Наверное, это прозвучит нагло и эгоистично, но меня редко по-настоящему «цепляют» литературные произведения, особенно — современные. Но если уж «цепляют», то я помню их и их авторов всегда.
Так случилось со мной после прочтения подборки рассказов молодой красноярской писательницы Елены Басалаевой, опубликованной в журнале «День и ночь» (№1/2012).
Елена пишет о маленьком — и в прямом, и в переносном смысле — человеке. Герои её рассказов — дети и подростки, простые горожане, едущие в троллейбусе или маршрутке. Но автор ставит своих простых героев в психологически сложные ситуации. Они должны сделать выбор между доверием к этому миру и людям и отторжением. И выбор этот действительно непрост. Люди в рассказах Елены остаются людьми, они выбирают добро, и потому её произведения оставляют у читателя светлое и тёплое воспоминание, этакое долгое приятное послевкусие.
Не знаю, как для кого, но для меня хорошая литература состоит в правдивости и точности деталей. Именно верные, отточенные детали убеждают читателя в реальности рассказанной истории, в искренности поступков героев.
Особенно непросто сделать это, если твой герой — ребёнок. Даже если автор обладает даром редкой памяти и может утверждать, что помнит себя с глубокого детства, он должен очутиться в теле другого ребёнка.
В рассказах «Бабушка» и «Отвёртка» Елена вместе со своими героями — мальчиками нежного возраста — переживает первые серьёзные жизненные утраты. И её мальчики ведут себя стойко и по-взрослому рассудительно там, где взрослые — их родители — зачастую теряют лицо.
Юре (рассказ «Бабушка») приходится не только осознавать уход родного и любимого человека, но и открывать для себя слабость отца и матери. После смерти бабушки он вдруг становится совершенно одинок в толчее похоронных приготовлений и наблюдает за всем со стороны, словно подглядывая в щёлку живого мира из мира иного. Он единственный в этом доме, кто видит, что бабушки здесь больше нет. Поэтому так долго, с понятным детским любопытством, смешанным со страхом, он всматривается в безжизненное тело. Поэтому столько раз автор вводит описание этого тела, бывшего ещё вчера бабушкой, словно увиденное в разных ракурсах.
«Она вдруг перестала хрипеть и кашлять, но её лицо было как маска из белой резины, а глаза смотрели неподвижно в потолок. Рот у неё приоткрылся и как-то немного скосился на сторону. Из него пахло каким-то противным лекарством. И ещё было видно золотой зуб, а рядом с ним двух зубов не было — одни дёсны».
«Юре стало страшно, потому что куда-то девалась его добрая бабушка и вместо неё лежит восковая мумия с невидящими глазами».
«Тело у неё было жёлтое, как восковая свечка, только покрытое синеватыми пятнами, с отвисшими грудями, вялое и безжизненное».
Юра всё время спрашивает себя: «Разве это бабушка?!» — и вспоминает её живую, как она листала фотоальбомы, как кормила птиц, как мыла посуду, слушала радио на кухне или смотрела в окно. Взрослые суетливы и нервны, пекутся о сиюминутном, ругаются и обслуживают мёртвое тело. Ребёнок погружён в некое внутреннее созерцание, таким образом неосознанно выполняя главную функцию — функцию человека, поминающего душу покойного.
И в результате Юра приходит к самому верному выводу:
«„Это не она! — закричал он про себя от счастья.— Это не она, не она!“
Здесь, в ящике на двух табуретках, одна из которых шаталась, лежала совсем не его бабушка. Его бабушка не могла обмануть, не могла бросить его и умереть. Она слишком мудрая для этого. И как она успела незаметно уйти и оставить вместо себя эту тряпичную ворону?.. Вот хитрая! А где же она сама теперь?»
Ребёнок совершенно точно знает, что бабушка где-то есть, просто она теперь не имеет отношения к этому телу, и он тихо уходит в свою комнату, чтобы общаться с ней на языке, понятном только детям и ушедшим в мир иной.
Димка из рассказа «Отвёртка» тоже переживает обретение и утрату. Однажды к нему, когда он остался дома один, приходит отец, которого он никогда не видел и знал только по коротким и нелестным рассказам матери. Ребёнок здесь снова мудрее обиженных и усталых взрослых. Он принимает неизвестного ему человека с открытым сердцем и готовностью любить, веря каждому его слову.
