Последний подвиг старого матроса0

 

    Подчас, происходят события, заставляющие по-новому, как бы со стороны, взглянуть на повседневные заботы, на себя, кстати, да и на свое место в обществе. События вот, только, бывают радостные, а бывают, увы, и печальные. Впрочем, жизнь, как известно, и не проходит гладко. Так что, ничего удивительного.

    За последнее время часто слышал упреки в том, что, дескать, увлекаюсь описанием быта. Ничего особенного, мол, с Вашими героями не происходит. В таких случаях, приходит на ум повесть Солженицына “Один день Ивана Денисовича”. Там, тоже ничего особенного не происходит. Подумаешь – подъем, поверка, работа, вечерняя поверка да отбой. Ни тебе, стрельбы, ни побега, ни мордобития, даже. Ничего особенного! Но, за внешней обыденностью кроится глубокая драма! Да, там был лагерь, но и мы, тоже не на курорте живем! Впрочем, ничего нового. Все уже было, все повторяется!  

    Но, в тот раз, о котором пойдет речь, события, развивались очень уж, стремительно, и на осмысливание их оставалось совсем немного времени. На смену одному знаковому событию, без задержки приходило другое, и они сливались в пестрый калейдоскоп.

    Изредка, когда время на осмысливание все же находилось, то неподдельный интерес вызывало поведение окружающих людей, их поступки, реакция. Нет, это был, конечно, не праздный интерес, вовсе нет! Просто, попав в тяжелое положение, я поневоле начал обращать внимание на помехи, мешающие делу, или, напротив, на благоприятные факторы, и соответственно, на людей, которые их создавали. И, если до этого, мне казалось что-то непонятным, то тяжелая болезнь отца быстро расставила все по своим местам. Сразу стало заметно, как в той, непростой ситуации, кто-то стремился помочь старику, кого-то страдания Деда оставили равнодушным, а нашлись и такие, кто повел себя как последняя проститутка. Впрочем, ничто не ново под луной! Недаром сказано в Писании – “по делам их узнаете их”. Не мешало бы еще и отметить это, чтобы воздать каждому по заслугам, когда придет время. И, очень на то похоже, что дело идет к этому. Ну, да ладно! Каждому овощу свое время!

    Итак, к повествованию! Мы с отцом, вдвоем, относительно спокойно проживали в отдельной московской квартире. Брат ушел из дома, после кончины матери, больше двадцати лет назад, особо ни в чем не нуждался и напоминал о себе, лишь от случая к случаю.

    Наша жизнь текла спокойно и размеренно, и казалось, что все крупные потрясения остались позади, и что можно наконец-то расслабиться. Я много и в охотку работал, занимался творчеством и семьей – жена с дочкой жили неподалеку, рядом, можно сказать. Работа над текстами и непрерывная переписка с многочисленными редакторами занимала все свободное время. Старик выходил на улицу уже изредка, и двигался с трудом, опираясь на палку. После того, как он упал, пару раз, на улице, и сломал себе руку, я уже и не думал отпускать его одного в город. Дома отец, понемногу копался в своих бумагах и, хотя на работу ему ходить стало уже тяжело, он продолжал числиться в Академии Образования, появляясь там, от случая к случаю, когда находилось время для того, чтобы свозить его туда на машине. Делал я это без всякой охоты, поскольку, терял много времени, дожидаясь старика. Одно утешало – я прохаживался по территории расположенного неподалеку Новодевичьего монастыря, да заодно, и познакомился с некоторыми сотрудниками на работе у Деда. Дед, конечно, ворчал, но довольствовался тем, что было.

    Казалось, что впереди еще достаточно таких спокойных лет, но беда, как известно, приходит неожиданно. Однажды, с утра пораньше, стоя перед зеркалом, старик пожаловался на появившуюся недавно опухоль на левом плече. Надо заметить, что не часто он жаловался на свои болячки, и тем более, обращался за помощью. Это насторожило. Посмотрев, внимательно, на его плечо, я насторожился еще больше. Нехорошая такая показалась опухоль, неестественная, что ли, выпуклость на ровном месте.

    Придется ехать к врачу! – вздохнув, объявил я Деду. Подобные решения давно уже пришлось взять на себя. И, на работу возил старика, и в академическую поликлинику, когда возникала такая необходимость. Как раз тогда и стало понятно, что такая необходимость возникла. Опять день потерян! Страшно ругаясь про себя, я, в большой тоске отправился на стоянку за машиной. Себя было очень жалко. Как будто, возить Деда мне приходилось каждый день, а не раз в месяц. Не пришло еще понимание того, что время теперь коротко.

    Тогда же, взяв со стоянки машину, я подогнал ее к дому и, подстраховывая отца, помог ему выйти на улицу. При дневном свете бросился в глаза внешний вид старика – он сильно сдал. На лоне природы лицо его выглядело бледным и усталым. Сдает отец! – вздохнул я, оценив ситуацию. Стареет! Нехорошо!

    В поликлинике, при виде людей в белых халатах, я немного успокоился. Старика там хорошо знали, да и ко всем пациентам относились бережно и внимательно. Ведомственная поликлиника была, все же! В кабинет к онкологу очереди не было и, продержав в коридоре, для порядка, пару минут, нас принял молодой парень. Вид он имел сомнительный, производил впечатление не выспавшегося, помятого молодого человека, и от того, наверное, несколько смущался. Под правой бровью у него виднелось небольшое рассечение – хорошо знакомая мне травма от удара. Не иначе, как с девочками кутил всю ночь напролет! – первое, что пришло в голову. Боксом занимаетесь? – поинтересовался я, с иронией. Да нет, ударился просто! – молодой человек явно засмущался. Это бывает! – посочувствовал я ему. Приступим к осмотру! – насупился он, и повернулся к Деду.

    Может быть, он и был шалопай, но врач он оказался неплохой. Немедленно везите своего деда в онкологический центр на Каширское шоссе! – сразу объявил он, едва осмотрев старика. Злокачественная опухоль? – проявил я некоторые познания. Похоже, что так, но нужно сделать пункцию. – Пункцию? Малопонятное слово неприятно резануло слух. Да! – подтвердил он. У нас ее, правда, тоже делают, но это ненадежно и, говоря откровенно, пустая трата времени. Если хотите, я дам телефон своего знакомого, и вас примут без очереди. И, стоить будет недорого! Нет, надо сделать пункцию здесь, на месте! – ответил я ему. Это была ошибка. Зря я надеялся на академическую поликлинику. Их возможности стали уже давно не те! Отстал немного, он жизни. Вот, парень, он был в курсе событий, что и немудрено. Выглядел он значительно моложе.

