Курьер0

Теперь я сижу в маршрутке с двумя тяжёлыми пакетами. Рвущийся полиэтилен, надпись на нём – «Сеть магазинов «Такая-то». Вот именно что сеть. Сеть опутала нас.

В пакетах – много конвертов с каталогами косметики «Орихлейм». Кажется, около ста семидесяти штук.

Моя задача очень проста – походить по своему району, разнести их все по почтовым ящикам.

Это начнётся завтра.

Невзрачный этот рассказец работает на движке сюжета позднесовкового фильма «Курьер». Там один пацан провалил экзамены в вуз, и пока то да сё, пока не забрали в армию – подрабатывал курьером.

Ещё есть мультик «Футурама». Там главный герой Джек Фрай случайно попал в будущее и стал космическим курьером. Забавный достаточно мультик. Джек там всё время говорит, что терпеть не может свою профессию.

А мне не надо, в отличие от героя советского кино, ни с кем общаться. Просто класть конверт с каталогом в почтовый ящик и смываться.

Для мизантропа идеально.

 

В отличие от героя кино я не герой кино.

Я просто не хотел мешать цемент, разгружать вагоны, много разговаривать с людьми.

Отвёз пакеты домой, а вечером мы сидели с другом на трубах и пили что-то алкогольное.

Если смотреть с тех труб наверх – открывался красивейший вид на звёзды. Если прямо – то на помойку, на бомжа, на вагончик ремонта обуви, открытый предприимчивыми армянами, на детский дворик, на кирпичную девятиэтажку стандартного образца, на «свои» дома, на бабулек, сидящих на лавочке, на на на

На просторы России.

Смотришь – и требуется курить.

Вечер прошёл как обычно – выпили, поговорили о какой-то ерунде, да разошлись. Вообще неинтересно. Никакого экшена, никакой движухи.

Каждый конверт «Орихлэйм» весит грамм двести. Это не так уж мало. Я осознал эту тяжесть с утра, когда взял для разноса первую партию – штук пятьдесят. Сразу поступил глупо, их надо было рассортировать по улицам, так удобней.

В первый раз я облажался и очень устал за шесть часов. Я исколесил свой район вдоль и поперёк по несколько раз, отыскивая нужные адреса.

Жара. Солнце палило. Пот лил ручьями с меня.

Узнал несколько новых вещей. К примеру, выяснил, что нумерация подъездов всегда начинается справа. А ещё, оказывается, у нас на районе есть переулки Тупой и Круглый.

В целом же – никакого экшена, никакой движухи.

Никакого кино.

Если бы я был героем кино, если бы это был какой-то остросюжетный боевик, то, наверно, всё было бы так: я случайно обнаружил, что в одном или в нескольких конвертах героин. Мне дали не те конверты, за мной начинает гоняться мафия, полицейские... Потом я лихо от них убегаю, стреляю, стреляю, дерусь, убиваю, знакомлюсь при замечательных обстоятельствах с главной героиней, симпатичной, доброй, милой. Её похищают, я её спасаю... мы целуемся, так сладко целуемся...

Титры.

Но у нас тут жизнь. У меня только разболелись ноги, скоро я, очевидно, натру мозоли. И нет погонь, красавиц, ничего такого. Просто устали ноги, да рубашка стала липкая от пота.

Ах да, ещё на обратном пути купил лотерейный билет в киоске. За сотню. Должна же быть у человека хоть какая-то надежда на быстрое обогащение. Вообще я это делаю очень редко – примерно раз в году. Пока ещё ни разу не выигрывал. Но это просто именно что – для поддержания огня надежды на быстрое обогащение.

ПОДЪЕЗДЫ

Подъезды панельных домов. Я увидел их несколько десятков за утро. Я не понимаю, почему подъезды провинциальных российских городов, подъезды панелек такие обоссаные. Особенно подъезды общежитий. Лютый ужас.

 Это удручает. Заходишь на первый этаж и уже чувствуется этот тяжёлый, поганый запах. Прикасаться к почтовым ящикам не хочется. Обоссаные подъезды – один из элементов нашего ада. Грязные подъезды, где проходит наше грязное бытие. Здесь молодёжь пробует свой первый самогон. Семки, разговоры, разборки.

