Сельский учитель. Год первый+5

С Георгием Денисовичем Л. мы познакомились в доме отдыха, расположенном в живописном лесу на берегу одного из притоков Днепра.
Для начала нас посадили за один столик в столовой.
– Жора, – представился он.
Я назвался.
– Ну что ж, быть добру, коллега! – подвел он черту ритуалу нашего знакомства, и мы принялись за обед.
Слово «коллега» привлекло мое внимание, поэтому в течение всего обеда я украдкой к нему присматривался. Руки чистые, ногти стриженые – это сразу сузило круг предположений. Характерная мозоль на указательном пальце правой руки свидетельствовала о том, что этому человеку приходится много писать. Кто он – врач, журналист, преподаватель?
– Не мучьте себя догадками, – произнес он, допив компот, – я такой же учитель, как и вы.
Моему удивлению не было предела. Я действительно работал в школе, но готов был дать голову на отсечение, что мы с ним никогда до этого не встречались.
– Да! А как вы узнали?
Он расхохотался.
– Хотите анекдот? Старый, правда, но вы настолько удачно процитировали оттуда фразу, что я готов вновь его вспомнить. Слушайте. На задней площадке трамвая мужчина долго рассматривает женщину. Наконец, не выдержал и спрашивает ее: «Вы, наверное, учительница?». Та удивилась и расчувствовалась: «Да! А как вы узнали?» – «У вас такое идиотское выражение лица!..» Дама обиделась. «Кретин!» – отрезала она. Мужчина помолчал, почесал в затылке и горько заметил: «Вы правы, я тоже учитель…»
Такого анекдота я еще не слышал, поэтому рассмеялся.
– Наша беда в том, – продолжил мой собеседник, – что наша профессия действительно отражается в нашем облике. Тешу себя надеждой, что анекдот лишь с некоторой натяжкой относится к нам, учителям, но за три с лишним десятка лет я действительно научился с первого взгляда находить в любой толпе коллегу. По озабоченности, по усилию удержать себя в рамках, по уверенности в своей правоте – с сотню нюансов я мог бы привести, не сходя с этого места…
Тут мы познакомились еще ближе – откуда, из какой школы, какой предмет и так далее. А следующая наша встреча произошла на зорьке, когда
мы оба разыскивали место, откуда поудобнее было бы забросить удочки.

Разговорились. Мой новый знакомый оказался прекрасным рассказчиком, меня он хвалил как идеального слушателя, вот откуда и взялась цепочка рассказов, которая последует ниже.
Меня жизнь сводила с представителями разных профессий, бывал я во многих компаниях, собранных по профессиональному или по бытовому признаку, прислушивался к разным разговорам – и пришел к парадоксальному выводу: если в любом обществе оказывалось более одного учителя, то их общение очень скоро переходило на профессиональные рельсы. Нас было уже двое, следовательно…
Короче, из многочисленных рассказов Георгия Денисовича я отобрал совсем небольшую толику и дал им общее название. Очень сожалею о том, что не запомнил их дословно – теряется весь колорит живой и образной речи моего собеседника, но я решил, что хотя бы сюжетную часть поможет передать такой литературный прием, как пересказ от третьего лица.

Назначение

Жорка учился в школе совсем неплохо, особенно легко ему давались точные науки. Школу, правда, он окончил без медали, поскольку по конституции СССР, новейшей истории да еще по какому-то малозначительному предмету у него в аттестате были «четверки». И тем не менее, такой аттестат давал ему довольно широкие перспективы получения высшего образования.
Выбери Жорка любой гражданский вуз, жизнь его потекла бы куда более прямым и ровным руслом. Но Жорка захотел стать военным. И не просто военным, а военным авиатором.
Жорку можно было понять: еще вовсю трубили о беспримерном подвиге советских космонавтов Юрия Гагарина и Германа Титова, сотни тысяч мальчишек в школьных анкетах на вопрос: «Кем ты хочешь стать?» – отвечали однозначно: «Космонавтом!». Даже если журнал против их фамилий пестрел «двойками», а на перекладине им удавалось подтянуться не более трех раз.
Жорка на сей счет был спокоен, поэтому без опаски отнес документы в райвоенкомат. Там его встретили очень приветливо, помогли написать заявление в одно из самых престижных авиационных училищ и, как полагается, отправили на медицинскую комиссию.
Снова-таки, выбери Жорка любой гражданский вуз, ему в райполиклинике без проволочек выписали бы форму 286 с отметкой «здоров» по всем необходимым параметрам. Тот же терапевт, что прослушал бы Жорку в цивильной поликлинике с положительным результатом, в составе военкоматской комиссии обнаружил в шумах сердца будущего курсанта-авиатора нечто подозрительное и направил на обследование в областной центр.
Медики областной клинической больницы потрудились на славу: только глаза и зубы у нашего призывника оказались в норме. Все остальные специалисты, обрадованные тем, что юношу не надо лечить ни от каких болезней, а следовательно, при всем желании они не смогут нарушить заповедь «Не навреди!», роясь в старых институтских конспектах и свежайших медицинских журналах, находили у Жорки всё новые и новые отклонения от нормы. По ходу, правда, вырезали гланды, но это было мелочью по сравнению с букетом многочисленных заключений по поводу и без повода.
Итог – негоден к строевой службе в мирное время и годен к нестроевой службе в военное время. Что, кстати, не помешало той же медкомиссии признать Жорку годным к военной службе рядовым семь лет спустя. Но это так, к слову.
Все эти комиссии и перекомиссии привели к тому, что по времени Жорка опоздал к поступлению и в гражданский вуз. А наличие военного билета с пугающей надписью закрыло ему и поступление на работу на приличные предприятия. «Нам инвалиды не нужны, у нас своих хватает!» – все начальники отделов кадров, словно сговорившись, встречали и провожали Жорку одной и той же фразой.
Когда 27 августа Жорка шел устраиваться грузчиком в райунивермаг (дошло уже до этого), то по дороге встретил директора своей школы. На вопрос: «Ну, как дела?» – обстоятельно, с леденящими душу подробностями рассказал о своих злоключениях. Директор Жорку уважал, поэтому счел, что до профессии грузчика тот не дорос, и посоветовал пойти работать старшим пионерским вожатым в любую школу. «Год не пропадет – раз, под боком учителя, которые тебе помогут, в случае чего, подготовиться – два», – приводил неотразимые доводы директор. Поэтому вместо универмага Жорка попал в райком комсомола, где честно и откровенно признался, что с детства мечтает повязывать малышам галстуки и принимать рапорты по результатам сбора макулатуры.
Старшие пионерские вожатые все без исключения входили в состав комсомольского актива района, а в активе был хронический перекос в пользу особей женского пола, которые имели нехорошую привычку выскакивать замуж и уходить в декретный отпуск когда заблагорассудится, в том числе и среди учебного года, что резко снижало показатели отчетности по количеству и качеству проводимых мероприятий. Поэтому приняли Жорку с распростертыми объятиями, предложили датировать заявление началом июля (Жорка как раз в это время лежал на обследовании), без бюрократических проволочек внесли его фамилию в июльский протокол бюро и в списки слушателей месячного установочного семинара вновь назначенных старших пионерских вожатых. А поскольку теперь Жорка был утвержден коллегиальным комсомольским органом и обучен, то он без промедления получил путевку и направил свои стопы в районный отдел народного образования. Вслед ему пообещали всяческую поддержку и помощь, а также конспекты семинара, который он так легко и непринужденно заочно окончил с оценкой «отлично» по всем предметам.
Заведующий районо внимательно изучил путевку пионерского вожака, еще внимательнее всмотрелся в аттестат, вышел в приемную позвонить по телефону (хотя у него на столе стояло своих три аппарата), вернулся и спросил:
– Как ты думаешь, может ли школа прожить без пионерского вожатого?
Жорка поразмыслил немного и, вспомнив, как в его пионерские годы старшие пионервожатые одна за другой толстели в талии и исчезали с горизонта, оголив рабочее место до конца учебного года, а также решив заодно, что врать нехорошо, честно ответил:
– Запросто!
– А без учителя математики, физики, химии, биологии?
Все эти предметы Жорка любил, учителя у него были хорошие, поэтому представить себе школу без них Жорка не смог.
– Конечно, нет!
– Так вот, сегодня за окном конец августа, а у меня в районе четырнадцать вакансий учителей математики, физики, химии, биологии. Поэтому поступим так. Путевку я себе оставлю на память – она все-таки свидетельствует о наличии у тебя педагогического образования в объеме семинара для старших пионерских вожатых. Сейчас я выйду на балкон покурить, а ты тем временем ознакомься со списком вакансий и картой района. Что выберешь, то и твое.
Жорка решил осчастливить Яблоневскую восьмилетнюю школу. В Яблоневке он никогда в жизни не был, но по карте вычислил, что она ближе всего к райцентру.
На следующий день он получил на руки приказ и стал учителем математики и физики.

Университеты

Жорка много лет был учеником, а посему никогда не смотрел на учебный процесс глазами учителя. Пока он добирался до Яблоневки, пытался представить себе, что и как будет преподавать. Никакого представления у него не получилось, кроме, может быть, воображаемой картины выставления оценок в журнал. Получилось, что в преподавании это самое главное. Интуиция подсказывала ему, что этого мало, должно быть еще что-нибудь. Подсказка, однако, получилась весьма невнятной. В сердце стала закрадываться тревога.
Школьное здание тоже не очень воодушевило нашего героя. Построено оно было в начале двадцатого века для нужд церковноприходской школы в составе 3–4 классов и с тех пор подвергалось только косметическому ремонту. Еще один корпус построили лет пятнадцать тому назад и с тех пор капитально ремонтировали ежегодно. Правда, на момент прибытия Жорки косметический ремонт основного здания и капитальный дополнительного  были завершены, из открытых форточек густо пахло свежей масляной краской, а свежевыкрашенные в грязно-коричневый цвет входные двери были заперты и мазались.
С тыльной стороны основной школы нашлась небольшая пристройка, что-то вроде тамбура. Через зеленую лужайку в сторону небольшого парка была натянута бельевая веревка, на которой сушились несколько штор, гардины, мужские брюки и майки, а также небольшой набор предметов нижнего женского белья. Решив, что здесь обитает школьный сторож, Жорка решил полюбопытствовать, где же ему найти директора школы. На стук вышла дама лет сорока пяти с копной черных крашеных волос на голове, уже недели три страдающих от разлуки с расческой, в стареньком вылинявшем халатике. Руки у женщины были по локоть в муке.
– Простите, где я могу найти директора школы?
– А зачем?
– Я должен отдать ей приказ по районо.
– О чем?
– О назначении учителем.
– Тогда подождите две минутки.
Женщина вернулась в дом и появилась минут через десять. Теперь она была в темно-красном платье и с вымытыми  руками. От радости по поводу кратковременного соприкосновения с гребешком волосы из положения «сверху вниз» переместились в положение «снизу вверх и в стороны». Женщина протянула для пожатия руку и представилась:
– Зоя Даниловна, директор школы.
– Очень приятно. Жора.
– Теперь уже не Жора, а Георгий… Как вас по отчеству? Денисович? Георгий Денисович. Вы когда-нибудь работали учителем?
– Никогда.
– Я так и подумала. Ну что же, начнем учиться.
Она вынесла из квартиры (оказывается, с тыльной стороны школьного здания находилась квартира директора школы) три табурета – два для сидения, а на третий она поставила огромных размеров арбуз и несколько ароматных дынек сорта «колхозница». Заставив вновь испеченного Георгия Денисовича поочередно откусывать от полукилограммовой арбузной «скибочки» и от дынных «скибочек» поменьше, она открыла курсы повышения квалификации начинающих учителей.
Из двухчасовой лекции начинающий учитель усвоил далеко не всё, но главное все-таки уловил. Главное сводилось к следующим нескольким требованиям.
Первое. Держать дистанцию между собой и учениками, особенно ученицами. Ибо его предшественница на этом посту сократила дистанцию между собой и мальчишками до размеров, которые допускают далеко не все супруги даже в период пресловутого медового месяца. К сожалению, этот факт вскрылся не сразу (имеется в виду для администрации школы – все село об этом гудело уже месяца два), поэтому шальную девку уволили, а в школе полгода не читалась математика. 
Второе. Учить надо так, чтобы материал усваивали все ученики. Оценок не завышать, но каждая двойка снижает показатель успеваемости. «Запомни, Георгий Денисович, – вещала директор, – каждая пятая двойка идет уже не ученику, а тебе, учителю». Низкий показатель успеваемости ухудшает и без того плачевное положение школы, директору грозит наказание, а если ее начнут увольнять, говорила директор, то тут кое-кто со все возрастающей скоростью побежит искать пятый угол. Георгий никого еще в школе не знал, поэтому угрозу отнес на свой счет.
Третье. Для обучения существуют государственные программы. Набор программ для предметов, которые будет преподавать Георгий Денисович, директор вручит сегодня же, как только будет покончено с арбузом и дынями. Тут же Денисович с изумлением узнал, что будет преподавать не только математику и физику, как значилось в приказе по районо, но и черчение, рисование, немножко химии, а пока не пришлют соответствующего специалиста, то и немецкий язык. Выполнение программы (при непременном условии усвоения ее всеми учениками) – дело государственной важности. В отличие от государственных планов и социалистических обязательств во всех других отраслях народного хозяйства перевыполнение программ тоже не поощрялось.
Четвертое. На каждый урок учитель готовит поурочный план. Он должен состоять из следующих разделов (далее пошел внушительных размеров перечень, который мы из-за недостатка места приводить не будем). Конспектируя многочисленные пункты и подпункты применительно к тем или иным целям урока, Георгий Денисович стал подумывать, а не легче ли было бы ему работать грузчиком. Но отступать было некуда.
На этом и закончилась вся педагогика с дидактикой. В животе было тяжело от съеденного, на душе – от услышанного. На первый год работы Георгий Денисович получил полный объем педагогических знаний, это были первые его университеты. В настоящий университет он поступил на следующий год (на заочное отделение).
А первого сентября Георгий Денисович пошел проводить свой первый урок.

Первый урок

По расписанию это был урок геометрии в седьмом классе. Тему его Георгий Денисович запомнил на всю оставшуюся жизнь: «Сумма внутренних углов четырехугольника».
Поздоровавшись с классом, Георгий Денисович сразу же приступил к объяснению нового материала. Аккуратно начертил на доске мелом четырехугольник, провел в нем диагональ и, включив на полную мощность свое недоразвитое красноречие, как можно подробнее изложил ход доказательства теоремы. Довольный собой, положил мел на краешек доски и спросил:
– Понятно?
Четырнадцать пар глаз смотрели на него дружелюбно и с уважением. Георгий Денисович почувствовал удовлетворение и приготовился было переходить к следующему этапу столь тщательно распланированного урока. Вдруг черноглазая девчонка с выражением лица, свойственным только круглым отличницам, подняла руку. Георгий кивком головы дал ей слово. Девочка встала, поправила юбочку своего коричневого школьного платьица и коротко сказала:
– Ні!
Дело принимало неожиданный оборот. «Бедняжки, они до того запущены с математикой, что не в состоянии усвоить самую простую теорему. Придется повторить».
Георгий Денисович тщательно вытер доску, вновь начертил четырехугольник и вновь провел диагональ. Медленно, с расстановкой, на каждом шагу переспрашивая учеников, понятно ли им, прошел весь путь доказательства от начала до конца. На каждый его шаг ученики послушно кивали головами и говорили: «Ага». Успокоенный Георгий скорее машинально задал традиционный вопрос своей школьной учительницы Нины Антоновны, которым она завершала любое свое объяснение: «Понятно?» И в ответ услышал нестройный хор голосов: «Ні».
Георгий Денисович вспотел так, что почувствовал, как струйки пота сползают вниз по спине вдоль позвоночника. Ему вдруг очень-очень захотелось лихо разгружать машины с товаром, одной левой носить тюки с тканью на второй этаж и складировать в подсобке огромные картонные коробки с хозяйственным мылом. Работа грузчика показалась ему райским наслаждением по сравнению с многотрудными тяготами педагогического труда. Но урок надо было доводить до конца. Хотя бы этот, а там, мол, посмотрим, может, вакансия грузчика еще не забита. Он тяжело вздохнул, вытер доску, начертил четырехугольник с диагональю и в третий раз повторил доказательство. Теперь ученики его не только слушали, но и параллельно записывали ход доказательства в тетрадки…
Внутренне сжавшись, задал сакраментальный вопрос:
– Понятно?
Радостные улыбки, искрящиеся глаза детишек внушали надежду.
– Ні! – дружно завопили детки.
Георгий Денисович взвыл:
– Что же вам непонятно?
Та же умненькая девочка привстала и заявила:
А навіщо це доводити, якщо воно й так видно?
И в ту же секунду прозвенел звонок с урока.
Георгий Денисович шел в учительскую, готовый заплакать. Может, эти детки действительно запущены с математикой. Но мужицкая смекалка, практический склад ума позволяли им на лету хватать то, что иным могло показаться неочевидным. А протокольная часть, то есть оформление хода доказательства теоремы или решения задачи – это уже другая сторона медали, это другая проблема, обучение этому требует несколько иных методик.
Тем временем по школе побежал слух: «Новый учитель не ругается и классно объясняет». Еще до окончания уроков об этом знало все село в 486 домов.  

