Из дневника 2012 года+24

Окончание. Начало в №1, 2013.

1 марта, четверг

Утром пришло совершенно неожиданное письмо от Максима Лаврентьева. Все мои хлопоты, чтобы представить Максима на премию Москвы, оказались неудачными. Всё опять упёрлось в бумажку. В своё время Максим или не получил, или в порыве какого-то своего гнева выбросил членский билет СП России. А это, так как он сейчас не работает, потребовалось. Я пытался сговориться с некоторыми людьми, чтобы обойти всё усложняющиеся и усложняющиеся требования московской бюрократии и помочь Максиму. Но вот письмо. И в этом году, как почти всегда, премию будут получать одни старики!

<...>

 

Днём состоялся учёный совет, очень интересно наш новый проректор Игорь Курышев докладывал нюансы будущего строительства. Наконец-то наша хозяйственная часть заговорила нормальным интеллигентным голосом. Всё это разнесено по времени, и я очень не уверен, что даже, как нам обещано, в конце 2012 года на нашу территорию придут строители. Меня расстроило, что не будет реставрировано наше основное здание. Всё ведь и затевалось, чтобы со временем разгрузить этот знаменитый дом и привести его в порядок.

Потом начался отчёт декана М. В. Ивановой о прохождении сессии. Самые чудовищные результаты — на первом курсе. На втором назвали несколько людей, и в том числе и моего Мокрушина. Он не сдал русский язык Е. Л. Лилеевой, которая к подобному относится отстранённо-академически. А я помню, как я возился с её дочерью, когда её могли отсеять по творчеству. А сколько придурочных внуков, правнуков и племянников наших преподавателей мы, нянчась с ними, выучили. <...>

 

Дома слышал, как на «Эхе Москвы» в беседе с Ольгой Журавлёвой журналист Максим Шевченко буквально сдирал кожу с либералов. Какой был блеск в его рассуждениях и оценках. К сожалению, я так говорить и думать не могу.

2 марта, пятница

Вчера вечером, после того как закрыл компьютер, звонила Олеся Александровна Николаева — говорила, как ей понравилась книга о Вале, её христианский дух. Именно это я и хотел бы услышать от любого своего читателя. Эту книгу должен был бы прочесть каждый. Почему же книгу издали таким маленьким тиражом? Удивилась, когда узнала, что тираж у меня практически дома и что книгу я напечатал за свой счёт. Но вот что удивительно: книга, похоже, неплохо продаётся. По крайней мере, несколько дней назад Вас. Вас. попросил у меня ещё две пачки «Её дней».

Вечером на «мерседесе» моего соседа с восьмого этажа Анатолия поехал на давно ожидаемый вечер Вячеслава Зайцева. Всё происходило неподалёку, в спортивном дворце в «Лужниках». Оказывается, именно туда сейчас переехал концертный зал «Россия». Мне кажется, я даже узнал те же люстры, подвешенные под потолок. Лёд или что там внизу во время представлений закрывают огромными щитами. На них уже и ставят привычные по цвету красные бархатные кресла. Работа эта, конечно, адова. Ну а трибуны чуть «умягчены» алым бархатом. Уютно, красиво. Всего в зал входит 4,5 тысячи человек. На этот раз, кроме сцены, в зал через кресла, первые ряды которых были поставлены под углом, брошен огромный подиум. Всё-таки модельер!

В каком-то смысле этот вечер был для многих показателен. Во-первых, показатель любви народа к Зайцеву и интерес к делу, которое он представляет,— зал был полон, и хотя, наверное, довольно много было приглашённых, билеты проданы. Впрочем, дешёвые билеты от 700 до 1200 рублей были сметены ещё в январе. Но ведь были и желающие заплатить 20 000 или 25 000 рублей, чтобы сидеть где-нибудь в ряду перед самим юбиляром или поближе к нему. Так ли будет обстоять дело у Юдашкина, который традиционно устраивает что-то похожее на 8 Марта? Во-вторых, сам вечер по красоте, по тому удовольствию (о костюмах и нескольких дефиле я уже не говорю), которые зрители получили,— это было исключительно. Правда, чуть длинновато, с 7 до 12 ночи, и зрители, кроме, конечно, старых гранд-дам на первых рядах, всё это высидели. Началось всё с очень бойкого и даже где-то искромётного выступления 97-летнего Зельдина, потом Цискаридзе, а дальше и пошло, и пошло... Зельдин, собственно, и задал высокую ноту вечеру — пел, как обычно, под «минусовку», а не под «фанеру», как многие эстрадные звёзды, т. е. живьём. О костюмах, каждый из которых был фантастическим, я уже и не говорю. Кажется, было чуть ли не 120 манекенщиц и демонстраторов моды.

Сидел я на этом замечательном вечере-концерте не просто так. В самом начале у меня появилась мысль, что надо бы к двум моим большим очеркам о Зайцеве добавить что-нибудь ещё и сделать книжку. Поэтому весь свой пригласительный билет испещрил мелкими заметками. Я люблю так работать, когда жизнь постоянно даёт живые импульсы.

Из занятного. Я, автор нескольких статей о юбиляре, проходил как VIP-гость. Это отдельный вход, раздевалка, бесплатный буфет с вином и прочими разностями. Но дело не в этом. В большой комнате, в которой расположились гости — из людей, непосредственно мне знакомых и крупных, министр Авдеев, Г. Б. Волчек, Л. И. Шевцова и многие с лицами, смутно узнаваемыми,— мы с Анатолием со своими рюмками и тарелочками стали возле стеночки. Но почти тут же была и некая дверь, возле которой, не отходя, присутствовал молодой человек с жёсткой осанкой спецслужб. Очень он как-то подозрительно рассматривал наше пирование. Потом я узнал, что на вечере, просидев пять часов, была жена Д. А. Медведева Светлана. Но это я узнал уже потом.

<...>

4 марта, воскресенье

Свой гражданский долг я выполнил, уже вернувшись с Теплостанского рынка. Ездил и, собственно, сговорил меня С. П. Затоварились, каждый для себя, под полную завязку. В том числе и огромной — на двоих, на 8 кг,— сёмгой, которую я к вечеру засолил. Картошка, морковь, лук, творог, мясо, орехи, фрукты здесь иногда почти вдвое дешевле, чем у нас в центре. Уже вечером я об этом рассказал — совет ближнему — Серёже Арутюнову, который в этом районе и живёт. У него на этот счёт своя теория. В этом районе много войсковых частей, отдельные полки, школа военных музыкантов, полк комендатуры и т. д. Это влияние военных на местную власть. В конечном счёте, жёны военных являются основными покупателями на этом рынке. Надо не забывать, что военные, видимо, и основные избиратели в этом районе. Всё очень занятно.

Вечером, слушая радиотрансляцию по «Эху» и наблюдая происходящее по телевизору, сравниваю с тем, что видел своими глазами. С некоторым недоумением ведущие радиостанции встречают рапорты наблюдателей, у которых всё на избирательных участках в порядке. Но есть и места, где возникают у интеллигенции сомнения. В Дагестане, например, на одном из участков был произведён «вброс бюллетеней», и выборы на этом участке уже признали несостоявшимися. Я думаю, что здесь дело не в Путине, а в местных выборах, которые проходят параллельно. Заинтересованность, скорее всего, здесь. Я об этом сужу по своему участку, который у меня в школе напротив дома.

Атмосфера была как обычно, спокойно взял два бюллетеня; за кого голосовать на выборах президента, мне было ясно давно, а вот с местными выборами было не очень ясно. Надо было оставить троих претендентов. Я оставил, вернее, отметил галочками, двоих от компартии и единственного кандидата от «Яблока». Но вот любопытно. Когда я подошёл к урне для голосования, то увидел человека, который в своей тетрадке отмечал каждого голосующего. Мне показалось это очень верным, по крайней мере — целесообразным: здесь уже не вбросишь. На всякий случай я поинтересовался задачей... И этот немолодой мужчина сказал, что он интересуется только выборами местной власти. Очень точно, здесь важен каждый голос... Естественно, этот наблюдатель — я поинтересовался — хотел бы проконтролировать именно кандидата от «Яблока».

Но ещё до этого радиосеанса я смотрел новости по НТВ. Показывали голосующих претендентов. Жириновский в красном пиджаке и красном галстуке. Зюганов, который сказал несколько слов о нарушениях. Тяжёлое у Геннадия Андреевича положение: надо на ближайшие шесть лет и с властью ладить, и не переставать выказывать свою оппозиционность. Всех остальных — дружную чету Медведевых и неженатого Прохорова — пропускаю. Но вот после того, как вместе со своей женой — это было показательно — проголосовал Вл. Вл., вдруг выскочило несколько девиц, скинув майки и обнажившись: то ли у них на груди были пропутинские, то ли антипутинские лозунги, я не разобрал. Но груди были хорошие, их тут же полиция приодела. Вот как, судя по Интернету, это произошло:

 

«Мировой суд Гагаринского района Москвы арестовал активисток украинской группы «FEMEN», устроивших 4 марта акцию на избирательном участке, где голосовал кандидат в президенты Владимир Путин с супругой. Девушки — гражданки Украины — были признаны виновными по статье 20.1 (мелкое хулиганство).

Трое участниц группы «FEMEN» днём 4 марта пришли на избирательный участок номер 2079 в Российской академии наук, разделись и, выкрикивая антиправительственные лозунги, попытались унести урны для голосования. Девушки были задержаны сотрудниками правоохранительных органов, дежурившими на избирательном участке».

 

За несколько дней до этого и в храме Христа Спасителя произошёл приблизительно такой же инцидент. Забежали голые, но в масках девицы с радиоусиливающей аппаратурой, кричали: «Богородица, убери от нас Путина». Потом скрылись.

Мне-то ясно, что всё это хорошо организовано и проплачено.

 

К девяти часам стало очевидно, что Путин побеждает. Будет один тур. Ну и слава Богу. Нужны ли мне перемены? Я ведь обуржуазился, только душа ещё молодая и хочет достатка и счастья всему народу, а не только тем, кто что-то украл или приватизировал. Где-то в десятом часу показали митинг на Манежной площади в поддержку Путина. Плачущий Путин, вернее, Путин с слезами на глазах — это... А что это означает? Не знаю. Очевидно только одно: если что-то в России не изменится, то волна пойдёт на волну...

5 марта, понедельник

<...> Ну, выборы теперь уже официально закончились, голоса подсчитаны, победил со счётом 68% дорогой Владимир Владимирович. Из неожиданностей в этой избирательной кампании — третье место у миллиардера Михаила Прохорова. Интеллигенция и богатые люди хотят во власть. Жириновский откатился на четвёртое место; как он это переживёт, не знаю. А в Санкт-Петербурге, родном городе, Путин получил 58 процентов голосов, но в Москве меньше 50 процентов. Ещё раз подчеркну, что именно обеспеченную Москву с её переменчивой интеллигенцией, у которой, как правило, отсутствует национальное русское чувство, но есть любовь к деньгам, Путин и его верный Сурков долгие годы пестовали.

<...> Теперь занятные детали, которые порой кое-что объясняют. Когда днём уходил в автомагазин — покупать «дворники», то у соседнего подъезда встретил свою соседку-общественницу, о которой уже писал в дневнике: она каждое лето занимается расширением маленького садика у нашего корпуса. Разные цветы в течение всего лета поочерёдно радуют глаз. Но сегодня речь не об этом. Эта пожилая женщина стояла возле подъезда и о чём-то разговаривала с молодым человеком. Молодой человек держал в руках лист бумаги. По привычке во всё вмешиваться начал разговор с незначащей сегодня фразы: «Поздравляю, вот у нас и новый президент». Тут же выяснилось, что молодой человек — это внук, зовут Антоном. Видимо, общественная деятельность в этой семье в крови. Внук был наблюдателем на выборах в нашей школе. И вот теперь он стоит в растерянности, потому что решает, куда ехать и жаловаться. Вчера поздно вечером он вместе с другими наблюдателями ознакомился с протоколом, в котором всё было абсолютно нормально. Но уже утром обнаружили, что протокол претерпел серьёзные изменения.

Наслушавшись с утра «Эха Москвы», я сразу спросил: «В пользу Путина?» — «Нет,— сказал мой сосед Антон,— были приписаны голоса Прохорову».

<...>

6 марта, вторник

Самое интересное началось после семинара у нас на кафедре. Вспоминали, как вчера прошёл митинг на Пушкинской. Утром я ухватил в Интернете, что митинг как бы уже лишился силы. На кафедре мои собеседники дополнили, что пришло народу значительно меньше, чем ожидалось, всего 13 тыс. человек. Максим, оказывается, был на трёх митингах и эту мысль аргументировал так: «За последнее время народ насмотрелся на «вождей» на митингах, и рейтинг Путина сразу повысился». К моему удивлению, очень резко по поводу складывающейся ситуации высказалась Олеся Николаева. Она вспомнила ещё, как тянула руку, прося слова, на передаче у Владимира Соловьёва. Я это видел, так же как видел и Волгина,— они оба выглядели как просители. Олеся рассказала, что сравнила всю ситуацию с ситуацией, описанной в романе Достоевского «Бесы». Опять призывы к разрушению Петруши Верховенского, опять жажда «разбудить» Россию и вести её неизвестно куда. Это было страстное выступление, на что я заметил Олесе Александровне, что это как раз её тусовка... В литературе это можно, а в жизни, которая может повредить отдельным литераторам, этого нельзя? Но гнев на то, что происходит, на оппозицию у Олеси Александровны был праведен и силён. Уже позже мне рассказали, что после этого выступления на ТВ её телефон раскалился от брани. Ну, это естественно, «товарищи по работе». Оппозиция — как вологодский конвой: шаг вправо, шаг влево... В связи с этим вспомнил Таню Бек, которая тоже себе позволила своеволие, высказалась как думала...

<...>

7 марта, среда

Начну с анекдотов, которые уже не только снова появились после нескольких лет затишья, но, кажется, ещё и расцвели.

Анекдот первый:

Американская академия киноискусства присудила «Оскара» за роль второго плана Медведеву Дмитрию Анатольевичу...

Анекдот второй:

Теперь стишок, который нашла наша преподавательница. Стишок был написан в 1906 году в Англии и тогда же переведён на русский. В Англии тогда, как у нас теперь, тоже что-то происходило:

Вы, приспешники короны британской,
Что правите среди порока, карт и шампанского!
Прочь! Демократии идёт авангард,
Чтобы править среди порока, шампанского и карт!

<...> По поводу оппозиции мнение почти у всех общее. Когда коснулись так называемых приписок, то все были едины: по Москве они как раз были в пользу Прохорова. Как иллюстрацию приводили данные по тем районам, где находились Высшая школа экономики и её общежития — там процент голосов, поданных за миллиардера, был наивысший. Это как с Наполеоном: в то время многим казалось, что так быстро вбежать в гору для энергичного человека возможно. Сейчас многим кажется, что и миллиардером тоже, если захотеть и если ты учишься на экономиста, возможно быстро сделаться. Но если миллиардер станет президентом, то это совсем не означает, что все автоматически станут богатыми людьми. Миллиардер хочет сохранить свои деньги, во-первых, а во-вторых, стать ещё богаче. Но в принципе, кто по недомыслию, кто по социальному чутью, голосуют за тех, кто им по мечтам ближе. За Прохорова как альтернативу всем остальным голосовал наш Юго-Запад, да и вообще богатые районы, а вот на окраинах Москвы лидировал Путин.

У Путина сейчас невероятно тяжёлое положение. Ему надо решить, с кем он. Многие его обещания и слова не превратились в дело. Поговорили о нанотехнологии, о медицине, о росте демографии, о дорогах, об ипотеке. Но всё время крутились вокруг последних событий. Вспомнили разноцветные пиджаки Жириновского, в которых он появлялся на разных каналах — то в красном, то в жёлтом. Вспомнили также его льстивые и подобострастные поздравления новому президенту. Бывший третий стал четвёртым, и теперь ему надо заново устанавливать отношения с самым главным. Ах, как ненадёжна жизнь политика!

<...>

8 марта, четверг

В девять тридцать включил, как проснулся, радио: всё началось с того, что ширится поддержка кампании в защиту девиц из «Рussy Riоt», которые сейчас находятся в узилище. Я об этом, кажется, уже писал. Дело в том, что ещё до выборов несколько половозрелых девиц — как выяснилось, среди них были и молодые мамы,— в масках и непотребном виде влетели вместе со своей радиоаппаратурой в храм Христа Спасителя и прокричали панк-молитву «Богородица, убери Путина». Что-то было сказано и по поводу действующего Патриарха. Прошло несколько дней, бесстрашных певиц полиция разыскала, и вот теперь они ждут суда — за хулиганство и оскорбление чувств верующих они могут получить срока. Либеральная общественность заволновалась. Утро восьмого марта ознаменовано просьбами особо жалостливых христиан и публики, которая исповедует только голый либерализм, не судить лихих девчонок. Побаловались, и баста. Во-первых, конечно, вряд ли суд даст не штрафы, а срока. Но бойкие девочки уже, как матёрые правдолюбки, как политические заключённые, объявили голодовку. Во-вторых, я бы хотел увидеть, как отреагировали бы на что-то подобное, если бы подобные кощунственные действия были совершены в синагоге или мечети. В последнем случае — разорвали бы на месте. А в первом — вряд ли бы заговорили о милосердии. Но дурам надо бы сначала покаяться.

<...>

9–10 марта, пятница — суббота

<...> Вечером пришёл Игорь и принёс диск с огромным, в четырёх частях, фильмом... Про Путина, который я пропустил. Сели смотреть, две части просмотрели, но диск я везу с собой, досмотрю. Эти, как я неоднократно убеждался, фильмы, которые делает Би-Би-Си, часто, в силу своей творческой объективности, достигают у нас в стане обратного эффекта. Здесь вся история Вл. Вл. И становится ясно, что почти всё, что он делал, шло на пользу России. И главное: Россию не расчленили, Чечня не ушла, даже олигархов приструнил. Ощущение, что показанный накануне выборов фильм прибавил Путину в рейтинге. Если об олигархах, то для меня здесь два знаменательных момента.

Первый — наконец-то я увидел знаменитого Невзлина. Какая занятная, сытая и самоуверенная физиономия. Тут же вспомнил, что видел его фамилию среди жертвователей Иерусалимского университета. Чьи деньги жертвовал? Гид тогда мрачно пошутил: «Их разыскивает Путин».

Второй — это занятное интервью с Ходорковским. Можно, конечно, поражаться мужеству Ходорковского, который не дал себя вытолкнуть в эмиграцию, но многозначительно его соображение относительно способов приобретения богатства. Смысл этого заявления таков: не нарушу закона, но использую лазейку и всё несовершенство законодательства. И это всё не мелочь, а огромные деньги, которые должны были поступать в бюджет.

<...>

11 марта, воскресенье

Вчера вечером приехали в Кострому. С моста через Волгу она мелькнула огромным светящимся ожерельем и ушла направо. Влево, на стрелке, где река Кострома впадает в Волгу, чуть видимый в сумерках, растаял Ипатьевский монастырь. В памяти ещё долго останутся два светящихся на гребне высокого берега «корабля» — университет и администрация губернатора. Город со времени, когда я в последний раз побывал здесь лет двадцать назад, в начале перестройки, сильно разросся. Светлые улицы, высокие новые дома, автомобили, реклама, привычные «интернациональные» вывески. Проехали почти через весь город, мимо вокзала и довольно скоро оказались в Козловых горах. Это то местечко, славящееся своей красотой, на берегу Волги, о нём мне как о чуде природы рассказывал Витя Симкин. Здесь, в заборах и выгородках, за шлагбаумом, небольшой посёлок, что-то вроде, как раньше бы сказали, обкомовской дачи,— «Губернский двор». Похоже и на Болшево, и на Комарово — коттеджи, дачи, домики, павильоны, гостиницы.

Утром встал рано, ещё до завтрака, и обошёл всю территорию, спустился к Волге. Боже мой, какой плёс и простор! Вдоль берега на снегу следы снегоходов, вдали чёрными точками застыли рыбаки.

Снег на участке удивительно белый, берег в соснах, почти у каждой дачи оборудовано святилище для ритуального приготовления русского национального блюда — шашлыка. Дорожки вычищены; ещё накануне рассказали, что, пока губернатор-москвич не купил себе квартиры, в одном из домиков он здесь и проживал. Живя в этом райском посёлке, отчётливо можно себе представить, почему так многие стремятся во власть.

После завтрака колесо закрутилось. Марина Кудимова, Надя Кондакова — наша предводительница, Роман Сенчин и Володя Костров уехали проводить семинар с молодыми писателями, а у оставшейся группы — экскурсия, поездка по городу, а потом выступления в Доме народного творчества — в основном студенты и пишущая молодёжь. Здесь ничего не описываю, пришлось всё это под недрёманным оком местного телевидения вести мне. Ещё раз поразился, как хорошо и точно Надя Кондакова собрала группу. Интересны и неожиданны были все: и Алиса Ганиева, и Максим Лаврентьев, и Миша Бойко, тот самый критик из «Независимой газеты», чьё интервью с Лямпортом меня в своё время удивило. Вот в два приёма я и перечислил всю нашу группу. Утром, правда, к нам присоединились Бисер Киров с женой и критик-американист Николай Афанасьев.

<...> Вся поездка организована таким образом, чтобы, с одной стороны, мы все побывали в различных местах и встретились с жителями и интеллигенцией, а с другой — чтобы как-то отблагодарить и нас, показать побольше и поразнообразнее местные знаменитые края и достижения культуры. В этом во всём я вижу ещё советские культурологические привычки. Смотрим мы, конечно, на Кострому во все глаза. Город сильно изменился, как бы вылупился из серого запустения.

Закончился день в хорошо знакомом мне, как, впрочем, и Художественный музей, театре имени Островского. И театр, и музей подремонтировали, привели в порядок. В музее я в молодые годы организовывал выставку художников, а в театре шла моя пьеса. Театр стал просто изумительным после ремонта. Маленькая Александринка или Большой. Не уверен, есть ли что-либо подобное ещё в России.

