В искусстве все, в сущности, относительно,
а если что-то и имеет влияние на творчество
– то это воздействие временное.
Аркадий Лившиц
Теория относительности в искусстве
Жизнь Аркадия Лившица в искусстве сложилась плодотворно и счастливо – в том смысле, что он оказался художником, не связанным какими-либо традициями. Его искания в живописи не укладываются в рамки какого-то определенного стиля или течения. Находками – как, впрочем, и неудачами – он обязан только себе самому.
Стилистическая манера живописца, воплотившаяся в индивидуальность, обусловлена тем, что на протяжении всего творческого пути художник был убежден: «В искусстве все, в сущности, относительно, а если что и имеет влияние на творчество – то это воздействие временное». Эта изначальная уверенность в собственном пути – независимо от развилок на дорогах – оказалась стержневой, определив цельность личностного портрета художника.
В живописи Аркадия Лившица можно выделить два основных творческих этапа, оба израильских – санурский и современный. При этом никто не знает, каким был советский. О нем художник никогда не говорит. Картин не осталось, а на нет – суда нет. Время было такое... А может, и впрямь в мир зрителя нужно приходить уже сложившимся живописцем?
По словам Григория Островского, большого авторитета в искусстве, пейзажи Лившица санурского периода «отмечены тонким вкусом и живописной культурой»[1]. В конечном итоге так оно и есть: вкус и культура, пропитанные синтезом смежных видов современного мирового искусства и психологическая уравновешенность – как отогревшаяся под израильским солнцем душа. Вот уже почти сорок лет Аркадий Лившиц в Израиле.
Сам художник считает, что именно Са-Нур заразил его пейзажем как жанром изобразительного искусства: «Когда я оказался в группе художников – основателей деревни Са-Нур (1987 г.), стал работать в запой. Вообще Са-Нур – это нечто! Не знаю более живописного места в Самарии. Красивая турецкая крепость, с мощными деревьями, зелеными газонами и необыкновенными видами. Там нельзя было не стать художником! До того времени, как Са-Нур не отошел арабам, всё свободное время проводил в Са-Нуре – среди мастеров с большими школами, профессиональных и интересных, у которых есть чему поучиться. Из основателей это, конечно же, И. Капелян, Х. Капчиц, А. Априль, М. Вчерушанский, скульпторы Б. Сакциер, Лев Сегаль. Из алии 1990-х – художники Д. Барановский, Э. Гроссман, скульпторы Юлия Сегаль, М. Сальман, Л. Зильбер. В той насыщенной творческой атмосфере хорошо работалось»[2].
И земля объединенных колен Израиля отворилась пейзажем в живописи. Но пейзажная ипостась оказалась не единственной для Лившица-художника.
Благословение Яакова: художественно-этический нерв эпох
Давно известно, что рубеж веков в жизни людей искусства нередко становится периодом перемен. Пестрота примет и событий грядущей эпохи обостряет ощущение опыта пережитого, проявляется в новых темах, формах, стилистике. Всё меняется, кроме единственного – бренности человеческой жизни и бессмертия преобразующегося мира. Вечные образы помогают художественно осмыслить эти процессы. Почему? Заключенные в вечных темах содержательная емкость, неисчерпаемость смыслов, философская наполненность, способность раздвинуть границы эпох и национальных культур позволяют художнику вступить в диалог с всесильным Хроносом. В вечных темах осуществляется художническая потребность ощутить себя частью исторического Прошлого, дать оценку событиям Настоящего, как правило повторяющим модель причинно-следственных отношений седой древности. И в них же – предтеча Будущего – пророческое ощущение грядущего...
Тема благословения Яаковом своих сыновей занимает одно из почетных мест в живописи начиная с предренессансного периода. Решавшаяся в те времена как тема божественно самодостаточная, как создание демиурга-художника, она не допускала вторжения инвариантного толкования зрителем, что и продолжалось по существу вплоть до прошлого века. Неомодернизм – с его пристрастием к культурным текстам минувших эпох и их обновленному звучанию – подарил теме новое художественное дыхание. Что же касается страны Сиона, то роль колен в сохранении евреев как нации подчеркивалась еще при создании государства Израиль. Не случайно на одной из первых израильских марок (1952 г.) были изображены эмблемы двенадцати колен, как гербы городов, и менора[3].
