"…Какания, может быть, все-таки была страной
для гениев; и наверно потому она и погибла".
Роберт Музиль "Человек без свойств"
1.
Вот ситуация, поистине схожая с чудом, судите сами. При небольшом количестве дождевых осадков и довольно малой территории, в Израиле на каждый сотый квадратный метр приходится по два гения и двадцать грибов. Как говорил друг из прежней жизни: "Монтгомери – неистребимый Коган".
В последние десятилетия наблюдается странная тенденция – посмертное присвоение звания "гений". Погибших смертью храбрых повышают в чине, но звание гений после смерти? Рискованный, согласитесь, титул.
И не так всё, по-видимому, просто.
В 1826 году Пушкин пишет графине Ламберт: "Не страшно мне смотреть вперед. Только сознаю я совершение каких-то вечных, неизменных, но глухих и немых законов над собою, - и маленький писк моего сознания так же мало тут значит, как если бы я вздумал лепетать: "Я, я, я..." на берегу невозвратно текущего океана... Брызги и пена реки времен".
"Что такое эготизм? – Капила ответил:
Эготизм, это – примысливание себя:
Я – в звуке, я – в осязании, я – во
я вкусе, я – в запахе, я – вкуситель".
Стендаль был тем, кто сформулировал термин эготиста. Стендаль писал: «Оберегая своё «Я», мы оберегаем неповторимый отрезок земной правды, а чем больше человек живёт современностью, тем больше он умирает вместе с ней». Философ Сергей Аверинцев пошел ещё дальше: "В конце концов, Времени нужны не те, кто ему поддакивает, а совсем иные собеседники». Эготист "высокомерно игнорирует современность".
Сквозь фортку крикну детворе:
Какое, милые у нас,
тысячелетье на дворе?"
Б.Пастернак
Лично мне из синонимов эготизма, нравятся:
1. – изменчивый; 2. – пламенный; 3. – первоэлемент; 4. – с выводом; 5. – без вывода. Эмоциональные и умственные ресурсы эготиста, несомненно, отличаются от не-эготистов. Как правило, эготист – человек творческий, а возможен ли творческий человек без гипертрофии чувств?
Но есть и вторая часть, и она опасна.
Часто у человека начинает развиваться "невроз трансфера" (З. Фрейд), некая разновидность сопротивления, ведущая к нарциссизму. Стендаль, которого С. Цвейг называл "великим эготистом", Байрон, Набоков, И. Бродский, – у всех в наличии эготизм, как принцип "звездной пыли", прикосновение к гению, и тогда на протяжении всей жизни можно обойтись без постоянного подглядывания в зеркало времени и истории.
Гении актуальны. Моцарта будут слушать, пока существует мир. Тарковский, имя которого Ар-Синай, говорил: "Пока я жив – я вечен". Можно и так, но вернее будет: "Я вечен, потому что таким меня создал Б-г".
"Предчувствиям не верю и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет.
Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком".
Арсений Тарковский
Для начала решим – "опоздавшие гении", или – "местные гении".
Если по Бунину, то – опоздавшие[1],. а если по мне, то – местные, взлелеянные.
Три гения, по личному признанию И. Бродского, повлияли на его творчество: Цветаева, Ахматова, Оден. Мы уже знаем, что гении актуальны. Гомер тревожил сон Мандельштама. Тарковскому снился Пушкин. Как правило, гения отличают рубежи. К примеру: возьмем непревзойденного мастера полифонии - Баха, у него этот рубеж - 1708 год, период, когда он получает место придворного музыканта у герцога Веймарского – время интенсивного творчества и приобщения к мировой культуре. Ровно через двести лет, в 1908 году, Пруст переходит рубеж, и материалы "Против Сент-Бёва" превращаются в "Поиски утраченного времени". Рубеж Пушкина до "Евгения Онегина" и после него; рубеж Б. Пастернака до и после "Марбурга"; рубеж Цветаевой до и после "Поэмы горы" и "Поэмы конца"; рубеж Мандельштама до и после "Воронежских тетрадей". Эстетически цельные творения, свидетельствующие о достижении зрелости творческого гения. Гений подобно Моцарту, Пушкину, Рафаэлю, творит в органическом синтезе природной красоты окружающего мира.
В 1938 году Бунин впервые публикует прозаические сонеты, назвав их - "Тёмные аллеи".
