(продолжение. Начало в №5/2013)
20.
У читателя может возникнуть вполне резонный вопрос: зачем ему знать всю эту историю и, тем более, мелкие подробности давно минувших дней?
Во-первых, мне кажется, что история интересна, кроме всего, как раз мелкими подробностями и историей людей, живших внутри своего времени, их взглядом на свое время. Во-вторых, я хочу показать с каким трудом, среди каких противоречий рождалась великая страна, сама великость которой сегодня воспринимается за данность. Показать, что Соединенным Штатам, как и любому другому государству, необходимо было постоянно отвечать на нелегкие вызовы времени, решать проблемы, исходя из своего собственного понимания ситуации и из своих собственных всегда ограниченных ресурсов, выбирать между различными возможными решениями и платить за последствия своих не самых разумных решений. И, наконец, в третьих, хочу показать, что во взаимоотношении Америки и мусульманского мира было вполне определенное, весьма недружественное начало, которое привело к весьма странному, хотя и в русле национальной традиции, продолжению – истории миссионерства. Которое, в свою очередь, со временем в корне не только изменит в глазах американцев имидж мусульман на Ближнем Востоке, но и сделает все возможное, чтобы история Берберских войн, история борьбы США с пиратами и царьками североафриканских стран в 1785-1815 годах, предстала малозначимым, пустячным эпизодом американской истории.
Ну, до истории миссионерства на Ближнем Востоке мы дойдем в свое время, а пока вернемся в 1803 год.
Пожалуй, с этого времени в обществе уже не было разногласий. Общее мнение хорошо выразил Руфус Кинг, американский посол в Лондоне: «Наша безопасность в Берберских водах должна быть основана на нашей силе, а не на договорах, на наших военных кораблях, а не подарках и взятках». Джефферсон, не имеющий достаточно кораблей, тем не менее имел на морской службе достаточно способных людей. Одного из них, Эдварда Пребла (Edward Preble), он назначил новым командующим «берберской» эскадры.
Эдвард Пребл
Это был отличный выбор. Больной и хромой после изнурительной британской тюрьмы, в которую он попал после захвата его корабля во время войны за Независимость, рыжеволосый Пребл обладал просто чудовищным темпераментом[1]. Сочетаемым, впрочем, с отличной морской выучкой, твердой решительностью и требованием жесткой дисциплины. В эскадре Пребла был и Уильям Бейнбридж, который, получив повышение, на этот раз командовал фрегатом Philadelphia. В августе 1803 Бейнбридж остановил для инспекции марокканский военный корабль и в трюмах обнаружил закованных в цепи американских моряков с захваченного брига «Селиа». Пребл, находящийся на флагманском Constitution, узнав об этом, стал в центре гавани Танжера и потребовал аудиенции у султана. На встречу с султаном Сулейманом Пребл явился со шпагой и при встрече не поклонился, что было очень грубым нарушением этикета. “Не боишься ли ты, что я тебя арестую?”, - спросил султан. “Нет. Если ты это сделаешь, то моя эскадра сравняет с землей твой порт, твой город и твою крепость”[2].
Султан немедленно согласился на подтверждение и соблюдение мирного Договора от 1786 года.
После этого последовали сплошные неудачи, перемежающиеся героическими подвигами.
Бейнбриджу опять не повезло, на этот раз гораздо сильнее, чем двумя годами раньше. Преследуя трипольский корабль вблизи берега, Philadelphia села на мель, да так, что ее пушки были направлены под бесполезным для стрельбы углом. Девять трипольских кораблей немедленно окружили беспомощный корабль и Бейнбридж, вместе с 307 членами экипажа был вынужден сдаться[3]. Трипольцам удалось стащить корабль с мели и отбуксировать в гавань. Паша немедленно объявил, что фрегат с новым именем “Подарок Аллаха” станет новым флагманом трипольского флота.
Это была катастрофа. Из тюрьмы Бейнбриджу удалось передать Преблу тайное письмо, написанное невидимым лимонным соком. В письме пленник умолял командора сделать все возможное, чтобы Philadelphia не досталась врагу. Пребла не надо было долго упрашивать. Здесь на сцене появляется еще один американский герой – сын героя-моряка предыдущего поколения, любимец флота, прекрасный стрелок и отчаянный дуэлянт, атлет и ловелас - двадцатипятилетний 1-ый лейтенант[4] Стефен Декатур[5].
Стефен Декатур
Операция по спасению престижа планировалась следующим образом. Ночью команда добровольцев во главе с Декатуром должна была на захваченном ранее трипольском торговом корабле тайно приблизиться к Philadelphia, захватить его совершенно бесшумно, перебить трипольскую охрану и, если не удастся вывести корабль из гавани, сжечь его. Добровольцами вызвались быть все моряки фрегата Essex, на котором служил Декатур. 16 февраля 1804 года отобранные им 67 человек, переодетые в форму моряков-мальтийцев, несколько сицилийцев на службе у американцев и араб-перебежчик, который и общался с береговыми службами, смогли обмануть бдительность береговых служб при входе в гавань, охраны корабля-пленника и артиллеристов 150 тяжелых крепостных батарей, под присмотром которых находилась Philadelphia. Декатур и его люди за несколько минут перебили всех 20 трипольцев, охранявших корабль, и, увидев что капитан Бейнбридж при сдаче успел спилить центральную мачту, подожгли корабль. Это было очень эффектное зрелище, корабль пылал, как факел, и через двадцать минут взорвался.
Эффект превзошел все ожидания. Европа была под сильным впечатлением. Адмирал Нельсон назвал этот «успех» «самой поразительной операцией нашего времени»[6]. Папа римский Пий VII заявил, что «американский флот сделал больше для христианского мира, чем все другие державы Европы за столетия». Декатур не потерял ни одного человека и после этой операции стал первым национальным героем-моряком юной державы. Со временем он станет самым молодым в истории флота капитаном, потом последовательно будет командовать самыми большими и знаменитыми кораблями, будет одно время руководить строительством флота, примет участие во многих войнах, всегда и везде оказываясь в центре событий – особо отличится в англо-американской войне 1812 года, и никогда не запятнает свою профессиональную честь моряка и свою личную.
