Моя бабушка, Свиренкова Наталья Малаховна, живет в глухой деревне Унара на севере Омской области. Доживая восьмой десяток, она сохранила бодрость духа и тела. Крупная, дородная, с большими натруженными за век руками, походила на старую бурую медведицу, что водятся еще в тех краях. С молодости прожила на одном месте, всю жизнь работала, растила четверых детей. Первый муж умер от туберкулеза легких (тогда не лечилась эта болезнь). Вторично вышла замуж за молодого, имея уже пятерых детей. Отчим пинал их ногами, как щенков. А она молчала, терпела. Ночью давала волю слезам.
От тяжелой работы случилась болезнь сосудов. К врачам не обращалась, полагалась на русский «авось». Да и некогда было думать о себе. И сделались руки бабушки Натальи буграми да шишками. Неприятно было смотреть. Нет, «желваки» эти, как их называла моя любимица, не болят. Вот только приходится скрывать их много лет от людского глаза. Одежду с коротким рукавом надеть нельзя. Летом, в жару, все равно не выйдешь налегке. Так и промучилась Наталья Малаховна всю свою жизнь, прикрывая изуродованные болезнью руки.
Годы пролетели, дети выросли. Бабушка состарилась. И кто бы мог подумать, что под старость лет остро возникнет проблема «обрядов». Износилась, пришла в совершенную негодность шерстяная кофта. Моя мама отдала бабушке почти новые свои. Не носит.
– На что мне такие аляпистые, – говорит бабушка.
– Мама, посмотри, какие они мягкие, я их почти не носила.
– Не нужны мне такие фасонистые. Мне бы простенькую, с воротничком, пуговицами и обязательно чтоб карманчики были, куда платочек можно положить.
Нынче летом гостила бабушка у нас, в Омске. И пошли они с мамой покупать кофту. Обошли ряд магазинов – безрезультатно. Поехали на левобережный рынок – опять неудача. Отчаялась бабушка, устала. Немолодая ведь уже.
Вечером, после ужина, взяв в руки спицы, предалась воспоминаниям о прежней жизни.
Сначала выбеливали материал. Брали квасцы из пшеничной муки, заваривали в кадке кисель, помещали на сутки в него материал. Утром, чуть свет несли на палке за плечами выбеленную ткань полоскать в речку. Складывали гармошкой, долго били вальком, выполаскивали и сушили на солнце. Пятиметровые белые дорожки расстилали, затем аккуратно сворачивали и несли домой. После этого в ход шли каталка и рубиха. Долго и тщательно выкатывали, пока скутья не превращались в шелк. Готовый товар мать складывала в сундук. Пусть ждет своего часа, когда в умелых руках швеи превратится в красивую вещь.
Не знаю, закончила ли бабушка свой рассказ, но только веки ее сомкнулись, раздался сначала тихий храп, переросший со временем в уверенно-громкий. И видела во сне Наталья Малаховна свою деревню, новый пятистенный дом, с деревянным крыльцом, рыжую корову Юдиху с колокольчиком на шее, малых ребят и себя, наряженную в новую, недавно сшитую кофточку с круглым воротничком. Впереди, на груди, мелкие пуговочки, как спелые ягоды брусники на Васюганских болотах в конце октября. И два карманчика: один – для очков, другой – для носовика.
Утром мама предложила еще раз пройтись по магазинам в поисках кофты.
– Умру, раздетой в гроб не положите. Наряжайте, во что хотите. Жаль только, на том свете показаться на люди будет стыдно. Эх, жисть…