В 1985 году в Испании были опубликованы одиннадцать сонетов из утраченной книги Ф.Г. Лорки, ставшей легендой, под названием - "Сонеты тёмной любви". Всего в книге, по словам Лорки, должно было быть сто сонетов. За маской любви всегда прячется боль, а за маской гения – божественное откровение.
Потрясение, вызванное появлением поэзии Рембо, эта головокружительная пропасть, которую разверзает перед будущими поколениями творчество гения, которого, по сути, постичь нельзя, напоминало снежный обвал в горах. После знакомства со стихами юного Рембо, старый Гюго воскликнул: "Это же маленький Шекспир!"
Интересно, что русским переводчикам обычно не дается последняя строка знаменитого сонета Рембо: "O l’Omega, rayon violet de Ses Yeux!".
Сравните:
"Омега… Синие – твои глаза, Судьба!" (пер. И. Тхоржевского);
"Омега – синий свет в глазах моей звезды" (пер. М. Миримской);
"О, – лучезарнейшей Омеги вечный взгляд!" (пер. В. Микушевича)
Точнее других передал смысл этой строки Н. Гумилев:
"Омега, луч Её сиреневых очей".
Гений непредсказуем. Бруно Шульц начал писать в сорок лет, а прожил всего пятьдесят. Читая рассказы Чехова, – "Шопена в драматургии" (Моруа), – точно пьёшь колодезную воду, холодную настолько, что сводит челюсти.
"У одних есть призвание, другие
справляются, как могут".
Чеслав Милош
С какой целью люди вообще берутся за перо?[2]. Свой очерк "Армия поэтов" Мандельштам заканчивает так:
"…все мы носим ботинки, а ведь мало кто шьёт башмаки. А многие ли умеют читать стихи? А ведь пишут их почти все".
Вот этих "почти всех" Мандельштам назвал “армией поэтов”. В современном мире, когда все грамотные (!), а досуга хватает с избытком, эта армия (и примкнувшие к ней "писатели"), разрослась до невероятных размеров.
Гёте назвал это – “Lust zu fabulieren”, – художественный позыв – некая “страсть к сочинительству”. Тенденция эта прослеживалась задолго до появления интернета, еще в сороковых годах Андрей Платонов сказал: "В литературу попёр читатель".
Не до конца исследованной, но, может быть, главной движущей силой, помимо удовольствия от самого сочинительства, каковое испытывает писатель, это увидеть в расхождениях событий тайный ход земного бытия, понимая, что конечный пункт назначения невыразим, и не может быть предметом нашего знания, а только Верой.
"Если ты написал книгу и тебе посчастливится, то ее будут читать какое-то время, пока не появятся новые, лучшие книги и не займут ее место, но всякий породивший новое слово подобен тому, кто прикасается к Вечности"[3].
Мне неведомо, был ли знаком Кафка с "Действительными историями" ("Сипурей маасим") раби Нахмана из Браслава, хотя не лишним было бы предполагать. Я не собираюсь подвергать Набоковский ответ сомнению[4], но одно совершенно и ясно – гению должно, и - невозможно подражать, ибо гений – неподражаем.
Зарубежная русская критика упрекала Набокова в том, что в его прозе (в частности, в романе "Приглашение на казнь") явно проступают кафкианские контуры, на что Набоков в одном из ранних интервью сказал: "Правильнее было бы говорить о французском влиянии – я обожаю Флобера и Пруста".
Бытует справедливое мнение, что Прусту нельзя подражать и научиться у него ничему невозможно. Оно и верно. Или ты родился с тончайшей мембраной лошадиного волоса в позвоночнике, или – нет.
Человеческая мысль может быть причудлива в своей алогичности, спонтанности и непосредственности, и если сны иногда переплетаются с реальностью, сознание с подсознанием, то жизнь никогда не повторяет литературу.
(Сцена, имевшая место…)
Она смотрела на него глубокими, как апрельское небо, глазами. Боже мой, как она на него смотрела, когда он говорил, а говорил он вот что: "Ты не сможешь, как тебе сказать, прорваться, сейчас это не так, как когда-то, это сложнее…" Он запинался, он явно нервничал и чувствовал себя неудобно.
- Как это, не смогу? А почему, вообще, надо куда-то прорываться? Вы же сами сказали, что "это очень талантливо", и что значит – сейчас?..
