(окончание. Начало в №5/2013)
У меня зазвонил телефон
Отсыпаюсь после бессонной ночи. Меня будит упорный телефонный звонок. Шатаясь, добираюсь до телефона, беру трубку.
Женский голос, по-русски: Проснулась?
Я: Да.
Голос: Свинья!!!
Я: (раздирая слипшиеся веки) Э-э-э... Вам, простите, кто нужен?
Голос: (перепуганно) Ой! Я не туда попала...
Короткие гудки.
Пытаюсь реставрировать ситуацию, вызвавшую такой звонок. Варианты различны.
По дороге в аэропорт
До аэропорта из Иерусалима везет удобная маршрутка "Нэшер" ("Орел"), забирает у самого дома, приезжает четко, ни разу не подводила. И в этот раз мобильник зазвонил в ту секунду, когда я спустилась с чемоданом.
- Алё! Ты ждешь "Нэшер?
- Да.
- Слушай, я тут не знаю, как заезжать на твою улицу, так что выйди на большую трассу, и я там тебя подхвачу!
Я очень удивилась и повезла свой чемоданчик к трассе. Водителю было лет шестьдесят пять. Кроме него в маршрутке сидел его ровесник и, как я поняла, его друг, он же рекомендатель на эту работу и инструктор, по имени Дуду (ударение на первое "у").
Дальше их разговор всю дорогу был таким, причём оба орали хриплыми басами, как будто им надо было перекрикивать весь базар.
Дуду: Ави, а помнишь эти шашлыки, которые мы ели в День Независимости? Это были такие шашлыки!
Ави: Помню (набирает номер по телефону). Алё! Доброе утро! Выходите с чемоданами через 5 минут.
Дуду (важно): Ты неправильно говоришь! Надо просто говорить: "Нэшер", без всякого доброго утра!
Ави: Это всё равно, как говорить!
Дуду: Нет, не всё равно! Я твой инструктор, ты должен делать, что я говорю тебе!
Ави: Ладно.
Дуду: И ты неправильно едешь! Тебе тут надо направо!
Ави: Нет, тут налево!
Дуду: А я тебе говорю, что направо! Разворачивайся!
Ави: Я знаю, что налево!
Дуду: Направо!!! Делай, что говорю! Я твой инструктор!
Ави: Ладно!
Такси разворачивается и едет в обратную сторону.
Дуду: Нет, ты помнишь эти шашлыки? Какие были шашлыки!
Пассажирка с семилетним сыном: Извините! Вы не могли бы говорить чуть тише? Мой ребенок устал и хотел бы поспать.
Ави (на четверть тона ниже): Ну и где тут эта улица? Я же говорил, надо налево!
Дуду (надувшись): Ты сам должен думать! Но я всё равно был прав!
Пассажир, ждущий на улице с багажом: Вы опоздали на сорок минут! Это безобразие!
Ави (раздраженно): Ставьте чемоданы сзади! И не скандальте, залезайте быстрее, мне некогда!
Дуду (тихо): Правильно, не выходи! Пусть сам свои чемоданы таскает! (громко) А ты помнишь, какие это были шашлыки, какие шашлыки!!!
Так мы крутились по Иерусалиму, собирая пассажиров, около двух часов вместо сорока минут. Дорогу не знали оба, что инструктор, что новичок, а такую штуку как GPS, они, по всему, презирали. Но на рейс я успела.
Из жизни ворон
Всё-таки удивительная птица ворона. Что-то в ней есть очень человеческое, недаром она – персонаж в сказках самых разных народов.
Вот четыре крохотные вороньи картинки.
Через узкую улочку висит провод. Он не натянут, а болтается, как качель. И посередине к нему прицепилась ворона. Перевернулась вниз головой и стала провод раскачивать. При этом висела то на одной лапе, то на другой, помахивая свободной в воздухе. Это было совершенно бесполезное занятие - ворона просто развлекалась. Как я, как вы.
Каждое утро хозяин лавочки, рядом с нашим домом, ломает вчерашний хлеб и насыпает огромную гору для птиц. Голуби, воробьи и горлинки топчутся по ней, толкаются, ссорятся, но пищи - избыток, всем хватает с лихвой.
А сегодня на верхушку этой горы булочных обломков села ворона. Кар-р-ркнула на всех - и птичий народец разбежался. Но недалеко. Толпились вокруг, переговаривались робко (чуть не написала – шепотом), и отдельные смелые воробьи делали попытки стащить кусок. Но ворона бдела. Только кто сунется - грозно каркала, и мелочь разлеталась, не солоно хлебавши. Сама ворона хлеба не ела - на чёрта он ей? И вид у неё был чрезвычайно довольный.
За моим окном на работе - ящик кондиционера. На него сели две вороны: крупный самец и мелкая тощая самочка. Ворон солидно ходил по ящику туда-сюда и размышлял о вечности… или о биржевых акциях… или о футболе. Ему бы очень пошла трубка в зубах… в клюве.
Супруга же следовала за ним мелкой побежкой и что-то непрерывно и истерично трещала, пытаясь забежать со стороны клюва, чтобы он наконец обратил на неё внимание. Он же невозмутимо смотрел по сторонам, не торопясь доходил до края ящика, разворачивался и совершал променад обратно.
Кончилось это тем, что ворону надоело, он сорвался и полетел, а ворона, совсем зайдясь в крике, рванулась за ним.
Я умирала от хохота и жалела об отсутствии камеры!
Вчера довелось увидеть - первый раз в жизни брачный танец ворон!
Самец склонился перед самочкой до земли в придворном каком-то поклоне - шея вытянута, клюв буквально лежит на асфальте. Расставил широко крылья в стороны и стал ими быстро-быстро мелко помахивать - как двумя веерами.
Самка посмотрела на это, посмотрела. Потом согнулась в таком же встречном поклоне, тоже развела крылья и так же ими завибрировала. Это был просто какой-то полонез - другого слова не подберу!
С полминуты они выполняли этот ритуал, а потом перешли собственно к любви.
Я нигде не встречала упоминания о таком: везде пишут о брачном танце самца вокруг самки. Но чтобы танец был парным? И чтобы самка танцем показывала самцу, что она согласна?
Нет, не зря я написала, что вороны поведением больше напоминают людей, чем птиц!
Михаил Жванецкий в Иерусалиме
Была на его выступлении. Ну, надо же хоть раз в жизни, но живьём!
И не зря! Обаяние его, не смазанное экраном телевизора, просто затопляет переполненный зрителями зал.
Были более удачные тексты и менее удачные тексты. Но обаяние, друзья, не пропьёшь! Вот выходит на сцену старый, лысый, пузатый человек, и через секунду весь зал - его.
Он вытаскивает из своего ободранного портфеля мятые листы, на которых написаны тексты от руки, роется в них, крутит туда-сюда, потому что концовка иногда залезает на поля. И пока крутит, просто общается с залом, как у себя на кухне. И, может, это - лучше всего.
Взглянув, между миниатюрами, на свой живот, замечает:
- Вот скажите мне, почему так? Толстеешь - брюки спадают. Худеешь - брюки спадают.
(реплика из зала): Купите подтяжки!
Жванецкий (мгновенно обернувшись на голос): Подтяжки - да, это выход! Но СТАРЯТ.
