* * *
Доктор, ты ведь доктор?
У меня (берется за голову) здесь муть.
Гудит, как трактор.
Раньше (берется за грудь) было не продохнуть.
Вот такой характерный фактор.
Откуда оно берется? Доктор, наморщив, нос,
слушает до конца без конца вопрос.
Ну, да, у меня умерла жена, ну, да, ну, да.
Это доктор не какая-нибудь ерунда.
Можно, конечно ее извинить,
но вот так уйти… Доктор, слушай сюда,
я хочу спросить, мне принимать тавегил?
Я этого лекарства еще ни разу не пил -
купил исключительно для нее, а она…
Ну, разве должна умирать любящая жена?
А, знаешь, доктор, ну его, тавегил, ну,
помнишь, как в том анекдоте, где он похоронил жену,
а таблетки остались, и что им пропадать понапрасну?
Вдовец говорит, женюсь, но к невесте подайте мне астму,
потому что осталось лекарство (берется за живот). Умора.
Мне тоже, похоже, скоро…
* * *
Господи, он так матерился, он так орал,
такое эхо осталось из таких неприбранных слов,
ушел, не оглянулся, за собой не прибрал.
Шестой этаж, мидии, плов.
Зачем готовить еду, если так орать,
зачем потом ее вместе садиться есть?
Зачем экономить, бить себя по рукам: Не трать!?
Зачем он читает и рвет газету? Бог? Весть?
Зачем он мусорит, зачем он всюду сорит?
И разве заткнешь инсультному больному рот?
Закрой ладошками уши и не слушай, что он говорит.
У него осталась лишь четверть мозга, собственно, она и орет.
* * *
Вот она одна у окна,
вчера одна, сегодня тоже одна.
Из окна видна - в глазах пелена –
ничего не видно – стена.
Вот она говорит стене: останься со мной,
лучше вдвоем со стеной, чем в окне одной.
хочешь поныть – всем своим весом ной,
всей несущей своей стороной.
Несущая сторона тяжелее, чем суть,
пелена в глазах гуще, чем в сердце муть,
ни собаку, ни кошку не обмануть,
покормите их кто-нибудь.
Вот одна стена биться об нее головой,
складывать по памяти кирпичи.
Не открывай чужому, а если свой –
запри его за стеной и отбери ключи
* * *
Заверни сюда, посиди со мной,
покачай замшелой своей головой,
до чего же все-таки ты иной,
а говоришь: Я свой.
Седина в паху и блесна в руке,
и за пазухой, что еще за напасть,
круглый карась поплавком к реке -
ни дать, ни взять, ни украсть.
Ну давай, стяни теперь сапоги,
или хочешь, оба пойдем ко дну?
На блесну не ловят таких, не лги,
иначе я обману.
И ты будешь в тине речной сидеть,
ягодицами в иле, глазами в муть,
а забьешься-забудешься – сразу в сеть.
Как еще мне тебя вернуть?
* * *
С утра продают битую посуду,что почем,
несут отовсюду.Один торгует столовый сервиз,
и кирпичом его, кирпичом.
Звон по всему кварталу, дети плачут,
бабы бьют особо остервенело,
засучили рукава и давай за дело -
накопилось, значит.
Хороши чашки из бабушкиного фарфора,
из дедушкиного запаса, и бьются споро.
Кто-то украл нерасколотую тарелку.
Держите вора.
Собирают бой, относят домой,
черепки, осколки, Боже ж ты мой,
не к добру, вздыхает соседка,
сама целится редко, но метко.
Хоть бы один стакан, вздыхает один болван,
и к нему тарелку хлебать горилку ли, щи ли,
все разбили, все растащили,
зря только к ужину (сам расколотил дюжину) зван.
Вечером перешли к окнам, все одно стекло,
у кого очки, у тех по усам текло,
к ночи разошлась одна больная старуха -
напрягла сухонькие кулачки,
скатерку на пол, и ну ее рвать в клочки.
Надо было с посудой, но она глуха на пол уха.
* * *
Вот советское детство. Дешевые сапоги
с оранжевым кантом
в белых разводах от снежной соли.
Соседка кричит на дочку не лги, паршивка, не лги,
дочка лжет, как бумажный парад с транспарантом,
мир-труд-ложь-советское-детство-в-советской-школе.
Не орите на хомячков в живом уголке,
не ходите под ручку, не прыгайте на подножку,
вытирайте нос перед едой, перед школой – ноги.
Не забывайте вещи, не ищите прошлое вдалеке,
переведите хромую старушку через плохую дорожку,
не с глаголами не приставайте, расставьте предлоги.
Смотрящий вперед не оглядывается. Отстающим – позор.
Соберись в галочку, в точку, в удовлетворительную отметку,
не сиди на подоконнике – всю жизнь будешь кашлять от пыли.
За советское детство пожалуйста, страна лебединых озер,
фигурного катания, тетрадок в косую клетку.
Не плачь, хомячки передохли – и правильно поступили.
* * *
В детстве она говорила: «Люби меня больше всех!»
Подходила к гостю и говорила: «Люби меня больше всех!»
Гость какое-то время любил, потом, пригубив иных утех,
выныривал с мокрым ртом из-под маминых покрывал,
спускался вниз, держась за перила, уходил, забывал.
В юности она говорила: «Люби меня больше всех!»
Подходила к парню и говорила: «Люби меня больше всех!»
Парень любил как умел, наспех, на скорый грех -
заваливал на сеновале, целовал наповал,
потом уходил, не оглядывался, забывал.
В старости она говорила: «Люби меня больше всех!»
Подходила к ребенку и говорила: «Люби меня больше всех!»
Задабривала, предлагала конфетку или орех,
ребенок ел, давился, тихонечко подвывал
и до самой смерти боялся, вздрагивал, не забывал.