- Понимаешь, как бы тебе объяснить, гм-м-м… не помешало бы еще знакомство… имя, понимаешь, или... Ну, хватит! – Он ударил по столу и нечаянно смел на пол стопку бумаг, среди которых были и её талантливые стихи.
Не Рембо и не Гюго, а просто – наше время сейчас. И прав был поэт А. Кушнер, сказавший: "Не думаю, чтобы молодой Маяковский или Рембо произвели сегодня на кого-нибудь впечатление".
"Наше время, боже праведный!
Да это сущий Ковчег Завета:
горе тому, кто его коснется!"
Дидро
Люди издают журналы. Издают газеты. Открывают издательства. Переоценка ценностей. Талант сегодня никого не волнует, никто не собирается открывать таланты.
Лучше открыть издательство. Публиковаться всегда было этической проблемой и во времена Цветаевой и во все времена, да к тому же в диаспоре. Например - вдова поэта Абрама Терца, считала, что издательство надо открывать для того, "чтобы тебя боялись!"[5]. Ни больше, ни меньше! Но всё же, изменения кое-какие есть.
В 1916 году Шолом-Алейхем писал о своей книге "С ярмарки": "Книга любит, чтобы её печатали и читали. А печатать было негде. Издать книгу на собственные средства еврейский писатель не в состоянии. Печатать в журнале? Еврейская литература еще не настолько богата, чтобы иметь ежемесячник – как у людей".
Ну вот, сегодня у нас все, как у людей. Еврейский издатель издает книги еврейских, (и не только еврейских), писателей. Настоящий очерк есть подтверждение тому, что еврейская литература уже настолько богата, что имеет свои ежемесячники. Это ли не мечта поэта?
К чему стремятся - слово поэта, кисть художника, резец скульптора, ноты музыки – если не стать ещё одним связующим кольцом в цепочке духовного единения, и если это поистине так, то в искусстве живой воды нет места искусственности.
Скажи мне, как ты хочешь быть, и я скажу тебе, кто ты. Прекрасное никуда не уходит, оно остается навсегда. Цветаева считала, что "настоящая поэзия – это вдохновение плюс воловий труд", не соглашаясь с Полем Валери в том, что "минуты вдохновения не лучшие минуты, чтобы писать стихи". Цветаевой ближе мнение профессора И. Клаузнера, утверждавшего, что "шелест крыльев вдохновения можно услышать только там, где лицо покрыто потом: вдохновение рождается из усердия и точности".
Только умея оставаться собой, искренне болея по исчезающей неземной красоте, можно с чистой совестью сказать, что…"Самая печальная радость – быть поэтом. Всё остальное не в счёт. Даже смерть"[6].
2.
Гениепоклонцы, люди очень полезные,
часто оказываются куда более опасными
врагами гения, чем косные обыватели".
Роберт Музиль
Вспоминаю слова папы, сказанные в день юбилея Чехова: "В России, для того, чтобы о тебе говорили, ты должен сначала умереть".
Предполагаю, что говоря это, папа и не подозревал о "онтологическом парадоксе" Музиля: писателю, для того, чтобы жить, нужно умереть. Обратила внимание, что к этому прибавилось ещё одно непременное условие: перед тем, как умереть так, чтобы о тебе говорили, ты обязан стать своим при жизни, войти в "бранже"[7],. иначе не получится.
"Бранже". От этого слова отдаёт конным снаряжением. Писать в одиночку и нигде не числиться?!.. По такому случаю Андрей Битов вывел поразительно точную формулу: “У тусовки один закон: есть те, кто на неё пришел. А тот, кто не пришел, того нет”. Отдайся "бранже", а она уже сама о тебе позаботится, так что можешь спокойно умирать, дорогой гений.
Есенин учил начинающего А. Мариенгофа, как надо пробиваться в поэты: “Так, с бухты-барахты, не след лезть в литературу, Толя, тут надо вести тончайшую политику. Вон смотри - Белый: и волос уже седой, и лысина, а даже перед своей кухаркой и то вдохновенно ходит”.
Или: "Горба у вас нет, вы не хромаете, глаза не косят – это для поэта большая потеря. Ну, хоть спивались бы вы, что ли, или шумно развратничали. Что-то надо придумать. А пока вы живёте в четырехкомнатной квартире, пьете по рюмочке дорогой коньяк и ходите на свидания с мужчинами в синих бостоновых костюмах – ничего не выйдет"[8].