Взрыв Филадельфии
Но если вернуться к берегам Триполи, то простая сермяжная правда заключалась в том, что Брейнбридж и его команда по-прежнему сидели в тюрьме, и в ответ на предложенные Преблом 100 тысяч за выкуп пленников, паша потребовал полтора миллиона.
21.
Судьба Первой Берберской войны была решена не усилиями флота, не столько политическими или дипломатическими решениями правительства Соединенных Штатов, а усилиями еще одного американца, мало заслуживающего, особенно в наше политкорректное время, звания героя. И одержана эта победа была на суше и довольно далеко от трипольской гавани.
Но до этой победной истории на суше произошла серьезная трагедия на море.
Пребл совершенно ничего не мог поделать с крепостными стенами Триполи, тем более с расстояния, на которое его фрегаты не боялись приблизиться. Эта так называемая осада продолжалась шесть месяцев без какого-либо толка. Мелкие победы, конечно, были. Так заскучавший Декатур однажды со своими людьми захватил довольно большой пиратский корабль; схватка была тяжелой – Декатур был ранен в руку, его родной брат погиб, но было убито 47 пиратов и 56 взято в плен. В конце концов, из Вашингтона, недовольного ходом войны, пришел приказ об отзыве Пребла.
То ли от безысходности ситуации, то ли обиженный приказом, но под занавес Пребл решил провести еще одну рискованную операцию, которая в случае успеха могла переломить ход войны. Шхуна, команда которой так блестяще уничтожила Philadelphia, была переименована в Intrepid и нагружена семью тоннами пороха, пороховыми зарядами для пушек и картечью. Команда добровольцев во главе с капитаном Ричардом Сомерсом, другом детства Декатура, лейтенантами Уадвортом и Израэлем и десятью матросами должна была опять таки глухой ночью пробраться на Intrepid в гавань, достичь расположения флота паши, поджечь зарядный шнур, ведущий в пороховой погреб, и на гребной лодке попытаться удрать от места взрыва. Который по плану должен был уничтожить корабли паши и береговые укрепления.
3 сентября 1804 года Intrepid исчез в густом тумане, а через два часа эскадра Пребла услышала страшный взрыв. Зарево пожара охватило небо в районе гавани… никто не знает, что произошло, но корабль взорвался очень далеко от цели. Все 13 человек погибли. Назавтра изувеченные тела американских моряков собрали на набережной и показали Бейнбриджу. На мольбу последнего похоронить их по христианскому обычаю, паша приказал оставить трупы для съедения собакам[7]. Сам Бейнбридж и его команда были переведены на дневной рацион в 250 грамм хлеба и немного прокислого оливкового масла. Кроме всего, их стали водить на ежедневные тяжелые работы.
Вернувшийся в январе 1805 года флот, Пребла и Декатура встречали как героев, но новое правительство только что победившего второй раз Джефферсона, сидело без денег и экономить решили опять на флоте. Главным противником продолжения войны был министр финансов, и как со временем станет понятно – выдающийся министр финансов, Альберт Галлатин, швейцарец по рождению. Девятьюстами тысячами в год на обслуживание берберской эскадры, по его мнению, можно было заделать много дыр. Джефферсон на словах все еще был сторонником войны, но вынужден был согласиться со своим министром. В обществе опять началась дискуссия…
На все эти высокие материи было наплевать Уильяму Итону (William Eaton), американскому консулу в Тунисе. Он был уверен, что любые переговоры только разжигают аппетит североафриканских бандитов, даже если эти бандиты формально числятся главами государств, был твердо уверен, что они понимают и уважают только силу, и решил взять дело в свои руки.
22.
Уильям Итон
Итон по рождению принадлежал к среднему фермерскому классу, но был одним из 13 детей, посему уже в 16 лет решил заботиться о себе сам. Он вступил в революционную армию и быстро продвинулся до невысоких званий. Там же в армии обнаружились его две особенности: одна хорошая – он обладал невероятной храбростью и многочисленными чисто солдатскими умениями, например, выделялся в стрельбе и лучше всех метал нож на расстояние 10 метров, другая плохая – он был авантюристом и не любил подчиняться каким-либо приказам. Вторая особенность, естественно, положила конец его военной карьере. Он пошел учиться в Дартмутский колледж, учился за свои деньги, подрабатывая учителем, и вышел из колледжа образованным в мертвых языках и почитателем военных побед Цезаря и Александра. После этого, уже в звании капитана, опять служил в армии, воюя с индейцами. Но опять не сделал карьеру из-за своей вышеупомянутой второй особенности. Отчисленный из армии, благодаря семейным связям с Томасом Пиккерингом, Госсекретарем у Президента Д. Адамса, Итон в 1799 году был назначен первым консулом в Тунис. Пиккеринг решил, что некоторый авантюризм, в дополнение к классическому образованию, на этой должности не помешает.
Итон, как и многие американцы до него и после него, был знаком с Ориентом только по литературе. Литература о Востоке была в основном на французском и очень немного на английском или в переводе на английский. Вся она, оригинальная и переведенная, аккуратно раскладывалась на две части. Первая часть или категория, в основном документальные описания путешественников или дипломатов[8], утверждала, что Восток, включая его религию – полное, или в лучшем случае - относительное дерьмо; вторая, высокохудожественная – твердо стояла на романтическом восприятии традиций, культуры, женщин и, конечно, религий Востока.
К первой категории относились, например, популярная «The True Nature of the Imposture Fully Displayed», написанная в 1697 году англичанином Humphrey Prideaux, и «Travels to Discover the Source of the Nile» англичанина James Bruce. Ко второй – Библия и «Тысяча и одна ночь». Нетрудно догадаться, что массовый читатель в основном интересовался книгами второй категории, тем более, что в этом случае выбор был существенно легче: книг второй категории было не более десятка. Итон не был исключением, он был по своей натуре романтиком, обожал «Тысячу и одну ночь», но у него была еще и своя идея – он верил в “универсального Бога” и был готов убедить мусульман в истинности лозунга “Христиане и мусульмане – братья навек”.
За первые два года службы Итон объехал весь Тунис, выучил арабский и местные четыре диалекта, на деле узнал местные обычаи и… потерял невинность.