Из запомнившегося.
- Странный всё-таки этот русский язык. "Я тебя не забуду!" - один смысл. А "я тебя запомню!" - совсем другой.
В Одессе.
- Скажите, где тут почта?
- ПОШЛИТЕ СО МНОЙ!
Будьте нам здоровы, Михал Михалыч!
Если друг оказался вдруг...
В нашем Государственном Учреждении – огромное количество людей. Работали там, среди прочих, две подружки. Назову их, скажем, Симха и Шоши. Им обеим лет около тридцати, живут рядом, часто подбрасывают одна другую до работы, вместе кофе пьют, сплетничают, о детях болтают, по магазинам бегают, в развлекательных поездках от Учреждения всегда просят дать им общий номер. В общем, не разлей вода.
Года через три после того, как они почти одновременно начали тут работать, замгендиректора вызывает Шоши. Дело серьёзное - проверяющая комиссия выяснила, что Шоши дала о себе ложные сведения: написала, что она несколько лет занимала в другой структуре некую должность, что увеличило годы её профессионального стажа и дало ей право на более высокую зарплату.
Деваться Шоши некуда. Она рыдала в кабинете замдиректора, умоляя её не увольнять, потому как семья, дети...
Но замгендиректора – дама с характером, сказала, мол, dura lex - и послала домой.
Тогда Шоши утёрла слёзы, высморкалась и заявила:
- Идея дать эти ложные сведения была не моя, а Симхи. Она же мне помогла всё это документально оформить. Так что увольняйте нас вместе.
Началось разбирательство. Доказать уже ничего нельзя, но замгендиректора сказала – в шею обеих. Симха рыдает, бегает по шести этажам здания, залетает в каждый кабинет, жалуется на несправедливость, на подлость этой Шоши. Ей сочувствуют. Во-первых, она очень хорошенькая, просто красавица. Во-вторых, только что развелась с мужем и осталась с двумя маленькими детьми на руках.
Делегации, просящие, чтобы Симху не увольняли, осаждают кабинет замгендиректора. В конце концов, может это Шошин поклёп, правда?
Весы стали склоняться в сторону Симхи.
Уволенная, но ещё приходящая на работу Шоши об этом узнала. Ворвалась в кабинет замгендиректора. Не плакала, о нет!
Сказала:
- Мало того, что Симха виновата в том, что оформила мне липовые бумаги. Но все эти годы, что мы тут обе работаем, мы регулярно отбивали карточки друг за друга. Одна из нас приходила на работу и отмечалась за обеих, а вторая в это время занималась своими делами. Проверьте – наши карточки всегда почти отбиты вместе.
И если эту Симху не уволят, я это так не оставлю. Пойду в газеты, на телевидение, устрою шум на всю страну, чтобы все знали, как работают в этом Учреждении!
Проверили. Всё оказалось правдой. Обеих уволили.
А я осталась в каком-то растерянном недоумении. Как-то нас по-другому учили – о дружбе. Нет?
Чисто израильское
Шабат. Иду по Иерусалиму и слышу крик из окна, по-русски:
- Сколько раз тебе повторять?!! Надень кипу, Христа ради!
Зверь, именуемый кот
Жду приёма у ортопеда. Входит молодая пара, солдат и девушка, по всему, пришли впервые.
А на диване развалился рыжий в разводах котяра. И покрышка дивана точно такая же - рыжая в разводах, так что они почти сливаются. Девушка бросается чесать кота за ушами.
А у меня спина болит, стою сама перекошенная и физиономия такая же. И говорю им серьёзно:
- Видите, кот совпадает по расцветке с покрышкой?
- Видим.
- Это кот-хамелеон, он мимикрировал. Когда покрышка была чёрной, он был чёрным, когда белой - белым.
У ребят рты пооткрывались. На кота смотрят. Потом на меня - вроде, тётка солидная, в очках. В глазах мысль: сумасшедшая или правда?!!
А я, не улыбнувшись, прошла в кабинет.
Знание законов кашрута - наше всё!
В русском некошерном магазине.
Дама просит отвесить ей ветчины. Прошу заметить - свиной ветчины! Продавщица протягивает ей кусочек:
Продавщица: Хотите попробовать?
Дама (испуганно): Нет, что вы! Я же не смогу потом два часа есть молочное!
"У поэтов есть такой обычай…"
Побывала на прекрасном вечере двух иерусалимских литераторов: поэта Александра Верника и прозаика Светланы Шенбрунн, чья новая книга "Пилюли счастья" только что вышла в Москве. Вечер удался, народу в зале Ури-Цви Гринберга было не протолкнуться, что очень приятно. Но я не об этом.
После вечера был фуршет, где насладившийся литературой зритель налег на водку с горячей картошечкой, шпротами и салатами. Когда народ собрался на выход, я увидела величественного и всегда немного трагического Верника, стоящего у двери с большой кастрюлей в руках. У меня само собой вырвалось:
- Поэт с кастрюлей - больше, чем поэт.
Тут же стоящие вокруг подхватили:
- И два поэта - больше, чем поэт.
- А полпоэта - меньше, чем поэт.
- Поэт с женою - больше, чем поэт.
Жена Верника вставила свое слово:
- Жена поэта - больше чем поэт.
Верник посмотрел на всех и произнес:
- Ты - поэт, и я - поэт. В руке не дрогнет пистолет.
АКУЛА-ДИВЕРСАНТКА
"Вчера агентство Reuters обратило внимание на заявление губернатора провинции Южный Синай Мухаммада Абделя Фадиля Шоши государственному агентству новостей Еgynews.net о том, что "Мосад" якобы подсылает акул-убийц к египетскому побережью, чтобы нанести удар по египетской туристической отрасли. После нескольких нападений акул на людей в районе Шарм аш-Шейха многие иностранцы действительно поспешили покинуть курорты Синая или отменили приобретенные ранее туры" 08.12.2010.
Моссад искал пути, как больше нагадить миру мусульман. Его глава, зловещий Мойша, вертел задумчиво стакан с кефиром. Грозно глаз сощуря, он покрошил туда мацы и съел неспешно эту тюрю, как ели деды и отцы его всегда. (А всем известно, в маце – младенческая кровь, замешанная прямо в тесто). Так вот, вдруг Мойша вскинул бровь и рявкнул: «Эврика!» И сразу гудящим ульем стал Моссад: один бежит с огромным тазом, другой раскладывает в ряд наживку и крючки стальные, прямые удочки, кривые, и сети десяти родов, и для ершей, и для китов.
И под Беэр-Шевою, в пустыне, в сверх засекреченном садке Моссада (боже! – сердце стынет!) от мамы с папой вдалеке, родные позабыв пенаты, живут малютки-акулята. Вокруг сотрудники Моссада с нечеловеческим лицом их мозги промывают ядом и кормят цимесом с мацой. Дежурят у садка попарно и щупальца свои коварно вонзают в недра детских снов, и сионистский план кошмарный уж к воплощению готов.
Тиха египетская ночь. Прозрачно небо. Звезды блещут. И ветр дремоты превозмочь не хочет. Море тихо плещет. Бесшумно подплывает тень, точь-в-точь огромная сигара, и отпускает в воду тару под риф, в прибрежных волн кипень. Спят часовые, как на грех, и спит спокойно Шарм-аш-Шейх.
