положения Христа? Хороший вопрос. И уже в нём есть подвох. Вы ведь не сказали: основные положения учения Христа. Но учение не самое главное. Христос важен сам по себе. Он – источник света, дверь в другую реальность. Я понимаю, что для Вас это в каком-то смысле пустые слова. Теория, учение Вам понятны, их можно осязать, пощупать, прочесть, оспорить. Но Солнце можно только почувствовать, ощутить при соприкосновении. Учитель – это не сумма теорий: это живой опыт здесь и сейчас. Без непосредственного контакта с учителем все теории – ничто. Именно поэтому христианство в значительной степени мертво. Теория мертва без Духа. А дух нынешние священники как раз и не могут донести. Дух – это сам Христос. Каждый священник должен был быть в какой-то мере Христом, и тогда христианство было бы живой религией. И так с каждым религиозным учением!

Если Вы спрашиваете об учении Христа, то положения его изложены в Его Нагорной проповеди. Но это не учение в полном смысле слова. Это лишь указанные пути. Какие-то вехи, на которые можно ориентироваться.

Моё скромное мнение на этот счёт таково: главная мысль, которую Христос всё время повторяет: Царствие Божье внутри нас. Когда же Царствие Божье в тебе состоялось, зерно проросло, то ты становишься – Богом. «И будете как Боги!» – говорит Он.

Повторюсь: религиозность – не теория, не мораль, а личный опыт познания Бога. И Бог в данном случае не абстракция, а реальность – бытие! И верить в это бытие – вовсе нет надобности. Его надо просто достичь, в Царствие Божье надо войти. А когда вошёл, уже не веришь, а знаешь!

«Заповеди» Христа, вернее, Его слова, в корне отличаются от заповедей, например, Моисея. Он говорит совсем не то, что говорили до него философы, как религиозные, так и светские. Именно поэтому он и не был ими принят. Слишком необычны его слова.

Надя.

 

Привет, Надюша!

Добродетель проявляется в поступках и не нуждается ни в обилии слов, ни в обилии знаний. Это, видимо, знал Иисус. Он понимал, что тысячи слов оставят меньший след, чем память об одном поступке. И он сделал то, что сделал.

Спорить с Вами не хочется. Переубеждать – силёнок мало, аргументов не хватает, да и надо ли? Зомбированный человек тем и отличается от остальных, что любые аргументы от него отскакивают, как от стенки горох. Видимо, оба мы зомбированы. Но есть между нами и разница. Я не пытаюсь обратить Вас в свою веру. Понимаю, что Вы мне искренне желаете добра и хотите, чтобы хотя бы на старости лет я открыл эту дверь, увидел свет Солнца... Но у меня от Солнца глаза болят. Не стоит. Хотя Просветлённого продолжаю читать. Но, как говорится, с тем же успехом. Ведь давно известно, что гипнозу легче поддаются малообразованные, впечатлительные люди без жизненного опыта. Видимо, я уже перерос и накопил немного опыта. И Просветлённый Ваш утверждает, что чем больше развиваешь ум, тем меньше доверие. Но и это не ново. Ведь помните: «Верую, ибо нелепо!»

Я не верую, и ничего со мной не поделаешь. Многое в Его учении принимаю. Кстати, Он утверждал, что скоро наступит царствие небесное. Но прошло уже 2000 лет. Где оно? Изворотливые умники, несомненно, скажут: царствие наступит, когда ты сможешь понять самого себя, сделать гармоничным существование сознания и подсознания. Но, во-первых, если Вы читали Фрейда, должны помнить, что такого никогда не будет, а во-вторых: что это за царствие такое, когда останется неравенство и ранжирование?! Ведь «нищие станут богатыми, последние  – первыми»! Сразу в голову приходит, что сегодня, как и в недалеком нашем прошлом, разные горлопаны хотят «пересмотреть итоги приватизации», «грабить награбленное». И что из этого получите лично Вы? Миллионы Абрамовича или Ходорковского? Нет, за этим стоят кровь, слезы, боль... и никакого счастья. А Лао Цзы и Иисус считали за счастье такой подход! Но это уже политика, а я меньше всего хочу её касаться.

Нисколько не сомневаюсь в Вашей образованности, но Фрейда читали Вы поверхностно или невнимательно. Там ведь не только о сексе, там о бессознательном, об огромных резервах психики человеческой. Недаром его чтят на Западе и на Востоке, а в друзьях его был Альберт Эйнштейн, да и Иван Петрович Павлов его высоко ценил. Он как-то говорил, что делает с Фрейдом одно дело. Только он, Павлов, копал неглубоко, и уже виден свет  в конце тоннеля, а Фрейд взял глубже, и конца в его поисках пока не видно.  И уж они-то точно не согласились бы с Просветлённым, утверждающим, что речь – это лишь набор слов. И куда он девал мысль, содержание речи, эмоции? Что за чушь?!

По Его утверждению, первые фрейдисты появились за 3000 лет до Зигмунда Фрейда. Ну что ж. Хоть и нет в книге тому подтверждений, я склонен согласиться. Но тогда следует согласиться, что и откровения Христа – не новость в истории человеческой!

А чего стоят рассуждения о сексе и его связи с теплом! И почему эскимосы и чукчи имеют по десять детей? Впрочем, там плохо с электричеством.

А если серьёзно, то конфликт Запада с Востоком переходит в конфликт Севера и Юга. Об этом много говорят современные философы и экономисты. Почитайте Некласса и многих других.

Но я не политик и потому имею хотя бы маленький шанс попасть в рай. По утверждению Вашего Просветлённого, все политики обязательно попадут в ад! Хотя что считать политикой и кого считать политиком?

И знаете, что меня удивляет? Почему в Евангелии от Матфея утверждается, что вина евреев падаёт на все поколения этого народа, когда, по утверждению Просветлённого, автором драмы Иисуса был сам Иисус?

Да Бог с ним. Читаю... Ваши письма меня интересуют много больше. А Вы, если можно, не пытайтесь меня таким образом просветить. Читал я и Нагорную проповедь Христа, и все Евангелия, многократно читал Ветхий Завет. К сожалению, меня это не убеждает.

Обнимаю, А. И.

 

Дорогой  Анатолий Иванович!

Я диву даюсь, как странно Вы понимаете то, что читаете. Но мне, право, надоело Вас в чём-то переубеждать. Я внимательно читала Фрейда и, как мне помнится, никогда не говорила, что он писал только о сексе. Фрейд вообще очень серьезный учёный. И весь современный психоанализ без работ Фрейда был бы невозможен. Просто религия – это совершенно другой путь. Если Вам кажется, что этот путь не Ваш, то зачем мы вообще о ней говорим? Вы читали Нагорную проповедь? Тогда зачем просите меня изложить учение Христа? А всё потому, что Вы её читали так же плохо. Я вполне связно могу изъясняться и на другие, далёкие от религии темы. Только передёргивать тоже не надо. Где это Христос говорит, что нищие станут богатыми? Не повторяйте, пожалуйста, чушь, прямо неудобно за Вас.

Странно, что Вы так прямо ассоциируете меня с книгами, которые мне нравятся. Книги всегда служили для меня толчком к собственным мыслям. С чем-то в этих книгах я соглашаюсь, что-то кажется мне интересным, что-то глупым и сомнительным, что-то точно сказанным, а что-то сказанным красиво и здорово. Эстетика тоже привлекает. Если хотите знать, как Надя Громова представляет себе Бога, то скажу: Бог, несомненно, для всех живых существ один. Представления о Боге у разных культур и народов разные. С развитием человечества представления менялись, открывались новые грани, но сам Бог от этого не изменился. Он, конечно, не дяденька, сидящий на небесах, а некая субстанция, производной и частью которой мы все являемся. Мы обладаем свободой воли и полной автономностью, но одновременно привязаны к нему, поскольку носим в себе его дух, его частичку. И наша тоска по вечной любви, неутолимая жажда любви и единения есть отголосок того, что мы – часть целого. Почти никто, за исключением, может быть, немногих людей, так называемых Просветлённых, не знает, что такое смерть, что за пределом смерти и что ожидает нас, когда мы умрём. Все исследования в этой области лишь догадки, в том числе и догадки учёных. Узнать это достоверно можно только посредством личного опыта. Осталось подождать – этот опыт получит каждый. Тогда и узнаем достоверно, кто же из нас прав. Я верю Будде и Христу, доверяю их опыту. И в воскресение Христа верю тоже. Но это не просто вера, это тоже в какой-то мере опыт. Я ни в коей мере не хочу навязывать Вам свою веру, а познакомить со своим опытом не могу. Читали ли Вы повесть Леонида Андреева «Иуда Искариот»? Это хорошая художественная литература и, главное, взгляд со стороны. Атеисты кричали по поводу этой повести, что Андреев ударился в мистицизм, попы орали, что отлучат его от церкви. На самом деле вещь дельная и написана понятным, не религиозным языком. Давайте закругляться с мрачными разговорами о религии, они полны взаимного непонимания. Я просто физически ощущаю, как Вы меня, бедную зомбированную, жалеете, как огорчаетесь из-за меня. Не стоит. Я хитрая и недоверчивая. Но кое-что я знаю точно. Я Бога видела! Ощущения непередаваемые. И они подтверждают: люди религию выдумали. И лишь некоторые Бога действительно видели, но чаще всего они об этом не говорят. Или говорят настолько неясно, что понять их трудно, особенно тем, кто Бога не видел. Если меня зомбировал сам Бог, то Вы переубедить меня уже не сможете.

Надя.

Доброе утро, Надюша!

Кто из нас невнимательно читал Просветлённого, я не знаю, но на странице 24 книги, которую Вы мне дали, написано, цитирую: «Что ещё за царство небесное? Какое оно? Это царство – диаметральная противоположность царства земного. Иисус повторял это постоянно, но никто не мог понять. Он говорил: «В царстве Божьем нищие станут самыми богатыми, а последние будут первыми». Он говорил точь-в-точь, как Лао Цзы. Впрочем, они с Лао Цзы вообще похожи: «В моем царстве небесном последние будут первыми».

И Нагорную проповедь я читал внимательно, делая выписки. Но с нею не буду спорить. Только замечу, что на один и тот же предмет разные люди могут смотреть по-разному. Иные видят то, что хотят видеть. Другие – тенденциозно критичны. Но и те и другие имеют право на это, и это лишь приближение к Истине.

Такое утверждение Христа, которое Вы почему-то назвали чушью (между тем оно широко известно), порождает желание иных сделать царствие небесное сейчас и уже на земле. И для этого есть проверенный механизм передела собственности. Есть и лозунги: «Грабь награбленное!». Так вот я  против этого не потому, что не хочу восстановить справедливость. Правда, понятие справедливости весьма спорно. Но в первую очередь потому, что, по моему глубокому убеждению, народу от этого не будет лучше, но зато будет литься кровь. Вот об этом я и говорил.

Воля в нас всегда свободная, да не всегда добрая. И человек единственное существо, знающее о грядущей смерти. Но что там за чертой – никто не знает. И только  иерархи церкви или так называемые Просветлённые подробно описывают, что и как происходит на том свете. Как вершится суд. Как мучаются грешники. Не кажется ли Вам, что это ерунда на постном масле? Неужели непонятно, что можно об этом наговорить всё, на что способна Ваша фантазия, но никто не сможет этого проверить?

И рай, и ад – это тупики. Дальше мысль моя пробуксовывает. А что потом? Вечная жизнь? Старина – категория не времени, а качества: всё станет когда-нибудь стариной, если не умрёт раньше. Или Вы думаете, что в раю и в аду время неподвижно? Тогда жизнь ли там, в раю, или отпечаток жизни?

Чего же я от Вас добивался? Не повторения Нагорной проповеди, а того, что Вы, наконец, сказали. И слава Богу. Ваше понимание Бога мне понятно. Я уважаю Ваше убеждение. Кстати, так же понимали Бога Эйнштейн, Павлов, Вернадский и многие другие неглупые люди. Вы в хорошей компании!

Если Вы внимательно читали мои письма, то должны были заметить, что зомбированными я назвал и Вас, и себя. Повторюсь: атеизм – это тоже вера. Иначе бы можно было формулами и теоремами доказать Истину. А так мы лишь верим и приближаемся к Истине, каждый своим путём.

Обнимаю, А. И.

 

Дорогой Анатолий Иванович!

Бедные станут богатыми, последние первыми. Довольно неточная интерпретация слов Христа. Но я понимаю, о чём речь. Речь вообще не идёт о земном богатстве. И потом, согласитесь, любое земное богатство тленно. Есть у Христа одна интересная фраза. «Блаженны нищие духом, ибо их есть царство небесное». Заповедь о нищете духовной. Тоже многими неправильно понимается. С грузом материального и духовного богатства попасть в царство Божье невозможно. Туда входишь абсолютно голым, и телесно, и духовно, освобождённым от привязанностей. Туда входит лишь твоя сущность. И никаким богатством её не подкрепишь.

Люди всегда превратно истолковывают любую хорошую идею. У Христа нет ни слова о социальной справедливости. Она невозможна. Но, несомненно, есть равенство перед судом Божьим и человеческим. Я имею в виду под человеческим судом не суд Российской Федерации или США, а именно суд общества. Если ты убил, украл, то при нынешних условиях почти всегда можешь откупиться (таковы реалии), но от истинного человеческого суда, равно как и Божьего, откупиться нельзя. Можно построить общество милосердное, сострадательное, достаточно сытое для всех, но оно всё равно не будет справедливым. Бедные станут богатыми. Так ли это плохо? Но у нас-то вышло всё иначе: богатые стали бедными, а бедные богатыми так и не стали.

Последние в мире материальных благ могут стать первыми в мире благ духовных. И наоборот. Это видно из простых наблюдений за людьми. Христос говорит притчами. Главное всё же не догмы, не мораль и правила, а свет, любовь. Важно, чтобы от человека сияние исходило. А во что он верит, дело второе.

Надя.

 

Дорогая Надюша, я совершенно не сомневался, что Вы найдёте объяснение тому, что только что считали чушью. Но Бог с ним! Мы же решили об этом больше не говорить! Разве у нас нет других тем? И, кроме того, «если душу променять на проблеск счастья, то зачем тогда душа в заклад за душу»? Вы мне нужны, я это не хочу скрывать, потому что подпитываюсь, как вампир, от Вас, Вашей молодости, таланта.

Что же касается разных взглядов на мир, то это так естественно, ведь мы прошли разный путь по дороге жизни.

Общество наше лучше не станет. Хорошо бы, чтобы оно не стало хуже. Сегодня это общество эгоистов и безнравственных людей. Хотелось бы, чтобы потомки не упрекнули нас в том, что мы не смогли влиться в семью демократических государств, где нравственная сетка координат определяет жизнь людей, а суд пользуется доверием и уважением и не является ещё одним рычагом политической власти.

В Москве мне доводилось слушать Александра Меня. Так он говорил, что расплата надвигается, как суд над христианством, над прошлым и нынешним образом нашего бытия. Более того, я запомнил его фразу. Если смотреть глазами жертв Освенцима, эта расплата надвигается на нас как суд над самим христианством и как призыв к покаянию. Он утверждал, что должна измениться не только наша жизнь, но и сама вера.

Я понимаю, что, убеждённая в том, что познали Истину, Вы искренне хотите ею поделиться. И я слышу Ваш призыв. Но, увы! Я не могу, не хочу притворяться! И хватит об этом!

Обнимаю, А. И.

 

Доброй ночи!

Письма Вашего пока не дождалась. Но кое-что ещё пришло на ум. Наверное, мы слишком торопимся узнать и понять друг друга. Не устанем ли мы от такого интенсивного общения?

Но я в сущности очень одинокий человек, несмотря на множество друзей, приятелей и сотрудников. И это одиночество, похоже, невосполнимо. В диалоге с Вами я забываю об одиночестве. Хотя бы на какие-то мгновения. Вы мне не только приятны и необходимы, но и желанны. Пишите, мой друг. Мне Ваши письма очень нужны. Я к ним привыкла и жду с нетерпением. Жизнь столь трудна и безрадостна, что иногда мне кажется: не будь нашей переписки, исчезло бы что-то очень важное и жизнь потеряла бы цель.

Странно. Красавица Москва, множество народа вокруг, а мне иногда бывает так одиноко и грустно… Пишите!

Надя.

 

«Погоди мой друг, не так все плохо...»

Дорогая Надюша!

Одиночество труднее всего именно в толпе, так что я Вас хорошо понимаю. Именно потому люди находятся в постоянном поиске, чтобы нарушить эту космическую тишину, когда или ты ничего не слышишь, или тебя не слышат.

Но, милый мой друг, зачем тосковать, грустить? Работы так много! Сколько нужно ещё узнать, попробовать, сделать! Бесконечность мира рождает бесконечность желаний! Разве здесь до тоски?

И, признаюсь, я тоже привык к Вашим письмам, к нашим спорам и с нетерпением всякий раз заглядываю в почтовый ящик.

Нет, Надюша, я вижу глубокий смысл в том, что происходит между нами.

