В детстве, когда завывала вьюга и крепкие крещенские морозы заставляли нас забираться на русскую печку, занимавшую почти половину нашей избы, мы, ребятишки, разлёгшись на горячих кирпичах и разомлев от тепла, почти в полудрёме, но с огромным удовольствием и каким-то приятным страхом слушали рассказы нашей любимой бабушки Анны.
Бабушка была малограмотной, всё её образование закончилось двумя классами церковно-приходской школы, но рассказывала она интересно, и голос её завораживал.
Её хотелось слушать до бесконечности, но всё заканчивалось нашим сном, а проснувшись, мы расстраивались, что самую-то интересную историю проспали. И, когда снова наступал поздний морозный вечер, мы в который уже раз уговаривали бабушку Анну рассказать нам что-нибудь из пережитого. Каждая рассказанная ею история начиналась с удивительных слов: «Было это давно…».
Вот один из её рассказов.
Леший
— Было это давно. Отец мой, а ваш прадед Иван Кончин служил в Нижнем Новгороде. В то время солдатская служба продолжалась двадцать пять лет. Ивану до конца срока оставалось всего несколько месяцев, и был он в то время денщиком у штабс-капитана Семёнова. Несмотря на своё офицерское звание, Семёнов был глубоко верующим человеком и к солдатам относился по-доброму. Иван же был человеком весёлым и общительным, острословом и балагуром. Однажды штабс-капитан сказал Ивану: «Я с ротой поеду на стрельбище, а ты сходи в лавку за покупками, чтобы приготовить обед, и принеси его мне».
Войдя в лавку, Иван сразу обратил внимание на стоящую за прилавком худенькую девушку лет восемнадцати с густыми тёмными волосами, заплетёнными в косу. По разговорам Иван знал, что это дочь купца Даша.
— Что вам угодно? — спросила девушка с улыбкой, глядя на Ивана красивыми карими глазами.
С этого мгновения мир изменился для Ивана, сердце его заполнилось любовью. Но какая огромная пропасть встала между бедным солдатом сорока двух лет и восемнадцатилетней девушкой, дочерью купца!
Продукты были куплены. Взяв приготовленный обед, Иван пошёл на стрельбище. Дорога туда проходила лесом, а лес был старый и густой. Пройдя с версту по лесной дороге, Иван вдруг увидел сидящего на пеньке старичка — с большой рыжей бородой, в красной рубахе, подпоясанной шёлковым пояском, в голубых ситцевых штанах и липовых лаптях. Что удивило Ивана, в такую жару на голове у старика была мохнатая зимняя шапка.
— Здравия желаю! — поравнявшись с ним, сказал Иван.
— И тебе, служивый, желаю здоровья, — весело ответил старичок. — Куда путь держишь?
— Иду на стрельбище, несу обед штабс-капитану.
— Можно, и я с тобой пойду, нам по пути, — попросил старичок.
— Пойдём, вместе идти веселее…
Шли долго. По пути старик расспрашивал Ивана, откуда тот родом, где служит, — всё ему было интересно. Время будто замерло: та же дорога, тот же лес, то же солнце в зените. Уже явилась огромная усталость в ногах, а старичок всё говорил своим ласковым голосом, всё шёл вперёд. Что-то шевельнулось в сердце Ивана, он вспомнил карие глаза Даши.
— Господи! — остановившись, сказал Иван. — Когда же я дойду до этого стрельбища?!.
И вдруг всё исчезло. Ни дороги, ни солнца. Глубокая ночь, а Иван стоит на краю лесного болота. И только откуда-то из темноты — испуганный голос старика:
— Бога вспомнил! Бога вспомнил!
До утра Иван простоял, как заворожённый, на краю болота, а когда рассвело, по тропинке вышёл в какую-то деревню, где и узнал, что от города он ушёл за двадцать с лишним вёрст.
Вернувшись, он всё рассказал штабс-капитану. Тот не стал сердиться, а сказал:
— Хотел тебя леший утопить, но Господь и любовь твоя спасли тебя. А Даше расскажи о своих чувствах — Бог всегда помогает хорошим людям.
