ИРИНА ЯВОРОВСКАЯ
НЕ СТОИТ БЕСПОКОИТЬ ТИШИНУ
Стихи
* * *
Не стоит беспокоить тишину
словами незабытых интонаций –
я выслушать тебя не премину,
когда настанет время расставаться.
Не торопи секунды и года,
успей прочесть благие начертанья,
в которых и горячие признанья,
и тайных слёз остывшая слюда.
Остановись, задуматься сумей,
куда свои стопы направишь ныне,
и в самой многолюднейшей пустыне
оазис одиночества согрей.
И пусть недогоревшая свеча
перед тобой ещё не раз предстанет –
всё, что сегодня мучает и ранит,
уйдёт, как поезд, дымный след влача.
Но никогда в дороге непростой
не победишь ты памяти усталой,
уразумев, что прошлого не стало,
а будущее – горечи настой …
* * *
От тяжких снов
мне не избавиться никак,
в них испытания, потери,
горький мрак,
в них тупики, опустошение, беда,
и всё, что я не позабуду никогда.
Мне в этих снах отведена
такая роль,
что я испытываю гнев, тоску и боль,
по лабиринтам нескончаемым брожу
и утешения нигде не нахожу.
Усталый дух терзает мука в сто когтей
и страх за близких мне людей
и за детей,
ни на один вопрос ответа
просто нет,
и всё невиданный кошмар
и жуткий бред.
О, мой Господь,
ЯВОРОВСКАЯ Ирина Алексеевна – поэтесса, член Союза российских писателей, автор нескольких десятков поэтических сборников, а также книг для детей. В «Ковчеге» публикуется впервые. Живёт в Ростове-на-Дону.
© Яворовская И. А., 2013
избавь меня от этих снов,
от этих жгущих, неснимаемых оков.
Все эти сны, как в пылком сердце
ржавый гвоздь,
спаси меня, молю Тебя,
спаси, Господь …
* * *
Я тебя не зову.
Явь и сон одинаково хрупки,
суть судьбы за туманной завесой
почти не видна,
собираю в совок
сокровенных иллюзий скорлупки,
и смотрю на дорогу,
устала, тиха и грустна.
Я тебя не ищу.
Как в клубке, перепутались нити
всех ещё не забытых,
но пройденных нами путей,
и огни маяков,
и далёкие громы событий
гаснут в медленных буднях,
как чьи-то слова в пустоте.
Я тебя не виню.
Виноваты мы все перед теми,
кто любил, ошибался,
но всё-таки веру берёг,
торопя или медля
упрямое трудное время,
отрешаясь стократно
от цепкого плена тревог.
Я тебя не верну
в дорогие объятья надежды,
ничего не скажу
и махну на прощанье рукой,
уходя в те края,
где заря за отрогами брезжит
и душа замирает,
как птица над ширью морской …
* * *
Ты привёл меня в прошлое,
может быть, лишь на миг,
все дороги исхожены,
ветер времени сник.
Только память по-прежнему
молода и светла,
и в душе будто те же мы,
те же колокола.
И поляны духмяные
тех же песен полны,
а малина – румяная,
а дороги – ясны.
Что ж, спасибо! Мне кажется,
что и нынче опять
тропка с тропкою свяжется,
чтоб единою стать.
Ничего не кончается
и не кончится впредь,
если сердце старается
и простить, и согреть.
Ты вернул меня в прошлое,
в то начало начал,
где так много хорошего
и не гаснет свеча…
* * *
Улыбка судьбы иронична порой,
и может дворец показаться норой,
когда ни любви, ни надежды в нём нет
и чувствам живым уготован запрет.
И это единственный в мире закон,
который никем ещё не изменён
и властвует всюду, чтоб люди могли
понять, для чего они жизнь обрели.
И суть этой истины очень проста:
когда на лице и в душе чистота
когда устремленья прекрасны во всём,
ничто не разрушит твой путь и твой дом.
И всё таки ЭТО сердечно принять
не все мы умеем, и маясь опять,
идём и при солнце, как будто во тьме,
покорные только холодной зиме.
Казалось бы: ну же, очнись и встряхнись,
и к ближнему с лаской,
с добром обратись,
но движемся снова, забыв о мечте,
совсем не туда, не к тому и не те…
* * *
Что жизнь? Она всегда преодоленье
преград и бед,
утрат и пустоты,
горенье или медленное тленье
у никому не видимой черты.
