В начале 1970-х меня направили работать на Ордена Ленина линейный ледокол «Москва» Дальневосточного пароходства. В те годы пароходство значительно пополнилось новыми судами, построенными в Польше, ГДР, Югославии, так как для перевозки генеральных грузов, леса, нефтепродуктов в северные районы страны судов требовалось много. За летнюю навигацию некоторые суда делали по три рейса. Охотское побережье, Магадан, западный берег Камчатки, Анадырь, бухты Провидения и Угольная, Чукотка, Певек, о. Врангеля – вот основные пункты доставки грузов. А ледовая обстановка в Охотском море в мае не способствовала свободному заходу судов в назначенные районы.
Очень часто на палубах судов оборудовались кошары под перевозку свиней, молодняка крупного рогатого скота. Во всех портопунктах, а особенно на полярных станциях, выгрузка грузов ложилась на плечи экипажа. В бухте Провидения брали на палубу самоходные баржи и трактора. Хлопот за рейс у экипажа было выше крыши. Традиционно ледоколы «Москва», «Ленинград» выходили из Владивостока в свои арктические рейсы в самом начале мая с полными запасами воды и топлива – для пробивки во льдах перемычек в бухты Провидения и Угольная. Трудная это была работа для машинной команды. На ледоколе нет машинного телеграфа в традиционном понимании. Ледокол – это дизель-электроход, управляется с мостика тремя позиционерами, похожими на машинный телеграф, которые имеют двадцать четыре позиции по изменению хода. При пробивке перемычек в бухтах Провидения и Угольной сутками изменяли позиции: двадцать четыре – вперед до упора в сплошной лед и двадцать четыре – назад.
Ледокол «Москва» имел довольно мощную силовую установку. В двух отделениях было установлено по четыре дизель-генератора «Вартсиля-Зульцер» мощностью 3250 л. с. каждый. Общая мощность – 26000 л.с., или 18000 киловатт. Работали они на пределе. Вырабатываемая электроэнергия подавалась на четыре гребных электродвигателя, работавших на три винта, средний и бортовые, причем на средний винт работало на общем валу два электродвигателя по 4500 киловатт каждый, а на бортовые винты – по одному электродвигателю той же мощности. Все винты были из нержавеющей стали, лопасти съемные. Средний винт весил 33 тонны! Кроме того, имелась электростанция из семи дизель-генераторов для обеспечения работы силовой установки и всех судовых нужд: насосов, кранов, жилых помещений, котельной установки и т. д. Мощность главных дизель-генераторов напряжением 600 вольт использовалась только на гребную установку. Чтобы обслуживать, содержать в постоянной готовности, ремонтировать дизеля, подбирался штат из механиков, мотористов, электриков, токаря и сварщика. С начала мая по начало ноября (приход к 7 ноября) дизельно-электрический состав нес постоянно ходовые вахты. Это полгода! Даже при стоянке в п. Певек, в случае благоприятной ледовой обстановки, этот порядок несения вахт сохранялся. В Певеке находился штаб проводки арктической навигации, создаваемый из механиков-наставников и капитанов службы морской инспекции и мореплавания пароходства. Контакт штаба с ледоколами был особенно тесен, так как от их нормальной работы зависела проводка караванов в пункты назначения.
На ледоколе «Москва» работал я с 1970 по 1972 год в должности сначала второго, а затем старшего дизельного механика. Без отпусков и отгулов. Там же, с 1967 по 1971 год, в должности второго электромеханика работал мой однокашник и друг Рогожников Петр Дмитриевич. Вахту мы несли с нуля часов и до четырех и с двенадцати до шестнадцати. Но работы хватало и после вахт. Нагрузка на механиков была очень большой. Отдыхать приходилось урывками. Лопались крышки цилиндров (а их на восьми дизелях было семьдесят две!), цилиндровые втулки, мотылевые подшипники – почти ежесуточно. И все надо срочно ремонтировать! Учитывая ограничения по высоте в машинных отделениях, ремонт дизелей просто выматывал. Я как второй механик непосредственно отвечал за все дизеля, их ремонт и обслуживание, так что эту работу знаю досконально, что дает мне, надеюсь, право писать об этом.