Дистанция

Против ожидания, преподавательская работа показалась Георгию Денисовичу весьма интересной. Он легко вошел в контакт с учениками и пятого, и шестого, и седьмого классов. Но с восьмым классом, в котором, кстати, его назначили классным руководителем, ничего не получалось.
Виновницами оказались девчонки. История с предшествующей учительницей математики, по-видимому, запала в их душу, и они решили, что теперь-то пришел их черед. Буквально с первого же урока Георгий стал получать от них записки. Пока он на первом же уроке алгебры у доски объяснял новый материал, на учительском столе появился согнутый пополам кусочек тетрадного листа в клеточку. Кто и когда подбросил его, Георгий не видел. Написав на доске задачу для закрепления только что изложенного материала, Георгий сел за стол и обнаружил его лежащим прямо поверх тетради с поурочным планом. Машинально развернул и прочел: «Георгій Денисович! Ви мені дуже сподобались. Цілую. З привітом». Подписи не было.
Денисович обвел глазами класс. Двенадцать девочек и шесть мальчиков старательно писали в тетрадках, сосредоточенно посапывая. Существует мнение, что сельские девчата вызревают раньше городских. Георгий над этим раньше не задумывался, а теперь, присмотревшись, убедился, что этот факт имеет место. Любая и каждая из присутствующих вполне созрела к тому, чтобы не только «целоваться с приветом», как было написано в записке, но и перейти к более тесному сотрудничеству. Георгий Денисович спрятал записку в карман и решил, что это дело он так не оставит.
Когда предложенная задача была с неимоверными потугами и бесчисленными подсказками со стороны учителя решена, Георгий Денисович прервал ход урока для воспитательной паузы.
– Ребята, – сказал он, – я понимаю, что каждого нового учителя надо испытать на прочность – было время, когда и я принимал в таких мероприятиях посильное участие. Но есть темы, которые затрагивать нельзя. Только что мне подбросили вот такую записку… – он прочел записку вслух. – Понимаете, такая записка ставит в неловкое положение и меня, и вас. Я прошу больше такого не делать.
Во время разговора он мобилизовал всю свою проницательность, чтобы вычислить автора записки, но до Шерлока Холмса или комиссара Мегрэ ему было далеко…
Зато он показал барышням, чем его можно достать, что было, безусловно, педагогической ошибкой.
Записки стали сыпаться ему пачками. Он находил их в стопке тетрадок, взятых на проверку, в классном журнале, в карманах пиджака, на столе в классе и на столе в учительской, в почтовом ящике его квартирной хозяйки. Девчонки превратили это эпистолярное издевательство над классным руководителем в спорт, состязаясь друг с другом в пышности фраз. Со временем тематика стала уходить в весьма скользком направлении. Такие записки – а объем некоторых из них возрос до нескольких страниц – на ночь читать было вредно, поскольку они будоражили воображение покруче «Декамерона» Боккаччо.
Георгий Денисович несколько раз пытался обратиться за помощью к директору школы Зое Даниловне. Та сначала только смеялась и шутила: «А что, Денисович, эдак до лета подберешь себе подходящую кандидатуру, женишься. Наш сельсовет шестнадцатилетних расписывает без особой бюрократии. Ты только посмотри, какие у нас есть красавицы!»
А красавицы уже и вовсе перестали учить математику, физику и остальные предметы, которые преподавал Георгий Денисович, а уроки превращали в балаган…
В конце сентября Георгий в последний раз обратился за советом к многоопытному педагогу. Дал ей прочесть парочку совсем уж откровенных «шедевров живописи». На этот раз Зоя Даниловна уже не шутила, а строго сказала:
– Вот что, Георгий Денисович! Ты заварил эту кашу, ты и выкручивайся! Если этот бардак (прошедшая войну Зоя Даниловна, дослужившаяся до чина капитана артиллерии, порой в выражениях не стеснялась) не прекратится – выгоню! А как ты будешь расхлебываться, меня не интересует!
Вечером Денисович долго размышлял над сложившейся ситуацией. Собрал в одну кучу все записки, стал раскладывать по почеркам. Получилось двенадцать неравных кучек. Ни одна записка, естественно, не была подписана, но стопка тетрадок для контрольных работ по математике помогла установить автора каждой из стопок. Тайна перестала быть тайной.
Первое решение, которое пришло в голову, – поговорить с каждой. До конца недели Георгий продумывал содержание и структуру предстоящих разговоров. В конце концов вынужден был признаться себе, что боится. Девицы уже настолько обнаглели в своих откровениях, что дело могло дойти не только до «поцелуев с приветом»… Тогда в голову пришло другое решение.
В пятницу Георгий Денисович получил первую в своей жизни получку. Первую покупку он совершил в сельском почтовом отделении – двенадцать пакетов для бандеролей и четверть квадратного метра марок. Почтальонша помогла ему написать адреса каждой из девиц. В субботу сдал на почту двенадцать бандеролей, в каждой из которых находилось по стопке записок без каких либо сопроводительных комментариев. Заказные бандероли были адресованы исключительно отцам.
В первое воскресенье октября бандероли были вручены адресатам. Весь воскресный вечер над селом стоял слаборазличимый вой и рыдания. Начиная с понедельника поток записок прекратился навсегда. Шаловливые девчонки превратились в паинек, а преподаваемые Георгием Денисовичем предметы изучали с особой тщательностью. Автор одной из самых высоких стопок чуть ли не две недели припудривала огромный синяк под глазом.
– Ну ты и садист, Жора! – с уважением прокомментировала события Зоя Даниловна.
Есть подозрение, что происшедшее стало одной из причин, по которой первое воскресенье октября назначили Днем учителя.

Проверка

Возможно, Георгий Денисович поступил несколько опрометчиво, упомянув однажды об испытаниях учениками учителей. Получилось, что он даром дал деткам идею, которую они не преминули претворить в жизнь.
Неизвестно, кто был первым, предложившим проверить нового учителя «на вшивость» – может, оскорбленные в своих лучших чувствах барышни, может, парни решили отомстить за поруганную честь класса…
Но в один прекрасный день, когда Георгий объяснил порядок решения и оформления задачи и спросил свое традиционное «Питання є?», Леня Бусол, лучший математик класса, поднял руку и спросил:
– А як розв’язати ось таку задачу? – и далее последовал текст.
Жора заглотнул наживку, что называется, с лёту. Его можно простить, потому что по условию задача внешне очень напоминала тот класс задач, который как раз решали по алгебре. Он освободил доску и смело ринулся в бой…
А через три минуты понял, что вляпался. Задача оказалась с двойным дном, а тот метод, который он только что пропагандировал, заводил в тупик – появлялось уравнение третьей степени, которое в школе не изучают. Но отступать было уже некуда: по лицам учеников Георгий понял, что они организовали ему экзамен – перед ним сидели восемнадцать максималистов, восемнадцать прокуроров, восемнадцать судей, и если он сейчас не оправдается, то будет приговорен к высшей мере наказания. Естественно, речь не шла об убийстве, но после этого урока у него будет единственный выход – уволиться. Учитель, не прошедший такого рода испытания, опустит свой авторитет до уровня авторитета вон того петуха, который сейчас бродит перед школой – можно пройти мимо, не обратив внимания, а можно и сапогом под хвост поддать, чтобы летел с кручи аж на тот берег…
Один такой случай Жора хорошо помнил еще со своей школьной поры. Их классу не везло на учителей русского языка – за три года их сменилось пятеро. Предпоследняя из них оказалась дамой весьма язвительной и чванливой. За ошибку на доске отвечающий мог получить такие комментарии, что после этого хотелось вообще бросить школу. А анализа ошибок после диктанта они, семиклассники, боялись больше самого диктанта.
После очередной разборки класс решил «русачку проверить». За дело взялись две отличницы – Рая и Валя. После огромной поисковой работы они в каком-то чеховском произведении нашли что-то убийственное. Осталось дождаться подходящего момента. И он наступил, когда «русачка» сорвалась на фразу: «Если бы я так писала диктанты, то я бы на пушечный выстрел к школе не подошла!».
– А разве вы никогда не делаете ошибок в диктантах?
У Раечки был такой наивный вид, что учительница купилась:
– Я уже забыла, когда это было в последний раз.
Заранее подготовленный класс «взбунтовался» – все зашумели, загалдели, затопали ногами: «Такого не бывает!», «Она нас обманывает», «Это неправда!», «Ей хорошо издеваться, а сама…», «А давайте проверим!»…
Учительница задрала подбородок, встала у доски и сказала: «Хорошо! Диктуйте!». Тогда Раечка вытащила из кармашка текст и стала диктовать.
Уже через минуту учительница остановилась и спросила:
– Где ты это нашла?
– Чехов. Классика.
– Так, хватит заниматься чепухой! Переходим к материалу урока! А ты завтра придешь в школу с отцом!
Но урока не получилось. Ученики снова зашумели, загалдели и стали делать вид, что учительницы в классе нет – так было договорено заранее. Взять власть в свои руки учительнице больше не удалось. Никто не реагировал ни на крики, ни на предупреждения. Переговаривались между собой, ходили по классу, перебрасывались книжками и портфелями. Кто-то достал бутерброд. «Русачка» стала писать замечания в дневники, но «наказанные» организовали бурное групповое обсуждение записей, со смехом тыкая пальцем в сторону учительницы. Та выскочила из класса и побежала за директором.
Но ни директор и никто другой не смогли остановить взбунтовавшихся учеников. Учительницу пришлось заменить…
– Ну и задачку вы отковыряли, – честно признался Георгий, – ничего не скажешь, молодцы! С первого захода я не смог ее решить. Давайте попробуем подойти к ней иначе…
Жора пошел на второй заход: решил обозначать новыми буквами все, что было в задаче неизвестным. Когда-то Нина Антоновна, его учительница математики, воспользовалась таким приемом на занятиях кружка, когда разбирала с ребятами задачу областной олимпиады. До этого Жора по собственной инициативе никогда такой прием не применял, о чем сегодня уже успел пожалеть.
Мел побежал по доске, в итоге получилась система из четырех уравнений с четырьмя неизвестными – тот еще подарочек! Впрочем, от одной переменной он избавился без труда. Осталось три…
Георгий смотрел на головоломную систему из трех уравнений: вот где жуть! Ему было уже все равно, понимают его рассуждения ученики или нет. Наверняка не понимали. Им «по барабану», что он там пишет на доске, они ждут ответ – Жора спинным мозгом чувствовал, что ответ они знают заранее.  
И вдруг Жора увидел! В первом уравнении он смог угадать значение одной из переменных, а это равносильно тому, что после преобразований у него получится квадратное уравнение, то есть нынешний материал! И пусть не совсем честно, но он уже выкрутился!
Георгий сразу же успокоился. Мало того, в нем проснулся маленький чертенок, который любил иногда щекотать Жору под ребро, заставляя разыгрывать целые спектакли. 
Он повернулся к классу и снова внимательно посмотрел на ребят. Лица у них были вроде бы бесстрастны, но в глазах читалось: «Ну что? Съел?». Жора в свою очередь подумал: «А это еще кто кого!». Демонстративно посмотрел на часы и сказал:
– Вот что, ребята! Урок уже кончается, осталось всего пять минут. Поэтому я не буду подробно расписывать по доске все преобразования. Они все равно приведут нас к тому, что я нашел уже устно: «икс» в этой системе будет равен семи. А раз так, то ответ у задачи будет такой…
Он сделал на доске еще одну выкладку и обвел число мелом.
Ученики все как один повернулись в сторону Лени. Тот уныло кивнул головой.
Жора ликовал: есть победа!
– А теперь я должен сказать вам следующее: из-за этой задачи мы потеряли уйму времени и не выполнили всего, что было запланировано сделать на сегодняшнем уроке. Я сам люблю крепкие задачи, но тратить время урока на решение того, что не входит в программу и понятно не всем, впредь я не буду. Если кто-то интересуется, мы можем оставаться после уроков – пусть это будет математический кружок… А теперь запишите задание на дом…
В кружок записались почти все мальчики и две девочки. Но, как выяснилось чуть позже, не любовь к математике руководила их выбором. По крайней мере, на первых порах… Тайна раскрылась только через неделю, когда в школу принесли очередной номер журнала «Математика в школе». В одной из статей была опубликована именно эта зубодробительная задача, на которой чуть не погорел Жора, и приведен к ней ответ. Решения же не было…
Так вот оно что! – понял Георгий. Колхоз в порядке шефской помощи ежегодно выписывал на школу все необходимые педагогические издания и несколько научно-популярных журналов. Мама Леонида Бусола работала почтальоном. Класс дал Лене поручение уговорить маму приносить журналы «Математика в школе» и «Квант» в учительскую на неделю позже. Леня объяснил маме, что будет усиленно готовиться по математике, на что мама с радостью согласилась. А он добросовестно выискивал задачи, более или менее соответствующие изучаемой теме, и подбрасывал учителю. Иногда на уроке, но в основном на кружке. Денисович теперь никогда не кидался на задачу сразу, но всегда приносил решение еще до того, как прочтет его в журнале.
Идефикс – заловить учителя – отошла на задний план, и ребята действительно стали интересоваться «нешкольной математикой». Георгий Денисович очень быстро разгадал ребячью хитрость, но вида не подал, а решил воспользоваться моментом. Ребята ему задачу – и он им задачу. Ребята еще – а он по задаче каждому… Так и повелось. Ребята стали расширять диапазон поисков – в ход пошли библиотечные книги... Больше всего в сельской библиотеке было конкурсных задач для поступающих в вузы, поэтому к концу учебного года… Жора был прекрасно подготовлен к вступительным экзаменам.
Короче, «проверка на вшивость» переросла в перманентную состязательность, сослужившую хорошую службу не только восьмиклассникам, но и самому Георгию.

