Джонатан Сакс. Откровение: Тора с небес. Перевод Бориса Дынина0

Джонатан Сакс



Откровение: Тора с небес[1]



Перевод Бориса Дынина



(Источник - аудиозапись, 23 марта 2001 г., London, UK)

Jodie Cohen: Добрый вечер Главный Раввин, дамы и господа. Я рада приветствовать вас на четвертой лекции Главного Раввина о вере. Тема сегодняшнего вечера: «Откровение: Тора с небес». После лекции вы сможете задать несколько вопросов. А теперь, без дальнейших церемоний, я передаю слово Главному Раввину, профессору Джонатану Саксу.

Главный раввин, профессор Джонатан Сакс:

Друзья, я хочу начать, по своей привычке, с рассказа. Недавно я услышал замечательную историю, случившуюся с продавцом фруктов в нижнем Ист-Сайде в Нью-Йорке. Как-то он пожаловался другу, что его бизнес идет не очень хорошо. Друг посоветовал: «Подумай! Ты живешь в еврейском районе. Постарайся привлечь еврейских покупателей. Например, повесь объявление: «Свежие фрукты из Израиля»». Тот так и сделал, и бизнес улучшился. Через неделю он решил пойти дальше. «Свежие фрукты из Иерусалима». Покупателей стало еще больше. На следующей неделе он решил сделать еще один шаг и повесил объявление: «Свежие фрукты от а-котель (Стены Плача)». Через несколько дней заходит к нему друг и спрашивает: «Как бизнес?» - «Ужасно! Все пришли, поцеловали фрукты и ушли».

Друзья, вы знаете, я уважаю «котель-целование», но я пытаюсь в этих лекциях очертить путь веры, открытой нашему интеллекту. Я решился на рискованное путешествие, и сегодня не будет исключением.

Я хочу поблагодарить тех из вас, кто прислал мне очень интересные письма. Простите меня! Я просто физически не имею времени на ответы. Мы постараемся найти в конце последней лекции возможность организовать живой диалог между теми, кто захочет продолжить его, особенно среди тех, кто писал мне. Пожалуйста, подождите.

Сегодня я собираюсь высказать много идей. Возможно, слишком много. Извините меня. Я не могу поступить иначе, учитывая характер темы. Если мои предыдущие лекции представляли собой своего рода главы, то сегодняшняя лекция - это своего рода книга. Поразмышляйте над ней в свободное время, если не уследите за ее содержанием сегодня.

Позвольте мне начать с драмы. Это драма разыгралась в двух актах на одной сцене, но с промежутком между актами около 500 лет.

Акт первый: Гора Синай, иначе известная как гора Хорев. Израильтяне собрались у ее подножия. Бог говорит, и наступает уникальный момент не только в еврейской истории, но и в религиозной истории человечества, единственный случай, когда Бог обращается ко всему народу, а не к отдельному человеку. Раздается гром, сверкает молния, звучит шофар. Ваяр xаам – люди испуганы. Ваянуу - они содрогнулись. Ваяамъду мэйраxок – народ отступил. И сказали люди Моисею: «Говори ты с нами, и мы будем слушать, но чтобы не говорил с нами Бог, дабы нам не умереть».

Вы знаете комментарий к этому событию: Псалом 29. Мы его читаем в пятницу вечером перед пением «Лехо доди» («Выйди, мой друг, навстречу невесте, встретим лик Субботы»). «Глас Господа силен, глас Господа величествен. Глас Господа сокрушает кедры; Господь сокрушает кедры Ливанские». Ошеломляющее присутствие голоса.

Акт второй. 500 лет спустя. Теперь на горе Хорев, где когда-то стоял Моисей, стоит Илий. И видит он «большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра». Последние слова: «веяние тихого ветра» не являются точным переводом слов коль демама дака. Более точным будет: «звук тонкой тишины»

Но я хочу уточнить перевод. Что означают слова «коль демама дака»? Голос, который вы можете слышать только, если вы прислушиваетесь! И в этом заключается драма Тора мин а-шамаим – Торы с Небес, Могущественное Откровение, ставшее началом нашей коллективной истории, обратившее группу рабов в нацию, с течением времени перестает принуждать нас слышать себя посредством силы и становится коль демама дака – голосом, к которому мы должны прислушаться, если хотим вообще услышать его. В этом заключается драма Откровения.

Тема сегодняшней лекции: признание Торы (в данном контексте пяти книг Моисея) за живое прямое слово Бога, Тора мин а-шамаим – Тора с Небес, является самой спорной в современной еврейской истории. В ХХ веке этот спор приобрел особенно страстный характер. Но он уходит в прошлое. Уже во времена Мишны – во втором веке, а возможно и раньше, – в трактате Синедрион давалось предупреждение тем, кто не признает Тору с Небес: «У них нет удела в будущем мире» Так что этому спору почти 2000 лет.

Мы знаем также, по крайней мере, косвенно, что об этом говорит сама Библия. Где слышится вызов Торе мин а-шамаим? В рассказе о восстании Корея. Каков подтекст этого рассказа? Моисей молится о знаке свыше: ki-lo milibi - что Господь послал меня делать все дела сии, а не по своему произволу [я делаю сие]». Иными словами, уже в восстании Корея слышится недоверие к Моисею как пророку Бога, передающему живое слово Божье. Так что спор между евреями не нов и продолжается по сей день.

Однако только в наше время, начиная со Спинозы, драма стала напряженной и, в конце концов, разделила еврейство на много фрагментов. Таково положение дел сегодня. Позвольте мне сказать заранее, что я верю, - и я не прошу вас разделить мою веру, ибо я говорю от своего имени, – что Тора с Небес, Тора как Откровение является не просто одним из убеждений иудаизма, но его центральным убеждением. Из него следует все остальное и без него иудаизм опустошается. Я даже утверждаю нечто большее. Без Торы мин а-шамаим иудаизм перестает быть тем, чем он является, а именно верой, Заветом между Богом и Его народом, становится не более чем этнической идеологией или культурой, что, конечно, может означать многое, но совсем не то, что делает нас уникальным народом.

Я пойду даже дальше. Вспомните Г. К. Честертона. Каково определение антисемита? Тот, кто ненавидит евреев больше, чем это строго необходимо. Я думаю, что Г. К. Честертона можно справедливо отнести к этой категории. Однажды он сказал, и, конечно, совершенно неправильно, что Америка была единственной страной, основанной на вере. В действительности, как вы знаете, американский эксперимент был начат первыми пуританами по еврейской модели, потому что Израиль был первой и единственной нацией, полностью возникшей на основе веры. Именно вера сформировала из евреев нацию прежде, чем они получили что-либо, что ассоциируется с нормальной нацией: землю, суверенитет и пр. Прежде чем получить все это, евреи стали нацией через веру, в силу Синайского Завета. Поэтому единственно последовательное для меня определение евреев как народа, – и я готов выслушать опровержение, – есть Синайское, по Завету (covenantal definition) – единственное определение, выдержавшее испытание временем.

Так что сегодня мы всмотримся в чрезвычайно напряженную драму. Прежде всего, я очень кратко, в течение нескольких минут обрисую историю библейской критики. Столь же кратко я поясню, почему, по моему мнению, она возникла, и почему я остаюсь равнодушным к ней. А потом перейду к положительной части лекции, к Откровению в иудаизме, к Торе с Небес, а также к столь же важному принципу иудаизма – Тора ло бе-шамаим – Тора не на Небесах, Тора на земле.

Начнем. Мы в середине XVII века вместе с потомком марранов, чье имя Барух Бенедикт де Спиноза. Он работает над трактатами, в которых излагает мировоззрение, вызвавшее отлучение его от синагоги в Амстердаме. «Богословско-политический трактат» станет лучшим бестселлером, известным мне. Эта книга, как вы знаете, шокировала и евреев, и христиан. Они увидели в Спинозе атеиста, хотя, например, Новалис назвал Спинозу «человеком, опьяненным Богом».

Библейская критика начинается со Спинозы. Он доказывал, что Тора является человеческим словом, не Божьим. Чьим словом? Предположительно Моисея, которого Спиноза готов признать за автора большей части Торы. Вместе с тем, расшифровывая чрезвычайно темную загадку Ибн Эзры, комментатора ХI века, Спиноза пришел к выводу, что несколько разных мест Пятикнижия были вставлены в Тору после смерти Моисея.

Тот процесс, который начал Спиноза, постепенно в течение следующих 200 лет дошел до точки, где, по крайней мере, большинство ученых признали у Пятикнижия уже не одного автора, но нескольких, работавших над текстом в разное время и в разных условиях. Это предположение оформилось в так называемую документальную гипотезу, получившую завершение в работах Велльгаузена, где были выделены четыре автора, имевших разные задачи.

Один из них – Яхвист ("J"). Другой – Элохист ("E"). По мнению Гарольда Блума "J" была женщина (я уверен, вы читали его книгу). "J" это тот, кто использует четырехбуквенное имя Бога – а-Шем. "E" это тот, кто использует имя Элохим. Так что был автор "J", и был автор "E". Также существовал автор "P" (священник, priest), так сказать, немного коэн. Существовал и автор "D", написавший книгу Второзакония. Позднее к ним присоединился некто по имени "R" (редактор), соединивший все вместе.

Так была достигнута кульминация исторической или документальной критики. Это был второй этап.

Третий этап, – и здесь вы должны довериться мне, – заключался в том, что появились школы в христианстве, где общие результаты исторической критики Торы были приняты за истину. Через много лет к ним присоединился кое-кто из евреев, решивших, что если христианство может пережить согласие с библейской критикой, а христианство является религией, то и иудаизм может позволить себе это и сохраниться как религия. Это был огромный поворот в еврейской жизни.

Те из вас, кто знаком с историей консервативного иудаизма, помнят его великого архитектора, Соломона Шехтера, привезшего каирскую генизу в Кембридж. Позже он стал выдающимся руководителем еврейской теологической семинарии в Нью-Йорке – центре консервативного движения в Штатах. Он был принципиальным противником библейской критики и называл «высшую критику» (термин, относящийся к работам Велльгаузена и его коллег) «высшим антисемитизмом». Евреи, принявшие «высокую критику», просто перебежали в лагерь противника.

Такова в двух словах история библейской критики за 300 с лишним лет. Теперь в связи с ней я хочу остановиться на двух вещах. Во-первых, очень коротко на том, что вы можете прочитать о науке в книге известного писателя Томаса Куна «Структура научных революций» и об искусстве в замечательных работах Эрнста Гомбриха. Я воспользуюсь шуткой, что гораздо проще, чем философствовать.

Гольдберг, обеспокоенный своим здоровьем, приходит к психиатру. Чтобы поставить диагноз, доктор подвергает Гольдберга так называемым тестам Роршаха, при которых пациент должен смотреть на чернильные кляксы и говорить, что они ему напоминают. Гольдберг смотрит на кляксу и говорит: «Секс!» Ему показывают другую кляксу. «Секс!» Третью кляксу. «Секс!» Психиатр восклицает: "Гольдберг, вы в беде. Вы помешаны на сексе!» И Гольдберг отвечает: «Нет! Я не помешан на сексе! Как иначе можно реагировать на ваши грязные картинки?»

Иными словами, существовало убеждение, распространенное у мыслителей Просвещения, принятое Джоном Локком и другими философами, что сначала мы видим, а затем верим. На самом же деле последовательность иная: сначала мы верим, а затем видим. Наша способность наблюдать вещи зависит от концептуальных рамок, которые мы накладываем на вещи, и есть вещи, которые мы можем увидеть только при наличии у нас особых интеллектуальных средств, и есть вещи, которые мы не можем видеть вообще. Иными словами, наше восприятие ограничено нашими ожиданиями. И это именно то, что произошло в случае Торы, в трех этапах библейской критики, описанных мною раньше.

Возьмите Спинозу! Прочитал ли он Тору и после этого заключил, что она не была написана Богом? Ответ: нет. Ни в коем случае! Спиноза сформулировал известный принцип пантеизма Deus sive natura (Бог или природа), Бог и есть природа, понятые в их истине. Иными словами, Спиноза, как и большинство мыслителей Просвещения, придерживавшихся деизма, видел в Боге Первопричину, которая привела Вселенную в движение и затем оставила ее, согласно старой надписи на стене туалета в университетской библиотеке Кембриджа: «Бог существует. Он просто не хочет вмешиваться». Таково представление деистов о Боге.