    Потеряв, даром, немало времени и, свозив старика несколько раз на болезненную процедуру, я получил ответ, о котором и предупреждал молодой доктор. Ничего не понятно – везите своего отца в один из специализированных центров! Напоследок, посмотрев вдоль коридора, я увидел стариков в потертых костюмах, наверное, докторов наук, скромно сидящих на скамейках и терпеливо ждущих своей очереди. Слава академической поликлиники поблекла так же, как их пиджаки и как слава самой Академии. Проходит образ мира сего! – настроился я на философский лад. Что же – вперед, в один из лучших центров! Пора спасать старика, похоже, что шутки – в сторону!

    Онкологический центр на Каширском шоссе поразил своими размерами. Огромное высотное здание с множеством пристроек тут же заставило задуматься о количестве врачей, которые там работали. Припарковавшись с большим трудом, поскольку все обочины оказались заставлены машинами, я аккуратно повел старика к главному входу. Должны здесь помочь Деду, должны! – уверял я себя. Если здесь не помогут – обращаться больше будет некуда. Не везти же его, в самом деле, в Германию! Дороги не выдержит, просто! Сюда-то, с трудом добрались!

    При входе, сомнительного вида кавказские мужчины, с большим чемоданом, шепотом, предлагали чудодейственное снадобье от всех болезней. Почему их не гонят отсюда? – равнодушно отметил я про себя, не вступая в беседу.

    Внутри было столпотворение. Сразу стало понятно, что люди приехали со всех уголков бывшего Союза. Некоторые посетители даже держали в руках дорожные сумки. Бросились в глаза крупные надписи на плакатах, висящих на стенах. “Мы помогли тысячам людей – поможем и Вам!” – гласили они. Это обнадеживало. Должны помочь!

    Найдя нужный кабинет на втором этаже, я громко объявил большой очереди – ветеран войны, и, не вступая в долгие разговоры, подтолкнул старика к двери. Нас приняла пожилая, и явно, очень опытная женщина, врач, Зинаида Ильинична. Такая же солидная медсестра сидела рядом. Начался осмотр. Надо помочь ветерану, Зинаида Ильинична! – с нажимом, повторил я несколько раз. На Вас теперь, вся надежда! Дед охотно демонстрировал свое плечо – лечиться он любил, по-настоящему. Оно и понятно. Как говорилось в одном хорошем фильме – “никто не хотел умирать”. Сделаем все, что в наших силах! – обнадежила Зинаида Ильинична.

    Дальше? Дальше последовал длительный период довольно тщательного обследования. Сопровождаемый мною старик, бодро стуча своей палкой, перемещался по бесконечным коридорам огромного центра, от одного кабинета к другому. Ультразвук, рентген – несмотря на предварительную запись, везде были огромные очереди. Люди разных возрастов и социальных положений, с надеждой смотрели на проходящих мимо людей в белых халатах. В душном воздухе витало напряжение, боль и очень слабая надежда.

    Ветерану войны, положено без очереди! – обычно, с нажимом объявлял я в коридоре и, к большому неудовольствию граждан, подталкивал старика на порог кабинета. Не всегда удавалось зайти с первого раза. И, хотя вел я себя скромно и вежливо, но, несмотря на это, разок, таки, на этаж, где проходило обследование, прибежала запыхавшаяся Зинаида, Ильинична, видимо, вызванная коллегами, и давай меня шерстить и укорять при всем честном народе! Дескать, порядок нарушаю! А я, всего-то, старика проводил, как и положено ему, без очереди! Так-то, вот! Не представляю, как бы он справился без посторонней помощи. Вернее говоря, никак бы не справился.

    Как-то раз, дожидаясь отца, я прохаживался перед рентгеновским кабинетом. На время процедуры меня выставили из кабинета. В это время, по коридору, полная медсестра, с озабоченным видом, довольно быстро прокатила большую железную кровать на колесиках. На кровати, без признаков жизни, покоилась симпатичная девушка. Голова ее беспомощно лежала на подушке, но лицо не было закрыто – значит, жива! Я вздрогнул. Черт побери! Ей бы, со мной сейчас обниматься, а она, судя по всему, находится в объятиях смерти! Может быть, выкарабкается еще? Бог ведает! Простой пример напомнил о том, насколько безжалостна коварная болезнь – не щадит, ни старых, ни молодых! Как там мой Дед? – забеспокоился я, возобновив ходьбу по коридору. Надолго ли, хватит у него сил бороться с болезнью?  

    Результаты анализов оказались неутешительными. Впрочем, другого ответа и не ожидалось. Да, это наш пациент – онкология! – подтвердила Зинаида Ильинична, ознакомившись с результатами обследования. – Что именно? - Похоже, что саркома мягких тканей. Общались мы, не принимая в расчет старика. Дед стал совсем плохо слышать, и если  к нему не обращались, громко говоря на ухо, он не понимал разговора. Переводчиком ему служил я, когда он хотел уточнить что-то.

    Онкология! Какое страшное слово! Дед ведь, болел и раньше, но все-таки дожил до седых волос. Может быть, справится и на этот раз? Но, опухоль увеличивалась на глазах, и стало понятно, что просто так с ней не справиться.

    Дед мужественно встретил известие о своей болезни – не ныл, не хныкал, не пытался спрятаться за иллюзиями и утешиться пустыми соболезнованиями, не искал спасения в рюмке. Ничего, Дед, держись! – как мог, подбадривал я старика. Современные методы позволяют лечить и такие тяжелые заболевания! Приводил наглядный пример. Солженицын, вон, дожил до девяноста лет, а говорят, рак желудка был у него, и ничего, справился! Где-то я действительно прочитал об этом. Говоря с отцом, я обратил внимание на то, что и не думал скрывать от него диагноз. Старый матрос прожил долгую трудную жизнь, и закалку получил соответствующую.

