АЛЕКСАНДР ХАВЧИН
ЦИРЛИХ-МАНИРЛИХ
Сценка
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Светлана, Эрика – пожилые женщины. Эрика выглядит моложавой и ухоженной, Светлана – на свои шестьдесят с лишним.
Весна в крупном немецком городе. В уличном кафе сидит Эрика. К ней подходит Светлана.
Светлана. Простите… Энтшульдигунг. Кантштрассе, фир це? Во ист?
Эрика. Что вам надобно?
Светлана. О, слава Богу. Хоть одна нормальная нашлась... Я ищу дом по адресу Кантштрассе, четыре це. А тут дом номер два – и за ним сразу шестой. Всё не по-человечески.
Эрика. Дом четыре це – за углом. Вы проходите, там еще один дом… Давайте я вам покажу. Тот дом, с одним этажом.
Светлана. Нет, тут какая-то ошибка. По этому адресу должно быть издательство. «Вербена-ферлаг».
Эрика. Это издательство не очень большое. Всего семь или восемь сотрудников.
Светлана. Тю… А я думала небоскреб найти. А откуда вы знаете про это издательство? Вы случайно не там работаете?
Эрика. Нет, я там не работаю. Так, иногда сотрудничаю.
Светлана. Вы писательница?
Эрика. Я переводчик с украинского и русского.
Светлана. Вот это повезло! То-то я смотрю, вы прекрасно говорите по-нашему.
Эрика. А вы по-немецки совсем не говорите?
Светлана. В школе когда-то учила. И перед поездкой несколько уроков взяла. И разговорник есть.
Эрика. Довольно неосторожно было приезжать в чужую страну с таким скудным багажом. Простите, я должна идти и не могу сопроводить… сопровождать вас в издательство.
Светлана. Секундочку. Может, вы знаете такую: Эрика Цигельмайер?
Эрика. Да, я ее знаю. Хорошо знаю.
Светлана. Что она за человек?
Эрика. Ну, обычный человек. Зачем она вам нужна?
Светлана. У меня к ней дело. Если вы ее хорошо знаете, можете меня с ней связать?
ХАВЧИН Александр Викторович – драматург, прозаик, эссеист. Член Союза российских писателей и Международной федерации русских писателей. Постоянный автор и лауреат премии «Ковчега», в котором печатается с пилотного номера (2002). Предыдущая публикация – в № XXXIV (1/2012). Живет в Мюнхене.
© Хавчин А. В., 2013
Эрика. У нас так не принято – связывать знакомых людей с незнакомыми людьми, у которых есть к ним дела.
Светлана. Не поняла. Если бы мы с ней были знакомы, с этой Эрикой, я бы к вам не обращалась.
Эрика. Возможно, я неточно выразилась. Я хотела сказать, что я вас не знаю и поэтому не могу ни с кем знакомить. Но вы можете мне передать, какое у вас дело к Цигельмайер. Я передам, вы не сомневайтесь.
Светлана. А-а, я догадалась: вы и есть фрау Цигельмайер! Надо же, какая встреча! Мне весь день везет…
Эрика. А мне кажется, вы специально подсели ко мне и специально ко мне привязались. Имейте в виду, хозяин этого кафе мой знакомый, он вышвырнет вас отсюда на счет раз-два. Или вызовет полицию, она здесь рядом.
Светлана. Зачем же вы так? Я думала, всё будет как-то по-человечески. По-родственному. Я ведь ваша сестра.
Эрика. Что? Вы сумасшедшая?
Светлана. Нет. Извините, забыла представиться: Курепина Светлана. Бизнесмен. То есть бизнесвумен. Живу… Название вам ничего не скажет, есть такой городок в Подмосковье.
Эрика. Очень приятно. Рада нашему знакомству.
Светлана. Вы не думайте, я вам в родственницы не набиваюсь. Просто интересно на сестру посмотреть.