В 1959 г. в Париже произошла встреча президента женской сионистской организации США Хадасса и архитектора будущего одноименного медицинского центра, который планировалось возвести в юго-западной части Иерусалима, со знаменитым Марком Шагалом. Встреча оказалась плодотворной: Шагал с воодушевлением принялся продумывать план витражей для синагоги Центра. Вся работа – от первых карандашных эскизов, переведенных в гуаши и акварели с последующим из готовлением картонов в натуральную величину до окончательной росписи и сборки стекол – заняла два с небольшим года. И вот в 1962 году витражи были завершены, представлены на выставке в Париже, восторженно встречены зрителем, а затем доставлены элялевским рейсом в Израиль.
Арочные окна синагоги в два с половиной метра высотой засияли, подобно драгоценным камням, среди Иудейских гор, оживив в стеклянной росписи момент благословения и назиданий-наставлений, данных праотцем Яаковом своим сыновьям, родоначальникам народа Земли Израилевой. «Графика ли ний и свинцовых перегородок, соединяющих отдельные стекла внутри витража, выявляют ритмичность композиции и рукой большого мастера преобразуются в светоносное панно, в котором все элементы объединяются в единый драгоценный кристалл, имя которому – иерусалимские витражи Марка Шагала»[4].
«Стеклянные палитры» мастера были освящены в год 50-летия Хадассы, осуществившей финансовую поддержку медицинского центра. В том же году на основе своих эскизов Шагал создал серию литографий, вошедших в книгу-альбом «Марк Шагал. Витражи для Иерусалима»[5]. И, как Голубь мира Пабло Пикассо, книга разлетелась по свету с вестью о новом чуде на Земле Обетованной – витражах выдающегося художника – в очень молодой в то время стране – Израиль.
А одиннадцать лет спустя настала пора для «Двенадцати колен Израилевых» еще одного гения века: в 1973 году цикл тонированных гравюр на тему напутствий Яакова завершил Сальвадор Дали. Работы были выполнены в характерной для великого экспериментатора сюрреалистической манере. В тематических композициях Дали новые образы переплетаются с авторскими аллегориями, уже вошедшими в мировое культурное пространство. Серию «Двенадцать колен Израилевых» художник посвящает 25-летию еврейского государства, утверждая мистическое бессмертие цивилизации иудеев, а точнее – современного Израиля.
Образы Двенадцати колен нашли свое отражение и в медальерном искусстве мастера эпатажа. Полные внутреннего артистизма, они отчеканены в виде монет.
Тема наставлений сыновей Яакова так или иначе интересовала и израильских художников. Однако по-настоящему масштабную разработку она получила лишь в пластическом искусстве репатриантов из восточно-европейской диаспоры.
Монументалист Лев Сыркин принадлежал к поколению сионистов, поглощенных осмыслением еврейского вопроса. В 1974 году художник создает в Израиле масштабную фреску «Двенадцать колен Израилевых» (4 х 10 м) – в лекционном зале Бар-Иланского университета. Фреска покоряет переходами золотистых оттенков цвета, как части общей строгой архитектуры зала. Прямоугольники цвета охры напоминают рельефные очертания Стены-святыни, однако это лишь первое визуальное впечатление. Аллегории-символы каждого камня фрески соответствуют своему колену, но, помимо этого, соотнесены и с принятой в университете символикой конкретных факультетов: весы правосудия – с правовым, снопы пшеницы – с биологическим... И всё это работает художественно, эстетически.
Монументальная фреска Льва Сыркина великолепна как художественное произведение. А еще, с библейской символикой здесь сливается нечто очень личное, характерное для типологии самоутверждения крупного художника, состоявшегося в СССР, а теперь «покоряющего» свои Двенадцать колен в государстве исторических корней: «Я об этом мечтал. С детства знал, от папы и мамы, что, как только станет возможным – мы уедем в Палестину. Тогда Израиля и в помине не было»[6].