“…Зловонный пар из протухших озер, вонь от гниющей, обглоданной собаками падали…. сумасшедшее солнце, более горячее, чем табак и ром…. грубые турки, евреи-мошенники, вероломные итальянцы… ленивые верблюды, тупые мулы и злобные арабы…люди без чести и совести”. И такой стране, таким людям его Америка платит дань, у Итона это не укладывалось в голове. Узнав об унижении Бейнбриджа алжирским пашой, он пишет: «Гений моей страны, как низко ты пал!»
Его предложение, достаточно серьезно проработанное, ушло с дипломатической почтой к Госсекретарю. Суть предложения в том, чтобы тысяча морских пехотинцев высадилась в Тунисе и сбросила бея. После чего, напуганных остальных царьков Побережья можно будет брать голыми руками. С ответной почтой пришло указание Мэдисона забыть о подобных глупостях и вместо этого выплатить бею дополнительные 20 тысяч долларов. После такой и подобных депеш в голове Итона зреет не только отчаяние, но и злость на берберцев, на Америку, на самого себя. Но он был не из легко сдающихся. В сентябре 1801 года у него возникает еще одна интересная мысль. Оказывается, у трипольского бея Юсуфа Караманли существует старший брат Хамид, законный претендент на престол. Юсуф в дворцовом перевороте захватил власть и выслал брата из страны. Итон знакомится с Хамидом и оказывается очень впечатлен его умом и аристократизмом. В очередном послании Мэдисону Итон предлагает помочь Хамиду сбросить Юсуфа и гарантирует проамериканскую политику Триполи при новой власти. Мэдисон, полностью в духе американской политической доктрины, отвечает, что Америка никогда не ввязывалась во внутренние дела других государств и не будет это делать в Триполи, но «вы лично свободны в своем рвении и расчетах на стороне Хамида».
Когда я заметил, что Итона трудно назвать героем, я имел в виду не только его характер. И не только его неполиткорректные по нынешним временам высказывания вроде «трусливый еврей» - по отношению к министру финансов Галлатину[9] или «плачущий спаниель, поджимающий хвост перед очередным ударом берберийцев» - о Президенте Джефферсоне. Хуже, что Итон не всегда понимал разницу между своим и государственным карманами, да и не прочь был поучаствовать в финансовых махинациях в Тунисе. За последнее прегрешение бей потребовал его отзыва. Это случилось в апреле 1803 года.
Возможно, Итон не был первым лоббистом американского Конгресса, но, безусловно, стал одним из самых известных в начале 19 века. Вернувшись в Америку, он использует свои широкие связи, чтобы убедить конгрессменов в том, что «свободолюбивый народ Триполи» ждет не дождется того дня, когда любимец народа и, заодно, американский патриот Хамид сбросит с трона ненавистного, и кстати, главного врага Америки, пашу Триполи Юсуфа Караманли.
Конгресс не надо было уговаривать слишком долго.
23.
В мае 1804 года Конгресс назначает Итона на странную должность «агента в Берберские государства»[10], должность какого-то непонятного подчинения – в большей степени министерства Флота и только частично в подчинении Госдепартамента. Во всяком случае, он получает в подчинение лейтенанта морских пехотинцев и его небольшой отряд из девяти человек. В инструкции Конгресса и с ведома Джефферсона Итону поручалось довести до сведения Хамида Караманли о поддержке его права на престол американским правительством и по возможности помочь ему в достижении цели. Вся «группировка» немедленно отплыла в Египет, где, как Итону стало известно, прячется Хамид. Отыскать Хамида оказалось непростым делом: по разным слухам он находился где-то в верховьях Нила.
Сегодня для нас слова «верховья Нила» звучат совершенно нейтрально. В начале же 19 века это географическое место в огромной степени была терра инкогнито для европейцев. Тем не менее, пройдя 225 километров[11] по безжизненным пескам под непрерывными атаками бедуинов, отряд Итона находит Хамида в городке Арабская Башня (Arab Tower). Состояние Хамида было совсем не такое боевое как при их первой встрече. Это был уставший и потерявший всякую энергию человек, смирившийся со своей судьбой. Это тоже не остановило Итона.
Армия, сформированная Итоном в Арабской Башне, возможно, была самой удивительной армией в мире. Для начала Итон назначает себя генералом (и со временем получает подтверждение от своего начальства!), был ли повышен в звании лейтенант О’Баннэн мне неизвестно. Девять морских пехотинцев наверняка остались без повышения в звании, но к ним добавились 90 трипольцев, 63 наемника-европейца[12] и 250 бедуинов. К сожалению, у армии практически не было оружия: «Я должен был создавать энтузиазм у новобранцев, напирая на их арабские обиды... вместо того, чтобы снабжать их пушками, мушкетами и патронами». Конечно, энтузиазм энтузиазмом, но очень помогало золото в виде зарплаты и – главное – обещание большого вознаграждения после прихода Хамида к власти. «Деньги – единственный бог арабов», - писал Итон.
Из Арабской Башни, Итон, облаченный в сшитый по его эскизу белый военный костюм, вместе со своим отрядом «совершил то, что не удавалось ни одной армии со времен античности»[13] - под безжалостным солнцем он прошел около 800 километров по мертвым пескам и горным кряжам Западной пустыни до залива Бомба в Средиземном море. Во время похода было все: постоянная угроза бунта - несколько раз осуществимая и подавленная; непрерывные стычки между мусульманами и христианами, угроза бедуинов покинуть армию, если не будет резко поднята зарплата; урезанный уже через две недели до минимума рацион питания и воды; жалобы Хамида на всё и всех и даже нападение бедуинов отряда на свой же обоз с продовольствием. Нападение, в котором участвовал Хамид и которое удалось отбить круговой обороной морских пехотинцев вместе с Итоном.