Со времён моей юности в Костроме многое приросло: памятники, музеи, как мы увидели, галереи. В центре, как бы с другой стороны театра, появился и музей театрального костюма. Небольшой, занятный, со своей программой и концепцией. Театр существует в городе 200 лет, на театральных складах 12 тысяч костюмов недействующего репертуара. Нам показали костюмы к недавно шедшей на сцене «Снегурочке» А. Н. Островского. Для Костромы это, естественно, культовый драматург.

Ну и теперь последнее — посещение спектакля в театре. Должна была идти «Гроза», но кто-то заболел, и шёл на замену новый спектакль. Пьеса, сочинённая местными актёрами. Некий не очень удачный перепев «Давным-давно» Гладкова. О женском героизме и участии в войне — и трусости и мздоимстве мужчин. Пьеса к случаю: и к 8 Марта, и к юбилейным дням войны 1812 года, а заодно и к выборам — вечная в России тема воровства. Неудачную пьесу и сыграть очень трудно. Актёры отчаянно комикуют, но нет реплик, условные характеры — и нет результата. В первом акте лишь две более или менее остроумные реплики. Но — словно в самодеятельности, которая требует, в надежде на эффект, подлинности в реквизите и декорациях,— прекрасные декорации и замечательные костюмы. В конце первого действия — слабые, как юные сопли, аплодисменты. Остались на второй акт исключительно из вежливости. Зато театром я любовался весь вечер.

После ужина в нашем «Губернском дворе», не очень обильного, немедленно стал смотреть телевизор. В Москве — митинг оппозиции «За честные выборы» на Новом Арбате. Когда уезжал, как уже писал, слышал по радио ликующий голос Ксюши Лариной, а потом и часть выступления Максима Виторгана. Его отец, актёр Виторган,— кажется, доверенное лицо Путина. Сын рассказывал, как избирателей обманули. Путин победил в цифрах. А ведь действительно: если есть много приписок, то разве выборы честные? Другое дело, что стрёмно допускать к власти команду честолюбцев — В. Рыжков, Б. Немцов, М. Касьянов,— которая у власти уже была. Все они также участвовали в событиях 91–93 годов, все — политики, в то время как Путин всегда был только чиновником. Но всё это становится почти неинтересным. Полиция, по словам из телевизора, обещала перекрыть одну-другую сторону проезжей части на Новом Арбате, если соберётся около 50 тысяч человек, но ограничились лишь одной частью о стороны кинотеатр «Октябрь» — собралось что-то чуть больше пяти.

12 марта, понедельник

Утром пришлось ехать в Галич, невероятно старый, почти легендарный город. Господи, как ещё давно слышал об этом городе от незабвенного Вити Бочкова. Прислали за нами из Галича «Волгу» с совершенно бесстрашным пожилым шофёром Александром Валерьевичем. Летели по заснеженным дорогам, как ветер. День сегодня выдался довольно пасмурным и снежным. Пролетали мимо обжитых и полуброшенных деревень. Позёмка переметала дорогу, и я думал о том, сколько же сделали наши предки, чтобы обжить эти места, расчистить поля, сеять хлеб, и сеять лён, и в банях рожать детей. Потом я стал думать, скольким мы обязаны незаметным людям за то, что берегут эти места, хранят родину.

Через три часа в низине показалось белое облако — это огромное Галичское озеро, на берегу которого и стоит город, древние князья которого спорили с Москвой о верховенстве. Город особенно не разглядели, потому что машина покрутилась и въехала во двор районного Дома народного творчества. Ах, как жаль, что я органически почти не запоминаю имён, и в дальнейшем моём описании происходящих чудес могут быть ошибки. Тогда буду рисовать непоименованные картинки. Уже в коридоре, довольно тесном, выстроились в стилизованных национальных костюмах три уже не очень молодые женщины с хлебом-солью в руках. Они ещё и пели какую-то величальную гостям — а разве я не написал, что ехал я на эти литературные посиделки с Надей Кондаковой? И пели так мило и душевно, что гости чуть ли не заслезились. Вообще, всё, что происходило дальше, вызывало у гостей ощущение: не по чину величание. Но, с другой стороны, было исполнено так искренне и органично, что невольно думалось: а ведь будь на нашем месте премьер-министр, они бы и его так же, по такому же разряду встретили, потому что по-другому они и не умеют.

<...> Ну конечно, это музей: горница в крестьянском доме, с половиками, с парадными элементами крестьянского быта. Музей, конечно, был самодеятельный, всё это наскребалось по деревням. Но из соседней комнаты в этот момент опять послышалось пение — а там снова музей и даже живые картины. Три прежних женщины пели песню. Одна, сидя на лавке, качала в люльке ребёнка, другая пряла лён, третья лён теребила. И опять маленький номер для гостей. В песнях, оказывается, может оказаться что угодно, вплоть до технологии обработки льна. «А мы лён сеяли, сеяли...» Гости, конечно, чуть и подпели хозяевам, и даже покружились с ними в хороводе, а потом принялись задавать вопросы. Музей оказался не вполне обычным, а — по-научному выражаясь — интерактивным: маленький посетитель — школьников сюда водят постоянно — может потрогать любой предмет. В мужском углу мальчик примерится к плотническому инструменту, а девочка покрутит ручку у маслобойки. Тут же мы, конечно, узнали то, что знали и без этого: денег в бюджете на подобные забавы и ребячьи шалости нет, но эти три женщины — все они, конечно, в этом районном Доме народного творчества и работают методистами, вместе со своим директором,— выиграли президентский грант в миллион рублей. Здесь бы сразу мне и сказать, что много позже — уже после того, как мы провели основную часть нашей работы, поговорили с местной интеллигенцией, Надя почитала стихи, я ответил на все вопросы, выслушали местных писателей, съездили в местный краеведческий музей, о котором, если хватит терпения всё описывать, я скажу чуть позже,— нас в этой же комнате и накормили обедом, чем, как говорится, Бог послал. По-домашнему и, наверное, принесённой из дома снедью, но удивительно вкусно. Мои читатели последнее время сетуют: меньше я стал писать о еде. Выполняю их заказ. Винегрет, солёные огурцы, солёные помидоры, белые грузди, солёные рыжики, кислая капуста. Потом удивительно наваристый — грибов не жалели — грибной суп, потом отварной картофель с замечательной куриной котлетой, потом чай с мармеладом, мёдом и мочёной брусникой. За обедом я также получил два кулинарных рецепта. Я ведь в самом начале говорил об озере, которое знаменито своим ловом рыбы, которая всё не переводится, потому что здесь одно из волжских нерестилищ. Один рецепт — как готовить фаршированную щуку (я, как оказалось в разговоре, готовлю фаршированную щуку по-еврейски), а другой — как фаршировать судака на местный манер и запекать его в батоне.

Но всё-таки о главном: в небольшом зале народа было человек пятьдесят. Наши с Надей выступления пропускаю, но говорили ещё и местные люди, и говорили интересно. Есть здесь и свои писатели, и свои публицисты, и учительницы, которые пишут стихи, и читающие люди. Мне было интересно. Ещё с советских времён в местной библиотеке сохранилось десять моих книг. Я к этому списку прибавил ещё три — «Дневники» за 2009 год, «Власть слова» и книжку о Вале «Её дни». Библиотека, естественно, ничего не покупает — на покупку книг президентского гранта нет, система государственного книгораспространения предусмотрительно нашим государством уничтожена. <...>

 

Какие остались впечатления? Кстати, один из местных писателей, Виктор Андреевич, житель этого маленького города Галича, в котором 17 тысяч жителей, привёл в качестве отрицательного примера нашей внутренней политики цитату из последнего номера «Литературной газеты». Это говорила госпожа Набиуллина, которая занимается нашим внутренним развитием. Суть этой цитаты в том, что, как в своё время «неперспективные» деревни, у нас появились «неперспективные» города. Госпожа Набиуллина предлагает с городами поступить, как и с селом. Этот пример — и сама речь Виктора Андреевича, который, как и читатель «Литгазеты», возмущён готовностью правительства экономить на русской истории и русском будущем. Я тоже этим возмущён, потому что когда ехал в Галич на машине, то размышлял, что люди в тех деревнях и сёлах, которые ещё не бросили свои дома, охраняют целостность наших пространств, не дают нашей родине скукожиться до уровня разросшихся, как плесень, мегагородов. А после беседы с этими учительницами и местными журналистами и литераторами, после посещения небольшого краеведческого музея, в котором директор получает 12 тысяч рублей зарплаты и ведёт серьёзную научную работу, я подумал, что слишком уж мы надменны перед нашей провинцией. Я подумал, что, замученные нашим телевидением и его представлениями о культуре прекрасного и глубокого в человеке, где самая красивая — Ксения Собчак, а самый умный — Виктор Шендерович, мы совершенно неверно представляем себе интеллектуальный уровень провинциалов. Далеко не все они спились, далеко не все опустились под тяжестью жизни, законодательства и равного налогообложения для бедных и супербогатых, и очень многие из них ещё держат советский уровень заинтересованности в общественной жизни и культуре. Кстати, недавние выборы президента дали здесь Путину 52 процента голосов.

<...>

15 марта, четверг

Часа в четыре приехал домой, и сразу же на меня нахлынуло множество московских дел и событий. Во-первых, раскрыл «Литературку» — там прекрасная статья Серёжи Арутюнова о «Маркизе». Или он сам, или газета придумали исключительный заголовок: «Второе пришествие очевидца». Рядом со статьёй Серёжи — большое письмо ли, нет, скорее статья, преподавательницы из Стерлитамака и читательницы газеты по поводу новой работы Паши Басинского о Горьком. Не успеваю я ничего читать! А Паша, оказывается, уже успел написать 416 страниц «Страстей по Максиму Горькому. Девять дней после смерти». Преподаватель из Стерлитамака очень точно ухватила основной принцип, по которому последнее время пишутся работы, которыми так интересуется публика: «Сама книга является всего лишь компиляцией, составленной из разнообразных текстов, принадлежащих близким А. М. Горького, публицистам, краеведам и т. д.» Цитату не продолжаю, для меня здесь важна тенденция: как недаром иногда знаменитые, казалось бы, писатели чуть ли не каждый год пишут по толстенному тому. А они просто умненько всё компилируют! Об ошибках, которые заметила читательница, тоже не пишу. Заканчивается эта очень обширная статья уже общим рассуждением, касающимся не одной книги: «Что касается меня, то решение принято: читать книгу Басинского о Толстом не буду! Не хочется думать, что жюри «Большой книги» ошиблось. А на столе у меня лежит роман очередного лауреата БК Михаила Шишкина «Письмовник». Надеюсь, повезёт...»

Вообще, много неожиданного и даже трагического случилось, пока я в Костроме занимался встречей с трудящимися. В Казани, например, полицейские при помощи бутылки из-под шампанского пытали в отделении милиции попавшего к ним в лапы человека. Изнасилование при помощи бутылки, а человек умер. Теперь идёт скандал, и в отделениях ставят камеры видеонаблюдения. В Москве идут страсти по поводу танцовщиц и певуний, пытавшихся осквернить храм Христа Спасителя. Всё это я прочёл, взявши в руки «Российскую газету».

Раздел про культуру и искусство, где безраздельно царствуют в кино — Кичин, в театре — Алёна Карась, я уже давно не читаю; ещё Кичина читать можно, а вот Алёна — это такое сухопарое умничанье, что с души воротит. Не читаю я и Михаила Швыдкого, потому что всегда знаю, что у него в подтексте. Но вот общественно-криминальный отдел «Российской газеты» мне всегда интересен.

Принялся слушать радио, разбирать вещи, варить из рыбьей головы солянку — благо, с дачи привёз две банки солёных огурцов. Огурцы, конечно, в зимние морозы помёрзли, но в дело ещё годятся. Вечером всё-таки не смог удержаться и принялся опять смотреть сериал Анны Козловой. Одно очевидно: девочка всё-таки выгрызла себе место возле денежного телевидения. Весь её немалый опыт, о котором я читал в её романах, пригодился. Всё-таки это интересно. Неужели все женщины такие — или они такие внутри себя? Я, конечно, завистливо язвлю, но утерпеть не могу. В прошлой серии дети четырёх или пяти лет играли презервативами и рассуждали, зачем эти «шарики» нужны, а в сегодняшней был впервые на нашем экране продемонстрирован опыт куннилингуса. Не могу также не вспомнить, что очень давно, ещё студенткой 3-го курса журфака, Анна написала отрицательную рецензию на мой роман о Ленине. Недоступного для неё не существует.

Пока варил солянку, слушал горячие дебаты по «Эху» о том, что обязательно необходимо, в первую очередь — церкви, простить панк-певиц. На радио всё размышляли: преследование их началось из-за того, что они не любят Путина, или потому, что они спели и сплясали? К сожалению, я прослушал фамилию священнослужителя, с которым под рубрикой «Народ против» беседовали «привилегированные слушатели»,— говорил и отбивался он прекрасно. Но почему же народ против, чтобы этих музыкантш наказали? Может быть, их надо наградить? Совершенно справедливо замечено, что если бы их не забрали, то вполне был возможен и самосуд. Посмотрел бы я на нашу общественность, если бы дамочки сплясали в синагоге или в мечети. У нас постепенно складывается порядок, что общественное мнение может нажать на любой суд — и суд пойдёт на попятную.

<...>

К шести часам приехал домой, готовил, обедал, слушал радио, смотрел передачу Малахова «Пусть говорят». Везде говорили исключительно о «Бунте кисок» — можно и так перевести название группы, в которой состоят бесстыдницы, плясавшие в храме Христа Спасителя. Защитники, среди которых Марат Гельман и телеведущая Богушинская, говорили о «художественном жесте». Видите ли, это протест против близости церкви и власти. А когда в начале перестройки Хануку праздновали в Кремле, это о чём говорило? А почему тогда никто не испортил праздника и не покричал что-то на этом празднике? В дискуссии по НТВ очень точен и аргументирован был Максим Шевченко. У Малахова точно говорил Бурляев. Но мне лично ещё понравился один из мусульманских служителей, который говорил, что из девушек надо бы выгнать беса.

<...>

16 марта, пятница

Старость — это когда времени хватает только на себя, чтобы каждый день запускать изношенный организм и по возможности поддерживать его. Замыслы и свершения во всём литературном блеске — только в голове, уже писать не то что не хватает сил, но и не хочется ничего делать. Времени хватает только на себя, на обслуживание дряхлеющих сил и угасающего интеллекта. Есть слова, которые ты не можешь быстро вспомнить, обещания, о которых забыл. Время, чтобы выполнить необходимое, утекает. Час в день на зарядку, потому что без неё уже почти невозможно, а вот как случится — и утром не заведёшься! Через день, ну иногда через два — в спортзал, иначе одряхлеешь, суставы перестанут гнуться, сахар взлетит. Вот на это всё и пустил всё своё утро. Правда, час ещё почитал книгу журналиста «Комсомольской правды» Александра Анциферова «Функция Бонапарта. Путешествие из Октябрьского переворота в Ватерлоо». Читал с карандашом, много интересного. Здесь проводится до удивления точная мысль о термидорианском перевороте, который производится во имя того, чтобы достижениями революции, то есть тем, чего сумел добиться народ, могли воспользоваться народившиеся элиты. Здесь напрашиваются аналогии с Францией и её Великой революцией. Но напрашиваются аналогии и с нашим временем. Книжка вышла в 2009-м, и «горячего» сегодня здесь нет, но и оно соответствует старому правилу. Если Путин — представитель олигархов и крупного чиновничества, то народившаяся новая буржуазия требует и для себя власти и собственности. Народ здесь не в счёт. Народ среднего достатка ходит на митинги.

<...> В каком-то смысле Москва перестала быть цивилизованным городом, в ней можно смириться, что долго едешь на работу и с работы, а уже в театр ехать, чтобы прибыть в хорошем настроении, просто невозможно. О чёртов московский транспорт и дороги!

Теперь о спектакле. В каком-то смысле мне везёт. Я всё-таки дружу с талантливыми людьми, и они меня не подводят. В таком небольшом количестве московских театров есть спектакли такого напряжения и такой поразительной силы художественного воздействия! Яшин опять поставил замечательный спектакль. Всё, казалось бы, очень просто: деревушка на острове, тётки, парень калека, жители, фильм, который Голливуд снимает на соседнем острове, и вот этот паренёк отправляется посмотреть эти съёмки, и если повезёт... Но опять какая-то сила в этой драматургии, где действие идёт в далёком 34-м году, находить какие-то параллели и иллюзии с нашим временем. «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?» Играют, как я уже писал, ученики «Щуки». Играют редкостно; то, что молодые играют людей разного возраста и играют почти без быта, возводит всё представление почти в символ времени. Как всегда, замечательные декорации Елены Качалаевой; она предложила такую композицию — берег-причал, которая в известной мере предопределила решение. Человек всегда на обрыве.

<...>

19 марта, понедельник

Завтра день рождения у В. С. Завтра же я собираюсь устроить презентацию Валиной книжки в нашем кафе «Форте». Уже сговорился с Альбертом Дмитриевичем, вчера вечером и сегодня созывал гостей. Я планирую позвать человек 25. Ну, конечно, будет народ из «Литературной газеты», мои друзья из «Независимой», Максим. Дозвонился до Светланы Хохряковой, послал приглашение Вячу Баскову. К сожалению, не будет Жени Сидорова, он в Париже на книжной выставке. Дозвонился до Виктора Матизена, и он меня и обрадовал. Я выяснил, что, помимо своей работы журналиста, он ещё преподаёт в школе и иногда берёт учеников. Естественно, его ученики все поступают. Судя по его книжке, которую я прочёл уже давно, Витя замечательный, требовательный и весёлый педагог. Но здесь для меня важен другой аспект, который касается и меня, и почти любого деятеля искусств: если хочешь в наше время заниматься любимым делом, выражать себя, писать или рисовать, то надо ещё и зарабатывать именно на это самое деньги. А разве я работаю в Лите не для того, чтобы продолжать существовать как действующий писатель?

Из политических новостей — очень занятный демарш Сергея Миронова. Он сказал, что его фракция будет голосовать против того, чтобы при президенте Путине премьер-министром стал Медведев. Миронову не нравятся эти перестановки. Медведев, дескать, прекрасный юрист и без работы не останется. Возможно, это мнение связано и с нежеланием Путина иметь в премьер-министрах человека, знающего, в основном, жизнь по компьютеру. Но обещание было дано. Хотя это уже моя трактовка событий.

Ну, видимо, весна: зацветает герань у меня на подоконнике в кухне. <...>

20 марта, вторник

По обыкновению, в день семинара не сплю. Проснулся в шесть и почти до девяти метался по комнатам. В основном искал интонацию семинара и фантазировал план разбора текста Саши Драгана. У него замечательный, многослойный и дышащий текст. Решил анализировать в первую очередь те многочисленные причины, которые делают текст интересным и заставляют читать. Довольно много говорил вначале о Костроме, о том, какой я её застал почти через двадцать пять лет. Немножко, но лениво поговорили о политике. В два пошёл обедать с ректором, а в четыре уже презентация.

<...> Сегодня же в четыре часа провёл презентацию книги о Вале, сегодня как раз день её рождения. Всё происходило в нашем кафе «Форте». Было замечательно, тепло и спокойно. Когда я принёс в зал книги, то, повинуясь какому-то наитию, Володя, метр и распорядитель, положил их как раз на тот самый стол, за которым мы с Валей сидели, когда последний раз вместе заехали к Альберту Дмитриевичу из Дома кино. Тогда играл джаз. Как Валя любила джаз, воспринимая его всем своим естеством! К сожалению, не приехал Матизен; позвонил Серёжа Шаргунов — внезапно ему надо было забирать ребёнка из детского сада; из «Независимой» не приехали Алиса и Миша Бойко; Марина Кудимова уезжала в Новосибирск на фестиваль, а Саша Неверов был у врача. Владик Пронин просто не доехал, у Лёвы плохое самочувствие. Но зато был всегда верный в подобных случаях Андрей Василевский, приехал Максим; конечно, Леня Колпаков, Г. Хорт, Лена Ягорунина, Светлана Хохрякова; пришёл, окончив семинар, Паша Басинский; ну и институтские: Миша Стояновский, С. П., который побыл до пяти и ушёл вести свой семинар, Л. М. Царёва, Е. А. Табачкова, Лёша Козлов, издатель, и Вася Гыдов, книгопродавец. Кого забыл? Всем благодарен, всем было хорошо, Альберт Дмитриевич «сочинил» прекрасный, обильный и вкусный стол, питья и еды было вволю. Милая моя птичка, где ты сейчас летаешь? Пишу, а у самого глаза на мокром месте.

<...> Утром «Эхо Москвы» не без символической ухмылки рассказало, что в избиркоме к грядущей инаугурации вновь избранного президента подготовили проект нового президентского удостоверения. Оно будет отличаться от того, какое было вручено Медведеву. Новый документ имеет графу, позволяющую его продлевать.

21–22 марта, среда — четверг

<...> Ещё вчера в Тулузе некий француз алжирского происхождения сначала расстрелял несколько военных, вернувшихся из Афганистана, а потом убил двоих детей и взрослого в еврейской школе. Месть правоверного. Его довольно быстро разыскали и 32 часа бездарно атаковали квартиру, в которой он затаился. Взять живым террориста, как хотела власть, не удалось. Во время штурма, отстреливаясь, он выпал из окна и оказался убитым попаданием в голову.

Трагедия с тулузским стрелком разворачивалась на фоне удивительных событий, которые произошли в одной из вологодских колоний. Здесь преступника среди белого дня вывезли на вертолёте, который перед этим был захвачен сообщниками. Довольно, правда, быстро этого бойца поймали. В каком мире мы всё-таки живём! Но мир всё-таки откликается и на мелочи: в приложении к «Независимой газете», в «Ex libris»-е,— ироничная констатация моей торговли на книжной ярмарке. «К числу событий не первой свежести можно отнести и презентацию второго издания романа Сергея Есина «Ленин. Смерть титана». Впрочем, писатель брал числом — ИД «Комсомольская правда» представил все книги экс-ректора Литинститута». Есть и портрет. Ни в зеркало, ни на собственную фотографию уже смотреть нет сил.