Картошка

Самый актуальный вопрос, решаемый населением нашей страны в теплое время года, – заготовки на зиму. С первого же урожая клубнички хозяйки варят, солят, маринуют, квасят, консервируют, пропаривают, закатывают – и так до поздней осени.
Георгий Денисович всем этим не занимался, потому что жил не дома, а у хозяйки. В самом начале учебного года директор школы Зоя Даниловна повела Георгия на экскурсию по селу, заходя чуть ли не в каждый дом. Почти никто не был против того, чтобы взять учителя на постой, но когда выяснялось, что нужна квартира «со столом», то есть учителю нужно было еще и готовить, то все почему-то отказывали. Впоследствии Георгий выяснил в чем дело – люди просто стеснялись кормить его тем же, что едят сами: им казалось, что учителя едят что-то ресторанно-экзотическое по рецептам, которые им, простым сельским хозяйкам, непосильны.
Жоре это чувство было знакомо – он вспомнил, насколько шокировала его, тогда еще второклассника, картина в учительской, куда он вошел по поручению учителя пения: его учительница ела бутерброд! До этого ему казалось, что учителя вообще не едят, не курят, не спят и не ходят в туалет.
Приняла «со столом» его пожилая чета. В колхозе они были новичками – поселились после реабилитации. И он и она в разное время по разным причинам попали на Колыму по знаменитой пятьдесят восьмой сталинской статье как изменники Родины. После смерти Сталина им сначала ослабили режим – из лагеря перевели на поселение, где они, кстати, познакомились и поженились, – а со временем и вовсе отпустили, поскольку оказалось, что Родине они на самом деле не изменяли. До ареста хозяйка жила в Яблоневом, поэтому и вернулась сюда с мужем.
Несмотря на тюремное прошлое, людьми они были порядочными, очень чистоплотными и добрыми. Правда, за хозяйкой наблюдались некоторые странности, обусловленные тем, что однажды на лесоповале ей травмировало голову. Например, она, приготовив для постояльца обед, могла принести его завернутым в фуфайке для сохранения температуры в школу и занести прямо в класс на урок к вящей радости учеников. Георгий сначала очень стыдился, а потом нашел способ и обед отложить, не обидев при этом хозяйку, и урок не сорвать.
Хозяйка как-то пожаловалась мужу, что в нынешнем году урожай картошки похуже, чем в прошлом. Георгий, слышавший этот разговор, решил, что людям надо помочь. Хозяева относились к нему как к родному сыну, старались создать все удобства для работы и отдыха, поэтому не принять участия в их беде он просто не мог. Правление колхоза еще в начале учебного года постановило: с целью закрепления педагогических кадров на селе отпускать учителям продукты по себестоимости, то есть втрое-вчетверо дешевле, чем на рынке. Посему, решил Жора, с него не убудет, если он им поможет хотя бы картошкой.
На следующий день после уроков он отправился в контору колхоза выписывать картошку. Председателя колхоза не было, его временно замещал парторг. Шла уборка поздних овощей, районные организации чуть ли не ежечасно требовали отчетов то по урожайности, то по валу, то по сдаче, то по обеспечению условий для хранения, то по созданию семенного фонда, а здесь, на месте, надо было организовать работу бригад, обеспечить бесперебойное снабжение горючим, наладить питание людей на полевых станах, проследить за вывозом урожая… А тут еще и райком партии напоминает о запланированных политических мероприятиях, о прибытии агитбригады, о подготовке заседания бюро по огрехам в организации наглядной агитации в колхозе… Короче, запарка такая, что некогда в гору глянуть!
И вот на фоне всей этой кутерьмы на пороге появляется молоденький учителишка, явно с какой-то просьбой. В другое время послал бы парторг его туда, где Макар телят не пас, но совсем недавно сам же лично выступал на заседании правления о необходимости проявлять максимум внимания к потребностям сельской интеллигенции. На максимум у него не было ни сил, ни времени, поэтому он ограничился минимумом:
– Чего тебе?
– Картошки на зиму…
– Иди домой, будет картошка. – Парторг сделал пометку в календарике.
– Сколько заплатить в контору?..
– Иди уже! Даром дам…
Георгий домой не пошел, потому что по графику дежурил сегодня в клубе на детском киносеансе – следил, чтобы дети не буянили, не кричали на каждый порыв пленки: «Сапожник! На мыло тебя!», ибо киномеханик был человеком нервным по причине ежедневного похмельного синдрома и мог запросто прекратить сеанс. Кроме того, следовало отслеживать, чтобы детвора не лузгала в зале семечки – клуб убирала баба Феня, которая работала еще и уборщицей в школе, а также в сельсовете, в конторе и в сельской библиотеке. Профессия была малооплачиваемой, а поэтому остродефицитной. Баба Феня грозилась, что если в клубе будет шелуха, то она со школой рассчитается. Был составлен график дежурства учителей по клубу, благодаря чему школа содержалась в чистоте.
Фильм был интересным, пленка порвалась всего один раз, Георгий Денисович быстро нашел, на что переключить внимание детей, шелухи под скамейками почти не было – было от чего прийти в благостное расположение духа. А еще по дороге домой его обогнал самосвал, лихо завернул во двор его хозяйки. Послышался натужный рев двигателя, стук кузова, вернувшегося в транспортное положение, самосвал на третьей скорости вырвался со двора и, едва вписавшись в поворот, помчался по улице дальше. «Ага, вот и картошка приехала!» – радовался Георгий.
… Во дворе лежала огромная куча картофеля, рядом стояли хозяин и хозяйка и тупо на нее смотрели.
– Що це таке? – поинтересовалась хозяйка, когда Жора появился в проеме ворот.
– Картошка на зиму.
– І скільки ти з цієї кучі з’їси до весни?
Жора попытался прикинуть:
– Килограммов двести.
– А тут скільки?
– Тонны три-три с половиной, – ответил за него хозяин.
– А куди решту подіти?
– Ну, в погреб сложить. Вам же тоже кушать надо…
– Ні, у погріб не влізе – ми із своїх п’ятнадцяти соток ледве вмістили. А минулого року її ще більше було. Таки не влізло, ми її по селу розвозили, даром віддавали. Тим, у кого худоби багато...
Целую неделю Георгий Денисович после уроков ручной тележкой о двух колесах развозил по селу картошку. Тем, «у кого худоби багато». Даром.

Педсовет

В начале ноября Георгий Денисович впервые в жизни принял участие в работе педагогического совета школы.
До того момента слово «педсовет» действовало на него устрашающе. Есть в лексиконе у взрослых несколько слов, которыми они пытались вызвать состояние стресса у подрастающего поколения. Если ты ребенок ясельного возраста, то самым серьезным пугалом для тебя было слово «бабай». Услышав это слово, малыш становился послушным, переставал капризничать и с превеликим аппетитом пересиливал отвращение к манной каше, какао и прочим невкусностям. Кстати, много лет спустя я встретил человека с такой фамилией. Милейший и добрейший человек, совершенно не страшный, о сотрудничестве с ним я вспоминаю всегда с теплотой.
Для детей постарше, но еще дошкольного возраста, вводилось новое понятие – «дядя милиционер». Эффект был менее потрясающим, поскольку недальновидные взрослые читали деткам стишки о другом дяде милиционере – дяде Степе-великане, написанные с явной симпатией к его профессии и морально-служебным качествам. Впрочем, у наиболее впечатлительных детей страх к людям в синей шинели все же впитывался в подсознание и оставался до старости, невзирая на то, что они к криминалу никакого отношения не имели.
Слово «педсовет» было рассчитано на детей школьного возраста. Учителя пугали этим словом шалунишек и нерадивых, а также юных склеротиков, забывших дома дневник, тетрадку с домашним заданием, сменную обувь или физкультурную форму, помимо этого – прогульщиков, курильщиков и носителей чубчиков длиннее установленных норм, девочек, пытающихся проигнорировать существование школьной формы или научившихся класть тонкий слой лака на ноготки, а косметики – на поверхность лица. То есть, слово «педсовет» – это универсальное психотропное словесное оружие в арсенале педагогов всех поколений независимо от их квалификации, стажа педагогической работы и преподаваемого предмета. У немногих школьников вырабатывался иммунитет против этого слова, большинство же, даже став родителями, продолжали бояться скрывающегося за этим словом коллегиального органа с преимущественно совещательными возможностями.
Августовский педсовет Георгий Денисович пропустил, поелику его как учителя испекли в районо днем позже, теперь ожидал ноябрьского с легким душевным трепетом. Ему казалось, что на педсовете решают глобальные проблемы обучения и коммунистического воспитания подрастающего поколения, к которым он не был готов ни теоретически, ни практически. А еще он боялся, что его там осудят за историю с денатуратом.
А история такова. Незадолго до этого Жору командировали в районо за получением наглядных пособий и расходных материалов. Столь значительными словами были обозначены три географические карты, набор таблиц по ботанике, деревянный циркуль для доски, две коробки цветных мелков и бутылка денатурата. Последний предназначался для наполнения спиртовок, которые использовались в практике лабораторных работ по физике и по химии. А раз Георгий Денисович вел и то и другое, то директор ему же и вручила полулитровую бутылку с чернильного цвета жидкостью и с этикеткой, на которой помимо всего прочего был нарисован череп с костями и крупными буквами написано слово «Яд!». Еще и добавила при этом: «Расходуй экономно, это нам на весь учебный год!».
Не мудрствуя лукаво, Георгий поставил бутылку в своей классной комнате в шкаф. А на следующий день на большом перерыве четверо его восьмиклассников бутылку реквизировали и в туалете распили. На урок биологии явились в несколько возбужденном состоянии. Многоопытный нос Галины Филимоновны уловил знакомый аромат, и преступная группа была немедленно изолирована от приличного общества в учительской комнате. Тут же отбыли посыльные за родителями.
Реакция первого же отца, прибывшего на разбор инцидента, весьма озадачила педагогический коллектив в лице классного руководителя Георгия Денисовича. Выслушав информацию директора, отец дал своему чаду по шее и со словами: «Тобі шо, придурок, самогона дома мало?!» – увел пошатывающегося отрока домой. Реакции остальных трех папаш он не видел, так как ушел на урок, но, судя по тишине в здании, если разбор полетов и состоялся, то не в школе.
Наконец, настал назначенный для педсовета день. В ожидании совещания члены коллектива мало-помалу собирались в учительской. Чтобы не терять время зря, Зоя Даниловна собирала с классных руководителей сведения об успеваемости, заполняя большущий лист-«простынку», заранее разграфленный на несчетное количество мелких клеточек. Те, кто в данный момент не отчитывался, негромко переговаривались друг с другом, заполняли журналы, Мария Ивановна, пожилая учительница третьего класса, что-то писала в большую амбарную книгу.
Когда «простынка» была закончена, Зоя Даниловна обыденным голосом спросила:
– Что там у нас еще?
Галина Филимоновна, учительница биологии и географии, стала интересоваться, что делать с урожаем свеклы с пришкольного опытного участка. В двух километрах от школы (это и называется пришкольный) колхоз выделил полгектара земли, на котором в нынешнем году вырос рекордный урожай сахарной свеклы. Но, к сожалению, вела речь дальше Галина Филимоновна, не менее рекордные урожаи свеклы были и на соседних участках, и во всем районе. По этой причине никто не хотел нашу свеклу покупать.
Георгий не понял трагизма ситуации и обратился за разъяснениями к соседке, учительнице украинского языка и литературы. Выяснил он следующее. Школа ежегодно высаживала на пришкольном опытном участке сахарную свеклу, а дети в течение всего сезона ее пропалывали, прорывали – короче, обрабатывали. Осенью школа свой урожай продавала частным лицам в виде корма для домашних животных, получая за это хоть и небольшие, но наличные деньги. За эти деньги школа приобретала веники, половые тряпки и прочие атрибуты школьной гигиены – то есть все то, что не распространялось централизованным порядком, как, например, наглядные пособия, и что невозможно было купить в магазинах за безналичный расчет по причине многолетнего отсутствия в продаже. В нынешнем году охотников на школьный урожай нет. А плодотворная учебно-познавательная деятельность школы может быть подрублена прямо на корню по инициативе санстанции, стоит только ей заподозрить, что веников нет или они функционируют недостаточно эффективно.
Насколько серьезно положение, Георгий понял и по тому, как все побросали свои журнальные заботы и вступили в полемику, впоследствии названную психологами «мозговой штурм». Со временем ручеек идей иссяк, нытики стали жаловаться на отвратительное снабжение сельских школ вообще и Яблоневской восьмилетней школы в частности.
– Что такое бутылка денатурата в год – раньше по четыре давали! Вот вылакала детвора пол-литра за пять минут, и всё – весь год без лабораторок! – возмущалась Валентина Петровна.
– Ну, предположим, можно взять полмешка свеклы, перегнать на самогон, очистить хорошенько, и спирт для спиртовок у нас будет… – задумчиво протянула Галина Филимоновна.
– Почему полмешка? Перегоним весь урожай! – осенило Зою Даниловну. – Продукт пользуется спросом всегда, мы его очистим так, что Кузьминичне и не снилось (Кузьминична – местный конкурент государственной монополии на изготовление крепких спиртных напитков), а на выручку мы и веники купим, и не только… Так, Ивановна, запиши в протокол педсовета поручение Галине Филимоновне и Георгию Денисовичу – не зря же они у нас химики-физики-биологи. Им и флаг в руки.
Мария Ивановна поспешно кинулась царапать в свою амбарную книгу, а Георгий Денисович догадался, что побывал на своем первом в жизни педсовете.
Неделю после этого педколлектив чуть ли не в полном составе вечерами дробил свеклу. На школьный чердак сносились емкости для брожения. Месяц по коридорам гулял запах, навевающий радостные мысли о соленых огурчиках, а потом вступило в действие спецоборудование, принесенное Галиной Филимоновной из дому, на конечном этапе – школьное лабораторное оборудование и военные запасы (в подвале школы находился забытый всеми запас ГО – гражданской обороны), из которых наибольшей популярностью в том году пользовались противогазы с угольными фильтрами.
После обработки вся школьная сахарная свекла поместилась в две полные тридцативосьмилитровые молочные фляги. Спиртомер показывал девяносто два с половиной градуса. Лабораторные работы и веники были спасены.

Хозяин

С наступлением зимы Георгию Денисовичу стало полегче. Он уже втянулся в школьные будни, написание поурочных планов перестало быть мучительно долгой процедурой, выработались критерии проверки тетрадей, да и поручение  педсовета они с Галиной Филимоновной выполнили с блеском (в глазах коллег, во всяком случае). Появилось время для нормального общения с хозяевами, благо эти люди давно уже заслужили более внимательного отношения с его стороны.
Флегонт Георгиевич – так звали хозяина – работал «крысодавом», то есть от лица районной санэпидслужбы раскладывал по фермам и колхозным помещениям отраву для крыс и мышей, изводил тараканов и мух.
Каково же было удивление Жоры, когда он узнал, что у Флегонта Георгиевича высшее образование и в его трудовой биографии была даже весьма высокая должность. Правда, совсем недолго, потому что бдительные чекисты из НКВД своевременно пресекли его враждебную по отношению к социалистическому строю подрывную деятельность.
А было дело так. Еще до войны закончил Флегонт Георгиевич Ленинградскую лесотехническую академию и получил назначение главным инженером в один далекий сибирский леспромхоз. Транспортные магистрали в те времена были развиты еще хуже, чем сейчас, поэтому добирался он до места назначения больше месяца: поездом, пароходом, единственным на этой трассе с периодом обращения восемнадцать дней, потом на попутных лошадках. Директор леспромхоза, на тот момент единственный дипломированный специалист, несказанно обрадовался вновь прибывшему, поскольку перед этим он несколько лет не был в отпуске, проживающие с ним жена и дети одичали и захирели. Их срочно надо было свозить к морю, покормить витаминчиками, показать хотя бы какую-то цивилизацию. Сибирское лето короткое, следовало торопиться, пока не кончилась навигация. Поэтому он в рекордно короткие сроки передал главному инженеру свое хозяйство, печать, ключи от сейфа и отбыл в теплые края до следующей навигации.
А через несколько недель после короткого слякотного периода наступили морозы, верховья судоходной реки сковал лед, пароходик выполнил последний рейс и выбросил на берег четырех студентов, которых снова-таки доставили в леспромхоз на попутной лошадке. Это были студенты четвертого курса все той же лесотехнической академии, которые направлялись на практику в еще более далекий леспромхоз, да не рассчитали сроки, не вписались в навигацию, а поэтому рисковали потерять год учебы.
Стали они просить Флегонта Георгиевича пройти практику у него – им-то без разницы, в каком леспромхозе работать, а ему – хорошая подмога в виде почти подготовленных специалистов. Возражений с его стороны не было, тем более что ребят этих он по академии немножко помнил, несмотря на то, что учились они на пару курсов позже. Несколько дней ушло на то, что он связывался по рации с головным управлением, которое послало телеграмму в Ленинград, а Ленинград послал обратную телеграмму, которая дала добро на изменение места практики. За это время ребята изнервничались, поэтому, когда Флегонт Георгиевич позвал их к себе в конторку и дал подписаться под приказом о временном, на время практики, зачислении в штат, тут же мотнулись в факторию и принесли полдюжины бутылок пищевого спирта (его продавали в Сибири вместо водки). Стали настойчиво приглашать главного на процедуру снятия напряжения, и тот было согласился, да тут позвали на участок, где случилась какая-то мелкая авария, требующая, однако, специальных знаний. Флегонт Георгиевич пообещал прийти позже, но так на вечеринку и не попал.
Четверка студентов разгулялась широко, с размахом. Пили с тостами, пили без тостов, под патефон плясали «яблочко» и без патефона пели песни. А когда и вовсе разошлись, стали бить о стенки комнаты пустые бутылки. Одна бутылка выбрала себе не ту траекторию и со всей силы вмазалась в портрет вождя всех народов товарища Иосифа Виссарионовича Сталина. Стекло разбилось, бумага прорвалась, рамка покачнулась несколько раз на бечевке и оборвалась…
Кто-то из этих же четверых донес куда надо, и утром всех практикантов забрали. Уполномоченный НКВД в леспромхозе лично трое суток не спал – отвозил связанных арестованных в санях в поселок. Они же, сволочи, спали столько, сколько хотели. Правда, в отличие от уполномоченного, они не ели. И это, по мнению чекиста, было правильно – нечего было на врагов народа продукты переводить. А в поселке за них взялись уже опытные специалисты. После двадцатичетырехчасового непрерывного допроса, на котором всего-то и делов: зубы напильником попилили, пальцы в тиски позажимали да по детородным органам коваными сапогами потоптались – признались все четверо, что кощунство и вандализм в отношении портрета дорогого товарища Сталина они совсем не так просто проявили. Давно уже они против Советской власти и родного народа работают, продавшись английским и американским буржуям. И в леспромхоз они не случайно попали, а потому что знали, что именно в этом хозяйстве заготавливают стратегически важную древесину, из которой потом делают снарядные ящики, а отсюда – прямой выход на подрыв военной мощи молодого социалистического государства.
Настолько разоткровенничались члены подпольной антикоммунистической организации, что стали выдавать всех подряд. В том числе выдали и исполняющего обязанности директора леспромхоза главного инженера этого же леспромхоза по кличке Флегонт, который и притормозил их продвижение в менее важный со стратегической точки зрения леспромхоз да по собственной инициативе оставил у себя. 
И состоялся еще один звонок в леспромхоз, и вновь еще не отоспавшийся от предыдущей поездки уполномоченный НКВД запряг лошадок и отправился в путь. На этот раз его поклажей был один только человек, но какой – сам главный инженер!
Правда, оставшийся без специалистов леспромхоз пришлось законсервировать до возвращения главного начальника, но не спишешь же на наших славных чекистов невыполнение плана по лесозаготовкам! У них другая работа – беречь Родину от внутренних и внешних врагов.
Внутренний враг Флегонт Георгиевич не отпирался: да, это он ходатайствовал перед главком, чтобы эту четверку оставили у него, да, это он временно поселил их в красном уголке… На все вопросы отвечал «да». Это чекистам понравилось. Не понравилось только то, что он якобы не подозревал, что эти четверо – подпольная террористическая организация, приспешники мировой системы империализма. За это его били мокрым полотенцем по лицу до тех пор, пока не добились сотрясения мозга, потом дали голому поостыть на холодном цементном полу. После пяти часов «холодильной камеры» он охотно подписывал всё, что ему подсовывали.
Отделался он легко: пятнадцать лет лагерей и десять лет поражения в правах. Полученное образование ему очень и очень пригодилось – на Колыме он валил все тот же лес.
За несколько месяцев до смерти Сталина окончился его лагерный срок, но на поселение его отправили только в 55 году. Сначала пил беспробудно, а потом встретил Дашу, выходил ее, они поженились, а первое, что он сделал, когда они приехали в наши края, добровольно лег в психиатрическую клинику с целью вылечиться от алкоголизма. С тех пор алкоголя в рот не берет.