Залив Бомба находится в 50 километрах к западу от Тобрука, где стояла американская эскадра. По договоренности с командованием эскадры в залив Бомба должен был прийти корабль с продовольствием, водой и оружием. Но его не было. Шли дни, и угроза голодной смерти становилась все реальнее. Как в такой ситуации Итону удалось удержать свою армию от бунта, представить очень трудно, еще труднее понять как ему удалось сохранить ее боевой дух. То, что с боевым духом было все в порядке, стало известно очень скоро. Корабль снабжения в конце концов появился, и, подкрепившись и наконец вооружившись, армия двинулась дальше на запад к городу-крепости Дарна[14], второму по величине городу Ливии и идеальному месту для броска к Триполи. 25 апреля Итон потребовал капитуляции крепости, но получил категорический отказ. На следующий день три американских корабля начали бомбардировку крепости, а Итон с саблей наперевес повел свою армию в лобовую атаку. Несколько атакующих было убито, среди них – два морских пехотинца, сам Итон получил пулевую сквозную рану в руку, но уже через четыре часа над крепостью развивался американский флаг.
Конечно, обеспокоенный новостями паша Триполи не сидел в тоскливом ожидании появления армии Итона и любимого брата у ворот своего дворца. Еще до штурма Дарны 3 тысячи его солдат поспешили на помощь защитникам крепости. Своей молниеносной атакой Итон их опередил, но не на долго. Буквально сразу началась атака крепости подоспевшей армии Юсуфа. Этот двухдневный бой был тоже был выигран Итоном, но с более серьезными потерями 60 человек. После короткой передышки всё было готово к решающему броску к Триполи.
И тут случилось предательство.
24.
Предательство государством своих граждан, выполняющих «особые» поручения государства, не является таким уж редким событием. Это обычное дело в разведке и дипломатии. При провалах разведчиков обычной реакцией государства являются воздетые в полном изумлении глаза и заявления типа «мы к этому делу абсолютно не причастны». В дипломатии ситуация только слегка отличается. Обычно стараясь достичь какой-то цели, руководители дипломатических служб или, что случается еще чаще, руководители государства в обход этих служб, поручают дело нескольким независимым и обычно не подозревающим друг о друге лицам или группам. Конкуренция в высших эшелонах власти и всегда существующая борьба за внимание главы государства часто становится причиной «подножки» конкурирующей группы для усиления впечатления о своем успехе. Самое неприятное, когда в подобных играх участвует глава государства.
Перед самим выходом армии Итона на Триполи в гавань вошел американский фрегат Constellation, который привез Итону срочный приказ, переданный через командующего эскадрой. В приказе сообщалось, что в связи с достигнутой договоренностью с пашой Юсуфом Караманли американское правительство прекращает поддержку Хамида и требует роспуска армии Итона. Приказ Итону пришел от личного посланника Президента Джефферсона.
Джефферсону, как мне кажется, очень не понравилось вмешательство Конгресса в международные дела. Назначение Итона и данное ему поручение было, по мнению Джефферсона, прямым нарушением Конституции, и, скорее всего, он был прав. Поэтому параллельно, и не ставя никого в известность, он поручил Тобиасу Лиру, известному дипломату и бывшему помощнику Вашингтона, договориться с пашой Триполи «мирным» путём. Естественно, Джефферсон знал о давнем плохом отношении Лира к Итону, о принципиально разных характерах двух дипломатов. Лир не признавал романтизм и авантюризм Итона, но еще больше не верил в то, что восстановленный на троне Хамид сможет проводить независимую, тем более - проамериканскую политику[15].
Лир начал переговоры с Юсуфом в чрезвычайно выгодное время – паша с большой тревогой следил за продвижением Итона и по мере его успехов становился все сговорчивее. Успех Итона в Дарне решил переговоры в пользу американцев. По договору пленные трипольцы обменивались на пленных американцев (в основном с фрегата Philadelphia) с выплатой паше «баланса» в 60 тысяч долларов.
4 июня 1805 года фрегат Constitution под приветственный салют береговых пушек Триполи вошел в гавань, прошел мимо обгоревшего остова Philadelphia и забрал с набережной 296 моряков и капитана Бейнбриджа, пробывших в плену 19 месяцев. Нехватка 11 человек объясняется смертью шести и переходом в ислам пяти, не пожелавших вернуться на родину.
Как только в других Берберских странах стало известно о событиях в Дарне и Триполи, Алжир и Тунис отказались от всех своих дополнительных требований и немедленно подписали (или подтвердили) мирный договор с Соединенными Штатами. Плотники с военных кораблей поставили новый флагшток на территории американского консульства в Триполи и, по словам Тобиаса Лира, наступил «настолько необычно почетный мир... что все европейские державы будут в изумлении».
Один американец тоже был в изумлении. Уильям Итон был изумлен и возмущен близорукостью Джефферсона, его методом умиротворения трипольского паши, очередным унижением Америки. По его мнению куда лучше было бы видеть Constitution «залитый кровью убитых, чем видеть триумф турок и их насмешки над слабыми американцами». Но главное, Итон понимал временность и условность заключенного мира. Командиру эскадры он писал: «Решение Джефферсона непоправимо ослабило сдерживающую силу Америки, пираты наверняка ударят опять и, на этот раз, гораздо сильнее». Но приказ – есть приказ, Constellation должен был немедленно покинуть Дарну и Итон вместе с оставшимися христианами из его армии были вынуждены ночью тайком бросить лагерь, свою армию, поверившего в американцев Хамида... и эвакуироваться на корабль.
Уильям Итон, который своим 90 дневным героическим переходом[16] чуть ли ни в одиночку поставил на колени царьков Берберского побережья, никогда не простил Тобиасу Лиру, президенту Джефферсону и своему государству такой способ подписания мирного договора и свое собственное унижение. В Америке часть конгрессменов встретила Итона как героя, другая, большая часть, предпочла забыть его имя как можно скорее – сама идея возможности насильственного свержения монарха иностранного государства была очень неприятной для политических деятелей, наизусть помнящих Послание Вашингтона. Итон потребовал от Конгресса возмещения расходов и выплаты компенсации Хамиду Караманли или, по крайней мере, помощи в выкупе семьи Хамида из трипольской тюрьмы. Конгресс обратился за разъяснениями к Джефферсону. Джефферсон, не моргнув глазом, заявил, что он понятия не имеет ни о каких договоренностях с Итоном, тем более о каких-либо поручениях ему на Ближнем Востоке[17]. Тогда Конгресс решил проявить самостоятельность и в знак признания достижений Итона[18] подарить ему именную саблю, но федералисты, находящиеся в оппозиции, решили, что этого недостаточно и Итон заслуживает золотой медали. Началась дискуссия по этому поводу, в результате которой Итон не получил ничего[19].
