Мотор «Ямахи» как-то утробно прочакал и над водной гладью залива воцарилась тишина, нарушаемая лишь редкими криками чаек. Катер еще некоторое время шел по инерции, пока на сидящих в нем Андрея Носкова с сыном Сашей не навалилась тень огромной, почти отвесной скалы. Оба поняли, что прибыли в намеченное для рыбалки место. Туман все еще клубился, затрудняя видимость, но уже начал подниматься над водой, обнажая причудливый морской пейзаж. Погода для середины мая была самой что ни на есть рыбацкой: полный штиль, легкая зыбь и невероятная теплынь.
Пока отец возился с постановкой якоря, – тот у него был легкий, но фирменный, адмиралтейского типа, кованный, зацепистый, – сын сноровисто собрал спиннинг, насадил на крючки нарезанного лапшой свежего кальмара и забросил снасть подальше от катера. Поначалу из-за дрейфа грузило не доставало дна, но когда якорь, наконец-то, сработал, Саша сразу ощутил сильный рывок. Сделав подсечку, он тут же отбросил спиннинг и начал вытягивать добычу вручную, перебирая леску руками. На глубине что-то лениво и тяжело дергалось. Андрей любовался рыбацким азартом сына. Сам-то он к фанатам рыбной ловли себя не относил и мотался по здешним бухтам ради ребенка, а выходы в море непременно сочетал с любимым делом – дайвингом.
– Пап, глянь, какое чудище! – нагнувшись над бортом, позвал Саша.
Андрей прильнул к лееру: так и есть, на леске висел бычара с разинутой пастью и жуткими наростами на голове. Крючки безнадежно сгинули в его ненасытной утробе. «Бычков, сынок, не берем!» – сказал Андрей и полоснул по леске ножом. Морской монстр, почуяв свободу, развернулся и, как бы нехотя, завилял хвостом на глубину. Перевязали и вновь закинули снасть. Еще одна поклевка и еще один бычок.
– Придется, сын мой, менять дислокацию. Запомни: если донимают бычки, значит здесь рыбы нет! – сказал Андрей и решительно потянул за шнур якоря.
Но не тут-то было. Как мужик не пыхтел, якорь не отдавался. «Сашок, – обратился отец к сыну, – ты посиди тут, а я нырну, отцеплю якорь, хорошо?» – и полез за водолазным снаряжением. Минут через десять он уже качался на водной глади. Продул уши, стравил через плечевой клапан воздух и, прощально шлепнув ластами, растворился в изумрудной глубине.
В подводную стихию Андрей влюбился еще когда служил срочную на субмарине. Океан представлялся ему каким-то невообразимо огромным живым существом, населенным неисчислимым и разнообразным множеством обитателей, начиная с микроскопических рачков и кончая гигантскими животными. Всякий раз уходя на глубину, он чувствовал себя, как рыба в воде, и не уставал восхищаться неистощимой изобретательностью природы.
Первое знакомство Андрея с подводным миром, правда, вышло экстремальным. Шли как-то в патрульном режиме под перископом чуть южнее Сахалина... Вдруг, по внутренней радиосвязи голос командира: «Стоп машина! Аврал!». Собрали аварийную команду, куда по штатному расписанию входил и Андрей Носков, поставили задачу: устранить намотку на винтах, всплываем! Ныряли с корпуса подлодки поочередно без всякого водолазного снаряжения, намазавшись топленым свиным салом, кромсали ножами спекшиеся рыбацкие сети, пока хватало сил сдерживать дыхание. Мерзли и задыхались, но винты все-таки освободили. Всем объявили благодарность, но четверым купание в холодном океане закончилось лазаретом.
Якорный шнур, который Андрей при погружении использовал, как ходовой конец, привел его к странному предмету, возвышавшемуся над водорослями. Вокруг него роилась туча щетинковых морских червей, здесь же шныряли разнокалиберные ротаны и прочая рыбья мелочевка. Разогнав светом фонаря всю эту живность, водолаз просто онемел: прямо перед ним лениво покачивался сетчатый мешок с грудой обглоданных человеческих костей. Судя по размеру просматривающегося через сеть черепа, это был ребенок. «Не ты ли, сердечный, пропал из поселка Островной?» – от такой догадки Андрей разом вспотел. Пока он раздумывал, что же делать с этой жуткой находкой, наверху пророкотал и затих шум лодочного мотора, а якорный конец трижды нервно дернулся. Водолаз поддул гидрокостюм и следуя за пузырями воздуха, чтобы не закессонить, поднялся
на поверхность.