Хозяйка

Дарья Архиповна по жизни своей высоких постов не занимала. Окончила она семь классов, а вскоре село Яблоневое заняли фашисты. Спряталась она на окраине села у дальней родственницы, на улицу не показывалась. А если выгоняла нужда, в старую грязную фуфайку рядилась, старым платочком по самые глаза завязывалась да щеки пеплом вымарывала. В центр села не ходила, а на окраине – где бочком, где огородами, чтобы солдатам на глаза не попасться. Картошки или брюквы  накопает, хворосту из посадки принесет, да и опять в хату.
А вот ее однокласснице Ганне не повезло – впала она в глаз одному фашисту. Тот выследил, в какой хате девка прячется, да и пришел вечерком с двумя такими же. Бабку с дедом в сарае заперли, а сами до утра Ганку к взрослой жизни приучали. Хотела Ганка руки на себя наложить, да что-то удержало ее. Может, шмат сала да буханка хлеба с двумя кусками сахара, что ей ночные гости оставили, может, еще что… Короче, не только жива осталась, а со временем еще и во вкус вошла. Стала в открытую по селу ходить. Одеваться получше стала. Вражеские солдаты себя цивилизованными считали – то продуктами с ней за услуги расплачивались, то рейхсмарками. Она же в свою очередь стала расширять спектр своих услуг – доносить на односельчан, кто что от них из своего прошлого скрывает, кто что у них  подворовывает. Виновных фашисты наказывали по всей строгости военного положения, а Ганка все пышнее становилась да смелее. А когда пришла Советская армия, Ганка с немцами сбежала.
Но, видно, не нужны были отступающим немцам предатели да проститутки, бросили они где-то Ганку по дороге, пришлось той домой возвращаться. Конечно, не в свое село. Нашла она в тридцати километрах дальних родственников, ничего о Ганкиных похождениях не знающих. Может, и дожила бы Ганка себе в тиши до глубокой старости, если бы не случай, которых свел ее с Дарьей. И случай-то простой: встретились две женщины на перроне вокзала, сделали вид, что не узнали друг друга, да и разъехались в разные стороны.
Только Ганка шустрой оказалась: пока Дарья на элеватор документы отвозила да назад возвращалась, было подброшено в компетентные органы письмо без подписи, где очень-очень подробно описаны «подвиги» Ганки с указанием фамилий наказанных фашистами людей, количество обслуживаемых немецких клиентов и прочее. Только вместо Ганкиной фамилии там Дашина стояла. Вернулась Дарья домой, а ей не дали и в хату войти.
Доказать Дашину невиновность можно было за день-два, но не пошел на это молодой следователь. Поставил вопрос так: или Даша его утешает, или на Колыме лес валит. Так Дарья Архиповна попала на Колыму.
Как и Флегонт Георгиевич, работала на лесоповале, да только произошел с ней несчастный случай – развалился штабель, ударило ее бревном по голове, провалило череп. Товарки уж думали, что не выживет, ан нет, выжила, не взирая на отсутствие нейрохирургов для обслуживания политзаключенных. Кто уж и как сжалился над нею, но досрочно перевели ее на поселение. Все равно поведением неадекватна и к лесоповалу непригодна. Там и подобрал ее Флегонт Георгиевич, выходил, более-менее к нормальной жизни вернул. У таких же, как сам, заключенных, бывших врачей, вызнавал методы лечения и лекарства доставал. Короче, выпестовал себе жену, хоть и «припадочную».

Пропавшая контрольная

Припадки у Дарьи Архиповны действительно случались, но редко, и они не были страшными. Закричит, бывало, хозяйка среди ночи, потом возня с минуту-другую, вслед за ним – всхлипывание и вновь тишина…
Однажды в декабре уезжал Флегонт Георгиевич в командировку на два дня и одну ночь. За дневное время хозяин не беспокоился, а вот ночь вызывала у него некоторые опасения. Дело в том, что припадки с хозяйкой случались исключительно ночью, когда ей, вероятно, снилось что-то нехорошее. Решил хозяин себя подстраховать. Подозвал к себе Георгия Денисовича и говорит:
– Сегодняшнюю ночь будешь сторожить Архиповну. Вот тебе две таблетки. Одна из них про запас. Если она схватится среди ночи и начнет кричать, ты любым способом затолкай одну таблетку ей в рот и придержи, чтобы она эту таблетку проглотила. Лекарство очень сильнодействующее – буквально через минуту она затихнет и заснет. Вот и всё.
Инструкция была предельно простой, поэтому Георгий заверил, что в случае чего все будет исполнено без изъянов. Хозяин уехал.
День прошел без приключений, из важных событий была лишь контрольная по алгебре в восьмом классе. К этой контрольной особо готовились и дети, и Георгий Денисович. Как раз к этому времени были восполнены все пробелы, вызванные недостатками в преподавании математики в прошлом году, – класс вышел на прямое выполнение программы.
Георгий взял тетрадки домой – и ему, и детям хотелось как можно быстрее узнать результаты. К десяти вечера проверка была закончена, оценки выписаны на отдельный листочек. Георгий решил, что завтра он проведет вместо геометрии алгебру – работа над ошибками должна завершить огромный по сложности и напряженности этап его работы. До одиннадцати они с Дарьей Архиповной посмотрели телевизор, после чего разошлись по своим комнатам и улеглись спать.
В два ночи Жора проснулся от страшного крика. Он включил свет и увидел, что его хозяйка с искаженным лицом бегает по комнатам, сметая все на своем пути и натыкаясь на стены. Она истошно кричала: «Огонь!.. Горит!.. Туши!..». Он рванулся к тому месту, где оставил таблетки, но Дарья Архиповна там уже побывала. Роясь в осколках перебитых стаканов, блюдец и чашек, Жора с трудом разыскал одну из двух нужных таблеток. Грохот стоял сразу во всех комнатах. Пока он вставал, хозяйка обнаружила входную дверь, открыла засов и исчезла в снежной ночи.
Времени терять было некогда. Как был Жора в трусиках, маечке да в домашних тапочках, так и ринулся за хозяйкой. Догнал только в полукилометре от хаты, в поле. Не думайте, что Дарья Архиповна ждала его с открытым для принятия таблетки ртом. Дважды она отшвыривала Жору в сугробы, он вставал, снова догонял. С третьего захода он запрыгнул ей на спину, на ощупь воткнул ей в рот таблетку и зажал его ладонью. Еще две минуты хозяйка пыталась сбросить Жору со спины. Если вы видели когда-нибудь в передачах типа «Клуб кинопутешественников» или «В мире животных», как объезжают мустангов, то вы можете получить достаточно точное представление об этой картине.
Но через две минуты, как и обещал Флегонт Георгиевич, таблетка подействовала, Дарья Архиповна упала на снег и заснула.
А теперь представьте эту картину: огромное снежное поле, звездная морозная безветренная ночь, у подножия небольшого сугроба безмятежно спит немолодая женщина в ситцевой ночной сорочке, рядом торчит на одной ноге двухметровый фитиль в трусиках, маечке и одном тапке – второй был утерян в ходе неравной борьбы. В полукилометре угадываются очертания погруженного в сон села, только в одной хатке светится три окошка да прямоугольник открытой настежь двери. Тишина, только где-то далеко на краю села время от времени начинает брехать слишком усердный пес…
Вес хозяйки был по тем временам чуть-чуть за сто, Жорин вес едва дотягивал до восьмидесяти. Если вы думаете, что сей герой взял несчастную даму на руки и бережно понес к дому, то вы несколько переоцениваете его физические возможности. Он снял с себя майку, укутал ею ноги женщины,  чтобы она их не поранила, взял ее под мышки и поволок по направлению к хате.
Это был нелегкий труд. Три или четыре раза он останавливался и думал, что это уже всё, предел, больше – ни сантиметра. Но мороз напоминал ему о несколько экстравагантном для зимы наряде, снег начинал примерзать к пяткам (второй тапок скользил по снегу, пришлось и его сбросить), он вновь подхватывал спящую хозяйку под мышки и пропахивал ее ногами глубокую борозду в слое снега. Физическое напряжение его согревало, от тела шел парок, но таяли силы…
Так или иначе, но больная была доставлена домой и с превеликим трудом уложена в постель. Выстуженная хата не способствовала ее выздоровлению – Жора в спешном порядке растопил дровами печку и принялся наводить порядок: подвесил оборванный карниз, поставил на место сдвинутую мебель, подмел осколки всего, что было разбито, расправил самотканые половички… К шести часам утра в хате было относительно тепло, порядок если не был идеальным, то приближался к оному. Жора пошел в свою комнату.
Злая сила разбуженного подсознания руками Дарьи Архиповны смела со стола все, что на нем находилось. Среди разбросанных бумаг красивым веером лежали одноцветные тетрадки для контрольных работ восьмого класса Яблоневской восьмилетней школы и впитывали в себя последние капли перевернутого пузырька с чернилами (шариковые ручки в те времена еще не получили широкого распространения). Наводя порядок у стола, Жора с удивлением отметил, что ни капли из ста миллилитров чернил не пролилось на пол или на половичок – весь чернильно-гидравлический удар был принят на себя тетрадками.
До начала уроков Георгий Денисович восстановил по памяти все выставленные им за контрольную работу оценки и перенес в журнал. Работу над ошибками на уроке тоже провел по памяти. В конце урока принес извинения ребятам и покаялся, что по неосторожности залил чернилами их тетрадки для контрольных работ, теперь придется завести новые.
Домой пришел совершенно опустошенным. Ему казалось, что у него предболезненное состояние и без пневмонии ему не обойтись.
Дарья Архиповна тоже в тот день жаловалась на здоровье:
– Усе так болить, наче цілу ніч мене ціпками били. Руки підняти не можу, наче їх повідривали...
Из прошедшей ночи она ничегошеньки не помнила.
Кстати, ни она, ни Георгий не то что не заболели, но ни разу и не чихнули.

Медаль

Начало следующей истории было положено задолго до назначения Георгия Денисовича учителем, а если быть точным, то и до его появления на свет.
В одно прекрасное лето заехал в Яблоневку неказистый «Москвичок» с самым обыкновенным мужичком в серых брюках и клетчатой рубашке. Поездил-поездил по улочкам, потом в соседнее село съездил, назад вернулся… Народ в селе ушлый, чужак был зафиксирован сразу, но не остановишь же его, не спросишь, что он здесь забыл. Мужичок побывал в нескольких хатках, поговорил с хозяевами: там водички попросил в радиатор залить, там дорогу расспросил, там полведра яблок купил… Повертелся-повертелся да и уехал. Одно заметили самые дотошные наблюдатели за чужой жизнью – дольше всего у «припадочной» задержался. Но это дело такое – может, родственную душу встретил…
А через полтора года, как раз ко Дню Советской Армии, произошло событие, вызвавшее долгие пересуды в Яблоневом. Жора был свидетелем происходящего с первой минуты по последнюю, потому что он был, во-первых, ответственным за детскую часть зрительного зала в сельском клубе, а во-вторых, принимал участие в концерте художественной самодеятельности (по традиции, все школьные учителя были артистами, на них клуб и держался).
Дарья Архиповна пришла в клуб в числе последних. Она не любила скопления людей, в толпе ее тоже мог хватить припадок. Но настоял Флегонт Георгиевич, которого, в свою очередь, крепко настропалил парторг. Хозяин сунул в карман горсть таблеток на все варианты отклонения супруги от нормы и повел ее в клуб.
Эту чету в колхозе не любили. Сначала за то, что те сидели. Потом за то, что Дашку, как величали Архиповну в селе, нельзя было обижать: она легко заводилась, быстро выходила на апогей истерики, а последующее ее поведение было непредсказуемо.
В тот день селяне еще раз в полной мере дали понять чете, где их место в обществе. Попытка пройти их к любому пустому месту пресекалась возгласом типа: «Куди тебе, Дашка, пре? Не бачиш, зайнято!». У Дарьи Архиповны от обиды начали дрожать губы – верный признак того, что быть беде. Выручил появившийся в зале парторг, который без лишних слов освободил первый ряд перед сценой и у центрального прохода посадил обоих. Флегонт Георгиевич дал жене таблетку успокоительного и напоил водичкой из фляги. Наиболее агрессивные тетки в зале стали вызывающе громко роптать: «Ти диви, куди їх посадили! А ми шо, не люди?!».
Ровно в назначенное время в президиуме на сцене появились: председатель колхоза, парторг, председатель сельсовета, парочка ветеранов войны из местных, а также лично военком из района в парадной форме и настоящий генерал. Генералов село еще не видело, поэтому вошедшие были встречены бурными аплодисментами.
Председатель открыл торжественное собрание, поздравил всех, кто имел хоть какое-то отношение к военной службе в прошлом, настоящем и будущем, и передал слово военкому. Военком выступил с достаточно пространной речью, в которой было понемногу и об истории создания армии, и о славном пути ее становления, и о великих ее победах во всех войнах… Речь его была выдержана в лучших традициях лекторского мастерства того времени, поэтому уже через тридцать минут внимание слушателей в зале стало рассеиваться, зрители стали перешептываться, некоторые полезли в карман за традиционной жменькой семечек. Но полковник закончил речь несколько необычно:
– …Но сегодня я выразить хочу особую благодарность тем нашим соотечественникам, которые в годы фашистской оккупации, рискуя своей жизнью, спасали наших раненых солдат и офицеров, выхаживали их втайне от врага и помогали добраться до своих. Такой человек есть и в этом зале.  Однако прежде чем пригласить его на сцену, я предоставлю слово генерал-лейтенанту авиации, Герою Советского Союза… – к трибуне направился незнакомый генерал.
Даже самые бдительные не соотнесли, что сегодняшний генерал и позапрошлогодний мужичок на «Москвиче» – одно и то же лицо.
Выступление генерала в корне отличалось от официально-напыщенных речей того времени. Простыми словами он рассказал, как еще до войны попал в истребители, как с первого же дня войны он с боями отступал, сколько фашистов успел сбить, пока его впервые не сбили здесь, неподалеку от Яблоневого. Выпрыгнул он, раненый, из горящего самолета с парашютом, приземлился на нейтральную землю, которую уже оставили наши, но еще не захватили фашисты. Приземлился неудачно, к огнестрельному ранению добавился перелом, он потерял сознание, а пришел в себя под соломенной крышей какой-то хатки. Два месяца его выхаживала девочка, еще школьница. Кормила, поила, перевязывала раны, хотя всего медицинского образования у нее было – школьный кружок санитаров. А когда он почувствовал себя вполне боеспособным, вернула ему пистолет, документы и ночью вывела из села.
Долго добирался он до своих, не сразу его вернули в строй – чуть было за фашистского прихвостня не приняли, но потом все-таки поверили и он доверие оправдал. До самого последнего дня войны уничтожал фашистов, дослужился до командира полка, получил звание Героя. Но всегда он помнил украинскую девочку, спасшую его от фашистского плена, от верной смерти. Два года тому назад вышел в отставку, решил вновь пройти свою боевую дорогу, теперь уже не по воздуху, а по земле… Заодно, если повезет, найти эту девочку и поклониться ей до земли. Ему действительно повезло: девочку он нашел. Пусть нелегко сложилась ее судьба, но если человек достоин слов благодарности, то он должен их получить.
Генерал сошел с трибуны, спустился в зал, стал на колени перед Дарьей Архиповной и поцеловал ей руку.
Зал, и до этого слушавший его с предельным вниманием, онемел. Среди абсолютной тишины вдруг послышалось: «Ой, а я її...» Но конец фразы потерялся в громе аплодисментов. Люди в зале вставали, первые – чтобы увидеть стоящего на коленях генерала, настоящего Героя Советского Союза, а последующие – в честь героини.
Пунцовую от нервного напряжения Дарью Архиповну пригласили на сцену, полковник-военком зачитал указ и вручил имениннице медаль. Ответного слова зал не дождался: героиня только поплакала в микрофон, а Флегонт Георгиевич отвел ее за кулисы отпаивать лекарствами, которых, судя по всему, он взял неоправданно мало…
С того дня отношение селян к Дарье Архиповне резко изменилось: с ней приветливо здоровались, уступали место в очереди в сельмаге, приглашали в гости.
А еще полгода спустя в областном суде рассматривалось уголовное дело некоей Анны М., активно сотрудничавшей с фашистами в годы оккупации. Неопровержимые улики доказали ее причастность к гибели нескольких человек из числа мирного населения. Учитывая некоторые смягчающие моменты, суд ограничился тем, что приговорил ее к 15 годам лишения свободы с содержанием в колонии усиленного режима. Но никто не соотнес это событие с награждением боевой медалью никогда не воевавшей украинской девочки Даши.