Среди механиков пароходства суда ледового класса (дизель-электроход «Амгуема») и ледоколы считались тяжелыми, и направление отделом кадров на работу на них воспринималось как наказание. Существовал неписаный закон: каждый механик должен был два года отработать на ледоколе или на судне ледового класса. Второй механик был один, третьих – два, а четвертых механиков – аж шесть, так называемых дизельных. Старших мотористов было двенадцать, ну и мотористов первого и второго класса – двадцать. Даже вот такое перечисление всех «достоинств» ледокола может утомить любого человека, особенно не связанного с работой судового механика. Для нас эта работа была действительно как наказание, и любая возможность передыха воспринималась как подарок.
Июль 1971 года в районе Певека принес хорошую погоду: суда шли своим ходом, и ледоколу представилась редкая возможность постоять несколько дней в порту. А у Петра Рогожникова в июле день рождения, исполнилось 35 лет. Решили воспользоваться стоянкой и отметить эту дату. Отстояв дневную вахту, поужинав, решили обратиться к старшему дизельному и старшему электромеханику с просьбой освободить нас от ночной вахты и разрешить выйти только с 12.00 на следующий день. Особой работы не предвиделось. «Добро», полученное от наших непосредственных начальников, по всем уставным положениям являлось законным. Посчитали, что к главному механику, по существующей субординации, обратятся наши старшие. Поскольку времени до ноля часов было не так уж много, заказали на камбузе за свой счет достойный харч, а сами, захватив с собой старшего электрика Бориса Сироту, двинули в поселок, чтобы купить кое-чего на именинный стол. Настроение было приподнятое, и никто и ничто, казалось нам, не могло его испортить.
Ледокол всегда становился кормой к причалу. На берег была подана мощная сходня с поручнями. Сойдя на берег, как всегда, осмотрели корму судна, борта (ведь работали во льдах!). Увидели, что по вертолетной площадке – она над кормой палубой выше – прогуливается наш главный механик. Нас он не окликнул (ведь уходят оба вторые!), и мы поняли, что старшие уже доложили ему о нашем плане на вечер. Мы знали характер главного механика, и какое-то нехорошее предчувствие в душе возникло, и , закурив, двинулись в поселок.
Сразу за портом – шашлычная, какой-никакой островок цивилизации. Зашли, конечно. Шашлык из оленины – неплохое начало для дня рождения. Очередь – человек десять. Встали. Осталось два человека перед нами, как входят в шашлычную наш доктор и старший дизельный Пашин. Увидели – и с возгласом «Вот и наша очередь подошла!» стали впереди нас. Ладно, смолчали. И надо же было так произойти, что как только новоявленные «очередники» взяли по шашлыку и стакану портвейна, шашлыки закончились. Остались куры. Ну что делать? Взяли по порции кур, вина и под хахаканье Пашина встали у соседнего столика. Его слова «Ну, как шашлыки, именинник?» очень обидели. Допили вино, не доели кур и под его смешки ушли. Неплохое начало!
Нам сказали, что хорошее вино продают в поселке за Певеком, надо только перевалить через небольшую гору по дороге. Транспорта никакого. Пошли пешком. Поход оказался удачным, и вот именинные бутылки – в сумке. Гору одолели довольные. Уже подходя к порту, увидели, что от гастронома идут люди с сетками, полными яблок. Сразу же зашли: это ж здорово – в Арктике на именинном столе яблоки! Человек пятнадцать в очереди. В магазине слякоть: ночью шел дождь со снегом. За три или четыре человека до продавца входят трое старых знакомых Петра с ледокола «Микоян», просят пустить их впереди себя. Прямо рок какой-то над нами! Соглашаемся, но зашумела очередь: «Вот кого они поставили – пусть возьмут, а этих троих из очереди выкинуть!» Скандал не утихал, и нас уже потянули за рукава. Спасибо, вступился один мужчина: «Они точно с ледокола! Доставку снабжения нам обеспечивают. Пусть возьмут!» Крики из очереди: «Только по одному килограмму им!» Все же дали по два. А сумок – никаких. Видим – у окна газеты продают. Купили несколько штук, быстро свернули один большой кулек. В самой очереди стоял наш именинник, а мы с Борисом – сбоку. Отдали Петру кулек, продавец ссыпал весовой чашкой в него яблоки, и мы стали выдирать Петра из возмущенной очереди. Он брыкается, оглядывается и все пытается передать кулек нам. Его выталкивают, он падает на грязный слякотный пол, и наши яблоки – веером по полу, в слякоть и грязь. Вот невезение! Собрали с грязного пола яблоки, но помыть, естественно, негде. Купили еще газет, кое-как упаковали и, несколько расстроенные, пошли в порт. Но тут именинник говорит: «Что-то нет уверенности, что на судно вернемся благополучно. Давайте-ка отметим наш поход прямо вот тут, пока еще что-нибудь не приключилось».
