«ПТИЦА ВЕЩАЯ КРИЧАЛА…»
Михаила Анищенко-Шелехметского не стало 24 ноября 2012 года. Умер самый русский поэт современности. О нём уже так много сказано и столько ещё будет сказано, что всё написанное ниже – песчинка в море. Тем более не стоит этот набросок – попытку осмыслить всего несколько строчек, изъятых из огромного контекста его поэзии тире жизни, считать объективным исследованием. Хотелось, конечно, показать какие бездны смысла могут скрываться за классически ясной поэтической фразой без всяких вывертов...
Почему – самый русский? Конечно, он из самых талантливых, самых трагичных поэтов, но время любит само всё расставлять по местам, не будем давить на него своими оценками. А русский – это ни хорошо, ни плохо, это просто таким уродился… Как Есенин или Рубцов. Не по крови суть – по душе и слову.
Что ж это за слово такое? Что это за душа?
Птица вещая кричала,
С темнотой мешая свет:
«Нет конца, и нет начала!
Середины тоже нет!»
Что это? Откуда? О чём? О нас?.. Эти строки взяты из стихотворения «Ницше» http://www.stihi.ru/2012/09/14/4639, но от этого ничего не становится яснее. Это – обо всём. Хотя, кажется, что только о жизни и смерти. В поэзии так бывает, пусть и не часто. Философский объём последних двух строчек столь велик, что требует отдельного исследования (дай Бог мне его когда-нибудь написать!). Пока же – только тезисы к математико-философскому эссе о бесконечности, заключённой в двух строчках поэта. Вкратце изложу свои субъективные ассоциации: далее «следуют абзацы, которые читать не следует». Тем, кто настроен исключительно на поэзию. Отвлечёмся от неё на миг и окунёмся в математику. Современные математика, физика и даже биология континуальны. Континуум – это актуальная бесконечность, обращённая в глубь себя.
То есть континуум – это чистейшей воды бред, из чего следует несостоятельность, или, скажем по-русски, бредовость всей этой континуальной науки. Которой (бредовости) сама она (современная фундаментальная наука), естественно, не осознаёт. О некорректности континуума чётко знал ещё Аристотель (Зенон надоумил, доказав: в континууме движенье невозможно), но об этом понятия не имеют современные евклиды, канторы, гильберты и эйнштейны.
Но – о начале и конце… Простейшая «модель» континуума – ось действительных чисел. Нет на этой оси начала. Нет на этой оси конца. Нет здесь и середины. Вернее, кажется, что есть, но лучше бы не было: каждая точка такой оси является её серединой! Поскольку, и справа и слева от неё всегда актуальная бесконечность, равная себе.
Когда Кантор создал теорию бесконечных множеств, он думал, что решил все проблемы математики. Гильберт сказал: «Кантор создал математический рай!» Однако очень скоро стало ясно: те континуальные бездны, которые он открыл, разнесли математику вдребезги. О, демиурги!! Если это – рай, что тогда – ад?! Такова наша наука! Что говорить о наших мозгах и нашей жизни?
Естественно, о фрактальном принципе относительности, именно в этот миг по-коперникиански переворачивающем наши представления о мире, я говорить не буду. Он тоже о «конце и начале», о том, что не бывает минимальной, максимальной, «средней» сложности, есть только промежуточная. И о квантовости (дискретности) эволюции. И о том, что все масштабы Вселенной по-своему (фрактально) равноценны! Это, например, позволяет легко уяснить, почему понятие «тёмная материя» (скрытая масса) избыточно, не нужно для квантового объяснения Большого мира.
О неразличимости части и целого (законе сохранения информации Георгия Чефранова), о первом коане Григория Померанца (если есть бесконечность – меня нет, если есть я – нет бесконечности) – тоже больше ни слова! О чисто восточном философском понимании пустоты, в которую навсегда уходит всё – а не только герои Виктора Пелевина, о новой математике гармонии Алексея Стахова и о многом подобном я тоже ничего говорить не стану.
Скажу лишь несколько слов о кекинеме. Это скачкообразный характер движения, описанный Зеноном и забракованный Аристотелем (вместе с предложенным Зеноном дискретным пространством – «антиконтинуумом»), поскольку кекинема означала мгновенный (квантовый – в современной терминологии) скачок, то есть отсутствие у такого движения… начала, конца и середины – любых промежуточных фаз. Всего две с половиной тысячи лет потребовалось науке, чтобы подтвердить этот факт экспериментально.
Теперь известно великое множество квантовых скачков, самый известный – мгновенный перескок электрона в атоме с одной орбиты на другую! Итак, получилось, что начала-конца-середины нет не только в континууме, но и в единственно альтернативном ему пространстве – дискретиуме! То есть их нет вообще!
Не является ли и наша жизнь таким мгновенным скачком из одного небытия (пустоты) в другое? А поэзия – это то, что озарило нас в это самое единственное мгновение, охватившее всю нашу жизнь?
Для бескрайнего мира – всё так и есть. Но не для нас! Как люди востока и запада одновременно, мы ощущаем себя и песчинкой и целым космосом. И не находим в этом неразрешимого противоречия.
А разве не обесценена до нуля наша жизнь своей конечностью, кажущейся ничего не значащей точкой континуума, непротяжённым «ничем» на фоне необъятного мироздания?
Когда читаешь стихи Михаила Анищенко, понимаешь: протяжённость – это ещё не всё в нашем мире. Не всё имеет протяжённость! Не всё подчинено законам физики, а только материя. Но есть ещё мысль, чувство, поэзия, душа, наконец. (Тем, у кого её нет – мои искренние соболезнования!) Есть идеальное, которое одновременно и существует в нашей реальности, и не может быть упрятано за решётку материи! Есть поэт, он есть у нас…
Понятно, что именно этого Михаил Анищенко не подразумевал. Он просто это почувствовал и выразил семью словами.
Закончу мысль тем, с чего начал, – «русскостью» поэта. И поэзии вообще. Для меня «русский поэт» – это единственно! Не в том смысле, что я – великодержавный держиморда (я всё чаще ощущаю себя бледно-зелёной клеточкой, ячейкой глобального планктона). Просто по большому счёту никакая другая поэзия кроме русской нам недоступна. Ибо в поэзии главное не то, что нанесено знаками на бумагу, а то, что состоялось в душе поэта. А это – непереводимо. Ни при каких обстоятельствах…
Когда умирает большой поэт, наступает время с ним знакомиться заново. Это – не поздно, и уж конечно, лучше, чем никогда. А у него теперь времени больше, чем у нас. Да и вниманием он теперь уже никогда обделён не будет!
На Руси, чтобы стать любимым, надо однажды умереть…