Наутро розовая Эос над Красным морем восстает, и, одолев ночную леность, толпой гостиничный народ на берег радостно стремится, чтоб окунуться и забыться. Кичливый лях и верный росс под солнце подставляют брюхо, и сумасшедшая старуха из устриц требует шашлык, а рядом плещутся под мухой француз и друг степей калмык.
Жара полдневная. Все в море. Но вдруг раздался жуткий крик, а вслед другой, отчаяньем вторя. Средь человечьих тел возник жестокий хищник. Без пощады агент кровавого Моссада людей зубами страшно рвёт, в глазах акулы смерть и лёд, живую плоть, как бритвой, режет, потоки крови, вопли, скрежет, хвоста мельканье, ярость, стон, и смерть, и ад со всех сторон.
И на высоких децибелах Египет миру сообщил, что голодает нынче феллах и ест одни пустые щи. Осуществился план злодейский, туристский убежал народ, но характерный нос еврейский акулу сразу выдаёт!
Так не позволим вражьей силе на этот мир накинуть сеть! (По слухам, в Кнессете решили вулкан исландский подогреть)
Дорожное
(13-е, пятница. Полет Лод-Домодедово)
Не могло в такой день всё пройти гладко! Перед самым выходом уронила косметичку, и зеркальце в ней раскололось. Заклеила остаток скотчем и выскочила на маршрутное такси в аэропорт.
Такси ездило по Иерусалиму, собирая пассажиров. Долго крутило по узким витым улочкам Эйн-Керема и остановилось у ворот католического монастыря. Две монашки, в серых одеяниях, белых платах и в очках, залезли, пробормотали «Bonjour!», достали четки, стали их перебирать в пальцах.
Следующими сели у гостиницы две американские негритянки (ой-ой! – афро-американки, конечно!), в черных балахонах, черных шапочках и золотых очках. Одинаково раздвинули губы в образцовой улыбке, сказали «Morning!».
Последней села арабская семья: усатый глава семейства, с ним две жены, закутанные в многослойные одеяния и в платки, максимально скрывающие лица, и трое детишек. Они ничего не сказали, и такой вот специфической компанией мы прибыли в аэропорт.
У меня была только ручная кладь, крохотный чемодан на колесах, из которого бдительная охрана выудила пилочку для ногтей, забытую в кармане с предыдущей поездки, и выбросила это опасное оружие в мусор. Пилочки было жалко.
В Дьюти-фри я, как всегда, затоварилась французским бренди и пошла на посадку.
Пожилая пассажирка передо мной сердито говорит по мобильнику:
- Ты представляешь? Меня запихнули в хвост трамвая!!! Надеюсь, хоть ни одна сволочь не придет на соседнее место!
«Сволочь» в лице молодой женщины немедленно оказывается рядом и просит освободить кресло от сумок. Пассажирка убирает сумки, приговаривая:
- Вот счастья-то привалило…
- А вы надеялись лететь одна? – встает в боевую позу соседка.
- Я не надеялась, я мечтала!
Через короткое время они уже в запой общаются, делясь личными переживаниями, жалуются на мужиков, угощают друг дружку бутербродами, ругают Израиль.
По проходу салона бродит огромного роста молодой русский священник, вопрошая басом: «Куда же мне поставить икону?» Самолетик маленький, все багажные ящики забиты чемоданами. Наконец стюард куда-то икону пристраивает, и священник оказывается моим соседом. Я сочувственно смотрю, как он втискивается в узкое кресло, выворачивает длиннющие ноги, чтобы как-то поместить их в щель между сиденьями. И мне-то, с моими стандартными габаритами, тесно и неудобно, а уж такому богатырю и подавно.
На взлете священник размашисто крестится и произносит короткую молитву.
- Теперь-то полет пройдет благополучно! – не удержалась я.
- Сие только от воли Господа зависит, - спокойно басит мой сосед с высоты своего роста и убеждений.
Мы разговорились.
Отец Зосима оказался интересным человеком. Владеет свободно четырьмя языками, объездил, посылаемый церковью, полмира, служил в разных странах, написал два международных путеводителя для паломников.
Был направлен служить в церкви в Антарктиде, что полностью разрушило его здоровье. На полюсе, рассказал он, сильная солнечная радиация, губительная для человека. Через четыре месяца его увезли оттуда в тяжелейшем состоянии, оказывало сердце, печень, почки.
- А как же остальные, которые работают там годами? – заинтересовалась я.
- Полярники и предыдущие священники спасались тем, что постоянно спирт пили, - ответил отец Зосима, - а я – непьющий. Вот и пострадал.
Я-то считала, что классика «истопник сказал, что столичная очень помогает от стронция» - шутка Галича, а оно оказалось суровой правдой!
Теперь отца Зосиму, по состоянию здоровья, церковь отпускает, как он сказал «на вольные хлеба», живи, где хочешь. И он собирается пожить в Абхазии, где теплый здоровый климат и много необходимой его больному сердцу кураги.
Я искренне пожелала ему выздоровления, но заметила, что выглядит он совершенно здоровым, кровь с молоком.
- Это на меня Иерусалим так подействовал, - сказал священник, - полет в ту сторону с трудом перенес, пришлось таблетки глотать.
Про церковь в Антарктиде о.Зосима рассказал любопытное. Когда рухнул Советский Союз, научные станции в Антарктиде стали закрываться одна за другой, денег на них не было. Начальник одной из таких станций решил ее спасти и нашел нестандартный ход – через церковные власти. Заказал сборную деревянную церквушку, ее привезли на корабле, собрали. Прислали из Москвы священника, освятили. Там же крестился и этот умный начальник. Так и осталась в Антарктиде эта единственная станция, в штат которой теперь полагается священник.
Там, на маковке Земного шара, происходят всякие аномальные природные явления. Например, горизонтальные осадки. Можно лечь на медленный воздушный поток, поднять ноги и лежать, как в невесомости. А еще там опасно.
Многочисленные морские животные – морские львы и особенно леопарды – охотятся на всё, что движется. Обваливаются в снегу, становятся совершенно незаметными среди ледяных торосов. Одному корейцу такой морской леопард отхватил ногу, с трудом спасли парня.
Доводилось отцу Зосиме служить и на крайнем Севере, где зимние температуры опускаются до -60.
- И как же выживать? – спросила я, застучав зубами от одной цифры.
- Шубы там специальные: снаружи – бурый медведь, изнутри - мехом внутрь, белый. Шапки тоже – мехом внутрь. На ноги – унты особые, кожу для них берут с ног северных оленей, от копыта до колена. Это очень тонкая и морозоустойчивая кожа. На нее уже мех нашивают. Так издревле спасаются северные народности.
Соседка через проход, дама лет пятидесяти, с постоянно недовольным выражением лица добилась, чтобы к ней подошел единственный русскоговорящий стюард из всей ивритской команды бортпроводников, и стала ему громко и раздраженно выговаривать, четко артикулируя:
- Вы – представитель компании «Аркия»?
- Да.
- Как я могу написать жалобу вашему руководству?
- А в чем ваша жалоба?
- У меня был оплачен вместе с билетом кофе в аэропорту, а мне его не дали. Это полнейшее безобразие!
- Сейчас узнаю.