Спасибо Вам за то, что Вы есть! За дружбу, которую дарите мне. За радость общения...

Обнимаю, А. И.

 

Дорогой Анатолий Иванович, здравствуйте!

Получила Ваше письмо. И Вам спасибо за Ваше тепло. Очень много работы. Я и в выходные – на работе. Смешно, но моя редактор тоже вместе со мной. Две сумасшедшие бабы сидят в редакции в выходные, соскучились, не виделись со вчерашнего дня, и говорят, говорят о… газете! Работы так много, что думать ни о чём не хочется. А дома затеяла навести порядок в своей библиотеке, расставляю книги по тематике. В одной комнате выставила на стеллаже поэзию и философию, а в другой – всю прочую художественную литературу. В итоге оказалось, что томов двести деть вообще некуда – места нет! Так и лежат они сбоку у шкафов стройной стопкой. Я и не подозревала, что собрала такую большую библиотеку!

Мечтаю переделать все дела. Какая очаровательная наивность! Но надо всё же как-то себя освободить, работу упорядочить. Зима для меня тяжёлое, депрессивное время. К ней надо подготовиться. Тем более что всерьёз хочу бросить курить, а это дополнительный стресс.

Наша газета самоокупаемая. И её надо не только сделать интересной, но и суметь продать, иначе останемся без зарплаты и гонораров. Надо находить рекламу для размещения. Сейчас работаем с кандидатами в депутаты, чтобы, простите, на вполне законных основаниях содрать с них за избирательную кампанию. А теперь ломаем голову, как при этом не разочаровать наших читателей и давать для них интересную информацию, ведь избирательные материалы мало кого интересуют, а для нас это – деньги. Вот и маракуем, как их заработать.

Спасибо Вам за добрые слова обо мне, за то, что Вы есть. Пишите.

Надя.

 

Доброе утро, Надюша!

Дверь к счастью открывается наружу. А единство духа, взглядов, воли, действия – только это и есть подлинное единство. У меня ощущение, что у нас такое единство возникает, и это радует. Нет победителя сильнее того, кто сумел победить самого себя. Я этим похвастать не могу. Снова и снова вспоминаю наши споры. Видимо, Истина где-то посредине.

Сегодня, поддавшись уговорам приятеля, пойду к эскулапу, который приезжает из Питера и занимается нетрадиционной медициной. Я не верю во всю эту ерунду. Злюсь на себя, что дал слабину и согласился. Но что делать, обещал ему.

Приду, расскажу о своих впечатлениях.

Обнимаю, А. И.

 

Здравствуйте, дорогой Анатолий Иванович!

Говоря о нашей переписке, замечу, что она мне очень нравится. Хоть времени совершенно не хватает, всё же не хочу и не могу отказать себе в тёплом дружеском общении, даже когда это просто болтовня. И побеждать себя ценой отказа от привязанностей пока не хочу.

Зачем Вы идете к эскулапу? Чаще всего они или жулики, или просто малообразованные люди. В наше время редко можно встретить настоящего целителя. Это дар Божий. Но к дару Божьему всё же нужно ещё и образование, профессиональная подготовка. Иначе это простое шарлатанство. Потом какие у Вас такие проблемы, чтобы идти к целителю? Если бы передо мной стоял выбор, к кому пойти за консультацией, то я бы выбрала, скорее всего, хорошего профессионала с доброй душой, а не какого-то там целителя. Исключение составляет один интересный товарищ, автор книги «Диагностика кармы» Сергей Лазарев. Я во многом с ним не согласна, но что-то в его теории возникновения и лечения болезней есть. На него бы я посмотрела. Он, кстати, тоже из Питера.

Пишите. Ваша Надя.

 

 

Доброе утро, дорогая Надюша!

Я не считаю нашу переписку «напрасно потраченным временем». Наверное, потому, что я – вампир. Подпитываюсь Вашими письмами. Я им рад и ни за что на свете не хотел бы от них отказаться. Конечно, если и Вам они нужны.

К эскулапу иду, так как обещал приятелю. Он долго меня уговаривал, сказал, что ему этот тип сильно помог, а его дочь похудела после его посещения. Хорошо, что не забеременела! Он – врач. Но вызывает подозрение его методика устанавливать диагноз и рекомендовать лечение лишь по пульсу! Но дело это не столь дорогостоящее, чтобы отказываться. Сделаю это, хоть вся моя сущность восстаёт против такой капитуляции. Но, повторяю, попробую. Кстати, решил, что и ему об этом скажу честно, а уж он пусть решает, пробовать на мне свою методику или нет.

Жаль, что дружба не лечит физические недуги и я не могу быть Вашим целителем. Даже духовником вряд ли смог бы стать. Знаний маловато, да и для этого, как я понимаю, нужно обожествление личности духовника. Только тогда возможно добиться результата. Сам бы хотел иметь такого. Но, увы! Всё в прошлом, когда у меня был запас сил на много лет… Но я, как могу, борюсь. Знаю, что, если наполнить каждое мгновение глубоким содержанием, можно значительно продлить свою жизнь. Вот и продлеваю, читаю, размышляю о былом, о грядущем, пишу Вам письма. Тем и живу.

Да и понимаю, что такой степени доверия мне не достичь.

Обнимаю, А. И.

 

Здравствуйте, мой друг!

С письмами я совсем запуталась. А всё потому, что Вы не на все мои вопросы отвечаете. Посему уже не пойму, всё ли Вы прочли. Почему решили, что Вы вампир? Я считала, что Вы не верите во всякие там энергии. Откуда тогда вампир? У нас идёт взаимный энергетический обмен, включающий в себя и подпитку друг друга. Смейтесь, но с точки зрения наших гороскопов так и должно быть. Вы – знак воздуха. Я – знак огня. Вам нужна энергетическая подпитка, потому что знаки огня – это воплощённая энергия. А мне, чтобы поддерживать огонь, нужен воздух. Так что всё просто, я питаю Вас энергией, а Вы поддерживаете моё горение. Круговорот огня и воздуха в природе!

Но есть и другое – огонь не только питает энергией, в нём ещё сгорает весь мусор, и в итоге остаются жить лишь вещи очищенные и вызревшие, то есть вещи более высокого уровня. Надеюсь, у меня так и будет. Пора приниматься за работу. Пока, я думаю, мне надо написать своего «Павла» и фантастику. Уже при обсуждении возникает много новых идей, новые ходы в повествовании. Например, я продумала линию своего Вараввы. Он не просто убийца, он думает, что он слуга справедливости. Это придаёт новый смысл этому образу.

Так всё же зачем Вы пошли к эскулапу? Какая у Вас проблема? Чем он может Вам помочь? От чего Вы у него собираетесь лечиться?

Зря Вы решили, что я Вам не доверяю. Я Вам безгранично, полностью доверяю. Но вот с обожествлением, пожалуй, сложно. Я даже Бога считаю не то братом, не то отцом. А уж людей и вовсе обожествлять не могу. Ценить? Да. Любить? Да. Но обожествлять?! Это не получится.

Удивляюсь Вашей тактичности и терпению. На Вашем месте я давно бы уже высказалась примерно так: Надя, что ты мучаешься ерундой, думаешь о каком-то бизнесе. Пиши-ка лучше романы. Ты для этого рождена. Так и делай, что должна. Пиши. Время уходит.

Собственно, это я в Ваших письмах и вычитала. Но Вы меня так нежно поглаживаете, хотя не мешало бы иногда дать пару тумаков. Горе от ума – это действительно бывает… Переписка у нас, конечно, очень интенсивная. Это тяжело. Отнимает много сил. Но я в ней тоже нуждаюсь. Точнее, я нуждаюсь в Вас. А почему так, сама не знаю. Почему-то Вы мне стали очень близки и дороги. Отчего так произошло, гадать не стану. Произошло, и ладно. Да будет так! Думаю, что со временем переписка не будет такой интенсивной, но это произойдёт лишь тогда, когда мы узнаем друг друга получше. Мы пока слишком увлечены и возбуждены процессом узнавания.

Будьте здоровы. Доброй Вам ночи.

Надя.

 

Добрый вечер, Надюша!

Пришёл от эскулапа и, как обещал, пишу подробный отчёт с самого начала.

Приятель, мнение которого я привык уважать, настоятельно рекомендовал мне посетить этого приезжего доктора.

– Тебе что, денег жалко? Он методами нетрадиционной медицины помогает страждущим, которые безуспешно лечатся у наших коновалов.

После неоднократных увещеваний и рассказов о том, что и ему, и его внучке рекомендации питерского эскулапа очень помогли, я, наконец, сдался.

– Добро! Будь по-твоему. Но, видит Бог, мне это противно. Делаю это  только чтобы успокоить тебя.

И вот в назначенный день меня провожает к нему жена приятеля, миловидная женщина, пользующаяся его услугами  уже много лет. По дороге выясняю, что принимает приезжий доктор в частной квартире у одной своей знакомой, которая и помогает ему в его деле: принимает пациентов, ведёт их учёт, получает оплату за приём и медикаменты.

Нас приняла Ольга Владимировна, хозяйка квартиры. Она попросила снять обувь, подала тапочки, потом провела в кухню. Нужно было подождать, когда лекарь освободится.

Наконец я у него. Невысокого роста, астенического телосложения, с пышной шевелюрой, говорит тихо и доброжелательно.

– Добрый день! Пройдите в комнату. Присядьте и дайте мне вашу руку.

Он взял мою руку и стал прощупывать пульс. Слушал долго, внимательно. То пытался полностью пережать артерию, то давление его пальцев ослабевало. Он сосредоточенно думал. На его лбу чётко вырисовалась складка, и вена на виске пульсировала. Чтобы не скучать, я стал считать пульсацию его вены.

Наконец, он отпустил руку и что-то записал на своём листке.

– А теперь давайте поговорим! – сказал он, предлагая записывать его рекомендации. – Так на что вы жалуетесь?

– Легче сказать, на что я не жалуюсь. На старость, на скуку, на гипертонию и прочие гадости, которые сопряжены с моим прекрасным аппетитом и жизнелюбием…

Я бы долго ещё перечислял свои жалобы, вспомнив Джерома К. Джерома, но понял, что доктор меня не слушает. Ему это не очень интересно. Да и зачем? Ему давно всё в болезни стало ясно по пульсу, и рекомендации он был готов мне продиктовать, тем более что, как я теперь понял, они мало отличались от таких же рекомендаций девушке лет двадцати, которая была на приёме до меня.

– Итак, – сказал многозначительно он, – начнём с рекомендаций по режиму. Подъём вы можете делать как угодно рано. Когда вы встаёте?

– Как правило, в четыре утра. Я много работаю.

– Очень хорошо! Можете вставать как угодно рано. Встали… Нужно выпить мелкими глотками полстакана воды с чайной ложечкой мёда и немножко лимонного сока. Запомните: нагретый мёд токсичен! Потом можете идти в туалет!

Я вздохнул с облегчением. Это важно, что мне разрешили идти в туалет! Иначе не знаю, что бы было.

– После туалета необходимо сделать массаж с кунжутным маслом…

– С кунжутным маслом? А что это такое?

– Как? Вы не знаете, что такое кунжутное масло?! Ну, впрочем, вам всё расскажет Ольга Владимировна. Разогретое масло следует втирать в кожу головы, лица, шеи… Оно вытесняет избыток жидкости, жиры, стабилизирует артериальное давление, растворяет шлаки…

Он показал, как нужно проводить массаж. Голова, уши, лицо, грудь, живот, руки, ноги…

– Потом можете мыться, чистить зубы…

Я громко вздохнул. Доктор это понял правильно и добавил:

– Хорошо бы принять тёплый душ. Да-да, вам нужен тёплый, даже горячий душ. Только не холодный!

Я был обескуражен глубиной рекомендаций и оригинальностью. И главное, принципиальной новизной!

– Потом – физические упражнения!

Строго взглянул на меня, проверяя, понял ли я всю серьёзность своего положения.

Я грустно вздохнул и склонил голову.

– Правда, – встрепенулся он, словно вспомнив что-то важное и смилостивившись надо мной, – можно вместо физических упражнений заниматься медитацией или йогой. Об этом вам расскажет Ольга Владимировна. Она  проводит занятия по медитации. А если вы изберёте йогу, то занятия провожу я…

Я обрадовался. Наконец мне предоставили выбор!

– Дальше – лёгкий завтрак!

Ура! Вот мы и добрались до завтрака!

– Но его лучше пропустить!

Ёлки-палки! Мало что я встану в четыре, так для чего? Я встаю, чтобы заниматься своим любимым делом. А мне предлагается ублажать моё бренное тело, а как только дело дошло до завтрака, так его лучше пропустить! И это прекрасный способ борьбы с полнотой?! Так, несомненно, если вообще объявить сухую голодовку, я могу сбросить вес быстро и безболезненно, потому что очень скоро потеряю сознание и буду худеть до истощения и смерти!

Потом врачеватель остановился на роли одежды, которую я ношу.

– Ну что вы носите?! – воскликнул он. – Вам нельзя носить тёмную одежду. Она способствует повышению артериального давления, аритмии. И ни в коем случае не надевайте никакую синтетику! Ваши тона – светлые! Розовый, жёлтый, салатный, кремовый…

О горе мне! Больше всего на свете я не терплю именно эти цвета!

– Вы сами почувствуете, как вам станет уютно и комфортно, когда вы наденете вещи этих цветов!

Я ещё больше склонился над блокнотом, в котором записывал светлые его мысли.

– Очень важна ориентация!

О Боже! О какой ориентации он говорит? У меня традиционная ориентация!

– Работая, нужно ориентироваться на север или восток!

Ах, вот в чём дело! А я-то думал!

– Это очень влияет на самочувствие! На самочувствие влияют и запахи. Хорошо бы наполнять помещение, где вы работаете, запахами ароматических масел, например, запахом розового масла, гвоздики, сандала, муската. Хорошо просто созерцать розу. Вообще вам полезны цвета тёплых тонов. Слушать тихую ненавязчивую музыку. Ритмы музыки будут резонировать с вашими ритмами. Это очень хорошо! Нужно воздействовать на все органы чувств!

Как здорово! И как интересно! Мне, правда, нравится запах лаванды, но он почему-то её не назвал. Нужно будет уточнить, не губителен ли запах лаванды?

– Обедать лучше между двенадцатью и тринадцатью  часами. Это основной приём пищи!

Хотел бы заметить, для меня это и первый приём пищи!

– Во время этого приёма пищи вы можете съесть шестьдесят-семьдесят процентов дневного рациона. Обед должен быть разнообразным!

Я заметно оживился. Наконец пошёл разговор по делу!

– Обед должен состоять из шести блюд. Пища – горячая и сухая! Никаких супов и борщей! Ваша вкусовая палитра: горький, жгучий, пресный. Резко ограничить сладкий, кислый и солёный! Хорошо – жидкий магазинный кефир, молочную сыворотку. А вот сыры и творог решительно нельзя!

Вот тебе раз!

– Вам полезны все зерновые!

«Иго-го-го»! – радостно было заржал я.

– Все, кроме риса, пшеницы, гречки! К вашим услугам овес, ячмень, кукуруза… Ржаной хлеб… И можете добавить немного бобовых… Только их необходимо хорошо и долго варить…

Увидев мою кислую физиономию, он решил подсластить пилюлю:

– Вам полезны овощи…

Я радостно вздохнул.

– Кроме огурцов, помидоров и кабачков. Можете налегать на баклажаны, шпинат, капусту, тыкву…

Я перестал записывать. Это меня обескуражило. Ну и ну!

– Фрукты вам можно есть любые, – радостно сообщил мне доктор, – кроме винограда, арбуза, дыни и абрикосов! Хорошо – грейпфруты, мандарины, апельсины, киви. Вам очень подходят фрукты с горчинкой!

Я что-то не замечал! Впрочем, я на всё согласен.

По своей безграмотности считал, что курага способствует работе сердца, так как содержит много калия. Вот я идиот! Век живи – век учись!

– Орехи нельзя. Кофе, чай забудьте!

– А мясо? – пролепетал я испуганно. – Вы ничего не сказали про мясо!

– Да, мясо!

Наконец!

– Мясо можно только куриное белое. Индейку, дичь... Никакой рыбы, яиц и прочей гадости!

Всё! Это конец! Это выше моих сил! А этот садист между тем продолжал:

– После обеда тридцать минут отдохнуть. Только обязательно сидя! Работу закончить не позднее семнадцати часов. Потом сразу душ, отдых, физические упражнения или медитация. Наконец, лёгкий ужин. Лучше – фруктовый салат с йогуртом или лимонным соком. Потом прогулка в любую погоду на полчаса! И баиньки! Вы должны ложиться в постель в девять вечера. По крайней мере, не позднее половины десятого!

– А телевизор смотреть можно? Я привык смотреть последние известия, различные диспуты…

– А для чего это вам? После этого сон ваш будет неспокойный. Вы станете ворочаться во сне. Поднимется давление. Нет! Не смотрите телевизор. Это опасно!

