Владимир Кремер
Процесс Рейзы Палатник
Запомним и сохраним
В Уголовном кодексе РСФСР и союзных республик не было специальной статьи, которая бы позволяла отправить за колючую проволоку еврея, желающего уехать в Израиль. Зато была очень удобная статья № 190-1 «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй», предусматривающая лишение свободы на срок до трех лет. Она широко применялась для изолирования от общества инакомыслящих, а также советских евреев, которые слишком уж рьяно добивались права жить со своим народом на родине предков и были готовы навсегда покинуть страну победившего социализма.
Из записей, сделанных накануне ареста
14 октября 1970 г. у меня дома органами милиции был произведен обыск под предлогом обнаружения имущества, украденного из школы № 53, к которой я не имею никакого отношения. При обыске были изъяты моя пишущая машинка и материалы, связанные с моей работой в библиотеке и кругом моих интересов. В частности, отпечатанные на машинке подборки стихов Коржавина, Окуджавы, Галича, Мандельштама, Северянина, Ахматовой и других, а также материалы о событиях в мире, прежде всего в Израиле.
15 октября меня вызвали на допрос в КГБ к следователю В.В.Пономаренко. Он требовал назвать имена тех, от кого я получила изъятые материалы, подсказывал, что я должна говорить, а, увидев, что разговор не клеится, пригрозил мне арестом. Я провела в КГБ пять часов. Протокол допроса не велся, следователь только делал какие-то пометки в записной книжке. В те же дни вызвали на допрос двух моих сотрудниц. Их расспрашивали о моих знакомых, о моих взглядах, разговорах, поведении и т.д. Допрос вели Пономаренко и Алексеев.
С 18 октября я была в отпуске. На работе был издан об этом приказ, я получила отпускные, на руках была путевка в дом отдыха, выданная за хорошую работу. Но в отпуск я так и не ушла – его отменили по звонку из КГБ.
Следующий допрос состоялся 20 октября. Мне опять не предъявили никакого обвинения. Я отказалась отвечать на вопросы и указала Пономаренко на недопустимость ведения следствия до возбуждения уголовного дела. Он страшно оскорбился и вышел из кабинета «оформлять» меня (так он выразился). После этого я просидела три часа, но следователь так и не вернулся. Меня отправили домой.
22 октября меня третий раз вызвали в КГБ, на сей раз к помощнику прокурора Лукашевичу. Опять та же история. Не предъявляя никакого обвинения, Лукашевич требовал показаний на невиновных людей, угрожая мне лишением свободы. Я отказалась отвечать на его вопросы.
16 ноября в своем выступлении на совещании пропагандистов начальник областного управления КГБ Куварзин рассказал, что на квартире у Розы П., работающей в 16-й библиотеке, найдено свыше пятидесяти экземпляров «нелегальной литературы». Всем было ясно, о ком идет речь. Таким образом, меня фактически осудили не только до суда, но и до начала следствия. Я уже не говорю о моей репутации на работе, но такое выступление руководителя областного КГБ не может не повлиять на ход следствия и не предопределить его исход. Интересно знать, каким законодательством это разрешается.
19 ноября меня вызвали повесткой к следователю В.И.Ларионову. Опять мне не было предъявлено постановление о возбуждении уголовного дела, поэтому я отказалась отвечать на вопросы. При этом следователь пытался убедить меня в том, что я вызвана свидетелем... по собственному делу (!).
Наконец 23 декабря мне предложили ознакомиться с постановлением прокурора, где было сказано, что против меня возбуждено уголовное дело по подозрению в распространении литературы клеветнического характера на советский общественный и государственный строй. Ничего конкретного в этом постановлении не содержалось. О какой именно литературе идет речь? В чем заключается ее клеветнический характер?..
Рейза Палатник
Во время первого обыска в одесской квартире библиотекаря Рейзы Палатник были обнаружены машинописные копии коллективного письма группы московских евреев в МИД СССР, анонимной статьи «О евреях» и другие материалы, свидетельствующие, как минимум, о ее неравнодушном отношении к еврейскому вопросу в Советском Союзе. Однако улов, очевидно, оказался не тем, на который рассчитывали чекисты. К поиску более весомых улик подключили старшего следователя КГБ майора Ларионова. 1 декабря 1970 года он произвел в квартире Рейзы повторный обыск, в ходе которого были обнаружены и изъяты книжка расстрелянного по делу Еврейского антифашистского комитета и посмертно реабилитированного в 1955 году писателя Давида Бергельсона, несколько номеров журналов «Новый мир» и «Москва», а также постановление Пленума ЦК КПСС об антипартийной группе Маленкова, Кагановича, Молотова. На всякий случай к изъятому присовокупили пачку чистой бумаги белого цвета, аттестат зрелости и частные письма.