В начале XXI века еще один представитель алии, но уже из постсоветского пространства 1990-х – Эдуард Гроссман создает на тему Двенадцати колен Израилевых двенадцать арочных работ в технике левкаса. «Не каждая тема хороша для левкаса, – заметил в одном из интервью художник, – поскольку обязательное прикосновение к левкасу как грунту византийской иконы уже само по себе ориентирует на древность. В этом плане сюжеты Торы <...> идеально подходят для левкаса, для воссоздания эффекта их появления на свет Божий из небытия»[7].
В «Двенадцати коленах Израилевых» Эдуарда Гроссмана приемы литургической живописи сочетаются с приемами сюрреалистического искусства, дополняя и поддерживая друг друга. Рваные куски цветовых клякс складываются в живописную мозаику предметного бытия и очертания символов сыновей Яакова. Сейчас сюрреалистические левкасы Эдуарда Гроссмана находятся в одной из синагог Франции.
В супрематическом стиле решил этот сюжет Иосиф Капелян.
Тема Двенадцати колен Израилевых – художественно-этический нерв эпох – не утратила своей актуальности и ныне. Сюжеты, заложенные в ней, давно перешли в мифологемы, свернутые до красноречивого символа, а лаконичность символа, освобожденная от деталей, позволяет современному художнику быть более раскрепощенным, чем в эпоху Ренессанса. Эпические символы Двенадцати колен давно перешагнули пределы культовых заведений, перекочевали из религиозного в открытые для широкого зрителя пространства выставочных залов и административных помещений, они живут в общественном сознании, влияют на этические взгляды новых поколений и даже переходят в сувенирные бренды.
Содержательность темы позволяет ей жить в любой стилистике, выдерживая полярные эстетические вкусы и стили. Для воплощения наставлений Яакова оказались пригодными масляная и акриловая живопись, витраж и роспись по стеклу, фреска, левкас, тонированная гравюра и медальерное искусство – по сути все виды пластических искусств и соответствующие им материалы.
Окна в мир Торы Аркадия Лившица
12 колен – обложка
Интерес к теме «Двенадцать колен Израилевых» Аркадия Лившица не случаен и носит поступательный характер – прежде всего через Шагала. Вообще, внимание к личности Шагала обозначило новый этап творческих исканий израильского художника. Прежде всего это выразилось в общественной поддержке шагаловских начинаний в Израиле: Аркадий Лившиц был куратором Шагаловского пленэра в Иерусалиме (13–14 сентября 2011 г.), координатором проекта Объединения профессиональных художников Израиля «Фестиваль искусств “По следам Шагала».
В год 100-летия Хадассы и соответственно 50-летия шагаловских витражей, говоря о важности исторического вклада Шагала в искусство Израиля и стремлении обратить взоры мировой общественности к культуре страны Сиона, Аркадий Лившиц в своей полемической заметке «По-настоящему свободный художник» заявляет: «На мой взгляд, Шагал – это самая перспективная для развития тема, поскольку образно и по рождению объединяет евреев мира <...> К тому же он [Шагал] любил Израиль, говорил об этом публично и создал грандиозные работы»[8].
Далее Лившиц замечает: «В Википедии написано: “Марк Захарович Шагал – белорусский, российский, французский художник”. Я бы сказал: Марк Шагал – только еврейский художник. Как Шолом-Алейхем – только еврейский писатель. Его, Шагала, искусство – всё – еврейское искусство – по теме, по настроению, по менталитету. Если он и представлен в местах, не подходящих еврейскому искусству (Гранд-опера в Париже, Метрополитен-опера в Нью-Йорке, соборы и церкви Германии, Англии, Франции), то только потому, что был привлекателен своим талантом и популярностью. По-моему, Шагал – единственный по-настоящему свободный художник. Другие новаторы, революционеры, анархисты – все продумывают идею, программу, форму, цвет. Шагал же пишет от сердца, настроения, спонтанно, нутром, талантливо, но главное – непосредственно. И именно это делает его особенным»[9].