     На каком лечении думаете остановиться, Зинаида Ильинична? – обратился я к врачу, во время очередного визита. Я дам вам направление в хирургическое отделение, в отделение химиотерапии и лучевой терапии. Поговорите со всеми специалистами, и они назначат лечение. Спасибо! – с надеждой, я посмотрел на старика. Эти слова обнадежили. Должны помочь ему, обязательно должны! Зинаида Ильинична проявила любезность, обзвонила всех заведующих и попросила их отнестись к моему старику повнимательнее. Ветеран войны, все-таки! – напомнила она.

    Но, в хирургическом отделении и в отделении химиотерапии от старика отказались сразу же. Он не выдержит операции! – безапелляционно заявил хирург, пожилой и сухонький дядька, едва осмотрев Деда. Сколько раз вы отдыхали по дороге ко мне? – Два раза! Дед, конечно, уставал бродить по длинным коридорам центра. – Два раза – то-то! В отделении химиотерапии от него отказались еще быстрее. Не выдержит! – вынес вердикт, на этот раз крепкий, довольно молодой мужчина.

    Удача улыбнулась нам в отделении лучевой терапии. Очень уж, настойчиво обратилась к заведующему, на этот раз, Зинаида Ильинична. Заведующий – крепкий, лысеющий мужчина, был невысокого роста, средних лет, и смотрелся весьма солидно. Он взялся помочь Деду и, как мне показалось, даже с охотой. За это он получил от меня почетное прозвище Светило науки или просто Светило. Выслушав мою вступительную речь, он вызвал свою помощницу – симпатичного молодого доктора, и поручил ей, на приборах выявить область воздействия и назначить методику лечения. Впрочем, было понятно, что методику будет определять он сам, а свою помощницу просто приучал к серьезной работе.

    Всей дружной командой – по дороге присоединились еще какие-то врачи, мы проследовали в смежные кабинеты, где располагалось самое современное медицинское оборудование довольно внушительных размеров. Просторные кабинеты скорее походили на цех сборки космических аппаратов, повсюду виднелась маркировка на английском языке. По довольному виду старика стало понятно, что и ему здесь понравилось. Деда уложили, и разноцветные лазерные лучи пронзили воздух, обозначая область воздействия. Молодой доктор, под молчаливым наблюдением Светила, принялась регулировать оборудование. Вид при этом, она имела весьма сосредоточенный. Теперь, дело пойдет! – не без иронии, обратился я к мужчине. Не мешайте работать! – последовал строгий ответ. Не вызывало сомнения, что в дело вступила передовая медицинская наука. Перед тем, как удалиться в коридор, я одобрительно посмотрел на Светило и на его молодую помощницу. Молодцы!

    Итак, курс был назначен, и началось, собственно лечение. Кажется, раз, или два раза в неделю, мы приезжали в центр и, прошагав по длинным коридорам, и миновав два поста охраны со строгими вахтерами, попадали, наконец-то, в нужное крыло. У кабинета лучевой терапии всегда сидело несколько человек, но тут, против обыкновения, я не подталкивал старика вне очереди. Ничего, подождем! Скоро я перезнакомился со многими людьми, и мы обязательно здоровались друг с другом.

    Обычно, дождавшись своей очереди, мы вместе с отцом заходили в просторный зал, где стоял солидный медицинский аппарат, и охотно, с моей помощью, устраивался на лежаке. Тихо жужжал аппарат, огромный экран нависал над стариком, медсестра устанавливала нужный угол наклона и меня просили покинуть помещение и не мешать процедуре. Но, за медицинскими процедурами, которые проводили над стариком, можно было наблюдать и из отдельной комнаты, где стояли большие мониторы, и куда посторонним вход был, конечно, запрещен. Я и недолго смотрел – минутку, только. Через двадцать минут наступала пора забирать подлечившегося старика из кабинета, и освобождать место для следующего пациента, который уже нетерпеливо переминался на пороге.

    Так продолжалось месяца полтора. Лечение шло полным ходом, и результаты его были налицо – опухоль заметно уменьшилась. Правильную методику выбрал Светило! – вспоминал я заведующего, и его молодую помощницу, добрым словом.

    Но, не бывает такого, чтобы все шло гладко, как по маслу. И, если правильность лечения не вызывало сомнения, то на работе у Деда, к большому сожалению, начались проблемы. Да, отец стал реже появляться на работе, не так часто, как раньше, передавал свои наработки – болезнь внесла свои коррективы! Конечно, он давно уже работал по мере сил, тем не менее, дома у нас имелась обширная библиотека по теме, и дидактического материала там было достаточно. Докторов наук, ведь, в институте, где он трудился, по пальцам можно было пересчитать. Мне было доподлинно известно, что таких заслуженных стариков, как отец, не трогали, и давали им спокойно дожить свой век, оставляя на прежних должностях. Но, новое время внесло свои коррективы. Финансирование! Оно существенно сократилось, и сотрудникам оставалось только делить скудные копейки.  

    Старика давно уже теребили, требуя, чтобы он перешел на полставки, но до поры, до времени, удавалось отодвинуть решение вопроса. Я просто спускал это дело на тормозах. Но, как говорится, сколь веревочке, ни виться….

    В один из солнечных зимних дней, привезя на работу старика, как обычно, я направился было, на осмотр достопримечательностей Новодевичьего монастыря и окрестностей, как вдруг услышал просьбу зайти к начальнице старика – Назаровой. Все вопросы, касательно старика, на его работе давно уже принимались только при моем участии. И, это было правильно! Подхватив старика, я отправился на беседу к его начальнице. Татьяна, доктор наук, крупная пожилая женщина, сидела в таком же простом кабинете, в каком работал и отец, через две двери от нее.

    Здравствуйте! – вежливо поздоровался я со старухой, переступив порог. Здравствуйте, я решила с вами расстаться! – сходу, перешла она в наступление, обращаясь больше ко мне, чем к Деду. Я перевел. Была без радости любовь, разлука будет без печали! – тут же, нашелся отец. Я усмехнулся, представляя, как без труда найду доводы для защиты старика. На ветерана замахнулась! Но, этого не потребовалось. Ну, тогда пусть хоть, напишет заявление о переходе на полставки! – тут же, пошла на попятную Татьяна. Я молчал, оставляя за стариком право выбора. Дома, в наших разговорах на тему работы, я давно уже настаивал на том, чтобы отец не цеплялся за свою должность. Здоровье дороже! Выдержав паузу, старик написал заявление, о котором его так давно просила Назарова.

