КАРДИОХИРУРГИЯ
Живёшь на свете белом и не перестаёшь удивляться жизненному укладу, поступкам и характерам людей, с которыми по воле случая приходиться сталкиваться. По уровню образованности, воспитанности все мы, конечно, разные. Но ведь люди должны быть наделены способностью сопереживать, сочувствовать, поддерживать добрым словом или советом, вселять надежду в лучшее. И как часто сталкиваешься с равнодушием, обжигаешься о несправедливость.
В декабре прошлого года родилась моя внучка Ксения. Я пристально наблюдала за её развитием: первые гули, первое слово, первый зуб. Ласково называла ребёнка Усиком. В пять месяцев девочка стала проявлять активность: упираясь лбом в постель, таранила препятствия, возникающие на пути, ноги и руки находились в постоянном движении. Усик морщила носик, при этом у неё сужались глаза, вытягивались губы, и рождалась милая, добрая, открытая улыбка маленького человечка, говорящая:
– Люди, я люблю вас! Я люблю этот мир! Я счастлива, что вижу белый свет: маму, папу, кота Гошаню…
Но наша радость омрачена была известием о врождённом пороке сердца у ребёнка. Дали направление в областную клинику на Березовой.
Ксения, нарядная, с хитроватой улыбкой и милым прищуром голубых глаз, разглядывала больных, сидящих у кабинетов, и повизгивала тоненьким голоском.
После получасового ожидания вызова мы, наконец-то, входим, полные надежд на квалифицированную помощь. Я строгим учительским голосом отрапортовала:
– Кипреева Ксения Анатольевна, восемь месяцев.
Доктор, приятный молодой человек лет двадцати пяти, слегка подёрнул плечами от неожиданности и попытался втиснуться в мягкую спинку кресла, на котором сидел. Затем поднял на «нестандартных» посетителей умные карие глаза и несколько секунд внимательно изучал нас, не догадавшись предложить молодой маме присесть. Она так и простояла, как часовой.
Доктор, взяв в руки наше направление, вяло прочитал заключение, бросил взгляд в сторону распахнутого окна с видом на пышно зеленеющую рощу и о чём-то надолго задумался.
Усику надоело однообразие, она ловко подобралась к столу, хватаясь за мою одежду. В одно мгновенье бумажки, лежавшие в рабочем беспорядке, оказались в её маленьких ручонках. Раздался визг восторга и радости, слюни брызнули в разные стороны, а свободная рука взлетела вверх, указывая на симпатичного дядю, слегка задремавшего на рабочем месте.
От такого резкого визга врач вздрогнул, грустно посмотрел на нас, подумал и задал, наконец, вопрос:
– Когда вы обнаружили у ребёнка заболевание?
– Доктор родильного дома № 2 на второй день после рождения услышал шум в сердце Ксении и сразу забил тревогу.
– Как ведёт себя ребёнок: много спит, вялый, плохой аппетит? Есть какие-либо отклонения в поведении?
– Доктор, мы никаких отклонений в поведении девочки не замечаем. Ребёнок слишком подвижен, бегает в ходунках, самостоятельно ходит вдоль дивана, играет в «Ладушки», жизнерадостный.
– Ой, бабушка, давайте без эмоций… Вы меня сбиваете с толку. Говорите тише, отвечайте только на мои вопросы. Вы ворвались как вихрь, как буря и требуете от меня всего и сразу…
Молодой доктор вновь нервно подернул плечами, засмущался, сконфузился:
– Не обижайтесь… Но вы так напористы… Слишком большой выдаёте поток информации. Трудно переварить…
Наступила пауза. Консультант собирался с мыслями. Наконец продолжил:
– Она когда водичку из соски пьет, не захлёбывается?
– Ксения никогда не сосала соску.
– А когда принимает пищу, не давится?
– Прикорм производим из ложечки. Ребёнок не давится.
– Задыхается? Бывает ли одышка?
– Ребёнок суперактивен. Не сидит на месте. Хорошо ползает. Быстро самостоятельно садится и опять встаёт на ноги. При ходьбе придерживаем её за одну руку…
– Вот опять вы своими эмоциями и потоками информации загрузили меня…
Помолчал.
– Ну, не обижайтесь…
– Я могу и помолчать. Тогда говорите Вы, расскажите мне, наконец, что за заболевание у моей любимой внучки, ведь это в данный момент волнует меня больше всего на свете.
Ксюха в это время, улыбаясь во весь рот, глядела влюблёнными глазами на красивого молодого дядю в белоснежном халате, хлопала пухленькой ручонкой по столу, требуя веского слова будущего светила науки.
Кардиохирург перевёл взгляд на компьютер, стал нажимать разные кнопки. Строчки прыгали, играя друг с другом в догонялки. Воцарилась тишина.
Оторвавшись от компьютера, доктор вдруг вспомнил:
– Давайте-ка я вас послушаю.
Подчинились. Процедура длилась минуту или менее.
– Не сердитесь, – тихо произнёс консультант. Затем посмотрел кардиограмму. Всё молча. Встал, отодвинул кресло подальше от нас к окну и сделал заключение:
– Будете наблюдаться у высококвалифицированного кардиохирурга. Прививки ставить не противопоказано. А как всё будет дальше у вас проходить – это я предсказать не могу. Может, так и до ста лет проживёте.
– Доктор! Так наша болезнь излечивается современной медициной?
– Вы ещё хотите загрузить меня?! Приёма ждут другие больные…
Наш высококвалифицированный доктор направился к двери, распахнул её перед нами:
– До свидания!