За магазином сели на какие-то ящики, достали бутылку портвейна. Все вина, поставляемые на Крайний Север, закупоривались настоящими пробками и заливались спецсоставом, но Борис Сирота открыл ее одним ударом. Обтерли платками каждый по яблоку и из горла осушили портвейн. Закурили, даже и не предполагая, что вместе посидеть за именинным столом на судне не придется. Докурили сигареты, поднялись и пошли на свой орденоносный ледокол.
Наш поход занял около двух с половиной часов. Весь вечер еще впереди! Тем более что в это время в Арктике полярный день. Подходим к трапу и видим, что на вертолетке снова гуляет главный. Сердце екнуло: что-то придумал он для нас. Называет меня по имени и кричит: «Поднимись сюда!». Мы переглянулись, я отдал свою ношу имениннику и пошел на вертолетку. Главный начал без предисловий: «Твой дизельный, ответственный за седьмой и восьмой двигатели в кормовой машине, обнаружил течь масла в масляном холодильнике. Завтра утром можем отойти. Надо срочно течь найти и устранить!». Не старший дизельный мне это говорит (тот сам на берегу), а главный! Ведь мой дизельный мог уже провести подготовительную работу: приготовить инструмент, приспособления, спустить из холодильника воду, приотдать гайки крышек холодильника, приготовить тали. Да и вообще сделать эту работу без меня. Я зашел в каюту Петра, рассказал, что мне предстоит. Вся работа, если все пойдет нормально, займет три – четыре часа. Пошел к себе в каюту, переоделся, поднял своего дизельного и спустился в машину. Когда сняли крышки, запустили масляный насос, нашли незначительную течь двух трубок. Устранили течи вальцовкой, опрессовали, все собрали на место. Я запустил двигатели, убедился, что все в порядке, остановил. Доложил об этом главному. Дизельному говорю: «Спасибо тебе за праздник. Давай убирай все по местам, убери грязь, что тут развезли». Он мне: «Валентиныч, да я хотел без тебя начать. Но главный запретил. Сказал: «Придет Валентиныч – тогда начинайте».
А ведь он знал, что мы пошли за вином! Ладно. Иду в каюту, переодеваюсь, иду в душ, затем к имениннику. Там все в полном расстройстве. Петр, так меня и не дождавшись, лежит на диване. Бориса нет в каюте. «Праздничный» стол тоже в «печали»: что-то съели, что-то не тронули, вина осталось две бутылки. Время – 0.30. «Давай-ка, друг, поднимайся с дивана, отметим наш праздник!» Отметили. Порассуждали о жизни нашей, о том, как прав был персонаж Михаила Ульянова в фильме «Председатель», когда сказал своему другу в трудную минуту: «Да сколько ж еще сволочей на белом свете!» В четыре утра после вахты к нам зашел второй штурман Артур Калван. На вопрос, когда отойдем, он с удивлением сказал: «Откуда вы взяли, что завтра отход? Никакого отхода не ожидается, прогноз отличный».
Вот уж действительно нам дали понять, кто мы и как должны жить на ледоколе. Не понятно было только: с какой же целью и именно в день рождения? Хотя нам было ясно (и тогда, и сейчас), кому это хотелось сделать и что нам дали понять: не нарушайте судовые правила. В прежнем, советском Уставе службы на судах МФ СССР был небольшой раздел – «Судовые Правила». Их было девять. Так вот одно из них гласило: категорически запрещается приносить и распивать на судне спиртные напитки! Формально правильно, а по существу… «Наука» была преподнесена нам с ядовитым мастерством.
Прошло сорок лет с того дня, многое забылось, но день рождения моего друга, «отмеченный» в порту Певек на ледоколе «Москва», не забыть. И ведь как сложилось: столько неудач в тот день! Вроде бы сама судьба была против нас! Всесилен Устав, написанный кровью моряков!