Обиженный на весь мир Итон предпринял еще одну, последнюю авантюру в своей жизни. В 1806 году он чуть было не присоединился к государственному заговору Эрона Бёра (Aaron Burr), но быстро вышел из игры и на процессе против Бёра был государственным свидетелем[20]. Под впечатлением его героических достижений и не менее удивительных личных поражений Массачусетский конгресс подарил Итону 10 тысяч акров земли. Там, на далекой ферме в нынешнем штате Мэйн, одинокий и забытый всеми, глубоко погруженный в алкоголь и воспоминания, в июне 1811 года Уильям Итон умер.
В сентябре 1942 года новый эсминец, спущенный на воду в городе Бас, штат Мэйн – совсем рядом с фермой Итона, был назван в честь «генерала Уильяма Итона». Корабль героически отвоевал всю войну, 11 раз участвовал в боях с японцами и закончил свою морскую службу в 1969 году.
25.
На описанных выше событиях 1805 года закончилась Первая Берберская война. Посчитав, что худой мир лучше хорошей войны, Конгресс ратифицировал мирные договора, по которым за сравнительно небольшие ежегодные выплаты берберским государствам Америка получила возможность свободной торговли в средиземноморском регионе.
Война была длительным и серьезным испытанием молодого государства, и выводы из войны были сделаны серьезные. Всем стало отчетливо ясно, что у страны существуют реальные интересы далеко за ее пределами и что только сила, прежде всего, морская сила может быть гарантом государственных интересов в недружелюбных регионах. В очередной раз совершив поворот на 180 градусов, Джефферсон изменил свой взгляд на военно-морской флот. Обращаясь с посланием к нации в декабре 1805 года, Джефферсон предложил беспрецедентное увеличение флота и укрепления морских портов. Но не только. Впервые была озвучена новая доктрина ВМФ: отныне флоту поручалось непрерывное патрулирование морей и океанов, где ожидались враждебные действия по отношению к американским торговым интересам. Изменилось отношение не только к размеру флота, но и к размерам кораблей. Впервые в истории страны была разработана программа строительства огромных, 74 пушечных линейных кораблей.
Речь Джефферсона была интересна еще одним интересным абзацем. Где-то в середине своего послания он сказал: «...операция небольшого отряда наших граждан, храбро осуществленная нашим бывшим консулом Итоном... создала «впечатление», необходимое для достижения договоренности с Триполи. В результате наши пленные моряки были освобождены и наши торговые корабли отныне в безопасности».
Интересно, что это сказал человек, который всего несколькими месяцами назад не мог вспомнить «о каких-либо поручениях», данных «нашему бывшему консулу».
Теория изоляционизма, освященная именем Вашингтона, к 1806 году дала первую серьезную трещину. В следующее десятилетие, во время Англо-Американской и Второй Берберской войн она значительно расширится.
26.
Отношения с Англией стали резко ухудшаться в 1807 году после морского инцидента, известного под именем Chesapeake-Leopard affair.[21] Столкнувшись со все большей враждебностью английского флота, американцы были вынуждены резко сократить количество кораблей, патрулирующих средиземноморье. Уменьшение силы Джефферсон опять, в который раз, решил компенсировать деньгами и предложил увеличить выплаты Алжиру, чтобы «обезопасить мир при возросшей неопределенности в других местах». Это был проверенный сигнал берберским правителям, вроде команды «фас!», который дают собакам. В феврале 1809 года алжирские пираты захватили филадельфийский бриг Sally и проделали с его командой в 15 человек то же, что двадцатью пятью годами раньше с командой Betsey. «Нас безжалостно избивали, потом закрыли в грязном трюме без всякой еды на 48 часов». Потом, как принято, провели под издевательство толпы по улицам Алжира и, наконец, продали на аукционе.
Торговля со средиземноморьем в очередной раз оказалась под угрозой: как раз в это время Америка вынуждена была подтянуть все корабли к своим берегам – серьезная война с Англией становилась все более вероятной. Война вспыхнула в июне 1812 года. Американский флот к этому времени был огромным, если сравнить его со временем «квази войны» с Францией в 1798 году – около 50 кораблей, из них около 20 фрегатов, в том числе 3 – тяжелые фрегаты. Но если сравнить его с тем, что смогла выставить Англия, то сравнение окажется просто смешным – около 100 кораблей, из которых 11 было линейными.
Пока на территории и у берегов Америки шла большая война, берберские государства-пираты, освободившись от страха получить по рукам, вернулись к своему привычному бизнесу. Алжир захватил еще один американский корабль и продал в рабство его команду; Триполи и Тунис стали просто грабить все попадающиеся им корабли. Все страны Побережья мгновенно объявили о своей лояльности Англии и в свою очередь получили от Англии карт-бланш на грабеж американских кораблей. Америка, точно по предсказанию Итона, пожинала плоды своего миротворчества и в который раз убеждалась в цене бумажек мирных договоров на Востоке. «Если бы не война с Англией, то мы бы превратили все побережье Алжира в пыль», - возмущался известный нам Тобиас Лир, в то время, как новый Президент Джеймс Мэдисон за не имением альтернативы опять увеличил размер бакшиша странам региона.
Возникла, однако, непредвиденная проблема: не было охотников везти бакшиш в Ориент.
Здесь на страницах истории взаимоотношений США и Берберских государств появляется еще один интересный человек – Мордехай Мэнуэль Ноа (Noah), потомок португальских евреев. Несмотря на свою молодость - ему было 27 лет, Ноа был известным интеллектуалом, журналистом, общающимся в высшем свете. Среди его друзей были Стефен Декатур и Джоел Барлов. Интересно и то, что Ноа был «открытый» еврей, он много писал на еврейские темы и активно защищал права американских евреев.