Открытое письмо еврейки Рейзы Палатник
Сегодня, после очередного допроса в КГБ, где мне беспрерывно угрожают арестом, я решила написать это открытое письмо, потому что опасаюсь, что у меня может не оказаться больше возможности сказать близким людям о самом заветном, что пережито мною за 34 года жизни.
С тех пор, как я себя помню, я всегда ощущала себя еврейкой. И даже если бы мне вдруг вздумалось забыть об этом, то мне бы не дали. В 1949 г, когда мне было всего 12 лет, из разговоров взрослых я узнала, что для евреев наступили тяжелые времена: один вид еврейских погромов заменен другими - «враги христовы» превратились в «безродных космополитов». Три года спустя в моей душе неизгладимый след оставило дело «врачей-убийц». Взрослые боялись об этом говорить, но мы, еврейские дети, чувствовали на себе ненависть и презрение сверстников и учителей. Затем пришлось наблюдать, как моих одноклассников-евреев лишают золотых и серебряных медалей, притесняют при поступлении в институт.
Вскоре я вновь все это почувствовала на себе. Любовь к литературе (русской, конечно, о еврейской я не имела тогда представления) побудила меня пойти учиться на заочное отделение Московского библиотечного института. После окончания института я приехала в Одессу. Здесь начались мои мытарства в поисках работы. Везде, куда я ни обращалась, в центре внимания оказывалась моя национальность. Никого не интересовали ни мои знания, ни мой диплом, ни я сама. Лишь через полтора года я получила постоянное место в библиотеке самого низшего разряда.
Все это не могло не отразиться на моем мировоззрении. Я начала интересоваться еврейским вопросом в СССР и за рубежом. В 1961 году в «Литературной газете»было опубликовано стихотворение Евтушенко «Бабий Яр». Хорошо помню травлю поэта, развернувшуюся после этого на страницах печати. Но самый факт публикации стихотворения об этой трагедии, которая долго замалчивалась, представлялся мне многообещающим. Однако процесс Иосифа Бродского рассеял мои иллюзии. Мне в руки попала стенограмма суда над Бродским. Было дико читать выступления свидетелей обвинения, носившие явно антисемитский характер. Похоже было на то, что начинается возрождение сталинской эпохи.
1967 год, война на Ближнем Востоке. Заголовки в газетах: «Позор израильским агрессорам!» Все органы советской пропаганды начинали оголтелую антиизраильскую кампанию и даже не пытаются объяснить, почему армии арабских стран оказались у границ Израиля? Что означали публичные заявления арабских руководителей о предстоящем параде их войск в Тель-Авиве? На улицах, в трамваях, в общественных местах то и дело приходилось слышать антисемитские разговоры. Тогда впервые с необычайной остротой я ощутила свою неразрывную связь с моими соплеменниками в Израиле, стала интересоваться жизнью еврейской страны и не могла не полюбить ее всем сердцем. Я поняла всю призрачность моей связи со страной, где я родилась и выросла, поняла, что всегда буду здесь чужой.
Очевидно, подобные чувства пробудились тогда не только во мне одной. Ведь не случайно власти созвали в Москве пресловутую пресс-конференцию, на которой проживающие в СССР известные евреи заявили миру, что советские граждане еврейской национальности не желают ехать в Израиль. Ответом на этот пропагандистский спектакль стало письмо 39-и московских евреев, опровергающее эту ложь. Я услышала это письмо по зарубежному радио и жалела лишь о том, что не знала, каким образом присоединить к ним свой голос.
Отныне вопрос был решен для меня окончательно. Я попыталась найти своих родственников в Израиле, с которыми давно оборвалась связь, завязать с ними переписку, чтобы получить вызов, необходимый для подачи документов на выезд из СССР. Тут-то на меня и обратили внимание органы госбезопасности. Обыски, допросы в КГБ с угрозами лишения свободы. Допросы моих родственников, друзей, сослуживцев, от которых требуют подтверждения моей якобы «антисоветской деятельности». Но никакие гонения не заставят меня отказаться от намерения уехать в Израиль.