Спонтанность и желание писать нутром, столь привлекательные в творчестве выдающегося «везунчика» из Витебска, сказались в одной из работ самого Аркадия Лившица – «Когда ты день и ночь мечтаешь о другой» (2011 г.). Но шагаловские витражи оставались для него той эпической нотой, которая всё время побуждала к собственному сюжетному замыслу в связи с историей еврейского народа, что в целом не характерно для художника, мыслящего пейзажем и не имевшего за плечами опыта иллюстративной работы. В самой теме, взволновавшей Лившица, выразилось его отношение к духовным, национальным, историческим ценностям евреев и современное понимание темы заветов Яакова как послания потомкам через своих сыновей.
«Комментатор Торы рабейну Бахья (конец XIII в.) пишет: “В Пятикнижии приводятся пророческие благословения, которые Яаков дал своим сыновьям – родоначальникам колен народа Израиля, а также пророческие благословения Моше-рабейну. Это – начало и конец одних и тех же благословений: там, где остановился Яаков, там, где прекратилось его пророческое видение, – начал Моше, там началось его пророческое видение”. Поэтому в композиции витражей включены элементы как благословений Яакова, так и благословений Моше»[10].
Так в витражах Шагала. И именно такое толкование, по которому конец благословений Яакова совпадает с началом пророчеств Моисея, оказывается сродни пониманию темы Аркадием Лившицем.
Итак, "Двенадцать колен Израилевых" – послание Яакова потомкам через своих сыновей, рожденных от жен и их служанок, - Реувену, Шимону, Леви, Иегуде (старшие сыновья Лии), Иосифу и Беньямину (сыновья Рахели), Иссахару и Звулуну (младшие сыновья Леи), Дану и Нафтали (сыновья Билхи, служанки Рахели), Гаду и Ашеру (сыновья Зилпы, служанки Леи).
Древо Яакова
И все – ветви одного древа – сильного и солнечного - Древа Авраама Ицхака Яакова.
Два обрубка-"ребра" у ствола – две жены.
Шесть ветвей - у плодоносящей Лии. К ним прижались две ветки Зилпы.
И, словно разделенные огнем – раздвоившейся ветвью - дети Билхи и...
И две заветных веточки от Рахели.
Колено Иосифа – рукою, устремленной в мироздание, в котором и луна и солнце будут поклоняться ему.
Колено Беньямина, как трогательный с кривинкой мизинец могучего патриарха. Беньямин (досл. правая рука – Счастье) – меньшенький из сыновей, оставшийся безутешному Яакову после смерти любимой жены.
Веточки Рахели идут по голубой полосе – то ли реки, то неба, то ли души... в то время как вся жизнь - землисто-черные камни в серо-буро-коричневом вихре времен, которому противостоит золотой ствол древа Яакова.
Так художник цветом обозначает точки драматургического конфликта будущего изобразительного ряда по теме, а также стилистический тон дальнейшего живописного повествования.
Каждая из деталей дерева подписаны на иврите – с указанием имен всех участников легендарной истории. Такого рода прием характерен для современного искусства, хотя ведет свои истоки в иконографической традиции.
Полотно "Древо Яакова" стоит особняком, как аллегорический пролог, представленный современным художником, к собственной серии работ "Двенадцать колен Израилевых".
Аллегория – одна из излюбленных форм еврейских комментаторов Танаха – избирается художником как главный изобразительный принцип. Эмоционально опираясь на опыт своего выдающегося предшественника, Аркадий Лившиц переводит сюжеты наставлений в художнические аллегории, в воплощении которых более всего работает сильно развитое интуитивное начало, складывающееся потом в систему. Но пунктиры этой интуитивной линии всё равно читаемы. Их улавливаешь и останавливаешься в удивлении – как родился такой поворот? А родился он из условности как единственной художественной правды. Эти правила художник задает подобно режиссеру в театре. А зритель решает для себя – принять эту условность или не принять. Лично я принимаю заданную художником форму прямодушия. В поворотах этой игры новая стилистика оказывается способной творить сюжет. Очертания предметов, живой природы, отношения между людьми узнаваемы, но не через натуралистические формы, а их деформацию, через визуальное смещение перспективы. Приближается далекий план. Он кажется ближе, чем находящиеся рядом детали.
