ТАТЬЯНА ИВЛЕВА
МОЯ ЧУЖАЯ ЗАГРАНИЦА
Стихи
* * *
Блуждают жизненные соки
среди корней, среди коряг,
но устье помнит об истоке,
и крона помнит о корнях.
Людмила Гончарова
Где родина и кто родня,
с рожденья ведаю, но всё же
чужбина пестует меня,
и хлеб насущный – от неё же.
Ей дифирамбы не пою,
хотя я с ней детей крестила.
Она вошла в судьбу мою,
меня в свою судьбу впустила.
Осталась родина вдали
мемориалом лихолетья.
Мне выбор сделать помогли
вожди отпетого столетья.
Мне – яд по капле принимать
догадки, всё ещё глубинной:
была ли родина мне – мать,
и стала ль мачехой чужбина?
Мне – яд. Мне – ад. Мне век искать
ответ, как вздох, неуловимый:
за что так слепо любит мать
ребёнок, ею не любимый?
Как много было русского во мне…
Я очень русский человек.
Это с годами не проходит.
И. Бунин. Письмо из эмиграции
Как много было русского во мне!
Как мало русского во мне осталось…
Здесь, на чужой, нерусской стороне
С чужою речь родная побраталась.
И даже имя русское моё
Давно в Европе сделалось привычным;
Моё житьё-бытьё, моё жильё,
Дитя моё – от здешних не отличны.
В стандарты европейские – извне –
С наивностью славянского бродяги
ИВЛЕВА Татьяна Станиславовна – филолог, автор четырех поэтических сборников. Член Союза русских писателей в Германии. Живёт в Эссене.
© Ивлева Т. С., 2013
Я втиснулась… Обломком на волне
Вплеснулась – с визой на клочке бумаги.
Мой статус – Frau – не мешает мне
И праздновать и горевать по-русски,
А сердце бедное – одно меж двух огней! –
На грани срыва от двойной нагрузки.
Рассказывая сыну о Москве,
Переполняюсь горечью полынной…
Две женщины во мне, как ивы две
По разным берегам судьбы единой.
В одной, как в каторжанке, – на износ,
На срыве каждый нерв и каждый мускул,
Другой легки обуза и обоз
Замашек барских, а по сути – русских.
Стреножен и к Европе приобщён
Заблудший конь моих славянских предков,
Осколки их имён, племён, знамён,
Их зов во мне – как сон, забвенью предан.
Но иногда, в тревожной глубине,
Сверкнёт породы золотая малость. –
Той малости достаточно вполне,
Чтоб навсегда я русскою осталась.
Прощание с осенним садом
Когда-нибудь во времени другом,
на площади, средь музыки и брани,
мы б свидеться могли при барабане,
вскричали б вы: «В огонь её, в огонь!»
Белла Ахмадулина
Осенний сад на гибель обречён,
В предчувствии ноябрьских агоний,
Он листья, будто жёлтые ладони,
Кладёт, прощаясь, на моё плечо.
Прощай, прощай! Всё сбудется потом.
Мы затаим в себе свои сомненья.
Мы промолчим. В последние мгновенья
Так еретик молчал перед крестом.
В последний раз припомним имена
Всех тех, кого так горестно любили…
И пусть они давно о нас забыли –
Храни их Бог в лихие времена!
Ладонь в ладонь восходим на костёр.
Мой еретик, давай простимся прежде,
Чем отлучат от церкви двух сестёр,
Сообщниц наших – Веру и Надежду.
Вершится суд под барабанный бой.
Мечты – по швам, как ветхие одежды.
Ни Веры, ни Любви и ни Надежды,
Ни будущего нет у нас с тобой.
Судья наш глух и безнадёжно строг.
Не с нами Бог и враг Его не с нами.
Прощай! – Уже кружится над костром
Печальный ангел с чёрными крылами.
Колыбельная эмигранту
Как на наши именины
Испекли мы каравай…
Детская хороводная песенка
Не тоскуй, как по Мессии,
По родимой стороне.
Ты не нужен был России –
Ни внутри её, ни вне.
Синим небом не прельщайся,
За былое не держись.
С русским раем распрощайся,
В эмигрантский рай катись!
Там, под крылышком чужбины,
Как положено в раю,
Жизнь – сплошные именины!
Баю-баюшки-баю…
Сколько жизни той осталось,
Знать, конечно, не дано…
Тонкой нитью намоталась
Пряжа на веретено.
В кущах райского массива
Взлёт души познаешь ты,
Упакованный красиво
В гроб дубовый и цветы.
Рай советский. Рай немецкий.
А в итоге – Божий рай,
Где тебя, как в песне детской,
Ждёт на блюде каравай.