(Публикуется с сокращениями)
Одесса, 1970 годы
Судебный процесс Рейзы Палатник открылся 22 июня 1971 года в Одесском областном суде. Трудно сказать, было ли это случайным совпадением или намеренно так подгадали, но начало судебного заседания приурочили ко дню рождения подсудимой. Друзья Рейзы пришли к зданию областного суда с цветами, но их задержала усиленная милицейская охрана. В зал были допущены только близкие родственники и особо доверенные «представители общественности».
В оглашенном обвинительном заключении сказано, что изучение обнаруженной у Палатник литературы на предмет причисления ее к разряду клеветнической, порочащей советский государственный и общественный строй было поручено «авторитетной экспертной комиссии в составе искусствоведов, поэтов, литературоведов, философов и юристов». Эксперты установили, что под это определение попадает «подавляющее большинство» изученных документов. Особое внимание комиссии привлекли материалы, получившие широкое хождение в самиздате, которые подсудимая давала почитать близким друзьям и даже копировала на собственной пишущей машинке. В их число попали:
- стенограмма процесса Иосифа Бродского, поэта, осужденного в 1964 году в Ленинграде «за тунеядство»;
- запись последнего слова на московском «процессе четырех» поэта Юрия Галанского;
- рассказ Юлия Даниэля «Странная планета»;
- открытое письмо литератора Лидии Чуковской Михаилу Шолохову;
- письма Конецкого и Сосноры в адрес съезда советских писателей;
- стихи поэтов Наума Коржавина и Александра Галича;
- статья «Эйнштейн и сионизм»;
- письмо 39-и московских евреев в МИД СССР.
Отвечая на вопросы судьи и прокурора, Палатник заявила, что конфискованный у нее самиздат не содержит никакой клеветы на советскую власть и не может подорвать устои советского государства. Подсудимая отказалась назвать лиц, от которых получила материалы для перепечатки. В ходе допроса свидетелей лишь заведующая библиотекой показала, что ее подчиненная «иногда позволяла себе «нелояльные высказывания», другие сослуживцы свидетельствовали в ее пользу. Две соседки Рейзы отказались от своих показаний, сделанных под давлением на предварительном следствии. В качестве свидетеля допросили и сестру подсудимой Катю. Судья спросил, уговаривала ли ее сестра уехать в Израиль. «Она советовала мне, за кого выходить замуж, - ответила Катя. - А теперь я буду уговаривать всех знакомых ехать в Израиль»
Из последнего слова подсудимой
Прежде всего, мне хочется сказать об обстоятельствах, которые, по моему мнению, явились непосредственной причиной моего пребывания на скамье подсудимых. За что меня судят? Меня судят за то, что я всю свою жизнь остро чувствовала свое еврейство, что посмела примкнуть к движению советских евреев, стремящихся к выезду в Израиль...
14 октября у меня дома был произведен обыск, в результате которого были обнаружены и изъяты открыто хранившиеся материалы самиздата – стихи, очерки и письма популярных в нашей стране писателей и публицистов. Уже на следующее утро я была вызвана на допрос в управление КГБ. Дома, открыв юридический справочник, я с изумлением обнаружила, что меня вообще не имеют права допрашивать без предъявления обвинения. Следуя букве закона, я заявила, что отказываюсь отвечать на вопросы. Тогда за мной установили слежку. Куда бы я ни выходила, за мной, почти не скрываясь, следовали двое агентов. Возле дома постоянно дежурила машина. Иногда это выглядело просто смешно. Зачем они это делали? Боялись, что я куда-то сбегу и скроюсь от грядущего возмездия?
Так продолжалось более месяца. И когда меня арестовали, я даже обрадовалась. Закончилось хотя бы то странное существование, которое жизнью на свободе никак не назовешь. Ведь я, как миллионы людей в 1937 году, каждую ночь с замиранием сердца прислушивалась к шагам на лестнице. И это в наши дни!..
Следствие по моему делу продолжалось семь с половиной месяцев. На первом же допросе после предъявления постановления об аресте начальник следственного отдела полковник Саслюк накричал на меня: «Посмотрите на эту нахалку! Как ты можешь ходить по русской земле и жрать русский хлеб?!» Этот эпизод, равно как и многие другие факты, о которых я сейчас не упоминаю, послужили причиной того, что я отказалась сотрудничать со следствием. В других обстоятельствах я попыталась бы доказать, что ни в одном из изъятых у меня произведений и материалов не содержится никакой клеветы на советский строй.