Стюард уходит и через некоторое время возвращается.
- Вас попросили подождать, пошли за кофе, но вы уже ушли.
- Я ждала пятнадцать минут! Я этого так не оставлю! Я свои права знаю! Я педагог! У нас в России, может быть и не всё в порядке, но законы защиты потребителя там работают прекрасно!
Стюард стоит, втянув голову в плечи, и ждет, когда вызовут в школу его маму.
Выговорив всё, дама утыкается в книжку «Воспитание родителей».
Отец Зосима вырос на югах, а медицинский институт заканчивал в Сибири. Поехал туда, потому что отыскался дед, посаженный в 1946, когда жена его была беременна. Бабушка, родив сына, умерла, мальчик рос в детском доме, не подозревая, что у него есть отец. И дед не знал, что где-то у него есть сын – никаких связей не было. И вот отыскали друг друга чудом - уже в начале перестройки. О.Зосима (тогда еще Гаврилка) с дедом подружился, а тот, на последнем отрезке жизни, успел стать Заслуженным учителем.
Я позволила себе поинтересоваться, что заставило молодого врача отказаться от обычной жизни и уйти в монахи?
О. Зосима вопрос не счел наглостью, а ответил очень просто:
- После тяжелой аварии я побывал ТАМ. И ТАМ так прекрасно, что возвращаться в светский мир с его растущим злом – а оно растет – не захотелось.
- А что есть ТАМ, если можно об этом говорить словами?
О.Зосима рассказал, что он видел ТАМ. Мне понравилось.
- И все-таки, - сказала я, дослушав, - мне кажется, нет зла как такового. Каждый из нас, если может, собирает вокруг себя островок добра, где действуют законы доброты, сочувствия, интереса к другому человеку, любви к своему делу, взаимопомощи. Это круг семьи и друзей. Чем больше таких островков, пузырьков в недобром мире, тем этот мир лучше. А родив и воспитав хороших детей, живущих по тем же законам, мы тем самым продолжаем род и спасаем будущее.
Правильно ли отказаться от этих трудов, нарушая и биологическую программу – размножения, и чисто человеческую – воспитания?
О.Зосима покачал головой.
- Я сделал свой выбор. Может быть, вы правы, я избрал для себя более легкий путь, но он – мой.
На арабском рынке в Старом городе Иерусалима
После вернисажа выставки моей подруги-художницы я прошлась по арабскому рынку: искала косметичку из гобеленовой ткани, наша-то совсем разорвалась. Иду я тихо, ищу лавку сумок. А отовсюду мне продавцы кричат на всех языках:
- Девушка! Мисс! Гэверет! Хабиби! Красавица! Иди сюда! Что надо? Заходи! У меня есть всё, что ты хочешь! Купи! Дешево отдам!
И не просто кричат, а следом бегут, руками хватают, к себе тянут. Достаю старенькую свою косметичку:
- Такая есть?
- Такой нет, но у меня есть другие замечательные вещи!
- Нет, других мне не надо.
Иду дальше.
- Красавица! Спорим, у меня есть то, что ты ищешь? Если нет, я проиграл, требуй, чего хочешь!
Хороший маркетинговый ход. Достаю опять свою косметичку.
- Нет, такой нет. Я проиграл - проси, чего хочешь!
Хмыкаю:
- Живи спокойно, у меня всё есть.
Один высокий бородатый красавец вдруг говорит:
- Есть! Иди сюда!
Смотрю на его лавку с сомнением - там платки и шали.
- Иди, иди сюда! Заходи! У меня есть!
Захожу осторожно.
- Ну, показывай.
- У меня для тебя подарок есть!
Выхватывает большой темно-розовый шелковый шарф, быстро накидывает мне на плечи, заматывает.
- Мне не нужно подарка!
Сбрасываю шарф и делаю быстрый шаг к выходу.
- Стой! Почему обижаешь? Хочу тебе подарить - ты красивая! Может, я твоим френдом буду!
- Нет, моим френдом ты не будешь! Убери руки!
Выдвигаю нижнюю челюсть, делаю злобную харю. Выбираюсь с этого базара, удерживая зверское выражение лица. Нет, не буду больше одна по арабскому рынку ходить!
Сигнальные звоночки
Купила я пять месяцев назад квартиру - скоро уже и переезжать.
И проходя все дикие вывороты оформления, ссуд и др. и пр., я всяко себя ругала: "Ну и чего сунулась? Можно было бы и дальше жить - не все же продают тут квартиры! Ну и что, что теперь на этой улице почти одни выходцы из Эфиопии - я же не расистка какая..."
И вот тут посланы были мне два звоночка.
Вышла я в магазин. Подходят ко мне два эфиопских мальчишки. Одному лет семь, другой ещё младше. Хорошенькие, глазастые.
- Тётя! - говорит старший. – Дай нам тридцать шекелей!
Я остановилась изумленная. Не шекель - на конфетину, а так вот сразу - тридцатку! Произнесла сакраментальное:
- Что вдруг?
И пошла себе. И думаю. Это вот сейчас они тридцать шекелей просят. А потом подрастут...
А буквально на следующий день звонит мне на мобильный сын:
- Мама! Ты где?
- Я в городе. Что-то случилось?
- Да нет, так, ничего особенного.
- А всё же?
- Тут у нас на улице стрельба была, двоих ранили.
- А ты где был?
- Близко. Там стояла группа людей, разговаривали. Потом один достал пистолет и выстрелил дважды.
- И что ты?!!
- Я позвонил в полицию и в скорую и пошёл домой.
Нет, более убедительного подтверждения, что мы правильно отсюда съезжаем, найти было бы трудно!
Чемодан
Перед поездкой сына в Россию выяснилось, что оба наших чемодана приказали долго жить. И пошли мы с ним покупать чемодан.
Как порядочные, ходили из одного магазинчика сумок в другой, приглядывались, сравнивали цены. Лавки, как лавки – одни побогаче, другие попроще. Но две оказалась совершенно незабываемы.
Одна состояла из двух небольших помещений, где сумки и чемоданы были навалены друг на друга горами, свободного места в магазине оставался один квадратный метр. Пока мы, вытягивая шеи из дверей, пытались углядеть в этой свалке что-то подходящее, хозяин – маленький, седой, в домашнем вязаном жилете, беседовал с полной пожилой покупательницей, одетой в длинную цветастую юбку, вишневый жакет и синюю шляпу.
Продавец на неё не смотрел, трогал свои чемоданы, изображая большую занятость.
Дама: А вот тут колесо у сумки застревает, видишь, Шлёми? Я эту сумку у тебя год назад купила, а колесо застревает.
Продавец (бурчит, глядя в сторону): Это очень хорошая сумка. И колеса там хорошие.
Дама: Нет, колесо заедает, ты мне его почини.
Продавец: Хорошие, очень хорошие колеса.
Дама: Нет, Шлёми, ты мне почини колесо.
Продавец: Зайди ко мне в понедельник, сейчас мне некогда. В понедельник я тебе починю.
Дама: А кремы для лица у тебя сколько стоят?
Я взглянула с изумлением: на невозможно грязных полках стояли запыленные упаковки кремов неизвестных фирм.
Продавец: Зайди в понедельник, я тебе продам крем, сейчас мне некогда.