Страшная месть

Нельзя сказать, что первый год работы Георгия Денисовича был безоблачным и чистым. Были и неприятности, одна из которых стоила ему выговора.
По сюжету эта история напоминает сказку о злой мачехе. Был овдовевший отец, который взял себе в дом другую жену. Как и полагается, отец был добрым и трудолюбивым, а мачеха – злой и ленивой. Слово в слово можно повторить любую сказку в той части, где отцу приходилось много работать, поэтому он не замечал деспотизма жены, которая при нем делала вид, что она добрая. Только у отца была не дочь, а сын Алеша, и учился он в восьмом классе Яблоневской школы. Мачеха тоже была фигурой достаточно заметной, ибо работала в колхозе бухгалтером, а помимо всего имела весьма внушительные размеры. Знающие люди говорили, что она бухгалтерских курсов не кончала, а некогда окончила театральное училище, но со сцены сошла из-за нефотогеничных габаритов и сварливого характера. Впрочем, не все то, что говорят в селе, – стопроцентная правда. Но никогда то, о чем судачат сельские кумушки, – стопроцентная ложь.
После того как мачеха родила отцу дочку, остатки ее уважения к отпрыску мужа исчезли. В отсутствие отца (тот работал на железной дороге и часто подолгу бывал в поездках) мачеха делала жизнь Алеши невыносимой. Самая страшная кара была для него – выносить горшок.
Если бы речь шла о малышке, то куда ни шло. Но мачеха, выросшая в условиях домашнего ватерклозета, страшно не любила ходить в стоящую поодаль от дома деревянную будочку, где было неуютно и дуло во все щели. Тогда в отсутствие мужа она приспособилась пользоваться детским горшочком, после чего отправляла Алешу выносить его по назначению, а потом вымывать до абсолютной чистоты. Алеша попытался однажды пожаловаться отцу, но возмущение мачехи было столь бурным и искренним, что отец поверил ей, а не сыну. Сын получил по шее, что было вдвойне обидно.
Но мачеха на этом не остановилась. В бухгалтерии она всем без исключения рассказала о беспрецедентной лживости пасынка, приводя в пример все тот же горшок. «Вы можете меня представить на детском горшке?» – взывала она к слушателям. Слушатели опускали глаза ниже той условной линии, где должна была бы находиться талия жалобщицы, мысленно соотносили увиденное с размерами детского горшочка и отрицательно качали головой. Такое действительно невозможно было представить. По селу пополз мерзкий слушок. Рейтинг Алеши в классе стал неуклонно ползти вниз. Алеше перестали верить. В небольшом селе это равносильно гражданской смерти.
Способ отмщения злой мачехе родился случайно. Когда на уроке химии Георгий Денисович рассказывал о щелочных металлах, он показал  поведение металла по имени «натрий» на воде. Маленький кусочек бегал по поверхности воды и горел, а кусок побольше и вовсе взрывался.
С помощью самодельной отмычки из обычной скрепки Алеша однажды вскрыл шкаф с химреактивами, взял одну из бутылочек из-под антибиотика (их по возможности использовали вместо дефицитных пробирок), надлил в нее керосин и перочинным ножичком отрезал кусочек натрия. Чуть больший, чем требовался для просто горения.
Факт хищения социалистической собственности в особо малых размерах остался никем не замеченным. Натрий был доставлен домой и припрятан в надежном месте.
Четвертого марта Алексей дождался своего часа. Народ гурьбой шел из клуба, когда мачеха потребовала вынести в коридор горшок. С ней как раз случился понос, и Алеша уже шесть раз бегал в туалет с горшком в руках. На этот раз он вышел на веранду, половой тряпкой насухо вытер изнутри горшок и положил на дно заветный кусочек металла.
Свидетели этого события рассказывали, что эффект был потрясающий: на веранде бухгалтершиного дома раздался резкий хлопок, из двери с треском и дикими воплями вылетела сама мачеха в спущенных до колен рейтузах. На крыльце запуталась и грохнулась вниз. Вслед за ней по крыльцу скатился, разбрызгивая содержимое, эмалированный сосуд специального назначения. Его содержимое, растекающееся вдоль траектории движения, почему-то схватывалось точками огня и шипело…
Охочая до сенсаций толпа в мгновение ока заполнила двор. Но барахтающейся в мелкой лужице бухгалтерше руки никто не подал – по ее белоснежному необъятному заду крупными рыжими пятнами было налеплено то, что подвигло щелочной металл натрий на взрыв. А ведь даже скотники, с утра до вечера выгребающие на ферме навоз, – люди брезгливые…
Бухгалтерша причины огненного события сама никогда не разгадала бы. Но дело было в самом начале космической эры, когда кадры кинохроники со взлетающей в космос ракетой входили в заставку не только теленовостей, но и передач попроще – «На полях страны», «Новости советской культуры» и прочих. Из нижней части все той же ракеты вырывалось упругое пламя с солидным шлейфом дыма. По отрывистым репликам, перемежающим вопли и причитания смертельно перепуганной пышной леди, можно было представить ее впечатления о случившемся: то, от чего она решила избавиться с помощью детского горшочка, по ее мнению, превратилось в самовоспламеняющееся ракетное топливо! 
Бухгалтерша в конце концов поднялась с земли и, задрав полы халата повыше, осмотрелась со всех сторон, выставив народу на всеобщее обозрение еще ряд подробностей своего анатомического сложения – вид с боков и спереди. Надо ли говорить, что у свидетелей этого захватывающего события начисто выветрились впечатления от только что просмотренного в клубе советского вестерна, где отважная четверка смышленых ребятишек голыми руками громила всю белую гвардию!.. Смех и сальные словечки сопровождали бухгалтершу все время, пока она, ахая да охая, поднималась по ступенькам крыльца и входила в дом, с высоко поднятым подолом в руках – дабы уберечь халат от вымарывания…
На крыльцо вышел Алексей и удовлетворил толпу строго научным объяснением происшедшего. Не скрыл и причин своего поступка:
– А чого вона усім брехала, що я брешу?..
Сердобольные соседи забрали Алешу пожить у них до возвращения из командировки отца. Оскорбленная мачеха, слышавшая сквозь неплотно прикрытую дверь весь разговор, в тот же вечер отправила районному прокурору заявление на хулиганский поступок пасынка.  
Но жалоба эта была, как говорили в селе, «в свинячий голос»: правда уже восторжествовала, люди поверили Алеше и перестали верить бухгалтерше, что в условиях села равносильно гражданской смерти. Еще до ночного боя радиокурантов все село узнало истинную цену бухгалтерше. Утром, идя на работу, она от всех встречных вместо приветствия слышала: «Ну шо, уже підмилася?», «Слухай, що ти їси, що в тебе така ж... жирна?», «Ти ба, кого я бачу! А казали, що ти вже у космосі!», «Брехуха!»...
Последнюю точку поставил председатель: «А дитину ти-таки охаяла! Не чекав, не чекав...» Бухгалтерша оставила заявление об уходе и убралась восвояси. Село отторгло ее и развело с мужем.
А жалобе прокуратура дала ход, перенаправив ее в районный отдел народного образования. На разбор поехала инспектор по воспитательной работе. Двенадцать километров в автобусе – достаточное время, чтобы разузнать все об этом ярком на фоне серых трудовых буден событии. Можно было этим же рейсом возвращаться назад и писать справку по результатам расследования.
Но в поступке восьмиклассника и в «сопроводиловке» прокуратуры присутствовали моменты, требующие реагирования, поэтому инспектор побывала в школе, побеседовала с директором, классным руководителем и мальчиком. Если бы прокуратура не настаивала на ответе, то этой беседой все и кончилось бы. Чтобы не подвергать мальчика риску быть привлеченным за мелкое хулиганство, решили наказать классного руководителя выговором. «За недостатній рівень виховної роботи з класом...» – было написано в приказе по школе.
– А как я мог предвидеть, что ему придет такое в голову? – сокрушался Георгий Денисович, подписывая приказ.
– Не мог, но должен был!.. – рассмеялась Зоя Даниловна и рассказала историю (а может, анекдот) о том, как некая учительница начальных классов, огорченная обилием ненормативной лексики в обиходной речи ее воспитанников, продиктовала и заставила записать в тетрадки сорок слов и идиоматических выражений, дабы дети их хорошенько запомнили и никогда, ни при каких обстоятельствах не употребляли.
В положенные сроки – через месяц – заявительнице пришел из прокуратуры официальный ответ о результатах расследования и принятых мерах. Из Яблоневки конверт вернулся в прокуратуру невскрытым с почтовой пометкой: «Адресат выбыл».

Дневники

Алиса до седьмого класса включительно училась только на «отлично», жила активной школьной жизнью, включая исполнение пионерских поручений и участие в художественной самодеятельности. За лето она еще подросла и развилась. Как говорили в селе, «созрела». По-видимому, процесс созревания произошел ускоренными темпами, что в те времена соответствовало досрочному выполнению социалистических обязательств, ибо плоды созревания подспудно стали требовать практического употребления.
В начале восьмого класса она изобрела интересную эротическую игру под названием «Георгий Денисович», в которую постепенно втянулись все девчонки класса (для справки: слов «эротика», «секс» и ряда других в лексиконе советских людей той эпохи не было). Из игроков была самой активной и изобретательной: переписывала в записки целые главы из любовных романов – благо библиотека в селе была на удивление хорошей, переносила на бумагу свои мечты и фантазии, подчас излишне смелые, а напоследок и вовсе нескромные.
Но в тот самый момент, когда она уже готова была в очередном опусе раскрыть свое имя, Георгий Денисович, это стадное домашнее животное из отряда парнокопытных, жестокое и бессердечное, переслал всю ее переписку отцу. Был грандиозный скандал, отец, по обыкновению, дошел до рукоприкладства, но вместо порки ремнем по тому месту, которое активнее всего влияет на развитие умственных  способностей, дал в глаз. Эта форма воспитательного воздействия ранее применялась только к матери, из чего Алиса резонно сделала вывод, что теперь и отец признал ее взрослой. Фингал носила гордо, припудривая его лишь для видимости.
Между прочим, их классный не дал должной оценки Алисиным страданиям, и она потеряла к нему интерес, взявшись все-таки на некоторое время за учебу. Фингал сошел через две недели, а сублимирующее его действие – только через два месяца. В новогодние каникулы у нее появился новый объект воздыханий – десятиклассник из соседнего села. В отличие от Георгия Денисовича, молодой человек душевно откликнулся на зов Алисиной природы, начавшиеся встречи стали ежедневными и всё более и более заманчивыми для обеих заинтересованных сторон.
Со стороны учителей сей любовный роман выглядел так: Алиса совершенно перестала учиться. В январе она еще кое-как могла выскочить на положительную оценку за счет предыдущего запаса знаний, в феврале же косяками пошли «двойки» да «единицы». В поведении появились характерные замашки аутсайдеров: то дневник она забыла, то тетрадку с домашним заданием у нее кто-то украл, то голова болела, то с родителями в район ездила…
Георгий Денисович не раз с ней беседовал, но Алиса ссылалась на хроническое нездоровье и тяжелую обстановку в семье. Последнее было правдоподобно, ибо крутой нрав и тяжелый кулак Ивана Бугаенко, ее отца, давно уже стали в селе притчей во языцех. В течение февраля это еще отпугивало классного руководителя, поэтому барышня с головой ушла в свои любовные переживания.
После мартовских праздников Георгий Денисович решил все-таки поговорить с родителями девочки. Чтобы не быть в разговоре голословным, он прихватил с собой классный журнал восьмого класса и направился к ним в гости.
Как ни странно, вся семья была дома. Алиса была в соседней комнате, мать суетилась по кухне. Иван заскочил домой буквально на полчаса – пообедать. Остальное светлое время суток он был на работе: приближались сроки весенней посевной кампании, бригадиру тракторной бригады работы было невпроворот – в условиях острейшего дефицита запасных частей надо было привести все трактора в боевую (то есть трудовую) готовность. «Ого!» – подумал Георгий, увидев великана, поглощающего борщ из посудины, которая по размерам больше напоминала тазик, чем тарелку. Ложка ходила с размеренностью весла на соревнованиях по академической гребле. Рост мужика – метра два, косая сажень в плечах, кулак величиной с голову Жоры.
– Звиняйте, поспішаю на бригаду. Нічого, як я їстиму, поки ви розкажете, з чим прийшли?
Георгий Денисович уселся напротив, раскрыл журнал и стал говорить о своих тревогах за судьбу Алисиного свидетельства об окончании восьмого класса.
– Аліса, щоденник! – потребовал отец, не отрываясь от еды.
Через секунду появилась Алиса, скромненькими мелкими шажками пробежала через кухню и положила перед отцом раскрытый дневник. Отец левой рукой стал его перелистывать, а правая продолжала неумолимо переносить содержимое тарелки в рот.
Георгию Денисовичу чуть не стало плохо, по спине потек пот, как тогда, на первом в его жизни уроке: почти все оценки, в том числе и те, которые он собственноручно поставил в дневник Алисе, исчезли! Только кое-где мелькали красненькие «четверочки» да «пятерочки»… А ведь не далее как сегодня утром он выставил в дневник Алисе огромных размеров красный кол по геометрии и приписал за ней в скобочках «одиниця»!!!
– Так, а де ж… – глянул на него Иван и осекся.
Лицо учителя было покрыто красными пятнами, на лбу выступил пот. Он молча показывал пальцем в журнал, где против фамилии Бугаенко лебединые шеи «двоек» соседствовали с пиками «единиц».
Иван перевел строгий взгляд на дочь:
– А тепер неси другий щоденник!
Слово «другий» было сказано так выразительно, что Алисе было деваться некуда. Через пяток секунд на стол лег второй дневник. В нем были все недостающие оценки. Георгий облегченно вздохнул.
– Що це значить!?
Конечно, у такого крупного мужчины и голос должен быть зычным. А если учесть, что в полевых условиях этот голос должен был перекрывать рев тракторного двигателя… Тонко звякнул хрусталь в люстре, и задребезжали стекла в буфете.
Алиса молчала, потупив голову. Мать, кочергой отодвигая конфорки у горящей плитки, несмело заметила:
– Та не треба на неї так кричать, Ваню...
– Не треба, – уже спокойным голосом согласился Ваня и неожиданно снова заорал, – а ось що треба, ледацюго!
Он сгреб со стола дневник и что есть силы запустил его в лицо дочери. Та неуловимым движением хорошо тренированного боксера уклонилась, дневник перелетел через всю кухню и, срикошетив от лица матери, упал прямо в открытую пасть плиты. Обе женщины взвыли и разбежались по разным комнатам. Листочки дневника почернели и взялись пламенем, копоть поплыла к тщательно выбеленному потолку.
Как оказалось, пострадал более объективный дневник.
– Пробач, Денисовичу! Давай так: мені зараз ніколи, бо на бригаді ждуть. Ти вистав усі оцінки до цього щоденника, а я завтра звільнюсь раніше і розберусь. Ще раз вибач, що роботи тобі додав...
Для Алисы эта история имела свое продолжение, а для незнакомого Георгию парнишки из десятого класса соседней средней школы она закончилась. По неведомым причинам он снова стал учиться лучше на радость родителям и учителям. 