Здесь, на суде, в показаниях свидетелей обвинения фигурировали мои критические высказывания десятилетней давности по частному поводу, вплоть до недовольства плохим обедом в общественной столовой. Неужели и это расценивается, как клевета на советский строй?! Свидетели обвинения говорили также, что круг моих интересов не ограничивался только художественной литературой. Что ж, это правда. Меня всегда волновали проблемы гражданского самосознания, вопросы борьбы национальных меньшинств против дискриминации, вопросы прав человека. Почему этот мой интерес может быть назван преступным? Кому он угрожает?..
Среди прочего меня обвиняют в хранении очерка Ларисы Богораз «История одной поездки», где описывается положение политических заключенных в мордовских лагерях. Обвинение утверждает, что в нем содержатся ложные измышления и клевета на советский строй. Мне еще не «посчастливилось» увидеть, как живут в лагере политзаключенные, но что такое условия содержания в советской тюрьме я уже знаю – их нельзя назвать человеческими. Впрочем, мне, очевидно, вскоре придется самой испытать условия, описанные в очерке Богораз. Буду рада, если там действительно содержатся «ложные измышления», как утверждается в обвинительном заключении.
Обвинение называет изъятую у меня литературу «клеветнической» лишь потому, что она напечатана не типографским способом, а на пишущей машинке. Но ни в стихах Коржавина, ни в песнях Галича нет никакой клеветы. Это талантливые литераторы и пишут они о том, что сами пережили и хорошо знают. В частности, о бывших в эпоху культа личности беззакониях и жестокостях. Об этом же говорили с трибуны двух партийных съездов. Почему сегодня эти темы стали запретными, почему говорить об этом считается преступлением?
Я собирала эту литературу, исходя исключительно из своих личных интересов и вкусов. Нам, библиотекарям, хорошо известно, как часто произведения, которые годами не могут пробиться в печать, вдруг становятся самыми популярными и читаемыми. Я могу привести в пример стихи Ахматовой, произведения Андрея Платонова и Михаила Булгакова, изданные уже после смерти авторов.
Я не признавала и не признаю себя виновной в том преступлении, в котором меня обвиняют. Последние события моей жизни убедили меня в том, что права, гарантированные нам советской конституцией и законами, постоянно и сознательно попираются. Видя это вокруг и испытывая на себе самой бесправие и беззаконие, я решилась отказаться от советского гражданства и написала соответствующее заявление в Президиум Верховного Совета СССР. С этого дня я считаю себя гражданкой Израиля.
24 июня 1971 года Одесский областной суд приговорил Рейзу Палатник к двум годам исправительных работ в колонии общего режима. А вскоре в местной газете «Знамя коммунизма» появилась статья под непритязательным заголовком «Клеветница и ее покровители», которая, с одной стороны, должна была показать, какая опасная преступница разоблачена и обезврежена в городе у Черного моря, а с другой – дать «достойный отпор» развернувшейся на Западе массовой кампании за свободный выезд советских евреев в Израиль .
Из статьи «Клеветница и ее покровители»
В последнее время в зарубежной печати и по радио усиленно муссируются так называемые «страдания» советской гражданки еврейского происхождения Рейзы Палатник. Три дня коллегия по уголовным делам Одесского областного суда рассматривала уголовное дело Палатник. Международная реакция схватилась за упомянутый судебный процесс с целью раздувания антисоветской истерии, и об этом деле целесообразно поговорить подробнее.
Фабула дела предельно проста. На протяжении последних лет Р.Палатник «выискивала» так называемую «самиздатовскую» литературу. Среди этой «литературы» были произведения явно сионистского толка, оправдывающие и восхваляющие агрессивные действия государства Израиль и содержащие клевету на советскую действительность. Подсудимая на принадлежащей ей лично пишущей машинке марки «Континенталь», а также на машинке «Москва» принадлежащей Одесской массовой библиотеке № 16, где она работала, перепечатывала эти «произведения» и распространяла среди своих знакомых.
Как охарактеризовать эти действия? Иначе не скажешь: преступные, антисоветские, антиобщественные. Авторитетная экспертная комиссия установила, что подавляющее большинство осмотренных документов по содержанию являются клеветническими, порочащими советский государственный и общественный строй, политику КПСС и Советского правительства, социалистическую демократию и законность.