Хор ангелов:
«Во-от такой вышины!
Во-от такой ширины!
Каравай, каравай,
Кого любишь, выбирай…»
Бранч соло
Итальянский ресторанчик «SOLO»,
Мозаичный столик у окна.
Итальянский ресторанчик полон
Публики, что в полдень голодна.
Горсть плодов оливковых на блюде
Скромному бюджету не в урон –
Ждут проголодавшиеся люди
Красных вин и жёлтых макарон.
Занавеска, смятая по краю,
Точно падший ангел у плеча…
Жертвенно и кротко догорает
На цветной мозаике свеча.
В окруженье пряных разносолов
Стеарина бледный окаём,
Так же как и я, сгорает solo
В бедном одиночестве своём.
А под небом, серым и бездонным,
Тоже одинокий, как пророк,
Продаёт газеты о бездомных,
Сам бездомный, рыжий паренёк.
Съем оливку терпкого посола,
Поясок потуже затяну,
Дам пророку свой последний solo,
То есть евро – и в толпу шагну.
В никуда пойду походкой мима –
Без примет особых, налегке…
И самой себе «O solo mio!»
Напою на русском языке.
Красный день
Ретроспективный плакат к 7 ноября
Красный день – красный всадник, заговорщик и вор,
Разжигает заката беспощадный костёр.
Солнца глаз воспалённый, кровожаден и зол,
Закатился за острый, как клинок, горизонт.
Вороньём кружат тучи, предвещая беду:
Слышишь, певчие птицы приумолкли в саду?
Ливней пули стальные в нашу целятся грудь.
Красный знак пентаграммы обозначил наш путь.
Новый мир мы построим на крови и костях.
Воспарит над страною окровавленный стяг.
Молодое столетье под копытом коня.
Чёрный вал лихолетья настигает меня!
Лихолетьем крещёны наши деды, отцы.
Красный день дулом чёрным выжег в сердце рубцы.
Кто враги? Кто герои? – Исторический прах!
А потомки? – Потомки, как всегда, в дураках.
Одинокая скамья
Одинокая скамья
В круге гибнущего сада
Пригласит меня – и я
На колени к ней присяду.
Пусть горит душа моя
В центре хаоса и ада!
Вместе с садом гибну я
От душевного разлада.
Драмы вечное клише
В пёстрых клочьях листопада…
От удушья на душе
Не спасёт дождя прохлада.
Нет спасенья от причин
И от следствий. – Нет спасенья
От неверности мужчин,
От распутицы осенней,
От свинцовости ночей,
От кричащей в сердце строчки,
От враждебности очей
Белокурого сыночка,
От озноба ноября,
От больничных стен палаты,
От тоски: всё было зря,
От безмерности расплаты.
Там…
Маме – Ивлевой Александре Алексеевне
Там, где под ветром, с переливами,
Похожие на волны дюн,
Колосья встряхивают гривами,
Как золотых коней табун...
Там, где скуластая расщелина
Хоронится от суеты
И с высоты в неё нацелена
Звезда нездешней красоты...
Там, по весне, бегут весёлые
Ничьи ручьи вперегонки,
И беркут тенью невесомою
Парит, не ведая тоски.
Там, друг для друга предназначены,
Венчаются гора и лес,
И родников глаза прозрачные
Глядят в глаза седьмых небес.
Там утки дикие, пугливые
Через хребты в Китай летят.
Их эдельвейсы молчаливые,
Как духи гор, благословят.
Там абрикосами и сливами
Встречает одичалый сад.
Там были мы с тобой счастливыми
Полвека лет тому назад.
Караганда
Да, в том краю я рождена
Где над уснувшим чёрным садом
Скупая белая весна
Нас осыпала снегопадом.
Не лепестками белых роз
И не цветеньем белых вишен –
Встречал нас мартовский мороз
Сосульками на мёрзлых крышах.
В прозрачной мерзлоте тогда
Звучала чище речь родная…
Караганда, Караганда –
Теперь совсем уже чужая.
Размыла талая вода
Пути-дороги в город детства,
Но сердце просится туда,
Чтоб в белой стуже отогреться.
Туда летят мои года
И по ночам всё чаще снится
Мой отчий дом, Караганда –
Моя чужая заграница.
* * *
Девочка плачет – шаpик улетел...
Булат Окуджава
На фотографии помятой
С недостающим уголком
Наивный год пятидесятый
С моим младенческим лицом.
Искрятся первые морозы,
И, взявшись за руки в кругу,
Вокруг меня стоят берёзы
На первом девственном снегу.
Ещё не выстеганы ветром,
Пьют корни сок земли родной,
Ещё обнять готовы ветви
Весь мир, как шарик надувной...