Дама: А когда ты меня пострижёшь? Ты пострижёшь меня, Шлёми?
Продавец (всё так же хмуро): Зайди в понедельник, я тебя постригу.
Вот это набор услуг! Я подумала, может он ещё и кровь пускает, если надо?
Когда дама наконец вывалилась из лавки, наступила наша очередь.
Мы вступили на освободившийся пятачок и сказали, что нам нужен чемодан.
- Вот очень хороший чемодан, - скучно сказал Шлёми, - тыча пальцем в ближайший к нему.
- Да, но хотелось бы побольше, вон как тот. Можно его посмотреть?
Тяжело вздохнув, продавец вытащил чемодан. Мы его раскрыли, проверили застежки, потом сын спросил:
- А чёрного такого у вас нет?
- Нет, только красный. Он – единственный такой. Берите, это очень хороший чемодан.
Тут я сказала, заглянув во вторую комнату:
- А мне кажется, что вон тот чёрный – точно такой же, как этот.
- Нет, он другой, - с отвращением сказал продавец, глядя мимо нас.
- Ну, давай посмотрим, - предложила я.
Продавец угрюмо полез на гору чемоданов и стащил нам тот, что я просила. Он оказался брат-близнец красного. Спросив цену, сын сказал:
- Мы сейчас зайдём ещё вон в те две лавки, посмотрим, что там, а потом вернёмся к тебе.
Продавец впервые взглянул на нас. Перекосился. И сказал твёрдо:
- Нечего заходить. Только зря топчитесь тут, от дела отрываете!
И демонстративно захлопнул за нами дверь в лавку. На улице мы принялись хохотать. Вот это бизнес! Но мы не знали, что это ещё не конец.
Путь наш лежал через рынок, и мы увидели какую-то щель, из которой торчали сумки. Так, походя, заглянули. Там сиротливо стояли всего три чемодана. Хозяин, высокий тощий старик, в большой чёрной кипе и с длинной седой бородой, сказал, что у него – самые лучшие чемоданы в Иерусалиме.
Мы скептически осмотрели один, подходящий по размеру. Чемодан выглядел хлипким, колеса неубедительными, ручка слабой. Пока мы с Данькой его осматривали, старик ревниво за нами смотрел и, видя, к чему мы прикасаемся, сразу говорил:
- Ручка очень крепкая. 180 шекелей. Колёса очень крепкие. 150. Застёжка очень хорошая. 100 шекелей.
Я говорю:
- Данька, 100 шекелей – не цена для чемодана, но его хватит разве что на одну поездку. Давай поищем что-то получше.
Мы сказали старику, что подумаем и вышли наружу. Сердобольный Данька сказал:
- Мама, давай купим у этого старика чемодан. Он какой-то такой старый и несчастный, наверно, у него никто ничего не покупает. Жалко его. А одну поездку, наверно, чемодан выдержит.
- Ну, как знаешь.
Мы вернулись в лавку, с чувством, что делаем доброе дело, и представляя, как сейчас просияет старик. Старик, увидев нас, встал со своего стула и повернулся к нам спиной.
- Мы пришли за чемоданом.
Резко обернувшись, старик, рявкнул:
- Триста!
- Как триста? Ты же говорил – сто?
- Не хотели сразу брать, так и идите отсюда! Мне такие покупатели не нужны!
- Хорошего тебе шабата! – сказали мы и вышли.
Реакция у нас была синхронная – гомерический хохот! За полчаса нас фактически выгнали из двух магазинов! И где ещё встретишь такие типажи?
Напоследок, хоть это уже и не важно: чемодан мы купили. В чистом современном магазине, у симпатичного продавца, который быстро показал нам несколько моделей, толково объяснил, чем одна отличается от другой, дал дельный совет, сделал приличную скидку, да ещё, когда мы уже с чемоданом вышли из магазина, помчался за нами, чтобы отдать забытую мною клубнику.
Писатель Михаил Шишкин в Иерусалиме
С ним была встреча в иерусалимской Русской библиотеке.
Шишкин получил за последние годы три главных литературных премии России, его книги переведены на 12 языков, по ним ставят спектакли в российских театрах. Я шла на встречу, прочитав только один его роман «Венерин волос». Это очень непростая проза, и по материалу, и по сложно плетеному построению, и по языку, не дающему читателю расслабиться. Густота, не продохнешь.
Михаил Шишкин – высокий, широкоплечий, седина сочетается с серыми глазами. Интроверт. Трудно себя чувствует на публике. От напряжения начал встречу с чтения двух отрывков из своего нового романа «Письмовник». Читает монотонно, невыразительно.
Но когда говорит о писательском ремесле, о писательской судьбе, о сегодняшнем состоянии литературы – загорается, это замечательно интересно, перекликается с собственными вопросами и думами на эту тему. Наверно, многое из того, о чем он говорил, вошло в какие-то его интервью – ведь все задают похожие вопросы. Но я напишу о том, что мне было важно услышать, что запомнила.
По Шишкину, есть два типа писателя: один – хозяин своего текста, другой – его слуга. Хозяин звонит в колокольчик, и «роман» тут же прибегает: «Чего изволите?». Писатель пишет, стирает, решает, придумывает, сам за всё отвечает.
Шишкин относит себя ко второму типу. Роман призывает писателя, тот прибегает с «чего изволите?», сидит себе и легко, радостно пишет, поскольку всё за него знают и решают. И это – счастье!
Но потом проходит день, месяц, год, два… А колокольчик не звонит, хозяин не вызывает. И, может быть, не позовёт больше никогда. И это ужас, смерть и тоска. И острое желание утопиться в Женевском озере, невдалеке от которого Шишкин проживает последние лет десять. И все попытки начать писать самому, без зова - страшны, потому что фраза не строится, мысль мертва… Как будто и не писал ничего в жизни.
И эти состояния: высшего счастья – полного ужаса, повторялись уже несколько раз, между романами проходит 3-4 года, годы страха и отчаяния, а вдруг больше не позвонит?
И еще, о русском языке для писателя, живущего вне России. Тот живой русский язык – уже не твой, он меняется стремительно, ежедневно, ты не владеешь им, не чувствуешь его. А тот, что ты вывез – не годится для того, чтобы писать о самом главном. И вообще, вопреки Тургеневу, Шишкин говорит, что русский язык беден по сравнению с другими - меньше времен, оттенков, гибкости.
И когда тебе приходит время писать, ты оказываешься вообще без языка. Чтобы выразить то, что тебе необходимо сказать, ты должен из обломков языка, ошметков того, что имеешь, выстроить что-то совершенно новое, единственно возможное для данного романа.
И еще, о книгах. В советское время, когда все было вокруг направлено на то, чтобы растоптать тебя, маленького человека, достоинство тебе возвращали книги. Возвращаешься домой – униженный, раздавленный, берешь книгу – и воспаряешь. И сегодня то же самое. Только тогда была идеология, а теперь, нищета, уголовщина и гламур. И опять же, пока есть потребность в книге, душа спасается и распрямляется.
О смерти. В школе Шишкина постоянно преследовал сильный грубый парень, подходил на переменке и бил по ушам. Михаил начитался книжек, вспомнил, как вели себя герои, и решил спасаться так же: огорошить грубого болвана каверзными вопросами, на которые тот не найдется, что ответить, растеряется – и уйдет раздавленный. Заготовил вопросы, открыл рот, чтобы их выкрикнуть парню в лицо. Но тот и слушать не стал: подскочил и дал по ушам.