Всякий раз, когда философ смотрит на Бога, как смотрел на Него Спиноза, он воспринимает Бога как концепцию, как Вселенную в особом аспекте, как Первопричину. Иными словами, как «Это». И есть одна вещь, на которую «Это» не способно: «Оно» не может говорить. Здесь и заключается основное различие между Богом Авраама и богом Аристотеля, между Богом иудаизма и богом деистов, или пантеистов, или панентеистов, чей бог всемогущ, но не способен говорить, потому что он не личность. Он есть сила, тотальность, что бы это ни означало, но не личность и, следовательно, не способен говорить. Поэтому, прежде чем Спиноза открыл Танах, он знал, что Тора не может быть словом Божьим, потому что для него фраза "Бог говорит" была противоречием в терминах.

В таком случае неизбежно заключение: слово Торы не есть слово Бога, оно есть слово человека. И тогда надо отвечать на вопрос: кто был этот человек? Таков результат, к которому пришел Спиноза. Но это было его исходной концептуальной посылкой, и исходя из нее, нет никакой возможности понять Бога, Кто говорит. И вообще, у философии нет никакой возможности понять такого Бога. Это, во-первых.

Пойдем дальше во времени. В XVII и XVIII веках ключевым словом был «разум». Какое слово стало ключевым в XIX веке? «История», причем «история» особого вида, привязанная к другому ключевому слову – «прогресс». Человек и история были поняты как непрерывное восхождение от примитивного к развитому, от простого к сложному. Такое понимание получило распространение в философии благодаря Гегелю, в биологии -- благодаря Дарвину, в антропологии - благодаря Джеймсу Фрэзеру. Вся эта плеяда мыслителей видела современное общество бесконечно более сложным, чем примитивные общества. Принцип, формирующий мысль XIX века, есть «история».

Когда Велльгаузен садится читать Танах, что он ищет? Он хочет найти историю. Вы и я знаем, что в Торе звучат разные голоса, в ней соединены различные жанры: закон, нарратив, Х говорит, Y говорит, Бог, человек и т.д. и т.д. И если вы начнете расставлять все эти жанры в соответствии с вашей шкалой от более примитивного к более сложному, вы начнете раздроблять текст и заключать, что такие-то части возникли раньше, такие-то позже. Тогда вы занимаетесь хронологией. Вы разрываете текст на маленькие кусочки, и датируете согласно своим представлениям, чтó есть примитивное (раннее) и чтó есть сложное (позднее). Именно так работал Велльгаузен.

Велльгаузен был заинтересован в истории прежде, чем открыл Танах, и как только он открыл книгу, он нашел подтверждение тому единственному, что он искал и мог увидеть вообще – исторический документ, который составлялся в течение времени и который мы можем расслоить на отдельные части.

Так что и Спиноза, и Велльгаузен увидели в тексте то, что ожидали увидеть.

И теперь мы подходим к третьему, христианскому этапу. Здесь я хочу сделать два принципиальных замечания. Кто-нибудь из вас читал аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса? Если читали, то, возможно, помните его маленький рассказ «Пьер Менар, автор «Дон Кихота»» о сумасшедшем человеке по имени Пьер Менар, который пишет «Дон Кихот», используя в точности слова Сервантеса, но с той разницей, что Дон Кихот 1605 года говорит как человек позднего Средневековья, а Дон Кихот Менара говорит иронично, анахронично и т.п. Другими словами, Борхес дает нам метафизическую иллюзию наличия двух разных книг, написанных одними и теми же словами. Такова его фантазия.[2]

Теперь позвольте мне задать вопрос: есть ли у нас пример двух разных книг с полностью идентичным текстом, не в воображении, но в реальности? Ответ очевиден: да! Есть две книги, которые полностью отличаются друг от друга, но которые написаны одними и теми же словами. Танах и Ветхий Завет! Это совершенно разные книги. Но текст состоит из одних и тех же слов.

Танах, чем бы он ни был, есть книга евреев. Ветхий Завет – совсем другой документ, который в христианстве видится предвосхищением особого существа, одновременно Бога и человека, Мессии, освободителя человечества от первородного греха. Но не существует никакой возможности для такого прочтения еврейского Танаха. Просто не существует. Это две разные книги. Им просто случилось иметь одни и те же слова. Я прошу вас усвоить это. Как хотите, но раскусите, вдохните это! Вы можете иметь книги с одними и теми же словами и вместе с тем две разные книги.

Однако еврейские мыслители не учли этот факт, что было их очень большой ошибкой. Они не учли, что Откровение в христианстве означает не то же самое, что Откровение в иудаизме. Между ними существует фундаментальное различие, и вы можете увидеть его, задав себе вопрос: «Где Бог открывает Себя? В чем?»

Ответ христианства: в человеке. Ответ и иудаизма: в словах.

Различие фундаментальное! Оно означает, например, что четыре Евангелия в христианстве не являются Откровением, но есть только свидетельство об Откровении. Они рассказывают историю Откровения, воплощенного не в тексте, но в человеке, в его жизни. Именно поэтому для христиан и возможно согласие с документальной гипотезой существования четырех авторов Танаха. Ведь в христианстве именно это и имеет место. Где? – В четырех Евангелиях. Вместо "J", "Р" и "D" мы имеем Евангелия от Матфея, Марка, Луки, Иоанна. И никогда в христианстве не было попытки соткать из них единый документ, потому что они не являются Откровением, они являются его подтверждением, свидетельством о нем, декларацией хорошей вести. Повторяю, они не есть Откровение, они есть свидетельство об Откровении.
В христианстве Бог воплотился в уникальном человеке, но в иудаизме, как вы знаете, эта концепция немыслима. Если и можно говорить в иудаизме о воплощении Бога в человеке, то только в смысле Его воплощения в каждом человеке как целем элоким – образа Бога. И для нас каждый еврей есть сын или дочь Бога. Рабби Акива говорил: «Расположен [Вс-вышний] к человеку, [ибо] создан тот по образу [Творца]… Расположен [Б-г] к сынам Израиля, названным сынами Вс-вышнего». Или как Г-сподь объявил через Моисея фараону: «Израиль [есть] сын Мой, первенец Мой».

Иными словами, видение мира в иудаизме и в христианстве совершенно разное. Я не занимаюсь здесь критикой и не собираюсь их сравнивать, но подчеркиваю: они различаются в своих основаниях! И фундаментальным отличием христианства является то, что оно может принять библейскую критику, ибо для него слова не являются святыми! Они только указывают на то, что является святым. Но в иудаизме сами слова воплощают Откровение. Именно слова святы.

Вот почему, когда христианство смотрит в Танах, оно видит то, что хочет увидеть, как, например, свидетельство об Иисусе в пророчествах Исайи. Мы не можем идти по пути Спинозы, или Велльгаузена или христианства от древности до современности. Их книга – не наша книга, даже если она имеет те же слова. Когда вы читаете ее как историческую книгу, следуя Спинозе и Велльгаузену, вы читаете ее как свидетельство о чем-то, что лежит за пределами текста. Так поступило и христианство. Что бы вы при этом ни делали, вы не читаете Тору, вы читаете другую книгу, которая относится к другому жанру, к иной литературной категории.

Теперь я хочу просто спросить: означает ли сказанное мною субъективизм? Как кто-то сказал в «Алисе в стране чудес»: «Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше».

[Возглас в аудитории: Хампти Дампти (Шалтай-Болтай) в "Зазеркалье" Льюиса Кэрролла]

Это сказал Шалтай-Болтай! Отлично! Спасибо! «Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше».

Вынужден ли я согласиться с этим? Если есть столь разные прочтения Библии: Спигозы, Велльгаузена, христиан, евреев…, то значит ли это, что всякое прочтение просто субъективно? Вы выбираете то, что вам нравится, и утверждаете свой выбор, как учит современный деконструктивизм в литературе. Ответ: «Нет!». Для меня все эти прочтения не находятся на одном уровне. И причина заключается в том, что подход Спинозы, подход Велльгаузена и христианский подход с еврейской точки зрения не есть прочтение текста. Они прорываются через текст к чему-то за пределами текста. В случае Спинозы и Велльгаузена это вопрос: «Что произошло на самом деле?». В случае христианства -- это человек, кто был в своей жизни откровением. Они не читают текст. Они читают через текст и за пределами текста. Они принимают текст как средство познания чего-то более интересного для себя, чем текст.

Я считаю, и поверьте мне, это не метод прочтения текста. Вот почему те из вас, кто знаком с последней модой в библейской науке, не удивляются тому, что современные исследования там приняли новое направление. Сегодня существуют три новые школы библейской критики, и все они приблизились, хотя и не полностью, к еврейской позиции.

Одна из них называется «редакционной критикой» Библии. Она всматривается в текст с точки зрения его окончательной редакции. Вторая называется «канонической критикой». Она не рассуждает о таких вещах, как забавные одежды, которые я должен носить, чтобы люди знали, кто я есть. «Каноническая критика», разработанная профессором Йельского университета Бревардом Чайлдсом, смотрит на текст, как он воспринят и понимается в конфессиональных общинах. Третья школа, с который вы, вероятно, лучше знакомы, потому что она очень доступна и чрезвычайно поучительна, является литературной критикой особого рода и представлена работами Mayer Sternberg, американского филолога-библеиста Robert Alter и др. Вы читали их, не правда ли?

Не читайте сквозь текст, вне его, над ним, позади него, чем занималась в основном библейская критика. Ничто из этого не соответствует еврейскому прочтению текста, потому что ничто из этого не основано на признании текста словом Божьим. Три новые школы, по крайней мере, читают текст, и потому они более привлекательны. Я знаком с ними. Как вы знаете, я стараюсь читать всех апикорус (еретиков). Я многому у них научился, я наслаждаюсь ими, но до сих пор не впечатлен их трудами.

Такова критическая часть моей лекции. Откуда Спиноза? Откуда Велльгаузен? Откуда христианская библейская критика? Короткий ответ: у каждого из них своя логика, принятая в определенное время, но я не думаю, чтобы кто-либо из них реагировал на текст как текст, еще меньше как на слово Божье.

Теперь давайте перейдем к положительным моментам. Я хочу начать с чрезвычайно глубоких и поучительных слов великого еврейского историка XIX века Генриха Греца. Прислушайтесь очень внимательно к тому, что он говорит:

"Язычник воспринимает божественное в природе посредством глаз, и он осознает божественное как нечто, на что надо смотреть. Еврей же постигает Бога как существо вне природы и до нее. Божественное обнаруживает себя через волю и посредством речи. Язычник видит своего бога, еврей слышит Его".

Удивительно проницательное замечание, хороший компас на дороге к пониманию иудаизма. Кстати, об этом говорят много других исследователей, но я не хочу цитировать их всех. Жизнь слишком коротка.

Так что мы имеем дело, другими словами, с двумя типами культуры. Есть культура зрения, и есть культура звука. Есть культура, в которой центральным интеллектуальным актом является видение. Греческое слово «теория» означает «видение». Теория есть то, что вы видите. Слово «идея» латинского происхождения. Вы знаете магазины «Видео» (Video). Опустите мягкое согласное 'V' , и вы обнаружите, что «видео» и «идея» имеют один корень. Идея есть также нечто, что вы видите. Греческая культура представляет собой культуру ориентированную на зрение. Иудаизм представляет собой культуру ориентированную на слух, в которой первичным актом является не видение, но слушание.

Что производит визуальная культура? Статуи, живопись, архитектуру, скульптуру. Зрелища, и среди них столь ценные как театр и драма (я не смею говорить о футболе, потому что моя команда всегда проигрывает каждый раз, когда я упоминаю ее). Другими словами, это все формы изобразительного искусства, и во всех них греческая культура достигла вершины, которые редко, если когда-либо вообще, были превзойдены. В них величие греческой культуры.

А где искусство в иудаизме? Где архитектура, живопись, драма, театр? Их нет. И это очень интересно, ибо это показывает нам, что иудаизм является культурой не глаза, но уха. И это так не только, как вы можете подумать, из-за заповеди, запрещающей изготовление идолов. Дело не только в ней. Суть дела лежит глубже, в самой структуре библейского нарратива.