    Она тут же подхватила листок, и почти бегом направилась к директору института – визировать. Подождите! – бросила она на ходу. Очень скоро начальница вернулась и, с довольным видом, положила листок на стол. Старик взял листок, прочитал, потом без лишних слов, передал его мне. Посмотри! Перевести на четверть ставки! – гласил приказ. Почему на четверть ставки, мы же только что договорились на полставки? – медленно подбирая слова, обратился он к Татьяне. Та, только широко развела руками.

    Пойдем, отец! – обратился я к старику, вставая, и подавая ему его палку. Пойдем, обедать пора! С трудом поднявшись, не прощаясь, старик вышел из кабинета, но остановился в коридоре, задержался на минутку, перед открытой дверью.

    Наверное, в памяти до конца моих дней сохраниться картина, которую тогда увидел. Дед, тяжело опираясь на палку, стоит в коридоре, и укоризненно, без слов смотрит на свою начальницу – такого же доктора педагогических наук, как и он сам. Та, не поднимая головы, и по ее сгорбленному виду было понятно, что она ждет, не дождется, когда же старик наконец-то покинет помещение.

    Пойдем отец, поехали домой! – позвал я его, бросив насмешливый взгляд на Татьяну. За мгновение мелькнула мысль – а, не войти ли в ее тесный кабинет, и не наговорить ли ей всяких гадостей? Устроить громкий скандал, словом. Раньше это у меня хорошо получалось. Скандал она заслужила. Обещала ведь, что старик останется работать на полставки, он послушно написал заявление, а она, пользуясь, случаем, перевела его на четверть ставки. Нехорошо! Непорядочно!

    Но, посмотрев еще раз на Татьяну, я увидел перед собой большую пожилую женщину, и конечно отказался от первоначальной задумки. Выглядела она немногим лучше моего старика. Не тот случай, не тот соперник. Не с ней мне говорить придется, а с теми подлецами, которые установили такие правила, что два заслуженных человека, проработавшие вместе не одно десятилетие, вынуждены были воевать друг с другом из-за копеек. И, разговор, конечно, будет непростой. Ха-ха! Вот уж, пообщаемся, бог даст!

    Четверть ставки научного сотрудника составляла в том институте две с половиной тысячи рублей! Ну, еще и за ученую степень старик получал надбавку – всего, около восьми тысяч рублей. Не бог весть, какие деньги!

    Кстати, о деньгах! На тот момент, у отца на счетах лежало больше миллиона рублей, и проценты по вкладам превышали его месячную зарплату. Да еще, пенсия! Нет, не в деньгах было дело, вернее, не только в них. Дело было в отношении между людьми. При новых порядках кто-то, поддавшись слабости, бросился на колени молиться новому божку – пачке зеленых купюр, и лишь немногим людям, таким, как мой отец, удалось сохранить себя, сберечь свою душу.

    Все эти мысли промелькнули за мгновение. Пойдем, отец! – настойчиво повторил я и, подхватив старика под локоть, увел его от ставшего ненавистным кабинета. Сколько еще проработает это Назарова – год, два, три? Вряд ли, больше, здоровье не позволит! И, в памяти она останется как бесчестная старуха, подставившая сотрудника из-за копеек. Ну да – бог ей судья!

    Но, жизнь между тем, продолжалась. Хотя и работа являлась немаловажным фактором стабильности, но все же, была не самая главная забота. Главным делом стало лечение старика, борьба за его здоровье! Тут, дело обстояло намного лучше.

    За первым, успешным курсом лечения, последовал и второй, не менее успешный. Мало того, для усиления эффекта после сеанса облучения Светило добавил еще и сеанс мощного теплового воздействия, на другом аппарате. Тут, конечно требовался быстрый переход из одного кабинета в другой, но старик бодро справлялся и с этим. Он стойко переносил все процедуры, и выглядел, хотя и уставшим, но довольным. Светило со своей помощницей всегда находился рядом и контролировал ситуацию. Молодец – так и надо работать!

    Похоже, что старик идет на поправку! – похваливал я его тогда, ну, и помощницу, тоже. Мы даем максимальную нагрузку, а Ваш отец – молодец, все стойко переносит! – в свою очередь, похвалил он Деда. Да, он закаленный старик! – охотно подтвердил я. Мы понимающе переглянулись. Еще бы – делали одно дело – спасали старика. Вот она - передовая медицинская наука, во всей красе! – отметил я тогда. Верилось, что удастся преодолеть невзгоды и на этот раз. Да и Дед старался! От больших нагрузок, у него даже появился на плече шрам от ожога. Переборщили, немного! Это ничего! – констатировал Светило, осмотрев больного. Нагрузка большая, нормально! Ничего! – согласился я с ним. Ну, и Дед всем своим видом показывал, что ничего – потерпит!

    Время шло незаметно. Подошел к концу и второй курс лечения. Переполненный благодарностью, я решил навестить Светило, и выразить ему, так сказать, свое почтение. Ну, и Деда прихватил с собой, вроде как, для очередного осмотра. Светило, с молодой помощницей, сидел в своем кабинете, и со скромным видом приготовился выслушать мою речь. А, и то – его триумф казался вполне заслуженным! По крайней мере, время мы выгадали.  

    Вы позволите, в знак благодарности, преподнести Вам свой текст? – скромно обратился я к корифею, доставая заранее приготовленный журнал “Сибирские Огни”. Корифей великодушно кивнул. Молодая особа, скосив глазки, соизволила мельком взглянуть на издание. Эх, жаль, что второго экземпляра нет, вот бы, ей подарить, как было бы кстати! – не по делу, отметил я про себя, посмотрев на ее коленки. Затем, не теряя времени даром, быстро сделал дарственную надпись, и со смиренным видом вручил ему свое творение. Все – теперь можно было, и уходить, с чистой совестью.