Сейчас не так страшно, как в 90-ых. Тогда вполне можно было увидеть в подъезде ширяющегося наркомана. Один раз я пошёл в школу (учился тогда классе в четвёртом) и увидел труп – передоз случился у человека.

Нет, конечно, есть очень красивые подъезды. Разрисованные рисунками – морскими фрегатами, героями сказок, цветами.

Есть благородные подъезды, но их меньшинство. Где-то в столицах на входе даже сидят консьержки. Ну столицы – это совсем другой уровень, другая жизнь, другая страна.

В нашем Гарлеме не парадные, в нашем Гарлеме подъезды.

 

На второй день я снова вышел с каталогами. Жара синоптиками была обещана такая же – +38 в тени. На этот раз я взял только конверты, в адресах которых были указаны три знакомых мне улицы. Больше никакого разнобоя. Это значительно упростило задачу и сделало понятным мой предполагаемый маршрут.

В курьерской службе, когда я забирал каталоги, мне сказали, что если в подъездах нет ящиков, то передавать конверт надо лично в руки. Я отлынивал от этого – чаще просто оставлял каталог под дверью.

Но сегодня всё-таки решил пообщаться с людьми, позвонил в дверь квартиры номер 10. Открыла тётенька, я сказал, что для неё у меня каталог, но она отказалась его взять. Мол, не нужен.

Они на самом деле ведь мало кому нужны. Их «впаривают», чтобы люди всё-таки что-то заказали. Во многих случаях заказов не происходит– каталоги быстренько летят в урны. А я упорным муравьём всё ношу и ношу их...

 

Я всё прокручивал в голове вопрос: «А может, да ну его нафиг?»

Просто выкинуть в урну, никто ничего не узнает, никаких проверок нет же... Но не выкидывал. Какая-то внутренняя мораль не позволяла. Мол, если уж пообещал – надо отработать честно, даже если всё, весь мир один сплошной обман.

 

Чуть позже я подумал, что мне даже нравится «курьерить». Идёшь себе, идёшь, в голове стихи сочиняются, всякие мысли приходят умные. По крайней мере, я их считаю такими.

А когда ходил по райончикам частных домов – рвал ещё не совсем спелую вишню. Вишня была вкусной, кисленькой – отлично.

Через четыре часа умаялся – в сумке осталось всего лишь несколько конвертов. Присел на лавку.

Мужик, который сидел рядом, завязал разговор, угостил пивом. Обычный мужик – с женой развёлся, с сыном встречается по выходным, платит алименты, работает отделочником.

Он рассказывал о секретах мастерства своей профессии (оно мне надо?) и об истории (почему-то про Петра Первого вспомнил). Жизнь не сахар и не кино, у мужика запой. Я выпил немного пива и пошёл дальше. Ещё немного – и домой.

 

Вечером встретился с Нади.

Нади – ударение на последний слог – так я называю её. Эту чудную семнадцатилетнюю девушку.

Мы с ней познакомились на рок-концерте. Вместе курили в туалете. Она младше меня на пять лет. Мы просто гуляем, общаемся, пьём. Мы с ней не спали. Да, вот так. Возможно, я странный, но я боялся делать какие-то шаги по многим причинам. В частности, потому, что она младше меня. Я боюсь прикасаться к ней, боюсь разрушать её наивность, свежесть.

Я такой мнительный.

И ещё. Когда я гляжу в прошлое, на свои прошлые отношения, мне становится так тоскливо.  Я не хочу больше никого без ОЧЕНЬ веских причин обременять собой. Своим алкоголизмом, своими тараканами, своей жизнью. Мне всегда было в тягость,  что я внедряюсь в чью-то жизнь, вываливаю всё своё... А полного принятия ни с чьей стороны не происходило. Отношения – это хоть и счастье, но такое мучительное для каждого.

Мы с ней встретились на остановке «Кольцо» и идём к одной заброшенной недостроенной пятиэтажке. Она в кедах, джинсах. У неё какой-то пирсинг, какая-то майка с черепами, волосы с зеленоватым оттенком. Я взял пакетированного вина – Нади любит вино.