Прекрасный поэт и человек Яков Хромченко, муж поэтессы Лии Владимировой, не переставал удивляться: "Романские языки пишутся слева направо, семиты пишут справа налево, китайцы пишут столбиками. Зачем Мише Генделеву писать треугольником и ромбом самые обычные стихи, которые можно свободно записать в строчку. Не понимаю".
А я поняла, когда прочла Э. Кеммингса. Прочитав Кеммингса, всё становится понятным. Э. Кеммингс прославился тем, что в своем стремлении эпатировать читающую публику либо совсем отказывался от знаков препинания, либо ставил их самым загадочным образом между частями слов; не употреблял заглавных букв, отказывался от всяких синтаксических норм, использовал фигурные стихи. В графические средства, функционирующие на уровне текста в целом, включено и то, что Тынянов назвал эквивалентом текста.
Антивоенное стихотворение Э. Кеммингса[9] имеет форму треугольника, в нём нет ни одного знака препинания, стихотворение начинается со строчной буквы; синтаксические конструкции начинаются, не заканчиваются и переходят одна в другую и, тем не менее, смысл целого совершенно ясен, а эмоциональная сила велика. В произведениях Э. Кеммингса стилистическое использование графики доведено до крайности, а иногда и до абсурда. Кеммингс предельно эксцентричен в отношении формы, хотя тематика его традиционна: радости любви, красота природы, трагедия смерти.
я
спрашивающий
Конечно
Вы дорог что
еще можно понимать
нет но не это но вы кажется я не могу сделать
было понятнее войны просто не то что
мы воображаем но пожалуйста для бога
что черт возьми да это правда что было
меня но что мне это не я
разве ты не видишь теперь нет не
любой но вы
должны понимать
почему потому что
я
мертвый
Э. Кеммингс
Постоянный, как припев в известной французской песне: "Padam! Padam! Padam!" - Эпатаж, эпатаж, эпатаж!
"Кто изобрел бы новое, точное слово для понятия гений,
тот сослужил бы сегодня большую службу
всему человечеству".
Роберт Музиль "О гениях"
ИЗ ЦИКЛА "ИДИЛЛИИ"
ЧАЙ С МОЛОКОМ
Чай с молоком белая ночь какой чай с молоком
только
в одной палате ночник горит
или
у них стал Питер в начале лета
уже подводный теперь такой
или
я выдохнул жизнь как в жабры
и
легкие пузыри
но не
оторваться мне от окна
и не
насмотреться мне
на
всегда
или
ушла под белую воду вся их страна
или
всегда на этом месте текла вода
белая ночь
какой
чай с молоком
из чешуи глаз не сомкнуть и смотри
рыбий свой рот разевая каждым давясь глотком
и
пью до одури
до
о
дури!
эту
белую воду пью да не пьется вот
рыбьи слезы наши
и есть
толща самой воды
или
идет надо мной весенний ладожский лед
или
плывут надо мной
небеса как льды
белая ночь
какой
чай с молоком
папа льет на скатерть слепой старик
отгоняю мальков от света вареной своею рукой
и
за
потевает иллюминатор
из
нутри
и
отталкиваюсь
от
дна
и всплываю на свет звезды
надо мною
одним
и светит она одна
или
отражается от воды.
Яффо, июнь 1984 М. Генделев
Есть люди, совершенно уверенные, что при всём таланте творческого человека, его невыплаченным долгом перед человечеством является именно гениальность, и засчитывается это литератору, как подарок на будущее (!) Но - либо поэт дорос до поэзии, либо она разорила его.
"Написана книга – так и называется: "ГЕНДЕЛЕВ". Автор - Андрей Масевич, бывший соученик Михаила Генделева по Санитарно-гигиеническому институту в Санкт-Петербурге, Сангигу. Тон книги, ее интонация? Нервная, многословная, достоевская, бесстыжая". (Никита Елисеев 25 апреля 2011 г.)
Был бы поэт Генделев доволен? Не уверена.
"Я боялся даже произнести, но в лживой глубине своей души верил: я - гений. Бывший, но гений. А я не гений. Я - неудачник". Это написал Аркан Карив в своем последнем, незаконченном романе "Однажды в Бишкеке". Там же есть глава о М. Генделеве. Эта глава, под названием "Мишенька", была опубликована в февральском (2012 год), номере журнала "Лехаим". Вот отрывок из главы: "Он был умней своего народа, но печатать не умел совсем. Зато как готовил! Его авторская стряпня была дитя брутальной бедности. «Из качественных продуктов чего-нибудь приготовит даже невеста», - горько усмехался он и, добавляя щепотками снадобья, варил суп из топора".