Она простых законов постиженье
и сладкий воздух взятой высоты,
полёт или позорное паденье,
восторг или безумье суеты.
Рожденье, долгий путь или короткий,
лачуги и дворцы и шёпот кроткий
листвы, о чём-то шепчущей пока что,
печаль в глазах и вольный флаг над мачтой –
всё канет в Лету, в неизбежный час
оставив только пепел после нас…
* * *
Не мы находим истину –
она приходит к нам.
За этот дар таинственный
спасибо небесам.
Не мы идём дорогами –
нас Бог всегда ведёт
и горными отрогами,
и гатью средь болот.
Не мы от бурь спасаемся –
нас ангелы хранят.
Мы даже не рождаемся –
нас матери родят.
Одна дана свобода нам –
любить и созидать,
и всё, что нами создано,
с надеждой отдавать
на благо тех, кто заново
за нами вслед пойдёт
стезёй обетованною
в свой век и в свой черёд …
* * *
Памяти моей закоулки,
не спросясь, меня привели
в край, где я любила прогулки
по тропинкам грустной земли.
По тропинкам с ворохом листьев,
ласково шуршащих своё
под лазурным отблеском выси
или под небыстрым дождём.
Домики у речки-певуньи,
под горой крестов кутерьма,
словно по приказу ведуньи,
сердце пробудили от сна.
И оно светло встрепенулось,
потянулось в юные дни,
потому что сладостна юность,
как ты на неё ни взгляни.
Горя было гóрла повыше,
но всегда надежда жила,
что мой пóлог ангелом вышит,
и добро отчаянней зла.
Дорогой звезды многолучье
через годы только милей.
Всё сбылось.
И это – не случай.
Это просто жизнь на земле …
* * *
Поосторожней со словами:
они и ранят, и казнят,
они, порой в душе, как камень,
никем не убранный, лежат.
Поосторожней со словами:
ведь словом можно и убить,
прервав, как робкой свечки пламя,
чужой судьбы живую нить.
Поосторожней со словами:
всё то, что высказано зря,
как бумеранг придёт с годами,
в груди раскаяньем горя.
Поосторожней со словами:
в словах – завет, в словах – запрет.
В словах всегда живём мы сами,
а жизнь – одна. Дублера – нет!
* * *
Бреду опавшею листвой,
с невольной болью замечая,
как блёкло небо надо мной,
как журавли кричат печально.
Ранима запахами трав,
в неуловимой дымке тлена
смотрю, как, с дерева упав,
листок мостится на колено.
И мысль пронзительная вдруг
во мне нетронутое будит:
то не листва лежит вокруг,
а жёлтый пепел чьих-то судеб.
Кто день грядущий не догнал,
не долюбил, не досмеялся,
на грудь земли листом упал,
в печали птичьей затерялся.
* * *
Пусть хоть восторг, хоть ностальгия,
зелёный цвет или запрет, –
мы перед истиной нагие,
как в миг рождения на свет.
Ей чужды выверты системы
и обагрённые клинки, –
мы перед истиной никчемны,
как перед бурей лепестки.
Мы одиноки и безлики,
когда она глаза слепит,
и пылко ловим эти блики
и шепчем тысячи молитв.
Мы перед истиной убоги
и жизнь – иллюзия пред ней,
и только с Богом, только в Боге
достойны поклоняться ей.
Спаситель
Вышел с трудною думой из города Он,
и омыл ему ноги бурливый Кедрон.
И возникла воочию смерть перед ним –
Сыном Бога и Богом, живым и земным.
В Гефсиманском саду на колени Он пал
и в кровавом поту к небу страстно взывал:
– Да минует Меня эта чаша! – И встав,
тотчас понял, что в этой молитве не прав.
И Его назначенье – идти до конца
по великому слову и воле Отца.
И спасти этот мир, закосневший в грехах,
и остаться с людьми в беспокойных веках.
И сиять, и вести за Собою всегда,
как вела пастухов Вифлеема звезда.
И свершилось закланье, и отдал Себя
Он за грешный народ, за меня и тебя.
И воскрес, и вознёсся, и спас нас навек –
негасимое Солнце, Господь, Человек!