Эрика. У меня уже есть брат, он инженер, живет в Нюрнберге. Родители умерли: отец десять лет тому назад, мать ‒ в прошлом году.
Светлана. Сочувствую.
Эрика. Кузина с двумя сыновьями живет в Парагвае. Других родственников не имею.
Светлана. Ваш… наш с вами настоящий отец умер не десять, а двадцать восемь лет назад.
Эрика. Это очень интересно ‒ то, что вы говорите.
Светлана. Вы не смейтесь. Наш отец, капитан Советской Армии, жил с вашей мамой как с женой, хотел жениться честь-по-чести, но тогда это было запрещено. Его вернули в Россию. Потом он демобилизовался, а через два года женился на моей маме, Маргарите Михайловне Лапиковой.
Эрика. Очень трогательная история. И на смертном одре, перед тем как закрыть очи, он открыл для вас семейную тайну.
Светлана. Типа того. Боялся он всю жизнь. Сначала боялся, что пришьют связь с иностранцами, хоть и из народной демократии, а он на оборонном заводе работал. Когда на пенсию вышел, вроде можно уже стало искать родственников за границей, ему стыдно было, что раньше не искал. И действительно, незадолго до смерти ‒ а умер он от рака легких, он рассказал мне о вашей маме Урсуле и передал вот эту фотографию.
Эрика. Да, эта женщина похожа на мою мать в молодости… Но качество фото очень низкое, невозможно сказать уверенно.
Светлана. Вот же фамилия на обороте написана, по-немецки: Урсула Мизбах.
Эрика. Выглядит правдоподобно. Действительно, девичья фамилия моей матери ‒ Мизбах. Но почему вы вдруг меня нашли?
Светлана. Я еще два года назад писала в передачу «Жди меня», у нас есть такая телепередача, помогает людям найти друг друга. Писала ведущему, что у меня есть сестра в Германии, которую я никогда не видела. Они написали, что, уж не знаю как, вас отыскали, что вы преподаете русский язык, и спрашивали, могу ли я приехать на передачу. Я написала, что, конечно, могу. На этом и заглохло, ни ответа, ни привета.
Эрика. Да, теперь я вспомнила. Мне на работу пришло письмо из России, что у меня есть родственница там. Но я ничего не ответила. Мне не надобна была новая родственница. У меня была мать с болезнью Альцхаймера. Если вы знаете эту болезнь.
Светлана. У нас говорят «болезнь Альцгеймера. Да, радости мало…
Эрика. У меня не было никакого желания ехать в Москву, бросая маму одну.
Светлана. Понимаю-понимаю. А я, когда выпал случай съездить в Германию, я все-таки узнала в редакции ваш адрес. Дай, думаю, встречусь с Эрикой. Все-таки не чужие. Все-таки сестры, хоть и не родные.
Эрика. Формальные сестры. Но по существу мы чужие друг для друга люди… Вам сообщили, что я работаю в издательстве, и вы решили найти меня там. Но как вы узнали меня в кафе?
Светлана. Вы на отца очень похожи. Прям одно лицо. Особенно глаза. А что мы всё на «вы», Эрика? Давай на «ты».
Эрика. Я не привыкла с такой быстротой. Но… Хорошо. Пусть будем на «ты»…Светлана ‒ это, наверное, частое русское имя. У меня есть русская приятельница, тоже Светлана. Она работает в московском издательстве и высылает мне модные русские романы, чтобы я выбрала что-то и рекомендовала для перевода.
Светлана. Тебя устраивает нынешняя работа?
Эрика. Нет, конечно. Специалистов по русскому языку много, конкуренция высокая, платят мало. Я прирабатываю дополнительно на переводах деловых документов. Платят тоже мало, но как-то верчусь.
Светлана. Кстати, о делах. Ты бы хотела заработать хорошие деньги?
Эрика. Странный вопрос. Кто же отказывается от хороших денег?
Светлана. Вот я и хочу предложить тебе легкий способ хорошо заработать.