Так вот и смерть, сказал Шишкин. Не будет слушать каверзные вопросы, а подойдет и даст по ушам. Но вопросы всё равно надо пытаться задавать.
О свободе слова и современных писателях. В 90-е годы, когда стало можно всё, многие талантливые литераторы решили: напишу сейчас что-нибудь для быстрой известности и больших денег. А потом, без материальных забот, спокойно сяду и напишу шедевр, только для себя и для Искусства.
Но не получается. Если пишешь для денег и популярности, от тебя что-то отнимается, а потом уже ничего не выйдет.
Вот примерно так. Шишкин очень серьезен, никакого чувства юмора. Для меня это странно и непривычно – юмор, мне всегда казалось, необходимая составляющая и человека и дарования. Но нет вот, не всегда.
Начала читать «Письмовник». Это – настоящая проза.
Напиток по погоде
Я люблю жару. Даже с таким перебором, как бывает в Иерусалиме: в тени +36, а про то, сколько на солнце, лучше не знать.
Чаще лезешь в душ, больше пьешь воды, меньше ешь - то есть худеешь, бегаешь по каменному полу босыми ногами. Накинуть полотняный сарафанчик - и ты уже одета. На улице никто не орет дурными голосами - жара всех загнала по домам, уложила по койкам. Тишина, благодать.
А зимой? Мучительное вылезание из нагретой постели в ледяную комнату, десять-двадцать одежек перед выходом на улицу, дома тоже куча носков, свитеров, поддевок, меховых безрукавок. Теряешь представление о собственной фигуре, о женственности (что это такое?), из всех чувств остается одно чувство холода.
Руки леденеют на клавиатуре. Ног не чувствуешь вообще. С носа капает. Постоянно что-то жуешь жирное и горячее, водку пьешь для сугрева, иногда с перебором, а потом нехорошо... Те, кто знает, что такое мороз -30, на раз согласится поменять его на аналогичную жару с другим знаком.
Так вот, отличный напиток для аномально жарких дней.
Высокий стакан набить льдом. Налить водочную рюмку сладкого муската, долить почти доверху сухим вином (у меня красное мерло, но и белое будет отлично), добавить лимонного или апельсинового сока, по вкусу. Встряхнуть. Пить не быстро, в ритме тающего льда, негромкой текучей музыки и приятной беседы.
И мир окажется прекрасен и гармоничен.
Сценка в ресторане
Сидели мы с приятелем в иерусалимском рыбном ресторанчике рядом с Кошачьей площадью. Непоздний вечер, будний день, в ресторане были только мы и в отдалении мужская компания из семи человек.
Только мы углубились в меню и карту вин, как в той компании взревел голос:
- Мать-перемать! Трубку надо сразу брать, падла, поял?.. Я сказал!.. Я СКАЗАЛ!.. Засохни!
И т.д., с обильным матом.
Я с интересом смотрела на орущего в мобильник. Он был в черной рубашке, усатый, с увесистой бритой головой, собранной на затылке в складочку. Потом та компания ушла, мы остались одни.
Официант принес нам запеченных крабов и сказал:
- Знаете, кто был тот, который кричал тут по-русски? Российский министр здравоохранения!
- Откуда это известно?
- Его охранники сказали.
Дома посмотрела в Интернете. Пост министра здравоохранения РФ занимает Скворцова Вероника Игоревна.
Наш враг - ТАБАК!
Скажу сразу: сама не курю и плохо переношу, когда вокруг дымят сразу в несколько сигарет.
Когда мы приехали в Израиль в 1988 году, старожилы рассказывали страшные истории, что еще совсем недавно израильтяне дружно курили в автобусах, пока законом не запретили это безобразие.
Запретили, ну и прекрасно.
Но всякая разумная и правильная идея, доведенная до крайности, до истерии, становится агрессивной и опасной. Таким стал феминизм, движение зеленых - да и многое другое.
И вот сейчас забили в барабаны, задули в трубы, подняли по тревоге армию и флот: обнаружен главный враг - ТАБАК! Запретить! Убрать! Казнить!
На заседании министров был представлен специальный доклад, согласно которому, в Израиле курение ежегодно уносит жизни десяти тысяч граждан, из них 9.000 тысяч относятся к активным курильщикам, а 1.000 – к пассивным. По данным правительства, курение обходится системе здравоохранения в 1,75 миллиардов шекелей в год, и это без учета дополнительных расходов, связанных пропуском рабочих дней, потерей работоспособности, инвалидностью и т.д.
И вот началась буквально охота на ведьм: запретить продавать сигареты в Duty Free! повысить на них цену! отменить все курительные комнаты - везде! Рестораны и бары яростно штрафуют, если посетители там курят - даже на воздухе...
Как хотите, а я против! Есть огромное количество людей, которым приятно в баре или ресторане, под рюмку вина, выкурить сигаретку. Это усиливает чувство отдыха, праздника. Почему их надо этого лишать? Сделайте отдельные бары для курящих и для некурящих, вот и всех делов.
Есть люди, которые курят много. Это вредно, да. Но их организм привык к никотину. Если их резко лишить возможности курить, начнется ломка, заболевания... И где тогда будет их работоспособность? И что будет с ними делать заботливо отнявший у них табак Минздрав?
Уберем табак, изведем курильщиков. Кто станет следующим врагом? Может быть, пирожные и копченые колбасы? Они повышают холестерин, способствуют ожирению, увеличивают процент сердечных заболеваний! Что говорит статистика - сколько толстяков отягощают собой медицину?
А кофе? Он поднимает давление! А гипертония - опасная болезнь! Убрать кофе! Запретить!
Ой, а вино, водка, бренди, виски, пиво! Они губительны для организма, привязка к ним опасна, они разрушают человеческую личность! Запретить!
Пытались. Привело к разгулу мафии. Отменили.
А автомобили?!! "В 2010 году на дорогах Израиля были зафиксированы 14.603 аварии с пострадавшими – в среднем по 40 аварий в сутки. Общее количество пострадавших составило 27.735 человек, из которых 349 человек погибли на месте или скончались в течение 30 дней после аварии и 1.633 получили тяжелые травмы".
Это куда как серьезнее, чем сигареты!!! Автомобили - запретить!!!
А интернет-зависимость, о которой все кричат? А вредность для мозга мобильных телефонов? Всё запретить - и все будут всегда здоровы и счастливы!!!
Право, не лучше ли дать каждому человеку самому решать, как он хочет жить, какими достижениями цивилизации пользоваться и насколько активно?
Вино, табак, еда, техника - могут стать вредными и смертельно опасными, если перейти все нормы пользования ими, увлечься до фанатизма.
То же происходит и с идеями - для общества. Я - против!
Большая история плетется из малых
Эту историю я помню с 1993 года. В те годы было много запоминающегося: взрывали автобусы, кафе, торговые центры. Мы слушали новости каждый час, после очередного теракта обзванивали друзей и знакомых, которые могли оказаться поблизости. Один раз был взорван автобус, на который на секунду опоздал мой сын, отправлявшийся в школу – бежал за автобусом, даже хлопнул по закрывшейся двери, но водитель его не заметил. Периодически приходилось подавлять рвущийся из нутра волчий вой – паршивая смесь собственного бессилия и ненависти...