Когда я расплатился за консультацию высокого специалиста и рекомендованные им препараты и вышел, мне показалось, я легко отделался. Могло быть и хуже! Меня могли посадить в горшок и поливать из лейки. Только я – не роза мягких тонов и не издаю приятных запахов, поэтому меня бы отнесли куда-нибудь в огород и я бы вёл спокойную растительную жизнь. Только зачем она мне, такая жизнь, не знаю!

Обнимаю, А. И.

 

Дорогой Анатолий Иванович!

Нахожусь под впечатлением от Вашего повествования о походе к эскулапу. Я хохотала так, что заболел живот и другие мышцы. Вот он, Ваш настоящий талант! Вы просто новый Ильфопетров! Давно не читала ничего настолько смешного. И, главное, настолько верного! Эскулапы достали! Как у Вас хватило выдержки вытерпеть это издевательство? Да ещё за деньги? Вы – великодушный мазохист. Я знаю, что мужественный человек более других способен на великодушие.

Если позволите, я это опубликую в нашей газете. И, пожалуйста, не отказывайте мне, это великолепный журналистский материал. Тем более там нет никаких фамилий и указаний места, а имена можно поменять. Этот материал как раз в духе нашей газеты. Прошу Вас, умоляю, разрешите опубликовать!

Целую! Ваша Надя.

 

Доброе утро, Надюша!

Конечно же, Вы можете делать с этим письмом всё, что пожелаете. А вампир я, потому что подпитываюсь от Вас. Высасываю Вашу энергию! Подумалось, что все люди – вампиры, так как для существования им нужны другие люди, нужен обмен информацией, как для горения нужен воздух. Так что успокойтесь, и Вы – вампириха! Вот и получается круговорот.

Очень понравилась мысль о Варавве. Вы всё же почитайте о нем больше. Есть хорошая книга Корелли, перевод с английского, «Варавва». Издана у Вас, в Москве, издательством «Новая книга». Вас книга может заинтересовать. Варрава не просто разбойник. По крайней мере, мне приходилось где-то читать, что он был чем-то вроде боевика против римлян. Но не исключено, я что-то путаю.

Вам обязательно нужно прочитать послания Павла. Он подробно писал что-то вроде христианского кодекса. Правда, тогда ещё существовал диалог между иудеями и христианами. На первых порах иудеи считали христиан кем-то вроде раскольников и спорили, стараясь вернуть их в своё лоно. Но объективно христианство было более прогрессивное, демократичное вероучение. Оно подкупало своей простотой в мирской жизни, своим интернационализмом. Нет тебе многих ограничений иудаизма в поведении и питании. Да и стать христианином, принять христианство было несложно. Стоило лишь окропить себя водой или зайти в реку – и ты христианин.

Во времена Павла Христа ещё не считали Богом. Его считали Мессией, Спасителем, который указывает людям путь к лучшей жизни на земле. Так что многие, даже иудеи, не очень-то спорили с этим. Именно потому христианство так быстро распространилось среди разных народов. Со временем многие заветы Иисуса были забыты, и христианство, христианская церковь приобрели черты новой религии со всеми причиндалами, которые сопутствуют этому: агрессивностью и ортодоксальностью...

Но известно, что всякая власть делает всё, чтобы себя сохранить, сделать свою жизнь богаче, расширить своё влияние. Это относится к любой власти, религиозной и светской. Возникла идея канонизации текстов, мыслей, святых. Появилась инквизиция, идея крестовых походов, что в свою очередь привело к новым расколам и новым идеям.

Но если рассматривать Бога таким, каким Его представляете Вы, то, несомненно, Бог для всех один, и это не старичок, сидящий на облаках. Это Явление, Информационное поле, Природа – что-то такое, которое для всех! А уж религии  – это результат культуры и истории тех народов, которые  исповедуют её.

В Вашем «Павле» хорошо бы показать, как непрост отказ от убеждений. Это настоящая революция внутри себя (если это происходит глубинно, искренне, не так, как у наших политиканов, которые в одночасье вдруг все стали крестить лоб!). Хорошо бы показать его внутренние переживания, мучения. Это ведь непросто.

Говоря об обожествлении врача, я имел в виду, что лишь безграничное доверие позволяет надеяться на успех лечения. Кстати, об этом же говорил Иисус. Ведь это Он говорил: «Вера спасёт вас!» Так что я не оригинален и совершенно согласен с Его тезисом. Но очень мало людей, так беззаветно верующих, без крупицы сомнения. И, поверьте мне, это великое счастье – так верить!

Я, кажется, рассказывал известную притчу. Шёл над пропастью по тропинке неверующий человек. Внезапно поскользнулся и упал. Но, ухватившись за куст терновника, повис над бездной. Глядя на грозовые тучи в небе, взмолился: «Боже, если Ты в самом деле есть, помоги мне!» И вдруг из-за туч раздался  громовой голос: «Что ж, если ты поверил, я помогу тебе! Разожми руки!» – «Боже! А нет ли какого-нибудь другого способа спасти меня?» – взмолился несчастный.

Так вот, глубоко верующий, несомненно, разжал бы руки. Но таких очень мало. Для этого в человеке должна быть полностью «отключена» критика, забыт жизненный опыт. Это возможно лишь в гипнозе, во сне. Много ли спящих наяву?

Дорогая Надюша. Мне очень приятны Ваши слова: «Целую. Ваша Надя»! Я тоже считаю Вас своим другом, искренне люблю Вас.

Вы жалуетесь на тяжесть переписки. Не очень понимаю почему. У меня она занимает времени ровно столько, сколько нужно настучать этот текст. Но зато сколько положительных эмоций, радости, почти явственного осязания близкого человека! Я вспоминаю Ваши слова, аргументацию и впадаю в восторженное состояние, почти экстаз! Именно потому и говорю, что очень рад нашей переписке. Но если Вам это так тяжело – пишите реже, пишите меньше... или вовсе не пишите. Мне будет больно, но я давно привык к боли... Сомнительно, что потребность в переписке у меня со временем уменьшится, когда мы узнаем друг друга. Это не так! Вы – как Вселенная. Тем – бесконечное множество. А сколько книг, стихов, нравственных, политических, творческих и прочих проблем! Нет, я с такими Вашими скептическими замечаниями не согласен. Не знаю, как у Вас, но мой интерес пока не угасает. Он может угаснуть, если вдруг мы в самых принципиальных вопросах будем по-разному  понимать, «что такое хорошо и что такое плохо».

Обнимаю, А. И.

 

Здравствуйте, Анатолий Иванович!

Спасибо за лекцию о христианстве и за рекомендации почитать послания апостола Павла. Смею Вам заметить, что Павел – мой самый любимый апостол и послания его я знаю почти наизусть, как и его биографию, и обстоятельства перехода из иудаизма в христианскую веру, историю гибели и т. д. Мне приятно, что Вы хорошо (для атеиста) разбираетесь в вопросах христианства. Но поверьте, я тоже изучаю это дело лет двадцать пять, с пристрастием сначала человека неверующего, а потом уже – с любовью уверовавшего. Но Вы, прямо скажем, очень точно всё описываете и во многом правы. Я никогда бы не взялась писать о Павле, если бы не изучила его и всё о нём досконально. Но одного Евангелия мало, нужна ещё литература, всяческие независимые друг от друга мнения и теории. Отношение к Павлу у меня  двоякое. Христианская церковь сейчас полностью Павликанская. Называть её христианской неверно. Павел многое сделал для популяризации учения Христа, но он внёс в структуру созданной им церкви черты церкви иудейской. Он соединил иудаизм и учение Христа, и в итоге получилось то, что мы теперь называем христианством.

То, что Христа поначалу не обожествляли, верно. Он и сам называл себя Сыном Человеческим. Да, он говорил об Отце (Боге), пославшем Его, но также говорил и о том, что все мы – дети Отца. А когда однажды фарисей  назвал Его Сыном Божьим, он ответил: «Это ты сказал, не я».

Мы столько спорили о Раджнише, но Вы теперь даже притчи приводите, подобные тем, что рассказывает он. И о доверии к Учителю начали говорить так же, как он. Я ведь знала с самого начала, что Вы с ним идёте к одним и тем же выводам, но разными путями.

Когда я говорю, что полностью Вам доверяю, то я говорю правду, но это правда сегодняшнего дня и даже часа. Доверие – это всё же не слова. Это – действие. Доверяю ли я Вам, можно доподлинно узнать, только посмотрев друг другу в глаза. Доверие не спрячешь, оно или есть, или его нет. Это обнаружится сразу.

От переписки устаю вовсе не морально. И времени мне на Вас совершенно не жалко. Я устаю физически. Целыми днями за компьютером. Глаза болят, слезятся, у меня, между прочим, зрение минус пять и астигматизм. Но не глаза главное – страшно болит спина. Я вечером от болей в позвоночнике просто вою.

Но по мере сил переписку буду продолжать. Приносить Вам боль не хочу, ведь и от Вашей боли мне тоже будет больно.

Обнимаю. Надя.

 

Привет, Надюша!

Не собираюсь ввязываться в спор о Павле и вовсе не сомневаюсь в Ваших знаниях. Извините меня, пожалуйста, за менторский тон. Что поделать, это всё – мои многолетние преподавательские привычки. Простите меня, Бога ради!

Мы друзья, и не отыскивайте в каждом моем слове какую-то пакость. Я говорю с Вами без оглядки и сомнения в том, что Вы в чём-то не разбираетесь. Уж если кто и дилетант, так это я. Но ведь я и не спорю! По Далю, дилетант – человек, получающий удовольствие от того, что делает. Что в этом плохого? Просто уж очень здорово Ваш «Павел» закручен. Если в моих рассуждениях Вас что-то раздражает, не обращайте на это внимания. Ведь я ничего плохого не хотел!

К сожалению, молодость даётся лишь раз. Потом для глупостей нужно подыскивать какое-нибудь другое оправдание. Посыпаю голову пеплом.

Понимая, что я – ненасытный словесный гурман и надоел своей болтовней, больше не буду Вас терзать частыми и длинными письмами. И от Вас не буду их ждать – не хочу никакого насилия. Пишите, когда хотите. Мне наша переписка доставляет удовольствие. Кстати, я тоже много сижу за компьютером. Как жалко, что в моей молодости этого не было! Свою первую диссертацию я считал на ЭЦВМ «Минск-23». Машина эта занимала три комнаты и была во много раз слабее моего нынешнего компьютера. А об Интернете тогда и не слышали!

Надюша, очень Вас прошу, не умирайте раньше времени! Выше нос! Вы мне очень нужны! Говорю это, потому что для меня очень значимо – быть кому-то нужным. Человек счастлив, когда он кому-то нужен! Я желаю Вам счастья, потому так говорю!

Обнимаю, А. И.

 

Здравствуйте, Анатолий Иванович!

Простите, если обидела Вас, говоря о том, что в чём-то разбираюсь. Но сегодня у нас выпуск, редактор уехала в Питер, а мы вкалываем по-чёрному. Поэтому голова тупеет – сижу за работой с шести утра.

Ваш материал про эскулапа прочла вся редакция, хохотали. Но потом началось серьёзное обсуждение. Мы это публикуем. Особенно интересно было наблюдать за реакцией одного нашего сотрудника. Он врач и тоже от души смеялся. Вы подняли важную тему. Шарлатанов сейчас много, и, к сожалению, ни Министерство здравоохранения, ни Академия наук не даёт им отповеди или соответствующей оценки. Читали ли Вы в газетах или журналах критические заметки  наших учёных об астрологии, биоэнергетике, колдовстве? Скорее наоборот – страницы забиты колдунами, экстрасенсами и астрологами. Так что никакой критики! Да и какой редактор, если он не самоубийца, напечатает что-то серьёзное по поводу этого мистического засорения мозгов?! Рынок, будь он неладен!

И не нужно Вам передо мной извиняться. Вы ни в чем не виноваты. Мне кажется, я Вас знаю много лет, с моего далёкого детства. Чем значительнее человек, тем проще его вывеска. Вот почему порой, читая визитку со всеми указаниями регалий, званий и должностей, я уже имею представление об узости масштаба личности хозяина визитки. У Вас же всё наоборот. Вы значительны и глубоки, и Вам не нужны никакие титулы и регалии. И это мне нравится!

Пожалуйста, пишите, как и прежде, длинные письма. Я уже привыкла к ним. Просто иногда возникают небольшие недоразумения оттого, что мы почему-то забываем, что на той стороне Интернета – нормальный, умный человек. Слишком мы, видимо, привыкли общаться с дураками. Я, прежде чем что-то написать кому-то, начинаю всё систематизировать, выстраивать логически и т. д. А Вы меня и так понимаете буквально с полуслова.

С Павлом у меня сложные отношения, поэтому я так на Ваши замечания и отреагировала. Надеюсь, что всё моё отношение к этому апостолу сумею передать в будущем романе. Сложный человек, неоднозначный образ – это всегда интересно.

И хотя у меня совершенно нет времени, я буду Вам писать. Я борюсь и стремлюсь к победе. Но и проигрывать умею, во всяком случае, всегда к этому готова. А ещё я умею уступать. Это, как мне кажется, тоже важно.

Вообще, быть женщиной в мире мужчин непросто. Обычно мужчины не прощают женщине ни таланта, ни ума, ни победы. О Вас я не говорю – Вы другой. Поэтому я давно привыкла защищаться и отстаивать свою позицию. Иногда это выглядит странно, когда переходит в область дружеских отношений, и я начинаю защищаться даже там, где на меня никто не нападает.

Умирать пока не собираюсь. Еще поскрипим маленько!

Обнимаю. Пишите – жду.

Ваша Надя.

 

Привет, Надюша!

Слава Богу, хорошо, что хорохоритесь. Значит, всё будет нормально. Вы совершенно правы: пора, пора распространить экологию на природу человека!

Потомок обезьян и сам чудовище, я на Вас и не думал обижаться. Ведь маршировать в ногу вовсе не то же самое, что идти рука об руку.

Вообще, обижаться на друга – последнее дело. Что это за дружба? Упрямство рождено ограниченностью нашего ума: мы неохотно верим тому, что выходит за пределы нашего кругозора. Нужно постараться друга понять и принять таким, какой он есть. Я это так понимаю.

Что касается того эскулапа, то он честно (или не очень честно) зарабатывает деньги. Я всё же привык думать о людях хорошо. Надеюсь, он искренне верит в то, что внушает своим пациентам.

Мне кажется, что душу Вашу я чувствую, хоть и говорят: чужая душа – потёмки... Впрочем, может, и верно говорят. Человек таков, каково его представление о счастье. Со счастьем же дело обстоит, как с часами: чем проще механизм, тем реже он портится. И у меня самое простое к этому отношение: мне очень приятно с Вами беседовать, о чём-то спорить, что-то обсуждать. Видимо, в этом я особенно нуждаюсь. Наверно, я пессимист, и даже улыбка моя напоминает трещину на могильной плите...

Что же касается Вашего утверждения, что Вы не играете роль, то это неверно. Каждый человек играет роль. Это хорошо известно психологам. Человек  – животное общественное. Хорошо сказано у Чуковского в «От двух до пяти»: «Плачет девочка.  – Чего ты плачешь?  –  Я не тебе плачу!»  Всё, что мы делаем, как себя ведём, что и как говорим, – всегда адресуем кому-то. И я, и Вы играем свою роль. Другое дело, насколько эта роль отличается от нашей сущности. Я надеюсь, что и роль моя, и сущность Вас не раздражают. Ваша же сущность мне нравится!

И это здорово, что честолюбие заставляет Вас стремиться быть первой! Это и есть стимул к достижению цели.

Живите долго, будьте счастливы и дарите счастье близким. Я испытываю грусть, когда заканчиваю письмо к Вам и остаюсь наедине со своими мыслями и сомнениями. Одиночество всегда располагает к размышлениям и грусти. Очень надеюсь, что и я когда-нибудь стану Вам близким человеком.

Обнимаю, А. И.

 

Доброе утро, Анатолий Иванович!

Извините, что не ответила вчера – устала и легла спать. Проспала всё на свете, в том числе и Ваше письмо.

Жизнь – штука интересная. Вчера позвонила мне подруга. Она услышала по радио интервью с моим первым мужем по поводу выдвижения книги его стихов на какую-то литературную премию. Её особенно поразила одна фраза: «В моей судьбе большую роль сыграла первая жена». И всё. Ни о детях, ни о своих многочисленных жёнах больше ни слова. Подругу мою это очень возмутило. Я её битый час уговаривала не возмущаться. Мне-то всё равно. Я не обижаюсь, но считаю: то, что он детьми своими от разных женщин не очень-то интересуется, – это ненормально. Никто не требует от него какого-то участия в воспитании, но позвонить, поговорить по телефону, напомнить о себе, узнать, как дела, – это же несложно, как и написать письмо – Интернет же под рукой.