Я рассказал ей, что сегодня купил лотерейный билет за сто рублей и надеюсь выиграть.

Она только рассмеялась.

  - В азартные игры с этими хитрецами я бы не стала играть. Мне кажется, никто ничего не выигрывает – это миф.

  - Ты пессимистка.

  - Ну уж нет. До твоего пессимизма мне далеко!

Она снова заразительно рассмеялась. Глаза у неё большие. Зелёные красивые глаза.

Если бы это была романтическая комедия, мы бы обязательно поцеловались на большой высоте. Если бы это был индийский фильм,то её мама была была бы против наших отношений, а отец бы строил всякие козни мне. Но в конце всё было бы хорошо плюс зажигательные танцы.

А тут вязкий и даже немного неловкий вечер. Наверное, всё было бы лучше, если бы я или она умели играть на гитаре. Это прекрасно убивает неловкости, убивает время, можно просто петь. Зато Нади умела рисовать – просто отлично. У меня было два портрета её кисти. И ещё она классно фотографировала. Даже говорила, что станет фотографом. Может быть, и станет.

 Уже не знаю какой по счёту вечер у нас – просто разговоры. И всё-таки мне хотелось к ней прикоснуться. Реализовать своё грубое право мужчины и всё в таком духе. Но это было можно контролировать, всегда можно контролировать, ничего сложного. Мы же не животные.

Она в какой-то момент спросила:

А почему у тебя нет пирсинга? Почему ты не носишь все эти примочки «неформальские»? Я раньше тоже ходил так, как ты.

Да ладно! А почему всё снял?

Когда вырастаешь, это кажется смешным. То есть я смешная? Нет. Просто однажды ты возьмёшь все эти майки, фенечки, болты, косухи, сложишь в одну коробку. Возьмёшь эту коробку и понесёшь это на свалку.

А вдруг этого не произойдёт? Произойдёт. Если не произойдёт, то ты перестанешь шагать в ногу с бытием, с его законами. А это плохо кончается. В восемнадцать легко быть диким бунтарём. В сорок лет – это либо удел очень талантливых людей, либо выглядит смешно и жалко.

Она делала последние глотки, вино закончилось и солнце садилось – шикарно садилось. Мы обнялись. Просто обнялись. Сидели на краю бетонной плиты, свесив ноги вниз. Два маленьких человечка на этих огромных просторах, больших постройках.

Нади опять начала рассказывать про какие-то проблемы дома с мамой и отцом, вообще про проблемы, рассказывать о том, как всё достало. Всё достало – я её понимал.

Она сказала, что обязательно будет богатой, что будет жить роскошно.

Всё, что нам нужно – это избавление от бедности. Насчёт остального разберёмся потом.

ПРО ЖЕРТВЕННОСТЬ И БОГАТСТВО

 Вот ведь засада. Включаешь телевизор, а там клипы безумно богатого и успешного, если сравнивать со мной, Димати. Он пляшет с какими-то «чиками» в клипах. Показываются какие-то яхты, клубы, золото, крутые тачки...

А на другом канале новости. Мол, вот, какой-то офицер пожертвовал собой и спас нескольких рядовых. Мол, вот какой-то рядовой погиб на Кавказе при перестрелке с боевиками. И выглядят эти новости о жертвенных подвигах бледно. Бледно по сравнению с таким ярким, с таким отчётливо шикарным образом жизни, показанным в клипе Димати.

За что эти рядовые умирают? Чтобы этот Димати дальше плясал? Зачем всё это самопожертвование, когда есть тачки, тёлки, клубы?

Это были вопросы овоща, но картинка на экране, потребительская картинка выглядела так ярко...

Я никогда не буду жить, как Димати. Универсальный повод для депрессии, повод подкормиться антидепрессантами. Родители не знали, они лежали у меня на полке, за книгами детства. 

Мы с Нади спустились с заброшки. И пошли по домам. Я её проводил, неловко попрощались, до себя добирался в одиночестве

 «Господи, сделай мне монтаж. Сделай так, чтобы эти утра, когда я никто, когда я прибит этим солнцем и этими обстоятельствами, чтобы эти утра были вырезаны. И сразу помести меня в ту часть, где хэппиенд навсегда».