Эрика. Так сразу? Мы же еще хорошо не познакомились друг с другом. Вы… Ты ничего о мне не знаешь.
Светлана. Ну и что? Мы же сестры. По-родственному. К кому мне обратиться, как не к тебе. Ты заработаешь, и я внакладе не останусь.
Эрика. Речь идет о переводе каких-то тайных переговоров? Ты можешь мне довериться. Я переводила секретные переговоры наших магнатов с вашими олигархами. Или вашими мафиози, их трудно отличить от олигархов. И олигархов трудно отличить от мафиози. Все «новые русские». Они одинаково злы и жестоки, хотя считают себя очень-очень добрыми. Они коварны и подозрительны, хотя считают себя доверчивыми. Они алчны, хотя считают себя наполненными какой-то особой духовностью. Как же это слово перевести на немецкий? Спиритуализм?.. Лицемерие ‒ вот что самое противное в ваших олигархах и мафиози.
Светлана. Нет, с олигархами я знакомства не вожу. Скорее, с мафиози. Короче говоря, есть люди, которые хотят ввозить в Германию черную икру.
Эрика. В чем проблема? В Германии полным-полно русской икры. Ее можно купить в магазине.
Светлана. Проблема в том, что это «левая» икра.
Эрика. «Левая» ‒ значит «незаконная»?
Светлана. Можно сказать и так. Икра нормальная, хорошая. Люди заинтересованы в постоянном партнерстве, так что фуфла никто гнать не собирается. Доставят товар рефрижераторами через Польшу, на таможне всё схвачено. Сертификаты всякие в порядке. Ну, почти в порядке. Нужно договориться с супермаркетами о поставках крупных партий.
Эрика. Что требуется от меня? Секретно переводить?
Светлана. За этим стоят серьезные люди, они бы нашли надежного переводчика из наших, русских. Нужен посредник. Человек, который может вывести на немецкие супермаркеты, а договориться с ними ‒ это уже вопрос второй.
Эрика. Я не могу такое сделать. Я никак не связана с супермаркетами.
Светлана. Может быть, кто-то из твоих знакомых?
Эрика. Дела так у нас не делаются. Солидная сеть супермаркетов никогда не свяжется с сомнительным поставщиком. Их же постоянно контролируют, большие магазины, это слишком рискованно.
Светлана. Зато и навар большой.
Эрика. Навар ‒ это профит, нажива? Нет, без меня, пожалуйста. Я имею только одну репутацию. Если они узнают, что я каким-то образом участвую в грязных делах, я лишусь всех работ. Всех заказов.
Светлана. Ты же сама только что сказала, что переводила переговоры мафии.
Эрика. Это другое дело. Меня ангажировали в судебное заседание для перевода русских свидетелей, но из этого не следует, что я судебный работник. Переводчик ‒ это всего лишь переводчик, а посредник, который сводит вместе русского мафиози и немецкого менеджера, ‒ это соучастник.
Светлана. Хорошо, с супермаркетами тему пока закрыли. А рестораны? Их же вон сколько ‒ масса. Не может быть, чтобы их часто проверяли.
Эрика. Я знаю только управляющего вон того ресторана напротив.
Светлана. Ну, переговори с ним. Скажи: продаем икру по цене на тридцать процентов ниже рыночной. Заартачится ‒ сорок процентов. Твой интерес ‒ три процента от суммы сделки. По-моему, неплохо. Если он согласится посредничать с другими ресторанами…
Эрика. О, мой Бог! Я не собираюсь в этом участвовать.
Светлана. Чистенькой хочешь остаться? Учти: кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Эрика. Как-нибудь обойдусь без шампанского.
Светлана. Хорошо. Скажи ему только, что одна русская фрау хочет поговорить с ним по вопросу, представляющему взаимный интерес. Можешь даже сказать, что речь идет о выгодных поставках русской икры.