Чрезвычайное происшествие

Да, продолжение начавшейся истории не заставило себя долго ждать. На следующий день вторым уроком в восьмом классе была обучающая самостоятельная работа по алгебре. Каждый ученик имел свой вариант задания, так что о списывании речь не шла. Разрешалось пользоваться учебниками, рабочими тетрадями – всем, кроме консультации соседа. По существу, на учителе лежали чисто полицейские функции, но с начала октября вопрос дисциплины в этом классе не стоял. Иными словами, у Георгия Денисовича была масса свободного времени.
– Аля Бугаєнко, принеси, будь ласка, свій щоденник.
Чтобы время не пропадало зря, Георгий Денисович решил выполнить свое обещание и перенести оценки Алисы из журнала в дневник. Начал с первой страницы – с украинского языка (классный руководитель при проверке дневников пользовался правом переносить «чужие» оценки в дневник своего подопечного)…
Минут через пять Алиса подняла руку:
– Георгію Денисовичу! Дозвольте вийти!
Причина выхода из класса во время урока могла быть только одна. Но начиная с пятого класса она не поощрялась – вопросы личной гигиены ученики должны были решать на переменках. Тем не менее Георгий кивнул.
Как уже упоминалось, основное здание школы было построено в самом начале ХХ века, когда в провинцию, а тем более в сельскую глубинку еще не дошли новейшие санитарно-технические решения. Другими словами, все удобства находились на улице, в глубине школьного двора. Чтобы туда добраться, надо было открыть скрипучую входную дверь с тугой пружиной возврата. Дверь следовало придерживать, иначе она оглушительно хлопала. Ученики не придерживали, считая это ниже своего достоинства.
Когда Алиса вышла, Георгий прислушался: дверь не заскрипела и не хлопнула, зато каблучки постучали в противоположную сторону, где в конце коридора рядом с подсобкой уборщицы стоял титан с питьевой водой. Причина выхода ученицы из класса стала ясна, и Георгий с новым усердием принялся переносить «колы» да «двойки» из журнала в Алисин дневник. Даже не поднял головы, когда она вошла в класс и села на место. Зато удивленно поднял голову, когда она – максимум через сорок секунд – опрометью бросилась из класса. Входная дверь резко скрипнула и хлопнула…
Ученики стали удивленно переглядываться между собой, но строгий взгляд учителя вновь приковал их к тетрадям: нечего, мол, по пустякам отвлекаться. Еще три минуты спокойной, рабочей тишины.
Вдруг соседка Алисы по парте принесла промокашку и молча положила на стол перед Жорой. На промокашке Алисиным почерком (Георгий, слава Богу, в свое время досконально изучил графологические особенности всех восьмиклассниц) было написано: «Я випила хлорку».
Георгий Денисович хлорку, то есть хлорную известь, широко применяемую для дезинфекции, никогда в жизни не пил, а поэтому понятия не имел, насколько это опасно. Но действовать надо было мгновенно.
– Леня! Бегом в сельсовет, вызови скорую. Фамилия Бугаенко. Отравление. Вася, вот ключи, бери мой мотоцикл и молнией за родителями. В чем дело, ты уже понял. Остальные продолжают работать!
Георгий Денисович выскочил из класса и метнулся в учительскую. Там скучала старшая пионерская вожатая Надя.
– Надя! Бегом за школу. Там Бугаенко, наглоталась яда. Если еще жива, попытайся вызвать рвоту. Что «как»?! Сунь два пальца в рот! Не себе, дура, а ей! Только держи лицом вниз, а то задохнется! Пошла, чего стоишь?!
Надя, на три года старше восьмиклассников, по уровню инфантильности могла дать фору любому  из них. Испугалась, завизжала, засуетилась, но на улицу все-таки выскочила. Георгий суетливо стал искать по расписанию, в каком классе сейчас находится директор. В горле пересохло, язык стоял колом, пальцы дрожали, глаза никак не могли сфокусироваться на таблице. Наконец, нужная ячейка найдена. Бросок по коридору:
– Зоя Даниловна! Бугаенко отравилась, прямо на уроке. Выпила хлорку. Я послал за скорой и за родителями. Надя сейчас ее откачивает, но на вожатую надежды мало. Что будем делать?
– О-ой! – протяжно закричала Зоя Даниловна, и это послужило сигналом к панике.
Захлопали двери классов, сбежались встревоженные учителя и охочие до сенсаций ученики. Охочими были все.
Одна только Галина Филимоновна, учительница биологии и географии, выскочившая было из класса, выслушала причину тревоги, после чего спокойно, как будто в пятый раз повторяя идею самому тупому из учеников, изрекла:
– Хлорная известь в наших концентрациях – прекрасное рвотное. Уверена, что Алиса сейчас марает школьный двор. Кроме того, этот реактив является достойным слабительным. Советую подержать ее поближе к туалету – во избежание несчастных случаев на дорогах. А вообще это ей только на пользу: желудок почистит, а заодно и кишечник. Глистов не будет! – и с этими словами Филимоновна не пошла, нет – поплыла в класс проводить урок дальше.
– Так, а скорая нужна? – спросила ее Зоя Даниловна вдогонку.
– А на хрена?! – вопросом на вопрос ответила Филимоновна и закрыла за собой дверь.
Да, у Галины Филимоновны порой были оригинальные представления о культуре речи…
Еще некоторое время ушло на суету. Послали в сельсовет мальчишку, чтобы тот отменил вызов скорой. Но поскольку первый еще не дозвонился, так как номер был занят, а второй с параллельного аппарата дозвонился с ходу, то больница получила отмену вызова без самого вызова. Потом оказалось, что несколько человек независимо друг от друга послали за Алисиными родителями. В это время две учительницы ухаживали за Алисой во дворе школы. Когда очищение организма перешло ко второй стадии, держали за две руки ослабевшую от рвоты Алису в туалете, пока хлорка реализовывала свои слабительные свойства.
В итоге уроки в школе были сорваны. Все тринадцать учителей, считая и старшую пионерскую вожатую, собрались в учительской утешать бледную от «очищения организма» Алису, а все сто десять учащихся школы стояли плотной толпой в коридоре и шепотом обсуждали сенсационное событие. А потому шепотом, что еще и хотелось подслушать разговоры в учительской.
Первой в школу прибежала мать. Начался второй акт спектакля. Алисина мама была женщиной энергичной, крикливой (если не было поблизости мужа) и эгоистичной. Дочь свою оберегала от всех напастей и дошла в своем усердии до того, что стала покрывать все ее грешки – вплоть до хронического невыполнения домашних заданий по причине ежедневных свиданий дочери в соседнем селе с молодым человеком. Сама она, по воспоминаниям Галины Филимоновны – ветерана школы, училась из рук вон плохо, замуж вышла не самыми честными путями, «нагулявшись» перед этим вдоволь, да и потом бывала не раз бита мужем за то, что «подгуливала» с прикомандированными мужичками с Западной Украины. В таком же духе, судя по всему, воспитывала и дочку.
Хай был поднят неописуемый. Тринадцать учителей для Алисиной матери не оппоненты, а так – семечки. Кто ни пытался открыть рот, сразу же получал исчерпывающую характеристику по всем параметрам с указанием нравственных качеств всех предков по женской линии – от матери до прапрапрабабушки. Познания о моральных изъянах женщин у нее были обширнейшие (никак, сказывался личный опыт?). Георгий Денисович, который в свои девятнадцать не считал себя невеждой в этих вопросах, почерпнул немало новых для себя сведений о способах разврата. Большую познавательную ценность представлял монолог Алисиной мамы и для подрастающего поколения, жадно ловившего каждое ее слово за дверью учительской. А сколько нового они узнали о своих учителях!
Эта Камасутра по-яблоневски длилась всего полчаса, но любой из избиенных готов был поклясться хоть на Библии, хоть на Уставе орденоносного комсомола, что словесная экзекуция протекала не менее четырех часов…
Покончив с прогнившей моралью всех предков учителей, мамаша перешла на перечисление должностных лиц и учреждений, которые будут привлечены для наказания всех и вся за то, что довели ее бедную девочку до самоубийства. С этого момента Алиса воспрянула духом: щеки ее порозовели, глаза мстительно заблестели, она перестала сутулиться и стала как бы выше ростом. Милиция, прокуратура и районный суд прозвучали в речи Алисиной матери еще на стадии прицеливания. Затем был включены облисполком, обком партии, облсовпроф и почему-то ДОСААФ (для непосвященных – Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту). Наличие в педагогическом составе двух мужчин – Георгия Денисовича и Петра Ивановича, который вел в школе физкультуру, труды и пение, – ассоциировало ее с военкоматами всех уровней. Поскольку никто в обморок от ее угроз не упал, то она подняла прицельную планку еще выше – Министерство обороны. Судя по ее словам, Министр обороны СССР спит и видит, как по его приказу двух сельских учителей отправляют сразу в штрафбат на Чукотку сапожной щеткой чистить зубы белым медведям. Потом мамаша решила взять в союзники Министерство народного образования СССР, Министерство сельского хозяйства и Министерство труда.
– Хай вони розберуться, – кричала она, – хто вам тут зарплатню платить і за що! За те, що дітей вбиваєте?!
Даже Алиса попыталась подсказать матери, что Министерства труда в СССР нет.
– А ти заткнись отам, сучка недоношена! – такими сердечними словами любящая мать посоветовала своей дочери уклониться от участия в беседе взрослых.
А сама продолжала наращивать силы нападения. В союзники она уже зачислила Совет Министров СССР, Верховный Совет СССР и ЦК КПСС. Наконец-то добралась и до секретариата, но посидеть в одном ряду с ними она не успела: кончился второй акт, начался третий.
Она только-только начала:
– Я самому Хрущову напишу! Ви мене знаєте! Хай він сам приїде разом з Генеральним прокурором і своїми очима поба...
Но в этот момент открылась дверь и на пороге появился Иван Бугаенко. Всяк, кто видел его в этот момент, потерял любые сомнения насчет того Иванова предка, которому первому запорожские казаки дали прозвище «бугай», что и легло в основу будущей фамилии. Дело не в его росте, ширине плеч и размерах кулака – это чисто внешнее напоминание о предводителе коровьего стада. Дело и не в том, что Иван был выпивши – по его массе пара бутылок «нектара Кузьминичны» что простому смертному стакан кефира. Дело в глазах – красные, свирепые, упрямые… Вылитый бык.
Он стал в двери, едва вмещаясь плечами в проем, и шумно вдохнул через ноздри. В руке у него был полутораметровый кусок резинового шланга, которым поливают огороды. Все учителя инстинктивно отпрянули. Мать заткнулась на полузвуке, а дочь вновь побледнела и ссутулилась.
Иван слышал последнюю фразу и начал с нее:
– Так хто тут Хрущову пише?! Ай, як цікаво! Я вам зараз допоможу. Разом напишемо... – в воздухе свистнул шланг – …про баб гулящих… – шланг опустился на спину матери – …про щоденники на кожний день… – досталось дочери – ...про брехню каждоденну... – снова матери – ...про «одиниці» в журналі… – опять удар пришелся по Алисе – …про ліньки...
Удар следовал за ударом – по одному удару за каждое прегрешение, которых, по начальному запалу, было великое множество. Мать и дочь уже заходились в визге от запредельной боли, но даже не делали попыток куда-либо убежать, скрыться. Оцепеневшие учителя молча смотрели, как здоровенный мужик на их глазах избивает двух женщин. Первым опомнился Георгий Денисович: он увидел, что очередной удар пришелся Алисе по ноге выше колена и сквозь коричневый чулочек стала проступать кровь… Он бросился на Ивана, пытаясь схватить его руки в кольцо, остановить, удержать…
Нет, Иван не ударил Жору. Он его просто стряхнул с себя. Так резким движением плеча стряхивают надоедливую муху, когда работой заняты обе руки. Георгий Денисович пролетел через учительскую, спиной открыл дверь и во весь свой немалый рост улегся на полу в коридоре. Удар затылком об пол на какое-то мгновение отключил ему сознание, а когда он пришел в себя, то увидел, что на него сверху падает Петр Иванович. Головы стукнулись друг о друга, как бильярдные шары, и оба учителя застыли в окружении всего списочного состава учащихся Яблоневской восьмилетней школы…
…Жоре потом рассказывали, что все оставшиеся одиннадцать женщин как по команде разом кинулись на Ивана, повисли на нем, как макаки на баобабе, и в конце концов утихомирили. Ивана забрал и увел в контору вызванный кем-то главный инженер, Алису забрала скорая помощь, которую все-таки пришлось вызывать из больницы, а мать ехать в больницу отказалась. Сама она дойти домой не могла, и ее отвела Мария Ивановна, невзирая на те обидные слова, которых она вдоволь наслушалась не далее как сегодня.
Детей в тот день из школы отпустили рано. А Георгия Денисовича и Петра Ивановича лечили холодными примочками на шишки да горячительным напитком из большой молочной фляги, где хранился прошлогодний урожай свеклы с пришкольного опытного участка.
Алиса провела в больнице две недели. После этого училась старательно, честно, «гульки» прекратила, большинство оценок сумела пересдать. По итогам года получила по всем предметам «пять» и «четыре».
Иван получил от участкового милиционера втык за бытовое хулиганство.