Да, Вы правы – все мы играем роли. Но чем старше я становлюсь, тем меньше у меня желания играть роль – даже в малом. Но я человек по натуре чувствительный, ранимый, хотя и умею многое прощать. Но страшно переживаю обычно не за себя, а за того, кто меня обидел. Мне всегда кажется, что ему тяжелей, ведь он душу свою убивает. И ещё – я человек закрытый, хотя и общительный. Душу открыть не тороплюсь. К тому же меня так часто били, что закрываюсь просто автоматически. Иначе бы не выдержала.

Нет у меня никакого честолюбия. Просто есть ответственность за всё то, что дал мне Господь. Надо вернуть взятое с прибылью, то есть вырасти до замысла Божьего о себе. Я всегда руководствуюсь в своих поступках внутренним ощущением того, что такое хорошо и что такое плохо, даже если это кому-то не нравится – Бог нас рассудит. Но к мнению близких друзей, людей, которых я уважаю, всегда прислушиваюсь и поступаю… по-своему. Вот такая я черепашка.

Желание быть лучше – это всегда как бы жизнь под взглядом воображаемого Отца (Бога). Он за мной смотрит, не могу обмануть его ожидания. Да и перед самой собой стыдно подличать и халтурить.

Вы меня не раздражаете. И вообще, я Вас, по-моему, уже успела полюбить. Хотя в последнее время очень боюсь душевных, близких отношений с кем бы то ни было. Во мне словно что-то замёрзло. Вот и получилось, что на вопрос: «Девочка, чего плачешь?» – отвечаю: «Я плачу Вам».

Обнимаю. Надя.

 

Привет, Надюша!

Погода сволочная. Давление зашкаливает. Наверное, завтра на работу  не пойду.

Ваш Громов подонок. Я тоже не понимаю, как человек, на себе испытавший столько, может быть с такой толстой шкурой. Но, видимо, он от рождения такой. Ведь не можем же мы упрекать глухого за его глухоту! И простите Вы его, мерзавца. Бог ему судья. Не исключено, к старости прорежется и у него слух.

Плохо быть «закрытым» человеком. Мне Вас тоже поэтому жалко. «Закрытому» человеку трудно жить. Это как нести тяжесть одному. Легче – вместе с другими. Вес распределяется на всех несущих. Правда, тут возникает необходимость в сопереживании, сочувствии. Но от этого не уйти.

Хорошо, если Вы можете ориентироваться лишь на свою оценку того, что делаете, ибо Вы – сильный человек! Для меня же всегда была значима оценка друзей, их совет и помощь. Я всегда с благодарностью её принимал, считая: всё, что делаю, – для людей, и неплохо, чтобы оно было сделано хорошо. Конечно, если я этим друзьям, профессионалам, авторитетам доверяю. И дело тут не в титулах: мнение иного академика кислых щей значит порой меньше, чем мнение профессионала без звучных приставок к его имени. Научен опытом. В университете, где я работаю, был инженер, к которому шли за советом самые титулованные наши доктора с кандидатами, – его мнение было весомым, авторитетным, доказательным.

Мне приятно, что Вы плачете мне. Спасибо Вам за это! Извините за краткий ответ. Очень трещит голова. Пойду спать.

Обнимаю, А. И.

 

Доброе утро, дорогой Анатолий Иванович!

Вы там без меня не раскисайте. Хотелось бы приехать, чтобы раскисать вместе, за компанию, – так удобней и веселее…

Погода и у нас действительно сволочная. Много работы, а хочется свернуться клубочком и спать, спать… И Громова я давно простила. Простить не так уж и сложно, сложно потом воспринимать человека так, как раньше.

И не всегда я была закрытой, иногда  раскрывалась перед некоторыми людьми.

Не знаю, почему я доверяю Вам. Хотя в этом «не знаю» есть доля лукавства. Вы ведь впитываете чужую боль как губка, и боли не остаётся. Мне не хочется этим пользоваться, но создаётся впечатление, что Вы сами не можете жить без сопереживания, без соучастия.

Интересные у нас отношения: я словно всё время ощущаю Вас рядом. И мне это не мешает, хотя я люблю и ценю одиночество.

Мой «Павел» обрастает плотью и кровью. Наверное, скоро, когда появится хоть немного времени, сяду за работу.

Вы загрустили, и мне стало тоскливо. Выше нос!

Целую. Надя.

 

Привет, Надюша!

Так непривычно сесть к компьютеру, войти в Интернет и не найти Вашего письма. Не знаю, как Вам, а мне плохо. Какие-то сомнения, какая-то тревога. Видимо, всё – мои комплексы... Не обидел ненароком?

Впрочем, почему я думаю, что Вы напишете? Может, и Вы этого ждёте? А может, и не ждёте вовсе?

Не буду продолжать... А то получается: «Я обернулся посмотреть, не обернулась ли она, чтоб посмотреть, не обернулся ли я»...

Не молчите! Оглохнуть можно, молчание прослушивая! Успел привыкнуть к письмам Вашим! Что это? Наркомания? Алкоголизм? Я против любой зависимости! Пора работать. Пятый час, и я напрасно  жду...

Обнимаю, А. И.

 

Дорогой Анатолий Иванович!

Я вчера по дороге домой очень плохо себя почувствовала. Зашла в поликлинику. Давление – 90 на 60. Моё обычное – 120 на 90. Наверное, такой скачок – не праздник для организма. Дома сразу уснула и проспала до утра. Дочь в командировке. Да и пугать её не хочу. Врач настаивает, чтобы побыла дома. Он прав: устала очень. Вот и валяюсь в постели. Не горюйте, я о Вас помню. Будет больше времени – напишу подробнее.

Обнимаю, Надя.

Добрый день, Анатолий Иванович!

Уже сижу на работе и думаю чёрт-те о чём. Работать нет никакого желания.

Чувствую себя ужасно, намереваюсь сбежать с работы, да пока нет возможности.

Вы пишете: «На старого коня набросили узду?». Если Вы чувствуете какую-то узду, то подумайте, не набросили ли Вы её на себя сами? Я, как мне кажется, не сделала ни одного лишнего или непродуманного движения, хотя в некоторые моменты мне этого очень хотелось. Хотелось взять Вас за руку, прислониться к плечу... Так что это неизвестно, кто на кого узду набросил. Я изо всех сил пытаюсь Вас щадить. Но я – живой человек и после эмоционально нелёгкого разговора с Вами иногда просто не в состоянии что-либо делать – чувствую события и других людей всей кожей. Всё это невероятно тяжело, а я не обладаю крепким здоровьем, держусь иногда на одной только воле: у меня полное пресыщение информацией, людьми, событиями, делами. Ну, хоть Вы-то меня пощадите! Почему-то все решили, что я бесконечно сильный и несгибаемый человек. Нет, я не жалуюсь. Чувствую, что действительно сильная, и повторяю это себе настойчиво,  – до слёз…

И ещё: «Я против любой зависимости», – пишете Вы. Угу! Откажитесь от неё, если сможете…

Я буду писать, когда смогу.

Пишите. Я тоже нервничаю, когда долго нет Ваших писем.

Обнимаю, Надя.

 

Привет, Надюша!

О наших отношениях говорить не хочу. Что о них говорить? Не очень понимаю такие разговоры. Разве можно об этом договариваться: мол, «давайте дружить!» или что-то ещё. Это должно получиться само собой. Вы хорошо сказали: «Как Бог даст!» Я надеюсь, что Он сам всё хорошо придумает.

Вам нужно отлежаться, хорошо отдохнуть. Не приехала ли начальница? Интересно, если заболеете, что, газета перестанет выпускаться? Если так, то у вас плохая организация дела. Так нельзя. И, что самое важное, – это никому не нужно! Вы должны быть здоровы – тогда можно будет продолжать делать своё дело. А так Вы как загнанная лошадь, далеко не ускачете. Думаю, и качество работы в таком состоянии не может быть хорошим. Нужно научиться говорить «нет»!

Прошу Вас, пожалейте себя, подумайте немного о себе!

Обнимаю, А. И.

 

Здравствуйте, Анатолий Иванович!

Даже когда приедет мой редактор, ситуация не очень-то изменится. Она сейчас больше занимается налаживанием внешних связей, организацией корпунктов в крупных городах России. Здесь у нас всё налажено: авторы пишут и приносят всё вовремя. Газету вычитывают, правят, верстают. Потом и я вычитываю. Что же ещё? Если заболею, газета выходить не перестанет. Может, и в отпуск летом смогу уехать. Но без работы я через три дня с ума сойду. Я вообще свою работу люблю, хотя и устаю, конечно. Журналистская работа нервная.

Про слова, что это никому не нужно, промолчу. Почему Вы решили, что Вам я нужна, и даже очень, а моим сотрудникам – нет? Я нужна и дочери, и сотрудникам. Пусть хотя бы сидела рядом и ничего не делала. У нас коллектив небольшой. Мне моя редактор после рабочего дня ещё три-пять раз домой звонит.

Когда я выполняю какую-то работу, то предельно концентрируюсь. От этого и устаю. Разве Вы не заметили, что письма мои насыщены энергией? Разве не ощущаете в этих письмах меня лично почти осязаемой, реальной? По-вашему, все пишут именно так? Все так умеют?

Мне не нравится, как Вы уходите от многих тем, которые я затрагиваю в своих письмах. Вы просто мне на них не отвечаете. Кому я пишу? Я Вам пишу. Будьте добры отвечать! Но не пишите мне в письмах, что Вам плохо, потому что Вы не дождётесь моего письма. Я и так нахожусь с Вами в постоянном контакте, всё время о Вас помню. Я люблю Вас. И нужно быть полным идиотом, чтобы этого не увидеть! (Вот здесь я не буду извиняться!)

Надя.

 

Привет, Надюша!

Лучше, когда люди друг другу нужны живые. Когда они уйдут, нужна, скорее, память о них. И Вы нужны всем не в гробу и не смотрящая с небес, а здесь, среди нас. И неправда: Вы прекрасно меня поняли.

Понимаю, что легче декларировать: «нужно так и так», чем всё это исполнить. Я ведь очень хорошо знаю, что нужно делать, чтобы похудеть, быть здоровым и красивым... но я – гурман... Слаб человек! И Вы должны научиться прощать!

Кстати, уметь прощать учили ещё иудеи. Это умение и перенёс в христианство Иисус. Именно их религия учит, что покаяния и день всепрощения уничтожают только прегрешения человека перед Всевышним, но проступки человека против человека не прощаются ему, пока он не возвратит обиженному того, что отнял у него, и пока не попросит прощения, если даже обидел его одними словами. Традиция предписывает просить прощения у людей и у Всевышнего. Человек, нанося ущерб или обиду ближнему, не может быть прощён Всевышним, пока не будет прощён обиженным.

Вот так! И я надеюсь на Ваше прощение.

Что касается моего, как Вы выразились, ухода от темы. Вы, Надюша, должны понимать, что такой тяжеловес, как я, просто так не уходит от темы. Я так отвечаю! Мне казалось, что Вы так тонко чувствуете, и вдруг оказалось, что просто не всегда слышите меня. Существует только один способ стать хорошим собеседником – уметь слушать.

Нет, это не Вы, а я Вас чувствую, как себя, как своё дыхание, слышу Ваше сердцебиение, чувствую Вашу боль. Не Вы, а я стараюсь предвидеть события и защитить от  беды. Ведь настоящая дружба – это не страсть, не желание поскорее уложить в постель. Мне кажется, это много больше, значительнее, чище. При этом ведь ничто не исключается, но я уже в такой весовой категории, что должен, обязан предвидеть всё. Понимаю, что, если уж Бог создал всё, отсюда следует, что он также создал добро и зло, включая то, что считается греховной природой человека. Но боюсь не соответствовать. А помните? «Ничто так не пугает мир, как всем известный рыбий жир»! Разве это не было понятно из моих писем?! И кто после этого уходит от темы? Я?! Просто Вы меня не слышите, и это обидно!

И не просите меня отвыкать от Ваших писем, от эгоцентричных и самовлюблённых самовосхвалений, от мистики высказываний и наших споров. Я привык к этому. Считаю, что Вы имеете на это право, потому что талантливы. Но не нужно говорить Вам об этом всем подряд. Мне кажется, напрасно Вы это делаете. Это у Вас от Громова.

И разве можно обижаться на любовь?! Да и благодарить за неё нельзя. Это – Богом данное чувство. Любовь приятна не только тому, на которого направлена, но в первую очередь тому, кто её испытывает. Правда, почти всегда она приносит и боль. На то и любовь!

Мне кажется, об этом и говорить не  нужно. «О любви не говорят, о ней все сказано!» – поётся в песне. Так оно и есть! Очень жду Ваших писем, обнимаю,

А. И.

 

Здравствуйте, Анатолий Иванович!

Огромное спасибо за Ваше письмо. Редко кто так со мной разговаривает. Низко кланяюсь Вам за это, как старшему другу. Вы очень верно подметили мои недостатки. Я порой чувствую себя, как слон в посудной лавке. Только люди – не посуда. Кажется, Ваш любимый Фрейд говорил, что любовь –  самый проверенный способ преодолеть чувство стыда. И мне совсем не стыдно признаваться Вам в любви!

Поверьте, мои недостатки – оборотная сторона вполне реальных и осязаемых достоинств. Я не зря говорю: реальных и осязаемых, и это не попытка хвастовства, а просто констатация факта. Поймите, я с этим живу и этого боюсь. И энергия моя очень реальна и осязаема. Одна прекрасная женщина, моя хорошая приятельница, талантливый журналист и невероятно добрый и тактичный человек, как-то сказала мне: «Надя, давай переставим мой стол  (наши столы стояли друг против друга), я очень тебя люблю, но ты своей энергией меня просто сдуваешь со стула. Я не могу сидеть напротив тебя». И не зря Громов кричал: «Я боюсь тебя. Ты же меня огнём в рай загоняешь. Не хочу так!»

И прав был Иов, говоря, что человек рождается на страдание, чтобы, как искры, взлетать вверх. А мой огонь меня изнутри сжигает. Я его постоянно сдерживаю, но – не всегда успешно. Это и беда моя, и вина. Думаете, каково жить с такой виной? И не у Громова я этому научилась. Я всегда такой была. А мой бывший как раз во мне это здорово приглушил, – называл великим инквизитором.

Кстати, я не очень люблю, когда меня хвалят, называют талантливой и т. д. Мне всегда казалось, пусть лучше я сама расскажу о себе, – это будет понятней собеседнику, он лучше меня узнает. Но почему же многие воспринимают это как самовосхваление? Что, действительно это так выглядит со стороны? Может быть, мне лучше вообще о себе ничего не говорить? Всё, наверное, и так видно. Может быть, и не надо себя-то другим объяснять?

И Вы не правы. Я Вас хорошо слышу. Но никогда не уверена в том, что именно я слышу. Я всегда сомневаюсь. Не просто сомневаюсь, а терзаюсь сомнениями. Понимаю, что единственный способ что-то узнать – это что-то делать. А может быть, не стоит ничего выяснять? Глупо как-то. Мне лишь хотелось сказать, что не надо на меня давить, ограничивать мою свободу, и так никуда не денусь, уже попалась в сеть.

А что будет или не будет дальше – да Боже мой, меня это не очень-то интересует. Что-нибудь да будет. А главное, будет жизнь!

Обнимаю и целую Вас, Надя.

 

Привет, Надюша!

Снова начинаем обсуждать то, о чём мы уже говорили. Я, видимо, неточно выразил свою мысль и был неправильно понят. Говорил же я о том, какое впечатление производят Ваши разговоры о себе, прекрасной, умной, талантливой, энергичной... Может, на самом-то деле Вы и не думали хвастать и говорить мне о своей энергетике и других почти ведьмических чертах.

И о таланте Вашем больше не буду говорить, хотя думаю, что Вы немного лукавите. Энергия Ваша вырабатывается в душе, которая, как печка, нуждается в топливе, в подпитке. И если его не хватает извне, это топливо в печь подбрасываете Вы сами. Что ж: спасение утопающих – дело рук самих утопающих!

Черты Ивана Грозного или зашоренного ортодокса мне не свойственны. Мои идеи тоже владеют мной безраздельно, но я их никому не навязываю и не хочу ими облагодетельствовать мир. Поиски правды приводили обычно к крови и боли. Тысячи людей отдавали жизни в погоне за этим призраком.

Коммунисты (и фашисты) тоже считали свои идеи бесценными и уничтожали всех, кто их не разделял. Должен сказать, что и я когда-то искренне верил в идеи коммунизма, а сегодня удивляюсь своей куриной слепоте. Теперь же после коммунистов я больше всего ненавижу антикоммунистов. Один мой аспирант определил коммунистов как фанатиков без чувства юмора. Чего же тогда осуждать шахидов и прочих несгибаемых борцов за свою идею!

Кстати, никто на Вашу свободу не покушается. По крайней мере, я. Так что спите спокойно. Ваша свобода неприкосновенна! Да и мне спокойнее – не сгорю в лесном пожаре! Считал и считаю, что Ваша задача состоит в том, чтобы писать, писать и писать. Вдохновение – это, как говорил, кажется, Пётр Ильич Чайковский, гостья, которая не любит посещать ленивых. Нужно ежедневно каторжно работать, как папа Карло. Тогда и деревянная кукла заговорит. К каждой капле вдохновения необходимо добавлять девяносто девять капель пота. И не бойтесь сеять алмазы прекрасного. Когда-нибудь  кто-нибудь заметит их блеск, подберёт и уйдёт счастливым. Больше от Вас ничего и не требуется. Да ещё – быть здоровой.