Но эта история особенная, и я не предполагала, что встречусь когда-нибудь с ее героиней. В центре Иерусалима, рядом с рынком Махане Иегуда, среди белого дня араб с ножом напал на группу детишек младшего школьного возраста.
Он успел пырнуть нескольких ребят, как к нему бросились все мужчины, бывшие поблизости. Они бы его разорвали на месте, если бы не молодая религиозная женщина, еврейка. Она растолкала мужчин и прикрыла террориста своим телом. И так и держала его, не давая убить, пока не приехала полиция и его не арестовала.
Он оказался хамасовцем из большого клана, где все были членами этой организации, готовили и осуществляли теракты на территории Израиля. Полиция получила много ценной информации, а террорист – 30 лет тюрьмы.
И вот вчера я оказалась с группой коллег в доме этой женщины, Беллы Фройнд. Статная голубоглазая блондинка. Красавица. Одета и подкрашена со вкусом. На вид ей лет 50. Её дом – в центре Меа Шеарим, иерусалимского района ультраортодоксов.
Она рассказала подробности той истории. Пока приехала полиция, прошло двадцать семь минут. Всё это время озверевшие мужчины пытались оторвать её от террориста, пинали её, стреляли в воздух, порвали одежду, гасили об неё сигареты (следы от ожогов остались до сих пор), кричали, что она – пособница Хамаса и что её убьют вместе с арабом... После этого от неё отвернулись все соседи по Меа Шеарим (пострадавшие ребята были из этого района), в почтовый ящик ей бросали письма с угрозами, старшие из её восьми детей подвергались в школе оскорблениям и травле, так что к ним была приставлена охрана.
Мы спросили, почему она это сделала? Тихо и смущенно она ответила:
- Я тогда даже подумать не успела. Но я не могла допустить линча, даже террориста. Мои родители оба пережили Холокост, отец – в Польше, мать – в Венгрии. Мы не можем быть такими, как те убийцы, еврейская душа погибнет от этого. Я сделала это для себя.
…А недавно под Иерусалимом была убита арабами американская туристка Кристин Логан. Руки женщины были связаны за спиной, на ее теле были найдены многочисленные ножевые ранения.
Неве Тирца» – «Желанный Оазис»
В рамках курса по криминологии, я провела там почти весь вчерашний день. «Неве Тирца» - женская тюрьма. Единственная женская тюрьма в Израиле. Остальные тюрьмы, а их двадцать шесть – мужские. Мужские тюрьмы разделяются по специфике преступлений, и уж точно, что террористы сидят отдельно от уголовников.
В «Неве Тирца» оказываются все израильтянки, присужденные судом к тюремному заключению: мошенницы, воровки, убийцы, торговки наркотиками, арабские террористки. Присудили женщину к двухмесячной отсидке за мухляж с налогами или дали два пожизненных за террор, они окажутся в этой тюрьме, в тех же камерах.
Единственное разделение заключенных проходит по линии наркотиков. Чистые от наркотиков заключенные содержатся отдельно, у них больше льгот.
Тюрьма изнутри. Двор перегорожен многочисленными решетками, все они запираются и отпираются охраной. Ты последовательно проходишь из одной клетки в другую: за тобой двери с грохотом запираются, перед тобой отпираются. На бетонных грязных зданиях у входов намалеваны разные цветы – для уюту, наверно. В одном отсеке учебные комнаты. Там желающие могут чему-нибудь поучиться. Скажем, арабские террористки изучают иврит. Преподают заключенные.
Рабочие помещения. В одном – за расшатанными столами, на старых машинках шьют кружевные кофточки. В другом – складывают из картонных заготовок мелкие коробки. Перед каждой заключенной гора коробочек – они зарабатывают карманные деньги на тюремный ларек, где можно приобрести крем или тампоны. Других работ нет.
Возраст женщин разный. Облик тоже. Есть миловидные девушки, есть видом страшные: без возраста, без зубов, иногда попадаются мужикоподобные существа. То же самое можно сказать и об охранницах. Нет, зубы у охранниц на месте, но лица очень разнообразны.
В отдельном бетонном помещении – живой уголок. Рыбки, кролики, нутрии. Считается, что забота о братьях меньших хорошо воздействует на преступниц.
В другом бетонном помещении – ясли. Детей, рожденных в тюрьме, держат там до двух лет, если у них нет других родных, кроме матери. Мать допускается к ребенку на определенное время каждый день. Поскольку почти все они – молодые наркоманки и проститутки, их обучают, что им делать с собственным ребенком. Обычно, они не помнят, как его зачали, и не понимают, зачем он им. Все дети – с какой-нибудь патологией. Если их мамаши получают отпуск на выходные, случается, они возвращаются в тюрьму снова беременные.
Прежде, заключенных, возвращающихся в тюрьму из отпуска, подробно обыскивали, если возникало подозрение, что она хочет пронести наркотик. Просвечивали рентгеном. Если в желудке обнаруживали пакетики с наркотой, давали слабительное.
Новый закон запретил обыскивать «внутри тела». Так наркотики попадают в тюрьму, и это главная валюта среди заключенных, даром, что за них лишают отпусков и помещают в карцер.
Камеры, что в чистом отделении, что в нечистом – одинаковые: метров пять, на глаз. Туда втиснуты две пары узких двухъярусных коек, умывальник, толчок. Стенки у коек заклеены фотографиями актеров, картинками из журналов. Крохотное, густо зарешеченное окошко. Дневного света почти нет. Воздуха, мне показалось, тоже. На ночь камеры запираются, и я не знаю, чем там дышат четыре человека.
Есть еще и карцеры, похожие по размерам на двуспальный гроб. Из одного карцера несся звериный вой, и дверь тряслась от ударов изнутри.
Всех заключенных в тюрьмы мужчин в Израиле на сегодня около двадцати четырех тысяч. Заключенных женщин – двести пять. Всего двести пять человек.
На то есть две причины. Первая, что действительно гораздо больше мужчин, чем женщин, совершают преступления. Но есть и еще одна причина, почему за то же преступление (скажем, воровство) суд мужчину посадит, а женщину постарается в тюрьму не отправить.
Если глава семейства сидит в тюрьме, жена бегает к нему на свидания, приносит передачи, настраивает детей, что их папа – хороший. Когда его отпускают из тюрьмы на выходные, его ждет дом и семья, куда он возвращается после освобождения.
Если в тюрьму садится женщина, в ста процентах случаев муж с ней разводится и по суду навсегда запрещает ей видеться с детьми. Ей некуда пойти в отпуск, ее никто не поддерживает, у нее с момента посадки нет ни семьи, ни детей, и, фактически, жизнь ее заканчивается.
Случается, и нередко, что женщина, отсидев срок и пройдя курс реабилитации у психолога, выходит на свободу. И оказавшись в мире, она теряется там, не знает, что ей делать, как жить, и старается сделать всё, чтобы вернуться «домой», в «Желанный Оазис», в тюрьму «Неве Тирца».