Так перестают читать стихи ушедших поэтов и усиленно переходят на многочисленные воспоминания, а затем постепенно тот, о ком пишут, из поэта превращается в героя воспоминаний рассказов о "супе из топора".
Пруст говорил, что "ошибки гениев в их частной жизни достойны наибольшего снисхождения". Положим. С натяжкой. Что мы воспринимаем из того, что сказал поэт? Только то, что в дальнейшем мы приложим к нашей личной жизни, и только от этого зависит наше восприятие или вовсе неприятие.
Вечность не заработаешь проходными воспоминаниями других, а тем лишь, что оставлено тобой самим. Здесь не утешит пустая иллюзия - илу зэ ая!..
"…Я счастлива, что ещё при жизни успела ему сказать слово, которое считается собственностью мертвых: что он – гений". (Майя Каганская "Я хочу рассказать вам").
Был бы поэт Генделев доволен? Уверена.
"Звучит стихотворение «Господь наш не смотрит на землю…»
Ведущий напоминает нам, что в 2004 году Майя Каганская провозгласила Михаила Генделева гением! (Как ни стараюсь, а всё же – трудно отнестись серьезно к подобному провозглашению). Мне в нем видится выдача желаемого за действительное"[10].
Психологи утверждают, что высокомерным людям присуща мнительность. К примеру, воз-омнили, что они или их ближайшие друзья – гении. Проходят годы, а воз и ныне там.
Есть поэты, сжигающие свои рукописи, а есть сжигающие свои жизни, как фолкнеровские сарторисы. Чем больше бесплодных воспоминаний, типа: "Помню, в детском саду он отличался от всех, на горшке сидел как-то боком и всё покрякивал…" Чем больше такого о поэте, тем меньше самого поэта.
Гений не только неотъемлемая и лучшая часть эпохи, не только её устный и письменный рупор, он ещё и тот, кто успешно отстаивает прочность своих идеалов. "Гений - это любовь и будущее» - писал Рембо. Гениальный поэт, Артур Рембо умер в полном одиночестве. Поэта никто не знал, его не печатали, не понимали, разве что, отчасти – Верлен.
"Но этой троице чужд небесный лик,
Так гений с обезьяной не двойник!"[11].
Гений подобен високосному году. Только серьезные литературоведческие работы, проверенные временем, оставят след в истории литературы, где проклюнется имя и Поэзия ушедшего поэта. И если что и останется, то лучше бы - "брызги и пена реки времен".
Март – 2011
Март – 2013 Ариэль
Примечания:
[1] "…опоздавший" лучше, совершенней (как и Тютчев), писавший Бунин ревнует все признанные судьбы". А. Битов "Пушкинский дом".
[2] "Для кого и для чего я пишу? Для публики? Но я ее не вижу, и в нее верю меньше, чем в домового: она необразованная, дурно воспитана, а ее лучшие элементы недобросовестны и неискренни по отношению к нам". (Из письма Чехова Суворину 23 декабря 1888 г.)
[3] Амос Оз "Повесть о любви и тьме".
[4] 1936 год, литературный вечер в Париже. Адамович: "Знакомы ли вы с «Процессом» Кафки? – Набоков: Нет!"
[5] М. Розанова.
[6] Ф.Г. Лорка
[7] branche – "Отрасль; ветвь". Пер. с французского. На сленге языка иврит означает – "свои люди".
[8] Из письма С. Довлатова поэту Елене Скульской.
[9] Уистен Хью Оден: "Кстати, кто бы мог хорошо перевести Катулла? Я думаю, Кеммингс". Эдвард Эстлин Каммингс (1894-1962) – американский поэт, живший в Париже. "Виртуоз английского языка, синтаксически и графически добивавшийся фантастического отстранения поэтической формы – что привлекало Одена и требовалось при переводе Катулла". Записал Алан Ансен.
[10] "Субъективные заметки о вечере памяти Михаила Генделева", Артур Клява 28.03.2010.
[11] Байрон "Бронзовый век, или Юбилейная песнь".
Напечатано в журнале «Семь искусств» #6(43) июнь 2013
7iskusstv.com/nomer.php?srce=43
Адрес оригинальной публикации — 7iskusstv.com/2013/Nomer6/EsPasternak1.php