«Димка даже не улыбался, только смотрел зачарованно, заботливо следя за каждым шагом долгожданного гостя».
Отец (или тот, кто им назвался,— читатель так до конца и не будет уверен в том, что к мальчику пришёл его родной отец, а не какой-то проходимец) по-хозяйски напьётся чаю, осмотрится в квартире, сухо поболтает с «сыном» и уйдёт, прихватив с собой маленькую крестовую отвёртку. Мальчик, терпеливо и верно ждавший этой встречи, в растерянности проводит его и вдруг вспомнит, что так и не заглянул этому человеку в глаза, чтобы узнать, какие они, «карие, как у них с мамой, или всё-таки голубые?»
«Он корил себя за такую оплошность: запамятовал, не посмотрел, а теперь следующей встречи долго ждать — может быть, до тех пор, пока он не вырастет. Шевельнулась в Димке мысль: да будет ли она, эта следующая встреча? — и тут же, словно ящерица под камень, ускользнула, пропала».
Отец возвратится за пакетом, и Димка, ухватив его за рукав, всё-таки заглянет ему в глаза и увидит лицо, в общем-то, чужого испитого человека.
«Глаза у отца оказались и вправду ярко-голубыми, только белки́ были какие-то изжелта, будто у старика, да само лицо — красное, одутловатое».
Вернувшаяся домой мать начнёт кричать и поносить отца, и мальчик вдруг по-новому услышит уже давно знакомые слова:
«Димка испуганно слушал её. Мать раньше говорила похожие слова в адрес отца, но тогда было отчего-то нестрашно, а теперь вот страшно. Казалось, что всё напророченное в самом деле может сбыться. Да и взгляд у матери был до того дикий, недобрый, что поневоле становилось не по себе.
— Не говори больше,— дёрнул он её за рукав.— Мама, не говори!»
Вечером он будет слушать разговор мамы с соседкой, думать об отце и чувствовать себя счастливым. Несмотря ни на что. Просто потому, что отец пришёл, а значит, не забыл.
Чистое детское сердце легко принимает и прощает.
Обе эти истории замечательны тем, что увидены глазами ребёнка, хотя такой ракурс труден, даже опасен и для опытного писателя, а уж для молодого и подавно. И Елена тут допускает некоторые ошибки, то и дело сбиваясь с избранной точки зрения, давая иногда оценочные фразы, которые не могут сложиться и сформулироваться в голове ребёнка так, как их подаёт автор. Например, ребёнок не оценивает в цифрах возраст людей, он только может сказать: старый, молодой. Вряд ли мальчик в возрасте около семи лет может услышать, как «произнесла мать со страстным убеждением в голосе», или осознать, что на бабушку надели именно шерстяную юбку и блузку с красивым отложным воротником, а папа пришёл в рубашке не первой свежести. Здесь, скорее, нужно описывать цвет, складки, дырочки, оторвавшиеся пуговицы, и автор умеет это делать! Например, описывая рассвет в рассказе «Бабушка», Елена находит великолепное сравнение: «Небо за окном потихоньку бледнело: как будто тёмно-синюю ткань замочили в отбеливателе и она некрасиво вылиняла».
Такие огрехи легко исправляются простейшей редакторской правкой, которой автор, несомненно, сможет со временем овладеть в совершенстве.
Я не буду уже так подробно останавливаться на других рассказах Елены. Они все хороши по-своему: и короткая зарисовка «Апрель», удачно и метко выхватившая сценку из жизни кондуктора и пассажиров в троллейбусе; и наивно-романтический «Десятый дождь», навевающий людям, переступившим определённый возрастной рубеж, щемяще-сладкие воспоминания о первой детской влюблённости; и вызывающий читателя на откровение с самим собой «Новогодний подарок», после которого со стыдом осознаёшь, что не слишком приятно в предновогодье оказаться рядом с человеком, только что вышедшим из тюрьмы, и выслушивать, и понимать, и принимать его. Во всех этих рассказах Елена находит очень верные фразы как для описания событий, деталей, так и для того, чтобы вложить их в уста или мысли героев.
«Вы знаете, про апрель есть много примет.
Например, синие облака — это к теплу и дождю. Если апрель мокрый — будет хорошая пашня. Если днём жарко, а ночью прохладно — это к сухой погоде. Если долго ожидаемый вами троллейбус только что прошёл, но не в вашу сторону — значит, очень скоро, конечно, пройдёт и в вашу».