– Только не с вами, – чуть не вырвалось у меня.
В коридоре я крепко-крепко прижала к груди самого лучшего на свете человека, улыбнулась ей сквозь слёзы, а у самой было такое чувство, будто мне плюнули в душу.
Впустую было потрачено три часа жизни…
СХВАТКА НА ВЫЖИВАНИЕ
(из воспоминаний Надежды Киселевой)
Схватка на выживание… Наверное, каждому в жизни приходилось пройти через нее. Только ситуации были разные. А цель одна – выйти победителем. В разгар схватки мы не рассуждаем ни о чем, не анализируем действия. Внутреннее напряжение становится похожим на струну, готовую в любой момент лопнуть. И когда моральные и физические силы истощены, тогда становится все равно. Разум отказывается быть союзником. Только то, что находится внутри нас, природное, заложенное кем-то свыше, не сдается, не дает сбоя до конца, до финала. И не суть важно: человек это или зверь.
Деревня Быстрое. Лето тысяча девятьсот тридцать пятого года. За огородами раскинулись старые пашни. Днем млели от зноя деревья и травы, резвились лишь веселые бабочки и легкокрылые стрекозы. В полдень замерло все – наступил период покоя. Расслабились на время от суетных дел люди, задремала природа. Внезапно окрестности разорвал страшный звук. Рев и рык, слившиеся в одно целое. Небо прижалось к земле, задрожал горячий воздух. Озноб пробежал по телу людей. Слух резанул непривычный звук: боли, горя, отчаяния. Доносился он с ложбины, с хуторских заброшенных пастбищ, на которых пасли деревенских коров. На стадо средь бела дня напала медведица. Она хватила когтистой лапой за спину одну корову, перебила ей крестец. У коровы отнялись задние ноги, и она, осев на кочки, заревела от нестерпимой боли. Рев постепенно перешел в рык. В один миг стадо стало сбиваться в кучу. Животные, почуяв запах крови, стали рычать и бодаться. Глаза обезумели, стали наливаться кровью. Уши навострились, шерсть поднялась. Они готовы были затоптать друг друга, забодать мощными рогами. Не животные, а убийцы. Медведица, бросив пострадавшую корову, схватила за вымя другую, резким движением вырвав все, что могла захватить лапами. Двулетний бык успел подцепить обидчицу острым рогом, отчего зверь пришел в еще большую ярость. Хищница разинула пасть, в которой блеснули огромные белые клыки, окропленные алыми каплями крови. Ноздри раздувались, и вместе с воздухом казалось втягивала в себя царица тайги силу богатых разнотравьем лугов. Под копытами обезумевших животных хлюпала темная жижа, летели в разные стороны куски грязи. Смешалось все: коровы, кочки, небо и земля. А в центре побоища, разрезая воздух грозным победным рыком, билась не на жизнь, а насмерть огромная бурая медведица, мокрая, с всклокоченной шерстью, раненая, но не сдавшаяся. И коровы, подчиняясь ее властному рыку, отступили. Пастух, насмерть перепуганный происходящим, только теперь опомнился и закричал:
– Люди, помогите! Медведица коров дерет!
В деревне во время схватки дребезжали стекла в избах. На место происшествия бросились деревенские мужики, находившиеся дома: дядька Кисель с топором, Клюев с ружьем, Шалягинов с вилами... Всего человек семь. Женщины и ребятишки тоже побежали к обрыву горы, ближе подходить не решались. Мужики палками разгоняли коров, подбираясь ближе, ближе к медведице. Шалягинов ткнул ее в бок вилами. Резко повернувшись, она напала на дядьку Киселя, который успел затолкнуть в оскаленную пасть топорище вместе с рукой. Зверь отчаянно жевал мясо человека вместе с деревом, но кость не повредил. На помощь вовремя пришел Клюев. Изловчившись, выстрелил в ухо медведице, но она успела ободрать ему плечо. Хищница медленно стала оседать вниз, сразу обмякла, затихла, сомлела…
И только в застывших глазах царицы тайги продолжал гореть победный огонь, огонь огромной жажды жизни. Людям было этого не понять. Не каждый способен прочесть в стекленеющих глазах отходящего в мир иной чреду заветных желаний. И только после, немного опомнившись и успокоившись, люди заметили на одиноких сиротливых березах, растущих неподалеку, двух маленьких медвежат. Беззащитные и напуганные, они инстинктивно взобрались на деревья и, притаившись сидели там.
Ночь напролет медвежата орали, как дети. Сердца быстрянских жителей заходились от жалости. Утром собрались мужики, запрягли коней и поехали туда, где вчера разыгралась страшная трагедия. А в час пополудни привезли пострадавших коров, освежевали, мясо продали сельчанам.
С медведицы сняли шкуру, разложили на поляне напротив сельсовета. Сбросили с телеги и тела двух малышей, маленьких медвежат. Они были такие толстенькие, пушистенькие… Словно живые… В них пришлось стрелять, как и в их мать. С берез их не достанешь, никому они не нужны. Зоопарков тогда в глухих сибирских деревнях не было и в помине. Без матери им не выжить, пропали бы, сдохли.
Схватка на выживание… Наверное, каждому в жизни приходилось пройти через это. Только ситуации были разные. Мы, люди, существа разумные. А потому должны уметь любить и прощать. Прощать оступившихся, запутавшихся, разочаровавшихся. А самому, оказавшись у последней черты остановиться, задуматься, задать вопрос: «А имею ли право?» И поступить по велению сердца и совести.