Я позавтракал яичницей, выпил кофе. Последняя (то есть крайняя) партия каталогов – и через пару дней можно будет ехать за деньгами.

В этот раз из необычного было вот что: я увидел пацана, который возле помойки нюхал клей. На вид ему было лет десять-одиннадцать. Такой уже, немного обдолбанный, естественно, в грязных шмотках, наверное, сирота. Шансов на хорошее будущее у него равны почти нулю.

Пацан, ну зачем тебе тот клей? Иди учись, – сказал я. Да пошёл ты, – огрызнулся он. И куда-то побежал.

Да пошёл я.

Клей по запаху похож на бензин.

На следующий день я поехал отвозить шесть конвертов, которые не удалось никуда доставить. Потому что на них был неправильный адрес, или такого адреса не было в реальности, или ещё какой-нибудь косяк.

Орихлэймовцы довольно часто ошибаются в адресах.

Отдал, получил деньги за работу – целых 600 рублей. Так мало. Работаю за еду, за собачье печенье.

Купил пива и самсу, а что ещё делать?

Вечером опять гуляли с Нади и какими-то её знакомыми. Пил. Уснул в гостях. Я помню, у меня был шанс замутить с одной чувихой, но я себе опять отказал.

 

СИД ВИШЕС

Нади очень любила “Sex Pistols” и классический панк-рок. Мы с ней много разговаривали об этом. Уж не знаю, откуда в семнадцатилетней такая любовь к олдскулу.

 

 Мы смотрели у меня дома на компе старые фотографии Сида Вишеса, чёрно-белые. Вот фотка. Сид улыбается. В то время он уже совсем рехнулся и плотно сидел на наркоте. До смерти оставался год или около того.

 Я передал Нади своё удивление: мол, почему же он так заразительно улыбается, этот странный парень, который не очень хорошо умел играть на гитаре и не умел примириться?

Нади согласилась, что её это тоже восхищает.

– Но мы не такие непримиримые, – сказала она. – Да я вообще, если честно, хочу жить богато. И не хочу сдохнуть так рано, как он.

 Жизнь – это слишком непоправимая цена за бунт.

 

Вторую неделю стоит аномальная жара. Следующее задание от курьерской службы было такое – расклеить листовки о каком-то фестивале мёда.

Пусть так. Хоть кому-то понадобится мой неквалифицированный труд, моя неквалифицированная жизнь.

 Очертили район, где я должен работать. Дали две бутылки клея и какую-то тряпочку. И несколько тысяч листовок.

С утра – в бой. Клеить листовки надо было на подъезды, столбы, заборы. Это довольно трудоёмкое занятие.

От расклейки гораздо больше устаёшь, чем после простого разноса каталогов.

Я вышел из дома – стояла всё та же аномальная жара. Через несколько часов все пальцы были в клею, а жизнь казалась полнейшим дерьмом. Но я смог расклеить-таки половину пачки.

Расклейщиком быть неприятно. Могут бабки наорать, если увидят, что ты что-нибудь клеишь на подъездную дверь.

      – Всю дверь загадили! – крикнет кто-нибудь и ты уйдёшь.

Клей по запаху похож на бензин.

Тарам-парам-пам – вот я работаю уже второй месяц. Уже свыкся – то каталоги, то расклейка. Стоит всё та же жара. Кажется, глобальное потепление не сказка и нас пожрут пустыни.

За это время произошло вот что: я выиграл в лотерею. Но не миллион, а двести рублей. Надежда на обогащение вновь обнажила свою мифичность. Вложил сто – получил двести. Что за ерунда вообще? Выиграл нечто в рамках погрешности – считай, ничего. Нет никакого развития сюжета – я не сорвал джекпот.

На сто рублей купил пива.

Вообще в эти месяцы жизнь была невыносимо скучной. И именно поэтому, как сказал мне кто-то из знакомых, мне всё это время снились яркие, интересные, приятные сны.

 

СНЫ

Да, сны часто были прекрасны. В них я то попадал на райский остров, то меня чествовали по поводу того, что я сделал что-то великое. Часто бывали эротические сны и передо мной в них раздевались девушки, о которых я не могу в реальности даже помышлять. Один раз мне приснилось, что я – Димати и ищу на собственной яхте какого-то тушканчика. Мозг борется со скукой, мозг развлекает сам себя.