Позвольте мне задать вам вопрос. Как выглядел Авраам? Кто знает? Был ли он высоким? Низким? Толстым? Рыжим? Как выглядел Моисей? Нам не сказано!
Вы, вероятно, знаете знаменитое эссе Эрика Ауэрбаха «Рубец на ноге Одиссея» в книге «Мимесис»? Там он указал на особенность гомеровского текста, полного яркими описаниями поверхностей вещей. Вы видите их, когда читаете Гомера.[3]

Но когда вы читаете Танах, вы видите очень мало. Его текст нагружен значениями, наполнен подтекстом (fraught with background). Самое интересное остается вне текста, и вы должны уловить его с помощью собственного воображения. Еврейский текст, библейский текст, нагружен неявными смыслами. Можно сказать иначе. Запрет на идолов относится и к визуальным описаниям в Танах. Вы никогда не получите описание кого-то или чего-то, если это не абсолютно необходимо для повествования. Когда вы должны знать, что женщина красива? Когда кто-то угрожает отобрать ее у мужа и убить его, или когда надо объяснить любовь с первого взгляда. Так мы обнаруживаем, что Сара была красива, Ревекка была гемилут хасидим (любящая доброта), Рахиль была красива. Но что нам сказано помимо «красива»? Мы даже не знаем, какого цвета были их волосы.

На этой неделе мы узнали из «Sunday Times», что, по-видимому, Клеопатра была низкорослая, толстая и уродливая, но она была соблазнительна в любом случае. Еврейская же культура настолько не визуальна, что мы не можем даже предположить, кто как выглядел. Есть такой писатель Уолтер Онг (Walter J. Ong). Он не из тех, кого вы, вероятно, читаете, но он автор нескольких замечательных работ, среди них Orality and Literacy и книга с замечательным названием The Presence of the Word. Там он показал, как зрение имеет дело с поверхностью вещей, а слух с их внутренним значением, в прямом и метафизическом смыслах.

Что, например, мы видим, когда смотрим на кого-то? Очевидно, прежде всего, лицо. Но как насчет других характеристик человека: национальности, социального положения, образа жизни? Одежда! Не могли бы вы дать мне примеры случаев, за исключением Адама и Евы в Эдемском саду, когда одежда играет важную роль в книге Бытия?

[Возгласы в аудитории.]

Иаков одевается в одежды Исава. Братья Иосифа берут его одежду и пачкают ее кровью козленка, как будто Иосиф был разорван диким зверем. Где одежда играет важную роль в истории евреев в Египте? Помните, как Джоан Коллинз, играя жену Потифара, пытается соблазнить Иосифа, затем убегает, а он остается с ее платьем в руках? Нет, извините! Жена Потифара держит его одежду, а он убегает. И она говорит: «Видите! Вот доказательство того, что он пытался изнасиловать меня!». Другой пример? – Тамар наряжается в проститутку.

Что является общим для всех этих четырех случаях? Ответ: одежда обманывает! (1) Это был не Исав, это был Иаков; (2) Иосиф не был растерзан диким животным. (3) Иосиф не пытался изнасиловать жену Потифара. (4) Тамар не была проституткой. Во всех этих случаях одежда используется для обмана. Ради хорошей или плохой цели, не имеет значения. Во всех случаях одежда обманывала. Зрение раскрывает не истину, но нечто противоположное ей.

Теперь скажите, какое слово на иврите означает «одежда»? [Возглас: бегед] А какое «предательство»? [Возгласы] Ашамну, багадну (Виновны, предавали) Только подумайте! «Одежда» означает «предательство»! В иудаизме не то, что вы видите, говорит вам, что есть. Это то, что вы слышите! И в этом суть. Если вы полагаетесь на зрение, вы впадаете в обман.

Куда мы должны посмотреть, чтобы не ошибиться? Лецицит уръитэм ото - на цицит. Цицит – это наглядное. Кто-нибудь помнит начало главы Торы, где упоминаются цицит? [Возглас из аудитории: Шлах леха – Числа 13-15] Глава о разведчиках. Какие слова сказаны? Уреитэм эт хаарэц - осмотрите страну. Это ключевое слово. Уреитэм - осмотрите, увидите - этот глагол встречается только три раза в Торе, дважды в главе в Шлах леха . И она говорит о цицит: уръитэм ото - смотря на них.[4]

Разведчики осмотрели страну и вернулись с донесением. И их вывод были неверным. Вы помните, что они увидели? Послушайте. Это тот случай, когда приходится серьезно защищать иудаизм. Моисей дал много указаний разведчикам, и среди прочего он наказал им узнать о народе, населяющем стану:

Ума хаарэц ашэр ху йошэйв ба-х хатова хи им раа ума хэарим ашэр ху йошэйв бахэйнна хабемаханим им бемивъцарим

- И какова страна, в которой он живет, xороша она или плоxа, и каковы города, в которыx он живет, открытые они или укрепленные.

Разведчики вернулись и доложили:

Эфэс ки аз хаам хайошэйв баарэц вехэарим бецурот гъдолот меод

– Но силен народ, живущий в этой стране, и города укрепленные, очень большие.

В книге Дварим (Второзаконие) Моисей добавил важный штрих к главе о разведчиках. Они увидели укрепленные города со стенами до небес. И что они сделали? Они сделали вывод: если города сильно укреплены, значит, народ, живущий в них, тоже силен. Таково было их заключение.

Вы знаете комментарий Раши? «Если люди живут в городах открытых, они сильны, потому что полагаются на свое могущество; а если живут в городах укрепленных, они слабы». Шпионы видели! - Но то, что они видели, того не было! Они увидели сильный народ, но в действительности то был народ, скрывшийся за стенами в страхе.

И в связи с этим я добавлю свой комментарий к еврейской жизни: не думайте, что те, кто живет за высокими стенами добровольного гетто, обязательно самые сильные евреи. Самые сильные евреи в состоянии жить без высоких стен. Уверенные в своей вере они могут вступить в диалог с людьми других вер и других культур.

Как бы там ни было, зрение не открывает истину. А другие чувства? Посмотрим. Я хочу дать вам маленькое эссе о четырех чувствах. Забудем на минуту о зрении, поскольку речь пойдет об ослепшем человеке. Вот Исаак собирается благословить своего сына. Какие чувства он использует? Вкусовые. Для него Исав, прежде всего, охотник, и он просит сына наловить дичи. Пища будет свидетельством. Затем осязание. Он дотрагивается до одежды, в которую облачился Иаков. И затем обоняние. Re'ach beni – смотри - запаx сына моего, как запах поля, которое благословил Бог!

Так обманули Исаака три чувства и помимо зрения. Они не сказали ему правду? А какое сказало? Hakol kol-Ya'akov - Голос, голос Иакова. Если бы Исаак прислушался к голосу вместо обоняния, осязания и вкуса, он получил бы правильный ответ. Он слышит Hakol kol-Ya'akov - Голос, голос Иакова, но потом игнорирует услышанное. Вы видите, помимо всего прочего, драма благословения Иакова свидетельствует о том, что звук, а не зрение, открывает истину в иудаизме.

Между прочим, этот момент позволяет лучше понимать многие вещи. Для примера я упомяну один важный феномен. «Культура зрения» и «культура звука» создают различные этические системы. Какая этика связана с первой? Та, что антропологи называют «культурой стыда». А с культурой звука связана «культура вины».

Стыд есть страх, который мы испытываем, когда оказываемся на виду других людей в ситуации недостойной нас. Вина есть внутренний голос. Греция была, конечно, «культурой стыда»; а иудаизм есть «культура вины». Не для этого ли у нас есть наши мамы?

Теперь я укажу вам на то, что я не встречал нигде. Послушайте! Вот Адам и Ева в Эдемском саду. Они вкусили от эц хадаат тов вэ-ра – древа познания добра и зла. И потом все спрашивают, как спросил и Маймонид в начале второй главы «Путеводителя растерянных»: «Почему столь ужасно было попробовать плоды дерева познания?» Ведь, несомненно, самое высокое, к чему мы должны стремиться, есть знание добра и зла, их различия. Как это может быть грехом?

Тем не менее, я хочу предложить здесь в свете сказанного о зрении, слухе и истине ответ на вопрос, что произошло в Эдемском саду? Прежде всего, каков был плод: таава xу лаэйнаим – приятнам для глаз, чем-то, на что вы смотрите и чему не можете сопротивляться. Плод был привлекательным для глаз. Что же происходит после того, как Адам и Ева съели фрукт? Ватипакаxъна эйнэй шънэйэм –И раскрылись глаза у обоиx и осознали они свою наготу. Зрение открылось, и они почувствовали стыд. До этого: арумим xаадам веишъто велё итъбошашу – Были оба они наги и не стыдились.

Теперь вы видите, что происходит на самом деле с Адамом и Евой. Дело было не в том, что они приобрели знание добра и зла. Но они приобрели знание добра и зла, которое связано со зрением, а не звуком. То, что выглядит приятно для глаза, а не голос Бога. Они отступили от «культуры звука» – еврейской культуры, к «культуре зрения» - к языческой (греческой) культуре.

И тут мы подходим к уникальной идее Откровения в иудаизме, которая до сих пор, я должен сказать, наполняет меня удивлением и благоговением. В древнем мире, мире мифов, мире язычества, в том числе Греции, не было никакой проблемы с Откровением. Не было проблемы вообще, потому что боги были ясно видимы. Вы не могли бы прожить и пяти минут, не наткнувшись на одного из них. Кем и где были боги? Солнце. Луна. Звезды. Небо. Ветер. Дождь. Буря. Море. Чем бы они ни были, они были не далеко, вокруг человека. И граница между богами и природой, с одной стороны, и богами и людьми, с другой, была размазана. Никакой проблемы с Откровением.

Она возникает только с рождением иудаизма, радикального монотеизма, когда Бог внезапно оказался за пределами Вселенной, невидимым в природе, радикально иным. И тогда возникает кризис. Вот одно из самых красивых его выражений в словах псалмопевца:

Когда взираю я на небеса Твои -- дело Твоих перстов.

Таков чистый монотеизм. Такова монотеистическая метафора, столь радикальная, что вы можете сказать о видимом мире только «дело Твоих перстов». И дальше:

что [есть] человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?

Удивительно! Или когда Исаия говорит: «Небо – престол Мой, а земля – подножие ног Моих» Это радикально: Бог не в природе и вместе с тем существует, будучи несоизмерим с миром. Какой же возможен для нас на земле контакт с Существом, неизмеримым и более того, невидимым?

Ответ поистине радикален. Жил великий математик, как помнится, в Кембридже в 1930-х или 1940-х годах по имени Алан Тьюринг. Многие из вас знают о нем больше меня, так что поправьте меня, если я ошибусь. Слышали ли вы о нем? Алан Тьюринг был одним из первых теоретиков компьютера. Идея так называемой машины Тьюринга возвестила эру информатики и работ по искусственному интеллекту. В какой момент компьютер может стать разумной формой жизни? Вопрос, горячо обсуждавшийся в последнее время. Тьюринг был пионером здесь. Он предложил тест Тьюринга. Что такое тест Тьюринга? Очень просто. Если вы можете поддерживать осмысленный разговор с кем-то (предположительно во время крияс Тора – чтения Торы), то вы имеете дело с разумной формой жизни. Если вы разговариваете с чем-то, иными словами, печатаете слова, получаете печатные ответы, и через пять - десять минут разговора не можете сказать, разговариваете ли вы с человеком или с компьютером, то вы имеете дело с искусственным интеллектом, и в таком случае компьютер неожиданно становится человеком.

Я не думаю, что мы уже пришли к этому. У нас есть говорящие автомобили, и бог знает что еще, но я полагаю, мы все еще можем различить, разговаривает с нами человек или компьютер. Но мысль Тьюринга понятна и очень важна. Для нашей концепции личности фундаментальное значение имеет разговор или то, что я назвал в моих лекциях «диалог».

Диалог по существу есть встреча одного «я» с другим «я», одной личности с другой. И для реализации этой встречи необходима коммуникация: сказанное слово, услышанное слово, ответ на слово. Во взаимном обмене слов возникает беседа, что и является точным, самым фундаментальным из известных нам тестов «личности». И именно таково еврейское понимание, возникшее в далекое время - много тысяч лет назад, - что определяющим моментом встречи двух мыслящих существ, вступающих в контакт и связь друг с другом, является возможность говорить, слышать друг друга, отвечать друг другу.

