● ● ● ● ●
Как плохо, как пиво, и некому воздух продать
в картонные руки из мягкой рифлёной фольги.
Отходит в дыханье бумажная влажная гладь,
и буквами звуков взаправду возьми и налги.
До скорого рано не будет, и, вслух подустав,
цепляется зренье к изнанке искомого сна.
И мега-бумагу поделишь на возгласы глав,
пусть ей не приспится болезненная белизна.
От платьев до крыльев тесней, чем письмо и окно,
и улица целится в мысленный лес до небес.
О чем ещё вспомнить, когда это было давно?
– а можно на память, а можно и без…
● ● ● ● ●
Неандерталец, принявший летать
двух цеппелиновых птенцов, ревниво
картавится, а снег ему под кстать
В ушанку клянчит мелочность на пиво.
По сторонам бумажный водоём
кривится, вглубь расслаивая крылья,
пока глазами в зрении своём
птенцы щекочут опухлости пыли.
Везде гнездо, куда не переплю-ть,
ватага ног и периста бумага.
И воздух не смыкается ничуть
от плоского и сморщенного шага
И у небес размытые края
выталкивают вверх ночные взмахи
Я этой ночью видел воробья
в дырявой и смирительной рубахе.
● ● ● ● ●
Мне по ночам не верится, Господь,
Съедая соль, за ней сырую землю…
А где земля, в которую… и где мне
Дадут воды, и сон, и хлеба хоть?
Кто намалюет детям города?
Кто их проденет через наши веки?
Как быть, раз в углосуточной аптеке
Закончилась венозная вода?
Мне по карману ватная трава,
Я вижу сон, которого не стою,
где долго аплодировали стоя
той матери, которая жива.
● ● ● ● ●
Я забыл, куда я шел,
И куда идти.
Раньше было хорошо
И легко почти.
Погляди, в моей реке,
Там течет вода.
Оглянуться вдалеке
и уйти туда.
Там за ором разговор,
Выпуклая речь.
Опустить глаза во двор,
У окошка лечь.
И послушаться того,
Кто стучался в дверь.
Раньше было ничего,
Хорошо теперь.
● ● ● ● ●
Если мне будет плохо, то ты не кричи,
А бери меня, видишь, врачи прилетели.
А в руках их обломки и света лучи,
И листа календарь позапрошлой недели.
Отыщи мне дыханье, и ветреный пульс
Заставляет качаться столы и стаканы.
Забери меня, я до него доберусь,
Темноту кинескопа сажая к экрану.
Поднеси ко мне в уши свой шепот и слух,
Забери меня дальше, чем может казаться.
Если нам предстоит оказаться у двух
Городов, почему бы там не оказаться?
Забери меня ниже, чем строят метро,
Где закончился ветер и снова стемнело.
Мы пытались проснуться, а стало светло.
Опусти мою руку, она онемела.
Попрощайся со мной, как прощалась со мной,
Разыщи на прощанье рассеянный голос.
Где и дом мой окажется только страной,
Угловатой и круглой, как Северный полюс.
Покажи мне дорогу в четыре конца,
Где на каждом другая трава и извозчик.
Нарисуй меня в профиль с чертами лица,
И забудь их, поскольку от этого проще
Будет нам, и подумай, куда колесить,
Чтобы воздух вдогонку стучался и в спину.
И закончился вечер, и хочется жить.
Отойду от стены, и часы передвину.
● ● ● ● ●
В носках из той верблюжьей шерсти,
Где застревала та же нить.
Четыре довода – до смерти.
Ни одного, чтобы дошить.
Перемотаю твои руки,
Но поначалу до конца
Как ветер впитываю звуки
С отдельного взятого лица.
Я задевал твои колени,
Одев по контурам окно.
Глядели мертвые на время,
Когда закончилось оно (давно?)
Я рассказал иную притчу,
Когда вставал из-за стола.
О чем ты плачешь, Беатриче,
Ты раньше Данте умерла.