Евреи, начиная со средних веков, считались оптимальными посредниками между христианами Запада и мусульманами Востока. Даже в Америке уже случались прецеденты, например, Вашингтон использовал подполковника Дэвида Франкса[22], как своего личного представителя на переговорах с Марокко. Очевидно, вспомнив об этом, Мэдисон решил назначить Ноа консулом в Тунис и поручил ему щепетильное дело передачи бакшиша и – главное – освобождения заложников. Между Президентом и Ноа было достигнута устная и тайная договоренность о том, что Ноа может тратить до 3 тысяч за выкуп одного заложника, представив эти деньги для всех интересующихся в Америке и для арабов как собранные семьями заложников. С устными финансовыми договоренностями часто случаются неприятности для одной из сторон, что и произошло в данном случае. В мае 1813 года Ноа начал переговоры с алжирским пашой. Через короткое время высокие договаривающиеся стороны сговорились об освобождении первых шести человек… но заплатить за них пришлось 25 тысяч 910 долларов, почти на 8 тысяч больше. Мэдисон был, если сказать мягко, очень осторожным человеком. Испугавшись, что такие «огромные» расходы станут известны американскому народу, он немедленно отозвал Ноа назад в США. Потерю лица надо было как-то объяснить, и объяснение Мэдисона незамедлительно последовало: «Неудача [Ноа] может быть объяснена предубеждением турок относительно его религии и тем, что публике стало известно, что он еврей».
О том, что в Тунисе и Алжире никто никогда не заикнулся о еврействе Ноа, для версии Мэдисона не имело никакого значения.
27.
Война 1812 года известна не только тем, что англичане сожгли город Вашингтон, столицу США, но и тем, что штатные разногласия по поводу войны едва не привели к развалу Союза. Агрессивно настроенные штаты Новой Англии хотели воспользоваться ситуацией[23] и вытеснить англичан из Канады, южным штатам это было совершенно незачем. В свою очередь, южане думали под шумок выгнать испанцев – союзников англичан – из Флориды, что было совершенно безразлично северным штатам. Военные действия на суше, особенно в начале войны, как правило, выигрывали англичане, на море, как ни странно, американский флот не уступал превосходящим силам англичан, сказался опыт Первой Берберской войны. Когда после окончания Наполеоновских войн англичане смогли значительно усилить морскую блокаду Америки и, казалось, судьба войны и американской независимости уже решена, неожиданно последовали сухопутные победы американцев, в том числе решающий разгром англичан под Новым Орлеаном, где отличился будущий президент Эндрю Джексон.
Мирный договор от 24 декабря 1814 года освободил американский флот от привязанности к своим берегам, но кипящее общественное мнение, требующее реванша в Северной Африке, долго кипело впустую. Мэдисон не хотел начинать новую войну, только что закончив старую. По понятиям того времени Мэдисон был очень стар, ему было 64 года. Он всегда отличался нерешительностью, был излишне стеснительным для политического деятеля, и обычно не имел поддержки даже в своем правительстве. Все же в марте 1815 года он обратился в Конгресс и, к своему удивлению, немедленно получил официальное объявление войны. Коммодором[24] эскадры для ведения Второй Берберской войны был назначен Стефен Декатур. Инструкции от Президента включали «угрозой серьезного разгрома» добиться от правителей Берберского побережья «справедливого и длительного мира». 15 мая эскадра из 10 больших кораблей вышла из Нью-Йорка и через месяц, войдя в Гибралтар, американский 44 пушечный фрегат Guerriere в морском бою уничтожил алжирский 46 пушечный флагман[25]. В бою погиб алжирский капитан и 30 человек команды. Через несколько дней эскадра потопила еще один крупный алжирский корабль, захватив в этих двух боях около 500 пленных.
28 июня вся эскадра вошла в алжирскую гавань. В панике новый алжирский паша обратился к англичанам за помощью, напомним им их обещание, что «через шесть месяцев море будет очищено от американцев». Однако, англичане уже были биты и стали гораздо благоразумнее, и от вмешательства уклонились. Декатур и новый консул Уильям Шалер вели переговоры с пашой с позиции силы. Шалер был человеком крутым и полностью разделял взгляд Итона: «Ислам, требующий немногочисленных инструкций, полностью соответствует обычаям варваров». Декатур и Шалер диктовали условия мира, «опираясь на жерла пушек». «Если паша пожелает получить порох в качестве бакшиша, то он его получит как бесплатное дополнение к нашим ядрам». Паша долго не сдавался. Он даже написал личное послание к Мэдисону, содержание которого очень напоминало любовное послание скучавшего в отдалении жениха к своей невесте, на что Мэдисон ответил, что «… принятая политика США заключается в том, что мир лучше, чем война, но война лучше, чем выплата взятки… Соединенные Штаты, не желая войны ни с кем, не будут покупать мир ни у кого». В подтверждение серьезности слов президента, в алжирскую гавань вошел огромный линейный корабль Independence под командованием Бейнбриджа; корабль надолго останется в Средиземном море, как органичная часть постоянной средиземноморской эскадры, будущего Шестого Флота военно-морских сил США.
Декатур с эскадрой проследовал в Тунис и Триполи, где он потребовал не только немедленного освобождения пленных, но и денежной компенсации за захваченные корабли[26]. Ко времени возвращения в Америку эскадра Декатура уничтожила 29 кораблей, потеряв только четырех человек во время случайного взрыва пушки. Тридцатилетняя война, которая стоила американцам 35 захваченных торговых кораблей, около 700 человек, взятых в плен, бесчисленных миллионов и никем не подсчитанного национального унижения, наконец закончилась полной и безоговорочной победой.
Или – почти безоговорочной. Дело в том, что алжирский паша оказался человеком с характером. Впрочем, в рамках понятия этого слова принятого на Востоке. После того, как эскадра вернулась домой, а Independence покинул гавань для планового ремонта, паша Умар бен Мухаммед прилюдно разорвал договор – в самом прямом смысле – и отказался от всех обязательств. Паша, совершенно очевидно, не был дальновидным политиком или просто умным человеком. Он не учел, что ситуация в Европе коренным образом изменилась. Он не учел, что после окончания Наполеоновских войн огромные флота европейских стран оказались без дела. Он не учел, что европейские страны просто не могли унижать себя выплатой бакшиша после того, что совершили американцы. Наказание Алжира последовало незамедлительно. В начале 1816 года к Берберскому побережью подошла большая совместная эскадра англичан и голландцев под командованием английского адмирала Эдуарда Пеллью. После того как паша отказался вступить в переговоры, началась знаменитая девятичасовая бомбардировка города Алжира – англичане не признавали американского стиля ведения переговоров. Алжирский флот был полностью уничтожен, значительно пострадал город и дворец паши. Договор, по которому Умар бен Мухаммед признал все требования европейцев и обязался никогда не захватывать и продавать в рабство христиан, был немедленно подписан.