Во всех своих лекциях я указывал вам, что понимание Бога как Личности было самым радикальным прозрением иудаизма. И тогда не менее радикальным и великим прозрением иудаизма оказывается вывод из признания Бога Личностью: святое есть язык. Когда Он открывает Себя, он отрывает себя в языке. Не как сила, власть, «Это», или концепция. Когда Бог открывает Себя как личность, Он говорит. Именно через речь, язык, слова Небо касается земли. Через слова. И никакая другая религии, я думаю, была столь же воодушевлена высоким назначением языка, привязана к языку. И поэтому даже светские евреи оставались заинтересованными феноменом языка и становились выдающимися лингвистами: Витгенштейн, Леви-Стросс, Хомский, Джордж Стайнер, и т.д. Именно посредством слова Бог сотворил мир. Vayomer Elohim yehi - Сказал всесильный: Да будет, - и это было. Также человек создает порядок посредством слов. Наименование животных было первым делом Адама. Классификация есть начало господства человека над природой. И через слово Адам вступает в отношения с первым «другим» в истории, с первой женщиной.

зот xапаам – Эта на сей раз!

эйцэм мэйацамай – Кость от костей моих

увасар мибесарий – И плоть от плоти моей!

Только посредством слов строятся общества. Вспомните удивительную сатиру на притязания человеческой цивилизации. В Месопотамии, на равнинах земли Сеннаар произошел важный технологический прорыв. Началось изготовление кирпича, первого искусственного строительного материала. И сразу же люди решили воспользоваться этой технологией, чтобы построить башню до небес. Но получился комедийный результат. Башня достигает небеса. Я думаю, до появления самолетов трудно было оценить юмор этой сатиры. Но так было. Помните, Бог говорит: пойдем и посмотрим. Люди строят башню до небес, и Бог берет свое увеличительное стекло и говорит: «Давайте посмотрим на их дела»! И что дальше? Бог показывает людям, что действительное творчество заключено не в технологии, а в языке. Он отбирает у них общий язык, и они не могут продолжать строитедьство. Кедушат ха-лашон – святость языка!

И теперь мы можем сказать, - и я собираюсь сказать в одном параграфе то, что заслуживает книги.

Теперь мы можем увидеть место иудаизма на расчерченном ландшафте мировых религий. Существуют два основных религиозных типа. Восток и Запад. Как угодно. Я не хочу обобщать. Есть люди, которые думают, что Бог есть нечто объективное, где-то вне. Или Бог есть нечто субъективное, внутри. Таковы два основных отношения к Богу. Либо мы находим Бога во Вселенной, где-то «там», либо мы найдем Его «здесь», в душе. Объективный vs. субъективный.

Иудаизм говорит: «Не то и не другое!». Иудаизм говорит, что оба эти моменты являются вторичными. Где вы находите Бога? Не в сфере объективности и не в сфере субъективности, но в сфере интер-субъективности. И это область языка, где два человека, оба из которых имеют внутреннюю жизнь, вступают в разговор друг с другом. Язык есть сфера интер-субъективности. И я не знаю ни одной другой религии, которая находит себя в этой сфере.

Отличительной чертой иудаизма оказывается то, что Бог говорит и через речь вступает в диалог с человечеством. Здесь заключается начало веры в Тора мин а-шамаим - в Тору с Небес. Слова святы.

Теперь позвольте мне задать вам несколько простых вопросов. Каков смысл третьей части струнного квартета Бетховена, Opus 130? Представьте, что я выставил здесь полотно Мондриана? Какой в нем смысл? Или - русской кампании Наполеона. Что все они означают?

Ответ заключается в том, что эти вопросы являются вопросами, на которые мы не можем ответить. Мы не имеем понятия, каким будет ответ. Мы даже не знаем, где его искать.

Затем, однако, мы обнаруживаем, что Бетховен написал на нотах: «Das Heilige Danke ...» и в другом месте: "Neue Kraft gefühlen» – «Песня Бога и благодарения» и «Чувствуя новые силы». Мы вдруг понимаем, что это выздоровление Бетховена от болезни, и чувствуем: «О! Теперь я могу понять, что означает эта музыка».

Когда Мондриан подписывает свою блестящую картину «Буги-вуги на Бродвее», вы вдруг понимаете, о чем этот холст.

Вы хотите знать смысл русской кампании Наполеона? Читайте «Войну и мир», и вы узнаете, по крайней мере, что Толстой думал о ее смысле.

Без слов не существует такой вещи, как смысл. И именно поэтому душа сама по себе, Вселенная сама по себе - это не место, где можно найти смысл. Только тогда, когда у нас есть слова, мы можем придать смысл чему-то. Мы не могли бы вычитать смысл в Творении. Гемара говорит, что если бы Тора не была дана нам, мы могли бы учиться трудолюбию у муравьев, скромности у кошки. Более того, если бы Тора не была дана нам, мы могли бы одинаково хорошо учиться хитрости у лисы, охоте у волка, насилию у тигра. Вселенная не открывает смыслы при взгляде на ее элементы, как они есть.

История также не открывает свои смыслы при взгляде на ее события, как они есть. Думаете ли вы, что египтяне видели в исходе евреев то, что мы видим в нем? Здесь уместно вспомнить остроумное определение истории, данное Джозефом Хеллером, автором «Уловка-22» (Catch 22): «Мешок с мусором случайных совпадений, развеянных ветром».

Иными словами, без слов ничто не несет смысла. Поэтому я и говорю, что Откровение есть фундаментальная вера иудаизма. Не единственная. Мы верим в Творение. Мы верим в искупление. Мы верим, другими словами, в Бога в природе, в Бога в истории.

Но если бы у нас не было Торы, мы не могли бы прийти к мысли о Творении, потому что природа не несет смысла на своей поверхности. Если бы у нас не было Торы как истории, мы не имели бы понятия о Спасении, потому что сама истории не открывает нам смысла своих событий. Вот почему Тора необходима для того, чтобы природа и история имели смыл, поскольку именно Тора придает языку кедуша – святость.

Замечательный не-еврейский писатель Пол Джонсон в начале своей «Истории евреев» высказывает интересную мысль: «Евреи оказались в самом центре вечной, не иссякающей попытки дать человеческой жизни достоинство цели». Так случилось потому, что иудаизм утверждает, что фундаментально святым является не некое место, не некий человек или некая власть. Что фундаментально свято – это слова Бога, обращенные к нам, и наши слова, обращенные к Богу. Смыслы лежат в языке, и мы не хотели бы найти их в другом месте. Вот почему иудаизм является высшим примером религии языка и, следовательно, смысла.

Если мы не находим Бога в Торе, мы не найдем Его нигде.

И я бросаю вызов любому, кто выступит против этого.

В Торе Бог говорит с человеком, и спрашивает: ayeka – где ты? Мы обращаемся к Богу и спрашиваем: « Где Ты?». И иудаизм живет в этом диалоге между Небом и землей.

Пожалуйста, имейте терпение. (Я должен добраться до конца лекции: уже близко, почти у цели.) Теперь я могу начать отвечать на вопрос: что есть Тора мин а-шамаим – Тора с Небес

Я говорил вам в предыдущей лекции, что у нас есть три метафоры. Библия использует три метафоры при описании наших отношений с Богом, каждая из которых является необходимой, потому что каждая схватывает особый аспект этих отношений.

Первая метафора: Образ мужа и жены. Чудесная метафора, выраженная Исайей, Иеремеей и ярче всего Осией. Ve’erastich li le’olam – И обручу тебя Мне навек.

Вторая метафора: Адон и евед - Господин и слуга. Как по слову Бога:
Ki-li veney-Yisra'el avadim avaday hem - сыны Израилевы Мои рабы. Бог есть господин, верховная власть, и мы его подданные.

Третья метафора: бни бехори Исраэль — мой сын, мой первенец Израиль. Бог есть родитель, мы Его дети.

Каждая из трех метафор позволяет нам понять Тора мин а-шамаим – Тору с Небес.

Вот первая. Муж и жена. Я говорил вам в предыдущей лекции, что брак в иудаизме является высшим примером отношения между одним человеком и другим с признанием достоинства и независимости каждого из них. Это соглашение, основанное не на власти или манипуляции, но на любви. Когда вы женитесь, вы используете язык особым образом. Когда я произношу слова: «Я обещаю!», - что я делаю? Я не просто описываю некое обещание, я обещаю! Оксфордский философ Джон Остин назвал такие высказывания «исполнительными высказываниями». Речь используется для создания чего-то и специально для создания моральных связей. Так жених обращается к невесте под хупой: Арей ат мекудешет ли бетабаат зо кедат Моше веИсраэль – Вот, ты посвящаешься мне в жены этим кольцом по закону Моше и Израиля – так устанавливается брак. Это не разговор о браке, это создание его. Творение словами.

Первое фундаментальное утверждение Тора мин а-шамаим – Торы с Неба заключается в том, что слова Бога на горе Синай были арей ат мекудешет ли – вы обручены мне как народ, и это будет вашим брачным контрактом. Тора есть брачный договор между Богом и еврейским народом. Тора – не просто книга. Она функционально эквивалента обручальному кольцу. Другими словами, так долго, как она у нас есть, Бог связан с нами, и мы связаны с Ним. Это первая метафора. Муж и жена.

Вторая метафора политическая. Бог есть хозяин, мы Его слуги. (Я буду очень краток.) Тора для еврейского народа подобна Декларации Независимости и Конституции Америки для американской нации. Тора есть и адон и евед, писаная конституция еврейского народа как нации, находящейся под суверенитетом Бога. Это есть Тора – конституционный, политический документ, первая в истории писаная конституция какой-либо страны вообще. В этом вся Тора, пять книг Моисея, которые все вместе соответствуют договорным формулам древнего Ближнего Востока, открытым Джорджем Менденхоллом. Вся Тора является конституционным документом, определяющим нас гражданами Республики Веры.

Третья метафора, наиболее трогательная из всех: Бог есть Отец, родитель. Что случается с родителями? Они должны понять, что рано или поздно дети уйдут из дома. Что вы дадите им перед уходом? Прежде всего, вы должны дать им пространство. И, во-вторых, вы даете им что-то на память. Даже живя вдали от них, вы хотите, чтобы они помнили вас, и вы даете им письмо в той или иной форме. Это и есть третье определение Тора мин а-шамаим – Торы с Неба. Она есть письмо Бога к нам, Его способ сказать нам: «Наши пути могут разойтись. Случится Мне быть далеко. Читайте Мое письмо вам, и тогда Я буду с вами». Письмо родителя детям. Это самая трогательная концепция Тора мин а-шамаим – Торы с Неба.

С нею евреи выжили в течение 2000 лет изгнания, никогда не чувствуя себя оставленными Богом, потому что, пока Тора была с ними, Бог был с ними. Это было его письмо. Это был кол гадол вело ясаф – Глас великий, не имеющий конца. И это была драма коль демама дака - голос, который вы можете услышать только, если вы прислушиваетесь к нему внимательно. Везде, в Восточной Европе, в Испании, в Йемене – везде, где евреи читали Тору, они слышали голос Бога и знали, что были вместе с Ним.

Таковы три значения Торы в иудаизме. Это вообще не обычный текст. Тора не подобна книге, которую вы можете найти в библиотеке. Она есть: (1) фотография или письмо отца к ребенку, (2) обручальное кольцо, соединяющее мужа и жену, (3) конституция, формирующая Израиль как народ под суверенитетом Бога.

У всех этих метафор есть общее: они устанавливают связь между Богом и Его возлюбленным, временами упрямым и чрезвычайно своенравным народом. Вот в чем смысл Тора мин а-шамаим – Торы с Неба. Она есть слово, посредством которого Бог связывает Себя с людьми, и люди связывают себя с Богом. Что есть Тора? Тора есть мир, в который мы входим, когда, активно прислушиваясь, слышим голос Бога.[5]

Иными словами, выражаясь более строго, по существу не следует говорить «Тора с небес», но «Небо из Торы».

Вот что есть Тора мин а-шамаим. Святые слова, которыми Бог связывает Себя с нами. Но я должен открыть вам еще один акт этой драмы, и все будет искажено, если я не скажу о нем. Вот он.