«Она была милая и совсем молодая. Если представить её одетой в длинное кремовое — вы знаете, именно кремовое — платье, убрать голубоватые тени под глазами, появившиеся от недосыпания, и вдобавок поставить не возле поручня, а под какое-нибудь раскидистое дерево, то она была бы очень похожа на одну из девушек с полотен импрессионистов». («Апрель»)
«Тусклая серая ледяная глыба прижалась вплотную к бордюру, как будто ища у него защиты и возможности спрятаться от набиравшего силу солнца».
«Было ещё не так тепло, чтобы ходить без куртки, но и не так холодно, чтобы не хотелось мороженого».
«А всё-таки интересно: она целованная или нет? Ну, по-настоящему? Пацаны говорили, надо подойти сзади и за плечо ущипнуть, чтоб узнать... Если не целованная — то крикнет «ой», а целованная — „ай“...»
«Он целовал Светку старательно, придерживая её ладонями за уши — на всякий случай, чтоб не вырвалась». («Десятый дождь»)
«Мне вдруг захотелось открыть рюкзак, высыпать между нами на сиденье всё его содержимое — китайскую керамическую собачку, свечку, орехи, ручку,— всё это барахло, которое там лежало. Тогда у меня всё ещё сохранялась детская, перенятая у мальчишек привычка постоянно носить с собой разные полезные вещи: складной ножичек, верёвочку, сложенный кусок фольги, фонарик и тому подобное. И эти вещи я бы тоже вытряхнула. И всё, всё подарила ему».
«Я ещё тогда не знала, как много их в городе — людей, таящих в своём сердце глубокую обиду на судьбу,— старых и средних лет, совсем молодых, как мой спутник, и даже подростков». («Новогодний подарок»)
И ещё... Рассказ «Порча». Из всей подборки он, пожалуй, лучший.
На первый взгляд очень простой и безыскусный, рассказ этот на трёх страницах эволюционирует от мистического детектива до комедии. Это почти анекдот, в короткой форме которого раскрываются оттенки человеческих характеров, доверчивость души и зашоренность сознания. Рассказ этот, вызывающий напряжение и чувство опасности в начале, в конце хорошо прочищает мозги и вызывает здоровый, искренний смех.
Вечером, возвращаясь из института, девушка во дворах встречает вереницу детей с фонариками, и один мальчик даёт ей пару конфет, желая всего хорошего.
Съев одну конфету, вторую девушка приносит матери, и та вдруг впадает в почти священный ужас от этого скромного угощения и убеждённо внушает дочери, что на неё навели порчу. Конфету она выбрасывает, пробормотав над помойным ведром нелепый заговор-молитву.
Включив после ужина телевизор, чтобы посмотреть новости, которым мать «верила, как ни одному человеку на земле, и каждый вечер для объективности смотрела не один, а два, когда и три выпуска», мать видит сюжет про «тех самых детей с фонариками».
«На экране появилась учительница — женщина средних лет, довольно милая. Коротко объяснила, что её ученики целую неделю помогали, чем могли, родителям, учителям, товарищам.
«Наша «Неделя добра» завершилась таким необычным мероприятием,— сказала учительница.— Дети вместе с родителями вышли на улицу и дарили сюрпризы прохожим».
Мать зачарованно кивала телевизору, не произнося уже ни слова.
— Да-а,— протянула она наконец, и голос её заметно потеплел.— Редко где теперь такое встретишь. Педагоги вон какие хорошие! Приучают к добру ребятишек...
— Педагоги хорошие, а ты конфету выкинула,— напомнила Светка.
— И правда,— спохватилась мать.— Достать надо...
Она быстрыми шагами прошла на кухню, наклонила ведро, сильно потрясла его. Это не помогло. Тогда она переворошила картофельные очистки, скорлупки от яиц с клейкими остатками белка и луковую шелуху. Конфетная обёртка блеснула золотом».
Так мало в мире стало душевной открытости, доверия и внимания к ближнему, понимания и любви...
Елена Басалаева своими произведениями напоминает нам об этих важнейших человеческих качествах, о том, что они необходимы всем людям как воздух.
Искусство должно очищать и воспитывать. И меня никто не переубедит в обратном. Поэтому я благодарна Елене Басалаевой за то, что она не побоялась встать под эту тяжёлую и зачастую неудобную ношу, не побоялась стать писателем, пишущим об истинных ценностях.
Доброго и долгого творческого пути!