Эрика. Я уверена, он выставит меня за дверь.
Светлана. А ты попробуй.
Эрика. Хорошо. Но на всякий случай: я только переводчица.
Светлана. Ну, с Богом.
Эрика уходит.
Светлана (достает мобильный телефон). Юрик, тут все не так просто. Это не телефонный разговор… Нет, не продаст. Я ей сказала, что мы сводные сестры. Значит, отец один ‒ матери разные… Да нет, вроде поверила… Нет, типичная немка, цирлих-манирлих, ничего русского. Да нет же, не продаст, я ж говорю ‒ цирлих-манирлих.
Возвращается Эрика.
Эрика. Он сказал, что хочет увидеть образец продукции и сопровождающие документы.
Светлана. Вот видишь! А ты: «Выставит за дверь!» Я лучше тебя знаю этих хозяйчиков, они все одинаковые, что русаки, что немчура. Когда тридцать процентов скидки перед глазами замаячили ‒ весь страх и остатки совести улетучиваются.
Эрика. Он не немец, хозяин ресторана. Иностранец. Кажется, грек.
Светлана. Православный, значит? Тем лучше. Сиди, никуда не уходи. Если все сладится, я тебе триста евро дам.
Эрика. Это за перевод? Мне идти с тобой?
Светлана. Не надо. На уровне «драйсих процент», «о’кей», и «кайн проблем» я разговор сумею поддержать (забирает с собой сумочку, уходит, оставив на стуле жакет).
Эрика после минутного раздумья лезет в карман жакета, достает оттуда российский паспорт Светланы, смотрит в него, затем кладет обратно.
Возвращается Светлана.
Светлана. Кажется, поладили. Скупердяй он ‒ не грек, а прям жид. Но ‒ деловой, не отнимешь. Возьми, это твой гонорар.
Эрика. Спасибо, не надо.
Светлана. Бери-бери, мы же сестры. Я могла бы кого-то другого найти. Но, думаю, надо порадеть родному человечку. Да и надежнее как-то. Живем, Эрика! Гуляем! Пошли в ресторан к твоему греку, я угощаю.
Эрика. Нет, я не хочу гулять с тобой. У меня вызывает удивление и больше чем удивление то, как вы, русские, новые русские, умеете коррумпировать людей. Вот этот грек-ресторатор. Он, может быть, всю жизнь прожил бы как честный человек, если бы ты не предложила ему это искушение, это соблазнение. А теперь он стал нечестным человеком и будет бояться контролеров. Апостол сказал: горе тому, кто приносит в наш мир соблазнение. Тебе не страшно? Ты виновата больше этого грека. Он отдался искушению и рано или поздно ответит за обман. Но ты толкнула его, ты ответишь строже. Ты веруешь в Бога?
Светлана. При чем тут моя вера в Бога? Ну, верую.
Эрика. Я так и знала: все русские верят в Бога или верят, что верят в Бога. Страна Толстого и Достоевского. Но веруешь ли ты в Страшный суд и наказание за грехи?
Светлана. Страшный суд? Когда семью кормить нечем ‒ вот что такое страшный суд. У меня на руках мать-старуха с пенсией шесть тысяч рублей, по-вашему сто пятьдесят евро. Сын безработный. Я училище окончила, два хора у меня было в Доме культуры, взрослый и детский. Сейчас ни хоров тех нет и в помине, ни того Дома культуры, ни той культуры. На базаре рыбой торговала, подавальщицей в кафе была, челноком ездила. Страшным судом она меня пугает! Пусть Страшного суда тот боится, кто меня до этого довел, кто всю страну то такого состояния довел! Ты думаешь, мне самой нравится, что я делаю? Люди нравятся, с которыми приходится дело иметь? Но если выхода другого нет?!
Эрика. Покажи мне, пожалуйста, еще раз фото моей мамы… Как, ты сказала, звали нашего отца?
Светлана. Курепин Владилен Федорович. А почему ты спрашиваешь?
