После школы, в 1953 году, с первого раза я в мореходку не поступил. Устроился на военный судоремонтный завод № 178 учеником радиомонтёра. Определили меня в бригаду из семи человек на эсминец. Первый рабочий день помню как сейчас. Бригада пришла в свою бытовку (агрегатной называлась). Все всё знают, кроме меня: включают множество ламп, штук тридцать, и ложатся досыпать. И так – до обеда. Но после обеда работали, как звери. Это я так, к слову.
В бригаде и трудился дядя Гена. Фамилию не помню, назовем его, допустим, Ефремовым. Хоть он был не старше бригадира Саши, но все его звали «дядя Гена». Так вот, улеглись мы под лампами в агрегатной, бригадир Саша и говорит: «Ну что, дядя Гена, расскажи, как ты на войне двух Георгиев получил». Двух Орденов Славы, значит. «Саша, ну сколько можно! Все уже наизусть знают!» – упирается дядя Гена. «А молодой-то не знает!» – бригадир повел рукой в мою сторону. После недолгих препирательств дядя Гена сдался: «Ну, черти, в последний раз!»
И вот что я услышал:
«В сорок третьем после школы призвали меня в армию. Три недели – школа молодого бойца («Длинным – коли, прикладом – бей!») – и в пехоту. Привезли на полуторке на передовую под вечер. Покормили хорошо: каша с тушенкой. Потом по окопам прошли политрук с комсоргом и сказали: «На рассвете, после артподготовочки – в атаку пойдем, немцев выбить нужно из этой деревни». После артподготовочки! Ласково-то как сказали! Утром побабахали пушки и – вперед, ура! Высунулся из траншеи, вижу – один упал, второй, третий… Я вообще-то с детства был трусливым, а тут – такое! Короче, из траншеи вылезти я не смог, ноги не слушались.
Атака наша захлебнулась. Через меня перепрыгивали уцелевшие наши бойцы. Я упал в траншею на свою винтовку. Почувствовал: по мне кто-то топчется. Понял: немец! Он ерзал по мне ногами, думал – труп, часто портил воздух и даже на меня малую нужду справил, гад! Это меня так взъярило, что очень захотелось его убить.
Прошло какое-то время. Мне показалось – вечность. И вдруг слышу далекое «Ура!», потом «ура» подкатилось ближе. Немец сверху засуетился, снова заерзал, потом убежал. А «Ура» – уже прямо над головой. Тут вскочил я, схватил винтовку и выпрыгнул из траншеи. Выпрыгнул – и с криком «Ура!» пошел вперед. Меня догнал политрук. «Ура! Вперед, Ефремов!» И как фамилию-то запомнил?
Деревню в тот раз мы все же взяли. Когда обосновались, пришли политрук с комсоргом. Политрук сказал: «Равняйтесь на Ефремова – вот это герой!» Это я-то? На второй день сам комбат вручил мне медаль «За отвагу». Признаюсь, такой стыд меня изнутри разъедал за мой страх в траншее, но от награды я не отказался, сказал про себя: «Ну, теперь держись, гады!» А потом – пошло-поехало. Бывало, перед атакой пробегает по траншее политрук – и мне: «Слушай, Ефремов, ты парень отчаянный. Я тут вокруг тебя несмелых поставлю. Они ребята хорошие, но ты за ними присмотри, подбодри. Не мне тебя учить». А что мне оставалось делать? Только отчаянным быть, медаль «За отвагу» оправдывать. Ведь это она с меня страх перед войной окончательно сняла. Я уже ничего не боялся. Всегда стремился быть впереди и товарищей за собой вел. Войну закончил в Берлине. Два Ордена Славы. Вот и все, если коротко».
Резюме подвел бригадир Саша: «Дядя Гена, немножко войны тебе, видать, не хватило, а то был бы ты полным Георгиевским кавалером!» Дядя Гена вздохнул: «Войны всем хватило, Саша. И мне тоже. И не дай Бог её никому…» Помню, что после этих его слов в агрегатной как-то тихо стало. И каждый о чем-то задумался… И работали, помню, мы в тот день, как для фронта. Ведь ремонтируемый нами эсминец тоже участвовал в войне – с японцами, на Дальнем Востоке.
Такая вот история…