Вы знаете, что в иудаизме есть общая тенденция уменьшения видимого участия Бога в жизни Израиля. В начале Он очень активен, а израильтяне очень пассивны. С течением времени израильтяне становятся все более активными, а Бог уходит в тень. Это заметно, в какой бы перспективе ни смотреть на историю евреев. И если посмотреть на историю заветов, это становится очевидным. Первые заветы Бог заключил с Ноем, с Авраамом и Иаковом. Во всех трех случаях Бог ведет все разговоры, и Ною, Аврааму, Иакову не приходится проявлять активность. Но посмотрите на более поздние заветы: с Иисусом Навином (Книга Иисуса Навина, гл. 24), или с Иосией, или Эзрой, когда тот вернулся из Вавилона. Кто был инициатором здесь? Человек. Бог не играет роли здесь. Мы видим переход от действий Бога к человеческой деятельности, и переломным моментом была гора Синай. Бог говорил и народ ответил. Синайский Завет был заключен при взаимном участии и согласии.

Таким образом, мы переходим, в котором Бог говорит, к миру диалога между Богом и человеком и далее к миру, в котором человек говорит, а Бог слушает, но не говорит. Это привело к самой удивительной драме. Мы знаем, что в течение долгого времени, тысячелетия, Танах был канонизирован. Сначала пять книг Моисея. Затем пророческие книги. Затем Ктувим (Писания) На это ушло много веков.

И когда библейский канон закрыт, а у нас есть книга под названием Танах, к которой не будет больше дополнений, иудаизм переходит в новую стадию. Переходит от чего? - От Откровения. К чему? Что делают раввины? Интерпретируют. Таким образом, иудаизм переходит от откровения к интерпретации. От Божественной речи к ее расшифровке человеком. От пассивного восприятия к активной интерпретации. Это переход от мира пророков к миру мудрецов.

И в тот момент, когда Бог отодвинулся и дал пространство человеку, чтобы он рос, роль человека в Откровении принимает величайшее достоинство. Знаете ли вы, что свидетельство этому? Я должен рассказать вам историю, хотя вы все знаете ее наизусть, – историю танур шель ахнай – змеиной печи в трактате Бава Меция 59.

В старые времена в Израиле люди готовили пищу под открытым небом. В Англии я бы не посоветовал этого. Они готовили на улице. Вы, наверное, знаете почему. Мы ведь приближаемся к празднику Песах, и должны будем позаботиться о кошерности нашей посуды. Вы знаете, что нельзя очистить оскверненный глиняный сосуд и сделать его кошерным. Что делать с ним? Вы должны разбить его. Но представьте себе следующую ситуацию. Вы живете в Израиле, и у вас есть хорошая печь во дворе, и вот мертвое насекомое падает в нее, и она становится нечистой, не кошерной, и вы должны разбить ее. Даже если кто-то пытается приготовить еду в этот момент, вы должны разбить печь и построить другую печь. Конечно, это безумие! И вот кто-то изобрел сберегающее труд устройство: предварительно разбитую печь. Блестящая идея! Она поставляется вам кусками. Вы насыпаете песок между кусками и строите плиту. Если она станет нечистой, вы разберете ее на части и соберете вновь. Заранее разбитая печь!

Рабби Элиэзер сказал: «Замечательно!» Другие мудрецы ответили: «Нет! Слишком просто. Забудьте об этом». И вы знаете, что после этого возникли горячие дебаты. Р. Элиэзер сказал: «Я прав! Поверьте мне! Я не простак! Я прав! И если я прав, это дерево подтвердит». И дерево во дворе выросло вверх на сто футов, а некоторые говорят даже на четыреста! Мудрецы сказали р. Элиэзеру: «Мы говорим о приготовлении пищи, о кошере. А ты приводишь в доказательство дерево? Какое отношение дерево имеет к нашей дискуссии?». Тогда р. Элиэзер говорит: «Если я прав, эта река подтвердит!». И река потекла в гору. Но мудрецы сказали: «Ты не можешь приводить в доказательство реку». Тогда он сказал: «Если я прав, стены этого Бейт Мидраш [дом изучения Торы] докажут это». И стены стали падать. Рабби Акива встал и сказал: "Стены! Два раввина обмениваются аргументами. Какое это имеет отношение к вам?» И из уважения к рабби Акиве стены перестали падать. Из уважения к р. Элиэзеру они остаются наклоненными по сей день.

Наконец, р. Элиэзер сказал: «Если я прав, голос с Неба докажет это!». И раздался голос с Неба: «Зачем противитесь вы словам р. Элиэзера? Ведь в вопросах галахи он всегда прав». И тогда встал р. Ирмеяху, посмотрел в Небо и сказал: «Ты дал нам Тору, Рибоно шел олам – Господин мира! И в Твоей Торе Ты написал Тора ло бе-шамаим – Тора не на Небесах Она здесь на земле. Ты, Господь, и р. Элиэзер против пол дюжины раввинов. Пол дюжины побеждает».

Так Всевышний остался в меньшинстве. Гемара рассказывает дальше, что один из раввинов встретил Илию. Вы знаете, Илия был человеком, который спустился с Небес на землю. И раввин спросил Илию: «Скажи мне, Илия, как среагировал Всемогущий, когда Он сидел в небесной ешиве и услышал, что был оставлен в меньшинстве?». И Илия ответил: «Всемогущий сидел как еврейский отец, полный гордости. Улыбнулся и воскликнул: «Мои дети умнее, чем Я»».

Именно в тот момент, когда Письменная Тора переходит в Устную Тору, когда откровение переходит в интерпретацию, человек поднимается и получает достоинство как ни в какой иной религии. И здесь заключен второй главный момент драмы Откровения. Я объяснял вам на протяжении всех этих лекций, что иудаизм есть религия о том, как дать место «другому», как Бог творит пространство для нас. Окончив эпоху пророков, Он дал нам право интерпретировать Его слово в силу Адон и евед - Господин и слуга отношения. Он обратил евреев, можно сказать, в подобие американского Верховного Суда. Они не законодательная, но судебная инстанция, и раввины могут интерпретировать конституцию как считают необходимым, подобно членам американского Верховного Суда.

Так открываются нам два акта драмы Торы с Небес. Я надеюсь, что я приоткрыл ее для вас. Иудаизм утверждает, что среди всего существующего в сотворенном мире святость принадлежит языку. Самый значительный религиозный опыт есть диалог между Небом и землей, которые мы называем Талмуд-Тора - изучение Торы. Потому что, когда мы изучаем Тору, мы вступаем в я-ты отношение с Всевышним. Мы слышим Его голос, мы воспринимаем его внутрь себя, и мы его интерпретируем.

Сколько команд мы имеем в иудаизме? Не знаю, если вы когда-нибудь обращали внимание на следующее. Можно было бы предположить, что в религии с 613 командами есть слово «повиноваться» (obey на английском). Но в иврите нет такого слова. Знали ли вы об этом? Какой глагол Библия использует вместо «подчиняться»? Лишмоа – Шма Исраэль. А вы знаете, что шма означает не «повиноваться», но «слушать», «слышать», «усвоить», «понять», «реагировать». Не существует английского (русского) слова, которое означает то же, что еврейское слово шма.

В Библии короля Джеймса изобретено слово для этой цели. Переводчики выбрали to hearken (внимать, слушать) Но сегодня никто уже не hearkens (прислушивается), и некоторые английские переводчики Библии не знают, что делать с этим глаголом, и переводят его как «подчиняться», но это абсолютно неправильно. Потому что Всемогущий никогда не навязывает Себя нам. Он просит нас активно воспринимать Его слово, прислушиваясь к нему, интерпретировать его, отвечать на него. Это и есть Шма. И именно поэтому ключевая мицва – заповедь, доброе дело иудаизма – это слушать, потому что святое дано в звуке Наша культура – культура звука, не зрения.

Друзья, я попытался объяснить вам, что значит верить в Тора мин а-шамаим - Тору с Небес. Или, точнее, что значит читать Тору в свете Завета (covenantally). Открыть Тору как документ Завета не значит читать просто некую книгу. Она должна быть спрошена, вызвана, призвана, выслушана. И прислушиваться внутри ее слов к коль демама дака - звуку тонкой тишины, к Голосу Бога, доходящего до нас сквозь бескрайние пространства, через 4000 лет истории, Голос, который мы услышим, если только у нас хватит мужества слушать.

Спасибо. [Аплодисменты]

Jodie Cohen: Спасибо, Главный Раввин. Я уверена, все согласятся, что Ваша лекция была интересной, очень вдохновляющей и наводящий на размышления. У нас есть время на три вопроса. Мы выслушаем их все сразу.

Annabel Reis-Nadav: Мой вопрос относится к Вашему указанию о Торе в руках людей, раввинов. Как это влияет на галахические решения на практике? – Очевидный пример: агуна («прикованная жена», не могущая получить развод, мн. число агунот – Примеч. переводчика), в случаях, когда решения, как видится, скорее зависят от людей и их личных мнений, а не галахических интерпретаций?

Marcus Freed: Главный раввин, Ваше утверждение, что не существует еврейского искусства, скульптуры или драма –

Главный раввин: Нет, нет. Извините! - Вы несколько изменили –

Marcus Freed: Помимо того, что это плохо для бизнеса, я хочу просто спросить, действительно ли различие между еврейской культурой и греческой культуры столь прямолинейно. Вот три примера.

Первый: Гемара в трактате Бава Меция уделяет большое внимание визуальности, когда говорит о рабби Иоханане и задает вопрос: «Что такое мужская красота?». Гемара обсуждает разные представления о мужской красоте и приходит к выводу, что красивые мужчины носят бороды. Таков, я думаю, ответ Гемары!

Затем существуют фестивали с кульминацией пуримшпиль (игр и представлений) в праздник Пурим. И есть заповедь Меноры: мехадрин мин ха-мехадрин, поясняющая как зажигать свечи в визуально ярких формах. Или эстетика этрог. Или эстетика лулав. И так далее.

И, наконец, Гемара рассказывает о том, как пророк Илия, отвечая на вопрос, кто на рынке имеет место в будущем мире, говорит: бадханим – шуты, потому что они делают людей счастливыми.

Таков мой вопрос.

Jonathan Shine: Здравствуйте. Это моя вторая лекция и мой второй вопрос. В начале лекции Вы сказали, что наши взгляды могут сильно предопределяться нашими ожиданиями. Что-то в этом роде. Я думаю, это очень глубокая и мудрая мысль. Но, действительно ли, наши представления так сильно связаны с нашими ожиданиями? Вы не только еврей, но и Главный Раввин, так что, наверняка, Ваши взгляды определяются Вашими обязанностями и, следовательно, сколь бы тонкими и яркими ни были бы Ваши слова, Ваш взгляд на Откровение все-таки ​​должен соответствовать Вашей позиции.

Главный раввин: Три очень хороших вопросов.

Агуна: Долго же мы ждали, пока возник этот вопрос! Я должен быть откровенным. Мы могли бы решить вопрос об агуна в один момент. Вопрос: готовы ли мы заплатить цену? Я не стараюсь быть добреньким, я абсолютно серьезен. Мы можем решить проблему агуна в принципе, отменив еврейский брак. Мы могли бы последовать за словами Гамлета к Офелии: «Я говорю, у нас не будет больше браков». К этому, по сути, и сводятся радикальные предложения. Я не думаю, что они пройдут. Они сводятся к следующему: (1) условный развод во время заключения брака. (2) назначение shaliach - агента, доставляющего развод. Другими словами, вы декретируете развод в тот момент, когда вы женитесь. В результате брак становится условным, что означает отмену Галахи.

Я лично считаю, что необходимо изучить все возможные решения, прежде чем принять какой-либо из них за основу. Но буду окровенен с Вами. Если вы принимаете радикальные предложения, то вы фактически отменяете брак.

Я очень озабочен вопросом агунот Я озабочен им не потому, что кто-то оказывает давление на меня. Чуть ли не первое, что я сделал как Главный Раввин, была инициатива рассмотреть и решить этот вопрос. И могу напомнить вам, что была телевизионная программа, посвященная агунот, но я не видел ее. Думаю, я участвовал в ней, но не видел ее, так что не знаю, что я сказал там. [Смех] Слушайте, у меня достаточно много цорес. Должен ли я слушать самого себя?

Тем не менее, мы сделали следующие шаги… [Далее рабби Сакс останавливается на деталях его деятельности по вопросу агунот. С ними можно познакомиться по ссылке на запись лекции, указанную в начале перевода. – Прим. переводчика).

