Атлас мира, существующий в сознании носителей массовой культуры, далеко не полностью соответствует политической карте. Антарктида, например, хоть официально и не принадлежит ни одному государству, воспринимается адептами “эзотерического гитлеризма” как территория спрятанного подо льдом Четвертого Рейха, имеющего в своем распоряжении фантастически мощный технический арсенал. Последний, если верить желтой прессе, состоит не только из шныряющих косяками подводных лодок, но также из летающих тарелок, межпланетных космических кораблей, прирученных шаровых молний, белокурых самовоспроизводящихся андроидов и прочих парней из пекла.
На роль разрушителя всех этих легенд вполне может претендовать недавно вышедшая книга известного историка Андрея Васильченко “Загадочная экспедиция. Что искали немцы в Антарктиде?” Перед нами, правда, не полноценная монография, а сборник материалов. Ядром всей книги является републикация воспоминаний Эрнста Херманна “Немецкие исследователи в Антарктическом океане: Отчет о Немецкой Антарктической экспедиции 1938-1939 года”, впервые напечатанных в 1941 году в Берлине. Данный текст выбран, разумеется, не случайно. Дело в том, что именно экспедиция, в которой в качестве географа участвовал Херманн, стала одним из основных элементов мифа об Антарктическом Рейхе: ей приписывают создание пресловутой “Базы 211”, якобы приютившей Гитлера и других нацистских бонз после войны, открытие южного входа в Полую Землю, строительство заводов по производству дисковых летательных аппаратов, контакты с инопланетянами и многое другое.
Воспоминаниям Херманна предшествует подробный очерк самого Васильченко, посвященный как “закадровым” аспектам Немецкой Антарктической экспедиции, так и связанной с ней мифологии. Завершает же книгу интервью, взятое в 2004 году у одного из соратников Херманна, Зигфрида Заутера.
Внимательное изучение всех этих текстов позволяет прийти к выводу, что плавание корабля “Швабия” к Земле Королевы Мод было предприятием сугубо утилитарным, полностью лишенным эзотерической романтики и нацеленности в “потустороннее”. Изначально перед экспедицией ставилось несколько конкретных и узких задач: изучение возможности налаживания китобойного промысла в антарктических водах, проведение научных наблюдений (на борту “Швабии” присутствовали, помимо географа, биолог, геофизик, океанограф и два метеоролога), аэрофотосъемки и картографирования. Ни представители “Аненербе”, ни какие-либо чины СС в экспедиции, организованной Имперским правительством Германии, участия не принимали. Больше того, никто из людей, находившихся на “Швабии”, никогда не высаживался на антарктический материк, ограничиваясь краткими прогулками по прибрежному шельфовому льду. Обследование территории, окрещенной немцами “Новой Швабией”, происходило с помощью двух гидросамолетов “Дорнье-Валь”, принадлежавших компании “Люфтганза”.
О том, что Немецкая Антарктическая экспедиция не имела и тайных целей расово-генетического толка, будто бы заключавшихся в выведении на Южном полюсе особо прочной породы истинных арийцев, красноречиво говорит ее национальный состав. Отец корабельного юнги Гельмута Дукачова был, например, русским солдатом, попавшим в немецкий плен в 1914 году и не пожелавшим возвращаться в Россию после революции. У самого Гельмута, как это следует из воспоминаний Херманна, наблюдались явные “рецидивы” чисто славянского отношения к миру: он постоянно читал “все книги, что получалось достать”, сознательно пренебрегал возможностью “зарабатывать кучу денег” на берегу (“У меня ощущение, что они не сделали бы меня счастливым”), испытывал неодолимую тягу к приключениям и конфликтовал с приземленной матерью-немкой, требовавшей, чтобы сын “крепко стоял на ногах”. Кроме того, Гельмут признавался Херманну, что “совершенно не скучает по Родине”. Вряд ли консультанты и помощники Генриха Гиммлера, имей он отношение к организации Антарктической экспедиции, удовлетворились бы таким “резюме”.
Какую же осязаемую пользу принесло Третьему Рейху плавание “Швабии”? Были ли хоть как-то востребованы Имперским правительством результаты экспедиционной работы? На подобного рода вопросы необходимо, видимо, дать отрицательный ответ. Единственным материализованным итогом Немецкой Антарктической экспедиции, доступным пониманию и высших лиц НСДАП, и рядовых жителей Фатерлянда, стала героическая доставка пингвинов в Берлинский зоопарк. По словам Васильченко, это был первый случай, когда пингвины добрались до Северного полушария живыми и здоровыми. Нельзя, впрочем, отделаться от ощущения, что экипаж “Швабии”, самоотверженно ухаживавший за капризными обитателями Антарктики, бессознательно стремился искупить вину Эриха фон Дригальского, устроившего в 1903 году настоящий пингвоцид (командуя парусником “Гаусс”, Дригальский распорядился использовать “горящие части тел пингвинов” как топливо).