Что до сомнений, то – несомневающийся человек или болван, или подлец. Сомневайтесь! Это хорошо! Это интеллигентно. Это правильно. Только не до истерик, не до психозов, не до психастении. Сомнения украшают. Это мне нравится.

Дорогая Надюша, Вы цитируете меня, как классика! Это ли не признание того, что у нас нормальный диалог. И мне приятно. Я просто нос задираю (мысленно!). Но повторюсь: никого  я не лишаю права чувствовать самому то, что он хочет чувствовать. Никого ничем не ограничиваю. Вперёд! Любите меня крепко и нежно, верно и преданно. Только не задушите в объятиях! Да и какую сеть я расставил?

А может, просто влюбил Вас в себя?!

Обнимаю, А. И.

 

Здравствуйте, Анатолий Иванович!

Вчера мне было плохо. Участковый терапевт опасается инфаркта. Лежу. Приехала дочь, накупила лекарств. Поняла: способов выживания много, но поначалу нужно убедиться, хватит ли у меня денег. Если приступ повторится – есть направление в больницу. А там, как известно, разденут до ниточки!  «Скорая» кардиограмму не сделала, и сейчас её сделать негде. Состояние пока не пойму какое. Резкой боли нет, но есть ноющая. Когда станет легче, то наверняка потребуется консультация хорошего кардиолога. На сердце я жалуюсь давно, но всегда думала, что, если заболею, к врачам обращаться не стану. Состояние у меня, прямо скажем, мерзкое, места себе не нахожу. Думать не могу, писать не могу. Поэтому схватилась за письмо к Вам как за соломинку. Звонили наши редакционные. Волнуются, предлагают помощь, но я сказала: не надо, справлюсь.

Дорогой Анатолий Иванович, я не ортодокс, вовсе нет. А то Вы меня уже чуть ли не в один ряд с шахидками записали. Идеи-то мои в основном правильные, земные. А для многих даже спасительные. Уж извините. Я ведь тоже сомневаюсь и в Боге, и в людях, и в себе. Это же нормально. Я вовсе не требую от Вас веры в Бога или в гороскопы. Наивно было бы безоглядно в них верить. Вы уж меня дурочкой не считайте. Мои главные задачи Вы определили верно.

Дорогой Анатолий Иванович, я люблю Вас. Это, наверное, со стороны  может показаться диким. Вы сидите у себя в комнате в Вашем удобном кресле, оглядываете себя, немолодой уже человек, с брюшком и кучей разнообразных болезней. В общем, обыкновенный с виду человек, ничего примечательного. Но меня не интересует ни Ваш возраст, ни прочее. Меня интересуете Вы сами, а это душа, ум, незаурядность и глубокое понимание людей. С этим не каждый день сталкиваешься, уж поверьте! И неправда это, что о любви не говорят. Моя профессия говорить и писать. Или тоже нельзя?

Один умник мне как-то сказал: «О любви не говорят, ею занимаются!» Но занимаются сексом, не любовью.

Мне нелегко говорить о своих чувствах. Сказала – и поставила точку. А в сети не Вы меня поймали – её расставляет Бог. Любое настоящее чувство – это сеть: дружба, любовь, сопереживание, сотворчество. Мы оба пойманы. Я это вижу. И это, наверное, хорошо.

Мы так, мне кажется, много говорим, что за словами не слышим друг друга. Слова мешают. И я не противоречу себе, своим прежним высказываниям, нет. Настал момент, когда почти все главные слова сказаны, всё определено. Надо просто постараться услышать друг друга.

Меня тошнит от абстрактных разговоров, как от абстрактных картин. Вызывают изжогу умствования о морали, равно как и о демократии или великой роли России. Давно уже не гипнотизирует малопонятное словоблудие политиков и церковнослужителей. Сквозь эти шумы разве мы можем друг друга услышать? А мне так хочется просто заглянуть Вам в глаза, взять за руку…

Я лежала на диване и смотрела телевизор. Боже, сколько высокопарного словоговорения, лжи и ненависти! Кричат, что потеряли национальную идею, исчез патриотизм. Ерунда! Мне кажется, идея в том, чтобы стать достойными в ряду народов, чтобы улучшилась жизнь, чтобы меньше было нищих и голодных.

Что толку сотрясать воздух проклятиями? Прошлое остаётся прошлым. Но оно наше! И потому его нельзя забывать, разрушать памятники, сжигать книги… Это уже было в истории и ничему никого не научило, в том числе и нас. А жаль… И вообще, я считаю, что членство в какой-либо партии – это ещё одна, чуть ли не главная форма уклонения от личной ответственности за всё происходящее. И менять мир нужно осторожно, чтобы не наделать беды, не причинить боли. Я знаю, что рая на земле не сделать. Всегда будут бедные и богатые, счастливые и несчастные, здоровые и больные. О рае можно только мечтать!

Обнимаю и целую Вас. Надя.

 

Здравствуйте, Надюша!

Извините, что задержал с ответом. Вчера до позднего вечера у меня сидел приятель. Разбирали интересное дифференциальное уравнение. Потом спорили на политические темы. Сегодня все так политизированы, что диву даюсь. Институтская крыса, преподаватель, и тот с пеной у рта утверждал, что нужно голосовать только за Явлинского. Бог ты мой! Ну, какая разница между ними?! Как только начинаются предвыборные дебаты, я сразу же выключаю телевизор. Приятель же был воодушевлён и многоречив. Как всегда  – планов громадьё, идей, надежд... Потом слушали музыку.

Письмо прочитал только сейчас. Огорчен Вашей болезнью. Думаю, что, если было подозрение на инфаркт, Вас нельзя было оставлять дома. Это забота врача, как сделать кардиограмму. На «скорой» должны быть кардиологические бригады. Вы где живёте? В глухой деревне или в Москве? Даже в Ростове у нас такого нет! А может, она сомневалась в диагнозе? Возраст у Вас не инфарктный. Но тогда зачем пугать?! Короче: я не очень понимаю, что к чему. Как Вы сейчас?

Согласен, что Ваша «кармическая» задача – писать. И это правда. Вот и пишите. Но при этом – живите! Иначе писать не сможете. А жизнь – это и страдания, и ожидания, и огорчения, и радость, надежда и любовь. А ещё – дети, родные, друзья...

Что касается любви – мы всё выяснили. Боже, какой же Вы инквизитор! Как бы Вы отнеслись к человеку, который слепому восторженно говорил: «Посмотри, дорогой, какая красота вокруг!»?

Вы правы, я человек пожилой и у меня многое позади. Это и делает меня опытным (не мудрым, не преувеличивайте!). И опыт мне подсказывает, что впереди опасность и вполне можно сорваться в штопор. Остановись! Парадокс в несоответствии возраста твоего с возрастом души может сыграть с тобой злую шутку! Посмотри на себя в зеркало. Не теряй голову! Вот так. А уж коль Вы всё это тоже видите и понимаете, то, пожалуйста, – осторожнее на поворотах. Я не говорю об ушибах – насмерть разбиться можно! Не знаю, как Вы, но меня на такой скорости точно расплющит! Поберегитесь! Соблюдайте правила движения!

И я люблю быструю езду! Теряю голову. Но ведь может случиться, что старенькая колымага не сможет того, чего от неё ожидают. И тогда – разочарования, огорчения и обиды. А потом и презрение, и ненависть. «Ах ты, колымага! Тебя давно поменять нужно!»

Понимаю, что это комплекс. Но справляться с такими комплексами нужно неспешно, не нажимая на педаль газа, не ускоряя рывком движение.

Обнимаю, А. И.

 

Доброе утро, дорогой Анатолий Иванович!

Мне уже лучше. Ночью спала и даже не тянуло курить! Что касается  инфарктного возраста, то замечу, что у моего отца, например, первый инфаркт случился в 28 лет. Он за малым не умер. Как он выжил вообще, непонятно. А умер бы, и меня бы не было. Вот такие дела.

Я в этих сердечных делах опыт имею. Папа всегда был перед глазами.  Умер он от третьего инфаркта после того, как отказали почки, начался отёк лёгких. Так вот, сначала я тоже испугалась инфаркта. Мне давно ставят кардиологи стенокардию покоя. Это уже не первый звоночек, а, извините, предпоследний. Тут до инфаркта рукой подать. Или я не права? Надеюсь, всё обойдется. Знаю, что с этим не шутят. Мой папа не пил, не курил, соблюдал режим, хотя и очень много работал. Он надеялся после инфаркта дожить хотя бы до сорока, а умер в шестьдесят. Хотя что такое шестьдесят? Я долго не могла смириться с его смертью. В моей жизни такой человек больше не встречался. Милый мой Анатолий Иванович, я для того всё так подробно описываю, чтобы сказать, что для меня неважно, сколько Вам лет и как вы выглядите. Не это всё определяет, но я об этом помню, потому что совершенно не принимать этого во внимание нельзя.

И мой опыт подсказывает, что впереди опасность: да, можно сорваться в штопор. Я страшная эгоистка, хочу, чтобы Вы были у меня всегда. 20 лет как минимум и ещё сколько возможно. Поэтому никаких штопоров. Мы будем двигаться медленно, оберегая друг друга.

И я люблю быструю езду! Теряю голову, и если нельзя, но очень хочется, тогда чуть-чуть можно! На самом деле человеку мудрому Бог всегда даст то, что ему действительно необходимо, и убережёт от того, что может его погубить. Хотя на Бога надейся, а сам – не плошай! Вот и дилемма: с одной стороны, время бежит быстро, с другой – торопиться нельзя. Кое-что по этому поводу я бы хотела сказать Вам при встрече, если нам будет суждено когда-нибудь встретиться. А пока пусть будет, как есть.

Позвоните. Мне приятно слышать Ваш голос. Тогда лучше представляю Вас. И вообще, я приняла решение, когда моя редактор вернётся из командировки, уйду на неделю-полторы в отпуск. Неделю они без меня обойдутся.

Обнимаю. Надя.

 

Привет, Надюша!

Я писал о своём возрасте вовсе не для того, чтобы нажать на тормоза и не сорваться в штопор. Хочу заранее получить индульгенцию. Разве Вы этого не поняли? И, кроме того, Вы же говорите о душевных утехах? А душа у меня ещё вполне молода, это точно! Но ведь я, как уже писал Вам, – гурман, и хочется мне иметь весь набор радостей! Как не потерять при этом головы и сохранить здравый рассудок?! Вот Вам и «если нельзя, но очень хочется...»

Завтра иду к врачу. Моё сердце, как старые часы: тикают, но то спешат, то отстают. Видимо, нужно «коняге» поддать овса. Но, как подумаю об унизительных очередях в регистратуре, заунывных  разговорах у кабинета, так тошно становится. И каждое такое посещение не столько малополезно, сколько унизительно. На меня смотрят как на надоедливого типа, который в свои семьдесят ещё чего-то хочет! Словно говорят: чего тебе? Ты своё уже отжил. Пора и туда… К тому же даром лечиться – лечиться даром! Мне не хочется лечиться даром. Плачу. Надеюсь, что сегодняшний мой поход к врачу последний.

Вот и решай дилемму: «время мчится, но нельзя торопиться!». Утешает лишь то, что я успею Вам к этому времени надоесть. Хотя не хотелось бы.

Хорошо бы встретиться! Но сейчас не могу уехать. Да и самолёт, как распятье, страшит меня. Всегда боялся летать. И надолго отлучиться не могу. Но мечтать могу. «Мечтать не вредно», – любит говорить мой сын. Мы с Вами сидели бы рядом, глядя друг другу в глаза. И говорить-то не нужно было бы, просто я смотрел бы на Вас! Впрочем, руки мои тоже говорить умеют. Я – полиглот! Но  не хочу «на грош любви»! Не на паперти же стоим. Пока не стоим. И не хочу, чтобы что-то пропало. Знаете, как у Константина Симонова:

 

Если Бог нас своим могуществом

После смерти отправит в рай...

 

И я хочу всего... что Вы можете и имеете право дать. Полностью поддерживаю идею с Вашим отдыхом. Вам нужно переключиться, осмотреться, расслабиться. А может, к нам в Ростов? Правда, кроме скромной квартиры в спальном районе города ничего предложить не могу. Ведь я не бизнесмен, а рядовой профессор университета. Ещё держат, не пойму – из сострадания или из благодарности за былые заслуги. Хотя уже давно я ничего не генерирую. Так, отбываю повинность. Лекции читаю… Скучно, но бросать пока не собираюсь. Да и не могу. На мою пенсию ноги быстро протяну, никакой  врач не поможет.

Ну вот. Снова я о грустном.

Обнимаю, А. И.

 

Дорогой  Анатолий Иванович!

Я – человек странный. Думаю, если о смерти не вспоминать, то она и не придёт. Потом, мои хвори – результат неправильной жизни и, считаю, – вины перед Богом и людьми. Так, наверное, и есть. Но если сейчас умереть, то исправить, искупить вину уже не удастся. Кроме того, я ещё молода, хотя, впрочем, умереть можно и в двадцать лет. Да и вообще в любой момент! Я это знаю, но не понимаю и не принимаю. Чуете две большие разницы, как говорят в Одессе? Сейчас много сплю. Наверное, это хорошо. Но тупая боль держится, сердце покалывает и вообще нехорошо.

Вопрос о психической состоятельности в данном случае сложен. Когда возникают проблемы, я от них убегаю. Всё, что угодно, только – не надо проблем. Кроме всего прочего, мой страховой полис на прежней работе. Это не проблема, надо только поехать в Подольск и забрать его. И паспорт сдала на обмен, но не могу получить уже месяца два, хотя он и готов – нет времени зайти в паспортный отдел. Туда надо ехать, в очереди стоять, а никому другому паспорт мой не дадут. И полис надо предъявлять вместе с паспортом. Как же тут в больницу лечь? А то, что можно умереть, – это дело десятое. Ясен расклад и ход мыслей?

Да и не люблю я лежать в больнице, ещё и без мамы! Это же страшно-то как! Поэтому очень надеюсь, что отлежусь дома. Если всё же будет плохо, доползу как-нибудь до поликлиники и сделаю кардиограмму.

И умирать мне нельзя, хоронить тоже не на что (шутка черного юмора!).

Видите, я психопатка, мне рыдать хочется. С тех пор как умер папа, у меня такое ощущение, что за моей спиной больше никого нет, опереться не на кого. Как сказал мне друг на папиных похоронах: «Надя, ты сильная. Ты теперь глава семьи».

А беременная Надя стояла над могилой и думала: «Вот зарыли бы меня вместе с тобой, папа. Не хочу я без тебя. Да и как я без тебя!»

Так стала главой семьи с мамой, инвалидом первой группы, на руках. Потом родилась Саша, через два года умерла мама от рака. Поэтому, когда кто-то болеет, мне страшно. Но это только внутри. Показывать страх нельзя, я это знаю. Плакать тоже нельзя: это дурно влияет на окружающих.

Вы пишете, что хотели бы получить индульгенцию. «Разве Вы этого не поняли? – пишете Вы. – И, кроме того, Вы же говорите о душевных утехах? А душа у меня ещё вполне молода, это точно! Но, ведь я – гурман, и хочется мне весь набор радостей! Как не потерять при этом головы и сохранить здравый рассудок?!» Фигушки, индульгенциями не обеспечиваю. Да, я говорю о душевных утехах. Только о них. О чём молчу, о том молчу, не обессудьте. Радости, конечно, хочется. Но не будем ставить телегу впереди лошади.

И ещё: «Но я не хочу «на грош любви»! Не на паперти же мы стоим».

Как я поняла, Вы за беспредел в разумных пределах! Ну и ну! А говорите о каком-то возрасте! Там, между Сциллой и Харибдой, есть одна безопасная тропинка, одно спокойное мгновение.

Ах, Анатолий Иванович! Мне чертовски плохо и чертовски хорошо! Разве так бывает с нормальными людьми?

Обнимаю. Жду писем.

Надя.

Дорогая Надюша!

Кто Вам сказал, что Вы или я – нормальные люди? Всё, что мы делаем,  – свидетельствует об обратном. Но по порядку.

Пора серьёзно обратить внимание на здоровье и прекратить кричать: «Ах, какие мы гениальные! Нам всё нипочем! Мы ведём богемный образ жизни! Нам всё до лампочки!» Разве это у Вас не от Вашего любимого  Громова?! Но он много пил, чтобы... уйти от проблем. Пора кончать с такой психологией! А что до вины, так каждый, кто видит край жизни, думает о том, у кого бы попросить прощения? Это хорошо. Это говорит, что он приличный человек. Нравственность существует независимо от нашего сознания. Но она мертва для убийцы и развратника.

Но как же лечиться, когда ни страхового полиса, ни паспорта?!