«Двенадцать колен Израилевых» – окна в мир Торы художника. Этот мир полон аллегорий и чудесной фантазии. Времяисчисление отступило. Работы подчеркнуто декоративны, театральны, условны. Каждое из окон-полотен подчинено своему основному цветовому фону, изображение плоскостное, пространственные связи между деталями композиции условные. Таков эклектический сплав наивного и неомодернистского стилей, в котором не последнюю роль играет стилистика детского рисунка – с яркими красками, прямотой, бесхитростностью, раскрепощенностью, искренностью. Эмоционально и по колориту эти работы сродни характеру и темпераменту израильтян. Они – израильские по южному ощущению цвета, его преднамеренному форсированию, усиленным контрастам и стремлению к «высокой ноте в желтом» (любимое выражение Ван Гога). Они радуют солнцем, в них нет унылости, тревоги, тоски и грусти. Они простодушны.
(В этой связи не могу не заметить, что работы Аркадия Лившица санурского периода – это осторожные, холодные переходы цветов, как правило, в смешанной технике.)
Серия работ-наставлений Аркадия Лившица создает живую, эмоциональную атмосферу событий, рассказанных в Торе – как повествование о добром и недобром в человеке, о том, что, пройдя сквозь войны и чудеса созидания, через поколения.
Такого рода работы могли бы стать замечательными иллюстрациями для детского издания. Почему для детского? Да потому что изобразительно это сделано так, что по содержанию драматично, но визуально не устрашает.
Первенец Реувен – крепость и сила. Необузданным пенным потоком он врывается в мир и дает жизнь многочисленным рыбам и птицам. По берегам своей могучей реки насадил сияющие мандрагоры, чьи корни сплетаются, как игривые женские ножки.
Колено Реувена
Жестко статичен Шимон – вечный мученик перед собою: он вырезал город, поселив одиночество в нем. На картине – замок, нож, обагренная кровью земля и древо познания.
Колено Шимона
В Святом Храме слуга – Леви. В нем устремленное ввысь вечное пламя познанья и в скрижалях его – Израиль. Здесь же – нагрудник первосвященника с двенадцатью драгоценными и полудрагоценными камнями - в три ряда по четыре камня в каждом.
Колено Леви
И с указанием имени каждого колена.
Иегуда. Он коронованный лев на страже мира-театра. Но будут повиноваться ему все колена – на всех параллелях цветового времени. Но в красной и черной полосах – руки согласия.
Колено Иегуды
Радостен Звулун-мореход. Без устали бороздит он моря - неугомонное сердце в поисках кладов, камней драгоценных, что спрятаны в шхерах прибрежных. Парусники снуют по декоративному синему морю. Крупные рыбы просятся в руки. Скалы, словно выложены из смальт.
Колено Звулуна
Иссахар. Он знает, как хорош покой, когда приник к земле и как земля отрадна. Таков трудяга осел, что прилег. И вот, набравшись сил, готов работать. Но тяжкий труд он с радостью возьмет и отработает перед Всевышним. Им восхитятся солнце и луна.
Колено Иссахара
Дан. Мудрость змеи, весы правосудия, свиток законов и на кладке стены - множество всяких табличек. В них отражается солнце. Значит спор между орлом и львом, наверное, не самый тяжкий.
Колено Дана
Гад. Он агрессивен этот гадский Гад. Гад – это всегда война. Беспощадные стрелы. Угнанные стада. Беспокойные стаи птиц. И, как со свастики кровавый коршун. Дымящийся мир. И те, кого не пощадили, уже обернуты в плащаницы. И ликующие победители – темнокожие, в белых шкурах на бедрах...