Эрика. Пока тебя не было, я посмотрела твой паспорт. И мне просто интересно, каким образом у такого отца, у Владилена Курепина, дочка стала Фроловой Ириной?..
Светлана. А-а, святоша наша, чистюля, по чужим карманам лазает! Мелькнула же у меня мысль ‒ кофточку надеть, но, думала, немцы ‒ они же все честные, цирлих-манирлих.
Эрика. Не отвиливай. Отвечай по-хорошему, или я вызову полицистов.
Светлана. Ну, сестрица, одно слово ‒ сестричка! Успокойся, родимая. Фролова я ‒ по мужу. Муж первый у меня был Фролов Геннадий Андреевич, сорок шестого года рождения, русский, беспартийный.
Эрика. А отчество?
Светлана. Отец не любил своего имени. «Владилен» ‒ на русском плохо звучит, все его звали Володей, Владимиром. Паспортистка в нашем отделении милиции в одном классе со мной училась, она мне по дружбе написала, когда я паспорт меняла, «Владимировна» вместо «Владиленовна».
Эрика. Да-а-а… Такова оборотная сторона русской душевности. Вписать в паспорт фальшивые данные? В Германии такое не мыслится.
Светлана. Да вы же совсем без отчеств обходитесь! У вас тут имена двойные: Эрих-Мария, Мария-Луиза, Иоганн-Вольфганг, а отчеств совсем нет.
Эрика. Да, но если бы у нас были отчества, в фервальтунгсрефератах никто не писал бы в паспортах ложно.
Светлана. Только не надо мне впаривать, что у вас все такие честные. И министры берут, и директора концернов мухлюют. Да что говорить, если ваш канцлер бывший… Даже в наших газетах об этом писали.
Эрика. В Германии есть вороватые чиновники, а в России есть честные чиновники. В Германии, если кого-то поймали на взятке ‒ это скандал и позор на всю жизнь. В России такого человека выбирают депутатом, сенатором или я еще не знаю куда. В Германии есть четко обозначенная граница, что можно делать, что нельзя. В России, я это видела своими глазами, нет никакой границы и каждый делает, что он хочет, а государство иногда набрасывается из-за угла и говорит: ты нарушил границу, и за это я посажу тебя в тюрьму. Но если бы вы жили как живете, никому не мешая, никто бы на вас внимания не обращал. Но вы же не можете остаться наедине со своим злом, вам непременно нужно распространить его по всему свету, как пьянице нужно сделать всех вокруг пьяницами, тогда ему спокойно на душе, а развратнику необходимо развратить всех. Да, вы, новые русские, развратители. Вы едете в Европу с распухшими бумажниками и предлагаете огромные деньги. Было время ‒ я молилась на русский народ и думала, что русский ‒ это удивительная душа, как у Алеши Карамазова. Когда я лучше познакомилась с русскими, я увидела, что это злые, коварные, неуправляемые люди. От России идет зло, коррупция, зараза. Все вы, новые русские, ‒ мировая инфекция.
Светлана. Нашла новую русскую! Вся брюликами увешана, и платье от Версаче. Ты на руки мои посмотри и со своими их сравни, а ведь я тебя года на три моложе.
Эрика. Ты ‒ зараженная, ты ‒ носитель инфекции.
Светлана. Это еще посмотреть, кто кого заражает: мы вас или вы нас. Жили в СССР ‒ о зарплате спросить стеснялись, ведомость лежала, в ней все расписывались, и что у кого все знали. А сейчас зарплата в конвертах, чтобы я не знала, сколько соседке выписали. Раньше, когда говорили «не в деньгах счастье», ‒ это правда была. Любовь, дружбу, уважение за деньги не купишь. А теперь все поняли: счастье ‒ в деньгах. Есть они у тебя ‒ будет и любовь, и дружба, уважение. Нет денег ‒ значит, ты лох никому не нужный. Откуда это пришло? От вас, с Запада. Какой у нас в Доме культуры был коллектив! Как семья! Дни рождения вместе отмечали, с тортиком, с шампанским, песни пели. А сейчас родные люди стали как чужие, а чужие ‒ как звери. Все мысли ‒ только о себе и только о сегодняшнем дне. Кто же это всё над нами сотворил? Обманули нас, дураков: отмените, мол, советскую власть и заживете как люди.
