Луч солнца весело скользнул по моей кровати, и я проснулся. Открыл глаза и тут же зажмурился: почему не задёрнуты шторы? Куда домработница Галка вчера смотрела? Ладно я, у меня оправдание есть: вчера поздно явился, причём не совсем в трезвом состоянии, но эта... Воображает, что в университет поступит. Знаем мы таких воображал. Парень, видите ли, у неё есть. Что ж... Если есть парень, пусть её содержит, не позволяет в лучших домах прислугой работать. Нужно будет с отцом поговорить, чтобы выгнал её к чёртовой матери. Этак и ослепнуть можно: солнце – в глаза! А ходить с тросточкой я пока не собираюсь, увольте!
Долго я лежал и размышлял, однако пользы это не принесло. Только солнце стало светить ещё ярче – начинался день, и с этим я ничего не мог поделать.
Нехотя встал и потянулся. Ну ничего, сегодня воскресенье, можно погулять на всю катушку. Хотя летом каждый день – воскресенье: занятия-то на моём любимом юридическом начнутся только в сентябре. Ещё можно было бы куда-нибудь съездить, в Австралии, например, я ещё не бывал. Это отец – скупердяй, ничего-то у него не выпросишь. Дядюшка Скрудж из американского мультика! Ну ничего, на Таити-то я в этом году слетал? Слетал. А лето длинное: если каждый месяц куда-нибудь летать, то, пожалуй, папиных миллионов ненадолго и хватит. Кто тогда мою учёбу оплачивать будет?
Натянув футболку и джинсы, я спустился вниз, перехватил на кухоньке бутербродик с красной икоркой и почувствовал себя по-настоящему счастливым. Вон, в каком коттедже живу: трёхэтажный, с чудесным парком вокруг. Ещё бассейна крытого не хватает да лошади собственной. Ну ничего, мне восемнадцать скоро, на лошадь отец-то разорится, куда денется?
Но до восемнадцатилетия ещё ой как далеко, а деньги сейчас нужны. Надьку-то нужно в кино сводить да в грязь лицом не ударить: когда ещё с сынком миллионера гулять будет? Не всем же, как мне везёт, не все могут в будний день икорку с хлебушком покушать.
Слышите неторопливые шаги по лестнице? Это, конечно, моя новая мачеха, Ирина Аркадьевна, и нужно попытаться добыть у неё немного деньжат.
– Добрый день, Ирина Аркадьевна, – сухо улыбаюсь я, желая показать, что терпеть её не могу, – мне срочно нужны деньги.
– Ты их не получишь, – смеётся она, точно я анекдот только что ей рассказал, – тебе отец и так выдаёт больше, чем нужно. Ты ещё не работаешь, чтобы много денег в кармане носить.
Каково? А она-то работает? Живёт за чужой счёт, как вша на человеке, а ещё взрослой хочет казаться, заботливую мамушку изображает! Нет уж, маменьки мне не надо, обойдусь как-нибудь.
– Ах, не получу? – рассерженно кричу я, – тогда отец узнает всё о некоем Василии Егоровиче Иванове. Старая русская фамилия, не так ли? А может вы думали, что можно и с отцом забавляться, и романы на стороне крутить? Нет уж, не пройдёт. Впрочем, за небольшое вознаграждение я готов на время забыть о вашем очередном увлечении. Итак...
– Ты подонок, – сипит она в ответ. А я назло ей весело смеюсь, чувствуя своё преимущество в этой вполне дружеской беседе. Да, я подонок, но у меня на руках козырная карта. Конечно, отвалит мне денег дорогая Ирина Аркадьевна, некуда ей деваться, боится отца-миллионерчика потерять. А потом ещё с неё можно потребовать: как говорится, попалась пташка, будем постепенно ощипывать.
Вскоре я шагал по одной из аллей нашего коттеджного посёлка. Настроение у меня было просто отличное. Сейчас – к Надьке. Сегодня воскресенье, наверняка ещё последний сон досматривает. А тут я с билетами в кино, но это уже не сон, а самая что ни на есть настоящая реальность.
И почему Надька? Других девчонок полно в мире, и каждая липнет к деньгам, как мухи к малиновому варенью. Почему она? Быть может, потому, что именно на деньги ей и наплевать: всего хочет своим трудом достичь. Полы моет в больнице да ещё в аптеке, а вечером в университет учиться бегает. Хочет учительницей стать, что за мечты! Ни карьерного продвижения, ни «капусты» на счету в банке.
Есть в Надьке какое-то стремление вперёд идти. И вообще, кажется, что я просто-напросто влюбился в неё. И хоть в другую страну беги – не спасёт. Любовь – штука сложная, и нужно только идти ей навстречу, чтоб на что-то надеяться.
Отец говорит, любви вообще не существует. Да, ему не повезло с этим. Только ради денег на него и вешаются. А какая же это любовь ради денег? Баловство одно.
...Трёхэтажная развалюха, в которой жила Надька, пряталась в тени могучих тополей. У одного из подъездов о чём-то оживлённо болтали старушки, а где-то рядом лёгкий ветерок играл детским бельём, в котором я чуть не запутался пробираясь к подъезду.
Три этажа, и на каждом по четыре квартиры. Ну и темнота здесь! Ага, стёкла давно выбиты и фанерой заделаны. Так, квартира двенадцать... это три этажа топать надо!
Кругом стены, с которых давно облетела краска, грязный, со времён Мамая немытый пол, а на мне самые лучшие кроссовки и чистая футболка, которая, впрочем, сейчас уже далеко не чистая. Что ж, любовь требует жертв, а порой и немалых. Однако сейчас я позвоню в дверь двенадцатой квартиры, и мне откроет Надька, весёлая, голубоглазая, в простом сереньком платье, которое она сама себе сшила, а потом мы с ней пойдём прогуляемся по городу, я разорюсь и куплю Надьке часики или ещё что. А потом – кино, а значит, ещё два часа вместе! И, быть может, в финале нашей прогулки она меня поцелует...
Да, как хорошо, что сегодня воскресенье!
Но никто не открыл мне в той заветной двенадцатой квартире. Я долго нажимал пуговку звонка, стучал в оборванную дверь, даже пробовал кричать – всё без толку. Никто не подошёл и не спросил, кто там, никто не открыл мне дверь и не запустил в маленькую уютную комнатушку.
Это было рабочее воскресенье. Надька мыла полы в больнице, а может, в аптеке – чтобы подзаработать хоть немного денег и отослать больной матери в деревню.
А я стоял и чистенькими аккуратными ногтями колупал стену, как будто это могло что-нибудь изменить.