Колено Гада
Ашер. Золотые хлеба. Зелено-салатная олива. И столько масла, что можно окунуть в него ноги. И птица миру мир несет с оливковою веточкою в клюве. Много света, рассудительности и благоразумия.
Колено Ашера
Нафтали – пленительный чудо-олень – с благословения небес - он весь – полет - в лимонно-бело-голубом пространстве, мечта, за которой не угнаться, воплощенное романтиков: "Умчи меня, Олень, по моему хотению, умчи меня, Олень, в свою стану оленью..."
Колено Нафтали
Иосиф. Дивное древо, что плодоносит у родника. И идут к нему единорог и вол по пути, где снопы поклонились. И все, все, что произрастает на этой земле, хранят и луна и солнце. Здесь – твердыня Израиля. И по цвету – праздник.
Колено Иосифа
Беньямин. Его любит Всевышний. Он единственный из сыновей, кто родился на Земле Израиля на пути в Вифлеем в ультрамариновую ночь... Здесь же – волк, что съедает поживу, черный гриф, распростерший крыла. На границе владений Беньямина и Иегуды выстроен Иерусалим. Храмовый жертвенник – на стороне Беньямина. Божественное Око благословляет его. Композиционно работа построена так, что словно все происходящее – в глазном зрачке. Сбылись пророчества Яакова. Прозрение...
Колено Беньямина
Существует понятие зрительское восприятие, при котором визуальные ощущения таковы, что под их воздействием что-то меняется и в тебе. По каким-то внутренним психологическим причинам происходит притяжение к определенной картине, и она дарит тебе дополнительную положительную энергию. Работы Аркадия Лившица обладают такой энергией – через мягкую улыбку, добрый юмор, самоиронию. Некоторые из его героев лубочно гротескны. Но всё сияет внутренним добром и цветом без тени. По замыслу автора они и не должны быть изображениями «природными», поскольку это художнические окна в мир, в котором пророчества сбываются. Этот мир вечен, поскольку храним благословениями. В нем надежды не теряют силу надежд, даже если им не суждено сбыться. Что-то забылось, переосмыслилось, слилось с тобой и всем происходящим вокруг тебя... Возвращаясь к словам самого Аркадия Лившица, скажу, что так может говорить только «по-настоящему свободный художник».
Память о коленах долгое время жила в сознании народа. Пророки времен падения Израильского царства усматривали в истории последовавшего рассеяния назидание и кару за откол от национального и культурного центра в Иерусалиме. Они верили в то, что изгнанные колена продолжают существовать и в недалеком будущем вернутся к религии отцов, воссоединившись с потомками колен Иегуды (от Леи) и Беньямина (от Рахели).
В серии работ Аркадия Лившица это единение, как в солнечном стволе Яакова, воссоздано. «Двенадцать колен Израилевых». Тринадцать аллегорических работ на холсте, маслом, в размерах: 102 х 81, 90 х 90 см, 90 х 80 см и 90 х 70 см. Подпись – А. Livshitz.
А когда работы привезли фотографировать, Аркадий неожиданно мне сказал: " Ты знаешь, я столько пережил вместе с ними... Сейчас для меня "Двенадцать колен Израилевых" – не столько сакрально-мифологическая тема, сколько драма, жизнь рода, семьи – отца и его двенадцати сыновей – с их индивидуальностью, характером, судьбой. Драма, дающая возможность видеть героев в пространстве, но, конечно же, с соблюдением символики, идеи, настроя".
Израиль и Израилевич
Аркадий Лившиц родился в 1939 году в Киеве. С 1974 года он в Иерусалиме.
Его работы находятся в государственных хранилищах – в Музее природы в Иерусалиме, в выставочном зале «Галереи А 3» в Москве, в Российском историческом и архитектурном музее «Новый Иерусалим», в Могилевском художественном музее имени П.В. Масленникова, в Астраханской государственной картинной галерее имени П.М. Догадина.