23 марта, пятница

Чем больше читаю наших заочников — а в основном это пока их дипломы,— тем отчётливее вижу существование двух литератур. Одна идёт поверх всех потребностей общества, поверх традиций и даже внутреннего интереса читателя — это литература толстых журналов, премиальная литература, ну, литературу коммерческую, пошлую и низкую — она существовала всегда — я не беру в расчёт; другая литература — это литература глубинная, отечественная, тесно связанная с жизнью народа и с обстоятельствами жизни страны. Попутно расскажу как бы не связанный с этим сюжет. Вчера у меня был художник Семён Кожин. Среди прочего говорили о наших банках. И вот тут Семён развернул мне целую теорию о том, что на роль банкиров были ещё в средние века выдвинуты еврейские фамилии именно потому, что в список недозволенного, который диктует их религия, ростовщичество не входит. Говорили также о роковой метке русского народа — чувстве греха, которым, по идее, живёт каждый русский. Кстати, о еврейском капитале я, кажется, читал в одной из ранних работ Маркса, надо бы это посмотреть ещё раз. Но полный Маркс у меня на даче.

Собственно, весь день до глубокой ночи читал дипломы, поражаясь, как всегда, таланту наших студентов-заочников.

<...>

24 марта, суббота

Не могу выбросить из сознания вчерашнюю удивительную передачу по НТВ. Это был один из сильнейших ударов по нашей эстраде, которую — мне кажется, платно — НТВ постоянно поддерживает. Здесь было вывернуто всё, что только можно вывернуть: безголосые певцы, постоянные выступления под «фанеру», заказ и организация «солистами» всех горячих материалов, даже, казалось бы, вопреки собственному имиджу — в торговле всё сгодится. В ход, лишь бы твоё имя не сходило с уст, идёт даже подстроенная самим же исполнителем автомобильная авария. Мне думается, этот удар по эстраде не случаен. Совсем недавно, в первую очередь — деятели культуры, объявили передачу о митингах, выпущенную НТВ, подлогом. Ответный удар: а кто у нас фальшивомонетчики?! Я полагаю, что могут последовать и новые разоблачения. Впрочем, похоже, всё затихает; по крайней мере, писатели уходят в кусты. А вот НТВ-шники, кажется, готовят ответный удар, который нанесут завтра, в воскресенье вечером.

<...>

25 марта, воскресенье

В Обнинске идёт снег. Довольно рано выехал, чтобы поспокойнее добраться. Долго разыскивал металлическую коробку с письмами отца моей матери из лагерей. Я помню, он писал ей много и часто, тогда ведь не переговаривались по мобильнику и не писали друг другу СМС-ки. Об этой коробке я помнил всю свою жизнь, и вот время, кажется, для неё подошло. В разборе, вернее, в перепечатке этих писем мне обещал помочь Яся Соколов. Почерк у отца был старомодный, с вензелями и выкрутасами, а я, по своей нетерпеливости, разбирать чужие почерка не очень люблю. Всё это я делаю из двух побуждений. Первое — сеанс заканчивается, и надо быть наготове, т. е. закончить все дела. Второе — новый роман, семейный, уже бродит во мне.

К четырём уже приехал с дачи и сразу включил телевизор: «Евгений Онегин» Чайковского из «Метрополитен-опера», но пело несколько наших — в частности, Дмитрий Хворостовский. Оторваться уже не смог. Здесь у меня опять возникло два соображения. Во-первых, я впервые в этой опере вижу, что главным героем могла стать не только героиня — Татьяна, симпатичное, милое и русское по своей целостности существо, но и сам Онегин. И дело не в том, что Хворостовский статен и хорошо несёт внешний рисунок роли,— он её ещё и верно, полно поёт. Здесь я вспомнил недавнее высказывание Майи Плисецкой, связанное с её балетными трактовками: надо слушать музыку, в ней всё есть. Действительно, как никто, Чайковский умеет быть близок к подлинному тексту литературы. Но и Татьяна была бесподобна.

Слушал оперу на кухне, кое-что поваривая и помешивая в своих многочисленных кухонных приборах. В результате, кроме поразительных впечатлений от оперы,— морковные котлеты, сырники и в мультиварке рагу из овощей с мясным фаршем.

Вместо личной жизни, как и почти каждый день,— телевидение. Я уже писал, что, рассчитывая на один определённый эффект, телевидение часто добивается совершенно другого. Всё-таки состоялась встреча оппозиции и обвинившей её в продажности телестанции НТВ. Ну наконец-то я увидел всех людей, о которых всю весну слышу по радио. Не монстры. В эфире произошёл театрализованный скандал. Вроде бы оппозиционеры ушли из студии, потом вернулись, все стали думать о стране, о будущем. Я попутно размышлял о стимулах этих протестантов, об их стремлении сесть на место нынешней власти и, по русскому обычаю, стать такими же, как эта власть. Но ещё до этого, не в примирительной, а в обвинительной части передачи, было высказано многое, и я окончательно уяснил: не без, как и положено любой оппозиции, иностранных денежек поживают наши смелые оппозиционеры и оппозиционерши. НТВ-шники неплохо подготовились. Только американский Конгресс выделил на обучение России демократии 200 миллионов сребреников. И говорите о своём бескорыстии!

<...>

28 марта, среда

Среда — это мой традиционный выходной день. Утром пошёл в спортзал, но решил не на традиционные занятия, а на почти двухчасовое занятие йогой. Измотался, конечно, до изумления, каждая косточка болит, но чувствую, что всё это на пользу, каждый сустав потерял гибкость и заледенел. Будем всё раскачивать, гонка за выживание продолжается.

К обеду приходил Павлик Косов, забрал несколько книг — он собирается делать документальный фильм обо мне, о дневниках — и принёс записанный на диске свой последний фильм — о Михаиле Кузмине. Вечером я фильм посмотрел, даёт представление об эпохе, очень мило всё сделано, но трагизм этой судьбы почувствовать трудно. Деликатно кое о чём фильм стыдливо умалчивает. Но хрестоматийное стихотворение «Где слог найду, чтоб описать прогулку...» прозвучало. Не прозвучало, кому стихотворение было посвящено и ради чего написано... Но всё равно Павлик молодец, это ещё одно подтверждение, что моя жизнь в Литинституте проходит не даром. Эти мальчишки, ещё несколько лет назад писавшие вступительные этюды,— уже специалисты, уже нашли своё дело в жизни и свою судьбу...

<...>

29 марта, четверг

<...> Когда начинаю думать, что дневник мой совсем обмелел и писать практически нечего, жизнь всегда что-нибудь подбросит. В метро, а не был я там чуть ли не с выборов, купил «Новую газету». К счастью, она опять появилась, а совсем недавно, недели на три, по крайней мере, у нас на «Университете» через автомат газета не продавалась. Горячая газета, того и гляди, от неё что-нибудь запылает.

Всю дорогу туда читал «Новую газету», а обратно — «Шерлока Холмса» на английском. Газета, в принципе, меня расстроила, она полна теми отвратительными фактами, которые принуждают бояться жить. И с каждым днём всё страшнее. Если конспективно, то так.

«Секретное ДТП с участием машины из кортежа министра Нургалиева расследовано не будет — все документы изъяты и спрятаны». ДТП, кстати, случилось летом на 22-м километре Калужского шоссе, по которому каждую неделю я без кортежа езжу на дачу. Летом же появилась в «НГ» и публикация. «Тогда же «Новая газета» предположила: подобная секретность и суета связана с тем, что в машине из кортежа министра внутренних дел Нургалиева ехала его жена с подругой, на дачу спешили. Как теперь выясняется, мы были правы».

На нескольких полосах — о пытках, которым подвергают задержанных наши полицейские. На деталях не останавливаюсь — снова из газеты: «О нравах в ведомстве г-на Нургалиева — стр. 2–3». А на этих страницах — и о самом министре, и о его подчинённом, министре Татарстана.

Чтобы не тянуть: самое страшное — это некая дискуссия между гранд-дамами газеты Юлией Латыниной и Еленой Рачевой по поводу расстрела двух парней в Белоруссии. Ещё недавно я думал о том, как сложно и тяжело бремя власти. Подписав приговор и отказав тем самым «террористам» в помиловании, Лукашенко взял на себя огромную ответственность. Я бы с грузом такого решения жить не смог. А если служебная ошибка? Да и вообще, своей подписью лишить человека жизни — это не для меня, я слабак. Но тут выясняется — всё это в газете,— что система доказательств далеко не безупречна; возможно, это совсем не те парни. Выпускница Литинститута Юлия Латынина батьку Лукашенко целиком поддерживает. Она даже протестует против реакции на этот расстрел, которая возникла в России. Как страшно и жить, и читать.

<...>

Иногда я тороплюсь вернуться домой только потому, что тороплюсь что-то донести до дневника. Не забыть, записать полнее. К сожалению, я запамятовал точное время заседания нашего клуба и пришёл уже к середине большого выступления Михаила Леонтьевича Титоренко — директора Института Китая. Кое-что мне всё же удалось зафиксировать — наверное, с ошибками — на мой маленький компьютер, но главным здесь, на мой взгляд, было несколько рассуждений.

 

Китай. 9 классов — бесплатно. Среднее, высшее медицинское — бесплатно. 51% населения — в городах и в посёлках. Предел, которого можно достигнуть экстенсивным развитием в промышленности и на селе. За высокие показатели Китай заплатил своей экологией. 80% водоёмов отравлено, дефицит воды. Невероятное количество руды и угля. Китай — сборочный цех мира. Собственных брендов — 5 процентов. Огромные деньги китайцы тратят на образование и науку. Миллионы — на стажировку и обучение за рубежом.

2 миллиона человек уже думает не по-китайски. Новый либерализм. Борьба. Урбанизация. Колоссальный разрыв уровня жизни горожан и крестьян. Слой безземельных крестьян. Свои участки они продали. Землю отбирают под строительство дорог и промышленных предприятий. Крестьянские волнения.

Задача армии — внутренняя стабильность. Рождение одного ребёнка — проблемы. В некоторых районах — дефицит рабочей силы. Мужское население на 42 миллиона человек превышает женское.

Двухмиллионная армия. 185 баллистических ракет. Космос — на уровне СССР 70-х годов. 750 тысяч солдат — вдоль границы с Россией, но основные силы — против Тайваня. Следят за путями доставки сырья. Китай и Россия заинтересованы друг в друге. Никакой угрозы со стороны Китая в ближайшие 10 лет быть не может. Китай выступает как конструктивная сила.

<...>

Теперь к «гуманитарной» части. Это уже из моих рукописных записей.

«Русские и китайцы похожи тем, что во всех делах у них главным является духовная составляющая». У нас — совесть, божественное, у китайцев — предки, следование закону.

«Если на одной из трёх дверей будет написано «Не входить», то русский сначала направится именно к этой двери, китаец — никогда».

«Китайцы всегда помнят добро, которое было сделано для них, но никогда не забывают и о зле».

«Китайцу сложно придумать что-то новое, но если вы это новое придумали, то именно китаец доведёт это новое до высшего совершенства».

<...>

31 марта, суббота

Утром разбирал металлический ящик, который привёз с дачи. В нём у меня хранились мои ранние письма и бумаги. Я тогда предполагал, что стану великим писателем и все мои бумажки пригодятся. Пригодятся, но исключительно только мне и моему щенячьему любопытству. Искал-то я, конечно, письма моего отца к матери и детям, буду шарить теперь по разным другим местам. Но, хотя отцовских писем не нашёл, было много любопытного и забытого. Письма девочек, которые ухаживали за мной и за которыми я ухаживал, и даже мой, довольно безжалостный, табель за первый класс. С подписью моего незабываемого классного руководителя Серафимы Петровны Полетаевой. Это ещё одно доказательство, что не всегда из отличников и вундеркиндов получается что-то путёвое. Я пишу об этом ещё и потому, что у нас в институте каждый год мы собираем молодых гениев из Москвы и из провинции. Если бы вы видели мамаш, которые привозят своих талантливых дочек! Об этом мне довольно забавно рассказывал Лёша Антонов. Впрочем, недавно и телевидение сказало, что в лучшем случае хоть что-то из этих гениев прорезывается в пересчёте 1 к 10.

<...>

Да и вообще много интересного: письма Капитолины, актрисы, с которой я дружил в Ташкенте, Тани Лукьяновой, которая меня провожала в армию и которая потом исчезла из моей жизни, кое-что, связанное с моей жизнью в кино, и даже «кодекс поведения», который я вряд ли сочинил — скорее всего, откуда-нибудь списал. Занятно, что, в принципе, по этому кодексу я и живу, кроме одного пункта.

 

Вечером ходил в театр Покровского. Естественно, пригласил В. А. Вольский. В театре восстановили «Ревизора» — как бы условно опера с музыкой Вл. Дашкевича и со стихами Юлия Кима. Конечно, получил большое легкомысленное удовольствие. В этом театре всегда высокий уровень исполнения и самого спектакля. Особенно хорош был Хлестаков — сравнительно молодой парень, эдакий «русский тенор» — Борис Молчанов.

Если сказать себе, что это лёгкая музыка, что это мюзикл, без каких-либо претензий на оперную глубину,— всё прекрасно. Всё весело, бодро, даже остро, но ни одной запоминающейся мелодии. Ощущение замечательной музыки к кинофильмам. Слово «остро» тоже написал не зря. Действительно остро: и коррупция, и сами фигуры — между Путиным и Медведевым. «То флейта слышится, то будто фортепьяно». Почему-то вспомнил покойного Рафаила Вольского: совершенно замечательно он одел всех артистов. Чего стоит один фрак Хлестакова, расшитый маскарадными блёстками!

1 апреля, воскресенье

Утром ездил в «Ашан», запасался продуктами и овощами, которые не ем. Этот магазин ещё раз мне подчеркнул, насколько всё в нём дешевле, чем в лавчонках и магазинчиках на улице. <...>

Наш «Ашан» — на самом деле это «Капитолий», в котором и «Ашан», и куча других магазинов, в том числе здесь ещё и целых семь кинозалов. В магазине увидел, что идёт новый фильм Павла Лунгина «Дирижёр», о котором мы говорили с Андреем Плаховым. Какие-то восторги я читал об этом и в «Российской газете». Но газетам я не доверяю, решил посмотреть сам, взял дешёвый билет за 300 рублей.

Лунгин у нас последнее время стал специалистом по православию. Но этот православный фильм, основное действие которого происходит в Израиле, очень уж странный. Всё сделано по прекрасным западным образцам. Чтобы восхитить обывателя. Огромные самолёты, комфорт роскошных гостиниц, широкие панорамы Иерусалима, знаменитые святыни. Отец — знаменитый дирижёр, сын — почти хиппи, флирт певца, богатые женщины, едущие в паломничество, кровь, смерть, надежда. Есть всё вне контекста высокого вкуса. Хороша и достойна только музыка — «Страсти по Матфею», написанная одним из иерархов нашей церкви. Под музыку и Иерусалим, видимо, и давали деньги. Сценарист — тоже Лунгин. Я всегда просто физически страдаю, когда вижу что-то лживое на сцене, когда что-то корявое и с претензией читаю. Здесь всё лживо — и актёр, который делает вид, что дирижирует, и сама коллизия: сын дирижёра умирает в Иерусалиме, где отец дирижирует ораторией. Плохой текст, лживые ситуации. <...>

Что-то возникает лишь у Лены Мороз. По-настоящему интересный крошечный эпизод — это когда снаряжают на теракт молодого террориста. Его стригут, моют, одевают, его обнимает отец. Душераздирающая сцена. А потом в нарядной толпе раздаётся взрыв.

Кстати, все эти красоты Иерусалима, страсти музыки, самолёты, гостиницы и взрывы в выходной день, на сеансе в 15:30, в большом и просторном зале наблюдало не больше 10–12 человек. Если мы делаем блокбастер, так уж делаем!

<...> Тема замечательного православного изделия Павла Лунгина на этом не закончилась. Вечером, когда жарил рыбу, включил телевизор — всё о том же. Какой прекрасный фильм, на экранах будет только две недели, а потом, так сказать, к Пасхе, пойдёт по Первому каналу.

2 апреля, понедельник

<...> В Сибири разбился самолёт, летевший из Тюмени в Сургут,— много погибших. Причины придумали к вечеру: не облили самолёт противообледенителем. Мельком сказали, что этому итало-французскому самолёту, купленному и перекупленному, уже больше 20-ти лет. Наш бизнес постоянно экономит на «человеческом факторе». В итоге — смерть. Я уже давно заметил, что, защищая «экономный» бизнес, наши эксперты обычно всё сводят к ошибке пилотов или к «внешним причинам» — не завезли соответствующих реагентов,— так для бизнеса менее опасно: и пассажиров отпугнёт меньше, и к устаревшим машинам меньше претензий.

По поводу этой катастрофы встрепенулся президент и приказал всё возможное сделать, чтобы наиболее тяжело раненных потерпевших доставить в Москву. Вспомнил тут я: когда случилась трагедия в клубе «Хромая лошадь», потерпевших тоже везли в Москву. В огромной Перми не хватило ожоговых мест, не хватило в огромной Сибири. Что же это такое с нашей медициной?! В Америке чуть ли не в каждом штате огромные научные медицинские центры, известные на весь мир, в Германию мы постоянно отправляем в самые труднопроизносимые и плохо известные городки лечить больных с неизвестными широкой публике трагическими заболеваниями, а у Тюмени нет возможности лечить таких больных. В связи с этим вот ещё какая возникла у меня мысль...

По радиостанции «Эхо Москвы» постоянно, два раз в день, слышатся призывы к гражданам помочь детям, которым нужна та или иная операция или дорогостоящее лечение. Звучат названия разных клиник, порой в малознакомых городах Германии, Америки и Израиля. Нужны деньги, деньги, деньги. «Им нужна ваша помощь!» Как хорошо сознавать, что эти деньги у наших сердобольных граждан порой находятся. Но здесь два вопроса: мы что, совершенно не можем лечить редкие заболевания у детей? И второй: у нас что, действительно вся медицина сосредоточена только в Москве и нацелена только на лечение самых распространённых заболеваний?

 

3 апреля, вторник

Утром взялся за 3-й номер «Нашего современника», который каждый раз присылает мне С. Куняев. Общее впечатление довольно безрадостное и по стихам, и по прозе. Впрочем, в стихах есть и кое-что любопытное. Ощущение, что С. Куняев передоверил журнал своим помощникам, сосредоточившись на собственных высказываниях. Женя Шишкин попробовал себя как публицист и культуролог. Вне разговора и вне критики.

А вот работа самого Ст. Куняева очень интересна, филолог он опытный, знающий, начитанный — филологическое образование в МГУ даром не проходит. В пять утра начал читать его большой материал, посвящённый Анне Ахматовой, и пока не закончил — остановиться не смог. А ведь у меня сегодня семинар, надо бы было что-то посмотреть ещё и из своих учеников. Поначалу читал с раздражением: столько раз уже Анна Ахматова бита, ну чего придираться к манере... Однако постепенно мысль Куняева прояснилась: он замахнулся на весь Серебряный век, в силу ряда причин почти у нас обожествлённый.

<...> Семинар закончил в 13:30, и сразу же началась кафедра. Это обычные увещевания преподавателей следить за своими студентами, помнить, что они их духовные наставники. В том числе поговорили и о будущем приёме и рецензировании. Олеся Александровна очень ещё и до кафедры была возбуждена всей ситуацией, которая разворачивается вокруг девок, спевших молитву в храме Христа Спасителя. Все они до судебного разбирательства ещё находятся в изоляторе. Это, конечно, напрасно, но и, с другой стороны, совершён бесстыжий и даже смешной акт — их признали «узницами совести». В силу своей православной позиции Олеся Александровна вынуждена этих певиц осуждать. Но проблема и шире: дозволенность и границы искусства. По предложению О. А. мы, видимо, проведём единый институтский семинар на эту тему 24 апреля. Мои слова, я говорил об этом в самом широком смысле, о том, что это всё же демократический лагерь, который всегда О. А. и её муж, отец Вигилянский, поддерживали, обоим не понравились. Но я ещё сказал, что она теперь может не ждать премий, которыми её всегда награждало именно либеральное литературное сообщество.

Вечером ходил в Колонный зал — в рамках юбилея Ростроповича состоялся прекрасный концерт. Главными действующими лицами были Большой симфонический оркестр им. Шостаковича и дирижёр Юрий Темирканов. Сначала играли лядовскую «Кикимору»: казалось бы, некоторая игра со звуком, звукоподражание, картинки леса, а потом всё разошлось до небесных хлябей, стало мощно и плотно. Как, в принципе, рано началась «современная» музыка! Потом — концерт Шостаковича для виолончели с оркестром. Автор посвятил Ростроповичу, так что это было в духе фестиваля. А главное, в духе был ещё и солист — итальянец Энрико Диндо. Это артист с удивительным звуком и силой. Удивительно, что концерт, написанный в 1995 году, звучит так трагически, будто создан только сегодня. Но всё же, видимо, главным номером вечера стало «...al Niente» Гия Канчели. Музыка эта — невероятной силы и выразительности. Я уже давно понял, что главное — не воспринимать симфоническую музыку как некие картины... Сейчас для меня это всё куски чувствований, на которые должна отзываться моя душа. Она отозвалась. Музыка так была хороша, что её даже страшно слушать второй раз.

4 апреля, среда

В нашей стране соскучиться трудно. Утром буквально оглушило известие: «Почти пять часов понадобилось пожарным, чтобы потушить башню делового комплекса „Москва-Сити“». Это одна из тех башен, которые смотрятся с метро-моста как выпирающие из челюсти клыки на фоне спокойной картины Москвы, стадиона и Новодевичьего монастыря. Одна из тех башен, о которых в самом начале своей карьеры новый мэр С. Собянин сказал, что это градостроительная ошибка.