…И здесь я подхожу к критическому вопросу. В иудаизме воля священна. Человеческая воля. Божья воля. Поэтому, как брак должен быть заключен по обоюдному согласию, развод также должен быть принят по обоюдному согласию. Именно этим еврейское семейное право отличается от гражданских законов почти любой страны, где вопросом развода занимаются суды. В иудаизме развод могут начать как муж, так и жена. Это обычно осуществляется через мужа к жене, но любая из сторон может инициировать его. И если брак был заключен по обоюдному согласию, развод должен быть принят по обоюдному согласию. И это так потому, что иудаизм считает волю отдельного человека более священной, чем волю правительства. Иудаизм является самым последовательным утверждением человеческой свободы, то есть человеческой воли.

Поэтому, если мы хотим вообще обучать людей в вопросе брака, мы должны их воспитывать так, чтобы они знали не только как вступать в брак, но и как сохранять его и как разводиться без ненужной вражды. И этого быстро не добиться. Невозможно ввести в еврейский закон, каким мы его унаследовали, новую концепцию, которая противоречит самым основным элементам иудаизма, а именно, что развод нельзя навязать вам против вашей воли. Мы просто не можем этого сделать. Это касается фундамента, подобно тому, как Верховный Суд США может идти далеко в интерпретации конституции, но до известных пределов. Потому что есть такая вещь, как исходный конституционный документ. И именно поэтому, несмотря на мое уважение к Блу Гринберг и восхищение ею, она была неправа, когда сказала: «Где воля раввинов, там путь Галахи»

Короткий ответ: Может быть, но может и не быть. Величайшие галахические умы прошлого века занимались этим вопросом, но не смогли найти решения. Я, действительно, не думаю, что проблема агунот неразрешима. Она разрешима и будет решена. И это случится, когда мы разработаем закон, на основе которого сможем решить до 90 процентов случаев. Но и тогда 10% должны будут решаться индивидуально, от случая к случаю, без возможности механического применения закона. И я должен сказать вам, что я не буду удовлетворен своей работой, и я не смогу встретиться с Всемогущим, когда придет время, – да будет это через много лет, - если я не сделаю все, что будет в моей власти для решения проблемы агунот. Поверьте, я думаю о ней и думаю неотступно.

У меня, кэйн аин ра – не сглазить бы, две дочери. Я не хочу услышать от них: «Наш папа не сделал все, что мог, чтобы возвысить положение женщины в иудаизме». Но есть определенные вещи, которые мы не можем делать, потому что они идут вразрез с основами иудаизма. К сожалению, вы просто должны принять это.

Теперь второй вопрос. Jonathan! Да, конечно: я вижу вещи со своей перспективы. Вы видите вещи со своей. Это нормально. Читали ли Вы замечательное объявление на Пурим в еврейской газете Нью-Йорка: «Объявляем мистеру и миссис Макс Гольдберг о рождении их сына, доктора Ирвинга Гольдберга!»

Но дело в том, что я не родился раввином. Я не родился в семье раввинов, и я пошел в Кембридж изучать экономику. Затем я начал преподавать философию, светскую философию. Я пришел в раввинат довольно поздно отчасти для того, чтобы показать, что раввин не должен говорить с ужасным английским акцентом. Вы знаете, как об одном великом члене предыдущего лондонского раввинского суда говорили, что он говорит на десяти языках, и все на идиш!

Я не хочу, чтобы люди думали, что вы должны родиться раввином или говорить с сильным акцентом, или что должны поверить в шесть невозможных вещей до завтрака, как Черная Королева сказала Алисе в стране чудес. Я пробовал внимательно прочитать всех тех, чьи взгляды не совпадают с моими. Я знаю произведения Ницше и Спинозы лучше, чем работы Маймонида. Я разбирался в гипотезах и опровержениях. Я открывал свою веру всем возможным опровержениям. Я должен был принять этот риск. Жизнь, как поется в песне р. Нахмана из Брацлава, очень узкий мост, и самое главное никогда не бояться.

Это то, что я делаю. Я говорю: есть разные прочтения иудаизма. И я спрашиваю в этих лекциях: «Можем ли мы позволить иудаизму говорить с нами, кто знает современное естествознание, современные науки о человеке, герменевтику, социо-биологию и пр.? Может ли иудаизм говорить с нами после 4000 лет? И я пытаюсь сказать вам о нем нечто, что может вызывать у вас резонанс, но может и не вызывать. Однако я не думаю, что это только мое личное и очень субъективное прочтение традиции. Я догадываюсь, что вы сейчас вспомнили замечательную фразу Мэнди Райс-Дэвис: Well he would, wouldn’t he .[6] Но я стремлюсь поднять иудаизм несколько выше этой фразы и выше того, что может сказать о нем тот, кто знает только свою еврейскую культуру и никогда не вступал в контакт с другой. Я, действительно, взял на себя, по своим силам, такую задачу и надеюсь, мы будем взаимодействовать с другими культурами и найдем там много красивых вещей, которых нет в иудаизме.

Но об этом говорит моя следующая книга. [Смех] Читайте ее!

И последний вопрос. Marcus! Послушайте! Вы упомянули важные вещи, и Вы делаете еврейские вещи! У Вас много талантов. Вы писатель, драматург, режиссер и многое другое. Вы также играете в интересных пьесах, где раскрываются современные этические проблемы в сфере финансов, образования и пр. И в этом суть. Иудаизм является драмой, но не драмой на сцене. Однако сейчас мы живем в культуре, в которой мы должны использовать ваши таланты эффективно, и я за использование различных форм искусства. Я думаю, что сегодня иудаизм нуждается в первоклассном религиозном кинорежиссере, первоклассном религиозном поэте. Читали ли вы Иегуду Амихай или последнюю книгу Амоса Оза «То же море». Он подарил мне ее пару недель назад. Замечательные умы! Почему мы не используем их по Вашему примеру, Marcus, чтобы расширять наши еврейские ценности? Поэтому-то я и вступил в диалог с Амосом Оз. Он будет показан в мае в Израиле. Я бы с удовольствием имел диалог с Иегудой Амихай, но он умер первым.

Так что мой ответ: «Да!». Ваше указание правильно. Действительно, Гемара в трактате Синедрион говорит, что комедиант имеет долю в будущем мире. Комик. Юморист. Я был чрезвычайно впечатлен в прошлую среду встречей с группой евреев, переживших Холокост. Они хотели обсудить мою книгу Celebrating Life («Празднование жизни»), потому что она подняла их настроение. Я был весьма тронут их реакцией.

Один из них встал и рассказал о своих годах в концлагере, и как он убеждал своих друзей сохранять юмор, и как юмор сохранил его жизнь. В один прекрасный день я прочту вам лекцию о еврейском юморе. И обратите внимание на то, что делают люди без большего чувства юмора: Бергсон и Фрейд – два очевидных примера! Юмор, я думаю, имеет некую собственную духовность. Так что, Marcus, я советую Вам использовать Ваши таланты для укрепления еврейского присутствия в искусстве. Я даже могу выдать Вам свидетельство: «Сертифицировано под контролем Главного Раввината» [Смех], хотя не думаю, что это будет очень полезно для вас!

И теперь, по поводу Вашего замечания о бороде! Не знаю, все ли вы помните войну в Персидском заливе? Мы были в Израиле в течение всей этой войны. Перед тем, как она началась, были розданы противогазы. Каждый должен был иметь хедер-атум – закрытое убежище и надеть противогаз в случае тревоги. Мы не знали до последнего 39-го скада, будут ли нести ракеты химическое или биологическое оружие. Беда была в том, что по радио объявили: «Если у вас есть борода, противогаз не будет работать!» Что произошло? Первые звуки сирены. Первая ракета скад разрывается на земле. Все, включая Элейн и наших детей, сидят в закрытой комнате с противогазами, а я брею бороду! [Смех] Дети были маленькими в то время, а ситуация была ужасно напряженной. Но как только мы сняли противогазы, они закричали: «Мама! Кто этот странный человек?» Элейн ответила: «О, как романтично! С этим парнем я была помолвлена!». Это было замечательно!

На следующее утро я вышел на улицы Иерусалима, предполагая увидеть уникальное зрелище, не виданное в течение 4000 лет: Иерусалим без бороды! Ведь радио объявило: «Если у вас есть борода, вы должны сбрить ее!». Вы думаете, все были без бород? Ничего подобного! Я был единственным шлимазел во всем Иерусалиме, исполнившим инструкцию.

Лайла тов! [Спокойной ночи.] Спасибо.

[Аплодисменты]

Jodie Cohen: Наше время, к сожалению, истекло. Я только хочу поблагодарить CST (Communal Security Advice) за постоянную поддержку нашим начинаниям, офис Главного Раввина и всех организаторов этих лекций Следующая лекция состоится 8 мая на тему «Еврейская идентичность: Концепция избранного народа». Пожалуйста, поблагодарим Главного Раввина за еще одну вдохновляющую лекцию.

[Аплодисменты]

Приложение

Лекция «Откровение: Тора с Небес» - четвертая в цикле лекций о вере, прочитанных для еврейской молодежи в Лондоне (2000-2001 гг.) Раньше я перевел две лекции из этого цикла для «Заметок по еврейской истории» См. «Что есть вера?» в http://berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer9/Dynin1.php и

«Иудаизм, справедливость и трагедия. – Противостояние злу» - http://berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer10/Dynin1.php (См. отредактированные тексты этих лекций в http://berkovich-zametki.com/Kiosk/J_Sacks_Collection_Ed.pdf )

Третья лекция цикла «Творение: Откуда мы пришли», по существу, была ответом на вопрос первой лекции: «Что есть вера?» Ее очень краткое резюме я дал в сноске №5 публикуемой сейчас лекции «Откровение: Тора с Небес». В данный момент я не предполагаю перевести полностью лекции «Еврейская идентичность: Концепция избранного народа» и «Мессианская идея сегодня». Однако, учитывая, что весь цикл составляет единое целое, я решил дать читателю возможность познакомиться с основными идеями этих лекций, приложив перевод тех мест, которые, по моему мнению, могут служить своего рода резюме их содержания. – Борис Дынин

Еврейская идентичность: Концепция избранного народа[7]

Еврейский ум движется от общего к частному, не так как ум Платона.[8] Есть три причины для нашего отрицания его пути. Во-первых, потому что для нас фундаментальной реальностью творения является разнообразие. Во-вторых, потому что фундаментальной характеристикой людей является их уникальность, их незаменимость, что так ярко проявляется в человеческой любви. И, в-третьих, потому что нравственная жизнь должна быть прожита в общинах с их особыми ритуалами, особой памятью, особой идентичностью. Вот почему мы отвергаем путь Платона (для которого истина определена универсальностью – Б.Д.) Вот почему мы говорим, что Бог любит партикулярное.

Конечно, я не могу остановиться на сказанном. Вы ведь готовы спросить меня: «Хорошо! Бог любит партикулярность и выбрал один народ. Замечательно, если вы выбраны! Но как насчет народов, которые не выбраны?»

Слушайте… [Рабби Сакс напоминает истории из Торы]

Вы слышите меня? В каждом случае, где есть избранник - Исаак против Измаила, Иаков против Исава, Рахиль против Лии - Бог принимает сторону неизбранных. Когда люди выбирают, они, выбрав кого-то, отвергают другого. Когда Бог выбирает кого-то, Он не отвергает другого. Он постоянно говорит: «Х-м! Другой тоже благословен! Он тоже станет отцом великого народа!» Читайте Тору! В удивительной глубине ее откровений мы обнаруживаем, что тот, кто отвержен, не отвержен…

С какой стати Бог выбрал нас, евреев? Вы действительно хотите получить ответ? Я отвечу. Он выбрал нас, дав нам нелегкую жизнь. Вы хотите другой, более философский ответ? Вы найдете его в моей книге Radical Then, Radical Now («Радикальный в прошлом, радикальный сегодня»). Я абсолютно серьезно говорю вам: Бог выбирает отверженных миром. Вот почему он выбрал нас.

В древнем мире власть и права отдавались первенцам. Вот почему Бог всегда выбирает младшего, а не старшего: Авеля, а не Каина; Исаака, а не Измаила; Иакова, а не Исава; Моисея, а не Аарона; Давида, а не его братьев.

В древнем мире власть доставалась сильным и многочисленным. Еврейский народ всегда был малым. «Вы малочисленнее всех народов», - говорит Бог.

Мир выбирает сильных. Бог выбрал тех, кто знает, что выживет не силой или властью, но духом Божьим…

Бог выбирает отверженных миром: маргиналов, странников, малых числом, кочевников, детей. Жить в Израиле, всегда означало жить в крошечной стране, окруженной большими империями на стыке трех континентов. Израиль всегда был маленьким народом, окруженным многолюдными соседями.

