В русской литературе к теме воды обращались многие. Начало положил Державин (“Водомет”, “Водопад”). Продолжили классики Золотого и Серебряного века. (На память приходит Цветаева: “Любовь: зноб до кости!/ Любовь: зной до бела!/ Вода – любит концы./ Река – любит тела”.)
У Вадима Муратханова образ воды выступает универсальным материалом для оформления мысли. Семантика воды как символа постоянно меняется. Тексты его новой книги отсылают к мифологии, где вода связывается с противостоянием жизни и смерти, делится на живую и мертвую. Древнеегипетский бог солнца Ра, плывущий по небу на золотой барке (у Муратханова “судьба – байдарка ныне”). Древнегреческий Харон (“Всяк сам себе и лодка, и Харон”), переправляющий души умерших через Стикс за установленную плату.
Первая часть «Испытания водой»[1] выстроена классически. Сменяющиеся времена года. От зимы к осени. Такая композиция в литературе и музыке была популярна еще в эпоху барокко. Сначала снег лежит “нетронутым Константиноплем”. Затем “совокупляется с землей”. После – “+45. В июле держит соль”. Наконец: “Не нов для мира ты, не вечен”. Перекличка с философской лирикой Державина и Тютчева, Блока и Бродского.
В одном из стихотворений возникает “ледяная купель”. Вся книга представляется в образе этой купели. Как если бы герой зашел в спокойную воду. Зашел, чтобы вглядеться в собственное отражение после того, как исчезнут круги. В итоге все, что разделяет героя и читателя, – холодное подвижное зеркало. Двустороннее зеркало, как в народных сказках. Это напоминает изображение на картах высшего порядка разных мастей. Нет верхней и нижней картинки. То есть между автором и читателем также нет реального разделения на подводный и надводный мир. Есть взаимное “междутемье”.
Поэт созерцателен. Сторонится бурных всплесков (чрезмерной экспрессии), потому что “там скрывается уют,/ где тают лужи в черной рамке”. Наблюдая разные состояния воды, отмечает для себя движение времени. Дистанцирующееся прошлое. Растущую мудрость внутреннего “я”. Вода несет в себе скрытое послание. Выполняет транспортные функции. Вплоть до передачи изображения. Становится материнским началом. Зовет к очищению и преображает. Автор же видится Ихтиандром – близким к тому, чтобы найти компромисс между двумя стихиями. “Но никогда шагнуть не рано/ в ту воду: во вчерашнем дне –/ реки извилистая ванна/ и рыба молния на дне”.
Динамика стихотворений Муратханова понижена. Такие стихи, если переводить их в образы четырех стихий, больше земля или “зеленый мир”, который только грезит о воде. Мечтает, чтобы его “наполнили, напитали, как губку”. В стихах Муратханова чаще всего слово “мир” окрашивается словами “зеленый”, “тонкий” и “ненастоящий”. “Зеленый” – плодородная почва. “Тонкий” – вода. “Ненастоящий” обладает всеми признаками засухи. “В нем я не был мной”, – пишет Муратханов. Таким образом, разворачивается только одна из нескольких драм, описание которых формирует поэтическую цель. Герой стремится навсегда перейти из одной среды в другую. Озеленить просторы, на которых он существует. По какой-то причине он не в силах “сочетать браком” землю и воду. Зато умеет хорошо их разделять. Как если бы дождь шел только над океанами и морями, а в пустыне были песочные вихри. Рисуемый водно-земной мир в стихах – лишь желаемое недостигнутое.
Но болью каждый миг прошит.
Душа торопится, чужая,
и зеркалом кривым дрожит,
творенья не отображая.
И, некогда зеленый, сон
тяжелым хмелем в сердце бродит.
Темы маленького, лишнего и черного человека (человека-тени) разработаны в русской литературе с ее заразительным смертолюбием более чем глубоко. В “Испытании водой” присутствует тема маленького человека. Но нет и следа человека черного и человека лишнего. Место указанных занимает человек-светотень. Трагедия светлой сути состоит в хрупкости, безуспешном преодолении быта и поиске отклика в чужом сердце. “Другой мой друг, что жил средь книг/ и бородой страниц касался,/ не сделал записи в дневник/ и дату вспомнить отказался” или “Кто прочитать успел твои следы,/ круги разновеликие запомнил”. Человек светлой сути появляется в образе пророка, путника. Оживает в воспоминаниях о детстве. Побуждает к внутреннему самоочищению.
“Вариации на темы рока” воспринимаются как самостоятельный аккорд. Это не новая глава и не эпилог. Это дверь в пространство, устроенное по другим принципам. Где не нужна “музыка и воздух”. Представленный ряд верлибров даже не столько содержанием, сколько энергетикой (интонационными и эмоциональными аспектами) передает чувство невесомости. Словно герой, оторвавшись от пространства воды и суши, вышел в открытый космос. Есть сочетания, в которых эта невесомость узнаётся подтекстуально. Например, “аквариум фильма” (иллюминатор космической станции), “виниловая ночь”, “герметично хранившееся время”, “посреди каменистой пустыни” (лунная поверхность). В открытом космосе космонавт оценивает расстояние, на котором города людей не различимы. Расстояние уменьшило их до небытия, сплющило в единую цветовую массу движущегося эллипсоида.
Стихи похожи на хаотично всплывающие ассоциации с произошедшим на Земле. На воспоминания, которые не суждено упорядочить. Перед глазами пролетает детство, школа, неосуществленные мечты.
Тема рока как судьбы раскрывается в двух последних стихотворениях. “T. Rex. Children Of Rarn” и “Pink Floyd. High Hopes”, где возникают мысли о смерти и предательстве. Скоротечности и скучной повторяемости жизни. Потери выбранного пути. “8 минут 6 секунд/ на прожитие жизни” – трагически маленькие цифры на датчике содержания кислорода, встроенном в скафандр.
Где-то вдали
колокол смолкнет.
Тьма упадет…
Игорь Дуардович родился в 1989 году. Студент Литературного института им. А. М. Горького. Публикации в журналах “Дети Ра”, “Зинзивер”, “Новая Юность” и др. Живет в Подмосковье.
[1] В. Муратханов. Испытание водой. М.: Воймега, 2010.