Эрика. Да, наша кафедра славистики тоже была как одна семья. В большой паузе между лекциями мы собирались в университетской кантине, пили кофе, болтали, рассказывали… как это… слухи? Вспомнила: сплетни. Ну да, мы сплетничали. И когда у кого-то был день рождения, эта дама покупала тоже торт и вино, ей дарили книги или духи. Да, хорошее было время, и хорошая была страна ‒ Дойче Демократише Републик. А что сейчас? Мы тоже думали, что, как только сбросим Хёнеккера, будем жить, как на Западе. Но западные, весси, всегда смотрели на нас сверху вниз. Мы для них люди второго сорта, испорченные коммунизмом и русским влиянием. На работе все глядят друг на друга, как бы выслужиться перед начальством и поймать другого на ошибке. Это не для меня. Хотя, если говорить по совести, я не имею права критиковать других. Вот только что сегодня я вырвала у конкурентки заказ на перевод одной русской книги. Я солгала главному редактору, я сказала, что лично знаю автора и сумею передать его стиль. Хотя, между нами говоря, я не понимаю, почему эта вещь имеет у вас такой успех. Это типичное дерьмо, говно. После Чехова, Юрия Казакова, Нагибина…
Светлана. А я ничего не читаю. Когда-то глотала книги как сумасшедшая. А сейчас открываю ‒ и не могу себя заставить читать. Как будто в игру какую-то со мной играют, а не про жизнь рассказывают.
Эрика. Да-да, ты правильно сказала.
Светлана. А с другой стороны, зачем мне про эту жизнь рассказывать? Я этой жизнью живу. Я не хочу знать про то, как другие так же, как я, из кулька в рогожу перебиваются, я хочу про красивое, чистое, светлое. Про людей, которые не думают, на какие шиши завтра лекарства купить и из чего суп сварить.
Эрика. Да, да! Духовность… Мы живем не для брюха, не для тела, а для высшей цели. Вот теперь я чувствую в тебе русскую. И свою сестру. Хотя ты мне совсем не сестра.
Светлана. Как это?
Эрика. Ты сказала, что ты Светлана, а в паспорте напечатано ‒ Ирина.
Светлана. Эх, ты. Все-таки немка есть немка, цирлих-манирлих. Оно тебе надо, Светлана я или Ирина? Живой человек перед тобой, а не бумажка. Видишь, не мошенница я, денег у тебя не прошу, наоборот, предлагаю заработать. В ресторан приглашаю. Понимаю, не доверяешь, фотография тебе не доказательство. По-твоему, сестрой кто угодно может назваться. Ну, давай я тебе что-нибудь расскажу, что только сестра может знать, и знать только от отца. Твоей матушке тогда было пятнадцать лет. Два наших солдата-освободителя готовились ее изнасиловать. Наш отец это увидел, солдатиков отогнал. Ну, и сам… не удержался.
Эрика. Какой кошмар! Бедная моя мамочка!.. В последние дни своей жизни она всё кричала: «Не трогайте меня, пощадите, я еще ребенок, мне только четырнадцать лет!».
Светлана. Потом он к ней привязался, они стали вместе жить. Подал рапорт начальству ‒ хочу, мол, чтобы всё по закону, тем более что твоя матушка уже ребенка ждала, то есть тебя. Ну, а дальше я уже говорила. Откуда я это могла узнать, сама подумай? Ну, теперь веришь, что я действительно твоя сестра?