Выпускной экзамен

В те годы восьмиклассники сдавали письменный выпускной экзамен по алгебре.
Накануне Георгий Денисович провел консультацию, где они с ребятами еще и еще раз прошлись по наиболее сложным темам. На консультацию пришли все. Георгий с удовлетворением отметил, что, несмотря на передряги, которые ему с ребятами пришлось в течение года пережить, несмотря на мизерный педагогический опыт и полное отсутствие специального образования, они сумели достичь многого. Восполнены накопленные еще до его прихода пробелы, программный материал пройден обстоятельно, с высокой долей вероятности можно было прогнозировать результаты предстоящего экзамена – не более четырех «троек» на класс. К концу учебного года окончательно стабилизировалась дистанция между Георгием Денисовичем и учениками. Их отношения можно было бы выразить такой схемой: взаимное уважение и доверие.
Единственный непредсказуемый результат могла дать только Алиса Бугаенко – все-таки могли сказаться ее «вывихи» среди учебного года. Но Георгий верил, что такая способная девочка ниже «четверки» не получит.
Вот почему с таким безмятежным спокойствием и уверенностью в завтрашнем дне Денисович отправился домой. Дарья Архиповна, хозяйка, приготовила ему вкусный борщ, от накрытой крышкой сковородки приятно несло жареной картошкой… Эх, хороша жизнь!
Но, увы! Жизнь не то место, где можно так просто взять и расслабиться.
Не успел Жора доесть тарелку борща, как в окошко хаты постучали. Хозяйка пошла выяснять, кто там, и вернулась с сообщением:
– До вас Івана Бугаєнка дочка прийшла!
Чтобы не заставлять даму ждать, Жора вытер губы и вышел во двор. Действительно, перед ним стояла Алиса. Потупив глазки и ковыряя носком туфельки травку, она ни с того ни с сего заявила:
– А я здавати іспит не буду. Я хвора. У мене і довідка є! – Она протянула клочок бумажки с четвертинку стандартного.
Огорошенный Георгий Денисович прочел буквально следующее: «Довідка. Видана Бугаєнко Алісі Іванівні в тому, що вона звільняється від екзамену з алгебри через хворобу. Діагноз: вагітність 2 місяці». Бланк этой справки представлял собой кусочек желто-серой бумаги со штампом больницы, находившейся в соседнем большом селе. Печати не было. Подпись неразборчива и не расшифрована. Перед словом «лікар» стояла палочка, что означало «за врача», «вместо врача».
От этой бумажки липой несло за версту. Несмотря на то, что педагогический стаж Георгия Денисовича исчислялся еще не годами, а месяцами, он знал, что от экзаменов освобождает не лечебное учреждение, а педагогический совет школы. Больница же только дает заключение об имеющемся диагнозе. При этом мнения одного врача недостаточно, заключение должно быть подписано ВКК – врачебной консультационной комиссией, в составе которой должен быть либо руководитель, либо его заместитель. Заместителей у врача нет, поэтому черточка перед должностью могла означать хоть медсестру, хоть санитарку (как впоследствии выяснилось, сей документ состряпала двоюродная сестра Алисы, к тому времени целых две недели проработавшая санитаркой в гинекологическом отделении; в силу совсем уж небольшого медицинского стажа она успела вычитать только один диагноз, которым и поделилась щедро с кузиной). Умолчим уж о том, что беременность не входила в страшный перечень заболеваний, любое из которых могло бы обеспечить такое послабление в жизни школьника…
«Ох, Лиса-Алиса! Когда же кончатся твои дурацкие фокусы?» – подумал Георгий, а сам спросил:
– Ты боишься экзамена по алгебре?
– Ага, дуже боюсь…
– Тогда подожди меня здесь. Дело в том, что от экзаменов освобождает педсовет, а не доктор. На созыв педсовета я не имею полномочий. Поэтому я схожу к Зое Даниловне, посоветуюсь…
– Добре, я зачекаю…
Жора отправился к Зое Даниловне. Та стояла в домашнем халате возле корыта прямо посреди школьного двора и стирала. Жора в двух словах описал ситуацию и показал Алисину «липу». Директор засмеялась.
– Славко! – крикнула она, завидев пятиклассника на велосипеде.
– Я тут, – мальчишка подъехал и спешился.
– Ти знаєш, де Іван Бугаєнко живе?
– Ха! – восхитился таким наивным вопросом тот.
–  Тоді відвези оцей ось папірець і віддай йому в руки. Тільки йому – нікому більше!
– Запросто! – через секунду велосипедный звонок уже звенел где-то далеко.
Жора постоял, поговорил еще с директором насчет завтрашнего экзамена.
«Бабах!!!» – вдруг раздалось неподалеку. С крон деревьев снялась стая горлиц и в панике разлетелась в разные стороны. «Бабах!» – воробьи стремглав унеслись прочь от сигнала опасности.
У Георгия екнуло внутри от нехорошего предчувствия. Прервав разговор на полуслове, он промчался прямиком через живую изгородь скверика и выскочил на центральную улицу…
Прямо по воображаемой осевой линии шел Иван Бугаенко и на ходу перезаряжал охотничье ружье. На шее у него болтался патронташ. Из Жориного двора выскочила Алиса и, петляя как заяц, помчалась огородами в сторону кладбища. «Бабах!» – ствол ружья был направлен еще выше голов, но уже в ту сторону, куда убегала Алиса.
Жора рванул в дом к участковому.
Участковый пил чай. Уроженец Яблоневого, он много лет прослужил в Узбекистане, откуда и привез особый ритуал чаепития. Вот и сейчас он, подогнув под себя ноги, восседал на диване под огромным ковром и с каким-то благоговением отхлебывал из пиалы.
– Дмитрич, Иван Бугаенко с ружьем гонится за дочерью!..
«Бабах!» – раздалось совсем уж близко.
Дмитрич жестом циркового фокусника отбросил в сторону пиалу, через голову, не глядя, выхватил из висящей на ковре кобуры пистолет и, как был босиком, побежал на звук выстрела, на ходу передергивая затвор. Завязочки его галифе поднимали пыли больше, чем сами ноги.
Георгий вышел снова на центральную улицу, посмотрел, как уже далеко от этого места, на чьем-то огороде, невысокий Дмитрич догнал великана Ивана, отобрал у того ружье и патронташ и повел напрямик, опять-таки чужими огородами, домой. Весь свободный от работы люд в селе, высыпав из своих домов, наблюдал за этой сценой, весело перекрикиваясь: «А я думаю, чи то війна, чи ученія...» – «Ага, де Іван, там і війна». – «Та то він з бабами боєць, а Дмитрича вчув, так і руки в гору». – «Гнався за ким, чи що?» – «Мать, знову жінку від западенців відганяв». – «Та ні, жінка сьогодні в городі. То за дочкою – я бачив...» – «От стервоза мала. І ця батька дістає»...
Делать было нечего, и Георгий отправился домой, доедать остывший обед…
Утром он проснулся рано-рано. Все-таки первый в жизни экзамен. Не в смысле сдавать, а в смысле принимать. Жора всегда волновался перед экзаменами, но те экзамены он сдавал. Они были его личным делом, и если бы он хоть один провалил, то винить мог лишь сам себя. Теперь на нем лежал груз ответственности за чужие судьбы, за судьбы учеников. Это резко меняло дело. Правильно ли он их учил, верно ли настроил? Дети (кстати о детях: средняя разность в возрасте учеников и их учителя составляла два года и восемь месяцев, а Вася Лабуденко был и вовсе лишь на год моложе своего наставника – в школу попозже пошел да разок на второй год остался) ведь очень разные: Нина от переживаний может войти в ступор, тогда и вовсе перестанет работать, в стрессовом состоянии Лида делает море описок, которые во время проверки упорно не находит, Дима игнорирует оформление работы, поэтому его чистовики бывают пострашнее черновиков… Короче, Георгий Денисович очень волновался за своих питомцев.
Он уже и умылся, и позавтракал, и снова проверил все приготовления к экзамену, а часовая стрелка все еще не доползла до семи. Жора вышел во двор, ноги машинально вывели его на улицу. Село уже пробуждалось: вон внизу, в пойме речушки Воробьиной, общественному пастуху подгоняют последних «частных» коров, вот из ворот фермы выехал трактор с прицепом, а вот улицу неторопливо переходят гуси, а вон там, на пригорке, ярко освещенном утренним солнцем, открылась калитка Ивана Бугаенка…
От увиденного далее у Георгия отвисла челюсть. Из калитки вышла Алиса собственной персоной, одетая в пестренькое платьице, из которого она явно выросла. По нравам того времени, носить платье выше колена было делом предосудительным. Ее же платье было на две ладошки выше, поэтому-то Жора и рассмотрел, что к ноге Алисы привязана веревка. За другой конец веревки держался Иван. Колоритная парочка постояла, пока отец задвинул засов, и без особой спешки направилась к соседнему селу. Так они и шли: впереди Алиса, сзади Иван, а между ними веревка…
Георгий пришел в школу к восьми часам: по действовавшей в те времена инструкции пакет с экзаменационными заданиями вскрывался в присутствии директора школы и экзаменатора за час до начала экзамена, текст задания проверялся на предмет наличия ошибок, заранее заносился на доску и т. д. Де-юре Жора не мог быть экзаменатором – сказывалось отсутствие педагогического образования, – и экзаменатором числилась учительница украинского языка и литературы, но де-факто он был единственным в педагогическом коллективе учителем, способным решить задачу на составление квадратного уравнения.
Конечно же, Георгий Денисович первым делом доложил директору об увиденном утром.
– Значит, повел Алису в больницу, – так прокомментировала полученную информацию Зоя Даниловна. – Не придет на экзамен, так пусть катится ко всем чертям.
Плохое настроение директора было вызвано вчерашним неприятным разговором с участковым, который обвинил ее в том, что она своими действиями спровоцировала стрельбу на улицах села.
К девяти часам все было готово к началу первого выпускного экзамена в восьмом классе. Тексты заданий были аккуратно записаны на доске и закрыты ситцевыми шторками, дети рассажены за парты, перед каждым из них лежали отдельными стопками проштампованные листики для черновиков и для чистовиков. Ровно в девять Зоя Даниловна выступила с краткой поздравительной речью, в которой она пожелала каждому написать экзаменационную работу не менее чем на «отлично». Ученики, стоявшие во время этого спича по стойке «смирно», выслушали речь с должным благоговением.
Деловой и торжественный тон был задан. В условиях напряженной тишины экзаменатор, она же учительница украинского языка и литературы, продиктовала ученикам шаблон, по которому они подписали титульные страницы своих работ. Затем слово было предоставлено ассистенту Георгию Денисовичу – реальному учителю математики, – который попросил ребят сначала как можно внимательнее прочесть условие первой задачи (была там одна закавыка), а потом уж приниматься за решение. Ученики молча вняли.
– А теперь внимание! Смотрите… – сказал учитель, взявшись за шторку.
Конечно, трудно поверить в театральные совпадения. Но этот исторический факт на всю жизнь зафиксировался в памяти всех присутствующих: рывком распахнулась дверь, и на пороге появилась Алиса все в том же легкомысленном пестреньком платьице:
– Здрасьте!
Просьба еще раз представить эту картину: председатель экзаменационной комиссии Зоя Даниловна в темно-вишневом платье со скромной брошью на груди, экзаменатор в темно-синей юбке и таком же пиджаке поверх белоснежной блузки, ассистент в черном костюме и белой рубашке с темно-фиолетовым галстуком, одиннадцать учениц в коричневой школьной форме с белоснежными отутюженными фартучками и белыми воротничками и шесть парней в темных костюмах разных оттенков, белых рубашках и впервые в жизни повязанных «взрослых» галстуках. Добавим, что на груди каждого ученика красовался комсомольский значок. И вот среди этого официоза появляется слабо причесанное создание в весьма фривольном наряде, причем два темных пятнышка, просвечивающих сквозь тонкую ткань пониже ключиц, свидетельствовали о том, что это чудо в утренней спешке не удосужилось даже надеть лифчик – в таком виде предосудительно было появиться во дворе, не то что на улице, а тем более в общественном месте. Действительно: «Здрасьте!».
Изумленная публика поначалу даже не обратила внимания на еще одно украшение юной девы: выше коленки на правой ноге у нее была пеньковая веревка, завязанная симпатичным бантиком. Да-да, обыкновенная пеньковая веревка. Такой веревкой обычно привязывали коз на лугу. А сзади за дверью стоял громаднейший мужик и кольцами сматывал веревку на локоть. Когда он намотал метра три, Алису дернуло, и все перевели взгляд на ее ногу. Судя по выражению лиц, зрители этого действа, включая директора школы, намертво забыли, зачем они сюда пришли.
Иван наклонился, рывком дернул за пеньковый бантик и высвободил дочь из плена. Поднялся снова во весь свой рост, шлепнул Алису ладошкой по попке и прошипел: «Іди сідай і пиши!». Алиса послушно отправилась на свободную заднюю парту. Только после этого Иван вошел в класс, обнаружил Георгия Денисовича, то бишь классного руководителя, и во весь свой мощный голос сообщил радостную весть:
– Усе в порядку! Вона ще целка!
Ошеломленный классный «папа» только и нашелся, что сказать:
– Неужели? Потрясающе приятное известие!..
Тут уж нервы у присутствующих не выдержали: взрыв истерического хохота буквально взорвал напряженную тишину! Голубями полетели по классу проштампованные листочки, шатался и дребезжал стеклами шкаф с приборами возле доски, ходуном ходили парты, с учительского стола посыпались на пол запасные ручки и карандаши. Зоя Даниловна пыталась прикрыться, но получилось, что она полузаполненной экзаменационной ведомостью размазала по щекам тушь и губную помаду; прислонившаяся к доске «украинка» с каждой конвульсией плечом вытирала с классной доски все большую часть экзаменационного задания для «левой стороны», Вася в экстазе заталкивал в рот титульную страницу своей работы, а Лида машинально вытирала слезы свежевыстиранной по случаю экзаменов гардиной… Даже сама Алиса, пунцовая от неловкости, выдавила из себя напряженную улыбку…
Испуганный Иван поспешно ретировался из класса. Правда, недалеко – до конца экзамена он просидел на лавочке возле школьного крыльца.
Понадобилось минут пятнадцать, чтобы вернуть класс в рабочее состояние. Зоя Даниловна ушла умываться и наносить на лицо новый слой макияжа, «украинка» отправилась чистить безнадежно вымазанный мелом новый пиджак, и только Георгий Денисович методом последовательных приближений наводил в аудитории порядок. В конце концов класс приступил к работе.
Удивительно протекал этот экзамен – такого Георгий Денисович не видел больше никогда. Представьте себе: десять-пятнадцать минут напряженной тишины, только перья скрипят, потом кто-то что-то вспомнил, прыснул, и класс вновь охватывает эпидемия хохота…
Несмотря на сокращенное из-за непредвиденных обстоятельств время выполнения экзамена, класс справился с ним хорошо. Даже лучше, чем ожидал учитель, – вероятно, сыграли свою роль положительные эмоции.
Алиса написала экзаменационную работу на «отлично» и в том же году поступила в областном центре в техникум. И еще семь человек пошли в средние специальные учебные заведения. За последние десять лет для Яблоневской восьмилетней школы это было рекордным показателем.

Призвание

Приблизительно за месяц до описанных событий состоялся доверительный разговор между директором школы и Георгием Денисовичем. Он начался с обыденного, казалось бы, вопроса:
– Георгий, я составляю комплектацию на следующий год. Как прикажешь поступить с тобой?
– То есть?
– Насколько я помню, в начале учебного года ты обмолвился, что собираешься поступать в вуз на дневное отделение. Значит, ты будешь увольняться. Я должна знать об этом заранее, чтобы предупредить районо о том, что нам на следующий учебный год нужен новый учитель.
Вопрос застал Жору врасплох. Действительно, он и сейчас мечтал о нормальной студенческой жизни, в течение всего года выискивал время, чтобы готовиться к вступительным экзаменам. Но для этого, оказывается, нужно увольняться из школы… Жора расстроился. В суетливые школьные будни он уже втянулся, привык к ним, и, если положить руку на сердце, они ему нравились. Расставаться со школой было жалко…
Зоя Даниловна поняла состояние молодого коллеги.
– Слушай, Жора, никто тебя отсюда не гонит. Наоборот, ты за год у нас хорошо прижился. Я тебе раньше об этом не говорила, но ты у учеников пользуешься наибольшей любовью. Помнишь, в конце апреля мы проводили среди всех школьников анкету – кем ты мечтаешь стать, какие предметы тебе для этого нужны и прочее? Так вот, было в этой анкете несколько хитрых вопросов, с помощью которых определяется авторитет учителя. Я никогда никому результатов не сообщала, а тебе скажу – почти восемьдесят процентов учеников с пятого по восьмой класс назвали тебя лучшим учителем школы. А твои восьмиклассники – все сто. Педагогика – вот твое призвание… Да и в село ты вписался. Некоторые из нас на языке людей до сих пор «Зойка», «Лидка», «Надька». А ты, самый молодой из нас, исключительно «Георгий Денисович». Даже по фамилии не кличут. Это больше, чем медаль «За отвагу» получить. Это больше, чем орден.
Молчи, я знаю, что ты хочешь идти на электронику или автоматику. Выбор, конечно, за тобой – как решишь, так и будет. Но есть одно «но». Инженеру все равно, что о нем думают железки или проводки. Они вообще ничего не думают. Плохо сделанный пылесос или холодильник идет в металлолом, вместо него спроектируют лучше… Плохо «сделанный» ученик –  это его беда на всю жизнь. Он станет плохим инженером, плохим врачом, плохим отцом. И будет множить после себя плохое всегда и везде. А на переплавку его не отправишь.
Слушай одну старинную притчу. Мудрец обратился к трем рабочим на стройке с одним и тем же вопросом: «Что ты здесь делаешь?» – и получил три разных ответа. Один сказал: «Таскаю этот проклятый камень», второй – «Зарабатываю себе на хлеб», а третий – «Строю прекрасный храм».
Всех нас можно условно разделить на эти три категории. Инженер любой из категорий может построить прекрасный храм – все зависит от организатора. Учитель, который мучается с этими проклятыми учениками, на выходе дает только брак: ученики чувствуют его отношение и не любят ни его, ни предмет. Учитель, честно зарабатывающий себе на хлеб, менее опасен, но из-под него выходят такие же безынициативные исполнители. Школе нужны те, кто способен строить прекрасные дворцы. Их любят ученики, они порождают своим трудом себе подобных и в технике, и в науке, и в искусстве – всюду.
Ты умеешь строить дворцы. Дело не только в высоком авторитете. Ты, не имея педагогического образования, не обладая опытом, на базе среднего образования и жизненного опыта, сравнимого с опытом твоих же учеников, добился невозможного: нивелировал пробелы в знаниях учеников, восстановил в классе работоспособность и даже сумел привить интерес к своим предметам.
И еще одна мелочь. Твой первый год оказался для тебя чрезвычайно трудным. Признаюсь честно – я уже об этом думала – если бы меня в мой первый педагогический год ожидали подобные трудности, я бы из школы сбежала навсегда. Ты не сбежал. Сам закалился и других вокруг себя заставил исправиться.
Хочешь – иди в инженеры. Ты без школы обойдешься. А школа без тебя – нет. Конечно, все прорехи в образовании ты не закроешь. Но твой уход оставит в системе еще одну дыру. Если хочешь знать, то скажу свое мнение: использовать таких как ты в качестве инженера – что гвозди в стену фарфоровым сервизом забивать: в принципе возможно, но нерентабельно.
А напоследок оставила две вещи. Первая: не задирай нос. Ты еще, по большому счету, не учитель. Хотя бы потому, что учился только находить выход из сложных ситуаций, но еще не научился предвидеть ситуаций и управлять ими. Чтобы стать учителем, нужны фундаментальные знания по психологии, дидактике, общей и частным методикам, да и знание своего предмета стоит не на последнем месте. У тебя ничего этого нет.
Вторая: ты умеешь притягивать проблемы. Пусть это мистика, в которую стыдно верить коммунисту, воспитанному в духе диалектического материализма, но тебе по секрету я признаюсь: будь ты инженером, врачом или даже дворником, ты найдешь себе проблемы, которые потом с натугой будешь преодолевать. Так почему бы их не преодолевать там, где у тебя лучше всего получается? Кстати, я вовсе не уверена, что твои приключения в нынешнем учебном году уже завершены (здесь Зоя Даниловна как в воду глядела).
Короче, думай. Через неделю мне сдавать тетрадь комплектации в районо, поэтому в твоем распоряжении всего шесть дней. А педагогическое образование можно получить и заочно. В отличие от многих других специальностей, это имеет свои преимущества: полученное в теории тотчас же можно проверить на практике.
Через две бессонные ночи Жора распростился с мечтой о бесшабашной студенческой жизни и добровольно остался в комплекте учителей Яблоневской восьмилетней школы.
В мае он собрал необходимые документы для поступления в университет на специальность «математика» и отвез в приемную комиссию.