На этот раз – действительно навсегда[27].
28.
Какие выводы были сделаны американцами из Берберских войн и какие изменения произошли в странах Северно-Африканского побережья в результате войн?
Проще ответить на второй вопрос. С потерей основного источника доходов Марокко, Алжир, Тунис и Ливия (Триполи) достаточно быстро потеряли всякое значение в Средиземноморье и какое-либо влияние на европейскую политику. Обанкротившиеся государства быстро прибрали к рукам основные европейские силы. Алжир стал французской колонией в 1830 году, Тунис – в 1881. Ливия (Триполи) сначала попала под прямой контроль Константинополя, а затем – Италии. Марокко разделили между собой Испания и Франция.
Результаты войны для Америки оказались менее однозначными. В финансовом отношении войны оказались слишком тяжелым бременем. Например, только с 1802 по 1805 год война с Триполи стоила казначейству 3 миллиона долларов, что было намного больше совместного бакшиша всем четырем странам региона за тот же период.[28][29] Война также показала опасность «хранения слишком большого количества яиц в одной корзине»: зависимость от торговли с одним, сравнительно небольшим регионом, была слишком высокой. Впрочем, последнее уже относится к выводам, сделанным после войны.
Главный вывод был прост и очевиден – для существования страны, сама жизнь которой зависит от морской торговли, необходимо иметь возможность защищать эту торговлю в любом месте земного шара. В этом плане было принципиально пересмотрена «доктрина Вашингтона», требующая сохранения нейтралитета и невмешательства в политические распри европейских стран. Окончательно стало понятно, что свобода торговли требует такого вмешательства. Всего через 8 лет после окончания войны придет понимание, что свобода торговли требует активного вмешательства и расширения своего, если так можно сказать, политического суверенитета на весь американский регион. Своей «доктриной Монро» Соединенные Штаты в 1823 году объявили всему миру, что страна расстается с идеализмом послания Вашингтона в той части, которая требовала невмешательства в дела других стран.
Европейские страны вынуждены были «проглотить» достаточно унизительную для них доктрину Монро по многим причинам, не последней из которых было полученное с опытом представление о решительности молодой страны идти до конца, из опыта, приобретенного во время Берберских войн. В этом был один из главных итогов 30 летней войны – Соединенные Штаты стали уважать в Европе... и побаиваться. Американский флот на деле доказал, что он сможет защитить национальные интересы. «Имя «американец» сейчас самое гордое в мире. Мы сделаем большую ошибку, если не признаем, что война с Алжиром произвела сильное впечатление на европейское сообщество» - писала английская газета.
Не менее важным было сугубо американское восприятие итогов войны. Национальное единство, представление о себе, как об одном народе, во многом начало проникать в национальное сознание именно после победы в Берберских войнах. После войны впервые массово стали употребляться национальные символы: американский флаг, белоголовый орел и портреты «дяди Сэма».
С войной было связано не только само рождение флота, но и быстрое понимание направления его развития, осознание стратегической важности «активной» доктрины ведения войны на море и важности активного взаимодействия флота и морской пехоты. Война навсегда осталась в первых строчках гимна морской пехоты США:
From the Halls of Montezuma
To the Shores of Tripoli;
We fight our country’s battles…
Важным, но плохо понятым, оказалось тесное знакомство с мусульманскими странами Ориента. С одной стороны, Америка на опыте получила представление о людях, традициях, культуре региона. В стране впервые появилась большая группа людей – дипломатов, военных, историков, писателей, которых можно назвать профессионалами, знатоками региона. На горьком опыте Америка также получила представление о политической культуре арабских стран. Как сейчас очевидно, кроме всего прочего, Берберские войны стали первым столкновением Америки с государственным терроризмом.
С другой стороны, уроки, полученные из тяжело заработанного опыта реального знакомства с Ориентом, оказались быстро забытыми. Во многом – именно из-за усилий людей, которых я назвал профессиональными знатоками региона.
Об этом – в следующих главах.
Сан-Франциско,
Апрель 2013
Примечания
[1] Однажды он, уже командуя 50 пушечным фрегатом Constitution, глубокой ночью в открытом океане наткнулся на незнакомый корабль. С корабля сообщили, что это английский 74 пушечный линейный корабль, но сообщили, по мнению Пребл недостаточно вежливо. На требование извиниться англичане не ответили и Пребл приказал ответить грубияну бортовым залпом: только в последнюю секунду англичане пошли на попятную и самоубийство фрегата не состоялось.
[2] PFF, стр. 58
[3] По мнению современников, это была некрасивая история. Мало того, что тяжелому кораблю абсолютно нечего было делать вблизи незнакомого берега, мало того, что команда даже не попыталась оказать сопротивление – а на корабле служило 307 матросов, огромная сила, но со временем выяснилось, что Бейнбридж не уничтожил важные документы, включая приказы по эскадре и ее планы. Следственная комиссия, однако, его оправдала. В дальнейшем, он отличился в Англо-Американской войне 1812 года.
[4] В ВМФ США 1-st lieutenant – не звание, а должность, примерно означающая «заместитель командира»
[5] Современники писали, что он больше походил на поэта. Действительно, на некоторых портретах он похож... на Пушкина. Судьбы их тоже в чем-то похожи. Декатур женился на самой известной красавице Соединенных Штатов, в свое время последовательно отказавшей Эрону Бёру и брату Наполеона, жил на широкую ногу в одном из лучших домов Вашингтона, и в 40 летнем возрасте в расцвете своей весьма выдающейся карьеры был убит на нелепой дуэли, подстроенной его завистниками, среди которых, к сожалению, оказался и Бейнбридж. Во время похорон за гробом шел Президент Джеймс Монро, все девять Верховных судей, практически все члены Конгресса, коммодоры и капитаны флота и более 10 тысяч жителей города. Его именем назовут 46 населенных пунктов и пять военных кораблей. (С транскрипцией его имени в русском языке есть существенные разночтения: часто встречается – Стивен Дикейтур или Декейтур. В то же время, на географических картах населенные пункты всегда обозначены - Декатур). В англоязычной литературе тоже нет однозначного мнения по произношению фамилии.