Эрика. Это история литературная, отвратительная и… правдоподобная. Теперь я лучше понимаю, почему моя мама вышла замуж за Пауля Цигельмайера, которого я считала своим отцом. Пауль был безногим инвалидом, и он был гораздо старше моей мамы.
Светлана. Ну да, с одной стороны ‒ война только что закончилась, мужики все повыбиты, тут и безногому будешь рада, если у него все остальное на месте. К тому же невеста с ребенком. Это минус. А что намного моложе ‒ это плюс… Ты так и не знала, кто твой настоящий отец?
Эрика. Так и не знала. Он ко мне хорошо относился. Так же, как к своему сыну, моему брату. Я ни о чем не догадывалась. Теперь я понимаю, почему он всегда с особенным значением относился, когда я имела в школе единицы по русскому языку.
Светлана. Чего? Ты единицы получала?
Эрика. Наша единица ‒ это ваша пятерка, наша пятерка ‒ ваша тройка с минусом… Теперь я понимаю, почему мама так раздражалась, когда папа особенно радовался моим успехам в русском языке. Это он настаивал, чтобы я пошла учить русский в университете, хотя я и моя мама ‒ мы обе хотели, чтобы я была врачом. Ах, если бы я послушалась маму! На русский язык столько специалистов, такая конкуренция! А врачи живут… так сказать, припеваючи. Но, может быть, это мне так кажется со стороны, а на самом деле у них свои проблемы.
Светлана. Не заморачивайся. Пошли к греку в ресторан, обмоем наше знакомство и будущие успехи. Должна же эта сука-судьба повернуться к нам не задом, а другим местом..
Эрика. Подожди, сестра, Ты мне еще не рассказала, почему у тебя в паспорте стоит Ирина вместо Светланы.
Светлана. Почему-почему, всё тебе знать надо… Ладно, скажу: это не мой паспорт, а паспорт моей сестры.
Эрика. Как, у нас есть еще одна сестра?
Светлана. Не у нас, у меня. Я разве не говорила? Наш отец женился на моей маме, урожденной Лапиковой. И родил мою сестру Ирину и меня.
Эрика. Так. Ирина вышла замуж за Фролова и стала Фроловой. Значит, ты мне соврала, что Фролова ‒ это ты. Но зачем тебе понадобилось брать паспорт у сестры?
Светлана. Это долгая история. Если в двух словах: мой паспорт у меня отобрали, я под подпиской о невыезде. А у Ирки заграничный паспорт все равно без дела валялся, она три года назад в Турцию ездила. Ну, я и взяла.
Эрика. Вы так похожи?
Светлана. Одно лицо, я на нее еще больше похожа, чем на тебя. Только характеры у нас разные. Она тюха, вроде тебя, а я в мать пошла ‒ с детства шустрая, боевая.
Эрика. Даже слишком шустрая. Это невозможно: по чужому паспорту выехать из России, въехать в Германию! И ты не боялась?
Светлана. А чего бояться? Я ж говорю: мы с Иркой одно лицо. Немного отличаемся ‒ так паспорт выдан пять лет назад. Нашим погранцам всё до лампочки, а ваши мышей ловить разучились, если когда-то и умели. Цирлих-манирлих, грюссен зих, фрау Фролова.
Эрика. Трудно поверить в то, что ты с таким спокойствием рассказываешь. У тебя отобрали паспорт и взяли подписку о невыезде ‒ почему? Что ты совершила или натворила?
Светлана. Оно тебе надо? Ну, прохожу по делу о хищениях как подозреваемая в соучастии. Что это меняет?
