ТАТЬЯНА ФОМИНОВА
ОДНА НА ВСЮ ЖИЗНЬ
Стихи
* * *
…ах, не надо, не ревнуй, не тревожь!
Позабыла я о нём вспоминать.
Он закончился во мне, словно дождь,
И остался лишь туман-пелена.
Позабыла, словно детскую корь,
Даже корочка на сердце сошла.
Шрамик крохотный – была эта хворь.
У кого ж такая хворь не была?!
Дело прошлое: настряпала борщ,
Угощала, привечала, ждала…
Только знаешь, он прошел, этот дождь.
За ночь вымыл тротуар добела.
Так отмыл, что не отыщешь следов
Ни от горечи былой, ни от лжи.
А у нас с тобою будет любовь.
Настоящая. Одна на всю жизнь…
* * *
…а один приходил с вином,
на гитаре бренчать горазд,
до утра воспевал, хмельной,
глубину моих синих глаз.
…а другой притащил мне торт,
из портфеля достал коньяк.
Угощеньем богатым горд,
сокрушался – печальна я.
…ну, а третий принёс цветы
в целлофане ненужных слов.
А потом появился ты –
неожиданно, как любовь.
Целый ворох озябших звёзд
из прозрачной сырой ночи,
ты мне ветер с собой привёз,
что опавшей листвой горчит.
Пусть у них там за тостом тост,
пусть бранят непутёвых вслед.
Нам дорога – до синих звёзд,
а оттуда возврата нет!
Нас теперь уже не отнять
друг у друга судьбе шальной –
мы с тобою навек родня,
полной венчанные луной…
ФОМИНОВА Татьяна Григорьевна – член Союза российских писателей, автор поэтических сборников «На ноте «си», «В ожидании счастья». Печаталась в «Ковчеге»: №№ XVI (1/2008), XXI (6/2008). Живёт в Ростове-на-Дону.
© Фоминова Т. Г., 2013
* * *
…а жизнь – азартная игра…
Растаял след Лилит,
а я – из твоего ребра.
Почувствуй, как болит
то место, где вчера – ребро…
Но сладкой будет боль.
Не стоит ставить на «зеро»,
ведь это – просто ноль.
Не ставь на чёрное – беда:
закон игры суров.
Поставь на красное, Адам,
и выиграй любовь…
Сказка о влюблённом барабане
У нас в оркестре пылают страсти –
все инструменты давно по парам.
Гобой – с кларнетом (с ним всё ясно),
аккордеон – со своей гитарой.
Арфа сохнет по барабану,
старая дева, толстая дура…
А барабану – по барабану:
он любит скрипку, у той – фигура.
Ей барабан
бил в барабан.
С ней барабан
был БАРАБАН!
Не так чтобы талантливая шибко
(отнюдь не Страдивариных кровей),
хорошенькая рыженькая скрипка
без мозга в деревянной голове
считала, что он, барабан, – дурачок,
ему не хватает таланта.
Ей нравился ловкий игривый смычок
в изящной руке музыканта.
А барабан,
бил в барабан,
ведь барабан
был БАРАБАН!..
Худосочный скрипач,
столь для скрипки желанный,
бессердечный палач
был в глазах барабанных.
Он – подлец и фигляр!
Прятал скрипку в футляр!!!
И барабан
бил в барабан!
Он, барабан,
был – БАРАБАН!
Он любил её так, как не сможет любить
никакой контрабас, никакая валторна...
Он хотел бы с ней быть
нежным, тихим, покорным…
Но не смел.
Не умел он, хоть тресни!..
И по-своему пел
свои громкие песни:
бил барабан.
Бил в барабан!
Ведь барабан
был БАРАБАН…
* * *
Как немилостив бог у японцев: то трясёт их, то ядерный гриб…
Сбились в стаю испуганных рыб острова восходящего солнца.
У жестокой беды на краю по восточной традиции древней
Не заплачут японцы – поют, словно женщины в русской деревне:
Проводив мужиков на войну, о судьбе своей бабьей несладкой
Пели так на Руси в старину свои долгие песни солдатки.
Чистый голос, дрожащий от слёз, по-японски выводит красиво:
«Миллион, миллион алых роз…» Фукусима – твоя Хиросима…
Как светло и душевно поётся, пусть и песня совсем не о том.
Покидая разрушенный дом, в сердце боль навсегда остаётся.
Дымный ветер выносит на плёс песню, полную горечи вдовьей:
«Миллион, миллион алых роз…» Розы цвета запёкшейся крови.
По-японски прищурив глаза, бог глядит на развалины судеб.
Он, наверное, хочет сказать:
– Что вы сделали, добрые люди…
* * *
Запутанных дней тесьма виток за витком с клубка.
Я жду от тебя письма, я жду от тебя звонка…
Лишь два сумасшедших дня из звёздной колоды карт
ты вытянул для меня, хмельной синеокий март.
И мне положил на грудь, там, слева, где сердца стук.
Попробуй теперь, забудь тепло твоих сильных рук.
Попробуй теперь, усни, когда тебя рядом нет!
Похожие тянут дни клубок проходящих лет.
А помнишь – в глазах азарт и наш затяжной полёт?!
Да был ли он, месяц март?.. Растаял, как синий лёд…
* * *
Сон разноцветный – колдун многоликий!
Месяц достал золотую юлу.
Вкусом своей переспевшей клубники
манит тебя, словно мой поцелуй.
Манит, заманит, а после – обманет
бросит бродить по рассветной росе,
станет кружить в тополином тумане
на карусельном своём колесе.
Радость моя! Я тебя нагадала,
ты мне написан теперь на роду –
в грешную ночь на Ивана Купала
ведьмой полночной тебя уведу.
Сладким дыханием склею ресницы,
заворожу, зацелую всего!..
Будешь в отместку когда-нибудь сниться
суженым-ряженым на Рождество…
Предвесеннее
Ты опять не заметишь прихода весны,
а она проберется с ночною разведкой,
отвоюет плацдармы для жаркого лета
под прикрытьем снарядов сосулек шальных.
Обернется царевной, взмахнет рукавом,
серый город укроет веселеньким ситцем.
Небо – синим, а парки – зелёной травой
и здоровым румянцем – усталые лица.
Ты опять не заметишь прихода весны,
а она налетит, зашумит, заклекочет!..
Стали ночи короче и юбки короче,
соревнуясь друг с другом в остатках длины.
Ты слегка удивишься, окно растворив,
как привычный пейзаж изменился снаружи.
И опять не заметишь прихода любви,
что подснежником робким попросится в душу…
Бабка
Эта бабка в застиранном насмерть платочке…
Пальцы стиснули поручень аж добела.
На сидении женщина, возрастом – в дочки,
вмиг в газету рассеянный взгляд увела.
И парнишки, по возрасту – точно во внуки,
оживлённо смакуют вчерашний тусняк.
А у бабки болят ревматически руки
и проклятые ноги не держат никак.
Весь автобус, воткнувши наушники в уши
с роком, рэпом, битлами и радио-7,
враз глаза опустив, стал мечтательно слушать.
Будто здесь этой бабки и нету совсем.
А её расспросить, так она вам расскажет:
ей в ночи до сих пор позывные слышны…
Эта тихая бабка на улице нашей
предпоследний участник великой войны.