    Нам пора, отец! – поддерживая старика под локоть, я направился к выходу и, обернувшись, с улыбкой, кивнул головой благодетелю, опять, поневоле, скользнув взглядом по коленкам молодой докторши.

    Напоследок, как и положено, поднялись к кабинету Зинаиды Ильиничны. Ветеран войны, пройдет без очереди! – заученно объявил я, подталкивая старика на порог. Снимай рубашку! – привычно поторопил Деда.

    Ну, что сказал доктор? – как бы, равнодушно поинтересовалась она. Сказал, что все в порядке! – с довольным видом подтвердил я результаты лечения. Зинаида Ильинична задумчиво посмотрела на плечо старика, потрогала его. Будете теперь делать операцию? – как бы, между делом, еще более равнодушно поинтересовалась она. - Операцию? Я покосился на голое плечо старика. Опухоль теперь казалась такой маленькой, к тому же, ее перекрывал глубокий след от ожога. Какая операция! Зачем! Нет, конечно! Зачем теперь терзать старика – пусть отдохнет, немного, а там посмотрим. На лицо такие успехи! Успехи! Многое мне было тогда непонятно, увы!

    Стоп! В тот момент я допустил грубейшую ошибку. Конечно, она мне простительна, ведь, не врач я, не мог же предвидеть последствия поспешного решения! А, все-таки, виню себя за тот ответ. Знать бы, заранее! Знал бы, соломки бы постелил!

    Ну, нет, так нет! – врач быстро сделала запись в карте старика, закрыла ее и объявила – все! Тогда, до свидания! Часто я думал потом о том, что если бы она разъяснила мне ситуацию, рассказала бы о последствиях, то я бы, конечно, переменил свое решение. Но, Зинаида Ильинична ничего не объяснила. Не обязана, наверное, была делать этого. Мой старик ведь, был не единственный пациент в этом огромном центре, и ветеранов войны там, наверное, хватало. Как стало позже известно, на все высотное здание лечебного центра на Каширке приходилось всего пятьдесят коек в операционном отделении! Много это, или мало? Контингент, который там лечился, я потом увидел.

    А тогда, тогда бодро попрощавшись с Зинаидой Ильиничной, я осторожно повел старика к нашей машине, стоящей на улице в плотном ряду среди других машин посетителей центра. Одинокий милиционер, увидев, что я веду старика, не стал придираться за стоянку в неположенном месте. Отвернулся.

    Свою ошибку я понял очень скоро. Не прошло и месяца, как опухоль на плече у старика стала быстро разрастаться, и достигла чудовищных размеров. Стало ясно, что лечение лишь, замедлило ее развитие. Левая рука его опухла и безжизненно повисла вдоль тела. Это была катастрофа! Теперь, старик с трудом двигался по комнате, тяжело опираясь здоровой рукой на палку, и прислоняясь плечом к стене.

    В отчаянии, я снова рванулся к Зинаиде Ильиничне и, по ее направлению, совершил со стариком уже знакомый круг по отделениям. Дед, с моей помощью, привычно шагал по бесконечным коридорам. Везде мы получили категорический отказ. Всюду слышали один ответ – дальнейшее лечение противопоказано!

    Больше всех огорчил Светило. Тот день, когда мы с Дедом к нему попали, был его последним рабочим днем, перед отпуском, и ему стало уже не до нас. С трудом, он завершил разговор по телефону фразой, - я заеду к тебе сейчас и мы выпьем хорошего коньяка! Затем, повернулся к нам. Нет, больше лечения не будет! – сказал, как отрезал он, едва осмотрев Деда и, дождавшись нашего ухода, отправился отмечать начало долгожданного отпуска.

    Тогда мы ушли ни с чем, но через пару недель, я снова навестил Зинаиду Ильиничну. Поскольку, Деду становилось все хуже, то и действовал более решительно. Наверное, придется навестить самого главного человека в вашем уважаемом заведении! – издалека, начал я разговор. Попробуйте еще раз поговорить с заведующим отделением лучевой терапии! – предложила она. Еще раз! Зачем? – искренне, удивился я. Он же отказал категорически, да и в отпуск, вроде как, собирался. Он уже на работе! – ответила врач.

    В тот раз, к Светиле я отправился без Деда. Незачем, лишний раз беспокоить старика! Столкнулись мы в коридоре, недалеко от его кабинета. Я к Вам! – обрадовал я корифея. Подождите, пожалуйста, две минуты, и заходите! – сделал он странное предложение. Впрочем, ничего странного. Наверное, звонил кому-то по телефону, а может быть, диктофон приготовил, на всякий пожарный случай. Бог ведает!

    Ровно через две минуты я зашел в его кабинет. Садитесь! – предложил он, но задерживаться в его кабинете я не собирался, а потому, стоя, сразу перешел к делу. Откровенно говоря, в исходе нашей беседы я не сомневался. Хотелось только понять, почему человек, так много сделавший для старика, вдруг, отказался от дальнейшего лечения. Что помешало? Статистику, что ли, побоялся испортить?

    Не теряй времени – запись идет! – поторопил я себя, усмехнувшись. Итак! - Везде висят плакаты о том, что вы помогли тысячам людей! Где же помощь? Почему отказались от старика? – начал я вступительную речь. Светило, заикаясь, и почему-то очень тихо, попытался аргументировать отказ, но получилось у него не очень убедительно. Дальнейшее лечение противопоказано! – вот, и весь ответ. Идите к хирургу! – почти шепотом, подсказывал он. К хирургу! - Поздно уже, к хирургу. Опухоль больших размеров. У вас, у медиков, есть термин – забыл его! Это, когда больному дают пустышки, как лекарства, и ему становится легче! Психологический фактор работает! Используйте этот метод, проведите курс щадящего лечения! Ну, такой ерундой мы не занимаемся! – отверг Светило мое заманчивое предложение. Оно и понятно! – усмехнулся я, припомнив космические аппараты. Через три минуты, не солоно хлебавши, мне пришлось покинуть кабинет корифея. Еще и текст ему свой подарил! – ругался я, про себя. Одно утешает – выкинул он его давно, наверное.