Вступительные экзамены

Вызов на вступительные экзамены в университет пришел в первые дни июня. Первым стоял письменный экзамен по математике. Дата этого экзамена совпала с датой письменного выпускного экзамена по алгебре за курс восьмилетней школы.
У Жоры был выход: плюнуть на все и поехать в университет, благо по закону он даже не мог числиться экзаменатором. Но оставались дети, которых он, как мог, учил и воспитывал целый учебный год. Дети верили в него – это Жора чувствовал. Уехать – значит бросить их на произвол судьбы. А вдруг кто-то растеряется, испугается, а вдруг задачи будут непосильными? Да мало ли что!
Жора остался проводить экзамен, мысленно поставив крест на поступлении в этом году. Но Зоя Даниловна его уговорила:
– Ты съезди в приемную комиссию, объясни там ситуацию. Они же люди, они поймут. Переведут, например, в другую группу, которая сдает по иному расписанию. В конце концов ты можешь сдавать и в августе, вместе со всеми, а потом перевестись на заочный. Говорю тебе – не падай носом.
«Не падай носом» – это любимая присказка Зои Даниловны.
Заручившись справкой о четырех печатях (школы, сельсовета, колхоза и районо) об уважительной причине неявки на вступительный экзамен, Жора поехал сдавать устную математику. Для начала сдал справку ответственному секретарю. Внушительный документ произвел должное впечатление, и секретарь посоветовал:
– Без письменного экзамена по математике тебя к устному не допустят. Я дам тебе сейчас записку, и ты пойдешь писать математику с географами. Четыре часа ты будешь писать, еще полчаса уйдет на проверку. К тому времени твоя группа, я думаю, устный экзамен еще не сдаст. То есть ты можешь успеть за сегодня сдать оба экзамена. А не успеешь – подходи ко мне, будем что-то думать.
С запиской, которая скорее напоминала подробную инструкцию, Жора явился в указанную аудиторию. Трое экзаменаторов почитали записку, посовещались и дали Жоре пять задач прямо из какого-то сборника – у математиков задачи, естественно, сложнее, чем у географов.
Задачи оказались на редкость простыми – восьмиклассники тренировали Жору куда более сложными. Жора решил их все прямо в чистовик за сорок минут и понес сдавать экзаменаторам. Один из них, самый молодой, с сожалением посмотрел на абитуриента и посоветовал:
– Не торопитесь сдаваться, молодой человек. У вас в запасе еще более трех часов. Успокойтесь, сосредоточьтесь, подумайте – может, что-то и вспомнится. Вы же мужчина!
– Да нет, просто я… – и отдал листочки.
Получилось так, что Жора вроде и не мужчина.
Работу проверял сначала один молодой экзаменатор, потом вдвоем, а в конце к ним присоединился и третий. «Прекрасно, молодой человек, вы очень хорошо подготовлены. У вас пять баллов. Идите теперь на устный экзамен, а мы вашу работу сейчас туда поднесем».
Пришлось Жоре перейти в другой корпус и занять очередь под дверью. Толпа у двери стояла большая, а очередь оказалась маленькая. Остальные, как догадался Георгий, рассчитывали «на измор» – стремились попасть попозже, когда экзаменаторы устанут и, возможно, потеряют бдительность.
Экзамен у него не приняли: в экзаменационной ведомости против его фамилия была проставлена «неявка». Жора показывал свой экзаменационный листок, где уже было выставлено «отл.», пытался объяснить, как он писал в другой аудитории, почему не приехал на первый экзамен, ссылался на ответственного секретаря. Но его объяснений никто не хотел слушать. «Умельцы подделывают не только экзаменационные листки, но и денежные купюры, а фантазия у меня не хуже вашей», – грубо прервал его экзаменатор. Когда Жора попытался еще что-то объяснить, преподаватель на него заорал: «Вон отсюда!».
Жора, как ошпаренный выскочил из аудитории. Его трясло от возмущения. Он отошел к окну, чтобы успокоиться и отдышаться. Пока он решал, что будет делать дальше, появился молодой экзаменатор от географов.
– Ну, что? Заняли очередь? – полюбопытствовал он на ходу.
Жора рассказал ему о своей неудаче.
– Зачем же вы пошли до моего прихода? Ладно, идемте со мной.
Они вместе вошли в аудиторию. Жора остался у двери, а молодой подошел к экзаменатору, положил перед тем записку ответственного секретаря и Жорину работу и долго-долго шептал на ухо. Экзаменатор с недовольным видом поглядывал на Жору, а потом жестом подозвал к себе. Молодой пристроился рядом.
– Я вижу, вы из молодых, да ранний. Скатать из задачника решения за сорок минут способен даже идиот. А как вы будете решать вот такое уравнение?
Экзаменатор написал на листочке нечто, явно выходящее за рамки средней школы. Впоследствии Георгий узнал, что это называлось «игра на засып»: ты еще не тянул билет, а тебя уже выбивают из колеи зубодробительной задачкой, на обдумывание которой времени не дают. Выбитый из колеи абитуриент после этого, как правило, на вопросы билета ответить не в состоянии, за что и получает «пару». Но Жора был уже тертым калачом.
– Пожалуйста, – карандаш побежал по бумаге, реализуя метод, который он вычитал в журнале «Математика в школе».
– Ладно, убедили. А если вместо равенства поставим знак неравенства?
Это был удар ниже пояса. Показательно-степенные неравенства решал не каждый учитель – что уж говорить об абитуриенте!
Жора еще раз помянул добрым словом свой восьмой класс, который однажды подсунул ему подобную мерзость. Ох, и порылся же он, пока нашел идею решения!
– Тогда воспользуемся найденными корнями уравнения и определим интервалы знакопостоянства функции… – затараторил Жора.
Молодой смотрел на него с нескрываемым восхищением. Да и лицо экзаменатора смягчилось.
– А если в целых числах?
Теперь Жора с восхищением посмотрел на экзаменатора. Вот это лихач! Вот как надо уметь ставить задачи! Одна формула, а три совершенно разных раздела математики проверяет – стоит только чуть-чуть изменить формулировку условия задачи!
Он уже перестал нервничать, зато начал входить в раж.
– Тогда к найденному решению предыдущего неравенства добавим те случаи, когда функция может быть определена…
– Не будем добавлять... Молодой человек! Я не люблю проигрывать, но это не значит, что я не умею проигрывать. Примите мои извинения – я сначала в вас ошибся. Спасибо за науку!
Он пожал Жоре руку и поставил в экзаменационном листке еще одну «отл».
– Так я же еще не тянул билет!
– Вы думаете, меня интересует ваше определение треугольника или ваш метод вывода теоремы синусов? Идите…
У Жоры сердце колотилось от радости – два экзамена в один день, и оба на «отлично». Какой-то бес подтолкнул его под ребро и он уже с порога заявил:
– Кстати, в задачнике не было решения моих задач. Я проверил!
– Я тоже. Только что…
Вступительная кампания вошла в заданный расписанием ритм, больше никаких сюрпризов не ожидалось. Но Жора ошибся.
Следующим экзаменом была физика. Жора приехал с небольшим опозданием, когда экзамен уже начался. Оценки первых трех абитуриентов оказались «неудами», в силу чего очередь быстро рассыпалась – все кинулись листать учебники, пытаясь в последнюю минуту выучить то, что не успели за предыдущие десять лет. Жора вошел следующим. Вошел и ахнул: экзамен принимал Николай Иванович.
Сейчас придется вернуться к самому началу истории. Как известно, в те достопамятные времена сельское хозяйство не могло обойтись без работящих рук студенческой молодежи. Несмотря на неблагоприятные погодные условия – любимую причину, которой официальная пропаганда объясняла хроническое невыполнение планов поставки сельскохозяйственной продукции, – на колхозных полях, случалось, кое-что вырастало. До первого сентября у колхозников хватало и сил, и времени собирать с полей все, что к тому времени успевало созреть. А первого сентября все труженики сельского хозяйства страны в один момент теряли квалификацию и на смену им со всех высших и средних специальных учебных заведений страны ехала самая мощная производительная сила – студенческая молодежь, способная голыми руками собрать то, что колхозники не смогли сгрести с помощью техники.
Вот и в том году, когда Георгий Денисович встал на благородный, но неблагодарный путь просвещения, в село приехала группа студентов, чтобы в течение сентября помогать колхозникам собрать урожай кукурузы. При группе был руководитель, которого все называли Николаем Ивановичем. Был Николай Иванович преподавателем университета, физиком. Так случилось, что попал он на квартиру к хозяевам, у которых был уже один постоялец – учитель местной школы. Нетрудно догадаться, что речь идет о Георгии Денисовиче.
Несмотря на солидную разницу в возрасте, подружились они быстро. Вместе проводили досуг, оказывали друг другу мелкие услуги. Было даже такое, что Николаю Ивановичу срочно понадобилось уехать домой, а Жора на полном серьезе руководил группой. Как ни странно, третьекурсники-физики, самый младший из которых был на два года старше Жоры, слушались его, как будто он доцент. В благодарность Николай Иванович взялся помогать «коллеге»: жесточайшим образом погонял по школьному курсу физики, дал массу полезных советов по организации школьного демонстрационного физического эксперимента в условиях практического отсутствия оборудования и приборов и даже привез Жоре полный комплект методической литературы по физике для подготовительных отделений, снабдив дарственной надписью как один из соавторов. Скажем по секрету: они даже перешли на «ты», правда, не в присутствии студентов.
Поэтому первая часть вступительного экзамена по физике прошла в приветственных репликах типа: «А как там Дарья Архиповна?», «Что, старую грушу таки выкорчевали?» и т. п. После чего Николай Иванович поставил в экзаменационную ведомость «отлично» и просил передать привет хозяевам.
Вторая часть была несколько посложнее.
– Молодой человек! Вернитесь! Дайте ваш экзаменационный лист!
Голос принадлежал какой-то невзрачной тетеньке, сидевшей в углу аудитории. Жора ее вначале и не приметил.
Какова была ее функция на экзамене, Жора так и не понял. Но ее поведение крепко расстроило Николая Ивановича, что не могло не отразиться на абитуриентах. А тетенька эта устроила такой экзамен Георгию Денисовичу, что он ему еще долго в кошмарных снах переживался. Билетов перед этой тетенькой не было никаких, поэтому вопросы она задавала устно – а физику она знала и вопросы ставить умела. Прогнала Жору по всем разделам – то в пределах одной темы подряд, то внезапно перескакивая в совершенно другие области. Задачами завалила и количественными, и качественными по самые уши. «Ей бы прокурором работать», – подумал Жора. Потом пыл этой дамы поугас, она стала расспрашивать, где и кем он работает. Когда узнала, что преподает и физику, то вновь воодушевилась и засыпала вопросами: а как он излагает вот эту тему, а что он делает на таком уроке, а как проводит вот эту лабораторную работу. Воодушевился и Жора, невзначай стал задавать встречные вопросы. Дама не обиделась, мало того, тоже стала кое-что рассказывать. Тон общения уже сменился – шел обмен опытом между коллегами. Николай Иванович это услышал и подобрел: у абитуриентов оценки стали повыше. А дама все дальше: а как вы используете местный материал из сельскохозяйственной практики на уроках физики? Жора погнал пример за примером. Дама схватилась за блокнотик: подождите, мол, не торопитесь, я запишу – интересный пример. И этот тоже. «А что вы кончали?» – вдруг сменила тему разговора дама. «Такую-то среднюю школу», – ответил Жора. Тогда дама спустилась с небес на землю и, по-видимому, вспомнила, где она и чем должна заниматься. Она вернула экзаменационный лист Жоре и промолвила: «Скажите спасибо вашему учителю!».
Проходя мимо стола, за которым сидел Николай Иванович, он так и сделал:
– Спасибо большое! До свидания!
А уж последующие два экзамена – сочинение и иностранный – действительно прошли без приключений.
Получив двадцать четыре балла из двадцати пяти возможных, Жора стал студентом-заочником.
А перед этим, когда в школе прошел выпускной вечер и преподаватели собрались на «рюмку чая» из последних запасов свекольного урожая прошлого года, Зоя Даниловна один тост посвятила лично ему: ты, Жора, сказала она, прошел один педагогический цикл, то есть учебный год: вот теперь ты по-настоящему стал учителем.
Все выпили, а Георгию Денисовичу вдруг в голову пришла шальная мысль: «А я знаю, на какие такие веники уйдет школьный урожай нынешнего года!».
Жизнь продолжалась…

* * *
Когда я показал Георгию Денисовичу записи его рассказов, он долго и заливисто хохотал:
– Ну и наваял же ты! Как-то на лекции по психологии я услышал интересную мысль. Что-то вроде того, что при общении двух людей присутствует четыре категории информации: то, что думает рассказчик, – раз, то, что он успевает из продуманного произнести, – два, то, что собеседник при этом слышит, – три, и то, что он из услышанного запомнил, – четыре. Твои записи – прекрасная иллюстрация к этому тезису. Ты слил несколько героев в один персонаж – причем сделал такой финт не однажды, многое забыл внести, но взамен насовал своих, мягко говоря, фантазий… Я уж умолчу о том, что ты сделал с именами! Вообще ни одного совпадения! Помнишь марш авиаторов: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…»? Ты же с моими рассказами поступил с точностью наоборот – из были сделал сказку. Знаешь что? Я позволю тебе опубликовать эти рассказы, но с одной припиской: «Страшная сказка для начинающих»… – Потом перестал улыбаться, долго о чем-то думал, мечтательно глядя вдаль. – Ты знаешь, коллега, я не раз рассказывал все эти истории, но ни разу не сводил их все вместе. Действительно, страшная сказка. Но дьявольски интересная – вот что удивительно!