лесопотамия
на площади где взгляд скулит от зноя
впадая устьем северным в тоску
нам растаможат небо нарезное
на каждого по острому куску
дрожать ему в клешнях не утешая
подобно злому зеркалу без дна
но с птичьим зайчиком кому большая
позволена до глаз голубизна
и девушки сплошные комсомолки
сбиваясь в многобедрую гурьбу
подносят неумелые осколки
в полупоклоне к флагу и гербу
а сзади лес подробности потери
пути откуда выводкам своим
таскают механические звери
мышей и мошек с боем часовым
у неба здесь особенное свойство
в нем бога нет хоть вспять слюной слепи
лес цел но в нем животному расстройство
енотовое заячье терпи
когда спадает комсомольский гомон
страна лесопотамия пуста
и только мозг своих чудовищ полон
горящих экскурсанту из куста
* * *
я родился другим а не этим
но не стал объяснять и меня
приравняв к человеческим детям
воспитала чужая родня
лучшей яви не ведая кроме
сна и в нем благодарно сопя
я не знал что не тот я по крови
за кого принимаю себя
может быть лишь последнюю бездну
рассекая артритной стопой
ухитрюсь перед тем как исчезну
очутиться тем самым собой
в ком сгорают как в кратере птицы
сочиненного смысла слои
и фасеточный мрак роговицы
обнажает секреты свои
* * *
кого же станем спрашивать дружок
ошибка мы или несчастный случай
в манеж вприпрыжку пламенный лужок
или в ментовской тачке потрох сучий
свой организм для вскрытия раним
врачи бы за исход не поручились
контрольных нет с которыми сравним
есть только все какие получились
так выпало что здесь уже одни
живут ментам и мэрам не чета ли
а были бы другие так они
свою печаль чужим предпочитали
но свойственно живому иногда
сомнение в своем устройстве грубом
когда грустит о волоке вода
или скала о воздух трется крупом
особенно что кровяная нить
не штопает прорех в протертой шкуре
и кончена манера сердца мнить
любовь но пищевод еще в ажуре
кто смену выстоял то удалось
у аналоя свадебное место
забить куда всему своя невеста
в урочный срок с косой но без волос
офелия
кантовали коряги стрекали реку шестом
где двухтактное сердце в гусиной ежилось коже
а устали когда перестали часу в шестом
и рысцой в гастроном ведь живые и зябко все же
незадачливы ангелы в синих трусах навзрыд
и молчок с парапета уклейка или трава я
без понятия кто у них в тухлой воде зарыт
то ли к берегу вниз то ли прочь подождать трамвая
не осмотришься горестно в городе по сторонам
чтобы с описью сверить кого не достало нам
было время к закрытию тех интересных мест
где за трешник судьба фасовала в стекло нирвану
наш советский сатурн без нирваны детей не ест
только с ордером если и к черному в ночь рыдвану
но и честные вскачь встрепенутся и в те часы
невезучи с лихвой кто с копыт в водоем в россии
может это была невъебенной вообще красы
кто-нибудь неглиже и с ногами бризантной силы
на контроле таких привечает священный дух
инженер человечьих туш и небесный отчим
он такой же как люди трусы и майка на двух
заскорузлых от пота бретельках но добрый впрочем
любы мертвые доброму мокрые не претят
и спасательный взвод из двенадцати негритят
на смоленской площади ночью кончины той
мы стояли стеной и о выбывших не жалели
я тем более за избежавшей воды четой
обонял природу без шипра или шанели
всю минувшую пропасть где радость была редка
просидишь с монитором живописуя нравы
перегородила дорогу твоя река
за которую нам не выдумать переправы
где ступала на хлипкий как вздох соловья настил
дорогая нога и с тех пор не жилец на свете
хорошо что отчим который легко простил
перебои в статистике зябкие смерти эти
хорошо что все-таки добрый который спас
сорок тысяч в очереди сорок тысяч нас
* * *
смотри как мало птиц над головой
им твердь невмоготу и нам не хватит
уже запас от силы годовой
и синева паленый воздух тратит
с тех пор как небо немочью свело
они вообще последние в полете
так мало их две или три всего
две или три при самом щедром счете
обманет ум но зрение не врет
им там в горючем вакууме тонко
пока на город-грохот город-грот
спадает слюдяная перепонка
из нижних скважин из руин страны
о них ли наша боль не о себе ли
рефлексы на судьбу убыстрены
но взгляды до нистагма ослабели
когда о небе сгинет и помин
в сомкнувшемся до тошноты покое
утешится ли мыслью хоть один
что смог застать хотя бы и такое
что свет горел пока не весь угас
а в сумерках предсмертно и не жарко
так с птицами безвыходно у нас
что и себя пожалуйста не жалко
песня шамана
ваша пора приходит ваша расплата
сын ли судья отцу или брат на брата
в стекла шрапнелью вдребезги кабинет
черным огнем гортань опаляет чаша
эта планета и эта страна не ваша
в полдень вердикта не отопретесь нет
в точности вам воздастся по вашей вере
вспомним шакалью псарню на селигере
пули в беслане в зале норд-оста газ
на триумфальной в суде ли на каланчевке
грянет раздача мыла вам и бечевки
большей добычи не унести от нас
если и правда что нет за порталом ада
вам ни смолы ни серы от нас не надо
казни верней не сыскать чем слюна и смех
есть у прозревших на свете свои святыни
за человечий фарш колымы катыни
станете в срок мертвы и мертвее всех
здесь над костром возжигая гнилье и травы
скорую гибель зову на тех кто неправы
дымные клочья в небо и бубен бей
хоть ацетоном в пакете в тюбике клеем
если и сами к утру не все уцелеем
гибель богиня счастья молитесь ей