Подарочный прикид
1. Поставили на кон
не журавля – сороку,
и отдохнув с утра
до положенья риз,
подарочный прикид,
фуфай второго срока,
с отпетою братвой
мы разыграли приз
продулись в пух и прах:
сдав малую синицу
и в небе журавля, сороку,
наконец.
Кто с ними не играл,
перевернёт страницу,
и, похвалив себя,
воскликнет: молодец!
Поди-ка, угадай: кому сияет Вега,
кому виляет щука плавником
в пруду?
Всего-то ничего,
лишь пролетит полвека,
и каждому из нас
воздастся по труду.
2. Ноябрь. В полях давно
белеет снег,
но далеко не убежишь на лыжах,
мы переходим на короткий бег,
челночный шаг под тенью
стройных вышек.
Промотан до конца
двадцатый век,
а век грядущий, ясно, –
будет рыжим,
прикормленным среди
бетонных вех,
старанием говорунов и выжег.
Буреет воздух новых катастроф,
добро бы катастроф,
а то безумий,
вот-вот пожар от тысячи костров
заменит нам один большой
Везувий.
* * *
как славно пить в ночи
анисовую водку,
а градус понижать
припасенным ледком,
и чтоб не простудить
натруженную глотку,
подогревать её горячим
матерком,
чтоб ощутить в крови,
как отступает время
с Шантарских островов
на жаркий материк…
ты не один, как перст,
тебя встречает племя
сородичей твоих,
даруя счастья миг…
быть равным среди них
в набедренной повязке,
а для прилива сил
отлавливать форель,
для продолженья рода,
сочиняя сказки,
подыгрывать подруге
в дудочку-свирель,
пока не рассветёт и утро
не настанет,
петух не прокричит
своё ку-ка-ре-ку!
Ты встанешь с лежака,
откроешь в небо ставни
и, если хватит сил,
согреешь кипятку…
* * *
сонный морок висит
над моей головой,
кочевряжится, ячится, кичится,
шепчет на ухо:
«ты постсоветский изгой…
для статистики
в энном количестве,
сколько в новой стране вас,
таких бедолаг,
по российским просторам
корячится,
не вместил бы в себя
никакой вас Гулаг,
в том числе,
в человеческом качестве.
Не нашлась бы вам пайка
в тридцатых годах,
как её не пили, ни откатывай,
и как нынче живется –
не стоит гадать,
и пустое на завтра загадывать».
* * *
о том, что не в чести,
поведают сороки,
а как я бедовал,
про то смолчат скворцы,
о том, что сочтены
мои земные сроки
досрочно огласят
лукавые ловцы.
Сведут в один гроссбух
все прошлые попытки
за красные флажки
с дороги сигануть,
поставят мне в начёт
житейские ошибки,
но умолчат, что я не дал
себя согнуть.
Я не был приручён
к кормушке мародёров,
и ровно жил на то,
что труд давал монтёра.
Явившейся на свет уже
в конце апреля,
включился в общий хор
к весенним голосам,
всю жизнь не принимал
сусальной акварели
и противостоял на льдине
сам на сам.
