С апреля 2012 в Приморском крае идёт традиционный, уже девятый автопробег, посвящённый Дням славянской письменности и культуры. До этого шесть литературных встреч прошли в библиотеках и школах города Владивостока. Первый выездной маршрут охватил Уссурийск и Михайловку, второй добрался до Лазо и Преображения. 29 мая завершился третий: Владивосток - Лесозаводск - Спасск - Арсеньев - Анучино. Праздник по родной стране неизменно развозят преданные ему энтузиасты: Владимир Тыцких, Людмила и Евгений Берестовы, Виктор Костин, Сергей Сидоренко, Татьяна Овчинникова, Владимир Костылев...
Много замечательных людей пришло на встречи. В Лесозаводске очень порадовала молодёжь, заинтересовавшаяся нашими книгами. Особенно торжественно и красочно Дни славянской письменности и культуры проходят второй год в Спасске. Здесь праздник, похоже, уже живёт самостоятельной жизнью, благодаря Надежде Шубиной, Игорю Хоменко и городскому управлению культуры. Вместо полутора часов встреча длилась в два раза дольше, перейдя впоследствии в чаепитие, но времени на желаемый мастер-класс всё равно не хватило.
Не обошлось, как всегда, без открытий. В центральной библиотеке города Арсеньева к пробегу присоединилась до того незнакомая нам библиотекарь Наталья Лазарева. Участникам встречи в Анучино она подарила красивый романс, отлично аккомпанируя себе на гитаре.
У пробега длинные маршруты, и если бы не гостеприимство наших друзей, кто знает, сколько дорог, уже вошедших в историю, остались бы в стороне от праздника. Хочется особо вспомнить приветливый дом Ивана Кончатного в Арсеньеве и чудо-домик у озера четы Берестовых в Лесозаводске. Стол и банька всегда готовы к нашему приезду
О многом хочется рассказать и написать. Но впереди у автопробега новые маршруты, в том числе выходящие за пределы Приморского края, требующие времени на организацию. Пока готов только этот небольшой, весьма фрагментарный отчёт о последнем на сегодняшний день маршруте, написанный почти с колёс в жанре поэтического репортажа. Вы увидите в нём некоторых реальных героев, а те, о ком ещё не рассказано, найдут себя в грядущих пробежных книгах, которые непременно будут написаны.
* * *
1
Горячий май пылит в лицо:
у нас неблизкая дорога
к друзьям, где прямо у порога
блистает чудо-озерцо.
На озере такая гладь,
что остановишься в смятенье
и будешь весело искать
у двух небес несовпаденья.
А в небе - снова торжества
по случаю, какой неведом,
и день спешит
за солнцем следом,
и удивляется трава,
и тянет шею черепаха
на тёплом камне у воды,
скворчит скворец на все лады
про вечер дивного размаха.
А через кружево ворот
глядит сирень, и пёс дворовый
решительно, но не сурово
рычит на прибывший народ.
2
По дворику в восточном стиле,
прогретому погожим днём,
идёт Евгений при Людмиле.
Или Людмила - вся при нём...
Его усы рыжеют строго,
она - улыбчиво мягка -
сошла с крыльца под облака
навстречу нашему восторгу.
И растерялся вовсе пёс,
увидев жаркие объятия,
и разлетелась птичья братия,
и лук от радости пророс.
3
А в доме - скатерть на столе.
На скатерти - отменный ужин.
И был Тыцких обезоружен
мясным и соусом-желе.
Он отменил свою диету
до менее счастливых дней,
и тост поднял за встречу эту,
и, как положено поэту,
речь произнёс -
нельзя складней!
Варился кофе - Боже правый,
так не варили прежде мне! -
дышала пенка, и приправой
была беседа.
О стране.
4
Она надежда и предтеча,
и путь наш ею осиян -
у нас назавтра снова встреча -
на главном
празднике
славян!
5
В убранстве площадь небольшая.
К крыльцу стекается народ.
Поёт девчушка, хор поёт,
звучит молитва, воскрешая, -
под небом солнечного Спасска
в свой выходной открыт музей.
Но кое-кто глядит с опаской
на пляску русскую, на сказку...
и чешет репу ротозей.
6
Здесь в прошлом веке
жил мой прадед.
Он, третьей гильдии купец,
в семнадцатом не скуки ради
вдруг отдал дочь не под венец -
за коммуниста деда Павла
из голытьбы. Но жили славно.
Глафира юною была
и вскоре дочек родила.
Ту, что слабей, крестила втайне.
Но только женщина одна
сказала мне зачем - не знаю,
что и вторая крещена...
7
А праздник вскоре от крыльца
вошёл в торжественную залу.
Неуходящим солнцем залит
овал усталого лица,
и Костин вновь поёт «Калину»!
И я жива. Наполовину.
Гитара стихнет, обессилев.
Но многолетним спавший сном
вдруг выйдет Пашка. Наш.
Васильев.
Тот, что убит в тридцать седьмом.
Начнёт читать свои поэмы,
про то, какою Русь была.
И русофобы станут немы.
И - зазвенят колокола!