Но вот какую я заметил странность: в моих снах часто мне встречались совсем незнакомые мне люди. Откуда они в моих снах? Это воистину поражало. Возможно, люди могут как-то связываться друг с другом во сне. Не знаю...

 

В третий месяц лета я начал подыскивать новую работу. Но курьером всё ещё являлся. До того самого дня, когда мне слишком сильно припекло голову.

Я шёл, как обычно, со своей сумкой по улице Энтузиастов. Думал, что сегодня особенно жарко, невыносимо жарко. Стал чувствовать: у меня поднимается температура, стал чувствовать невероятное бессилие. Оно росло с каждой минутой, мне хотелось домой. И ещё затошнило почему-то. Казалось, из носа сейчас потечёт кровь...

Что со мной? Что со мной?

Вдруг меня что-то подкосило, вдруг мне будто что-то ударило в затылок, всё стало мутным, я упал...

Я понял, что это и пожалел, что никогда не ношу кепок.

Вот тебе посылка, смотри, доставь её в целости и сохранности, – это говорил Бог. Бог в белых одеждах, конечно, похожий на Моргана Фримена. Веснушчатый старик-афроамериканец. Всё верно.

Он по-дружески похлопал меня по плечу и вручил коробку. Я аккуратно взял её и двинулся по лестнице из облаков вниз, на Землю. И вот я уже в нашем городке. Я бежал, у меня была эйфория, какая-то неземная радость. Но споткнулся, как Пятачок из мультика, и так прискорбно рухнул на асфальт.

Что-то в посылке разбилось. Это нечто было, кажется, из хрусталя. Или из фарфора. Возможно, ваза. Звук был характерный.

Вокруг меня столпились какие-то люди. Взрослые, дети – все они кричали:

Неудачник. Разбил посылку от Бога. Ахахаха! Разбил свой хрустальный талант! Разбил своё хрустальное сердце!

     Они смеялись и показывали на меня пальцем. Приехало телевидение, чтобы снять сюжет об этом. Журналист совал мне микрофон в лицо, было очень неприятно.

отстаньте от меня отстаньте от меня отстаньте от меня отстаньте от меня отстаньте от меня отстаньте от меня отстаньте от меня отстаньте от меня отстаньте от меня отстаньте от меня отстаньте от меня отстаньте от меня

Эй, парень!

 Я почувствовал воду на своём лице.

Человек в белом халате констатировал:

Очнулся!

Это я очнулся.

Но чувствовал себя паршиво, в теле всё та же вялость, в голове зудящая боль, температура явно зашкаливает.

Меня унесли на носилках.

К вечеру я вышел из больницы, мне порекомендовали постельный режим на несколько дней. Так я узнал, что такое солнечный удар. Когда я полностью пришёл в себя, то уже не стал звонить в курьерскую службу. Решил, что хватит.

В середине августа, в один из вечеров я встретился с Нади. Я был ей благодарен за то, что она гуляла со мной. Я рассказал ей о солнечном ударе, она меня пожалела. Мне хотелось стать её парнем.

Но как? Кто я? Что я могу ей дать? У меня ни денег, ни машин, ничего. Я не отвезу её в путешествие на сказочные острова, я не могу её даже водить каждый день в ресторан.

Это преграда для любви? Наверное, да. Мне было стыдно.

Мы вновь пили пиво, вновь смотрели на закат с заброшки. Болтали несколько часов, уже окончательно стемнело.

А потом я набрался смелости и всё-таки поцеловал её. Выбор сделан. К чёрту глупые мечтания.

Я сказал ей:

Пошли ко мне домой? Ты думаешь? Ага, посмотрим какое-нибудь кино... Какое? У меня много фильмов. Возьмём ещё что-нибудь алкогольное...

Она помолчала с минуту.

Наконец ответила:

    –   Пошли.

Я взял её за руку, мы спускались по лестнице, которая по плану должна быть подъездная, да только вряд ли этот план осуществится.

Я взял её за руку, у меня было ощущение, что я всё делаю правильно.