    Не получается ничего, Зинаида Ильинична! – обратился я к лечащему врачу. Что делать на этот раз? Делать резких движений мне не хотелось. Я понимал, что невольно, могу сделать опрометчивые шаги, о которых буду потом сожалеть, а потому переложил на нее принятие окончательного решения. 

    Надо отдать ей должное – она, видимо, исчерпала все свои возможности. Откровенно говоря, мне тоже не нравится ситуация, при которой все отказались проводить дальнейшее лечение Вашего старика! – поддержала меня она. – И, что же будем делать? Будем выносить вопрос на консилиум, и настаивать на дальнейшем лечении! – Консилиум – это хорошо! Само слово “консилиум” мне очень понравилось! Появилась цель, а значит – надежда! Когда соберется консилиум? - Перезвоните мне через день, и я назову дату! На этом, наш разговор и завершился.

    Как-то незаметно, за мелочными заботами, наступил и назначенный день. Это оказался действительно, весьма серьезный консилиум. Такого количества врачей в одном помещении мне раньше не доводилось видеть. В просторной аудитории собралось, наверное, около сорока врачей, и все, конечно, в белых халатах. Среди них мелькнуло знакомое испуганное лицо молодой докторши, подручной Светила. Самого корифея почему-то не было видно.

    Из толпы сразу выделился солидный крупный мужчина средних лет, в очках. Типичный профессор! Он уверенно раздавал коллегам ценные указания, и приглашал их высказывать свое мнение. Ну же, решайтесь, ребята! – мысленно подбадривал их я.

    Раздетый до пояса старик одиноко сидел на стуле посередине аудитории. Время от времени, врачи подходили к нему, осматривали и ощупывали его плечо, шею и грудь. Пока было непонятно, куда склонится чаша весов. Долго совещались. Наконец, крупный мужчина поднялся. Зал замер. Дальнейшее лечение противопоказано! – объявил он в мою сторону, покачивая головой. Отступать больше было некуда.

    Добавив в голос металла, я стал наседать на него. Ветеран войны нуждается, даже не столько в лечении, сколько в участии, в уходе, - начал я, хотя и твердо, но тихо. А, без вашего участия он почувствует себя брошенным, никому не нужным. Я не в счет! Старик лечился с большой охотой, выполнял все ваши указания, - напомнил я крупному мужчине, сожалея, что в аудитории нет корифея. Нет, нельзя! – покачал он головой. На плече и так образовался большой рубец.

    Отступать так просто не хотелось. Искал новые доводы. Нашел. Если вы успешно провели два курса лечения, то почему бы не провести еще и третий? – немного повысив голос, озвучил свою мысль. А, рубец не считается, Дед даже не жаловался на него!

    Обращался я только к солидному мужчине в очках, лишь, мельком взглянув на Зинаиду Ильиничну. Его решение будет определяющим! Полемика, между тем, продолжалась. Да Вы поймите, что лечение проводилось правильно, и консилиум подтвердил это, но дальнейшее вмешательство может, лишь, нанести вред пациенту! – огласил окончательный приговор крупный мужчина. Теперь он будет отстаивать свою позицию до конца. Хотя бы т потому, чтобы не ударить в грязь лицом перед коллегами. Но, и я еще не сдался.

    Прекрасно понимаю, что вы не боги! – еще более повысив голос, продолжил я правильную речь, и обвел взглядом аудиторию. Сорок человек в белых халатах, в основном, женщины, кто, стоя, кто, сидя, молча, слушали выступление. Обводя взглядом людей, я задерживал взгляд на их лицах. Казалось важным понять, как они воспринимают все действие, ведь, вопрос стоял о жизни старика, а значит, о нравственном выборе. То, что старику недолго осталось жить на белом свете – так это, понятно и неспециалисту, но вот то, какими будут его последние дни, во много зависит от вас, врачей, находящихся в этой аудитории. Последовала длительная пауза. Большинство людей смотрело в пол, или в сторону, и все до одного выглядели озабоченными.

    Эх, сил у меня маловато! – трезво оценил я положение, припомнив пациентов из хирургического отделения. Затем, продолжил. Старик надеется на вас, верит в нашу медицину, и если вы от него откажетесь – на что ему тогда надеяться? А, ведь он – заслуженный человек! Ветеран войны, юнгой, воевал на корабле, в Севастополе, в отряде траления, доктор педагогических наук, между прочим! Немного уже, настоящих ветеранов осталось на белом свете! Аудитория молчала. Говорить правильные речи я научился еще в те времена, когда выступал на партсобраниях, но тогда я не подбирал слова – просто озвучивал то, что думал.

    Старик не принимал участия в диспуте. Он по-прежнему одиноко сидел на стуле. Сделав еще одну паузу, я напряженно наблюдал за тем, как он, неумело, одной рукой, пытается накинуть на себя рубашку. Одна из женщин подошла к нему, помогла одеться и застегнула пуговицы.

    Наконец, поднялся крупный мужчина. Нет, не можем больше ничего сделать! – решительно объявил он. Консилиум вынес окончательное решение! Снова воцарилось молчание, никто не спешил расходиться. Почувствовалась глубокая тоска. Беззащитный старик понадеялся на меня, а я не оправдал доверия. Обидно!

    И что, больше не будете заниматься стариком, даже, с обезболивающими лекарствами не поможете? – вроде как, беспечно обратился я к собеседнику. - Ну, почему же! С обезболивающей терапией мы, конечно, вам поможем! – охотно согласился крупный мужчина, как мне показалось, весьма довольный тем, что на него больше не наседают. Не с ним ли Светило пил коньяк? – равнодушно подумалось мне тогда. Екатерина Никитична! – громко обратился мужчина к одной из женщин в белом халате. Объясните, как им пройти, а лучше, проводите их, пожалуйста! Все! На этом консилиум действительно закончился. Подождав немного, для порядка, врачи стали потихоньку расходиться. Может быть, действовали они и по инструкции, но приговор старику был вынесен. Почувствовалась глубокая тоска. Беззащитный старик понадеялся на меня, а я не оправдал его ожидания! Обидно!

    Тем временем, женщина в белом халате, терпеливо дожидаясь отстающего старика, проводила нас к одному из кабинетов в отдаленное крыло здания. Там показалось тихо и безлюдно, и никаких плакатов с обнадеживающими надписями больше не висело. Не понравилось мне это отделение. Совсем не понравилось! Не осознавая еще полностью, лишь догадками, я понимал, что это последняя ступень, на которую мы ступаем в этом передовом медицинском учреждении.