Иван долго не решался сказать Даше о своей любви. Стоило ему увидеть её, как вся его общительность и весёлость куда-то пропадали, он становился робким и застенчивым. Приходя в лавку, Иван нарочно долго выбирал товар, а Даша делала вид, что не замечает странностей такого его поведения. Но однажды он решился и, улучив удобную минутку, спросил девушку, не может ли она встретиться с ним. Даша ответила, что придёт вечером на набережную.
Вечер был тёплый и безветренный. Иван купил букет цветов. Ожидая девушку, сел на лавочку и, задумавшись, не заметил, как подошла Даша. В своём новом платье она показалась Ивану такой красавицей, что он уже пожалел, что вызвал девушку на столь откровенный разговор. И всё же он сразу признался Даше, что любит её, но понимает всё неравенство их положения и не хочет делать её несчастной. Девушка задумчиво глядела куда-то вдаль на реку и ничего в этот раз не ответила Ивану.
После этого разговора у Ивана и Даши было ещё несколько встреч на набережной, но оба избегали говорить о главном. Срок службы Ивана подошёл к концу, и накануне своего отъезда он сказал Даше, что уезжает к себе на родину, в уездный город Буй Костромской губернии. И Даша решилась. Вечером она обо всём рассказала отцу; сказала, что они с Иваном любят друг друга, что она поедет с ним. Отец был категорически против такого брака и не дал своего согласия, однако старший брат Даши Николай, получивший университетское образование и уже зарекомендовавший себя предприимчивым купцом, заявил, что никакого насилия над сестрой даже со стороны отца не допустит:
— Если они любят друг друга, то ради Бога. Пока я жив, сестра бедно жить не будет. Николай устроил венчание Ивана и Даши, дал сестре богатое приданое. На эти деньги молодые купили в Буе дом, корову и трёх лошадей, и Иван занялся ямщицким делом. Через год в городе все уже хорошо знали и уважали ямщика Ивана Кончина за его старание и трудолюбие. Даша родила Ивану дочь Анну и сына Николая. Брат Даши не забывал своего обещания и каждый месяц присылал сестре двадцать пять рублей. Семья жила трудно и счастливо, но…
Видимо, встреча с нечистой силой не прошла бесследно для Ивана. Скоро счастью пришёл конец. Один из буйских купцов нанял Ивана съездить в Кострому за товаром. Морозы стояли лютые, в дороге Иван сильно простудился и по приезде домой слёг, а через неделю умер. Узнав о его смерти, приехал брат Даши Николай, звал её к себе, но она не поехала…
— До самой революции дядя Николай присылал деньги, но мать старалась их не тратить, копила нам, детям, — рассказывала бабушка Анна.
Я хорошо помню, как позднее она доставала ставшие уже простой бумагой пачки денег и плакала:
— Господи! Всё прахом пошло.
А потом, когда начались аресты, строго-настрого наказала нам:
— Вы только не проговоритесь кому, что дядя у вас из богатых. Всего можно ждать от большевиков этих.
…С того времени много воды утекло. Давно уже нет на свете нашей любимой бабушки Анны, а мне сейчас столько же лет, сколько было моему прадеду Ивану, когда он впервые встретил свою любимую Дашу.
Приходя на городское кладбище, где за одной оградой похоронено девятнадцать моих родственников, я молча стою у могил, вглядываюсь в потемневшие от времени кресты и вспоминаю единственную оставшуюся у меня на память об Иване и Дарье фотографию: Дарья сидит на венском стуле, держа на руках маленькую Анну, а Иван стоит рядом в новом костюме, в хромовых сапогах. Кончики усов у него лихо завиты вверх, а фуражка с блестящим козырьком сдвинута на бок. Оба счастливыми глазами смотрят на меня из прошлого, и я, крестясь, произношу:
— Упокой, Господи, души рабов твоих Ивана и Дарьи.