Вот как я скомпоновал по прессе картину пожара. На 67-м этаже высотки загорелась деревянная опалубка, из-за ветра пламя быстро охватило несколько сот квадратных метров. Это два последних этажа постройки. Мотопомпы. С 30-го этажа мотопомпы пожарным пришлось на 67-й этаж тащить пешком. Лифты на этой высоте были отключены. В тушении пришлось задействовать вертолёты.

Но и это не всё. Среда для меня, после тяжёлого вторника, некий день свободы, я дома, колесо к следующему семинару начнёт крутиться в четверг или в пятницу. В этот день выходит «Литературная газета», и уже много лет я получаю домой «Российскую газету». Что нового?

Начнём с правительственной газеты. «Семнадцать человек сгорело на строительном рынке на юге Москвы». А всё очень просто: нажива — двигатель и губитель жизни. На рынке существовал склад, владелец этого склада в своей квартире зарегистрировал 11 человек — все они сгорели — таджиков, но жили они все не у него в квартире, а в складе, вместе с другими таджиками. Чтобы все думали, что в складе никто не живёт, на всякий случай пленников наживы на металлическом складе запирали. Замок висел на дверях, все могли его видеть. Вот так таджики и погибли.

Сюжет второй: газета уже писала о гибели самолёта в Тюмени, я тоже не прошёл мимо этого. Главная причина — всё-таки лёд, образовавшийся на стабилизаторе. Сэкономили на реагенте? Сэкономили на обслуживании? Газета пишет: шесть человек похоронят в Ханты-Мансийске, двоих — в Сургуте, двоих — в Нефтеюганске, одного — в Твери, шестнадцать — в Тюменской области. Это разброс прибыли и экономии.

И наконец — третий эпизод: «В министерстве обороны украли 190 миллионов рублей. Ядерный откат». Откаты возникли при строительстве станции, которая могла бы фиксировать, в какой точке земного шара произошёл ядерный взрыв. Вот так мы и живём: приватизация с её основным лозунгом «даже пойманный — не вор» продолжается и принимает новые формы!

<...>

6 апреля, пятница

Такая трудная весна. Авитаминоз или старость? Постоянно устаю, часто хочется лечь и просто смотреть телевизор. Так в конце жизни лежала и смотрела телевизор Валя. Может быть, она меня зовёт. Вчера, возвращаясь из университета Туро, проезжал по улице Орджоникидзе мимо стены крематория, перекрестился. Представил себе зелёную керамическую банку, в которой её пепел... А где-то поблизости пролетала её беззлобная душа. Всё время ожидаю, что опять в теле почувствую свободу и радость, а это всё не приходит и не происходит.

Ещё вчера пришла новость, что бывший мебельщик Сердюков... уходит в отставку. Об этом поговорили и на «Эхе», почти по этому поводу, по крайней мере — по поводу личности, написал мне из Ленинграда и мой приятель, ещё недавно военный и афганец, Геннадий Клюкин.

«Завтра — собственно, без нескольких минут уже сегодня,— даст Бог, съезжу на угол Боткинской и Сампсониевского, там будет сходняк протеста по поводу убирания ВМедА им. Кирова с её привычного места и выноса за пределы Питера в Сестрорецк. Этот Сердюков и сюда добрался!.. Народ в трансе: как можно российское национальное достояние вот так раздолбать?! Пустить под нож то, что сотнями лет накоплено было, что даже фашисты не смогли разрушить? Ну где она, эта замечательная 64-я статья советского УК — измена Родине?»

<...>

Но должен огорчить и себя, и Геннадия: потом появилось сообщение, что министр раздумал и, кажется, остаётся на другой срок.

<...>

12 апреля, четверг

Утром в «Российской газете» — большое открытое письмо производителей молока. Суть его — как достала их конкуренция, и в первую очередь — Белоруссии. Она, видимо, очень обострилась после вхождения России и наших соседей в Единое экономическое пространство. В этом письме приводятся и многие другие факты. В частности, большое количество разных пищевых фальсификатов. Упоминалось здесь и пальмовое масло, и украинский сыр. Насколько всё это справедливо, я не знаю, но в этой статье было несколько цифр, которые меня заинтересовали. Например: «Рынок буквально завален белорусской молочной продукцией, изготовленной из молока стоимостью 9–10 руб./кг». Далее так: «Чтобы хоть как-то конкурировать, российские переработчики вынуждены снижать закупочную цену на сырое молоко до 12–13 руб./кг». Но если всё это так и такие цены реально существовали, почему я, постоянный покупатель молока, их не заметил? В лавках на улицах пакет молока стоит выше сорока рублей за литр, в магазинах — почти пятьдесят. Кто же забирает разницу? Переработчик или торговля? И разве существует подобная разница в цене между закупкой и готовой продукцией где-нибудь за границей?

Обо всём этом я бы не писал, если бы вчера не столкнулся со странной ситуацией в Интернете. Я решил проверить, как расходится моя новая книжка, написанная о Вале. Что же я обнаружил? Она стоит: в книжном магазине на Тверской — 450 рублей, в интернет-магазине — 383 рубля, в сети «Озон» — 497 рублей. Но здесь надо иметь в виду следующие два обстоятельства. Первое — весь тираж хранится у меня, и я сдавал его в продажу по цене 160 рублей за том, ниже себестоимости. И опять уточнение: тираж мог уходить только из одного места — из Книжной лавки Литинститута. Так кто же накручивает у нас такие поразительные цены? Сколько посредников кормит нищий писатель? И как тут не вспомнить советскую книжную торговлю?

Днём обещал приехать обедать Вилли Люкель из Марбурга, муж Барбары. Мы знакомы с ним и Барбарой уже чуть ли не 20 лет. С раннего утра я принялся готовиться: сходил в магазин, купил овощей, купил осетинский пирог, начистил и нажарил картошки и рыбы. Даже купил полкило ранней клубники. Поговорили о порядках в Германии и у нас. У них тоже реформируют образование. Вилли говорил о лишних предметах в школе и об организации изучения иностранных языков. В том числе поговорили о государственном воровстве у нас и в Германии. Судя по всему, там ребята тоже не промах. Поговорили об умении правительства под влиянием общественности давать задний ход. Германия вроде бы решила избавиться от своих атомных станций...

<...>

14 апреля, суббота

<...> Я давно хотел попасть на Пасху в собор. Много раз смотрел пасхальную службу по телевизору и всегда считал подобные передачи одними из лучших на телевидении. Но последнее время я всё настойчивее ищу в себе некий внутренний слом, который принесёт не головную, а подлинную веру. Я почему-то верю, что это придёт, и постоянно ищу те ситуации, когда моя душа раскроется. Вот теперь я уже точно постараюсь, если, конечно, буду жив, прийти сюда же на следующий год именно потому, что в этом году всё было не так удачно.

Оказалось, что все эти пригласительные билеты на патриаршую службу имеют несколько градаций. В центре храма и слева от алтаря — это для более привилегированной публики. Вход в эти части собора — через нижнюю церковь. Слева, как раз напротив своего места, во время службы я даже увидел стоящих в специальной ложе Медведева с женой, Путина без жены и одинокого Собянина. Наверное, здесь, в храме, была собрана вся чиновничья элита, несмотря на их грехи и веру. Всё я увидеть не мог, потому что в «моей» части храма, между стоящей публикой попроще и передней частью, где, собственно, происходило всё действие, было отгорожено ещё некоторое пространство, на котором, как только началась служба, поднялась со своей аппаратурой пресса. Они отгородили всю толпу верующих низшего разряда от происходящего. Путина и жену президента в красном платье и с белой накидкой я увидел только в какую-то щель между спинами и телевизионными трубами. Мы все слушали, но, правда, видели, когда кто-нибудь из священников, прислужников или сам Патриарх выходили из Царских врат. Патриарх был значителен, возглашал с силой и внутренней уверенностью мхатовского актёра. Я в этот момент перестал думать, носил ли он всё-таки на руке драгоценные, стоящие целое состояние часы «Брегет», воспетые ещё Пушкиным, или не носил. Я отзывался Патриарху: «Воистину воскресе!»

Ушёл я из храма в начале второго часа и службу досматривал с прекрасным комментарием уже по ТВ дома. Эти передачи с простыми и одухотворёнными лицами верующих у ТВ получаются всегда и неизменно.

Собственно, расстроили меня не плохие и неудобные места, к этому я был готов, а окружающий меня народ, вернее, несколько довольно случайно попавших сюда молодых людей. Не повезло.

Во-первых, я узнал, что несколько активно протискивающихся всю службу вперёд и вперёд совсем юных девушек рассчитывали в первую очередь на то, что попадут в телевизионную камеру. Они аккуратно отжимали публику и медленно стремились в зону телевизионного обзора. Но Бог с ними и с их девичьим честолюбием.

Второе, что меня просто удручало, это разговор двух молодых людей, стоящих передо мной, и некоего мужчины постарше, который им много объяснял за жизнь. Из их непрекращающихся разговоров я узнал, что один паренёк из Белоруссии и учится на военного дирижёра — часть его, вернее, военный музыкальный университет находится на Комсомольском проспекте. Другой разговорчивый паренёк, из Украины, рассказывал о сложностях и ценах жизни у него на родине. Но инициатором оживлённой беседы был всё-таки мужчина постарше. Он рассказывал, как у них в Троицком был Путин. Для молодых провинциалов, которые видят перед собой вождя в непосредственной, а не телевизионной близи, это было невероятно интересно.

На всё это я, конечно, не обратил бы внимания, если бы во время этого разговора несколько священников по переменке не читали Евангелие. Я пытался вслушаться в слова, которые именно сегодня имели для меня огромное значение, но не мог сосредоточиться. Милое светское жужжание всё время влетало в смысл. Правда, потом всю компанию с женской отчаянной решимостью отчитала моя соседка. Но сосредоточенные минуты были потеряны.

Я уже наблюдал за многочисленной охраной, за телевизионщиками, за служителями в рясах и без ряс, которые кого-то проводили и ставили вперёд, за манипуляциями со светом — его включали и выключали, проверяя готовность. Всё это было похоже на какой-то большой театр перед премьерой.

Путин и Медведев, или — Медведев и Путин с женой Медведева и мэром, появились уже ближе к двенадцати и после праздничного возгласа Патриарха вскоре и уехали. Сразу начали снимать охрану...

15 апреля, воскресенье

Я уже не разбираюсь, высыпаюсь я или нет, бодрость — вещь приходящая и случайная. Утренняя молодая бодрость уже давно отбушевала. И утром было тому серьёзное подтверждение. Вчера звонил дежурный из гаража и сказал, чтобы я приезжал — получить или внести какие-то деньги. На обратном пути около «Лужников», уже с набережной зачем-то подъехав под мост, я запутался и прямо на дороге спросил у постового капитана, можно ли мне проехать налево. Но когда я обернулся и повернул налево, передо мной оказалось три дороги. Впереди абсолютно пустое пространство, ни одной машины, ничего, за чем можно было бы последовать, и, направляясь вперёд, я совершил ошибку — на полкорпуса въехал на сплошную линию, сейчас же во всём разобрался и тут же получил некую беседу. Капитан, с которым я разговаривал, а вернее, который, как мне показалось, скорее вымогал у меня некую «ссуду», всё время называл меня «отцом». Тот словесный балет — «отберу права на четыре месяца», «пусть вас суд прощает» — я не описываю. Я здесь тоже мастер влиять на психику и влиять на подсознание. Я очень аккуратно заронил в нём тревогу, что справедливость — не только колесо на разделительной полосе, но и некоторое его участие, когда он не предотвратил мою невольную ошибку. Отобрав мои водительские права, доблестный капитан сдался перед моей гипотетической жалобой, нежеланием что-то ему предлагать и прерывать доходное время. Стояло замечательное утро для охоты. Народ уже разговелся и возвращается домой. Почти у каждого можно спросить: «А ты вчера не пил?» И здесь — уже можно брать всё. А я предлагал ему писать акт, и ещё неизвестно, как в дальнейшем себя поведу. Фамилию, должность и звание я уже спросил. Но суть всё-таки не в этом. Права, вздыхая по неполученной выгоде, полицейский мне вернул. А вот его настойчивое «отец» теперь останется со мною, и, видимо, уже навсегда. Не смотрись в зеркало, отец!

Весь день занимался дневником, что-то варил, поливал рассаду, а вечером поехал в Центр драматургии, куда сейчас перевели с Таганки центр Алексея Казанцева и Михаила Рощина. Центр теперь на Беговой, в том месте, где когда-то помещался театр «Вишнёвый сад». Оля Галахова, жена Анатолия Королёва, оказалась здесь куратором нового театрального проекта. Формулирую по афише. Это пьеса Лукаса Берфуса «Путешествие Алисы в Швейцарию». Пьеса об эвтаназии. Смотреть, конечно, мне в моём возрасте было нелегко, но спектакль получился яркий и смелый по актёрской игре. Вдобавок ко всему в центре — две знаменитых актрисы: Ольга Яковлева, когда-то звезда А. Эфроса, и Елена Морозова, которую я знаю уже лет десять, ещё с Гатчинского фестиваля. Когда прочёл на афише, что постановка некой Виктории Звягиной, то подумал, что какая-то старая и матёрая тётка. Оказалось, невысокая, миниатюрная девушка, ученица Леонида Хейфица. В спектакле есть несколько «толчковых» моментов, когда сердце поднимается к горлу, ради которых мы и ходим в театр. Кино может вызвать слёзы, переживания, но никогда — таких взрывов в душе. Мне ещё во что бы то ни стало хотелось бы отметить некоего молодого, но прекрасно работающего актёра Антона Кукушкина, который свою роль проводит на английском языке. Да и другой актёр — хозяин квартиры, в котором доктор вершит роль Бога,— Кирилл Лоскутов, тоже хорош. <...>

16 апреля, понедельник

Утром дочитывал серию статей Станислава Куняева о Серебряном веке и его наследниках. Читается всё это как детективный роман. Жало статьи направлено, скорее, на сегодняшний день и особо против так раздражающих Станислава Юрьевича «шестидесятников». Прошлому тоже крепко достаётся — за измену национальным традициям, за западничество, за моральный упадок. Собирая материал, видимо, всю жизнь, Куняев о многом напомнил. Есть, правда, за всем этим и оттенок собственной, личной горечи... В поэты эпохи выбились Евтушенко, Рождественский, Вознесенский, Окуджава. Но у этих эпохальных поэтов, так быстро отринувших власть, с которой они заигрывали и которой льстили, в творческой биографии есть занимательные моменты. Все, оказывается, за исключением, может быть, Беллы Ахмадулиной, написали по поэме, а некоторые и по нескольку, о В. И. Ленине. Творец «пыльных шлемов» Б. Ш. Окуджава здесь тоже очень хорошо постарался. У меня возник вопрос: как же поэт может предать своё творчество? И предали, и забыли, и исколотили всё каблуками.

Достоинством статьи стал её поразительный фон, огромное количество подробностей. Кажется, Куняев собирал этот материал всю жизнь: растленная составляющая Серебряного века. Для себя отметил, что в высказываниях Иоанна Кронштадтского, приведённых в работе, очень много разумного и точного. Раньше эту фигуру я всегда воспринимал как сгущение всяческого мракобесия. Эстетический монолит, даже не монолит, а континентальная платформа Серебряного века дала трещину. <...>

17 апреля, вторник

Когда ехал на машине в институт, радио ФМ всё время передавало три новости:

— Думцы придумали новую кару для оппозиционеров, выходящих на митинги,— мести улицу от 20 до 200 часов.

Это так понятно, думцы охраняют власть и режим, который им удобен и выгоден. Богатые охраняют неизменность своего состояния. В связи с этим вставляю цитату из вчерашнего Интернета.

В российской Госдуме 39 депутатов открыто показывают более одного миллиона долларов США дохода, полученного за 2011 год. Больше всего заработали представители «Единой России»: из 237 членов фракции 23 зарабатывают от 30 миллионов рублей в год и больше. Семь миллионеров — в «Справедливой России», в ЛДПР — пятеро депутатов открыто признают себя долларовыми миллионерами, среди коммунистов их четверо.

— Трое подельников, среди которых один — работник министерства сельского хозяйства, один из них, кажется, даже директор департамента, похитили полмиллиарда рублей. Директор департамента находится в розыске.

Эту ситуацию я даже не копаю. Что-то подобное происходит каждый день. Дня не проходит, чтобы не объявили о всё новой и новой краже. Меня удивляет только одно: как же в России много денег, что до сих пор всего не разворовали!

— В Москве во время стройки «сложился» шестиэтажный дом. Погибли рабочие из Средней Азии.

Недавно горела башня, теперь вот рухнул дом. Уже сказали, что это жадность предпринимателей. Самостоятельно наши «дельцы» решили надстроить один из цехов какого-то предприятия и превратить его в торговый центр в шесть этажей. Жадность сгубила людей! <...>

18 апреля, среда

Сегодня юбилейный вечер Игоря Волгина, куда надо бы было сходить, но Алексей Варламов принёс билет на церемонию вручения Горьковской премии. Здесь у меня просто долг — я ведь тоже два года назад стал лауреатом. Было интересно ещё и в связи со сменой главного редактора в «Литературной учёбе». Здесь теперь после Максима Лаврентьева всё тот же Алексей Варламов. Кое-что, конечно, изменилось, и меняться в направлении обязательно будет, я это чувствую по осторожному и вдумчивому, сбалансированному подбору бесспорных лауреатов. Публика тоже, безусловно, новая. Почти сразу же — довольно таинственную историю с переносом зала и места вручения пропускаю: в конце здания ворота с калиткой, а дальше вход в белую дверь кафе «Шоколадница», предъявление паспорта,— почти сразу же встретил Серёжу Чупринина и Наташу Иванову. Серёжа: «Меня раньше сюда не звали, пришёл посмотреть». Но раньше сюда не звали и Олесю Николаеву с Сашей Сегенем; если сюда прибавить ещё и кое-кого, помеченного в оглавлении первого номера «Литературной учёбы», то невольно возникает мысль о некоторой компоненте писателей, близких к нашим церковным иерархам. Были даже люди из редакции «Нашего современника». Взглянув на это большое и хорошо подобранное по сглаженным противоположностям собрание, я решил, что быть Алексею и ректором Литинститута, и возглавлять Союз писателей России. Это же стремление сбалансировать все стороны литературной битвы выразилось и в жюри: председатель — сам А. Варламов, члены жюри — Олеся Николаева, Александр Кабаков, Лев Пирогов, Лев Данилкин. Боже мой, но как же все эти люди клановы и тенденциозны, объединить их могли только сложность времени и витающая в воздухе опасность.

<...> Всех выступлений не пишу, это было неплохо, но, естественно, самый большой интерес вызвало выступление Людмилы Алексеевны Путиной — так сказать, хозяйки помещения и в известной мере ежегодной спасительницы премии: в этом году она попросила бизнесмена Виноградова «премии помочь». Говорила она хорошо, искренне, точно, душевно и филологически грамотно. Я опять пожалел, что не взял с собой ручки. Кое-что я запомнил. Во-первых, чувство безусловного уважения к писательскому труду...

<...>

 

19 апреля, четверг

Ещё вчера позвонил Кондрашов из «Литературной газеты» и попросил написать колонку о телевидении. В газете идея — начать рубрику «Писатель и телевидение»; я начал себя страховать и пообещал сделать всё это только в самом конце апреля, а потом что-то на меня накатило, и я решил: встану утром и напишу, несколько идей есть. Писал, естественно, от руки, потом всё это долго перелагал в компьютере. Мне кажется, неплохо получилось, но вряд ли газета напечатает. Здесь и уже прошедшие события, и церковь, и обоюдоострый характер материала. Как свидетельство, что весь день не бездельничал, перепечатываю этот материал. Но здесь есть и ещё один повод: это образец, как личные случайные и занесённые в дневник наблюдения могут переплавиться в публицистику.

«Телевизионный народ

Я всегда полагал, что передачи, которые Первый канал ведёт на Рождество и Пасху, неизменно оказываются передачами лучшими. Этот вывод я сделал ещё давно, когда, по романтическому отношению к телевидению, смотрел почти всё и неизменно всему доверял. Привязанность к этим «религиозным» передачам связывалась у меня, как, наверное, и у многих из поколения атеистов, с поиском «якорей» в жизни, с попыткой обрести подлинность веры, которой обделило нас время. Но передачи — передачами, а подлинная жизнь — жизнью. В этом году мне удалось на Пасху попасть на Патриаршее богослужение.

Пригласительный билет в храм Христа Спасителя по моей просьбе достала мне моя коллега, знаменитый поэт, по семейным связям близкая к крупному церковному чиновнику. Сразу я обнаружил, подойдя поздно вечером к храму, что некий билет или пропуск имеет несколько разновидностей. Одна — это когда тебе можно прийти и слушать службу справа от алтаря, стоять как раз на той стороне, где обычно находится неизменно приезжающий на службу президент. Вход в этот придел храма — через Нижнюю церковь. Через Нижнюю церковь запускают и ту часть благочестивой публики, которая будет стоять в середине — собственно, ей будет виднее всего, и, раздвигая её, пойдёт Крестный ход во главе с Патриархом. А вот со стороны Волхонки, через Северный вход, ну и, естественно, через все рамочные детекторы пойдут остальные миряне, у которых была заветная бумага. У них обзор будет самый неважный, потому что между ними и центральной частью храма, за некоторой оградкой, на специальном возвышении поместят прессу: объективы, микрофоны, камеры. Пресса загородит большую часть обзора. Но всё равно — я хотя бы здесь говорю о себе — будет видно, когда к началу Полунощницы приедут президент Д. А. Медведев с супругой, будущий президент В. В. Путин и московский градоначальник С. И. Собянин. Будет виден и амвон, и Царские врата, откуда будут выходить и Патриарх Кирилл, и священнослужители.

Я пришёл в храм часа за полтора до начала службы. То впечатление одухотворённости жизни, которое всегда у меня возникало при просмотре передач из храма, присутствовало и на этот раз. Оно связано было не только с праздничным убранством собора, добавочным телевизионным светом, но в первую очередь — с возвышенно-торжественным выражением лиц верующих. Всех ли лиц? Об этом я и хотел бы написать, связав некоторые эпизоды происходящего с телевидением.