Во-вторых. И в диаспоре евреи в меньшинстве, без государства, разбросанные по всему миру, уязвимые, постоянно сталкивающиеся с опасностями и риском. И к этому народу Бог испытывает особую любовь. Именно поэтому отношение к евреям в истории всегда было лакмусовой бумажкой человечности у тех народов, среди кого они жили. И поэтому же история евреев есть великий нарратив надежды. Она была вдохновением для отцов-основателей Америки и потом для борцов за гражданские права негров, стремившихся обрести достойное место в обществе. Потому что история евреев всегда была историей уязвимого, малого, слабого, подвергавшегося насилию, испуганного народа, но при этом никогда не терявшего надежду и в результате не исчезнувшего на дороге истории.

Еврейская история в своей уникальности есть человеческая история в ее универсальности. Если бы мы были как все вообще, мы никогда не были кем-то в частности. И если бы мы ни были особенными, мы бы ни сказали свое слово всему человечеству. Вы знаете, мои самые важные, самые личные книги написаны на основе моего индивидуального опыта и обращены как к евреям, так и к неевреям. Именно в нашей партикулярности мы открываем нашу универсальность. В этом суть вопроса.

Я обратил ваше внимание на конфронтацию между древней Грецией и древним Израилем. В ней отражено фундаментальное напряжение человеческой ситуации. Пойдем ли мы путем цивилизации, которая вслед за древней Грецией и Просвещением привержена к универсальности, или последуем еврейскому видению человека, которое фокусируется на партикулярном, на том, что отличает нас друг от друга?

Этот вопрос равнозначен вопросу: что истинно для нас должно ли быть истинным для всех или нет?

Израиль открыл то, что Греция никогда не понимала. Древние цивилизация, среди которых развилась еврейская, были чередой империй: Месопотамия, Египет, Ассирия, Вавилон, Персия, Греция, Рим. Иудаизм начинается с двух путешествий. Авраам уходит из имперской Месопотамии, и евреи уходят из имперского Египта с Моисеем. Иудаизм возник и продолжает быть протестом против империализма и империй.

Империализм является попыткой навязать вам мою истину, мою культуру, мой путь жизни. И именно против этого пришел в мир иудаизм. Он является протестом Бога против империй. Он говорит «нет» им. Никто не вправе насильно навязывать свои убеждения другим. Бог говорит: «Внизу, в мире, который Я сотворил, существуют много культур, много исповеданий, много цивилизаций, каждая из которых была создана Мною, каждая из которых имеет свое достоинство, каждая из которых несет свои дары человечеству, свой голос, свой язык, свой характер. Я хочу, чтобы эта истина была услышана в мире. Поэтому я выбираю один народ, небольшой и уязвимый народ, не особо праведный, – а на самом деле, очень часто вызывающе строптивый, – и сделаю его особым народом, отличным от всех, чтобы открыть миру достоинство различия, ценность различия».

С самого начала этих лекций я стремился убедить вас, подчеркивая несводимость друг к другу наших перспектив, необходимость дать пространство «другим», признать достоинство различия. Иудаизм есть истина о едином Боге, сотворившем многообразие человечества. Мы не верим в e pluribus unum, что многое ведет к одному; мы верим, что из одного происходит многое.

Мир критически нуждается понять эту истину. Летом 2000 года я принял участие в конференции религиозных лидеров всего мира, организованной при ООН под «скромным» лозунгом «Тысячелетний съезд мира»? Вы думаете, что если съехались 2000 религиозных лидеров, то можно ожидать мир? Однако религиозные лидеры умеют произносить проповеди, но определенно не следуют им. Я выслушал много замечательных речей, и все они говорили одно и то же. Мир необходим! Наша религия верит в мир! Поэтому, всё, что вы должны сделать, это стать как мы.

И никто из них не понимал, – а они были ведущими религиозными лидерами своих народов, – что это не решение проблемы, но ее углубление. Я встал и говорил о достоинстве различия. Мир это то, что мы заключаем с людьми, не похожими на нас, кто никогда не станет как мы, и у кого нет причин быть как мы. Это и есть то, что иудаизм говорит миру, и вы редко услышите это в других религиях. Один замечательный индийский гуру подошел ко мне и сказал: «Главный раввин! Я хотел бы, чтобы вы были основным докладчиком на конференции представителей непрозелитирующих религий в Нью-Дели». Приглашение пришло буквально на прошлой неделе. Запад там будет представлен только иудаизмом.

Друзья, слишком много в истории было написано кровью человеческих жертв, кровью тех, кто воспринимался «ими» недочеловеками, неверными, осужденными без надежды на спасение, потому что не были подобными «им», жили не так как «они», не разделяли «их» веру. Но самым важным утверждением в раввинской традиции является знаменитые слова Мишны: «Человек чеканит монеты одним чеканом, и все они похожи друг на друга, а Господь, благословен Он, чеканит каждого, чеканом Своего образа, и ни один из них не похож на другого». Поэтому, каждая жизнь, каждая культура является целым миром.

Друзья, никогда раньше слова Мишны не звучали так своевременно. В XXI веке нам предстоит решать проблемы глобализации, а глобализация сметает уникальные культуры. Это культурный империализм нового рода. Местные культуры взбунтуются, и произойдет то, что Сэмюэл Хантингтон назвал "столкновением цивилизаций", или то, что называлось в XVII веке религиозными войнами.

Как никогда раньше нам необходимо понять, что для сохранения нашей природной среды мы должны сберечь многообразие биосферы. И мы сохраним нашу человеческую среду, только если научимся уважать культурное и религиозное разнообразие. Я знаю только одну идею адекватную современному миру – идею, признающую как общность человечества под властью Бога, так и достоинство различия, потому что каждый из нас и каждая культура, и каждая вера, будучи различными, есть творение Бога.

Бог разговаривает с человечеством различными языками, и мы должны уважать их различия, оставаясь верными нашему собственному наследию, нашему родному языку, давая пространство людям, которые отличаются от нас. В этом заключается идея партикулярности. Я думаю, мир нуждается в ней сегодня.[9]

Мессианская идея сегодня

Циклическое время подобно движению часовых стрелок. Оно идет по кругу, будь это тень от солнца или смена сезонов. И оно всегда возвращается туда, откуда началось, чтобы начать новый цикл. Бесконечное повторение.

Таким было время для наших предков в мире мифов, время древней Греции. А кто из мыслителей недалекого прошлого также говорил о времени как вечном повторении? – Ницше, кто сознательно возвращался к древним грекам. Циклы такого времени могут измеряться и предсказываться с большой точностью…

Заметьте, циклическое время имеет философское обоснование, согласно которому в основе всех наблюдаемых изменений в природе и человеческой жизни от рождения к расцвету, упадку, смерти и новому рождению лежит порядок. Изменения есть проявления порядка Мир, на самом деле, не меняется. Действующие лица меняются, но циклическое время бесконечно повторяется. Это мировоззрение лежит в основе мира мифов, в основе мира самой философии, а также мира науки. Миф и наука - различные способы раскрытия неизменного порядка, лежащего в основе кажущегося хаоса…

Циклическое время означает порядок внутри хаоса. А это, в свою очередь, означает, что вневременное, безвременное лежит в основе хода времени. Циклическое время – это время природы, естественного мира, и потому оно соответствует миру мифов, где боги видятся в природе, а также соответствует миру науки, изучающей постоянные закономерности и структуры природы.

Существует ли в иудаизме представление о циклическом времени? Да. В книге Екклесиаста. «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».

Это, конечно, циклическое время. И я пойду даже дальше и скажу, что это время галахического ума, о котором говорил Рав Соловейчик. Весь галахический процесс имеет тенденцию оставаться в циклическом времени… Таково время молитв в Храме или синагоге. Мы фиксируем в наших молитвах периоды дня, лунного месяца, солнечного года – праздники Песах, Шавуот и Суккот. Это циклическое время, которое мы разделяем с другими народами…

Тем не менее, иудаизм открыл и другое представление о времени, полностью отличное от циклического, и я думаю все еще революционное. О нем уже были написаны книги, так что я не говорю нечто совершено новое. Например, книга Йосефа Хаима Иерушалми «Захор. Еврейская история и еврейская память» или книга католического историка Томаса Кахилла «Дары евреев» с характерным пояснением: «Как племя, кочующее по пустыне, изменило образ мышления всего мира».

Я называю это время по установившейся традиции «линейным временем». Его начало замечательно зафиксировано в Торе. Оно возникло в тот момент, когда Бог сказал Аврааму: лэx леxа мэйаръцеxа умимуладътеxа умибэйт авиxа эль аарэц ашэр арэка - Уxоди из страны твоей, с родины твоей, от семьи отца твоего - в страну, которую Я укажу тебе. И тогда возникла концепция времени как путешествия к месту назначения, к цели Время как нарратив, имеющий начало, середину и конец. Это революционная, чрезвычайно важная концепция времени родилась в иудаизме!..

Один мой друг в Иерусалиме говорит, что его водопроводчик Мессия: «Я жду его каждый день, но он никогда не появляется». Как бы там ни было, вы можете сказать без всякой тени сомнения, что еврейский ответ на вопрос о приходе Мессии однозначен «Еще нет!» Однако ответ «Еще нет!» имеет два монументально важных аспекта, и я хочу прояснить их вам.

1. Говоря «Еще нет!», мы говорим «нет» любому преждевременному успокоению, любому желанию согласиться с условиями человеческого существования, не соответствующими нашему видению идеального мира. Как мы можем согласиться с христианством, что Мессия уже пришел в мир, все еще содрогающимся от насилия, конфликтов, террора, неравенства и беззакония?... Как мы можем согласиться с еврейским мессианизмом марксистского коммунизма, по которому мир будет спасен просто с отмиранием государства?...

2. Но, говоря «Еще нет!», мы продолжаем говорить: «Безоговорочно верю в приход Машиаха, и, хотя он задерживается, я всё же каждый день буду ждать его». Мы не соглашаемся принять вторую альтернативу, по которой наша жизнь лишена высокого смысла, – альтернативу постмодернизма, отрицающего нарратив спасения. «Постмодернизм, – говорит Жан-Франсуа Лиотар, – означает недоверие к мета-нарративам». «Постмодернизм, – пишет Джордж Стайнер в своей последней книге «Грамматика творения», – это закат мессианской идеи». Но мы говорим им: «Нет!». Сегодня смыслы нашей жизни представляются существенно личными, будь они терапевтическими, буддийскими, New Age или любого иного рода, но все заключенные в той или иной сфере частной жизни. Мы не признаем, что высший смысл нашей жизни остается частным делом. Он не частный, он разделяется, сопереживается людьми. Он есть то, что мы называем «общим благом».

Мы абсолютно не согласны с теми, кто думают, что спасение уже пришло, и с теми, кто отрицает спасение вообще. Что зависит от нашей приверженности мессианскому нарративу? В чем значение пророческого сознания, линейного времени, еврейского мета-нарратива спасения? Я сошлюсь здесь на человека, который ответил на это вопрос лучше, чем я смогу, – на не-еврейского писателя Пола Джонсона. В начале своей «Истории евреев» он сказал – и его слова столь же правдивы, сколь прекрасны: «Ни один народ не стоял так твердо, как евреи, на том, что у истории есть цель, а у человечества – судьба… Евреи оказались в самом центре вечной, неиссякающей попытки дать человеческой жизни достоинство цели».

Это то, что чрезвычайно важно сохранить. Я считаю, что еврейское видение есть самая благородная, самая глубокая, самая мудрая попытка в истории цивилизаций придать человеческой жизни достоинство цели - и не дай Бог, чтобы мы оглохли к звукам нашей традиции, стали равнодушными от разочарований на пути к спасению, чтобы еврейский голос, затихавший в последние 30-40 лет, перестал звучать совсем в беседе народов.

Я хочу указать вам на два мировоззренческих срыва, один из которых случился с миром вокруг нас, другой с нами. Начиная с XVII века и до середины ХХ-го происходила секуляризация еврейского видения линейного времени. Оно было чрезвычайно упрощено в концепции прогресса. Однако «прогресс» не есть еврейская идея линейного времени. Линейное время означает, как я уже подчеркивал, путешествие во времени с отступлениями и неудачами. Оно есть нарратив, где вы иногда отклоняетесь далеко от его центрального направления. Прогресс есть нечто отличное. Он есть простое, прямое, наивное, секулярное видение истории. Для Просвещения прогресс попросту означал замену Бога и веры наукой и разумом, что представлялось гарантией победоносного шествия прогресса.