Аркадий Лившиц
Работы Аркадия Лившица экспонировались во Франции, Германии, Швейцарии, Финляндии, Польше, США, Канаде, России. Трудно перечислить все выставки, в которых за эти годы художник принял участие. Среди выставок последних лет (2010–2012 гг.) наиболее значительны персональные московские – в муниципальной «Галерее А 3» (что в легендарном Староконюшенном переулке), в Доме русского зарубежья имени А. И. Солженицына, Музее М. Цветаевой, Еврейском культурном центре «Марьина роща»... Едва ли не каждое из названных мест – знаковое, как воздух, – для творческого человека, чья юность прошла в Москве 1960-х.
Вызывает неподдельное уважение общественная деятельность Аркадия Лившица, направленная на продвижение творчества русскоязычных художников в Израиле. В 1987 году он был в ряду первых основателей деревни художников Са-Нур, затем выступил составителем выставки санурян в Кнессете (2006 г.). С 2003 года Аркадий Лившиц – член правления Объединения профессиональных художников Израиля, словом и делом поддерживал претворение в жизнь различных проектов организации. Выступил настоящим подвижником в осуществлении проекта «По следам Шагала» в Израиле, а кроме того, внес посильную лепту при сборе средств для установления мемориальной доски Шагалу в Санкт-Петербурге.
А еще... Аркадий Лившиц – человек, который реально – по автомобильным трассам и всяческим дорогам (которым в 1970-е было далеко до трасс) – объездил все «наделы» колен Израилевых. Четверть века он работал в Еврейском национальном фонде («Керен каемет леисраэль»), принимал участие в создании проектов Ботанического сада, парков Рамат-Рахель, Рамот, Гило, Парка Независимости, парков М. Бегина, И. Рабина, в честь 200-летия Америки, Канады, Иерусалимского леса и других искусственных лесов в округе Иерусалима.
Есть жизнь в искусстве. А есть просто жизнь, в которую вплетаются годы, отданные творческому воссозданию конкретной земли, по которой ступаешь ногой и не хочешь думать о «наделах», потому что мыслишь ее Израилем и мечтаешь, что каждая пядь этой земли – твоя...
Благословения и пророчества порой и в жизни сбываются: отчество Аркадия Лившица – Израилевич – сын отца Израиля.
Примечания
[1] Аркадий Лившиц. Длиннофокусная оптика живописи // Подольская Г. Современное израильское изобразительное искусство с русскими корнями. – Иерусалим, 2011. С. 104.
[2] Там же. С. 102.
[3] Краткая еврейская энциклопедия: В 7 т. / Центр по исследованию еврейских общин; Еврейский университет. – Репринт. воспр. изд. в 11 т. 1976–2005 гг. (Иерусалим). – М.: Красный пролетарий, 1996. Т. 4. С. 422.
[4] Лисневский М. Искусство, рожденное Торой. – Иерусалим, 2010. С. 39.
[5] Marc Chagall. Vitraux pour Jérusalem / Introduction et notes de Jean Leymarie. Éditeur André Sauret, 1962.
[6] Сыркин Л. Я вам не должен! – Иерусалим, 1987. С. 111.
[7] Левкасы Эдуарда Гроссмана // Подольская Г. Современное израильское изобразительное искусство с русскими корнями. – Иерусалим, 2011. С. 82.
[8] Лившиц А. По-настоящему свободный художник // Марк Шагал и Израиль: Жизнь. Творчество. Наследие / Под ред. Г. Подольской. – Иерусалим, 2012. С. 386.
[9] Там же.
[10] Лисневский М. Стеклянные палитры: Иерусалимские витражи Марка Шагала // Марк Шагал и Израиль: Жизнь. Творчество. Наследие. – Иерусалим, 2012. С. 110.
Напечатано в журнале «Семь искусств» #5(42) май 2013
7iskusstv.com/nomer.php?srce=42
Адрес оригинальной публикации — 7iskusstv.com/2013/Nomer5/Podolskaja1.php
