Валерий Пайков
Доктор медицинских наук, профессор (Санкт-Петербург). С 2000 года живёт в Израиле. Автор девяти стихотворных сборников, публикаций в периодике Израиля, Италии, России, США. Участник коллекции «120 поэтов русскоязычного Израиля» (ЭР.А, М–Т-Авив, 2005). Член Союза русскоязычных писателей Израиля.
Я УСПЕЮ
Всё оставлю на осень,
когда ливни, и в доме печально,
и никто не попросит
повторить всё былое сначала
и вернуться к привычке
слушать звёзды, поднявшись на кровлю,
что когда-то привита,
и внезапно разрушена с кровью,
непонятно откуда,
объявившимся, новым пророком.
Та игра неподсудна
даже небу – за давностью сроков...
Слава Богу, что осень,
что дороги от влаги набухли.
Я сумею, но после,
когда смолкнут последние буквы,
распадутся на искры,
освещая проёмы земные.
Я успею, как листья,
прозвенеть вам свои позывные.
НА ВЕЧНУЮ ТЕМУ
Когда море сольётся с небом
и продлится землёй синей,
обращусь я последним снегом,
превращусь в осторожный иней.
Я остался таким же верным –
одолел и костры, и ветры,
непонятные злые веры,
чтоб укутать тоской светлой
каждый вздох твой
и шорох каждый
веток тонких, бледных, усталых.
Что осталось нам после кражи
наших жизней? – Любовь осталась.
Я украшу её корону
переливом алмазных граней.
Я и словом её не трону,
я и в мыслях её не раню.
Буду только кружить и падать,
словно свет, что едва забрезжил
на листвы золотые пряди
и на дом твой, где всё, как прежде.
И МОЖНО ВСЁ ПРОСТИТЬ
Что мне ещё искать, каких ещё подвижек?..
Осенний Колизей с подсветкой изнутри.
На брошенном столе глухие вздохи книжек,
и жидкий свет в окно проснувшейся зари.
Тяжёлый серый плеск закованного Тибра –
всех ангелов с моста как ветром унесло.
И нет уж смысла ждать. И встречи – только игры
без права победить. И, может, повезло.
И счастье есть – бродить по переулкам Рима,
и руки греть в ночи над светом Алтаря
с надеждою в душе, что всё преодолимо,
что мой последний шаг, наверное, не зря.
Не думать, почему всё создано для бойни,
и даже блеск небес на то, чтоб ослепить,
и у цветов шипы, чтоб после было больно...
Но есть любовь одна – и можно всё простить.
ЧЕЛОВЕК
Человек начинается с горя...
Алексей В. Эйснер
Человек начинается с боли
материнской – до крика, до вопля.
Человек начинается с «Вот я!»,
с ощущенья немыслимой воли.
Человек начинается с неба,
ослепившего брызгами сини,
со штриховки дождя или снега,
с раскалённого ветра пустыни...
Человек завершается горем,
от которого в космосе тесно,
человек завершается песней,
бесконечной, мучительной, хором –
и другого не найдено средства,
не избыть его силою любою.
Человек завершается болью
одного неутешного сердца.
ЖИЗНЬ
Бросил камень – пошли круги
по воде, тишине грозя...
Не считал, что кругом враги,
не считаю, что все – друзья.
От соседей не прячу сор,
даже если они не спят.
Не кричу по углам, что вор,
не кричу, что, как ангел, свят.
Не спешу подходить к мечу,
и не прячусь – под стать ужу.
Если можно молчать, молчу,
если нужно сказать, скажу.
Избегаю лукавых губ,
не стараюсь сдержать смех.
Не твержу, что с рожденья глуп,
не твержу, что умнее всех.
Я всегда понимал, что свет
оборвётся, как ни кружись,
что намного сильней, чем смерть,
для живого страшна жизнь.
МАРИНА
Памяти Марины Цветаевой
Сострадала, живя страстями,
обжигая мужчин и женщин,
не гадая, что с нею станет
завтра – нет на земле женьшеня
и другого, покруче, корня,
чтобы легче жилось и проще.
Не могла она быть покорной –
возбуждало движенье против,
вопреки заповедным нормам.
Вопреки назиданьям пресным
из души извлекало горло
серебра молодые песни...
Пой, Марина. Пока я слышу
перебор твоих струн сердечных,
я на грустной земле не лишний,
я для отчих полей не встречный.
Пой, Марина. Твой голос чистый
утешает меня – из бездны.
Оставайся сверкнувшей искрой,
оставайся тоскою нежной,
бесконечной, как ты умела,
безоглядной и бескорыстной,
средь огня – моим снегом белым,
и звездой над последней крышей.