Как обычно, верующие стараются подойти как можно ближе к месту, где непосредственно происходит всё таинство. Это понятно, я тоже постарался стать поближе к тому барьерчику, который отделял верующих сектора, где я стоял, от прессы. От этого заветного барьерчика меня отделяли рядов пять. Всё вокруг сверкало — пробовали свет, зажглись огромные паникадила. Справа от меня и чуть впереди на высоком помосте стояла стационарная телевизионная камера с мощным объективом. Несколько других камер стояло подальше, на хорах. Народ, отряхнув мирские заботы, прибывал волна за волной.

Я не совсем точно чуть выше написал, что пришёл в храм «к началу службы». Служба уже шла. Два священника, сменяя друг друга, замечательно ясно читали Евангелие от Иоанна, которое обычно читается в этот день. Ждать оставалось около часа, и я приготовился сосредоточиться на этом чтении. Ни одно медленное чтение Евангелия не проходит для человека, особенно старого человека, безрезультатно. Осталось ведь не так много, и невольно начинаешь думать о непреходящем.

Как же я себя корю за ту суетность мыслей, которая у меня здесь возникла!

Сначала это были две совершенно юные девы, которые подошли со следующей волной верующих и встали почти позади меня. Я бы не обратил внимания на их таинственные перешёптывания, если бы они смирно стояли на месте, но они ещё хотели перемещаться и старательно начали своё настойчивое передвижение к первому ряду, отжимая пожилых людей. Они пользовались каждым выдохом стоящих рядом, чтобы хотя бы на несколько сантиметров протиснуться вперёд. Я бы даже сказал, что совершали они это не только последовательно, но и даже безжалостно, оттесняя порою и детей. Я суетно начал приглядывать за ними и вдруг понял, что цель их — не приобщение к тому, что является самым ценным и хранится в наших душах, а стать в непосредственной близости к телеобъективу, занять самую выгодную позицию под жерлом телевизионной камеры. Я буквально услышал это признание от них, когда они перешёптывались, оттесняя меня, и оказались впереди.

Вот тут я и подумал, какое ложное место заняло телевидение в нашей жизни. Общеизвестно: нет телевизионного экрана — нет и актёра, не выступает в каждой передаче — нет писателя, не обруган и не развенчан на НТВ — нет эстрадного певца. Эту мысль можно было бы развивать дальше и аргументировать, называя имена, фамилии, псевдонимы, прозвища и степень звёздности. Да и кого мы только не производим в звёзды! Потенциала таких «величаний» не хватает даже на звёздную пыль! Каждый, оказывается, хочет идентифицировать себя на телеэкране! Если меня не видно — значит, меня нет. Есть в этом процессе даже жажда высказать своё косноязычие. И вот тут, обнаружив поразительный феномен страстной любви к телевизионной публичности, я вспомнил о той публике, которую телевидение так часто выдаёт за народ.

Обычно этот народ предстаёт в качестве хлопающей в ладоши массы, располагающейся за спинами привычных телевизионных говорунов. Иногда мне кажется, что проявляет эта масса своё единодушие по команде режиссёра. Иногда — что, особенно не вслушиваясь в смысл разговора, она приветствует своими аплодисментами заведомо противоположные тенденции и мнения. Хлопает удачному словцу или смыслу? Тогда где же истина?

Иногда — эта телевизионная масса, рассаженная во втором ряду и третьем ряду, персонифицируется в некоторые страшные индивидуумы, как, например, в «народной» передаче вечно юного Малахова. Но это не мой народ! Пышные тётки с пышными «халами» на головах и с такой невероятной морально-этической определённостью. Они обсуждают порою то, о чём ни один порядочный человек не решился бы заговорить! Как они рвут друг у друга микрофон и с какой невероятной силой утверждают себя как верные жёны, идеальные матери, непримиримые граждане, честнейшие и бескорыстные работники. Сколько же они знают о том, как надо жить!

И вот тут я невольно вспоминаю свою юность и первые приработки на «Мосфильме» в массовках. Первые в мои 16 лет заработки. Всё это было не так просто. Надо было быть в добрых отношениях с «бригадиром», в соответствии с заданием быть одетым. Но нам никто не предлагал говорить. Тогда платили по 3 рубля. Сейчас — 300–500 рублей. Как-то, оказавшись в «Останкино» на передаче у Александра Гордона, я видел этих пожилых и молодых женщин, старательно выстроившихся, чтобы занять места немых персонажей в студии. Здесь, конечно, и возможность некоторого заработка, но и страсть к самоидентификации, которая, как многим кажется, без телевидения невозможна.

Но безграничная власть телевидения заканчивается. Я, наверное, зря ругаю тёток, приятельниц и конфиденток Малахова. Они ведь все говорят в соответствии с тем, что телевидение им же внушило. Сколько раз оно уже прокрутило и формы, и образцы! Специалисты знают, что есть технологии, позволяющие достаточно энергично управлять через голубой экран любыми массами, интегрируя общественное мнение. Одинокий в этом мире человек не может справиться с телевидением. Но на смену телевидению приходит Интернет, к которому пока технологий подобрать не удаётся. И не удастся — потому что здесь миллионы индивидуальных мнений. Как же это опасно для непопулярной власти!

Ну а что же делать с бедными девушками, которые так активно протискивались к телевизионной публичности? Простим их: может быть, они из ближнего Подмосковья, или из Подмосковья дальнего, или с Украины, и им так хотелось, чтобы дома родные увидели их простенькие молодые мордашки».

 

Вечером, уже перед сном, почти случайно включил телевидение. У Соловьёва встречались старые телевизионные борцы: Никита Михалков и Виктор Ерофеев. Разговор, кажется, шёл о церкви и отношении к ней либералов и демократов. Естественно, прямо ничего не говорилось. Витя, кажется, идентифицировал себя как русского христианского писателя. Всё это было очень интересно, тем более что в прошлой, когда-то знаменитой, битве между этими «рыцарями» победил именно Витя. А вот теперь счёт в пользу Михалкова — и с оглушительным счётом. Наше русское и выстраданное православие не замай! Этим мы ни с кем делиться не станем. Кое-что в этом сражении подразумевалось, но спор в основном шёл о русской православной церкви. Михалков говорил о редком напоре на неё либеральных сил. Состав этих либеральных сил хорошо известен.

20 апреля, пятница

<...> Телевидение и радио много говорят о суде над некой молодой женщиной, которая на автомобиле сбила мать и ребёнка в Брянске. Обе погибли. Но и сегодня в Москве тоже дама опять сбила мать и ребёнка. В Брянске виновнице дали четыре года колонии-поселения. Это и много, и мало. Мало — ушло две жизни. Много — а если случай? — четыре года из собственной жизни. Московская нарушительница ехала по доверенности на дорогой машине отца. Я представляю, что в этом случае набегут адвокаты и будут уверять, что всему виной обстоятельства. В этих случаях надо поступать много строже. Я думаю, что в подобных случаях надо не наказывать, а карать. Но здесь средства массовой информации опять заклекотали по поводу некой молодой дамы, в дымину пьяной, сбившей кого-то на Окружной. Здесь я без комментариев, потому что душа пылает. Кстати, наши законодатели и наш президент всё время говорят о необходимости уменьшения наказания, особенно за экономические преступления. А мне кажется, что за это надо в наше время наказывать сильнее. Карать и лишать имущества. Сейчас воры думают, как обеспечить своих жён и детей, а жён и детей надо лишать всего незаконно нажитого.

<...>

22 апреля, воскресенье

Ночью, уже часа в четыре, проснулся. Как обычно, моё раннее пробуждение связано с беспокойством о несделанной работе. Последнее время меня также очень беспокоит мысль, так ли мы ведём дело в институте. БНТ постоянно, как за спасительный круг, держится только за традиции. Я всё время вспоминаю статью Димы Быкова: не сманиваем ли мы студентов в царство иллюзий, говоря, что это заповедник литературы? Специально, чтобы проверить себя, чтобы как-то не отстать, взял в библиотеке четыре номера «Знамени»: как там? Журналы всё-таки держат руку на пульсе. Всего, как в советское время, когда литературный процесс был един, прочесть не удаётся. А я читаю только «Наш современник» и «Новый мир». Так вот, ночью принялся читать 2-й номер.

Часа за полтора овладел небольшой повестью Даниила Смолина «Письма для ДАМ»: аббревиатура расшифровывается — Дмитрий Анатольевич Медведев. Прекрасное, раскованное письмо, чуть-чуть, правда, в духе прочитанной накануне Надежды Шапран — ассоциации, игра, резной язык. <...>

Потом я вдруг понял, что, несмотря ни на что, с содержанием здесь сложнее: как-то, многозначительно заявленное, оно вдруг скисает, и выясняется, что это всё — перебирание камешков на берегу, «игра в бисер», уже давно освоенная литературой. Это — как и романы самого Дмитрия Быкова: начинаешь с восторгом читать, а потом на середине бросаешь... <...>

Днём ещё умудрился прочесть в том же втором номере довольно большой рассказ Дениса Гуцко «Мужчины не плачут». Это совершенно другая манера, вот тот самый простенький реализм, от безоговорочного следования которому я буду во вторник остерегать своих ребят. Ищите ещё и на других берегах. Однако этот рассказ о семейной жизни уже не очень молодых людей, с детьми и изменами, в отличие от прошлого текста, не только с интересом читается, но и запоминается. Что-то здесь есть подлинное и настоящее. «Новые формы — они для проформы; старые формы — они для прокорма»,— это присловье моих молодых журналистских лет.

<...>

28 апреля, суббота

<...> «Эхо Москвы». Здесь всё утро, почти до десяти, пока не уехали, в «утреннем развороте» последовательно разбиралось две темы: отказ американского посольства в визе в США И. Д. Кобзону и жестокосердное обращение с девчонками из «Pussy Riot», которые, напевшись вдоволь в храме Христа Спасителя, сейчас в узилище ожидают суда.

Что касается Кобзона, то он, по словам радиоведущего, уже 14 лет мается без американской визы. В своё время его даже не пускали в Израиль. Сейчас его ожидают в США наши соотечественники, среди которых есть и ветераны ВОВ. В общем, американцы не дают визу вопреки, так сказать, идеологическим намерениям певца — 9 Мая не за горами, он едет встречаться и петь. Тоже мне союзнички! Разгневанный поведением американцев, депутат Госдумы и бывший председатель думского комитета по культуре уже сказал, что такое непочтительное отношение к нему — это плевок в Россию; он также встретился с вновь избранным президентом В. В. Путиным и нажаловался на американцев. Путин принял певца. Как артист признался, по его собственной инициативе. В защиту всей российской оскорблённой эстрады выступило и министерство иностранных дел, и наш министр культуры Авдеев. Сдадутся ли американцы?

Вот, собственно, этому и был посвящён опрос радиослушателей. Иногда мне кажется, радиостанция забывает, кто у неё в радиослушателях, и задаёт такие вопросы, что лучше бы их и не задавать. В своих устных выступлениях чего только радиослушатели не вспомнили про своего любимого певца. В том числе — что он уже давно простился со зрителями. Но соль всей этой процедуры с народным артистом, вновь избранным президентом и двумя министрами совершенно в другом. Радиостанция решила провести голосование: считают ли радиослушатели плевком в Россию, что Иосифу Давыдовичу не дали визу, или не считают? 90 процентов радиослушателей не считает, что Россия должна чувствовать себя оскорблённой. Ну а что думаю я сам по деликатному вопросу о визе? У меня возникла мысль, что проклятый Госдеп, обвиняя в криминальном прошлом и дружбе одного из членов партии «Единая Россия» и даже депутата, прошедшего в Думу от этой партии, хочет как-то солидаризироваться с абсолютно лживым тезисом, что это партия жуликов и воров. Идеологи, чиновники и певцы — занятные люди!

Разговоры относительно поющих и ныне томящихся в камере девиц были ещё более захватывающими. Далеко не все радиослушатели решили продемонстрировать к ним жалость. Как-то за церковь тоже многие были оскорблены и предлагали такой вариант рассмотрения: а не акт ли милосердия эта самая посадка? Иначе ведь могли бы и растерзать. Кстати, в это дело уже включён и нынешний президент. Вчера, когда он давал раскованное интервью пяти или шести каналам нашего телевидения, он, кстати, уклонился — ах, это спасительное для юриста «пока не вынес своего вердикта суд»! — от оценки поступков смелых девиц; правда, заявил, что сам он по внутреннему строю консерватор. Сколько же неприятностей приносят стране поющие люди! Сегодня вслед за дискуссией о девицах комментатор «Эха» Антон Орех посетовал: четыре года, пока Д. А. Медведев управлял страной, мы считали его демократом, а он, оказывается, консерватор!

Ну а, собственно, где здесь, в этой вязи слов, моё собственное мнение? Выпороть, побить камнями, присудить штраф, посадить на семь лет в тюрьму? Ну, в царское время, когда православие было основной конфессией и церковь не была отделена, как ныне партии, от государства, сослали бы исправляться в монастырь. Но почему в это до сих пор не вмешалась церковь? Православные или не православные — отлучить от веры. Бог у всех един, и соборное слово любой конфессии дойдёт до его ушей. Пусть в этом мире и продолжают жить и петь без поддержки Высшего Судии. <...>

29 апреля, воскресенье

Лёг спать довольно рано, но, как всегда в конце месяца, ночь у меня получается бессонной. Проснулся около трёх и до половины седьмого читал привезённые с собой газеты. Здесь я часто нахожу подтверждения своим мыслям о времени и литературе. А Павлик Басинский опять будет недоумевать, зачем я всё это пишу. А затем! Итак, ночной обзор текущих газет.

Во-первых, разгромная статья в «Литературке» по поводу «Дирижёра» Павла Лунгина, показанного в пасхальные дни. Я-то всё время думаю, что сам я брюзга и завистник. А оказывается, к «Дирижёру» плохо отнёсся не только я. Возможно, Бартошевичу это кино-сочинение и придётся по душе, а вот обозреватель Олег Пухнавцев нашёл это сочинение даже кощунственным.

«Однако, кроме приземлённой истории отношений «отец — сын», есть в фильме Лунгина другое измерение — «Отец — Сын». Не заметить символической нагрузки образа дирижёра, в облике которого угадывается Дирижёр-Отец, просто невозможно. Особенно учитывая параллельно развивающуюся тему Страстей Христовых — «Тайной вечери», «Суда», «Распятия» и «Погребения». Особенно оказавшись в пространстве Иерусалима.

В религиозном измерении фильма мы с недоумением и ужасом сталкиваемся с трактовкой Павла Лунгина. Получается, Отец доводит Сына до смертного греха — самоубийства. Зритель следит за тем, как мучительно и запоздало наступает раскаяние Отца, зрителя убеждают: нет никакого оправдания этой Жертве».

Я до таких выводов не дохожу, для меня всё измеряется вкусом и правдой жизни, и вот её-то я в фильме не нахожу. Ни в оркестре у великого дирижёра, ни в Иерусалиме, в котором я бывал несколько раз, ни в условной компании еврейско-интернациональной молодёжи, ни в целом во всей умственно выстроенной коллизии. Я уже не говорю о махании дирижёра руками: достаточно один раз увидеть слитность жеста и музыки у Темирканова, чтобы во всём поддельном крепко разочароваться. Ну и теперь ещё один пассаж, выхваченный из статьи обозревателя «Литгазеты». Так сказать, финальный.

«Как ни в чём не бывало, на голубом глазу, моральный авторитет, режиссёр фильма «Остров» рассказывает в многочисленных предпремьерных интервью, как ему удалось снять одну из сцен «Дирижёра» в храме Гроба Господня. С милым ехидством сообщает, что договорились с представителями почти всех христианских конфессий, между которыми разделён иерусалимский храм. Кроме одной. Отказала в съёмке Армянская церковь (за что, кстати, хочется поклониться всему армянскому народу)... И тогда дали денег сторожу. Сто долларов. Чтоб пустил без благословения. «Сто долларов» произносится с нажимом, указывая, видимо, на несопоставимость масштаба художественного замысла и суммы затрат...

Да уж, действительно, есть у Бога чувство юмора. Фильм «Дирижёр» получился ровно на сумму данной взятки».

Самые простые истины посещают нас порой внезапно. Несколько дней назад слушал выступление бессменного, несмотря на смену мэра, спикера Мосгордумы Владимира Платонова. Как всегда, он размеренно и по-своему доказательно говорил о готовящемся в городской Думе законе о запрете пропаганды гомосексуализма и педофилии. Я-то, честно говоря, никогда не видел, чтобы кто-то эти шалости пропагандировал, но государственному человеку виднее. А если дети об этом и узнаю́т, то в первую очередь — от дядей и тётей, которые так любят об этом громко, чтобы все слышали, погутарить. Особенности этих разговоров в том, что говоруны не только выражают свою обеспокоенность, но ещё и себя показывают. Я бы всего этого и не вспомнил, мало ли краснобаев охотится в эфире, если бы не набрёл ночью на заметку в «Российской газете» от 26 апреля. Статейка эта шла под рубрикой «Доходы». Дальше — заголовок, собственно, всё разъяснивший: «Спикер Мосгордумы Владимир Платонов оказался лишь на третьем месте». Это третье место по заработку — некоторые депутаты в добычливости спикера обошли. Если говорить в общем, то «вслед за чиновниками, опубликовали сведения о своих доходах и депутаты Мосгордумы. Любопытно, что если в 2010 году слуги народа имели не более 6 миллионов рублей, то в 2011 некоторые их представители заработали в десятки раз больше». Данные обо всех, а здесь есть вещи, наверное, и забавные, я выписывать не стану. Ситуация иногда такая же, как и с министрами: сами министры и их очень умные жёны. Не стану выписывать размеры жилплощади и марки автомобилей. Зачем столько колёс и зачем столько метров? Моя цель — только предводитель, спикер Платонов, который всего лишь третий. Он заработал лишь 34 миллиона рублей, или в 10 раз больше, чем в прошлом отчётном году. Как, оказывается, важно разговаривать с народом по радио и телевидению! <...>

30 апреля, понедельник

После сеанса бессмысленного телевидения, довольно рано, принялся читать первый номер «Знамени». Прочёл два обзора прозы и поэзии. Один — естественно, проза — Натальи Ивановой: «Быть притчей на устах у всех»; другой — Евгения Абдуллаева: «Дождь в разрезе: о поэтах, премиях и манифестах 2011 года и многом другом». Обе статьи отменно хороши. По привычке я ещё что-то ковыряю против Наташи Ивановой, не умея забыть её клановость, редкую преданность «своим» и уже ставший привычным для неё антисоветизм, но думает и анализирует литературный процесс она очень точно. Каюсь и за иронию в дневнике, не вполне справедливую, за её обзор 2010 года. Тогда она, кажется, сравнивала Маканина с Чеховым. Или что-то в этом роде. Аналитик она всё же прекрасный, да простит меня Михаил Петрович Лобанов!

Из Н. Ивановой: «Писателем объявляет себя самозванец: тот, у кого вышла любая книжка. Я иногда думаю, что писатель (по сегодняшним понятиям) — существо вне профессии. Но надо ведь как-то статусно назваться, особенно для всяких ток-шоу».

Ещё: «Книга стареет мгновенно. Теперь, по свидетельству книгопродавцев, больше трёх-четырёх месяцев книга на полке не живёт — её теснят другие, новенькие. Только из типографии».

«Завидую музыкальным критикам. Читая их рецензии, даже краткие, обзоры и статьи, погружаешься в ремесло, следишь за тем, что и как, вглядываешься в вещество, взятое на просвет. Критика прозы если чем-то и увлечена, так комментированным пересказом. Выяснением темы. Героев — а то, что они есть персонажи, не всегда приходит в голову автору — рецензии, статьи, обзора».

И наконец, последнее. Ах, как Наталья Борисовна «не своих» не щадит. Прошлась и по Лимонову, и по Захару Прилепину. О последнем, как о писателе-патриоте, она процитировала С. Гедройца, а о Лимонове не без яда сказала сама: «Если они (новое поколение, не задетое постмодернизмом.— С. Е.) от кого себя числят, так от Лимонова,— но стиль Лимонова гораздо своеобразнее. Он был всё-таки первой чайкой на помойке». Формально это не хуже, чем в своё время Алла Латынина назвала Александра Проханова «соловьём Генерального штаба». <...>

1 мая, вторник

<...> О праздниках. Судя по сообщениям по радио — оно включается у меня на участке утром и развлекает меня весь день,— наш народ снова стал ходить на демонстрации. В Москве было 14 разнообразных демонстраций и шествий. Единые профсоюзы (Шмаков) и «Единая Россия» (Путин и Медведев) объединились в Москве в огромное шествие, которое шло от Белорусского вокзала по Тверской улице. Дальше уже цитирую «Российскую газету»: «Медведев и Путин возглавили колонну на перекрёстке Тверской улицы и Манежной площади и прошлись по Моховой». Шли недолго и «влились» почти у места их работы. Дальше газета бережно, как Священное Писание, приводит слова и того, и другого, которыми они перебросились с людьми, шедшими впереди колонны. Допускаю, что люди были не специально подобранные, но уж впереди, конечно, шли проверенные. Смысловая необязательность этих реплик и с той, и с другой стороны в колонне профсоюзов изумляет! «Как вам, при вашей занятости, так удаётся держать себя в форме?» — народ. Ответ: «Больше надо работать!» — власть и т. д.

Совершив короткую пешую прогулку, Медведев и Путин, как простые парни, поехали в пивной бар «Жигули на Новом Арбате». «Как обычные люди, они подошли к стойке раздачи, где Дмитрий Медведев выбрал отварной картофель с треской, а Владимир Путин — жареную картошку и колбаски из баранины». Надо сказать, что, судя по меню, Путин роль простого парня играет лучше. На радостном большом фото в газете — Путин и Медведев чокаются кружками с пивом. «Поднимем бокалы, содвинем их разом...» «Эхо» довольно подробно рассказало, как этот бар был подготовлен к визиту и какие снайперы и где стояли. <...>

6 мая, воскресенье

Ну, как говорится, и денёк. Радио до сих пор, а уже одиннадцатый час ночи, говорит о событиях на Болотной площади, возле «Ударника» и на Каменном мосту. А начиналось всё очень ясно и солнечно.