Эрика. Нет, это поистине поразительно! Есть же некие нравственные законы, законы общественной жизни. Если тебя подозревают в преступлении, было бы естественно, чтобы ты затаилась, как говорится, ниже воды. Вместо этого ты ввязываешься в какую-то новую аферу. Но ведь это тройной риск. А если еще узнают, что ты пересекла границу с неправильным паспортом…
Светлана. Странная ты какая. Если бы все было шито-крыто, тогда бы я могла сидеть тише травы, ниже воды. А сейчас мне много денег нужно: на адвоката, на следователя. Адвокат тянет деньги и на судью, но я пока не решила. Да и нет у меня пока таких денег. Деньги обещают серьезные люди за конкретное дело. Когда я им сказала, что у меня в Германии есть сестра, готовая помочь, они с визой помогли. За неделю всё обтяпали. Видно, у вас в посольстве тоже кто-то не брезгует.
Эрика. Бог мой, какой авантюризм! Вы, русские, поистине поразительные люди ‒ Достоевский, Сорокин, Пелевин ничего не преувеличивают. Чтобы отмазаться от одного преступления, ты идешь на новое преступление, а если и с этим не выгорит, ты полезешь в третье и четвертое?
Светлана. Хорошие люди поговорят-поговорят ‒ да и выпьют. Пошли в ресторан напротив, там и продолжим наш душевный разговор. А то здесь, как на улице, мне все кажется, будто кто-то к нам прислушивается. Много тут шляется нашего брата, русскоговорящих.
Эрика. Что тебя в ресторан тянет? Там душно, кухней пахнет. А если хочешь выпить, так тебе и здесь принесут, у хозяина есть лицензия на алкогольные напитки.
Светлана. Да нет, мне обязательно надо вместе с тобой перед тем греком показаться.
Эрика. Но зачем?
Светлана. Он спросил, кто из немцев может за меня поручиться. Ну, я и назвала тебя. Сказала, что мы сестры. Он, по-моему, не очень поверил. Вот я и хочу с тобой под ручку прийти, за один столик сесть. Пусть убедится.
Эрика. Это неслыханно! Ты наглая свинская дрянь! Ты хабалка! Бесстыжая стерва! Кто дал тебе право вмешивать меня в свои грязные делишки!?
Светлана (плачет). Эричка, милая, что ты? Ведь мы сестры. Ты моя сестричка, родненькая моя. Кроме тебя, у меня здесь никого нет. Да и там, пожалуй, никого нет. Ирка мне только по названию сестра. У нее только деньги на уме, копит она, собственный дом хочет построить. За бесплатно не пукнет. Ты не такая, в тебе чувствуется настоящая русская кровь, хоть немцы тебя и подпортили. А Ирка мне свой паспорт на неделю одолжить отказалась, представляешь?
Эрика (плачет). Светлана, сестричка, у меня тоже никого нет, все чужие, только ты моя родненькая. Тебе деньги нужны? Я отдам тебе всё, что у меня есть, только не связывайся с русской мафией!
Светлана. Да, ты наша, курепинская. Слушай, ты же у отца на могиле не была!
Эрика. Нет же, я две недели назад посетила могилы родителей на Южном кладбище. То есть могилу Пауля Цигельмайера, которого я считала своим отцом.
Светлана. Ты должна навестить могилу нашего отца. Иначе ты мне не сестра. Так, собирайся. Мы едем в Россию. Где твоя машина?
Эрика. На парковке, в соседнем квартале.
Светлана. Быстро, единым духом на твою квартиру, бросаем в чемодан смену белья и зубную щетку ‒ и в аэропорт. Летим в Москву через Минск. Главное, паспорт не забудь и кредитную карточку.
Эрика. Как мы полетим в Россию без визы?
Светлана. Не беспокойся, в Минске к немцам хорошо относятся, пустят без визы.
Эрика. А как мы преодолеем русскую границу?
Светлана. Россия не Германия, всё можно уладить. Ерунда, я всё беру на себя. Давай, ушами не хлопай, у нас мало времени.
Эрика. Но как же так? Я не готова, ты так неожиданно предложила. Я не привыкла с такой быстротой. Я не могу срочно.
Светлана. Нет, ты все-таки цирлих-манирлих. Пошли, не боись, со мной не пропадешь!..
Занавес