Если прогресс и понимался диалектически сложнее как, например, у Гегеля и Маркса, все равно он понимался как путь к спасению по неодолимому закону. Они исходили из посылки, совершенно чуждой иудаизму, а именно из предположения о существовании исторической необходимости. Но люди обладают свободной волей, и потому нет неизбежности в истории. В результате, концепция прогресса была обречена на крах, как только стало ясно, что наука, создает столь же много проблем, сколько решает, что она создала средства уничтожения самой жизни на Земле. Когда стало ясно, что разум не способен, как каждый герой Просвещения думал, ликвидировать человеческую предвзятость, и факел прогресса разгорелся в пожар антисемитизма в Европе, подобного которому мир не видел раньше, иллюзия, называвшееся прогрессом, сменилась разочарованием, называемым постмодернизмом.

Таков был результат приверженности к слишком простой вере, затем замещенной слишком простым безверием. Это болезнь западной культуры.

В еврейском же мире, – и только небеса знают, как мы могли избежать этого, – случилось так, что иудаизм все еще не может оправиться от самого бесчеловечного в истории нападения на само наше бытие, продолжавшегося полтора века. Я не предвидел, что должен буду говорить сегодня, через полгода после нашей первой встречи, о яростной компании против Израиля на Ближнем Востоке и на многих международных форумах. Я не буду останавливаться на этом, но результатом происходящих событий оказалась наша неспособность спокойно и с уверенностью в себе задавать вопросы, которые мы должны задавать себе: о цели строительства государства Израиль, о цели еврейской жизни в диаспоре и об изменениях в мире, требующих изменений в нас самих. Приходится признать, что в течение последних 30 или 40 лет мы не слышали новых идей. Вот я и попытался сказать нечто новое об иудаизме в этих лекциях.

Друзья, я хотел бы сказать больше о Машиахе, но что я могу сделать? Позвольте мне сказать следующее: я люблю иудаизм, его мужество и дерзновение. Я люблю его человечность, его отказ склоняться перед идолами всех времен, в том числе перед политическими идолами нашего времени. Я люблю еврейское видение спасения, выраженное в величественных, уникальных и все еще вряд ли понятых идеалах государства Завета, достоинства человеческой личности, святости человеческой жизни, свободного общества, в котором моя свобода уважает вашу. Я люблю еврейскую страсть к образованию и работе ума. Я люблю страстное стремление иудаизма к справедливости, побуждающее нас спорить с самим Богом, как спорили Авраам, Моисей и Иов. Я люблю путь иудаизма, на котором он возвеличивает и освящает простые институты нашей жизни: брак и семью, синагогу и общину, бейт-мидраш (дом учения) и продолжающийся диалог с нашими предшественниками и с Богом. Потому что эти институты поддерживают жизнь в «нас», соединяющую одинокое «я» и одинокое «ты».

И выше всего я люблю путь иудаизма, на котором он связывает универсализм и партикуляризм, и на котором мы можем оставаться верными себе и, в то же время, быть благословением для других. Я люблю его уникальную весть человечеству. Всего два дня назад я делился ею с членами Национального Союза Студентов: черными, сикхами, индусами и всеми остальными. Они нашли эту весть воодушевляющей. Она была лейтмотивом моих бесед с вами, призывом дать место тем, кто не похож на нас и, прежде всего, признать достоинство различия. И во имя Бога, мы нуждаемся в ней в эпоху глобализации, которая уравнивает культуры и игнорирует ценность различий между ними.

Сегодня, когда у нас есть суверенное государство Израиль, когда мы свободны и равны в диаспоре, о чем молились и на что надеялись 30, 40 50 поколений наших предков, я умоляю вас думать о том, кто мы есть, и не принимать вещи за нечто само собой разумеющееся…

Наша задача, повторю, оставаться верными себе и быть благословением для других, чтобы приближалось время Машиаха, исполнение нарратива спасения. Мы должны делать это примером наших жизней, самой нашей жизнью, снижением напряжения между порядком и хаосом. Будем помнить, что иудаизм был рожден между миром, каким мы его знаем, и миром, каким мы должны его сделать по слову Бога.

Машиах приходит в мир нашими усилиями день за днем, шаг за шагом, поколение за поколением. Мы можем уважать веру других, потому что уверены в нашей вере, и приглашать другие народы присоединиться к нам в строительстве мира, достойного быть местом присутствия Бога. И я должен сказать вам, что хотя это не легкая цель, каждый из нас в этом зале, каждый еврей сегодня приобщен к ее исполнению. Во время моих путешествий по еврейскому миру я часто восхищаюсь щедростью, мужеством, душевностью многих евреев, своими жизнями укрепляющих справедливость, достоинство и человечность в мире. Мы можем гордиться быть частью нашего народа. Это и есть то, что приближает время Машиаха день за днем, шаг за шагом.

Иудаизм требует от нас многого и этим возвеличивает нас. Вы были замечательной аудиторией, и я благодарю вас. Я надеюсь, эти лекции открыли вам в какой-то степени захватывающие и увлекательные задачи вашей жизни. Вам предстоит решать их в свете нашей древней веры, все еще способной удивлять нас мудростью, которую мы только начали раскрывать.
Примечания

[1] http://www.chiefrabbi.org/2001/03/23/2149/#.URaRxx2w96g

[2] «Не второго "Дон Кихота" хотел он сочинить — это было бы нетрудно, — но именно "Дон Кихота". Излишне говорить, что он отнюдь не имел в виду механическое копирование, не намеревался переписывать роман. Его дерзновенный замысел состоял в том, чтобы создать несколько страниц, которые бы совпадали — слово в слово и строка в строку - с написанными Мигелем де Сервантесом… Сравнивать "Дон Кихота" Менара и "Дон Кихота" Сервантеса - это подлинное откровение! Сервантес, к примеру, писал ("Дон Кихот", часть первая, глава девятая): "...истина - мать которой история, соперница времени, сокровищница деяний, свидетельница прошлого, пример и поучение настоящему, предостережение будущему". Написанный в семнадцатом веке, написанный "талантом-самоучкой" Сервантесом, этот перечень - чисто риторическое восхваление истории. Менар же пишет: "...истина — мать которой история, соперница времени, сокровищница деяний, свидетельница прошлого, пример и поучение настоящему, предостережение будущему". История — "мать" истины; поразительная мысль! Менар, современник Уильяма Джеймса, определяет историю не как исследование реальности, а как ее источник. Историческая истина для него не то, что произошло, она то, что, как мы полагаем, произошло. Заключительные слова - "пример и поучение настоящему, предостережение будущему" — нагло прагматичны». (Хорхе Луис Борхес, «Пьер Менар, автор "Дон Кихота"» – Вставка переводчика.

[3] «Мы сопоставили два текста (гомеровский и Ветхого Завета) и затем сопоставили два воплощенных в них стиля, чтобы получить исходный пункт для попытки исследовать изображение действительности в европейской культуре. Эти стили противоположны и представляют собой два основных типа. Один — описание, придающее вещам законченность и наглядность, свет, равномерно распределяющийся на всем, связь всего без зияний и пробелов, свободное течение речи, действие, полностью происходящее на переднем плане, однозначная ясность, ограниченная в сферах исторически развивающегося и человечески проблемного. Второй — выделение одних и затемнение других частей, отрывочность, воздействие невысказанного, введение заднего плана, многозначность и необходимость истолкования, претензии на всемирно-историческое значение, разработка представления об историческом становлении и углубление проблемных аспектов». (Эрик Ауэрбах «Рубец на ноге Одиссея», http://pergam-club.ru/book/6328 - Вставка переводчика)

[4] Текст аудиозаписи содержит транслитерацию ивритских выражений английским алфавитом. Чтобы сохранить атмосферу лекции в еврейской аудитории, я даю транслитерацию этих выражений русским алфавитом. При транслитерации Пятикнижия я воспользовался сайтом http://bible.ort.org/intro1.asp?lang=2 и цитировал по нему. - Прим. переводчика.

[5] В третьей лекции этого цикла «Творение: Откуда мы пришли» Рабби Дж. Сакс раскрывает, что есть вера в иудаизме в свете описанных здесь метафор. Он заключает: «Теперь мы видим революционный ответ на вопрос "Что такое вера?" в иудаизме. Все остальные, кто думал о вере, думали о ней в греческих терминах, как об особой форме познания и знании, о чем-то, что мы знаем, но еще не получили доказательств и, следовательно, нуждающемся в скачке уверенности или интуиции. То, что мы называем «верой» есть некая истина, даже если мы не можем доказать ее. Но это не есть вера. Вера это о неопределенности. Что останется абсолютно неопределенным, даже если мы все узнаем о мире? … Это то, что произойдет завтра. Будущее. Не то, что лежит за пределами начала времен, или за звездами. Будущее есть единственное, что неопределенно по своему существу. Почему так? Потому что у нас есть свободная воля. Никто не знает, даже Бог, что мы сделаем дальше.… Существует только один способ минимизации риска в будущем, и этот способ не есть ни контроль, ни предсказание. Он заключен в том, что мы не встретим будущее в одиночку. Подобно браку. Два человека стоят перед неопределенным будущим, и они говорят: мы не знаем, что судьба принесет, но мы знаем, что сможем встретить будущее, потому что мы будем вместе. Вот почему самое глубокое утверждение веры во все времена выражено Псалмом 23: «Не убоюсь зла, потому что Ты со мной». В этом вся вера. Вера не имеет отношения ни к происхождению Вселенной, ни ко всему, что является научным по своим вопросам и ответам. Это неопределенность будущего, которую мы преодолеваем, зная, что мы не одни. И мы преодолеваем ее на основе особого использования языка, которое философы называю исполнительным… Когда Бог обручался с нами у Горы Синай, мы ответили: «Мы согласны!» и создали связь между Им и нами – Завет, брак между человечеством и Всевышним» - см http://www.chiefrabbi.org/2001/02/06/faith-lectures-creation-where-did-we-come-from/#.URghGx2w96g - Вставка переводчика. Подчеркнуто мною. В начале лекции «Творение: Откуда мы пришли» Рабби Сакс разъясняет, почему ожидать от науки подтверждения или опровержения существования Бога не имеет смысл, а также почему проблемы и противоречия научного знания не могут служить доказательством того, что вера может быть ответом на вопросы науки. Это иные вопросы с иным смыслом.

[6] Так воскликнула при рассмотрении скандального дела английского военного министра Профьюмо в 1963 г. Мэнди Райс-Дэвис о лорде Асторе, который отрицал, что был в связи с ней. Восклицание приобрело фольклорную популярность. С некоторым приближением «He would, wouldn't he?» можно перевести: «Он бы, не так ли?» См. http://en.wikipedia.org/wiki/Mandy_Rice-Davies - Примечание переводчика.

[7]http://www.chiefrabbi.org/2001/05/08/faith-lectures-jewish-identity-the-concept-of-a-chosen-people/#.USRTwR35x6g

[8] Подробнее См. http://berkovich-zametki.com/2011/Zametki/Nomer5/Dynin1.php#Достоинство различия: изгнание духа Платона

[9] Для понимания позиции Рабби Дж. Сакса по вопросам о «достоинстве различия, о «пространстве для другого», о границах плюрализма важно учесть, что его позиция предполагает, что оппонент также признает эти принципы. Тогда происходит диалог, уяснение смыслов противоположных взглядов и возможность сосуществования, взаимного обогащения через компромисс в жизни при сохранении твердости во взглядах, в вере. Если оппонент не признает то, что рабби Сакс называет «достоинством различия», то он совершает ошибку суждения в духе Платона, в духе признания универсализма как истины и реальности и отрицания партикуляризма как случайности и иллюзии. Это есть интеллектуальный и религиозный империализм, реализация которого в жизни порождает зло, а со злом необходимо бороться. См. его лекцию «Иудаизм, справедливость трагедия. - Противостояние злу». Плюрализм имеет границы. Об этом говорится в данной лекции. См. также книгу «Достоинство различия» и тексты в коллекции «Иудаизм, евреи, мир: Диалог продолжается», например «Насилие во имя Б-га!» - http://berkovich-zametki.com/Kiosk/J_Sacks_Collection_Ed.pdf .

Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #4(163) апрель 2013 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=163

Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2013/Zametki/Nomer4/Dynin1.php