Вчера, уже под вечер, началась гроза. Попутно отмечу, что моя новая крыша вынесла — её не снесло, и течь она не дала. Молния полыхала вовсю, и дождь лил, будто отменили счётчик на воду. Даже телевизор, испугавшись стихий, отключился. Но утро оказалось на редкость тёплым и ясным. Я выглянул в окно и долго смотрел на совершенно белые сливы — они зацвели. Но расслабляться особенно было некогда.

Ближайшие три дня полны, как обещали власть и пресса, любопытных событий. Во-первых, сегодня нам обещают «Марш миллионов» — шествие и митинг оппозиции, недовольной властью, выборами и, в основном, Путиным. Путин, конечно, выборы выиграл, никто не хочет, чтобы нами управлял Немцов, но ведь выборы прошли с большим количеством нарушений. Всё это противно, как любой обман, размышляющий народ кипит. Но сегодня же, как объявляется,— правда, чуть позже и не связанный с «Маршем миллионов» — состоится другой митинг, замаскированный под культурную программу, а на неё не требуется разрешения и согласований, на Поклонной горе. Это уже те, кто доволен властью и выражает доверие Путину. Этот митинг — по телевизору показали — знамёна с портретом Путина, другие знамёна. Здесь есть, вернее, этому митингу имеется формальный повод — год существования пропутинского Народного фронта — этой счастливой затеи власти.

Ах, как было бы всё просто, если бы только эти два митинга! Но ведь на следующий день, т. е. завтра, мы увидим инаугурацию вновь избранного президента, а после этого, но уже послезавтра, на параде по случаю Дня Победы, мы снова увидим, уже облечённого почти царской властью, всё того же человека, из-за которого тысячи людей противостоят друг другу. И это ещё на фоне выборов во Франции, когда нынешний президент Николя Саркози, скорее всего, потеряет свой пост. Здесь всё имеет символическое значение. Франция, судя по всему, движется к социализации власти, мы ещё раз присягаем на верность капитализму. Я уже научился отличать риторику от денежного пафоса сегодняшней российской власти.

<...> Уже с утра «Эхо», которое гремит над нашим участком и сельскохозяйственными работами, обещает подробную трансляцию и интервью с участниками митинга на Болотной. Но какова власть: потихонечку сдаётся, несмотря на близкую инаугурацию и репетиции парада — разрешила! В пять прекращаю копать, поливать, пересаживать и сажусь перед приёмником. Уже заранее предвкушаю речи по этому поводу телевизионных каналов. Кстати, сегодня «Эхо Москвы» между делом обмолвилось, что их слушает до двух с половиной миллионов человек.

Удивительная вещь — политические новости, они слушаются с жадностью, но немедленно забываются. Кажется, у наших оппозиционеров не всё получилось так ладно, как планировалось. Разрешить — это не значит со всеми согласиться и пойти навстречу. Планировалось, видимо, и у властей, и здесь наработанный опыт борьбы с народом большой. Потом оппозиция скажет, что полиция всё время чинила препятствия во время прохода колонн. Искусственно замедлялся контроль каждого под рамочными миноискателями. Можно только себе представить, сколько здесь возникало раздражения. Полиция сошлётся на нарушение демонстрантами условий. Что тоже справедливо. В тактику оппозиции, наверное, входило вызвать скандал, в фигуру умолчания — жертвы. Возле кинотеатра «Ударник» оппозиционеры вдруг решили устроить незапланированную сидячую забастовку. Полиция, похоже, начала их теснить, тогда самые решительные пошли на прорыв. Утверждают, что в сторону полиции (такого количества ОМОНа, как утверждают, на улицах в Москве ещё не видели; омоновцы в полной экипировке были похожи на космонавтов в открытом космосе) полетели бутылки с зажигательной смесью.

Вечером довольно иронично НТВ показало демократическое происходящее. Двое постоянных ведущих своим загадочным видом как бы демонстрировали, что не очень согласны с возмутителями общественного спокойствия. Любопытно, что на освещение событий послали не кого-нибудь из зубров журналистики, а совсем молодого корреспондента Малозёмова. Впрочем, вёл он себя довольно уверенно.

Параллельно было показано и партийно-культурное гуляние на Поклонной горе сторонников Путина. Ах, как много было флагов с профилем и анфасом нашего завтрашнего президента! Сколько же денег было потрачено на этот временный политический антураж! <...>

7 мая, понедельник

Ранняя утренняя новость — это победа во Франции после 17-ти лет господства консерваторов социалиста Олланда. У нас — свыше четырёхсот арестованных после вчерашнего «Марша миллионов». Чуть ли не тридцать полицейских пострадало, четверо госпитализированы. Выступивший по «Эху» депутат Гудков скажет о радикализации протеста, который может привести к дальнейшим обострениям. Власть не хочет пойти на малые уступки, молодые люди озлобляются. Тут же, в утренних новостях, радио сообщило меню приёма, который состоится по случаю инаугурации президента. В меню будет «русский» акцент: крабы и икра. И почти до двенадцати часов радио будет говорить о зачистках на улицах Москвы. С восьми часов весь путь следования кортежа будущего президента был, как говорится, «зачищен». Потом, когда телевидение начало всё это показывать, беря довольно крупно, на улицах — практически ни одного человека. По совершенно пустой Москве, словно эскадрилья истребителей в небе, мчится кортеж. Один длинный лимузин, два роскошных внедорожника с охраной, звено мотоциклистов. Красота необыкновенная. Правда, здесь нет ни одной отечественной машины. Наши генсеки всё-таки ездили на лимузинах отечественного производства. Какова власть, такова и промышленность. Зато мы пока делаем ракеты, заливаем нефтью Ангару.

Абсолютно пустой Новый Арбат. В восемь часов в здание «Эха», которое именно в высотке на Новом Арбате, уже не пускали даже корреспондентов. Я невольно вспомнил коронацию Николая Второго. Более естественно было бы, если бы по пути праздничного кортежа стоял ликующий народ.

Сама инаугурация — ассоциации не приходят случайно — напоминала по своей пышности именно коронацию. Пришёл — и надолго. Весь в золоте Кремлёвский Дворец, три тысячи ликующих приглашённых, стоящих по обе стороны пурпурной дорожки, по которой идёт новый президент. Красное крыльцо, Кремлёвский полк, конный эскорт, потом молебен с участием Патриарха. Речь Медведева, речь Путина — всё та же привычная риторика о величии России и благоденствии. Под аналогичные песнопения пол-России уже разворовали. Самое интересное — это лица трёх женщин: жены Медведева, жены Путина и жены покойного Ельцина. Мне показалось, что на лице Светланы, жены Медведева, был какой-то отблеск трагизма. <...>

9 мая, среда

Посмотрел Парад Победы и уехал из Обнинска. Парады эти, волнуясь и гордясь Отечеством, я уже смотрю всю жизнь. Но что-то в моей душе истончилось, а может быть, и исчезло. На фоне какой-то огромной ширмы, стыдливо закрывающей Мавзолей Ленина, стоят рядышком Путин и Медведев. Потом к ним присоединился упитанный министр обороны, которого так не любит армия. Что касается самого содержания парада, то он был почти как всегда. Но очевидно только одно: форма на солдатах, особенно в элитных частях, становится всё более затейливой, а выправка приближается к балетной. Во всей обстановке наших всенародных торжеств с участием правительства я всё время ощущаю мнимый имперский блеск. Правда, блеск этот чуть мешается с роскошью костюмерных Большого театра. О театре молвил не случайно, завтра вечером иду туда смотреть «Драгоценности» Баланчина.

В Москве сварил суп из привезённого с дачи щавеля и плов из морепродуктов. Вечером был салют.

<...>

12 мая, суббота

<...> На своём семинаре я довольно быстро провёл «телевизионный» опрос: вы комментатор, и вам дана минута высказаться перед камерой. Занятно, что далеко не все сосредоточились на том, что видели на праздники по телевидению. Маша Поливанова рассказала, как 9 мая она с сестрой и детьми пошла в магазин, чтобы купить продуктов и ехать на дачу, а попали в дождь, ливневая канализация не работала, и они, счастливые, шли домой по лужам. <...>

Я также узнал, что на праздники в Рязани почти не было на дорогах полиции, потому что перед праздниками чуть ли не весь состав этих разбойников провинциальных дорог посадили. Всё за то же.

Был комментарий и об инаугурации Путина. Ребятишки оказались зоркими: об одном из приглашённых гостей, который четыре раза протягивал Путину руку, поздравляя, а Влад. Влад. всё его не замечал.

Одна из девочек сделала комментарий об открывшемся бутике женской обуви, в котором пара дамских туфель стоит 40 тысяч рублей.

Следующий семинар у меня через два дня. Не знаю, успею ли съездить на дачу. Вдобавок ко всему идут весенние холода, но огурцы у меня на даче без поливки погибнут.

Дома, когда вернулся из института, нарезал окрошку и принялся слушать радио и смотреть телевизор. «Эхо» и федеральные каналы по-разному говорят о последних выступлениях оппозиции. Приводился замечательный факт, когда вроде бы омоновец бил сапогом в живот беременную женщину. Когда беременную женщину рассмотрели поподробнее, она оказалась мужчиной. В движении оппозиции, которая хочет только смены управленцев, а не режима, много неискреннего. Вчера политолог Хазин высказал мысль, которая уже давно посетила и меня: Путин уже не может управлять, опираясь только на олигархическую элиту. Что-то придётся дать и народу, но всё роздано, значит, надо будет у кого-то отнять. Но ощущение какой-то паники у власти не покидает. В последние дни своего правления Медведев что-то кинул той интеллигенции, которая чувствует себя обделённой, а вот теперь Дума панически пытается провести закон, ужесточающий проведение каких-либо митингов и демонстраций. <...>

15 мая, вторник

<...> Обедал с Мишей и ректором, говорили о молодых, недовольных выборами и Путиным сидельцах, которые разбили свой бивуак на Чистопрудном бульваре. Моё домашнее радио о нём гудит не умолкая. Ректор с его очень структурированным умом формулирует все политические слухи и мнения очень отчётливо, с гораздо большей убеждённостью, нежели я. Сошлись на том, что вся эта весёлая летняя команда не представляет, чего хочет, и не формулирует никакой позитивной программы. До трёх с половиной часов, когда мне надо было уезжать из института, подготовил ещё к отсылке «Дневник-9» для Юры Беликова и книги о Вале — это для Гриши Заславского и Екатерины Барабаш. А в четыре часа в мужской пошивочной мастерской Малого театра состоялась первая примерка костюмов. Я продолжаю пасти постановку «Пиковой дамы». Всё это вёл Зайцев, костюмы получались умопомрачительные, я ловил каждое его слово и каждый жест. Всё обрастало деталями и почти невидимыми уточнениями, которые превращали обычный театральный костюм в произведение искусства. <...> Дома смотрел телевизор, слушал радио и одновременно сначала готовил фарш из индейки, а потом и жарил котлеты. Уже перед сном уткнулся в «Литературную Россию», которую мне прислал Максим. Много, кстати, интересного. Во-первых, конечно, Павлов из Армавира, за которым я уже давно слежу и которого читаю. Он разбирает две книжки эссе и публицистики Дмитрия Быкова. Ругать-то ругаем, но ведь и внимательно читаем и анализируем. Когда художественный запал у писателя заканчивается, он идёт в публицистику и политику. Порадовала меня, конечно, занятная статейка в газете о так называемой «Русской премии». Вот начало: «Эту премию для авторов, живущих за границей, но пишущих на русском,— существуй она лет восемьдесят тому назад, могли бы с помпой вручить Владимиру Набоков (когда он ещё писал по-русски и верил в будущее литературы на родном языке), певцу роз и мемуаристу-фантазёру Георгию Иванову или, на худой конец, затворившемуся в Эстонии Игорю Лотарёву-Северянину». Вот, так сказать, нынешний премиальный, вместо гипотетического, урожай. Газета делает вполне очевидный акцент: «поощрили сразу десятерых: прозаиков Юза Алешковского (США), Марию Рыбакову (США), Дмитрия Вачедина (Германия) Дарью Вильке (Австрия), Сухбата Афлатуни (Узбекистан), Лену Элтанг (Литва),— и поэтов Илью Риссенберга (Украина), Алексея Цветкова (США), Феликса Ченчика (Израиль)». Феликс, как я помню, определённо наш, литинститутовский!

16 мая, среда

Утром опять пришлось ехать в Малый театр. Сегодня примерка у Веры Кузьминичны Васильевой. Ожидая Зайцева, встретил её у подъезда. Моложавая, подтянутая, элегантная. Примерка шла часа два — четыре платья, все роскоши и элегантности необыкновенной. Зайцев мне признался, что примерка — это его любимый процесс. Я наблюдал, как платья обрастали деталями. Здесь во время примерки, конечно, надо обращать внимание на удивительного персонажа — Елену Игоревну Евстратову, начальницу мастерской. Именно она ставит булавки, отыскивает из своих запасов кружева и ленты, ловит на лету пожелания мэтра. Глаз и вкус у Зайцева поразительные. Я уже не говорю о бестрепетной руке. Он кромсает рукава и полы туалетов прямо на живом человеке. Когда раздаётся характерный скрип разрезаемой ткани, мне становится плохо. Особенно много об этом в дневнике не распространяюсь, обо всём этом напишу очерк, но заметки, фиксируя детали, заносил в записную книжку.

После примерки попили чайку в артистическом буфете с артистическим пирожком с капустой. О ценах ничего не знаю, каждый раз платил мэтр. Забыл описать его сегодняшний туалет. Это был пиджак, надетый поверх похожей на тельняшку маечки, довольно коротенькие шорты, которые, словно у шотландца, оставляли голыми коленки. Но были ещё довольно длинные гетры с широкой алой окантовкой и, под её цвет, уже на голой шее, такой же по цвету алый галстук-бабочка. Кстати, у мэтра, оказывается, мускулистые ноги футболиста. <...>

17 мая, четверг

Так важно читать «свои» газеты и слушать «своё» радио. Главная новость на «Эхе» — это оппозиционеры. Ну наконец-то у нас стало как в Америке тридцать лет назад! У Белого дома, как у них, пикетов ещё нет, но вот с лагерями, палатками, спальными мешками и гитарами мы план выполнили. На Чистых прудах, где ликующая молодёжь испортила газоны и всё подзас...ла, лагерь вчера утром полиция по решению суда закрыла. Адвокат Михаил Барщевский, который талантливо играет сразу за все команды, вчера же разъяснял, что он думает по повестке дня вечернего собрания чистопрудных оппозиционеров. Надо ли выполнять решение суда? Так много о судах говорили, призывая к правовому государству, что, оказывается, надо! Но, тем не менее, осознать это помогали вчера утром полицейские и ОМОН. Вчера же самые последовательные несогласные перенесли свой лагерь к высотному зданию на площади Восстания. Тоже возле метро — «Баррикадная»: символично. Сегодня утром по радио один из корреспондентов рассказывал, как прошла сегодняшняя ночь у подножья высотки. Народа утром было не очень много — почти дословно цитирую: представители творческой интеллигенции и студенты — около 60 человек. Если уж пишу эпоху, то надо писать добросовестно.

<...> Что касается всего происходящего вокруг, то лучшей добавочной иллюстрацией к этому могут быть одно письмо и одна СМС-ка. Начну с письма, которое из Перми прислал Юра Беликов. Всё всегда сходится и соединяется. Накануне я прочёл в Интернете большой материал о нём Е. А. Евтушенко. Если не забывать, что поэты редко хорошо говорят о собрате, то, наверное, этому мнению доверять стоит: Юра, конечно, и человек выдающийся, и поэт со своей речью, и журналист блестящий. Но вот его письмо.

«Добрый день, Сергей Николаевич! Спасибо за добрые слова. Я недавно прочёл вашу статью в «ЛГ» по поводу телевидения и его насельников. Я это племя называю «хлопальщики». Очень точно вы про всё это сказали. Но ещё я к этому бы добавил: люди перестали стыдиться собственных мерзостей. Благодаря ТВ — вываливают перед всем честным миром то, о чём надо говорить без свидетелей. А «свидетели»-то уж, конечно, все такие праведные! Малахов, иногда делая локальные добрые дела, между тем принёс вред пространству нравственности. А уж про его истошный голосок, когда пытается перекричать музыкальный фон, и говорить не приходится. С ТВ, впрочем, как и отовсюду, ушли породистые люди».

Теперь о необычной СМС-ке, которая пришла мне днём на телефон. Номер был мне незнакомый, но я довольно быстро по стилю и интересу понял, что это один из моих студентов-заочников, Лёша Рябинин. Прочитав очень занятный текст, я сразу по адресу отправителя послал такое сообщение: «Лёша Рябинин, это ты?» Довольно быстро получил ответ: «Да, Лёша Рябинин, скучающий на работе, читающий новости и от нечего делать, уж извините, надоедающий Вам...»

Ребёнка надо было успокоить, пишу: «Да что ты, Лёша, ты очень всё ладно пишешь, главное — думаешь. Писал ли я тебе, какое вкусное ты передал мне варенье? Скоро увидимся, не за горами сессия». Вспомнил, как, уезжая после зимней сессии, Лёша оставил у меня на кафедре на письменном столе баночку из-под майонеза или горчицы с вареньем из райских яблочек. Было очень вкусно.

Так что же, вправе теперь спросить любой читатель, такого написал мне милый мальчик Лёша Рябинин? Кстати, блестящий будет прозаик. Вот самый первый его текст — если хотите, субъективное мнение народа: «Всё же оппозиция правильные вещи делает, благодаря ей весь Тверской бульвар отреставрируют. Надо бы давно на территории института фестиваль Свободы провести. Институт тоже давно бы отреставрировали, реконструировали...» <...>

22 мая, вторник

<...> Как всегда, в час тридцать началась кафедра. Не было тех, кто никогда и не бывает. Волгина, Сегеня, Кострова, Барановой-Гонченко, Балашова. Кроме всех кафедральных историй, делал доклад о современной поэзии Геннадий Красников. Удивительно глубокий и знающий человек. По крайней мере, мне его доклад был очень интересен, я что-то даже записал. Но сегодня утром по радио слушал такую фразу о состоянии современной поэзии — говорил кто-то из зарубежных знаменитых поэтов: «Мы выпускаем сборники стихов тиражом сто — сто пятьдесят экземпляров, дарим их друг другу, ставим на полку и не читаем...» Но поэзия сейчас колыхается в Интернете: по подсчёту специалистов, что-то около миллиона людей выставляют в Интернете свои стихи. Во времена Пушкина подобных писателей, профессионалов и любителей, было около семи тысяч человек.

<...> Теперь несколько слов о Международном фестивале балета. Было, как и в прошлом году, невероятно скучно, пока хорошо подготовленные девочки и мальчики катались по полу и что-то коряво изображали. Кризис балета — это ещё и кризис масштабной балетной музыки. Всё, повторяю, было невероятно скучно — до тех пор, пока в конце первого отделения не грянуло па-де-де из «Лебединого озера». Здесь двое «нидерландцев», причём дама — с русской фамилией Анна Цыганкова, а вот кавалер натуральный — Мэттью Голдинг. Второе отделение концерта было повеселее, модерна было здесь поменьше. Естественно, лучший номер всей программы — это гран-па из «Дон Кихота» с очень точной Евгенией Образцовой и просто невероятно техничным и артистичным Александром Волчковым. Это что-то было потрясающее.

Русские теперь в любом балете. Занятно, что в антракте ко мне подошла дама, которую я не мог вспомнить, назвала меня по имени-отчеству и спросила, не моя ли дочь танцевала в только что промелькнувшем на сцене фрагменте из балета «Мария-Антуанетта». Это Венский государственный балет, но в нём основной солисткой, балериной — некая Ольга Есина.

Что-то в антракте наговорил телевидению. И относительно русских имён в мировом балете, и относительно модернизма; зритель в балете его не приемлет. Русскому всегда и во всём нужен смысл, и если его нет, мы его выскребаем из собственной фантазии. Кстати, вот что я не сказал, вернее, не смог доказательно вписать, но тогда просто сформулирую как мнение: даже в разных модернистских фокусах зарубежных новаторов мне всегда чудятся находки Григоровича. Я слишком давно смотрю его балеты. Мировой балет успешно усваивает «Спартака», «Щелкунчика» и «Легенду о любви».

После длинного спектакля был ещё и фуршет. Самой интересной для меня на нём фигурой был мой сосед Слава Бэлза. Он рассказывал, как всегда, удивительные истории. Например, когда праздновали 90-летие Игоря Моисеева, Ельцин вышел на сцену и, обращаясь к юбиляру, назвал его Игорем Моисеевичем. И тогда Ельцин сказал вещую фразу: «На сцене Большого театра даже президент может ошибиться».

<...>

24 мая, четверг

<...> Приходил Олег Павлов, мой старый недруг, которого я пытаюсь взять в институт. Наше неприятие друг друга рассеялось, как дым. Написал заявление, которое я в понедельник отнесу ректору. Долго и невероятно сладко говорили о нашей писательской жизни, об истоках нашего конфликта, о современной ситуации в литературе. Но у нас есть старый договор — никаких сведений ни в дневниках, ни в публичности. Ощущение у меня удивительной зрелости Олега и его волчьей интуиции. Говорили что-то часов пять, как иногда знания делают нас свободными. У Олега есть две интересные идеи, связанные с тем, что я пишу; по своему обыкновению и в отличие от моих студентов, слово «творчество» не произношу. Во-первых, я об этом уже писал,— книгу зарубежных путешествий: после Гончарова, по словам Олега, с его «Фрегатом „Паллада“», такой книги не было. И второе, не менее для меня интересное,— из выписок из дневников и «Сезона засолки огурцов» сделать новую «педагогическую» книгу.