Впрочем, есть выход. После консультации у приличного кардиолога организовать всё дома. Купить лекарства, договориться с медсестрой и делать капельницы и прочую дребедень дома. Но для этого нужно, чтобы Вы этого захотели. По крайней мере, я лечился именно так. Конечно, и полис у меня есть, и паспорт. Только дома всё равно лучше. Потому и говорю, что на время весь груз забот нужно переложить на дочь. Материально это не намного дороже, чем в больнице, где все лекарства и услуги всё равно приходится покупать.

Что касается душевных утех, то Ваши письма вполне меня устраивают. А коль Вы так скрупулёзно меня цитируете, повторюсь: вполне устраивают, и на большее не претендую. Да и какое имею право? Тормоза и так скрежещут, и земля близко. Штопор и есть штопор.

А если одновременно чертовски плохо и чертовски хорошо – нужен психиатр. Не сбрендили ли Вы, голубушка? Наверно, сбрендили. И меня за компанию захватили. А теперь ухмыляетесь. Только сбрендившие смеются и плачут. Это известно. Я же больше грущу и тоскую. Так что мой случай не столь безнадежный.

Обнимаю, А. И.

 

Дорогой Анатолий Иванович!

Другой психиатр мне не нужен. Вполне достаточно Вашей эпистолярной психиатрии. Гипноз по Интернету – что может быть прогрессивнее? Фрейд отдыхает! И в больницу мне пока рано. Тем более что это в больнице не лечат. Библейский совет – исцелись сам! А вообще всё нормально! Спина прямая, взгляд твёрд. Чего же ещё?

Скрупулёзно Вас цитирую? А Вам это не нравится? Или Вы этого не писали? Я с потолка взяла? Ещё надо посмотреть пристально, кто сбрендил. У кого сто девяносто девять пятниц на одной неделе? Вы что-то слишком часто стали приводить в пример моего бывшего. Не надо в меня Громовым бросаться. Он мне не указ и не пример. Во как!

Я не богемная, а – отрешённая. А штопор и есть штопор. Переубеждать не буду. Хотите грустить и тосковать – вперёд! Может быть, читая мои письма, Вы думаете, что я над Вами смеюсь? Если и смеюсь, то над собой. К Вам же я отношусь с большой нежностью, что вообще-то мне не свойственно. Я ведь ужасная стерва. Но Вы не пугайтесь моей стервозности, это я от самой себя так защищаюсь. Мои письма Вас вполне устраивают? Это хорошо. Пусть так и будет. А на вопрос, какое имею право, отвечу – это не совсем из области права, и потом, я Вам сразу вручаю все права.

И хватит об этом! Ах, как хочу Вас видеть, просто видеть и говорить с Вами. Вот и я начинаю грустить и тосковать. Наверно, эта болезнь заразная.

Перечитываю Ваши прежние письма. О, там Вы совсем другой! Вы вообще разный. А это я люблю. Очень ценю Ваше остроумие, оно меня из одиночества и отчаяния за уши вытаскивает. Про лечение – с Вами согласна. Дома, конечно, лучше. Я всё сделаю как надо. На работе мне пойдут навстречу.

Спасибо Вам! Хотя это короткое слово моих чувств выразить не может, но всё равно спасибо за тепло, сопереживание! И не надо грустить и тосковать. Ради Бога, улыбнитесь! Ну не ради Бога, так ради меня.

Обнимаю. Ваша Надя.

 

Доброе утро, Надюша!

Мы с Вами так весело переругиваемся, что начинаю сожалеть, что не сохранял письма. Из них вполне бы могло выйти интересное чтиво.

Что касается психиатра, то если не он, то психотерапевт нужен всем! Кстати, мне в первую очередь. Разве не я сбрендил, позволив себе всё, что происходит?! Что это, если не секс по Интернету?! Гипноз по телевизору демонстрировал Кашпировский, так что пальмы первенства нам не получить, да и секс по телефону, как я слышал, весьма распространённая услуга продвинутых психологов, жаждущих заработать. А вот по Интернету, да не за деньги, – это что-то новое!

Но Вы правы: лечению этой болезни врач не поспособствует. Меня можете вылечить только Вы, а Вас – я. Кстати, Вы чаще повторяйте: «Я самая привлекательная и замечательная! Умная и талантливая!» И тогда действительно уйдёт боль в спине и с глаз исчезнет пелена, взгляд станет твёрдым...

Приведите, пожалуйста, пример, когда у меня 199 пятниц на одной неделе. Это так интересно! Правда, Вы – человек цельный и ортодоксально фанатичный. У Вас, убеждён, ничто не меняется с самого рождения. А я себя считаю ещё молодым именно потому, что не потерял способности меняться. Но... не так часто! Да и просто интересно, где и как я изменил свои убеждения? Если же изменилось моё настроение, представление о Вас, так потому, что ещё живой! И мне, как и Вам, хочется плакать и смеяться! Ну не сбрендил ли я?! А меняются не убеждения, а знания. И это здорово. Вот и приведите пример. Мне было бы приятно это прочитать. Хотя не исключено, что я просто был неправильно понят. И это очень жаль.

К Вашему бывшему я отношусь скорее с сожалением и уважением. А ещё с легкой ревностью и завистью. А ревность – источник мук и обид. Но об этом не хочу говорить. И не упрекаю Вас, а констатирую.

Не думаю, что Вы надо мной смеетесь, скорее – торжественно улыбаетесь, как победительница, как учитель высокомерно улыбается над неумехой-учеником, похлопывая покровительственно по плечу.

И что Вы там навыдумывали, что Вы нежная? Совершенно с Вами согласен – стерва! Но, Боже, какая интересная и манящая к себе стерва! Но я давно привык узнавать и стервозность, и скрытый смысл, и интуитивные побуждения. И, несмотря на всю Вашу стервозность, жду писем, надеюсь всё же наяву, а не виртуально ощутить Вашу нежность, хочу Вас.

Ну, вот и приехали! Скажите, разве это не секс по Интернету?!

Огромное удовольствие получил от Вашего прощального «Надя» и даже не от вежливого «Целую, Надя», а от «Ваша Надя»! Обалдеть! Теперь и правда: «Была ваша, стала наша»! Ну, как после всего этого не поверишь в Бога или во что-нибудь еще?! И Вам за это спасибо, Люлёк! Теперь, видимо, я сбрендил. Мне тоже хочется плакать и смеяться. Правда, смеяться больше. Как же это здорово – жить!

Обнимаю, А. И.

 

Здравствуйте, дорогой Анатолий Иванович!

Последние два дня чувствовала себя неважно. Поэтому не писала. Вчера под вечер стало лучше и я сразу же полезла в почтовый ящик. Конечно, о серьёзной работе нет пока речи, но кое-что просматривала часа два, пока не устала. В груди ощущение сдавливания, время от времени покалывает сердце, общая слабость, иногда – состояние страха и ощущение бездны. Сегодня в 4.30 утра проснулась от страшного сна. Пришлось пить валокордин. Курить страшно хотелось, но – два дня уже не курю! Глотаю таблетки.  Может, ещё что-то надо? Давление высоковатое: 150 на 100. Насколько я знаю, при инфаркте, наоборот, давление падает, да и температура поднимается. Так что, скорее всего, это не инфаркт, а стенокардия. Конечно, я придавлена случившимся, стала тихой и послушной.

Насчет секса по Интернету, так в нашей среде это весьма популярное выражение. Только оно употребляется в смысле «пудрить друг другу мозги». Я человек цельный, но не фанатичный. А сейчас чувствую, что многое во мне изменилось. До 18 лет я была атеисткой. Религиями интересовалась, но скорее с научной, культурологической и психологической точек зрения. Потом у меня был контакт (только воспримите, пожалуйста, это серьёзно) с Дьяволом. Удивительно, да? Вы, наверное, думали, с Богом? Встреча с Дьяволом – отдельная история. Он предлагал мне в обмен на душу предоставить насыщенное, сконцентрированное, яркое творческое время. Иначе мой путь будет мучительным и сложным, ведь Бог, как он говорил, испытывает и наказывает, а Дьявол – помогает и сочувствует. И ещё он сказал, что приходит только к невероятно талантливым и светлым людям. Приходит искушать. Ведь те, кто уже им искушён и куплен, ему неинтересны. Он хочет получить чью-то новую, высокую душу, соблазнить её. Но вместе с проданной душой (он был честен и предупредил меня о цене) уходит в его владение и главная составляющая духа – любовь. Любить я уже никого не смогу. Впрочем, подумала я, это и хорошо, не буду испытывать боли. Но, как известно, Дьявол – большой обманщик, слова его кажутся привлекательными только вначале. Он оставил мне право выбора. И я выбрала Бога. Это было нелегко и мучительно. И выбор Бога надо подтверждать каждый день. Я думаю, что Дьявол всё ещё наблюдает за мной, ждёт, когда наступит момент отчаяния, чтобы появиться снова.

Когда я говорила о пятницах на неделе, то имела в виду, конечно, настроение. Порой Вы бываете мрачным и готовым отказаться от прежних слов. Но что-то внутри мешает Вам, и Вы огорчаетесь, тоскуете и грустите.  Это ведь нормально. Во многом знании много печали, так ещё Соломон сказал. Всегда тяжело, когда многое на свете понимаешь, но изменить ничего не можешь. Время, к сожалению, необратимо.

Никакая я не победительница. И не думала над Вами торжествовать, похлопывать по плечу. Ничего такого нет. Мне кажется, это Вы меня победили, что на самом деле совсем не просто. Но мне очень хочется сказать Вам: «Сдаюсь на милость победителя!»

Вы удивительный человек. И действительно меня понимаете. Я пьянею от этого ощущения. Редко бывает в жизни, когда тебя понимают так глубоко, за пределом слов. Берегите себя – звучит как «не выходи на улицу без шарфа». Но ничего другого придумать не могу, слов не хватает. Пишите, я так жду Ваших писем! А теперь шёпотом и только Вам:

Обнимаю. Ваша Надя.

 

Привет, Надюша!

Напрасно Вы вышли на работу. С этим шутить не стоит. Поживите ещё. Нужно ещё многое сделать! Живые борются! А Виктор Гюго утверждал, что «живы только те, чьё сердце предано возвышенной мечте».

И курить нужно бросать! Нет победителя сильнее того, кто сумел победить самого себя. Будьте сильной, и всё будет хорошо. Мы с Вами обязательно должны встретиться!

Что касается Дьявола, то я что-то в этом роде предполагал. Только сомневаюсь, что Вы не заключили с ним союза. По всему видно – союз был заключён. Но я уважаю выбор каждого человека. Важно, чтобы это был его свободный выбор и никто никому не навязывал свои убеждения.

Ваша встреча с Дьяволом могла бы послужить для Вас хорошим сюжетом. Впрочем, не совсем оригинальным. Но ведь каждый говорит о любви по-своему. Так и о встрече с Дьяволом можно рассказать не как Гёте в «Фаусте» или Булгаков в «Мастере и Маргарите», а иначе. Не мистически, а слегка иронически. Вы поначалу всему этому не верили. Галлюцинации. Выверты воспалённого воображения. Потом что-то произошло, и Вы... уверовали в Бога, а значит, и в Дьявола. Но Вы сильная и всё выдержите. Если и существует вера, которая горами движет, то это вера в свои силы!

Согласен с тем, что всех нас испытывает Дьявол. С этим трудно не согласиться. Человек – вместилище стольких желаний и пороков, что очень трудно не поверить в то, что всё это дано нам не для испытания. Ведь человек должен оставаться человеком, в какие бы ситуации он ни попадал. А это очень непросто! Попав, скажем, в волчью стаю, слабый старается, чтобы не отличаться, выть по-волчьи. И немногие находят в себе силы оставаться собой.

Очень мне жаль, что, продав душу Дьяволу, Вы лишили себя удовольствия любить! Но что-то здесь не так. Или Вы лукавите, или я Вас снова плохо понимаю. Как же можете Вы верить в Бога и не любить? Как Вы можете жить и не любить? Что за чепуха?! Так быть не может! Так что не радуйтесь и испытывайте боль от любви, от жизни, от мук творчества – за себя, за близких Вам людей. Это и есть жизнь, дарованная Вам Богом. Я знаю, Вы сможете перебороть эту боль! А если не любить – стоит ли жить?!

Что же касается Дьявола, то Вы правы: он рядом. Никуда он не денется. Он всегда с Вами, если Бог с Вами. Ведь он – оборотная сторона Бога. Добро и зло, свет и тьма... Иначе и быть не может. Впрочем, будьте верны своим чудачествам. Настанет момент, когда они Вас спасут. Еще, кажется, Демосфен говорил, что кто чего хочет, тот в то и верит. Но знайте: себя обмануть, оказывается, легче, чем других.

Настроение моё никогда не бывает ровным. Но к этому и стремлюсь. Обещаю, когда умру, настроение будет удивительно ровным и я буду невозмутим и хладнокровен. Но меня это пока не соблазняет. Так что извините. График настроения меняется от очень многих параметров. Солнышко светит, или дождик идёт, сказали обидное слово, или, наоборот, услышал одобрение – настроение меняется не 199 раз в день, а много чаще. Ровно столько, сколько квантов времени я осознаю себя живым. Но иногда светлого тона больше, иногда – меньше. Это уж как повезёт.

Что касается того, кто кого победил, то «сочтемся славою, ведь мы свои же люди! Пускай нам общим памятником…» будет чувство, вдруг вспыхнувшее в наших душах, и огонь этого пламени пусть согревает нас и толкает на всякие сумасшествия!

Но никто не может быть вполне счастливым, пока не все ещё счастливы. Есть у Иосифа Уткина такие строки:

 

Сколько домов пройдено,

Сколько пройдено стран.

Каждый дом  – своя родина,

Свой океан.

И под каждой слабенькой

крышей,

Как она ни слаба, –

Свое счастье,

Свои мыши,

Своя судьба...

 

Хорошо бы общаться в Интернете в реальном времени. Скажем, с пяти до шести (или в другое время) Вы у компьютера. Мы сможем беседовать, а не писать длинные и скучные письма. А то я, как пёс, потерявший свою хозяйку, всякий раз напрасно открываю почту.

Обнимаю, А. И.

 

Здравствуйте, дорогой Анатолий Иванович!

С Дьяволом я союза не заключала, это Вы явно перегнули. Хотя и была к этому близка. Но Он где-то рядом, всегда рядом, как и Бог. Страшный суд ведь совершается не на небесах, а здесь, сейчас, каждый день. Это выбор, каждодневный, ежечасный. Нельзя сказать, что я выбираю Дьявола, хотя иногда мне его жаль. Да и куда ему в конце концов деваться. Он же тоже тварь Божья. И бесы веруют и трепещут. Так что и он вернётся к Богу, вернее, он от Него и не ушёл-то далеко. Две стороны одного бытия.

Вы меня немного неправильно поняли, я себя при помощи Дьявола любви не лишала. Хотя дыхание этого существа способно заморозить кого угодно. От него исходит сильнейшее физическое ощущение холода. Говорят, что такое ощущение от самой смерти. А он и есть  воплощение вечной смерти, тьмы. Правда, если идти дальше, понимаешь, что эта сила тебе в общем-то не так и враждебна. Просто тебя предупреждают о возможном исходе всего, что является злом, в том числе и в твоих поступках.

Любить я могу, без этого не было ничего. Но любовь – это часто как укол отравленной рапирой. Когда любишь людей, себя предавших, отказавшихся от своего предназначения, то к любви примешиваются горечь и боль. Это как горечь полыни на губах. Но это не те горечь и боль, что всегда сопровождают настоящее чувство, это другое, повторюсь, – укол отравленной рапиры, дыхание смерти, тень Дьявола. Поэтому мне так дороги Вы. В Вас есть печаль, даже тоска, но нет того яда и холода, нет тьмы, какая есть в Громове. Вы – светлый человек. И сами не понимаете, какой это дар Божий и для Вас самого, и для меня!

Любовь не статична. Ей учишься каждый день. Она тебя испытывает, пробует на зуб. Любимые люди предают, бросают, мстят тебе за твою любовь. Но если ты всё же сохранишь её в сердце, то она, как меч в огне, закалится и станет Божественной любовью. Некоторым дар Божественной любви дан с рождения, но жизнь испытывает и их. А талант – это большое испытание любви, ведь всегда есть соблазн возлюбить себя и свой талант больше, чем «ближнего своего». Дьявол к этому и толкает. Но мы ещё с ним поборемся.

Человек купленный, одержимый Дьяволом, виден со стороны.

Ваши настроения действительно меняются в течение дня. Утром Вы ликуете, вечером тоскуете и ещё много разных состояний – сто раз на дню. Но вот быть спокойным, «как пульс покойника», пожалуй, не стоит. То, что Вы меняетесь, мне как раз нравится. Всё же я иногда за Вас переживаю, тоскую вместе с Вашим настроением – это словно качаться на волнах: дух захватывает!

