* * *
В серебре уходящего утра
Виден свет восходящего дня...
Восхождение длится минуты,
Красотой заполняя меня.
День январский неярок, небросок
Ряд сиренево-белых картин:
Золотится рассветный набросок
В кружевах голубых паутин.
За фиалковой призмой проёма
Прячет солнце причудливый взгляд...
За окошком родимого дома
Поцелуи мороза звенят.
И, окутанный снегом и тайной,
Дремлет клён, прижимаясь к ветле.
И, как птицы, снежинки летают,
Застывая на синем стекле.
Зимний вечер
Ветер стих, и мир спокоен;
К небу тянется дымок...
В тёмных пазухах меж брёвен
Затаился тёплый мох.
На берёзках чудо-дохи,
Броши, бусы, жемчуга!
Умирают чьи-то вздохи
Под подмёткой сапога.
На завалинках — сугробы...
Аж до ставень намело!
В хате котик светлолобый
Тычет мордочкой в стекло.
День прошёл... он славно прожил,
Что ему наречено...
Свет серебряных серёжек
Льётся в зимнее окно.
Сквозь узорчатые латы,
Сквозь сиреневую мглу...
Отраженье алой лампы
Остывает на полу.
Цветные звуки
В созвучье маков и настурций,
Где цвет и звук — одно и то ж,
На пламень войн и революций
Подарок августа похож.
В листве пестреющих бегоний,
В холодной глине синих ваз
Застыли — скорбь земных агоний
И опьяняющий экстаз.
Заката лик и губы мака
Так одинаково нежны!
И тают в звуках зодиака
Каприсы лилий и струны.
Вальс роз — звучания предтеча,
Звук милых уст — огонь жарка!
Сирень озвучивает вечер
Лиловой арфой лепестка.
И цвет, и музыка нетленны —
Поэма неба и земли,
Где исполняют кантилены
Золотоглазые шмели.
Истина
Я знаю: истина стара,
Стара, как жизнь, как мир!
Над ней глумились на пирах,
И быт её чернил.
Её трепали по рядам,
Монетами звеня...
Её таскали по судам,
Безвинную виня.
Её водили в кандалах,
Под рёв, на эшафот...
Её сжигали на кострах
И гнали от ворот.
С неё срывали покровá,
От нас скрывая суть...
Я знаю: истина жива!
И есть на небо путь!
Журавлёнку
Воспарившей птице синекрылой
Я машу рукою: в добрый путь!
До свиданья, журавлёнок милый,
Полетай, пока летать дают.
Поднимаясь, поднимайся выше
Тёмных рощ и розовых вершин...
Всё равно я голос твой услышу
Вечным чувством сердца и души.
Всё равно в туманах, в белых весях
Различу изгибы мощных крыл.
Очарованный печальной песней,
Я тебя с пелёнок возлюбил.
Мир — просторам! Мир — живущим в сини,
В желтизне лучей и в розах зорь!
Ты, как я, такой же сын России —
Каждый день штурмуешь горизонт.
Как молитвой, день встречаешь вскриком,
Над полями-нивами паря.
В этом мире грозном и великом
Мы живём, судьбу благодаря.
* * *
Рыбарям сопутствует удача:
Ветер стих, «на речке тишь да гладь».
Кулики лишь, вскрикивая, плачут,
Не хотят гнездовья оставлять.
Скоро осень... за седой осокой
Спит камыш — коричневая зыбь...
Тополя с берёзками у окон
Смотрят сверху на уснувших рыб.
На яру, укутанное дрёмой,
Спит село... не слышно голосов...
В серебристом мареве над домом
Показалось солнца колесо...
Делу — труд, ирония — приметам...
Светел август — осень далека...
Я пришёл к тебе, река, с рассветом:
Рыболова принимай, река.
Всплеск — волне, а сердцу — песня всплеска.
Здравствуй, мир желаний и утрат...
Вновь клюёт! Трепещет детства леска,
Поплавки с волною говорят.