В одном из пасквилей грубо искажается история и роль Коммунистической партии Советского Союза, содержится гнусная клевета на нее. И это на партию, которая осуществила Октябрьскую революцию, благодаря усилиям которой построен социализм, создано новое общество свободных, равноправных граждан! В другом «сочинении» говорится об избранности еврейского народа, о его превосходстве над другими нациями. Ну, как здесь не вспомнить о людоедских расовых теориях фашизма, ставившего себе целью уничтожение целых народов, в том числе и евреев. В других «документах» клеветнически утверждается, что в нашей стране якобы проводится антисемитская кампания, в которой принимают участие средства массовой пропаганды. Еще в одном «писании» смакуется так называемый «еврейский вопрос» в СССР. Комментарии здесь излишни. Только заведомые злобные антисоветчики не хотят видеть нашу действительность. Только оголтелым сионистам нужна эта нечистоплотная возня вокруг несуществующего в СССР «еврейского вопроса».
Рейза Палатник без сомнения понимала, что подобная «литература» носит откровенно клеветнический антисоветский характер. Знала и понимала, что делать этого нельзя. В ходе судебного процесса установлено, что Палатник давала читать эти пасквили своим наиболее близким знакомым, которых предупреждала о том, что читать это нужно «осторожно и тайно»...
Ее сионистские, клеветнические настроения усилились под давлением политического авантюриста Александра Чапли, сожителя Рейзы Палатник. Это он, Александр Чапля, покинувший несколько месяцев тому назад Советский Союз, стал за границей инициатором и организатором антисоветской кампании в защиту «невинной жертвы беззакония, страдающей за свои политические убеждения, за желание уехать в Израиль». Как по мановению волшебной палочки в некоторых зарубежных странах сионисты и антисоветчики всех мастей и рангов подняли бешеный вой о «притеснении евреев в Советском Союзе».
Суд, учитывая как общественную опасность содеянного преступления, так и то, что Рейза Палатник совершила его, находясь под влиянием отдельных сионистски настроенных лиц, ныне находящихся за пределами СССР, приговорил подсудимую Рейзу Анатольевну Палатник к двум годам лишения свободы. Справедливое наказание! Однако за границей некоторые политиканы продолжают «шуметь» по поводу «дела Р. Палатник». Напрасные потуги, господа! Истинная цель организаторов этой шумихи за рубежом каждому здравомыслящему человеку совершенно ясна.
А.Иванов, Н.Андриевский
Председателю Президиума Верховного Совета УССР
Мы, группа евреев города Ленинграда, обращаемся к Вам ради спасения Рейзы Палатник, осужденной на два года одесским судом и в настоящее время отбывающей наказание в уголовном лагере в Днепродзержинске.
Нам стало известно, что положение заключенной Палатник ужасно. Изо дня в день, при полном попустительстве и равнодушии администрации лагеря она претерпевает унижения и оскорбления, окруженная настоящими матерыми преступниками. «Жидовка паршивая» - это лишь самое мягкое из того, что сыплется ей в лицо. Она теряет силы, зрение ее катастрофически слабеет, мучительные головные боли не дают ни минуты отдыха. Она объявила пятидневную голодовку, после которой физическое и нервное ее состояние может стать угрожающим,
Мы обращаемся к Вам как к человеку, который самым решительным образом может повлиять на судьбу Рейзы Палатник. В истории человеческой совести Вам бы зачелся этот благородный акт гуманизма. Спасите ее, она должна жить, она имеет право на свободу. Она должна жить там, куда стремится ее многострадальная душа - на самой дорогой для нее земле Израиля,
Фридман Владимир, Варнавицкая Людмила, Миркин Генрих, Тейтельбаум Даниил... (Всего 27 фамилий с указанием домашних адресов подписавших).
Из письма в судебную коллегию по уголовным делам Верховного суда УССР
Лидия Корнеевна Чуковская
Я считаю себя обязанной обратиться в Верховный суд, потому что, как мне стало известно из достоверных источников, на процессе Рейзы Палатник, состоявшемся в Одесском областном суде, не раз и не два упоминалось мое имя. Речь шла о моих «открытых письмах», отправленных в советские газеты несколько лет назад. Они были обнаружены при обыске у Рейзы и среди других документов легли в основу вынесенного ей приговора. Естественно, что я не могу допустить, чтобы за мои поступки отвечал кто-то другой, а не я. За свои произведения всецело отвечает автор, а не читатель.