Годовщина теракта в "Дольфи" - 10 лет. 01 июня 2011
Десять лет назад, вечером, на тель-авивской набережной, у входа на дискотеку "Дольфи" толпилась молодежь. В основном, старшеклассники. В основном, ребята из семей репатриантов из СССР - это было их излюбленное место тусовки.
Араб-террорист втерся в эту толпу и взорвал себя. 21 человек погиб, 120 были ранены. В Палестинской Автономии было всеобщее ликование. Глава ПА Ясер Арафат, с которым Израиль пытался установить мирные отношения, одобрил славный акт борьбы с сионистским захватчиком. Террорист был объявлен праведником и героем, и в честь его подвига население плясало на улицах, палило в воздух, детям и взрослым раздавали бесплатные сласти...
Так случилось, что я была редактором книги памяти об этом теракте. Журналист поговорил с ранеными ребятами и с их друзьями, и с родителями погибших детей, и с теми, кто стоял рядом с ними перед "Дольфи".
О каждом сложилось подробно, как он провел этот день с утра - что делал, с кем встречался, с кем разговаривал. Что сказал за час, за десять минут, за минуту до взрыва - до того, как его не стало.
Потом рассказы тех, кто пережил теракт - как это произошло. Как раненые, оглушенные взрывом, ползли куда-то в темноте, натыкаясь на куски тел...
У меня было ощущение, что я снова читаю свидетельства Холокоста.
Ребятам, выжившим в этом теракте, сейчас 25-28 лет. Некоторые из них остались калеками на всю жизнь. Но травма психологическая, пожизненная, осталась у каждого.
Вот те, кто тогда погиб.
Мария Тагильцева, 14 лет
Евгения Дорфман, 15 лет
Раиса Немировская, 15 лет
Юлия Скляник, 15 лет
Аня Казачкова, 15 лет
Катрин Кастиньяда, 15 лет
Ирина Непомнящая, 16 лет
Марьяна Медведенко, 16 лет
Лиана Саакян, 16 лет
Марина Берковская, 17 лет
Симона Рудина, 17 лет
Алексей Лупало, 17 лет
Юлия Налимова, 16 лет
Елена Налимова, 18 лет
Ирина Осадчая, 18 лет
Илья Гутман, 19 лет
Сергей Панченко, 20 лет
Роман Джанашвили, 21 год
Диаз Нурманов, 21 год
Ян Блюм, 25 лет
Ури Шахар, 32 года
Сегодня, к маленькому памятнику на набережной, на котором написано "Мы не перестанем танцевать", придут люди. И в 23.45 - в минуту, когда произошел теракт - в Тель-Авиве завоют сирены сотен автомобилей.
Трудный день. 8 октября 2011
Освобожден Гилад Шалит. И чувства, и мозг мой разрывают противоположные мысли и ощущения.
Я счастлива за этого худенького носатого мальчика, за его родителей. Он стал родным для всех нас. Дай бог, чтобы пять лет, которые он провел где-то, черт знает где, в подвалах ХАМАСа, не отразились на его физическом и психическом состоянии!
Мне гнусны пляшущие и орущие орки, радующиеся СВОЕЙ победе: их убийцы освобождены и получили вместо верёвки незаслуженную свободу.
Меня разрывает сочувствие к сотням семей тех, чьи близкие: дети, родители, братья, сестры - были убиты или покалечены в терактах, когда они сидели в кафе или ехали на работу, на учебу на автобусе, или шли танцевать, или покупали что-то в торговом центре... Что они сейчас чувствуют, когда их страна освобождает убийц их близких...
И еще то, что все понимают: обмен одного солдата на сотни убийц чреват захватом новых заложников. Наша "слабость", наша невозможность отдать своего - это зеленый свет для всякой сволочи.
Захватывай солдат или мирных граждан, и ты поставишь этих евреев на колени, потому что они будут идти на всё, чтобы выручить своих.
Я горжусь своей страной, тем, что мы такие идиоты. Я уверена, что совершена ошибка.
Как трудно жить.
Эскалация напряжения на юге. Ноябрь 2012
Видела утром подругу, ее сын через час уходит в Газу. Он в боевых частях.
А потом встретился мне солдат с тяжелым рюкзаком. Совсем мальчик, интеллигентное лицо.
- Удачи тебе! - сказала я.
Он вынул наушники из ушей и переспросил. Я повторила. Он улыбнулся, сказал "спасибо", вставил обратно наушники и пошел к остановке автобуса на Беэр-Шеву.
...Мальчики! Постарайтесь вернуться назад!
***
Снова рубят лес, взлетают щепочки,
Формы камуфляжные рябы,
Снова наши мальчики и девочки
Мечут жизни в покере судьбы.
Снова гибнет кто-то в этом вздоре, и,
Как ни тщусь, ответа не сыщу,
Всё никак не сдать в музей Истории
Бедную Давидову пращу.
Декабрь в Тель-Авиве
Поехала туда по разным делам, ошалела, как всегда. Езды-то – сорок пять минут, а попадаешь в другой климатический пояс, другой мир!
Теплынь - +19, солнышко. Я выезжала из Иерусалима, когда было +7, ветер, набухшие дождем тучи.
Содрала с себя пальто, перчатки, шаль, но всё равно было жарко. Мы прогулялись с подругой по самому старому району города Нэве-Цэдек ("Обитель справедливости") - первое в этой части страны еврейское поселение. Сейчас этот кусочек города реставрируют, приводят в порядок, и он - маленькие домики, с крохотными садиками - решительно вписывается в окружающие его современные небоскребы.
Мы дошли до грузинского ресторана "Наночка". Вошли. Спросили столик на четверых (двое друзей должны были подъехать).
Приветливые официанты сказали, что мы можем садиться, где хотим, и предложили по бокалу шампанского с ягодками. Это было неожиданно и приятно. Мы обошли ресторан и спросили, можем ли мы сесть на улице, подальше от музыки.
- Конечно, - сказали нам. - Гости садятся, где хотят.
- Какие гости?
- Гости на свадьбу.
- Какую свадьбу?..
- Весь ресторан снят под свадебное мероприятие. Вы что, не гости?
- Нет, - признались мы, ставя на стойку пустые бокалы из-под шампанского. - Шампанское вернуть или как?
- Или как! Хорошей вам субботы!
Мы встретились с друзьями и чудесно посидели в ресторане у самого Средиземного моря. Оно было сине-зеленым, с золотыми солнечными искрами и белыми оторочками небольших волн, на которых устраивали свой дивный балет любители серфинга...
"Конец декабря, - думала я, - самое темное и холодное питерское время..."
***
По странности судьбы, по логике абсурда,
Я родилась в семье не лорда и не курда,
Родителям спасибо за труды,
Росла я там, где снег и морось – норма,
Где город держит гордо стиль и форму
Вне всякой политической бурды.
Потом металась я туды-сюды.
И вот, на неком странном повороте
Я оказалась, как оса в компоте,
Наполнившем стакан гранёный всклянь,
В стране, где бал свой правят суховеи,
Где как куда ни глянь – одни евреи,
Где каждый сам себе проводит грань.
Тут всякой твари боле, чем по паре,
И тут почище финской бани парит,
А если "бы", то не всегда "кабы",
Но всё вкусней, как в дорогом десерте,
Ты ближе к жизни, но и ближе к смерти,
По воле случая, по странности судьбы.