Вечером не утерпел и влез в малаховскую «Пусть говорят». Здесь разбиралась очень интересная коллизия. Сын начальника республиканского ГАИ в Адыгее, 20-летний Аскер Чернозиров, на дорогой иномарке на скорости в 130 км/час протаранил скромные «Жигули». Сразу погибло двое мальчишек 17-ти и 20-ти лет. Лихой сын начальника, по специальности фельдшер, сразу после столкновения, вместо того чтобы помочь истекающим кровью мальчишкам, бросился звонить папе. Дело возбудили только через 10 дней, когда весь Интернет оказался полон комментариев. Приехал защищать племянника дядя, тоже, кажется, полицейский. Папа, сославшись на служебную командировку, не рискнул. Боже мой, какая дерзкая попытка всем заткнуть рот и вытащить родственника! Максим Шевченко, участвовавший в передаче, высказал приблизительно следующее: надо бы новому министру Колокольцеву, слава Богу, пришедшему наконец-то на смену Р. Нургалиеву, начать с того, чтобы посмотреть, кто у него работает. Папу, в звёздах ГАИ, на фото показали — занятная фигура. Занятные вопросы задавала публика: почему так летают по дорогам молодые люди? на чьи деньги куплены такие дорогие машины?

<...>

27 мая, воскресенье

Утром передали письмо Ходорковского премьер-министру Англии с предложением не впускать во время Олимпиады в Англию 306 российских чиновников. Среди них, как я услышал, генеральный прокурор Юрий Чайка, Владислав Сурков, небезызвестный «глава молодёжи» Якименко и «главный волшебник», как его называет либеральная пресса, Владимир Чуров. Это всё персонажи, по мнению Ходорковского, причастные к нарушению прав человека. Ах, как хочется взглянуть на этот список полностью! Но почему такой аскетизм? Где наши прославленные воры, наши коррупционеры, наши депутаты с их заляпанной грязью депутатской неприкосновенностью? Петра Первого нет на эту неприкосновенность! Вечером объявили: никакого списка Ходорковский не предлагал и не писал. Клевета, дескать, западной прессы. Но как талантливо придумано!

<...> К шести поехал на премьеру «Пиковой дамы» в Малый театр. Ставил Андрей Житинкин, он же писал пьесу, т. е. дописывал Пушкина. Появились даже некоторые новые линии: служанка Маша, которая выходит замуж за дворецкого; получила новые дополнительные слова сама графиня; карточными терминами обогатился Чекалинский. Как я понимаю, задача Житинкина была показать: а что же происходило помимо жёсткой канвы действия у Пушкина? Если существовала такая история, то на каком «соре» лежал классический сюжет? В меру сил это и было показано, публика всё равно всех перипетий и текста не знает. Следили за знаменитым сюжетом с невероятным интересом. Житинкин всё это ещё оживил весёлой линией служанки и дворецкого. В самом конце спектакля были довольно продолжительная овация и крики восторга. Я тоже покричал, когда вышел А. Дривень, актёр, играющий Германна. Это бесспорный успех молодого актёра, и успех крупный; правда, по отношению к нему Пушкин проявил определённую щедрость — у актёра много подлинного пушкинского текста. Как ни странно, довольно успешно, не всегда определяясь и постоянно стараясь быть милой, красивой и аристократкой, сыграла графиню Вера Кузьминична Васильева, кое-где получалось даже неплохо. Я смотрел на всё это, одновременно разворачивая в своём сознании и спектакль, и то, чем я последний месяц занимался,— костюмы Зайцева. Костюмы, может быть, если говорить о деталях, были то лучшее, что в спектакле было. Было бы, бесспорно, получше, если бы режиссёр дал хотя бы мне поправить замечательный текст, который сам Житинкин написал. Но он тоже почти гений и молодец. Естественно, все лакуны и драматургии, и игры латала гениальная музыка Чайковского. Графиня даже спела знаменитый романс. Жалко, конечно, что сейчас совершенно нет времени, чтобы взяться за очередной очерк о Зайцеве, а потом многое забудется. Завтра защита, послезавтра семинар и защита. Как бы всё это выдержать, а у меня не читаны тексты к семинару и осталась одна дипломная работа. Надо сейчас её читать, а старые глазки слипаются. <...>

29 мая, вторник

<...> Из событий дня — выделить могу лишь одно. Утром передали, что было совершено покушение на Сергея Асланяна, корреспондента радио. Я смутно его помню, потому что в моё время он уже работал на радио или же мне о нём что-то говорила покойная Валя. Не смертельно, но довольно тяжело ранили ножом. Причину установили довольно быстро: несколько дней назад Асланян по одной из радиостанций делал автомобильный обзор и вдруг отвлёкся и довольно смело начал рассказывать историю пророка Магомета. Мне, не мусульманину, было ясно, что так и в таких выражениях о пророке даже чужой религии рассказывать нельзя. Я всё время помню толстовскую максиму: когда ты слышишь имена Магомета, Христа или Будды, стань и внемли. К концу дня, когда Асланяну сделали операцию в Склифе и он смог дать какие-то разъяснения, выяснилось следующее: кто-то по телефону его вызвонил на лестничную площадку и там со словами: «Ты недруг Магомета»,— нанёс несколько ножевых ударов. <...>

1 июнь, пятница

Сначала сухие сведения: в России — 686 мультимиллионеров, выходим на мировой уровень, побеждаем. Катастрофически падёт отечественный рубль; мои небольшие сбережения, наверное, тоже рухнут, но у меня нет времени, чтобы суетиться и бегать, перекладывая рубли в доллары и обратно. Что ещё? В Думе проходят слушания по законам, существенно ограничивающим возможность проведения всех митингов и демонстраций. Строгие согласования, огромные штрафы. Штрафы сначала определялись совершенно невозможные, чуть ли не в 1 миллион. Это понятно: думское большинство, состоящее в основном из очень небедных людей, соизмеряет всё это со своими непомерными доходами. Сейчас штрафы несколько уменьшили. Но как власть борется за свою стабильность! Она готова пойти на всё. Наш ОМОН, в отличие от нашей армии, имеет всё самое совершенное из оборудования и средств самозащиты, чтобы бороться с налогоплательщиками. Платить — можно, требовать — нельзя. <...>

3 июня, воскресенье

<...> Посмотрел два фильма — об американском поэте Аллене Гинзберге и о французском художнике Модильяни. В фильме несколько раз говорилось, что Модильяни еврей. Это не повышает ценность его портретов, но портреты эти с юности мне до безумия нравились. Игорь сказал, что мне понравится больше фильм о Модильяни, но всё произошло наоборот: фильм о Модильяни — коммерческий, в привычных красках и в привычных декорациях 20-х годов в Париже, а вот Гинзберг — это фильм-признание. Впервые я понял, в чём смысл его поэзии и его «нового взгляда» на американскую действительность.

В фильме о Модильяни есть занятный эпизод из детства художника. Он, мальчик, живёт с роднёй, родня — отец, не платит налогов, и приходит полицейский, чтобы арестовать имущество. Но в законе сказано, что всё, что находится на кровати беременной женщины, принадлежит ей и не может быть описано. Так вот, на этой огромной кровати был свален весь скарб этой еврейской семьи — кровати, люстры, столы, стулья, швейная машинка...

Пришло два письма. Одно, очень сердечное и точное,— от Олега Павлова, он уезжает в Казахстан и делится планами; другое — от Юры Беликова из Перми.

«Сергей Николаевич, приветствую! «Дневник», который Вы мне отправили, благополучно дошёл. Огромное спасибо. А я вот могу подбросить новых дровишек для печки Вашего «Дневника». В журнале «День и ночь», во втором номере (в ЖЗ он уже есть, но сам журнал пока не добрался до читателей), опубликован наш диалог со Станиславом Куняевым. Я прикрепляю файл, чтобы Вы прочли. Дело в том, что этот диалог был уже выставлен в «Журнальном зале» (виртуальная версия толстых журналов), но вдруг, под давлением одного из держателей ЖЗ по фамилии Костырко, Марине Саввиных было заявлено, что после «таких» материалов, как диалог Беликова с Куняевым, журнал «День и ночь» могут отлучить от «Журнального зала». Ну, разумеется, инкриминируют антисемитизм. Марине Саввиных, по совету одного нашего общего знакомого, даже пришлось согласиться на то, чтобы «заблокировать» этот материал. То есть он там обозначен, а открыть нельзя. Правда, его скачали уже другие интернет-ресурсы. Вот такая прелюбопытная семибоярщина наших дней под названием ЖЗ. Теперь напрашивается вопрос: ЖЗ — это что за закулиса?

Возможно, я буду в Москве 4-го июня — на Комсомольском проспекте, 13, намечена презентация 2-томной антологии (издано в Вероне) «Слово о Матери», где есть мои стихи. Начало в 15:00. Если вдруг совпадёте, буду рад Вас увидеть».

«Прикрепление» с интервью Куняева я ещё не открывал. Ай да Костырко! <...>

5 июня, вторник

<...> В пять в Геологическом музее состоялось заседание нашего клуба. На этот раз гостем был протоиерей Всеволод Чаплин. Чаплин говорил в микрофон, слышно было плохо. Его доклад назывался «Церковь и общество. Проблемы, дискуссии и сотрудничество». Я задал протоиерею три вопроса, упаковав всё в небольшую речь:

«В своём выступлении вы очень много уповали на помощь телевидения в христианском просвещении масс. Раньше церковь ограничивалась амвоном и словом священника. Меня несколько смущает подобная постановка. Не смогли бы вы эти сомнения развеять?

Вы много говорили о Божьих карах, которые нас ждут за неправедные поступки. Не кажется ли вам иногда, что церковь значительно суровее Господа Бога?

Теперь,— сказал я,— вопрос, который вам, наверное, задавали неоднократно, о молодых девушках и молодых матерях, которые побесчинствовали в храме Христа Спасителя. Почему церковь уповает на мирские власти, а не применяет свою силу? Например, отлучение от церкви. Прожить жизнь, зная, что ты лишён покровительства Господа Бога, очень трудно, почти невозможно».

Опять протоиерей Чаплин говорил, опять было очень плохо слышно; я запомнил, что те кары, которые упомянуты в Ветхом Завете, значительно сильнее, чем в Новом. Или наоборот?

После заседания очень хорошо кормили, особенно вкусна была баранина, которую я ем очень редко.

Вечером позвонила Лариса Георгиевна Баранова-Гонченко. Завтра, в день рождения Пушкина, коммунисты проводят свой митинг, посвящённый дню его рождения и сохранению русского языка. Я отнекивался от выступления, Пушкин не совсем моя тема, потом всё-таки согласился. Буду думать, заодно посмотрел, чем так всё же недоволен верный, как Руслан, Костырко.

«Да, я знаю: из-за того, что русская монархическая элита отказалась идти на службу большевикам, Ленину пришлось мобилизовать местечковое еврейство. И полтора миллиона евреев поняли, что их судьба зависит от того, устоит ли Россия. И они бросились на защиту советской России с яростью племени, которое получило громадную власть над этим государством. Но революция происходила с двух сторон: не только со стороны заговорщиков-революционеров, но и со стороны народа. Народ хотел перемен в не меньшей степени, чем заговорщическая элита».

Ну, это, предположим мы уже читали, и этот тактический план В. И. Ленина хорошо историкам известен. Куняев повторяет то, что уже давно стало достоянием общественности. Но вот ещё один пассаж на знакомую тему и тоже много раз в Интернете проходивший:

«Двадцать лет органами госбезопасности руководили революционеры еврейского происхождения. Вот все кричат: «ГУЛАГ-ГУЛАГ-ГУЛАГ!» А кто стоял во главе ГУЛАГа? В тридцать седьмом году — Ягода, а у него — три заместителя: один по фамилии Берман, другой — Раппопорт, и третий — Плинер. Двадцать седьмого ноября тысяча девятьсот тридцать шестого года в газете «Известия» опубликовали указ о награждении комиссаров госбезопасности первого, второго и третьего рангов орденами боевого Красного Знамени, Ленина и так далее. Их было сорок четыре человека. Из них двадцать один, то есть практически пятьдесят процентов,— люди еврейского происхождения. Это верхушка ГУЛАГа. Это комиссары госбезопасности — высший орган карательной власти. А на всех остальных — русских, азербайджанцев, грузин, латышей, литовцев, украинцев — приходились другие пятьдесят процентов. Такова история русской революции. И поэтому, когда в тысяча девятьсот тридцать седьмом году это неравновесие в ЧК-ОГПУ-НКВД Сталин исправил, для либералов, особенно — еврейской ориентации, тридцать седьмой год стал самым кровавым и трагическим годом в истории России».

К этому уже я, пытаясь сохранить некую объективность, могу добавить лишь следующее: а кто доносы писал друг на друга? Кто, не переставая, жаловался на соседей, потому что у них на три квадратных метра площади больше, на начальника, потому что у того дома в борще была наваристая кость, на сослуживца, потому что его жена ходит в шёлковом платье? Давид Самойлов замечательно в своё время сказал: «Ах, русское тиранство — дилетантство». Но продолжим проверять Куняева и Беликова на верность линии «Нового мира», в лоне которого и воспитывается наш горячий Костырко. Опять С. Куняев. На этот раз он говорит о писателях:

«Приведу небольшую цитату из книги «Жрецы и жертвы Холокоста», где я полемизирую с Марком Дейчем: „Так что честь советского еврейства в разборках на тему «Кто виноват» спас из писателей, может быть, единственный праведник Юрий Домбровский. Да ещё в какой-то степени Валентин Катаев, если вспомнить «Уже написан Вертер» (после чего он был объявлен антисемитом). Остальные — Борщаговский, Гроссман, Чуковская, Хенкин, Галич, Разгон (да несть им числа!), ну и, конечно же, Дейч с Резником,— эти десятилетиями надрывались, чтобы всю кровь 1930-х годов взвалить на русского человека, на «вологодский конвой»...“»

И наконец, последнее: и я, и Куняев можем спать спокойно — литературу оставили нам.

«Я думаю, что, поскольку умная часть современного русофобствующего еврейства поняла, что печатная продукция и толстые литературные журналы нынче не властвуют над умами — сейчас над умами властвует телевидение, все главенствующие позиции были захвачены в «ящике». Возьмите любые программы: там — Якубович, Познер, Прошутинская, Соловьёв... Я говорю только о тех, о ком знаю определённо. Если взять двадцать более или мене популярных телепередач — это даже хуже, чем в тридцатые годы в НКВД. Там было лишь пятьдесят процентов. А тут — все семьдесят-восемьдесят».

6 июня, среда

Наконец-то наша Дума приняла скандальный закон о штрафах и других административных действиях во время демонстраций и митингов. Поле для легальной оппозиционной борьбы сужается. Не приведёт ли это к внезапным народным возмущениям? Закон Дума приняла чуть ли не в 12 ночи, думская оппозиция всячески сопротивлялась и, применив методы «итальянской забастовки», завалила собрание минутными «поправками», которые имела право озвучить. Оппозиция хотела бы, чтобы закон не был принят до 12 июня, когда она намечает огромный марш «недовольных». В свою очередь, Дума, подчиняющаяся советам Кремля и Белого дома, желала бы обратного: суровый закон, и немедленно!.. Одни хотят власть поменять, другие власть не отдают. В процессе обсуждения думское большинство — а это сплочённые, как муравьи, единороссы — приняло закон, сокративший время для выступлений до 30 секунд. Весело живём! Приняли! Ночью этот закон прошагал по Дмитровке в Совет Федерации и уже к обеду был принят. На заседании Совета Федерации с просьбой отложить обсуждение закона выступила сенатор Нарусова, ещё раньше председатель Совета по правам человека при президенте, мой знакомый, обратился к президенту поставить на закон своё «вето». Теперь интрига: как поступит Путин?

Утро прошло сенсационно. Новый министр Владимир Медынский — ой какой быстрый министр! — предложил переименовать несколько московских улиц, в частности — названных в честь, как он считает, «цареубийц», можно ведь их считать и борцами с самодержавием. В числе претендентов на новые названия и великий князь Сергей Александрович, тот самый! «Эхо Москвы» тут же откомментировало: «Фигура очень неоднозначная».

В институте сегодня опять защищались заочники Варламова — как быстро пролетели шесть лет. В принципе, защита прошла довольно удачно, но Алексей, который пишет прекрасные и большие представления на работы, недостаточно работает с самими текстами. Я посоветовал ему, как это делаю я, проходиться по всему тексту с фломастером. Подчёркивать все штампы, безвкусицу и стилистические ошибки, а уже потом ещё раз читать. <...>

В какой-то момент защиты я побежал, как ещё вчера пообещал Ларисе Георгиевне Барановой-Гонченко, на праздник, который в день рождения Пушкина КПРФ устраивала по поводу сохранения русского языка. Всё это происходило с другой стороны памятника Пушкину — так сказать, за его спиной. Был оркестр, хорошо пели романсы артисты оперетты, выступали функционеры-депутаты. Всё это выглядело довольно безвкусно, записные ораторы безбожно орали и говорили общие слова, невероятно взвинченно говорил о русском языке с привычной митинговой экзальтацией режиссёр Бортко. Мне от всего, ожидая своей очереди, было даже неловко. В какой-то момент, когда некий ветеран педагогики минут на 15 завернул довольно плоско написанную речь, я даже хотел уйти, но дотерпел. Хотел бы заметить, что все эти записные ораторы со значками депутатов были одеты в такие дорогие итальянские пиджаки, которых мне вовеки не носить. Я говорил коротко. Своё выступление я написал ещё утром. Вся эта суета заняла у меня много времени, которое можно было бы использовать с большей пользой.

 

«Сегодня мы празднуем не только день рождения Пушкина. Он не был физически великим. Он был небольшого роста. Его дух был велик! Его поэтический талант был огромен.

Владимир Набоков, русский писатель, полагал, что по мощи и охвату в мире существует лишь два одновеликих поэта — Шекспир и Пушкин.

Пушкин невероятно много сделал для того, чтобы мы почувствовали себя русскими и единым народом. Пушкин создал не только язык, но и систему понятий, на которых мы говорим.

Глядя на сегодняшнюю политическую погоду, мы сокрушаемся: «Буря мглою небо кроет...»

Когда мы вспоминаем о вожде начала перестройки, мы говорим: «Властитель слабый и лукавый...»

Когда мы думаем о моральной стойкости русской женщины, мы вспоминаем пушкинское: «Я другому отдана и буду век ему верна».

Весь русский язык, вся наша речь пронизаны воспоминаниями, формулами и мыслями Пушкина.

Я часто вспоминаю сказку о «Рыбаке и рыбке». Когда старик и старуха уже почти жили во дворце, старухе немедленно захотелось фанты и свободного выезда за границу. Вот и живёт теперь старик в старой пятиэтажке, а на отдых в Испанию ездит не его со старухой внучка.

Что мы приобрели?

Платное высшее образование.

Кабальную ипотеку вместо жилья.

Замечательную бульварную литературу.

Квалифицированную, и даже очень, медицинскую помощь за большие деньги.

А что на это всё ответил бы Пушкин? Пушкин утверждал: «Россия вспрянет ото сна». Народ и справедливость — непобедимы!»

 

До некоторой степени этот митинг, с обилием коммунистических аксессуаров и громом микрофонов, поверг меня в ужас. И ни одного хорошо прилаженного к новому смыслу, выразительного и всепроникающего слова! Лишь привычные формулы и до отчаяния устаревшие лозунги.

В институте в конце дня зашёл на кафедру к Л. М., там сидела Маша Зоркая, близкая подруга Олеси Николаевой. Зашёл разговор об отставке мужа Олеси Александровны с поста пресс-секретаря Патриарха. Маша очень подробно, как затверженный или внушённый рассказ, всё нам поведала — про болезни и про личное прошение. Отец Александр, заболевший недавно и потерявший чуть ли не двенадцать килограммов веса — случилось это как раз перед заседанием жюри,— сейчас вроде чувствует себя хорошо, анализы никаких отклонений — ну и слава Богу — не нашли. Однако уже в 12-м часу ночи Интернет вдруг выкинул такое:

 

«Руководитель патриаршей пресс-службы протоиерей Владимир Вигилянский отправлен в отставку со своей должности. Соответствующее решение было сегодня принято Патриархом Московским и всея Руси Кириллом, сообщает РБК. На место Вигилянского назначен диакон Александр Волков, ранее работавший зам. руководителя пресс-службы Патриарха. Сам Вигилянский теперь будет занимать пост настоятеля храма Святого Василия Великого в подмосковной деревне Зайцево.

Эксперты связывают уход Вигилянского с должности, которую он занимал с 2005 г., с чередой скандалов, преследовавших РПЦ в последнее время. Сам он эту информацию категорически опровергает. По его словам, это было личное решение. «Я сам попросил Патриарха меня освободить от этой должности, на которой я был более семи лет»,— цитирует протоиерея „Росбалт“».

 

Вечером ещё ездил на презентацию новой книжки Максима Лаврентьева «Поэзия и смерть» в книжный магазин на площади Дзержинского «Библио-Глобус». И зал, и обстановка нижнего этажа — место всех презентаций,— всё очень знакомо. Такое обилие книг в этом магазине работу писателя просто обесценивает. Особенно много альбомов и всего красочного, что так любит наша публика. Народа было много, Максим в чёрной рубашке и белых джинсах выглядел красавцем, каким он и является, и очень хорошо, и так же хорошо говорил. Тут же, на примере Максима, я понял, как тщательно надо готовиться к подобным встречам. Кстати, я, несколько позабыв, что на этой презентации много людей, которые были и на предыдущих разговорах с Максимом, повторил байку о поступлении Максима в институт. Максим, между делом, об этом тоже сказал; к счастью, в моей небольшой речи было и кое-что новое: это констатация, что Максим — это уже сложившееся имя. Потом, через пару часов, невероятно воспитанный и тактичный Максим перезвонил мне, я поблагодарил его за возможность у него кое-чему научиться, а он в ответ сказал, что когда ведёт на публике разговоры, то ему всё время кажется, что он повторяет мою манеру и даже жесты.

