* * *
Заколочен досками колодец,
возле грядок брошены лопаты,
незнакомый и нетрезвый хлопец
курит возле дедушкиной хаты.
Выплывет хозяйка, озираясь —
что хотят незваные шпионы?
Выплеснет помои из сарая
в бабушкины флоксы и пионы.
Детство отшумело и пропало,
убежало странствовать по стерням,
затерялось в гуще сеновалов,
растворилось в воздухе вечернем.
Лишь стоит за сломанной калиткой,
возле обветшалого крыльца,
нерушимый, крепкий, монолитный,
запах бузины и чабреца.
Невеста
По мягким полозьям вельвета
плывёт, озаряя углы,
невеста, продетая светом
в любовное ушко иглы.
Отец поцелует сердечно
в дизайнерский локон виска
и в море отпустит навечно.
Посмотрит с улыбкою, как,
минуя нарядные лица,
плывёт к ней её водолаз,
с цветком в белоснежной петлице,
с блестящими кошками глаз.
Пожалуйста, вам
Однажды придёт занимательный день —
старуха падёт на плетень,
взойдет из оврага навстречу ветрам,
и скажет: “Пожалуйста, вам”.
Спрошу её: “Где ты так долго была,
зачем ты в овраге спала,
зачем распрямилась на стыке угла,
зачем над дорогой взошла?”
Она мне расскажет: “Неделю назад
мне снился сияющий сад,
как будто на ветках цветёт всё подряд,
как будто рябины горят.
И я пробудилась от долгого сна,
восстала с пустынного дна,
смотрю, надо мной обострилась сосна,
смотрю, наступила весна”.
“Ступай, же, старуха, — отвечу я ей, —
туда, где сады горячей,
туда, где рябины горят у корней,
туда, где трава зеленей”.
Она не ответит на эти слова —
из глаз засочится смола,
пойдёт, молчалива и тяжела,
как тень моего естества.
Из глины
Живешь и спишь, как будто под землею,
среди корней, объеденных червями,
в гробнице с перегнившею пчелою,
с колонною, увитой виноградом.
И даже шум соседей затаенных,
доносится расплывчатей и реже,
как будто крик, закрытый поролоном,
из корабельной бреши.
Живешь и спишь, и кажется случайным
вращение шарниров за стеною,
гудение зубастых шестеренок,
маховика, покрытого луною,
в разрезе механической игрушки,
летающей на крыльях журавлиных,
в коробке для свободного паденья
из глины.
Охранник Геннадий Сушко
С редеющей грядкой последних седин,
с обтянутым формой брюшком,
томится у кассы № 1
охранник Геннадий Сушко.
Он утром увидел ее у стола —
она покупала морковь,
но мимо него, изогнувшись, плыла
ее равнодушная бровь.
В “Пятерочке” цены сегодня смешны
на яблоки и молоко.
Он сделал бы скидку, ушёл от жены,
но образ ее далеко,
как будто она — молодой лимузин,
а он догоняет пешком.
Томится у кассы № 1
охранник Геннадий Сушко.
Уровень снега
От усилий котельных, постельных и прочих лучей,
сотен чашечек кофе, борщей, деревенских печей,
сигаретных огней, перестрелок, помойных костров,
выхлопных содроганий, дыханий и прочих ветров,
принимая, как мазь, переливные силы Луны,
тает снежное море моей некрасивой страны.
Этот кафельный снег, как хорош этот кафельный снег.
Так на дряблой старухе покоится норковый мех,
так на девке нетрезвой сияет атласная ткань,
так хрустит на ладони крахмал неотесанных бань.
И куда теперь плыть в этой утренней, скомканной мгле,
если уровень снега всё ниже на тёмной земле.
* * *
плывёт
облако белое
над разбросанным пригородом
над сараями хлипкими
над каждым огородом
плывёт белое
томное как дирижабль
бросает тень быстротечную
на сломанные грабли
плывёт
облако белое
над лающими псами
над душевыми башенками
над прудиком с карасями
а люди
снимают шапки
готовят макушки к улову
вдруг облако белое
свалится
кому-нибудь
как снег
на голову
Речь о большом человеке
Он весь заштрихован магическим мелом,
в его волосах расцветает омела,
стоит, как подсолнух, качаясь в ночи,
шуршит палантином из белой парчи,
и мне говорит:
— Вот теперь я готов
статью написать об упадке лесов —
деревья мертвы, как подземные реки,
им выпить бы речь о большом человеке,
который обучит детей ремеслу
цвести по весне, прижимаясь к стволу,
смеяться и плакать,
плоды собирая,
листвой дирижируя,
ветром играя.
* * *
Стоят на объектах работ городских
подъемные краны, закинув крючки,
качая наживку своих крановщиц,
раскинув детали ключиц.
А вот экскаватор с сачком за спиной
земную поверхность грызет пятерней,
но рыба не ходит по городу днем,
рыба не ходит по городу днем,
рыба сидит под землей.