[6] Представьте себе сложность ночного сближения парусного судна со стоящей на якоре Philadelphia , когда на палубе должны были быть видны (в слабом лунном свете) только несколько человек, как бы рядовых моряков небольшой торговой шхуны – команда захвата пряталась в трюмах, когда охрана Philadelphia наверняка состояла не из одних идиотов и наверняка вступила в разговоры с командой Декатура, где только один человек говорил по-арабски (например, поинтересовавшись, какого черта шхуна крутится так близко?); учтите, что в самый ответственный момент подул противный ветер, учтите, что палуба шхуны была значительно ниже палубы Philadelphia , учтите множество других трудностей, например, сложности работы пиротехников – сжечь морской корабль не такая простая задача, учтите, что нужно было еще выбраться из гавани, а крепостная артиллерия начала работать сразу после начала пожара – успех операции был тщательно спланирован, блестяще осуществлен и был в большой степени чудом. Адмирал Нельсон не разбрасывался словами одобрения просто так.
[7] 26 мая 2011 года своей специальной резолюцией американский Конгресс потребовал от Ливии возвращения останков погибших моряков. Требование было «привязано» к голосованию о выделению денежной помощи Ливии. Впрочем, Конгресс разрешил отложить выполнение этого требования до окончания Гражданской войны в Ливии.
[8] К концу XVIII века в западном мире было известно около ста книг первой категории
[9] Несмотря на имя Абрахам, имя жены София и имя дочери Хана, Галлатин не был евреем. Галлатин был министром финансов США дольше, чем любой другой в истории, был выдающимся дипломатом и, кроме всего прочего, основал Нью-Йоркский университет (NYU), самый крупный частный университет Америки.
[10] По другим данным – «морским агентом в Берберские государства», с прямым подчинением министру Флота. Приказ о назначении был подписан Джефферсоном.
[11] Итон приплыл в Александрию, откуда и начал свой поход.
[12] Я не знаю, откуда они там взялись. Есть только два варианта: они могли прийти с Итоном из Александрии или быть в окружении Хамида. Данные по численности армии Итона – из PFF, Вики дает совершенно другие цифры, в том числе 500 греков с острова Крит. В любом случае, почти наверняка это были обычные портовые авантюристы полу уголовного типа.
[13] PFF, стр. 66
[14] Или – Дерна, в другой транскрипции.
[15] Из того, что известно о характере Хамида, Лир, скорее всего, был прав.
[16] Ни разу не снимая униформы, как он писал другу.
[17] В своей лекции «Победа в Триполи, уроки для войны с терроризмом», прочитанной в 2006 году для The Heritage Foundation, Joshua London, автор нескольких книг о Берберских войнах, утверждает, что Итон действовал в регионе по прямым инструкциям Джефферсона. В других источниках нет конкретных указаний на это.
[18] В Конгрессе и республиканцы и федералисты признавали решающий вклад Итона в подписание мирного договора с Триполи. В те годы этот вопрос, возможно, был единственным, по которому конкурирующие партии пришли к согласию.
[19] Через несколько лет он все же получил от Конгресса 10 тысяч долларов, гораздо меньше потраченных им своих денег.
[20] Бёр предлагал Итону генеральское звание и должность командира морской пехоты в новом государстве.
[21] http://en.wikipedia.org/wiki/Chesapeake%E2%80%93Leopard_Affair
[22] Франкс, выходец из богатой английской еврейской семьи, был «роялистом», то есть, сторонником Англии в начале войны за Независимость. Потом переметнулся на сторону колонистов и был помощником Бенедикта Арнольда, самого известного предателя в революционной армии. Был судим вместе с Арнольдом, но полностью оправдан сначала по суду, потом – Конгрессом. В последующие революционные годы выполнял очень важные поручения в Европе «финансиста революции» Роберта Мориса, был вице-консулом в Марселе, в качестве доверенного лица Вашингтона (получив для этого звание подполковника) сыграл важную роль в заключении договора с Марокко.
[23] Агрессором в этой войне была Англия, желавшая ограничить торговлю США.
[24] Должность коммодора давалось начальнику эскадры, звание делало его «старшим из капитанов» в конкретной экспедиции, при этом во флоте его звание капитана оставалось прежним. Звание адмирала было принято в американском флоте только в 1866 году. По идее, полный адмирал (четырехзвездочный адмирал) должен был быть начальником постоянного флота, например, средиземноморского или тихоокеанского. Но звание адмирала оставалось за человеком и после ухода с командования флотом. В 1944 году ситуацию еще более запутали, введя – только во время войны - звание адмирал флота (пятизвездочный адмирал). Кроме того, во флоте существует понятие флаг-офицера – старшего офицера в эскадре или флоте (флаг эскадры или флота развевается только на корабле, где физически находится старший начальник), по этому признаку коммодор равен адмиралу.
[25] По другим данным – 64-х пушечный.
[26] Такое же требование – в размере 10 тысяч долларов – было предъявлено и в Алжире.
[27] Алжир, впрочем, посчитал себя обязанным соблюдать договор только с Америкой, Англией, Испанией и Голландией, но не с Францией. Французы платили бакшиш вплоть до 1830 года.
[28] PFF, стр. 75
[29] В начале 21 века опыт берберских пиратов был востребован другими африканскими пиратами – сомалийскими. Удивительно, но реакция Запада была такой же: выплата выкупа-бакшиша по-прежнему остается главным способом разрешения конфликта. По данным http://www.washingtonpost.com/blogs/wonkblog/wp/2013/03/03/the-economics-of-somali-piracy/
чистая прибыль сомалийских пиратов в Аденском заливе с 2008 года по 2012 год составила 120 миллионов. Ущерб морскому торговому судоходству за этот же период составил до 3.3 миллиарда долларов. Авторы замечают, что дешевле было бы просто передать пиратам эти 120 миллионов. Точно такого же решения придерживались европейцы в 17-18 веках. Мало что изменилось с тех пор.
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #6(165) июнь 2013 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=165
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2013/Zametki/Nomer6/Judovich1.php