Как явствует из статьи в газете «Знамя коммунизма» от 18 июля с.г., Рейза Анатольевна была не совсем обычным читателем. Полюбившиеся ей произведения, напечатанные в «самиздате», она перепечатывала на машинке и распространяла среди своих друзей. На процессе Рейзы Палатник. комиссия экспертов установила, что «подавляющее большинство осмотренных ими документов являются клеветническими, порочащими советский общественный и государственный строй, политику КПСС и советского правительства, социалистическую демократию и законность». Распространяла она, по словам газеты, также и документы «сионистского толка». Жаль, что газета не приложила полный список запрещенных произведений и их авторов. Тогда читателю стало бы ясно, что такое литература «сионистского толка» и, главное, чьи именно и какие именно произведения причислены к антисоветским летом 1971 года.
К счастью, кое-какие имена и названия вырвались наружу из зала суда. Назову их: «Реквием» Анны Ахматовой, одно стихотворение О. Мандельштама, отчет о судебном заседании, состоявшемся восемь лет назад, несколько стихотворений одного известного и обычно без всяких препятствий печатаемого поэта, стенограмма университетского вечера и... два моих письма, никогда не вызывавших против меня никаких преследований.
Что такое ахматовский «Реквием»? Поэма, состоящая из отдельных лирических стихотворений. Время действия обозначено автором с совершенной точностью: «Это было, когда улыбался / Только мертвый, бесчувствию рад…», т.е. год 1937-й. Ахматова не изображает пыток и не мечтает о мести. Она плачет от страстной жалости, она гибнет сама. Она оплакивает родного сына, а вместе с ним и чужих сыновей. Она зовет к себе смерть... Не могу себе представить, к какому разряду антисоветских произведений отнесена поэма Ахматовой учеными экспертами. Что преступного в ней нашли? Клевету? Очернительство? Немыслимо. Застенки 1937 года не в силах очернить или оклеветать даже самое пылкое воображение. Тут действительность давала воображению сто очков вперед. С каких же это пор оплакивать погибших означает совершать антисоветский поступок? Совсем по-другому оценивают «Реквием» ученые и критики, не принадлежащие к той комиссии экспертов, услугами которой воспользовался Одесский областной суд. Действительный член Академии наук СССР пишет в статье, опубликованной в августе 1969 года: «Не только личные, но и глубоко патриотические мотивы вдохновили Ахматову на создание трагического цикла «Реквием».
Наблюдая судебную политику последних лет, невольно приходишь к выводу: понятие «антисоветский» постепенно сближается с понятием «антисталинский». Ведь ученая экспертиза на суде признала антисоветским не какое-нибудь стихотворение О. Мандельштама, а как раз то, где он четкими, как на плакате, линиями создает портрет Сталина. Да и стенограмма университетского вечера, признанная антисоветской, тоже посвящена О. Мандельштаму, погибшему в сталинском лагере (и реабилитированному посмертно). Да и в моих открытых письмах много раз с отвращением вспоминается сталинщина. Не по этой ли причине мои старые письма причислены сегодня к антисоветским документам?
Уважаемые члены уголовной коллегии Верховного суда УССР! Я не верю, что вы способны разделить подобные взгляды. И я прошу вас вынуть из фундамента, на котором возведен приговор Рейзе Палатник, оба моих письма, «Реквием» Анны Ахматовой, а также исключить из обвинения все остальные перечисленные мной документы. Ни одного слова клеветы они в себе не содержат.
Лидия Чуковская
Москва, 29.07. 71 г.
Ни эмоциональное письмо Лидии Корнеевны Чуковской, ни аргументированная апелляция адвоката не произвели должного впечатления на членов коллегии по уголовным делам Верховного суда УССР. Высшая судебная инстанция Украинской Советской Социалистической Республики оставила приговор, вынесенный Одесским областным судом, без изменений.
Освободившись из лагеря, Рейза Палатник в 1973 году репатриировалась в Израиль.
Публикуемые в этой рубрике материалы предоставлены ассоциацией «Запомним и сохраним». http://www.soviet-jews-exodus.com Исполнительный директор Аба Таратута
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #4(163) апрель 2013 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=163
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2013/Zametki/Nomer4/Kremer1.php