    Пригласили в кабинет. И, кабинет любезной женщины, доктора медицинских наук, тоже не понравился. В углу стояло несколько больших икон – совсем не к месту, на мой взгляд, в медицинском помещении! Лампадку бы, еще зажгли! – поморщился я тогда. Под молчаливым наблюдением, женщина долго и терпеливо беседовала со стариком, довольным тем, что ему уделили столько внимания. Я, лишь мрачнел, глядя на эту картину, и вспоминал недавний консилиум. Через полчаса, устав от общения, врач протянула листок с перечнем лекарств и схемой их применения.

    Что такое обезболивающая терапия – стало понятно на второй день после ее применения. С большим удивлением я наблюдал за тем, как старик, на глазах терял дееспособность. Он стал падать, разбил, в кровь нос, и оставить его одного, больше, чем на час, теперь не представлялось возможным.

    По-обыкновению запаниковав раньше времени, я поднял на ноги всех знакомых узбеков, трудившихся дворниками в нашем дворе, и попросил их найти подходящую сиделку. На следующее утро раздался звонок, и меня, для уточнения условий, пригласили во двор. Но, делового разговора с узбеками не получилось. Круглолицый невысокий мужчина по имени Асот, не последний из диаспоры, предложил поселить его с женой у нас в квартире. Тогда они обеспечат присмотр за стариком, разумеется, в то время, когда не будут заняты на основной работе. От такого заманчивого предложения пришлось отказаться. Что же делать? Опять охватила тоска. Какой я бедненький и несчастненький! Не смогу отойти от Деда ни на шаг! Прощай творчество, не видать, ни славы, ни успеха! Словом, себя было очень жалко.

    С трудом, но удалось взять себя в руки. После неудачных переговоров я устроился там же, во дворе, на детских качелях, рядом с песочницей, и предался глубокому размышлению. Как же так? – недоумевал я. Еще недавно Дед казался относительно дееспособным, и жили мы относительно спокойно, вдруг – на, тебе! Не мог же он сломаться так быстро! Что-то здесь не так! Не поторопился ли я пичкать его обезболивающими лекарствами? Похоже, что поторопился.

    Простую догадку подтвердила его лечащий врач из академической поликлиники, к которой я, не мудрствуя лукаво, обратился за помощью. Конечно, эти лекарства превращают старика в растение! – уверенно разъяснила она. Боли, на время исчезают, но старики падают, ломают себе кости, а это гораздо хуже! К тому же, идет привыкание, и дозы постоянно приходится увеличивать. Значит, советуете отказаться от обезболивающих лекарств? – без затей, поинтересовался я. Да, пока терпит, откажитесь, - посоветовала врач.

    Я так и сделал. Вскоре, к великой радости, старик вернулся в привычное состояние и, хотя и продолжал жаловаться на боли в плече, но как-то не очень настойчиво. Потерпит! – решил я тогда. Опять взял на себя ответственность за здоровье старика! Тогда, невольно обратил внимание на то, что сам стал принимать окончательное решение. Да, советовался с врачами, прислушивался к ним, но окончательное решение оставалось за мной. Не много ли, себе позволяю? – сомнения, если и овладевали мной, то ненадолго.

    На какое-то время воцарилось спокойствие. На короткий срок я смог вернуться к своим занятиям. Удивительно, как успевал еще, и писать, и переводить тогда! Закалка! От учеников, вот, только, пришлось отказаться.

    Но, как известно, пришла беда – отворяй ворота! Мало того, что приходилось бороться с болезнью, так и проблемы на работе у отца росли, как снежный ком. Доставляла их его начальница – Назарова. Теперь и четверть ставки старика ее не устраивала, ей захотелось совсем избавиться от ставшего беспомощным сотрудника. Звонивший несколько раз приятель отца – Вадим Сергеевич, передавал, что дела совсем плохи. Он рассказал, что Назарова перестала вести на него табель, а значит, зарплаты у Деда не будет. Не напиши он заявление, не возникло бы такой проблемы!

    Поскольку, защитить себя старик не мог, потребовалось мое вмешательство, и я вмешался довольно решительно. Так и поступаю, когда принимаю окончательное решение. Это, до его принятия еще могу колебаться. Но уж, когда принял…. Это раньше я  сомневался – надо ли бить воров? Но, все сомнения давно отброшены. Впрочем, это так, к слову.

    До меня и раньше доходили слухи о том, что старых, заслуженных работников, тем более, докторов наук, из Академии не увольняют. Им дают спокойно дожить свой век, привлекая, конечно, время от времени, к различным мероприятиям.

    Выяснив телефон директора института, академика, я связался с ним и обрисовал ситуацию. Рассказал, что в богатой библиотеке Деда надолго хватит материала для плодотворной работы! Мы быстро нашли общий язык. Рассчитываю на Ваше участие! – красивой фразой, закончил беседу. Конечно, конечно! – подтвердил академик. Передавайте большой привет своему отцу! Надеюсь, он помнит меня! Помнит, конечно! – успокоил я его.

    Результаты нашей беседы не заставили себя долго ждать. Надо понимать, что Назарова получила хороший нагоняй от директора института, поскольку, буквально на следующий день позвонил Вадим Сергеевич и передал, что она готова возобновить сотрудничество, и ждет новых наработок. Подъезжайте, подберем что-нибудь! – последовало простое приглашение. Вадим Сергеевич заехал, но подготовить к его приезду мы ничего не успели. Приятели даже не доиграли в шахматы, чего никогда раньше не случалось. Старик устал.

    Работа теперь мало интересовала Деда. Не бери у нее деньги! – сказал, только. Не возьму! – усмехнулся я. Нужны нам ее деньги! Старик же слабел с каждым днем. Скоро он слег совсем, и поднимался уже лишь, затем, чтобы дойти до туалета и до стола на кухне. Двигаться ему становилось все труднее, но он неизменно отвергал мои попытки помочь ему. Я сам! – твердо говорил он и шел, опираясь на стену и с трудом переставляя ноги.