Первое, что он здесь увидел, была слегка приставшая к его белоснежному катеру обшарпанная «казанка», в которой во весь рост стоял человек в кителе и шкиперской фуражке и о чем-то разговаривал с сыном. Ребенок выглядел явно испуганным.
– Эй, мужик, тебе чего надо? – грубо спросил Андрей, задрав маску на лоб, и двинулся к катеру. Шкипер резко обернулся на окрик и картинно всплеснул руками:
– Андрюха, ты что ли? Вот уж не чаял встретиться. А я шел мимо, смотрю – ребенок один на катере. Думаю, может, случилось что, может, помочь надо.
– Все в порядке! Обойдемся без помощи! – не очень дружелюбно ответил Андрей. Он тоже узнал своего сослуживца, но радости от встречи не испытал. Пока подымался на катер, перебрал в в памяти все, что было связано с этим неприятным типом. Звали его Георгием Портянкиным, обычно просто Жорой. А за глаза – наградили такой кличкой, что и врагу не пожелаешь, – «скунсом». Нет, не за «ароматную» фамилию, конечно, а за то, что когда потел, от него исходил какой-то острый смердящий запах. Он давил его одеколоном, но от этого смесь «ароматов» становилась еще более невыносимой. Жора все набивался в друзья Андрею: то приватно совал ему какие-то фотки в стиле «ню», то предлагал перекинуться в картишки, поигрывая колодой с голыми девками, а то и вовсе затевал разговор «про это». Матросу Носкову эти поползновения были не по нутру и он посылал Портянкина куда подальше. Но однажды ночью, когда Андрей отдыхал после вахты, он вдруг проснулся от ощущения, что чьи-то руки шарятся в его трусах. Ткнув кулаком наугад в темноту, он услышал грохот падающего тела. Включил плафон у изголовья: с палубы, зажимая ладонью левый глаз, поднимался Портянкин.
– Чего дерешься?
– А что ты лезешь, куда не надо?
– Да, я ж хотел... понимаешь? Нравишься ты мне.
– Я тебе девка что ли, чтобы нравиться?
– Нет! Ну, а хочешь, я побуду девкой?
– Это как?
– Как, как? В зад!..
– Так ты гомик? – наконец-то врубился Андрей. Вот что, друг ситцевый, канай отсюда, если еще раз сунешься, я надеру тебе задницу, только красным перцем.
С тех пор никаких отношений с Портянкиным до конца службы Андрей не имел, а при встрече с ним в отсеках подлодки в упор не замечал. Правда, много позже, когда в экипаж пришло пополнение, «сексуально озабоченный» сослуживец, похоже, все-таки «задружил» с одним из салаг. После дембеля лет пятнадцать прошло уж и, если бы еще столько же времени Андрей не видел Портянкина, печалиться не стал бы. А тут на тебе!
– Ну, как житуха, Андрюха? – в рифму по-свойски спросил неожиданный и, главное, нежеланный гость. Ему явно хотелось продолжить разговор.
– Нормально, живу, как могу.
– Кем работаешь?
– Водолазом в плавстройотряде.
– Как семья?
– Как положено.
– А я вот до сих пор холостякую. С бабами у меня как-то не заладилось. Зато работа не пыльная – вожу начальство по островам на пикники. И сыт, и пьян, и нос в табаке. Свобода. Не работа, а сплошной отдых. «А что ты тут промышляешь, если не секрет?» – в голосе бывшего сослуживца проскользнула тревожная нотка.
– Да, вот нырнул, поискать гребешка или трепанга, но здесь даже мидия не водится. Ладно, бывай, нам надо сниматься!
– Ну, будь! А катер у тебя – мечта нанайца, и сын – симпатяга. Будь осторожен, где-то тут маньяк охотится за детворой, слыхал?
– Пусть только сунется.
Дождавшись, когда Портянкин завел свою обшарпанную «казанку» и скрылся за ближайшим мыском, Андрей наконец-то обратил свой взор на сына.
– О чем говорил с тобой этот дядька?
– Да, спрашивал, что я тут один делаю. Я ему говорю, рыбачу с папой, но что-то ничего не ловится. – А где твой папа? – Под водой, отвечаю, он водолаз, сейчас выплывет. И дернул за веревку три раза, как ты мне наказывал. А потом он начал хвалиться, что знает кучу клевых мест, предлагал смотаться туда, но я отказался. И тут вынырнул ты.
– Молодец, сынок! – Андрей поощрительно хлопнул сына по плечу. Этот дяденька плохой, но раз ты со мной, ничего не бойся. Я сейчас еще разок нырну и мы пойдем домой.
– А как же рыба-л-к-а-а? – разочарованно растянул Саша.
– Сегодня не наш день. Все лето впереди, нарыбачимся еще, я тебе обещаю!
Андрей уже решил для себя, что делать дальше. Он достал из бортового рундука под лежаком аварийный буй, отвязал грузило и снова плюхнулся за борт. Тем же способом спустился на дно, привязал к концу, торчащему из-под сетки буйковый шнур и отпустил оранжевый поплавок. Тот, вихляя, ушел на поверхность. Теперь можно было высвобождать якорь. Как выяснилось, своим рогом он угодил в проушину одной из двух привязанных к сети судовых баластин. Андрей легко выудил якорь из плена и воткнул в открытый грунт. И тут в свете фонаря что-то блеснуло. Этим «что-то» оказалась обыкновенная флотская пуговица с якорным тиснением. «Как она могла сюда попасть?» – задал себе вопрос Андрей и стал рассуждать: а что, если при попытке сбросить труп с балластом за борт, пуговка зацепилась за сетку и оторвалась от рукава кителя? Стоп! Китель! А не наш ли «педрило» тут «орудует»? Носков вспомнил, как сверкали на кителе шкипера Портянкина пуговицы, надраенные по старой флотской привычке. И от этой мысли ему стало не по себе...
Спустя два дня на траверзе Скалистого мыса бросил якорь синеполосый милицейский катер. На его борту шли приготовления к погружению. Андрей точно вывел судно на свой аварийный буй, хотя и притопленный специально, чтобы не привлекал внимание посторонних. Он уже облачился в водолазные «доспехи» и помогал одеваться своему коллеге-криминалисту. Тот, видать, нечасто пользовался снаряжением, поэтому процесс несколько затянулся. Наконец напарник сделал характерный жест рукой: «Пошли!» и оба водолаза синхронно кувыркнулись в воду. За ними на глубину пополз новый синтетический канат. Через десяток минут томительного ожидания фал резко дернулся. Это означало сигнал «вира». Двое крепких парней в форме с немалыми усилиями, перехватывая друг у друга конец, вытащили на палубу сетку с балластом. Тяжко пахнуло тленом. Осмотрев и сфотографировав поднятый со дна груз, криминалисты отстегнули баластины, распустили сетчатый мешок и переложили его содержимое в полиэтиленовый пакет. Оформляя протокол осмотра места происшествия, следователь прокуратуры Латышев допросил и Андрея. Точнее, даже не допросил, а просто поинтересовался его соображениями о случившемся. Надо сказать, Носков и сам уже пару суток мучился над этой дилеммой: рассказать или смолчать, быть или не быть?! Озвучишь свои подозрения, а вдруг оговоришь человека, пусть даже он и подлец конченый. Утаишь, не будет у следствия зацепок, дело останется нераскрытым, а преступник безнаказанным.
– Ладно, – согласился Андрей, – я поделюсь своими подозрениями, но они настолько субъективны, что если, не дай бог, они окажутся ошибочными, меня можно будет смело привлекать к ответственности за клевету.
– Хорошо, Андрей Владимирович! Обещаю: мы всё очень деликатно проверим, а ваше имя не будет фигурировать в деле.
Тогда Носков достал из нагрудного кармана ту злополучную пуговицу и высказал свои догадки относительно шкипера, человека с нетрадиционной сексуальной ориентацией и явно нездоровой психикой, который вполне мог переквалифицироваться в педофила. Следователь внимательно выслушал собеседника, не перебивая, только уточнил, не сохранились ли на пуговице обрывки ниток. Оказалось, не сохранились. Сделав пометки в блокноте, прокурор поблагодарил водолаза за информацию и пообещал держать его в курсе дела. На том и расстались.
Больше по этому неприятному поводу Андрея никто не беспокоил и он был даже рад этому. Однако уже в конце зимы он получил приглашение в прокуратуру. Знакомый следователь Латышев извиняющимся тоном сообщил, что предложенная им версия о возможном фигуранте уголовного дела – «шкипере-педофиле» не нашла своего подтверждения. Это показала экспертиза поднятых со дна вещдоков, а также обыск на катере с бортовым номером 1239. Найденные баластины не соответствуют типоразмеру и маркировке судовым. Сетчатых мешков на борту тоже не обнаружено. Сравнительный анализ найденной пуговицы и пуговиц на кителе шкипера показал – они не идентичны ни по составу металла, ни по способу штамповки. Так что оснований для привлечения Портянкина к уголовной ответственности, увы, нет. Но мы проверяем и другие версии, ищем свидетелей, все три уголовных дела, связанных с пропажей детей, мы объединили в одно. Так что сложа руки не сидим, работаем.
– А самого Портянкина допрашивали, что он говорит?
– Вину свою категорически отрицает, а все подозрения в его адрес считает абсурдными.
– Я так и думал. Прощайте!
Из прокуратуры Носков вышел с тяжестью на душе. Он чувствовал: встреча с Портянкиным неизбежна. Наверняка тот узнал, кто наводчик, откуда ветер дует и затаил злобу. И встреча состоялась. Где-то через месяц после открытия навигации для маломерок Андрей решил сходить на катере к Черным скалам поохотиться на осьминога. Сына с собой не взял, хоть тот и слезно просил. Пригнав катер в намеченное место, Андрей закрепил его на якоре, надел водолазную амуницию, закрыл на замок каюту и ушел под воду. По опыту водолаз знал, что спрута надо искать в каменных расщелинах и он посветил фонарем в одну из них. Оттуда стремительно выскочил небольшой осьминог и метнулся куда-то вниз, в темную пропасть. Это был тектонический разлом. Преследуя головоногого, Андрей спустился до отметки 27 метров – он машинально глянул на глубиномер – и вошел в огромный подводный грот, обросший балянусом и мидией. Где-то здесь исчезла и затаилась его добыча. Тут уж взял свое азарт: водолаз решил, если и не добыть осьминога, то хотя бы обследовать столь неожиданно открывшуюся ему морскую пещеру. Высвечивая борта этого нерукотворного подводного сооружения, дайвер поднимался все выше и выше и, наконец, вышел на поверхность. Прямо над головой завис огромный каменный купол, рассеченный трещиной, через которую струился слабый дневной свет. Обращал на себя внимание и довольно широкий каменный уступ, чуть возвышающийся над водой. На нем Андрей даже отдохнул перед новым погружением. Но пора было возвращаться. Проделав обратный путь, водолаз по пути наколол в питомзу пяток камбал и вынырнул рядом с катером. Едва успел он перебросить питомзу и подводное ружье через борт, как услышал рев мотора. Прямо на катер полным ходом шел «горбач». «С ума сошел что ли?» – подумал Андрей и на всякий случай переместился к корме. А судно даже не думало сворачивать, перло напролом. Буквально за несколько секунд до столкновения водолаз, отчаянно работая ластами, развернул корму таким образом, что «горбач» пролетел мимо, зацепив нос катера лишь одним кормовым кранцем. Цепь хряснула, кранец улетел в воду, а катер Носкова от удара чуть не зачерпнул воду. Из рубки высунулась ощерившаяся рожа Портянкина:
– Это тебе, сволочь, мое первое китайское предупреждение за стукачество! – заорал он. Следующий раз пойдешь на корм рыбам! А с сыном твоим я еще потешусь... Негодяй еще что-то выкрикивал, но слов уже было не разобрать.
«Это мы ещё посмотрим!» – со злостью подумал про себя Андрей, осматривая носовую часть катера. От удара хромированный леер оказался смятым, а фальшборт разбитым. По форштевню, не доходя до уреза воды, пробежала трещина. «Ничего, все это поправимо» – утешил себя хозяин катера и на душе вроде даже полегчало.
Весь следующий месяц, пока шел ремонт катера, Андрей разрабатывал план мести. И к моменту спуска его на воду он уже взял отпуск, подобрал все необходимое снаряжение, подкупил нужную «по сценарию» мелочевку. И вот он уже держит курс на облюбованные Черные скалы. Место хоть и жутковатое, но красивое. Прямо от материнской скалы, причудливо «изможденной» складками и уступами, в море уходит гряда каменных столбов мал мала меньше. Если смотреть издалека, кажется, будто некий исполинский ящер выполз на берег погреться, оставив свой хвост-гребень в воде.
Здесь Андрей и решил осуществить свой замысел. Закрепив якорь, он достал взятый напрокат в ателье детский муляж, набросил на него одежду сына, усадил на баке, привязал спиннинг и залег в каюте. Однако день прошел впустую. Мимо вдалеке то и дело сновали лодки, катера, пароходы. Но к одинокому рыбаку никто интереса не проявлял. В таком же духе были потеряны еще два дня. Тогда Андрей договорился с коллегой по работе о сеансе радиопереговоров и снова прибыл на место. В назначенное время в динамике миниатюрной японской радиостанции раздался долгожданный вызов:
– Борт 4230, прошу на связь!
– Я борт 4230, кто вызывает?
– Борт 2217, идем на 27 канал!
– Понял, на 27-й.
Андрей, поиграв сенсорными клавишами пульта, нашел нужный канал и услышал:
– Андрей, слышишь меня, это я, Сергей!
– Да, говори, Серый!
– Ты где находишься?
– У Черных скал.
– Один или с сыном?
– Да, Саша со мной. А ты что, не придешь на рыбалку?
– Извини, старина, с утра срочная работа подвалила.
– Жаль, тут клюет по-черному. А я еще и понырять хочу.
– Ладно, какие наши годы, еще поныряем.
– Ну, давай, удачи тебе!
– Тебе тоже, пока!
Связь оборвалась, но если шкипер следит за эфиром, а он должен следить, то клюнет, непременно клюнет, решил Андрей. И стал ждать, на всякий случай до пояса надев водолазный костюм. Часа через два у ближайшего мыса бросил якорь катер, по очертаниям смахивающий на «горбач». От него отвалила моторка и направилась в сторону «одинокого рыбака». Андрей в считанные минуты набросил на себя недостающую «снарягу» , скрытно скользнул за борт и дальнейший ход событий уже наблюдал из-под кормы своей белоснежной «Чайки». Метров за двести лодочник загасил мотор и перешел на весла. Так он, внимательно оглядывая водную гладь и, видимо, опасаясь, не мелькнет ли где-нибудь на поверхности голова водолаза, доплыл до катера Носкова.
– Ну, как нынче клев, братишка? – обратился он к сидящему к нему спиной юному рыбаку. В ответ – молчание. «Ты что, глухой? – Портянкин, а это был именно он, задрал весло на борт катера, не вынимая его из уключины, и шагнул на палубу. Он тронул «сосредоточенного рыбака» за плечо и тот молча завалился на бок. Шкипер понял, что повелся на куклу и даже больше – стал жертвой козней его врага, резко развернулся и... увидел отходящую от катера «казанку». Он сиганул в воду и поплыл ей вдогонку. И вдруг почувствовал, как кто-то властно потянул его на глубину.
Очнулся уже на катере со связанными ногами и почему-то одной левой, правая рука была свободна.
– Ну, что ожил? А я уж думал Богу душу отдал, хотя какому Богу? Ты уж давно продал ее дьяволу и гореть тебе в геенне огненной – Андрей говорил спокойно и хладнокровно. Он был в водолазном костюме, сняв с себя лишнее.
– Развяжи меня! Что за цирк? – Портянкин перебрал свободной рукой свои путы, пытаясь развязать, но понял – все на морских узлах. К ногам была приторочена двухпудовая гиря.
– Сейчас тебе будет не до смеха, – угрожающе пообещал Носков своему сослуживцу, Ты напишешь «оперу» для прокурора, разумеется.
– О чем это ты?
– О твоих маниакальных деяниях, ведь это ты, гнида, ублажая свои похоти, угробил пацанов. Будь я хирургом, отрезал бы тебе хозяйство под самый корень и живи себе дальше. Увы, наши законы больше на стороне преступников, чем их жертв. Но есть законы чести и совести, закон справедливости. Хотя для тебя это пустые слова. Бери, гад, ручку, бумагу и пиши, где, когда и при каких обстоятельствах ты похищал детей, как над ними надругался, как убивал и где прятал трупы. Один труп я, правда, уже нашел.
– А если не напишу?
– Сброшу тебя на дно морское, как ты это проделывал с детьми.
– Ну, ладно, все равно на суде я откажусь от показаний. В живых-то оставишь?
– Оставлю.
Портянкин нехотя придвинулся к раскладному столику, взял ручку и начал писать. Писал долго, мучительно, зло посверкивая глазами в сторону Носкова. Тот внимательно следил за текстом и где-то уже на третьей странице, сказал: «Стоп! Достаточно, этого хватит, чтобы засадить тебя на пожизненный срок! Допиши еще следующее: «Я искренне раскаиваюсь в содеянном и сам себе выношу приговор. Если я исчезну, значит я привел его в исполнение. Написано мной собственноручно и добровольно, в чем и расписываюсь». Написал? Теперь вложи свою писанину в конверт и подпиши адрес прокуратуры. Когда Портянкин закончил, Андрей взял заранее приготовленный пузырек хлороформа, вылил его на полотенце и навалившись на противника, зажал ему рот и нос. С минуту тот подергался и обмяк. Дальше Носков уже действовал механически, как робот. Натянул на спящего Портянкина старенький комплект дыхательного аппарата и свинцовый пояс, надел свое снаряжение, срезал гирю с ног шкипера и погрузился вместе с пленником в воду. Держа его за веревку, как бычка, потянул на глубину. Через несколько минут оба очутились на поверхности открытого Носковым подземного озера. Андрей сбросил с Портянкина акваланг, стравил из него воздух и вместе с балластом опустил на дно. Шкипера же вытолкнул на торчащий из воды уступ и стал плавать в ожидании его пробуждения. Наконец, тот зашевелился.
– Ну, что очухался? – водолаз направил сноп фонаря на очумевшего Портянкина. Вот и час расплаты настал. Здесь мы с тобой и расстанемся, и пусть судьба нас рассудит. А я брать грех на душу не хочу. В отличие от тебя, я даю тебе шанс на жизнь, если ты без акваланга преодолеешь 25-метровую глубину и выберешься из этого грота. Повезет тебе, пойдешь под суд. Не повезет, извини, дружище, кстати, ловцы жемчуга ходят и на такую глубину. Прощай!
– Постой! Не бросай меня! – крикнул Портянкин.
Андрей натянул маску на лицо, кувыркнулся в воде и, шлепнув ластами, пошел на погружение. Он успел заметить, как узник грота кинулся вслед за ним и погреб на глубину. Но сразу отстал и растворился в темноте. Носков вернулся на катер, подождал с полчаса, поглядывая, не вынырнет ли из-под скалы рыжая голова, но так и не дождался, завел катер и взял курс на город. По пути, проходя мимо болтающегося на якоре «горбача», сбросил письмо в открытый иллюминатор ходовой рубки. Потом уж по слухам выяснил, что с прогулочного катера бесследно пропал шкипер, а у Черных скал нашли затонувшую алюминиевую моторку. Сообщений о пропаже детей больше не поступало.