7 июня, четверг

Уже четыре года как умерла Валя. Ложился спать с думой о ней и проснулся, вспоминая. Господи! Пишу утром, только стало восемь. Сейчас схожу в фитнес, потом вернусь домой, потом на Донское кладбище, а потом в институт на новую защиту. Попутно по всё тому же моему радио «Эхо Москвы» насладился маленьким политическим спектаклем. Оказывается, когда в Совете Федерации проходило без обсуждения голосование по закону о митингах, демонстрациях и репрессиях за их нарушение, то с протестом выступила не только мать Ксении Собчак, но и другая мать — Льва Пономарёва. Вспомнил тут грибоедовское: «И сам с ключом, и сыну ключ оставил». Но дело даже не в этом — вспомнил сразу исторические параллели. В своё время великие князья первыми нацепили себе на грудь алые банты революционеров, а уже во время советское основными диссидентами стали детишки военачальников, вождей, академиков, министров — так сказать, элиты. Да здравствует новая буржуазная элита, ей ещё предстоит многое!

Когда выходил около двенадцати с фитнеса, то купил две белых, как сказала продавщица — «метровых», розы.

На Донском невероятный покой и тишина. Я опять отругал себя за то, что, как всегда, что-то жало, и не смог, когда была возможность, достать здесь клочок земли, чтобы поставить своим родным крепкий и большой камень и чтобы, в принципе, в дальнейшем хватило под ним места и мне. Постоял возле плиты, на которой уже для моего имени места не осталось. А кто потом будет возиться, чтобы заказывать новую плиту? <...>

10 июня, воскресенье

Проснулся около восьми, уснул после десяти, слышал, как за стеной Маша что-то втолковывала ребятам и гремел телевизор. Перед сном начал читать «Русский дневник» Джона Стейнбека, который Станислав Куняев с гениальной прозорливостью редактора через шестьдесят лет после их первой публикации вдруг печатает в «Нашем современнике». Какая удивительная и насколько точная послевоенная картина жизни в СССР — Стейнбек побывал в России в 1947-м. Американец — я ведь очень всё хорошо помню своей молодой памятью — не только выписал верные картины, но и написал дух советского единства и настрой народа. Какая предстаёт эпоха! Какие послевоенные картины народного энтузиазма и сплочённости!

Это послевоенные наши города, высотные здания, Сталин и то, чего мы ныне лишены,— курортный отдых летом.

Вот американский писатель в полуразрушенном послевоенном Киеве:

«Мы прошли через разрушенный и уничтоженный центр города. В музее есть планы нового города. Мы все отчётливо сознавали, как жизненно важна для советского народа надежда на то, что завтра будет лучше, чем сегодня. Здесь в белом гипсе была изготовлена модель нового города. Должен вырасти грандиозный, невероятный город классических линий из белого мрамора, с огромными зданиями, колоннами, куполами, арками, гигантскими мемориалами. Гипсовая модель будущего города занимала большую часть одного из залов. Это будет Дворец Советов, это — музей. Опять, как всегда, музей.

Капа говорит, что музей — это церковь русских. Им нравятся величавые и богато украшенные здания. Они любят чрезмерность. В Москве, где нет никакой надобности в строительстве небоскрёбов, поскольку пространство неограниченно и ландшафт этого не требует, они всё-таки планируют строительство высоких зданий в нью-йоркском стиле, хотя, в отличие от Нью-Йорка, в этом нет надобности».

Следующая цитата — это к нашему русскому спору о личности и делах Сталина:

«Во всей истории нет человека, которого бы так почитали при жизни. В этом отношении можно вспомнить разве что Цезаря, но мы сомневаемся, имел ли Цезарь при жизни такой престиж, поклонение и богоподобную власть над народом, какой обладал Сталин. То, что говорит Сталин, является для народа истиной, даже если это противоречит естественному закону. Его родина уже превратилась в место паломничества. Люди, посещавшие музей, пока мы там были, переговаривались шёпотом и ходили на цыпочках».

А вот ещё фрагмент дневника Стейнбека — это фрагмент не о модной для нынешнего письма Грузии, а о по-настоящему социальном государстве, которым была Советская Россия:

 

«Поезд спустился к Чёрному морю и шёл параллельно ему. Всё побережье — гигантский летний курорт. Каждый клочок земли занят под большой санаторий или гостиницу, и даже с утра пляжи заполнены купальщиками, ведь это место, куда приезжают отдыхать почти со всего Советского Союза.

Теперь наш поезд, казалось, останавливался через каждые несколько футов. И на всех остановках с поезда сходили люди, которые приехали в один из санаториев. Это отдых, к которому стремятся почти все русские рабочие. Это вознаграждение за долгий тяжёлый труд; здесь восстанавливается здоровье раненых и больных. Глядя на пейзаж, на спокойное море и тёплый воздух, мы поняли, почему люди по всей России всё время повторяли нам:

— Подождите, вот увидите Грузию...»

<...>

11 июня, понедельник

Ну наконец-то последовали и давно ожидаемые новости. Я никогда не думал, что Путин спустит те унижения и ту подчас несправедливость, которые допускала во время выборов по отношению к нему оппозиция. Наши шустрые демократы попали в ловушку, которую они готовили другим. Хотите суда, следствия, долгой юридической разборки? Получайте. Сегодня с утра, конечно, всезнающее «Эхо» передало, что у десяти оппозиционеров были проведены обыски, и все они получили повестки на завтра в Следственный комитет. Весь день, пока я возился с рассадой и поливкой, радио говорило о тех из своих любимцев, к которым на обыск допустили адвокатов, и тех, к кому адвокаты не попали. Нормального рядового слушателя, конечно, можно удивить, что у каждого протестующего противника путинского режима уже есть наготове адвокат. Не бедные, значит, люди протестуют! Иногда адвокаты становились чем-то похожими на радиоведущих. Они от входных дверей в дом вели свой репортаж и рассуждали, можно ли признать результаты обыска с понятыми, но без адвокатов, или нельзя.

Наконец — моя грядка с луком уже прополота, помидоры в теплице уже политы — передали, что обыски заканчиваются. У Навального обыск шёл 12 часов, забрали и сложили в мешки телефоны, жёсткие диски от компьютера, бумаги; говорят, даже диски с фотографиями собственных детей. Ксении Собчак — памятующей о верности Путина памяти её отца — мнилась собственная безнаказанность, однако обыск состоялся и у неё. Возможно, искали что-то связанное с «Домом-2», эротической передачей, но нашли полтора миллиона евро, разложенных по конвертам. Или она сама за какие-то услуги получала деньги в конвертах, или так их разложила, чтобы кого-то благодарить за специальные услуги. Для меня, как для обывателя, здесь много вопросов. Сама знаменитая телеведущая сказала, что её доход составляет два миллиона в год и она не доверяет банкам. Конечно, каждый имеет право не доверять системе, которую так лелеет государство, но сколько с этой суммы, если ведущая молодёжной передачи и политический деятель её действительно получила, она не заплатила или заплатила налогов?

Поздно вечером уехал с дачи, надо читать, писать «Дневники», читать вёрстку за 2009 год, присланную Павлом Косовым, что-то приготовить себе на неделю. Наконец, нельзя запускать фитнес.

12 июня, вторник

День так называемого «Марша миллионов». А не пишу ли я историю всех высказываний «Эха Москвы»? С утра выслушал все памятки и инструкции, которые радиостанция давала москвичам, пожелавшим в марше участвовать, и рассказала, где и как будут поставлены металлические воротца — металлоискатели, через которые можно будет пройти на митинг. Проханов вчера по радио отчитал Ганопольского за его некоторую нетактичность, это попутно, но самое главное, как и всегда,— высказал мысль государственника: подобные собрания и митинги разрушают и государство, и единство нации. Здесь я с ним могу согласиться. А вспомнил обо всём этом потому, что, судя по радиорассказам, сил для поддержания порядка брошено немало. Здесь и продуманная система допуска на митинги, и большое количество пропускных пунктов, и перекрытие целого ряда улиц, и огромные силы, которые, видимо, зарезервированы на случай разного рода инцидентов. <...>

На самом «Марше» была принята суровая декларация. Она включает несколько занятных пунктов: перевыборы в Думу и отставку Путина. Всё это не больше чем игра. Само шествие, по мнению устроителей «Марша», собрало до 100 тысяч человек, по мнению полиции — 18. Кадры митинга, которые показали, были не очень густые. По ТВ показали выступление Дмитрия Быкова, он иронизировал по поводу обысков и денег Собчак. Об этом ни радио, ни оппозиционеры стараются не говорить. Генерал Марков, отвечающий за информацию в полиции, сообщил, что денег — это мои подсчёты — в евро, американских долларах и рублях свыше 1,5 миллионов евро. Деньги расфасованы по ста пакетам. Кому Ксения собиралась их выдавать? Кстати, все мы, вероятно, думаем почти одинаково. Не успел я написать в дневнике о налогах с этих запредельных для обывателя сумм, как в Интернете возникло сообщение, что налоговики заинтересовались, уплачены ли с этих сумм налоги. <...>

14 июня, четверг

В три часа опять состоялась защита, это уже предпоследняя. Было шесть студентов Г. Н. Красникова. Ещё когда Геннадий Николаевич набирал, я обратил внимание, как ровно и чисто все подобраны, каждый со своим голоском, со своей интонацией. Такими же чистыми и ясными оказались и на выпуске. Я бы сказал, целая небольшая школа. Вот — для истории отечественной литературы — списочек: Елизавета Батутова, Алексей Болдырев, Антон Копач. Все ребята получили по четвёрке, оценки без натяжек. А вот трое остальных — Роман Ненашев, Яна Соловьева, Снежана Холодова — отличники. А как сложится уже в жизни, не знаю.

В процессе защиты было несколько, как я их называю, «парений духа». Андрей Василевский, со ссылками на классический балет, говорил о новом языке и поэзии, и литературы. Я, как балетный зритель, кое-что видавший, ответил, что лучшее, что есть в современном модернистском балете, это скрытые цитаты из классики и Григоровича. Было занятно. Кстати, очень сегодня интересно, с полным и ясным пониманием поэзии говорил Эдуард Балашов. Должен сказать, что я с чувством обожания отношусь ко всем преподавателям нашей кафедры, к их интеллекту и опыту. Возник небольшой конфликт у И. Ростовцевой и А. Туркова — но это всё обострённое чувство справедливости у Андрея Михайловича, который, при всей своей редчайшей деликатности, может так ударить, что не встанешь.

Сегодня же позвонили из ЦДЛ — наступает новый сезон премии «Пенне». Пришлось заезжать за целой сумкой книг. Столько уйдёт времени, но это единственная возможность увидеть либеральную картину современной литературы. В ЦДЛ с удивлением узнал, что мои книжки потихонечку продаются, просили следующую серию. Отвезу в понедельник.

<...>

17 июня, воскресенье

Увлёкшись передачей о мерзостях нашей эстрады и настоящих и бывших жён олигархов, пропустил, оказывается, основное, самое главное: наши вчера играли с греками. Сегодня по радио господин Фурсенко, брат того Фурсенко, который реформировал нашу безукоризненно работавшую систему образования, сказал, что наши футболисты проиграли грекам потому, что греки плохо играли, мы поэтому не могли показать своё виртуозное умение. Вот у испанцев, когда они осмысленно перекидывали в одно касание мяч друг от друга, когда бегали, как кони, и понимали друг друга, как братья, есть это виртуозное умение. Но испанская команда в основном и составлена из испанцев, практически из одной команды, из Барселоны. А у нас — капитан живёт в Англии и работает там, всех остальных выдрали из разных мест. Огромная страна с десятком институтов физкультуры — и тренера могли отыскать только в крошечной Дании. Это также показательно, что, имея огромные ресурсы, наш президент ездит на автомобиле иностранного производства. Не было фанты и кока-колы, но и в Китай, и в Вашингтон во время визитов первых наших лиц привозили очень выигрышно казавшуюся «Чайку». Впрочем, в Кремле тоже не русские стоят царские раззолоченные кареты, а французские и английские. О любимое наше средневековье!

Утро вообще, пока бродил по участку и устраивал точечный полив в теплице с помидорами, а радио гремело, было интересным. Сначала детские передачи, которые я так люблю, а потом и Ксения Ларина. Превозмогая обожание, она разговаривала с режиссёром Кириллом Серебрянниковым. Кроме чего-то фундаментального, было много текущих театральных историй. Например, что новый режиссёр театра Ермоловой Олег Меньшиков снял из репертуара чуть ли не 26 спектаклей. Дай Бог и ему, и театру счастья, но это мне напоминает перестройку. Пользуюсь автомобильной аналогией: на ЗИЛе сейчас, кажется, выпускается «Рено». Среди прочего было сказано, что театр под руководством Олега Павловича Табакова, театр Андрея Миронова, был назван ещё один театр, но я выпустил его из памяти,— эти театры осознанно ориентированы на буржуазного продвинутого зрителя. Ну вот и дождались. Вот тебе и социально-ориентированное государство! <...>

19 июня, вторник

Утром передали, что сформулирован длинный список Наблюдательного совета Общественного телевидения. Кажется, это 25 персон, от этого числа власть оставит лишь 19 и приплюсует сюда имя председателя. А вот когда назвали ряд людей, вошедших в этот пусть и большой, длинный список, я порадовался, что не влез в эту кашу. Дело в том, что недели две назад мне позвонили из моего общества книголюбов. Дескать, С. Н., мы предполагаем выдвинуть вас в этот совет Общественного телевидения. Я даже сначала согласился, съездил за анкетой, но всё застопорилось, когда нужно было брать у нотариуса доверенность или ехать самому на получение справки об отсутствии судимости. Времени не было, но самое главное — меня затерзали раздумья. А что из себя будет представлять это Общественное телевидение, управляемое каким-то советом? Я помню и уверен, много лет проработав на Всесоюзном радио, что всё в смысле направления и качества вещания решает один человек — главный редактор. Пример у меня один: я пришёл в большой коллектив, в Литдрамвещание, никого не увольнял, и холодная, консервативная редакция вдруг забурлила и стала чуть ли не застрельщиком всего вещания. В общем, к нотариусу я не ходил, общественных нагрузок у меня и так хватает, а сегодня вдруг выяснился этот самый список, который сейчас комментируют. Ну, то, что здесь есть Олег Павлович Табаков,— это понятно, он везде. А дальше как представительская фигура выступает знаменитый котовод Куклачёв и самые мощные в стране писательские силы — писательница Донцова и писательница Устинова. Какие здесь могут быть комментарии?! Умница В. Познер — отказался. О себе: слава Богу — не вляпался.

Утром ездил в институт, проводил семинар с пятикурсниками Апенченко. Отнёс ещё две пачки книги «Валентина» в книжную лавку. Кстати, в Интернете есть список моих книг и их чудовищная, грабительская стоимость. «Валентина» — 500 рублей. «Твербуль» — 475 рублей. «Смерть титана» — 432 рубля. «Маркиз» — 399 рублей. «Дневники-2004» — 379 рублей. «Дневники-2009» — 353 рубля. «Власть слова» — 271 рубль. «Маркиз» также в разных магазинах идёт как подарочное издание — от 581 до 675 рублей. Поставил два зачёта; трём девицам, в том числе и переводчице, о которой писал, зачёт поставил «условно» с переаттестацией осенью. Надо было бы остаться на презентацию альманаха, который выпускает Рекемчук, но плохо себя почувствовал, вернулся домой.

Резал на кухне окрошку, слушал, как адвокат Барщевский — слуга народа и власти — комментирует обыск у Ксении Анатольевны Собчак. Все, конечно, недовольны изъятием у неё больших денежных сумм, разложенных по конвертам, и готовят для неё разумные ответы для следственных органов, которые слишком много хотят знать. Именно это надоумило меня прочесть статью публициста Исраэля Шамира, которую мне предложил, зная мой интерес к подобным вещам, посмотреть один из наших преподавателей. «Вопрос о законности или незаконности хранения налички в особо крупных размерах вообще не должен нас занимать. Еврейский анекдот рассказывает о женщине, принёсшей селёдку к раввину и спросившей, кошерная ли она. «Кошерная, но воняет»,— ответил раввин. Мы не знаем, кошерные ли эти деньги, но они смердят». Как всё-таки обилен Интернет! А разве я могу обойтись без цитирования?

«Честные люди не хранят честно нажитые деньги наличкой под матрасом.

Это делают наркодилеры, воры, проститутки, террористы, неплательщики налогов. Такое количество нала уже само по себе криминально в большинстве т. н. «цивилизованных» стран после принятия законов против отмывания денег в 2001 году».

Как всё-таки интересно читать чужую любопытную публицистику, сколько узнаёшь!

 

«В кругах московского бомонда её стали звать «Ксюша Общак», намекая, что нал в её распоряжении шёл на нужды оранжевой фронды. Мы не знаем, так ли это. Дочка покойного мэра Ленинграда-Петербурга, который приватизировал половину города не без интереса для себя и спасся от тюрьмы только благодаря бегству за границу, наверняка может и сама финансировать революции, хотя навряд ли станет. Она выросла в криминальной группировке, которая делала российскую политику коробками из-под ксерокса, полными долларов».

Вечером по каналу «Mezzo» слушал классическую музыку, недолго. Обратил внимание, что последнее время большинство дирижёров стали ещё и телевизионными деятелями — они все на своём лице вызывают соответствующие переживания. Эта искусственность для опытного зрителя очевидна. <...>

22–23–24 июня, пятница — суббота — воскресенье

Ну, в пятницу, уже днём, как обычно, выехал на дачу. Самое главное, что и до пятницы, и в субботу, и в воскресенье читаю вёрстку дневника за 2006 год. А тем временем столько всего ускользает! Наверное, самое интересное в политике. Вот, кажется, после закона о губернаторах, который власть так элегантно обошла, не дожидаясь альтернативных выборов и, пока действовало старое законодательство, кое-кого из губернаторов переназначила. А вот теперь принят новый закон о выборах мэра Москвы, возможно даже самовыдвижение. Но и этот закон обложен такими условиями, что ни одному самовыдвиженцу, не обладающему целым штабом и массой денег, не выдвинуться. По Москве надо заручиться согласием и поддержкой чуть ли не сотни муниципальных депутатов. Даже КПСС со своей знаменитой шестой статьёй в конституции так судорожно не держалась за власть. Но и это не всё, надо бы сказать точнее: так панически не боялась, что эту власть скинут. <...>

26 июня, вторник

Утром всё-таки набрался решимости и пошёл в фитнес-центр. Всё обстояло нормально, я бы сказал — как всегда, если бы не одно: я, кажется, подсел на передачи, которые по радио ведёт профессор Жаринов. Передачами этими меня снабдил, как и всегда, Сергей Петрович. В своих передачах профессор Жаринов рассказывает о привычных тайнах Европы и нашей цивилизации. Это Возрождение, холера в Европе, папская власть, Парацельс, протестантизм и Лютер и многое другое. И тут убеждаюсь, что нет у меня университетского образования, ничего я из этого обширного культурного фона нашей цивилизации не знаю, ничего не читал, в университете учили плохо и поверхностно. <...>

27 июня, среда

<...> Уже в половине десятого выехал из дома. В одиннадцать в Доме журналистов должно было начаться заседание Общественной коллегии по жалобам на прессу. Москва, как всегда, полна машин, а особенно центр, поэтому — и потом убедился, что правильно сделал,— машину поставил у института, а в Дом журналистов пошёл по бульварам пешком. Кстати, на Никитском бульваре теперь, как раньше, машину уже не поставишь. Обычно, когда езжу в театр Маяковского или в консерваторию, я именно здесь машину и оставляю. На новеньком театре Марка Розовского, где раньше жил Огарёв, а потом был кинотеатр повторного фильма, висит бесконечное количество афиш, и на каждой с разинутым в улыбке ртом — главный режиссёр Марк Розовский. Это болезнь наших главных режиссёров — свой театр обклеивать своими портретами.

Коллегию на этот раз созвали по поводу жалобы на НТВ правозащитника и исполнительного директора ОООД «За права человека» Льва Пономарёва и правозащитницы, члена Общественной палаты и какой-то фигуры в Фонде «Холокост» Аллы Гербер. Эта жалоба — «на нарушение журналистской этики, публичную клевету и диффамацию». К этим двум протестующим общественным деятелям примкнули со своим особым заявлением Алексей Симонов, президент Фонда защиты гласности, и Павел Гутионтов, председатель Комитета по защите свободы слова и прав журналистов. Вполне понятно, что их неприятие и раздражение вызвали передачи НТВ, связанные с митингами и протестами,— «Анатомия протеста» и «Заграница им поможет».

Дискуссия в самом начале была интересной — к сожалению, не было ни Аллы Гербер, ни Павла Гутионтова. Для себя, прочитав экспертное заключение, я выделил четыре бесспорных момента: а) несбалансированность всех «за» и «против» — тенденциозность передач; б) инсценировки, выданные за натурные съёмки,— об этом очень хорошо в прессе сказал Павел Лобков, я ему как профессионалу — и как сам профессионал в этом деле — верю; в) незаконное получение информации. Об этом тоже очень хорошо было написано в заключении. Но с этим я сталкивался и сам, когда, помню, приехало ко мне НТВ по поводу брата покойной Раисы Горбачёвой, который учился у нас в институте. Они спрашивали у меня обо всём, но нужна им была фраза о КГБ. Вот именно об этом я и сказал, когда мне надо было в час дня уходить. Меня ждало следующее мероприятие, о котором чуть позже.

В процессе дискуссии особенно Пономарёв сокрушался, что после внушений телевидения народ начинает верить, что любая протестная акция создаётся на деньги иностранного государства. Вот тут мне и удалось довольно удачно вставить реплику. За последние годы наша пресса, вспоминая революцию 1917 года, ленинский вагон, да и польскую революцию, внушила народу, что по-другому, как на деньги зарубежного супостата, и не делается, так что с этим теперь уже ничего не поделаешь.