Письма мне не обременительны и не скучны, ладно уже Вам кокетничать. А сидеть в Интернете целый час не смогу. У Вас выделенка, а у меня карточка, так что никакого реального времени не получится.

Я тоже постоянно – по десять раз в день – проверяю ящик. А сегодня пришлось идти за письмом на работу. Редактор скачала его вместе с остальной почтой ко мне в рабочий компьютер, а я уткнулась носом в пустой почтовый ящик.

Кое-какие письма я сохранила, и вовсе не для чужого чтения, мне и самой приятно Вас перечитывать. А письма наши всё же хороши: лет через двести бери и публикуй – хотя бы выдержки.

Обнимаю. Целую. Ваша Надя.

 

Привет, Надюша!

С Дьяволом союз Вы все-таки заключили! Это я точно знаю. И нечего этого стесняться. Это почётно. И Дьявол бывает благородным, более человечным. Ему не чужды слабости. Не исключено, что и я – посланник Дьявола! Раскрутите эту тему! Такой благообразный, мудрый, пузатый и дряхлый. И соблазняю, соблазняю... Дьявол – и точка! Так что нечего больше притворяться. Помните, как у Жванецкого, кажется: «Кем родился, тем и живи! Что домой принёс, то и ешь! Даже места на кладбище не выбрать»! Нужно, наконец, на что-то решиться, нужно выбирать, кем быть: Дьяволом или Богом. Богом – кощунственно, Дьяволом – почётно. Замётано. Впрочем – это же две стороны одного бытия. Да и куда мне, бедному, деваться? Я такая же тварь Божья... Несомненно – тварь... Теперь начинаю понимать глубину Ваших слов. Ах, как это верно!

И о какой любви Вы говорите? Вы и понятия о ней пока не имеете! Это пока у Вас гормоны бродят. Ангелы – те бесполы. Им не до гормонов. Там и существует чистая Божественная любовь. А у Вас – всё больше страсти-мордасти. И жизнь идёт всё больше по спирали. Так что о любви у нас и речи не было.

О Громове не будем говорить. Он – Ваша самая настоящая, непридуманная любовь. И как здесь не заработать стенокардию?! Это всё Вы, не отпирайтесь! А говорите, что не заключили союза с Дьяволом!

Что касается моего так называемого света, то я скорее поверю в Бога, чем поверю, что излучаю свет! От меня давно уже веет холодом и трупным смрадом. Удивлён, что Вы этого не замечаете! Вы говорили это не единожды. Я хотел проверить по Вашим глазам: лукавите ли? Представил, как заглядываю в них. Они слепят, как экран монитора. От них глаза слезятся и возникает изжога. Кто Вам поверит, тот и дня не проживёт! Я живу... пока. Наверно, именно потому, что не всегда Вам верю. Вы говорите, что от меня исходит свет! Зачем же так грубо льстить? «Свет!» Это так непривычно. Как будто всю жизнь писал слева направо, а теперь нужно делать наоборот! Вы же сами пишете: «Ключи во тьму, и сердце на замок!», ведь «Жизнь – только случайная небыль»! И кому это нужно: «Одна, одна! С тобою и – одна!»

Я уже говорил Вам, что самое страшное для меня, по крайней мере, это одиночество в толпе. Если и со мной Вы будете одна, а я с Вами буду один, то – кому всё это нужно?

Вы сумели себя преподнести, как фаршированную щуку! Мо-ло-дец!

Возлюбите свой талант больше, чем ближнего своего. Вам дано предназначение писать! Только писать, не выпускать газету, не сочинять мистические письма воображаемой очередной своей страсти, а писать в вечность.

Ну, как Вам работа Дьявола?! Самому нравится!

Вы говорите, что человек, купленный Дьяволом, виден со стороны. И это правильно. Потому я и вижу.

И Вы увидите, стоит лишь взглянуть в зеркало или на свою фотографию!

Сегодня у меня тяжёлый день: иду лечить зубы! Они должны отражать благосостояние и радость жизни. Хоть бы коронки! Но я страшно боюсь боли, за которую ещё нужно платить!

Не верю, что наши письма будут кому-то интересны. Правда, двести лет я не проживу, но всё же... оглядываюсь. Что в них интересного? Два не совсем нормальных человека говорят о чем-то непонятном…

Обнимаю, А. И.

 

Здравствуйте, Анатолий Иванович!

О самоощущении ничего не скажу, потому что ничего не чувствую, кроме холода внутри.

Надя.

 

Доброе утро, Надюша!

Не холодейте, не умирайте раньше времени и не грустите. Жизнь продолжается. Но это уже новый её виток.

А. И.

 

Здравствуйте, Анатолий Иванович!

Вы, конечно, имеете право на свою трактовку. Но она не есть Истина, поскольку даже Вы не знаете, не можете знать всего. И я же и наказана. К сожалению, меня это мало чему учит.

Ваше письмо произвело на меня убийственное впечатление. Вы-то сами его хоть перед отсылкой прочитали? После таких писем идут и вешаются. Я вчера поздно вечером даже написала Вам ответ, ради которого до девяти задержалась на работе. Ответ был жёстким. Только не решилась Вам его отослать. Не могу Вас обидеть, даже когда Вы обижаете меня. Я, конечно, хуже самого Дьявола, от меня – все беды мира. Несомненно, я – монстр. И зачем я Вам такая?

Надя.

 

Привет, Надюша!

Не очень понимаю, почему Вы так обиделись? Я говорил о том, что чувствовал, и готов обосновать любое утверждение. Только не вижу в том смысла. Бросьте, пожалуйста, говорить о благородстве моём с таким надменным высокомерием. Какой есть!.. Не стоит меня ни идеализировать, ни демонизировать. И не нужно  меня обвинять во всех грехах. Я грешен и без того. Конечно, каждый человек уникален.

Чем я так Вас обидел в том письме? Вы сами утверждали, что в Вас есть нечто демоническое, дьявольское. Я лишь с этим согласился. Видит Бог, ни словом, ни помыслом не хотел Вас обижать. Мы же иногда говорим на разных языках. Жаль.

Никак не мог предположить, что конец нашего романа будет таким несуразным и грустным. Обидно. Но, может быть, так и должно было случиться?

Обнимаю, А. И.

 

Здравствуйте, Анатолий Иванович!

Где и когда я писала Вам, что во мне есть что-то дьявольское? Я написала, что встречалась с Дьяволом и отказалась от договора с ним. Вы сами сделали вывод (для меня не только невероятный, но и оскорбительный), что я с ним заключила договор. Может быть, для Вас это предмет шуток, а для меня, человека верующего, принимающего причастие, – это настолько серьёзно, что делать такие предположения в мой адрес, по крайней мере, странно. Даже если Вы вдруг оказались бы правы, страшнее союза с Дьяволом трудно себе что-нибудь придумать. Мне стало так тоскливо и страшно, что я подумала – союз не союз, а он меня просто заколебал, этот Дьявол! Поймите, для меня он не абстракция. Он – реален, я его видела (кстати, предположения о галлюцинациях тоже были), я к нему прикасалась, разговаривала с ним, и он мне кое-что материальное оставил на память. Я рассказала Вам о том, что для меня это невероятно болезненно, страшно, что я почти ни с кем не обсуждаю.

Вы считаете, что мне теперь надо не газету выпускать, не перепиской с Вами заниматься, а писать в вечность. Дорогой Анатолий Иванович, если я не буду работать в газете, то на что я буду жить? Я одна. Или Вы этого не понимаете? Так уж получилось. Я никогда не ставила и не поставлю свои способности выше любви к людям. Страшно, когда предаёшь свой дар. Но если предаёшь человека – это куда страшней, во всяком случае, для меня. Особенно страшно предавать любимых людей – я этого делать не хочу и не могу.

Мы с Вами, конечно, заигрались. И игра эта не из безопасных. Но мне дороги отношения с Вами, хотя многое в Вас мне не нравится и я не считаю наши отношения  романом. Я хотела иметь друга и знаю, что Вы хотели быть моим другом. Мы оба очень сложные люди, как говорят, со своими тараканами. И у Вас, и у меня много неосуществлённых надежд, много пустоты в душе. Давайте не будем хотя бы терзать друг друга. Я не хочу Вас терять. Я очень тяжело схожусь с людьми, а терять их мне ещё труднее. У меня и так ничего нет. Неужели я не заслужила хотя бы сочувствия и понимания? Мне очень трудно с самой собой: каждый день нужно находить силы, чтобы жить дальше. Неужели Вы, такой умный и прозорливый, этого не заметили?

Пришла сегодня на работу прочесть Ваше письмо и отослать ответ. Надо ещё кое-что сделать. Плохо, что в сутках только двадцать четыре часа. Моя редактор терпит, не хочет лишать меня заработка. Мы давно работаем вместе. При ней я прошла от верстальщицы, корректора, корреспондента, ответственной за выпуск до заместителя главного редактора. И теперь Вы говорите: «Уходите. Вам нужно писать!» А как прикажете жить? На что? Дочь живет своей жизнью. У неё – свои проблемы. Да и духовно мы не близки. Так уж получилось. Всё очень жёстко, Анатолий Иванович. Нужно выживать, ибо и к талантам в жизни особой снисходительности нет. Можете посмеяться, но мои сотрудники считают меня удачливым журналистом и думают, что это во мне – главное и востребовано. Так что нужно соответствовать запросам других людей, причём всех сразу.

Что Вы там писали, что во мне гормоны бродят? А у Вас как с их брожением? Что, не бывает с Вами такого? Ах, Анатолий Иванович, может, во мне они и бродят, но не Вам мне об этом говорить – посмотрите на себя! Да и нет в том никакого греха! Мы не роботы – люди! Проблема не в физической близости, а в том, что это мне давно уже неинтересно. Интересна лишь Любовь. В том числе даже физическое удовольствие мне даёт только любовь. Для меня даже  Громов привлекателен тем, что он – поэт. Его мужские достоинства всегда меня мало интересовали. Но совершенно спрятаться от себя невозможно. Да и нужно ли? Я тоже человек, хочу иметь друзей, близких людей, интересных собеседников.

Простите, если чем обидела. Мои взгляды, мысли, напускное высокомерие, вызывающий вид – не что иное как способ защиты. И это всех решительно обижает. Но я не могу быть другой. Не умею. Да и какой я буду другой? Только – мёртвой. Страшно смотреть на мёртвую душу.

Не знаю, зачем я Вам всё это говорю. Вы, наверно, давно составили математическую формулу моей души и всё про меня знаете. Ведь глаза у меня подобны компьютерным мониторам, только слепят. Увидеть в них ничего невозможно. Кажется, так Вы меня описывали?

Особой обиды на Вас у меня нет, хотя остаётся привкус непонимания. Может быть, если бы Вас увидела в реальном времени, то этот бы привкус  исчез. Не знаю. Обидеть друг друга на самом деле легко. Сохранить отношения – трудно. Это действительно каждодневный труд – согревать чужую душу, любить, понимать. Это непросто, но в этом и есть смысл человеческой жизни. А иначе зачем жить?

До свидания. Надя.

 

Привет, Надюша!

Читаете письма Вы нормально, азбуку знаете. Только понимаете превратно.

Что касается дьявольской темы, то она действительно оказалась роковой, раз могла нас так легко разбросать в разные стороны. Никогда бы не поверил, что образованная, культурная женщина столь мистична и суеверна. Кстати, не помню, чтобы в Библии или Евангелиях что-то говорилось о Дьяволе. Как я понимал, это не более чем метафора, олицетворяющая зло, тёмные силы... И Змей-соблазнитель, и черти неугомонные нужны лишь для того, чтобы подчеркнуть добро. Ведь если нет зла, о каком добре может идти речь?! И ещё: ни один человек никогда не может находиться лишь на светлой стороне жизни. Иначе это не человек, а уже... ангел, по меньшей мере. Человек – средоточие и добра и зла, он несёт и свет и тьму, кому-то приносит счастье и в то же самое время обязательно кому-то приносит боль, горечь... И это хорошо, потому что в этом – полнота жизни.

Я всегда считал важнейшим качеством человека умение его реагировать на шутку, понимать иронию, юмор. Если хотите знать, психологи утверждают, что умение реагировать на шутку отличает человека от животных. А врачи говорят, что при заболевании мозга первое, что страдает, это чувство юмора. Его отсутствие говорит о недостаточности лобных долей мозга. Но это уже анатомия.

Когда я говорил о союзе с Дьяволом, Вы могли, я надеялся, отреагировать на это с юмором. При этом я и не думал иронизировать по поводу Вашей веры в Бога. Причём мы много говорили, что речь идет не о мифическом «дедушке, сидящем на облаке», а о чём-то ещё не познанном. Но позвольте, ведь такое миропонимание очень далеко от представлений о Дьяволе.

И  мою душу мучают честолюбивые терзания, и я мог бы сказать, что соблазняет меня Дьявол... Но это не более чем образ зла, тьмы и никак не реальная фигура. А уж если Вы действительно видели что-то подобное – это за пределами моего понимания. Не хочу утверждать, что коль я не верю, то этого не может быть. Но другой я бы посоветовал обратиться к психиатру.

Впрочем, вовсе не исключаю, что и мне следует к нему обратиться.

Бог и Дьявол – оба – предметы веры. И никто не может доказать, что Они есть или Их нет. Потому и говорят о вере. Я уважаю Ваши убеждения до тех пор, пока Вы не навязываете их мне. Никак не думал иронизировать по поводу этого и искренне прошу меня простить, если невольно обидел Вас. Но если быть последовательным, то не Вас, а меня Дьявол попутал шутить над этим.

Надюша, Надюша! Кто же Вам сказал, что я не дорожу нашими отношениями? Они мне нужны много больше, чем Вам. С Вами я молодею, мне хочется «соответствовать»! Я тоже не хочу Вас терять.

Вы же христианка. А христианин должен уметь прощать! Подумалось, что совсем нелегко быть христианином. Он всегда должен быть на стороне угнетённых, а не угнетателей, гонимых, а не гонителей... И эту заповедь впитала с молоком матери русская интеллигенция. Именно потому она всегда была в оппозиции к власти. Так или иначе, но если бы Вы, Надюша, декларировали иное, мы с Вами вряд ли бы вели такие беседы. Кстати, убеждён, что как нельзя договориться: «Давай дружить!», так и нельзя в одночасье без боли и страданий заявить: «Всё! Нашей дружбе конец!» Да и не собирался я разрывать с Вами так непросто возникшие отношения. Постепенно мы лучше начинаем понимать друг друга. Всё только начинается!

И хоть и не христианин я вовсе, но совершенно искренне прошу у Вас прощения, если невольно обидел. Только казалось мне, что уровень психологической защиты у Вас много выше. Вам всё же необходимо пройти курс аутогенной тренировки, принимать витамины и спать не менее семи-восьми часов! А ещё – регулярно писать мне письма. Трусливой Вы оказалась на поверку! И Ваше «До свидания, Надя» – как хлыстом по сердцу. Знал я когда-то девчонку. Было это в эвакуации, когда мне было лет восемь-девять. Она решила выпрыгнуть из окна и разбиться насмерть, чтобы мама потом жалела, что, как ей казалось, наказала её несправедливо.

Кончайте хныкать! Я привык к Вам как к энергичной и целеустремлённой. Выше нос! А всё, что произошло, должно лишь укрепить наши отношения, сделать их более понятными и тёплыми. Ведь и я сделал грубые ошибки, признал их, покаялся, но при этом узнал Вас лучше.

Будьте здоровы, обнимаю, А. И.

 

Здравствуйте, Анатолий Иванович!

С чувством юмора у меня всё в порядке. Просто на тему Бога и его тёмного оппонента я шутить не стану. Не надо считать меня психически больной, если я видела то, что не видят другие. Бога я тоже видела. Поэтому и говорю, что это не область веры, а это – знание, хотя и не могу Вам это доказать прямо, только косвенно. Но у Вас другой опыт. Кроме того, Вы атеист. Я не навязываю Вам своё мировоззрение. Лучше давайте условимся на данные темы не шутить. Кто видит Бога, кто Деву Марию – таких историй масса. Кого-то это спасает от смерти. Апостол Павел и стал христианином, когда встретился с воскресшим Христом. Вы и с этим будете спорить. Я понимаю, Вы с Богом не встречались. Но это не повод не верить другим людям, когда они говорят о своём опыте. Конечно, это для Вас и не повод верить, а повод принять к сведению. Да, Бог не дедушка на небесах, но эта сущность, как и та, другая, о которой мы говорили, может принимать обличье человека. А иначе – откуда Будда, Христос? И Дьявол может принимать обличье, например, Гитлера, Сталина и т. д. Есть такие понятия – добрый и злой гений; есть и понятие одержимости. И если наши теологические споры не помогают нам понять друг друга, то давайте их оставим вовсе. А писала я Вам о своей встрече с Воландом, чтобы объяснить, как я стала верующей. Да, в человеке есть и добро и зло, но что-то всё-таки в нём главное, определяющее. Если слишком много зла – то это почти демон. Если добра – святой, то есть почти ангел. Сейчас редко встретишь и тех и других, всё больше – просто люди.