    В то время пришлось призвать на помощь узбечку. Шарифа и раньше приходила убираться к нам но, всего лишь, раз в неделю. Теперь она стала приходить каждый день и, хотя работала ни шатко, ни валко, все же, совместными усилиями, относительную чистоту   в доме удавалось наводить.

    Желая поддержать отца и разнообразить его быт, я подключил кабельное телевидение, записался в библиотеку и стал приносить интересные детективы. А еще, старался побаловать его чем-нибудь вкусненьким. В нашем холодильнике появилась икра, красная рыба, маринованные грибочки с рынка, прочие деликатесы. Но, было поздно. Раньше, надо было об этом думать. Опоздал я, с деликатесами. На глазах, Дед терял интерес к яствам, стал молчалив, углубился в свои мысли. Пшенная каша на завтрак, да на обед – две, три ложки бульона – старик вполне довольствовался этим. Гречневый продел еще уважал – на нем и держался! Минералку уважал холодненькую, из холодильника. А, телевизор стал ему неинтересен и, прочитав несколько страниц детектива, он откладывал книгу в сторону.

    Когда снова поедем к врачам? – спросил он, как-то. Задумавшись, на минуту, я лишь, тяжело вздохнул. Затем, придвинул стул и устроился рядом со стариком, у изголовья его кровати. Выдержав паузу, начал непростой разговор. Говорил без прикрас, как и положено, говорить с настоящим мужчиной, пусть и, тяжелобольным.

    Дед, надеяться больше нам не на кого, врачи твердят одно и то же – дальнейшее лечение противопоказано! Тебе предстоит самому бороться с болезнью. А я, как смогу – помогу. По моему твердому убеждению – человек живет на свете столько, сколько отмеряет себе сам. Так что – постарайся, отец! Речь не предполагала ответа, но старик кивнул, - я постараюсь! – Постарайся! До Олимпиады в Лондоне осталось не так уж, много времени. Ты ведь, любишь смотреть женский волейбол? Да, действительно, старик не пропускал выступления волейболисток, особенно, ему нравилась их прима, Гамова. Будешь смотреть женский волейбол? – спросил я, напрямую. Буду! – кивнул он, в ответ. Вот, и ладненько! А там – и до сентября рукой подать будет. Восемьдесят три года тебе исполнится! Восемьдесят три года – серьезный возраст, не шутка! Старик едва улыбнулся и кивнул, в ответ. Вот, и поговорили, разъяснил ситуацию!

    На какое-то время воцарилось спокойствие, но коварная болезнь продолжала делать свое черное дело. Опухоль не уменьшалась. Пришлось задуматься, в очередной раз. Ненадолго. Простое решение пришло само собой. Надо поднять большую волну, привлечь как можно больше специалистов, пусть они, теперь, приходят к нам, окружат старика заботой и вниманием. Ветеран войны, все-таки! Решив использовать все возможности, я обратился к участковому врачу с просьбой прислать районного онколога. Приехавшая, по вызову, женщина внимательно выслушала меня, осмотрела старика и объявила, что нужно срочно поставить его на учет, в Хоспис. Вам помогут, возможно, что его положат на лечение, и Вам станет значительно легче – подумайте! – подытожила разговор она. Я принял ее предложение, и бюрократическая машина заработала! Хоспис! – какое значимое слово! Это ведь, финишная прямая! Все иллюзии и надежды теперь остались позади.

    В те дни, по какому-то делу, я вывел старика на улицу. Кажется, это был последний раз, когда он передвигался еще самостоятельно. Тогда выдался погожий день, ярко светило солнце, березы слегка покачивали густыми кронами, по небу плыли редкие облака, весело щебетали птицы. Двор, почему-то, оказался пустой. До машины всего было, тридцать шагов. Медленно идя впереди, я задерживал шаг и, оборачиваясь, озабоченно наблюдал за стариком. Отец часто останавливался и, подняв голову, подолгу смотрел на бездонное небо, на плывущие по нему облака. Против обыкновения, я не торопил его. Пусть, смотрит. Понимал, что ему надо подкрепиться живительной силой родной природы. Легкий ветерок ласково играл с седыми волосами старика.

    В те же дни, по настоянию отца, я набрал номер брата и передал ему трубку. Подъезжай, хочу тебя увидеть! – попросил его отец. Было слышно, как Данила ответил – заеду! Но, он так и не приехал, дела, наверное! Зато, появился мой двоюродный брат – Олег, племянник отца, которому я позвонил уже сам. Он был немного старше меня, профессор, преподавал в педагогическом институте и занимался спортом, а потому выглядел моложаво. Втроем, мы ненадолго присели за стол, открыли коньяк, но Дед скоро попросил разрешения оставить нас – утомился. Можно, я провожу его до кровати? – забеспокоился Олег. Я кивнул головой и, с печальной улыбкой наблюдал за тем, как старик, поддерживаемый Олегом, с трудом переставляя ноги, покидал кухню. Вскоре Олег вернулся. Такие, вот дела! – произнес я. Сам все видел – не пропадай, надолго! Звони сразу, если будут какие-то изменения! – ответил он. – Позвоню! Будь здоров! – Буду!

    Результаты моих усилий не пропали даром. В доме стал регулярно появляться врач-онколог, крупный мужчина, армянин. Конечно, он уже не мог вылечить старика, но душевные раны врачевал умело. Приезжала и медсестра – обрабатывала плечо, меняла повязки. Само собой, навещала врач и из академической поликлиники, забегала участковый врач. Стало чуть, легче. В быту же существенную помощь оказала социальный работник Галя. Именно Галя, а не Галина. Так она представилась, и так просила ее, и называть, в дальнейшем, хотя было ей, наверное, лет пятьдесят пять, не меньше. Худенькая и невысокого роста, с прямыми соломенными волосами, со спины она выглядела подростком. И, как только, справлялась с Дедом! Впрочем, и Дед похудел к тому времени основательно.

    Поначалу, она мне не понравилась. Не спеша, Галя протерла полы, заменила белье Деду. А мебель, сегодня, протирать не будете? – придирчиво поинтересовался я, припомнив, что за час до нее уже убиралась Шарифа. Успею еще! – беспечно парировала она. Ну, и ну! Такая же работница, как и Шарифа! