А годы летят, наши годы, как птицы, летят… Невозможно вернуться в детство, и всё же иногда, в ночной тишине прилетает она, птица «Детство», похожая в моём воображении на белого лебедя из старенькой книжки сказок, которые перед сном читала мне мать. Крыло её касается моей головы, и вот я уже чувствую, что это тёплая мамина рука ласково гладит мои волосы, сквозь сон слышу негромкий мамин голос: «Сын, не шали, слушайся бабушку». «Мама, я буду скучать по тебе весь день», — говорю я в полусне. И через мгновение снова засыпаю.
Но утренний сон нарушается добродушным ворчанием бабушки: «Ну вот, опять не смогу сходить к заутрене». Приоткрыв глаза, я вижу, как бабушка крестится, глядя на окно, и до моего слуха доносится не совсем понятный для меня, но чудесный, потому что нравится бабушке, звук. Звук этот льётся с колокольни Воскресенской церкви, куда бабушка ходит молиться Богу.
Я уже знаю, что Воскресенская церковь стоит на берегу реки Костромы, и много раз бегал любоваться её колокольней и куполами. Глядя на золочёный крест, я фантазировал, что если бы смастерить большую лестницу, то с колокольни можно бы запросто добраться до облака и… путешествовать на нём, куда глаза глядят. Так и не решившись заглянуть в церковь, я уходил домой с непреодолимым желанием узнать, что там внутри.
«Бабушка, возьми, пожалуйста, меня с собой в церковь», — неожиданно для себя самого говорю я. Она пристально смотрит мне в глаза и несколько задумчиво произносит: «А ведь и правда, как я сама-то не догадалась. Скоро Рождество, обязательно возьму тебя вкусить святое причастие».
Перед праздником мать моет меня в бане, подстригает мне волосы, ногти и надевает новую, старательно выглаженную рубашку. И вот мы все трое идём в церковь. Во дворе церкви небольшая площадка, на которой установлены многоярусные деревянные кормушки. Возле них с громким воркованием снуют голуби. Бабушка достаёт из кармана бумажный кулёк и высыпает содержимое в одну из кормушек, что-то шепча и крестясь. У входа мать и бабушка снова крестятся, и мы наконец-то входим в это таинственное и загадочное для меня здание. Я растерян и немного напуган. От яркой позолоты и множества свечей у меня рябит в глазах, и я крепко сжимаю материнскую руку. Бабушка и мать зажигают свечи и ставят их перед большими, в золочёных рамах, иконами.
Во время службы я не могу оторвать глаз от человека, который сразу оказывается в центре внимания молящихся. На нём удивительная, сверкающая золотом и серебром одежда, он читает нараспев молитву, крестится и помахивает небольшим металлическим сосудом на золотой цепочке — кадилом, как позже объяснила мне мать. Время от времени чтение молитвы прерывается пением людей, стоящих в правом углу церкви. «Это отец Александр (А. Тур — авт.), — шепчет мать, — а это, среди певчих, — его дети». Несколько дней тому назад я уже видел этих детей, двух мальчиков и двух девочек с тёмными кудрявыми волосами. Они по двое носили воду из проруби и заливали снежную горку, построенную неподалёку от церкви. На эту горку собирались ребятишки из всех близлежащих домов и катались с утра до вечера.
«Мам, а почему люди с крыльями?» — уже совсем освоившись, спрашиваю я, разглядывая стены и потолок церкви. «Тише! — одёргивает меня мать. — Это ангелы. Дома все объясню». Я долго смотрю на ангелов и, задумавшись, не замечаю, как заканчивается служба. «Подойди к батюшке — слышишь, он приглашает к себе всех детей. Да иди, не бойся!» — подталкивают меня мать и бабушка. Отцу Александру передают две большие вазы с конфетами и печеньем, и он угощает сладостями каждого из нас — находящихся в церкви ребятишек.
«А теперь, милые мои прихожане, будем с великой радостью встречать рождение Господа нашего Иисуса Христа», — говорит отец Александр. Вслед за батюшкой все выходят из церкви. Отец Александр, уже в верхней одежде, взбирается на гору и с весёлым смехом первым устремляется вниз. И все: и дети, и взрослые — спешат прокатиться с горки. Смеются ребятишки, улыбаются бабушки, и даже снежинки весело танцуют в морозном воздухе, радуясь чудесному празднику Рождества.
А дома был праздничный стол, застеленный кружевной белой скатертью и уставленный пирогами. Мы долго сидели за столом, пили чай с вареньем и пирогами, а мать и бабушка едва успевали отвечать на мои многочисленные после посещения церкви вопросы. Многое стёрлось уже в памяти и ушло безвозвратно, но этот рождественский праздник запомнился так хорошо, словно это было вчера.