Вы пишете: «Никогда бы не поверил, что образованная, культурная женщина столь мистична и суеверна. Кстати, не помню, чтобы в Библии или Евангелиях что-то говорилось о Дьяволе. Как я понимал, это не более чем метафора, олицетворяющая зло, тёмные силы...» Перечитайте Евангелие – там о бесах очень много говорится, так что в этом Вы не правы. Зло (и его носители) не метафора. Зло приходит к нам через личности – демонические и человеческие. Бог тоже не метафора. Он – личность, и часть этой личности носит в себе каждый человек. Часть этой личности носят в себе и бесы.

Мне, как каждому образованному, культурному человеку, ничто никак не мешает верить в Бога и в другие вещи подобного рода. Физиолог Павлов был верующим, ходил в церковь. Или Вы этого не знали? Коммунисты изрядно напортили с духовным образованием, теперь люди просто не знают, что вера в Бога и суеверие – это «две большие разницы».

«Только, казалось мне, что уровень психологической защиты у Вас много выше».

Из чего Вы это заключили? Я как раз совсем не могу защищаться. Могу только закрыться наглухо и ни с кем вообще не общаться. Если я раскрываюсь перед кем-то, а таких людей немного, то раскрываюсь полностью. О какой защите тут можно говорить?

А Вы что, решили пробовать на зуб мою психологическую защиту?

Я не стану прыгать из окошка. И вообще, что за глупые мысли? Как я могу такое сделать? Это, знаете ли, большая подлость. Да и гадость-то какая – лежишь внизу, на асфальте – вся переломанная… Неэстетично. Мне так не нравится.

Странно как-то Вы прочли моё «до свидания». По-моему, у этих слов никакой подоплёки нет. Пишите. Обнять Вас не могу. Любое тепло и нежность мне сейчас противопоказаны – я плакать начинаю. А нельзя. Надо всё преодолеть, а потом уже можно обнимать и плакать.

Надя.

 

Привет, Надя!

Мне постепенно становятся наши письма малоинтересными, потому что каждое письмо доказывает, что мы не понимаем друг друга. Даже не стараемся понять. Лишь – тренируемся в забытом эпистолярном искусстве.

Вера и ирония, юмор – вполне совместимы. Нельзя насмехаться и унижать предмет веры. Это оскорбительно. Но с юмором относиться  можно и нужно. Иначе жить трудно.

Никто не спорит с Вами, что Вы видели, чувствовали, слышали Бога и Дьявола. Таких людей действительно немало. Но хотя бы теоретически допустите, что после долгих и образных размышлений о них однажды могли из подсознания всплыть зрительная и слуховая галлюцинации. Не собираюсь полемизировать на эту тему. Неинтересно.

Бытие определяет сознание в процессе его формирования. Когда же сознание сформировано, оно может быть отделено от бытия и даже определять его. Потому-то образование совсем не исключает веры. Оно исключает суеверие. И, конечно, знаю, что Иван Петрович Павлов был верующим человеком. Мне показалось, что в Вашей вере немалая доля и суеверия, когда Вы говорите об энергетике, бесовщине и пр.

И, конечно, Вы правы – я впитал атеизм с детства. Как и любое мировоззрение, оно обычно формируется с детства. Павлов рос в религиозной семье. Я – среди неверующих. И я говорил совсем не о вере, а о суеверии. Образованная, культурная женщина должна защитить себя от суеверий. Чем? Образованием, книгами, наукой, юмором в конце концов! С суеверием можно спорить. Это не предмет веры.

Вы утверждаете, что мы друг другу ничем не обязаны. Счастливый человек! Я же чувствую свою обязанность по отношению к очень многим людям. И, конечно же, Вам очень обязан. Если бы не Вы, не было бы этих споров-разговоров, этих надежд и разочарований, даже этой жизни, была бы другая. Но я рад и счастлив, что проживаю именно эту жизнь. Так что я Вам многим обязан. Спасибо, что Вы есть!

Относительно психологической защиты – Вы просто не знаете, что это за зверь. Почитайте работу Басина «Проблемы бессознательного». Достаточно нырнуть в подсознание, чтобы убедиться, что до дна ещё далеко и чем глубже – тем темнее… И возникают видения странных чудищ, динозавров и земноводных…

Говоря о психологической защите, обычно имеют в виду способность противостоять вредностям.

У человека есть несколько застав, защищающих его от них. Первая – психологическая. Она перестраивает поведение и отношение к вредности. Так, человек, попавший в тюремную камеру, меняет своё поведение в соответствии с тем, с кем он сидит. А попав в жаркую страну, психологически готов к тому, что ему не потребуется свитер. Он подбирает себе головной убор, зонтик, чтобы защититься от солнца.

Потом наступает пора физиологической защиты: расширяются кровеносные сосуды, чтобы легче отдать лишнее тепло... Увеличивается потоотделение, появляется жажда. Это – вторая застава. Позже наступает пора морфологической защиты и т. д. до слома всех механизмов защиты. Может, пример не совсем удачный, но, тем не менее, даёт представление о предмете разговора. Я говорил о Вашей психологической защите. Кстати, гипертонию можно рассматривать как реакцию на вредности второй заставы.

Душа Ваша – Ваш резонатор – вовсе не должна страдать при высоком уровне психологической защиты. Этому способствует и воображение, настроенность и пр.

Психологическая защита – способность выдержать психологические нагрузки. Другое дело, у эмоциональных, чувственных людей психологическая защита, как в топке, сгорает быстрее. Потому «сдают нервы» у таких людей быстрее. И у Вас способность психологической защиты понижена. И что в этом обидного? Одни при трудностях теряются, не знают, с чего начать, что делать. Другие сохраняют спокойствие, их мозг начинает работать в авральном режиме, они легче выходят из сложного положения. При чём здесь способность сопереживать, болеть болью друга? И при чём здесь то, что Вы что-то кому-то доверяете, в чем-то раскрываетесь. Это и вовсе не имеет никакого отношения к психологической защите.

У меня же другая причуда: я любые слова, сказанные вовсе по иному поводу, примеряю к себе, к нашим отношениям. И остаётся горький привкус полыни на губах. Всё, что происходит в мире, – пропускаю через себя, через своё сердце. Ну, как же ему не болеть?! И не собирался я измерять Вашу психологическую защиту. Просто мне показалась неадекватной Ваша реакция, и я об этом сказал. Но Бог с ней, с этой защитой.

А каким холодом для меня прозвучало: «Обнять вас не могу...» Кстати, Вы никогда меня и не обнимали, даже в письмах. Это делал я. Но Бог с Вами.

Мне кажется, нам нужно хотя бы ненадолго прекратить нашу переписку, успокоиться, посмотреть на ситуацию со стороны. Поэтому, если не будет моментального ответа, – не удивляйтесь. Я должен тоже немного прийти в себя после столь бурных событий.

А. И.

 

Здравствуйте, дорогой Анатолий Иванович!

Конечно же Вы во многом правы. Я или неясно выразила свои мысли, или просто неправильно Вас поняла. А сейчас подумала, что у Вас есть все основания считать меня сумасшедшей. Но я, по-моему, говорила, что Бог и его тёмный оппонент всегда действуют через людей. Сами люди – носители добра и зла. Конечно, я встретила Демона в человеческом облике, а не в виде какого-нибудь фантома. Поэтому я и говорила – зло вполне материально.

Что касается психологической защиты, то здесь с Вами трудно поспорить, потому что Вы правы.

К объятиям Вашим, даже письменным, я отношусь очень серьёзно. Я навстречу Вам открываюсь. Если я не могу этого сделать, не могу принять Ваши объятия и ответить на них, то только потому, что сейчас очень боюсь расслабиться, потому что за этим последует истерика.

Анатолий Иванович, дорогой, Вы бы просто могли мне сказать: «Надя, не бойтесь, можете спокойно плакать, я – рядом, я пойму. Ничего страшного в этом нет». Но Вы совсем не это сказали. Вы просто на меня обиделись. А я – на Вас. Ну что на самом деле может быть глупее наших обид друг на друга? И неправда, что я Вас не обнимала! Вы несправедливы ко мне.

То, что мне надо нервы лечить, – это  я знаю. У Вас – свои комплексы. И не надо все мои слова принимать на свой счёт.

Вообще, по-моему, мне пора приехать к Вам в гости.

Обнимаю,  Надя.

 

Привет, Надюша!

Вот и я могу Вас удивить новостью. Был сегодня у кардиолога. Очень прихватило сердце. Сделали кардиограмму. Резко выраженная ишемия, предынфарктное состояние, сердечная недостаточность. От госпитализации  пока отказался. Со мной был сын. Короче, меня заточили в четырёх стенах квартиры.

В таком заточении буду не менее двух недель. Вокруг меня возятся молодые девчушки. Хороши, стервы! Вот в ком дьявольщины много! Впрочем, так и должно было быть. Теперь и я могу съязвить, что психологическая защита моя ни к чёрту. Есть понятие – истощение резервов защиты. Это про меня. Видимо, эмоциональные всплески были для меня запредельными. А ведь терпение – это надежда, мудрость и любовь. Тот, кто обладает терпением, – непобедим. Но это не про меня! Уж очень и, как понимаю теперь, совершенно напрасно, переживал, что не осуществились мои надежды. Со стороны, может, это кажется странным и смешным.

Самочувствие неважное: слабость, одышка даже при небольших нагрузках, отёки на ногах. Так что с Вами, как с той санитаркой Тамаркой, мы ходим парой!

Вот сейчас и думаю, что будет после меня? Так ли жил? Ведь важно в итоге жизни дать больше, чем взял от неё. Смог ли? Вряд ли! Написал три-четыре книги, около сотни работ опубликовал в различных журналах. Имею дюжину учеников, докторов наук и кандидатов… Что ещё? И работы мои скоро потеряют актуальность, и ученики уйдут из жизни. Что от меня останется? Кто вспомнит? Да и так ли нужно, чтобы кто-то вспомнил? Важно, что своим пребыванием на этом свете я способствовал добру, а не злу. Да, наверно, это и есть главное…

Надюша, милая Надюша! Ведь Вы говорили и о том, что видели не только Дьявола в облике человека. Если так, то я его видел так часто, что сосчитать затрудняюсь! Он так и представлялся – Кибер. По фамилии – Демон! Но шутки в сторону! Боюсь снова сказать что-то не то.

Вы говорили, что видели и Бога. Пусть так, но в каком облике Вы Его видели? Или это был огонь, голос, видение?.. Придать бы этому художественную форму, только не мистическую и с захватывающим сюжетом! Мне кажется, для этого подходит и сюжет, который Вы мне показали про Павла. В той части, где Вы будете говорить о современности, можно рассказать и о Вашей встрече. Введите героиней Екатерину или, скажем, Марию. И пусть современная женщина, продвинутая, прекрасный журналист, встретит Бога и обретёт веру... Это может быть очень интересным. Если бы Вы ещё смогли дать немного самоиронии, юмора! Мария эта была махровой атеисткой, долгое время иронизировала по поводу своих мыслей о Боге. Но её ставило в тупик множество фактов, которые не могли объяснить ни знакомые физики, ни философы... Факты не вписывались в нашу парадигму. Ей говорили что-то вроде: этого не может быть, потому что не может быть никогда. Но её это не удовлетворяло, и она всё копалась в своей душе, стараясь найти объяснение. И вдруг, как свет в конце тоннеля, – свет яркий, слепящий, и она – обрела веру. И всё стало на свои места!

Боже, как я могу не хотеть, чтобы Вы приехали?! Всё-таки это враки, что у Вас очень тонкая нервная организация. Не буду дальше уточнять, а то обидитесь. У Вас понимание юмора иное. Хотя, согласен, не всегда этот юмор уместен. Но теперь, когда я слабак и голова кружится, я с особым удовольствием приглашаю Вас на свидание! Нет, действительно буду рад Вашему приезду, если Вы всё же захотите приехать и увидеть ещё одного «сердечного» мужика. Сколько таких вокруг Вас вертится, как планеты вокруг солнышка?! А Вы нас постепенно испепеляете своими выбросами энергии и магнитными  бурями.

Повторяю, приезжайте! Я, по меньшей мере, пару недель буду дома, если в больницу не загремлю.

Еще раз прошу простить меня за все гадости, которые успел Вам наговорить, за обиды, которые Вам невольно причинил. А Вы должны уметь прощать, прощать искренне, по-христиански.

Обнимаю, А. И.

 

Надежда Петровна Громова утром после планёрки задержалась в кабинете главного редактора.

– Ты что, Надежда? – спросила её, отрываясь от бумаг, главная. – Чего мнёшься, как голубь на карнизе? Ты как себя чувствуешь? Видок у тебя, как говорила моя бабушка, на море и обратно.

– Вера, я хочу исчезнуть на неделю.

– Ты в своём уме? Такие напряжённые дни. Выборы на носу.

– Мне очень нужно, – настаивала Надежда Петровна.

Главная, внимательно посмотрев на подругу, тихо проговорила:

– И куда на этот раз?

– В Ростов-на-Дону.

– О, Боже! Кто у тебя там появился?

– Мне нужно, – тупо повторила она.

– Если нужно, езжай.

Надежда Петровна пошла к выходу и у двери услышала:

– Только не больше недели! Ты слышишь? Десятого ты должна быть на работе!

Надежда Петровна ничего не ответила и прикрыла дверь.

Сделав последние распоряжения сотрудникам, она вышла на Калининский проспект и огляделась. Город жил своей суматошной жизнью. Серое небо висело над головой.

Выйдя из метро, она направилась на Казанский вокзал. Купив билет,  поехала домой, собрала сумку и к четырём была на перроне. Поезд «Тихий Дон» отходил от первого пути строго по расписанию.

Уже в купе она снова почувствовала боль в области сердца. Бросив под язык таблетку валидола, прилегла и вскоре задремала.

Всю ночь и следующий день у неё болело сердце и необъяснимая тоска сжимала грудь.

«И зачем я еду? – думала Надежда Петровна. – Может, это ему и не нужно? Насочиняла себе чёрт-те что. Дура я, дура… Но ему ведь плохо. Некому даже стакан воды подать. И что такого? Если что – сразу же вернусь. Нужно и мне когда-нибудь развеяться. Три года уже в отпуске не была…»

Она  не сообщала о своём приезде: «Зачем ему, пожилому человеку, да ещё с больным сердцем, напрасные волнения?! Возьму такси и приеду. Адрес есть. Найду. Не проблема…»

Поезд медленно подходил к перрону.

Выйдя из вагона, она зажмурилась от яркого солнца. Стояла тихая  осень. Небо здесь было голубым и чистым. Красные, желтые, зелёные листья деревьев и кустарников резко контрастировали с серым городским пейзажем Москвы. Взяв такси и назвав водителю адрес, Надежда Петровна  стала смотреть в окно. Мимо проплывали улицы провинциального города, нарядные дома со старинной лепниной на фасадах. Дорога была забита машинами. «Всё, как и у нас, – подумала Надежда Петровна. – Только миниатюрнее. И дороги уже и хуже».

Расплатившись, она зашла во двор и вдруг остановилась.

У крайнего подъезда толпились люди, держащие в руках цветы. К стене дома прислонена крышка гроба, обитая красным крепом, и траурный венок, на чёрной ленте которого золотела надпись. Надежда Петровна разглядела только слова: «Профессору…» и «от учеников».

Едва не потеряв сознание, она прислонилась к дереву и стояла, не зная, что делать. Потом поднялась на второй этаж. На лестничной площадке толпились люди. Кто-то держал цветы, кто-то тихо беседовал и курил. Дверь одной квартиры была открыта настежь. Постояв в нерешительности несколько мгновений, она прошла в комнату.

В просторном зале на табуретках стоял гроб, заваленный цветами. Рядом, вся в чёрном, сидела женщина. Она негромко плакала, то и дело поднося к глазам платочек. Её утешал пожилой человек с бородкой.

Надежда Петровна всматривалась в лицо усопшего. Нет, не таким она его представляла. Почти лысый, морщинистый, с холодным  восковым лицом, он лежал спокойно, словно спал. У стены стояли венки из живых цветов. Надежда Петровна бросила взгляд на ленту. «Профессору Сергееву Леониду Николаевичу от ректората».

Она не сразу сообразила и огляделась вокруг.

«Почему Сергееву? Неужели я перепутала квартиру?»

Протиснувшись на лестничную площадку, спросила у курящего мужчины:

– Не скажете, это сорок седьмая квартира?

– Не знаю. Впрочем, можно посмотреть.

Он прикрыл дверь и ответил:

– Нет, сорок шестая.

Надежда Петровна бросила взгляд на дальнюю дверь на лестничной площадке. Конечно, вот та, которая ей нужна!

– Тут что, одни профессора живут?

– Возможно. Дом-то университетский.

Она подошла к двери сорок седьмой квартиры. Потемневшая от времени медная табличка извещала, что здесь проживает профессор Николаев Анатолий Иванович. «Боже, это, кажется, здесь», – подумала Надежда Петровна и нажала кнопку звонка.