Конечно, непосредственные участники экспедиции несколько иначе оценивали свой вклад в дело процветания Великого Германского Рейха. Новую Швабию, разглядываемую с палубы корабля или через иллюминатор гидросамолета, они всерьез считали первой немецкой колонией, приобретаемой после многолетнего перерыва. “Пребывая в радости от постоянно увеличивающейся площади немецкой Антарктиды <…>, — пишет Херманн, — мы фантазировали о том, как в Гамбурге нас будут встречать вожди, министры и представители органов власти”. Однако эта геополитическая эйфория тут же сошла на нет, стоило “Швабии” 12 апреля 1939 года вернуться в Гамбург. Ни Геринг, ни Гитлер, ни кто-либо еще из нацистской верхушки не соизволили появиться у трапа корабля в парадных мундирах, чтобы отдать должное отважным колонизаторам пингвиньего царства. Возвращение экспедиции, констатирует Васильченко, “было представлено как местное событие, которое имело значение, наверное, только для Гамбурга”. Берлинские газеты отделались “короткими фразами о том, что над Антарктикой были сброшены стрелки-вымпелы и флаги со свастикой”. Поскольку до начала Второй мировой войны оставалось чуть более четырех месяцев, такое отсутствие общественного резонанса легко объяснимо: бескровное взятие “снежного городка” пилотами “Люфтганзы”, безусловно, уступало в зрелищности грядущим бомбометаниям “Люфтваффе”.
Внимание, недополученное Немецкой Антарктической экспедицией, было с лихвой компенсировано уже в послевоенное время, когда стараниями пишущей братии пространство Новой Швабии превратилось в уютную и прохладную резиденцию фюрера. Согласно Васильченко, закладку первого камня в фундамент этого виртуального сооружения осуществил аргентинский журналист венгерского происхождения Ладислао Сабо, выпустивший в 1947 году скандальный бестселлер “Гитлер жив!” Следующий этап работ по возведению антарктического “Берхтесгадена” связан с именем израильского писателя Михаэля Бар-Цохара — автора книги “Мститель” (Лондон, 1968). Ему в “заслугу” можно поставить изобретение знаменитой фальшивой “цитаты” из речи гросс-адмирала Дёница (“Немецкий подводный флот гордится тем, что создал для фюрера на другом краю мира неприступную крепость, земной рай”). В 70-е годы главными прорабами Антарктического Рейха становятся бывший обершарфюрер СС Вильгельм Ландиг, сочинивший романную трилогию “Туле”, и чилийский визионер Мигель Серрано, чрезвычайно много сделавший для причисления Гитлера к лику заслуженных полярников. В конце 80-х капитальным ремонтом “Базы 211” занимался О. Бергманн, одаривший западных читателей сенсационным двухтомником “Немецкие летающие тарелки и подводные лодки контролируют Мировой океан”.
По мнению Васильченко, популярность легенд о перемещении партийной канцелярии НСДАП на Южный полюс обусловлена их тесной ассоциативной связью с “разновидностями конспирологических модулей (“Новый мировой порядок”, операция “Сокрытие” и т. д.)” и сюжетами традиционной мифологии. С этим нельзя не согласиться, но кое-что в интерпретациях Васильченко все же нуждается в уточнениях и дополнениях. Скажем, вряд ли стоит напрямую возводить многочисленные повествования, эксплуатирующие воображаемый переезд Гитлера в подледный антарктический Берлин, к преданиям “о спящем императоре Фридрихе Барбароссе, который ждет своего часа возвращения под горой Киффхаузер”. В данном случае речь может идти лишь о реализации универсального фольклорного мотива “король под горой”, а не о “модернизации” конкретной, отдельно взятой легенды. Показательно, что и в структурном отношении миф о строительстве “Базы 211” куда ближе к рассказу Геродота о хитроумном фракийце Залмоксисе, чем к легенде о рыжебородом Фридрихе Гогенштауфене. Как и вымышленные насельники Новой Швабии, Залмоксис, напомним, выстраивает подземное жилище, тайно удаляется в него, заставляя поверить людей в свою смерть, но спустя некоторое время вновь предъявляет себя миру.
Наконец, вызывает некоторое удивление, что Васильченко не отметил то несомненное влияние, которое на формирование цикла “сказаний” об Антарктическом Рейхе оказала повесть Говарда Филлипса Лавкрафта “Хребты безумия” (1931). В частности, паническое бегство экспедиции профессора Дайера, обнаружившего на ледяном континенте древний город могущественных и агрессивных Старцев, послужило, на наш взгляд, сценарной “заготовкой” для позднейших домыслов о встрече подчиненных адмирала Бёрда, руководившего в 1947 году операцией “Высотный прыжок”, с недружелюбным персоналом “Базы 211”.
Было бы наивно полагать, что после выхода книги Васильченко флаг со свастикой прекратит реять над Новой Швабией. Эксплуатация ресурсов этой “колонии” будет обязательно продолжена литераторами, публицистами и разномастными псевдоисториками. Вот только выдавать плоды их деятельности за опусы категории “non-fiction” издателям, как мы надеемся, станет чуточку сложнее.