* * *
Опять закат подёрнут дымкой,
Похожа даль на рысий мех,
И ткёт зима из паутинки
Лучей серебряный доспех.
А солнце красное над синью,
За очертанием холма,
Как птица сказочная Сирин,
Глядит в холодные дома.
Деревья вдоль шоссе в извёстке,
Дорога льдиста и темна...
На снег звездою папироска
Летит из чёрного окна.
Железный мост из синих кружев
В лиловом отблеске огня...
Глаза бесстрастные из стужи
Взирают молча на меня.
И все тревоги и метели
Остались там, в холодной мгле...
А мы молчали — мы хотели,
Чтоб сказка длилась на земле.
В мастерской
Окна в инее кружев —
Сине-белый батист...
Серпантин тонких стружек
Золотист и смолист.
На кедровой тесине —
Очи, птицы-сучки.
По углам в паутине
Ткут шелка пауки.
Горка хвойных опилок —
Ароматный настой;
На гвоздях — диски-пилы,
Солнца круг золотой.
Коромысло двухручки —
Зуб акулий! Не вру!
На плите дед для внучки
Варит серу-кору.
Ух, духмяная жвачка —
Дар лесной в кипятке!
И я, маленький мальчик,—
С серпантином в руке.
Баллада о старом еврее
На прореженный пепел обвисших кудрей
Пала изморось прожитых лет...
Не богаче — мудрее стал старый еврей:
Слава Яхве! — хватает на хлеб.
На чернила дают не друзья, так враги,
Что у каждого есть, как талант!
Лапсердак подлатает поэт... сапоги
Запестреют от новых заплат.
На вино наскребёт и жену угостит...
Благо, русская баба добра!..
Выпьет полный стакан и читает ей стих
От вечерней зари до утра.
И она не устанет: стихи — как вино,
Даже лучше любого вина!
Жаль, еврей этот умер, и плачет в окно
О душе некрещёной луна.
Сны
Мне дом родной порою снится.
С коньком на крыше, смоляной.
Мой дом родной — родные лица,
Где стены дышат стариной.
Где печь в полкухни, а под печкой
Спит белый кот с пятном на лбу.
Где у иконы мать со свечкой
За чью-то молится судьбу.
Поёт труба, открыта вьюшка,
Кипит смола, трещат дрова...
И ветер, словно побирушка,
Стучит в окно, шипя слова.
Где вьют стрижи гнездо под стрéхой
И пёс Разбой ворчит во сне...
Мой дом родной — души утеха —
Опять является ко мне.
И сон, и явь слезой прольются
И мне в подарок принесут
Клубники старенькое блюдце
И пахты глиняный сосуд.
И молоко в стеклянной крынке,
И след телеги у крыльца...
И вновь, как в детстве, в белой дымке
Увижу брата и отца.
* * *
На краю... пропылён и простужен;
Я стою, отбывая вину...
Никому я на свете не нужен —
Слышишь, мир? — никому, никому!
Всё отдал, раздарил... И не должен
Ничего! Если должен — прости
Меня, русский серебряный дождик,
За алмазы и слёзы в горсти.
Я их взял, пару капель, на память
Или стёр с зоревого лица,
Когда юным, прижавшимся к маме,
Я беззвучно рыдал у крыльца.
Я прощался надолго, навеки:
— До свиданья, родимая мать!
Ты прости меня, розовый ветер,
Что я с чёрным ушёл погулять...
* * *
Неустанно и долго
Синекрылые птицы —
Енисеюшка с Волгой —
Будут в вечность катиться.
Будет берег откосный
То бордов, то сиренев...
И на ивовых косах
Вспыхнут звёзды сирени
Новым днём, новым утром,
Чтобы с нами сродниться...
Полыхнут перламутром
На заплаканных лицах.
И, больной и убогий,
Я предстану пред милой,
Поцелованный Богом
И отвергнутый миром.
О, как всё необычно,
Но знакомы до боли
Этот край земляничный,
Это русское поле.
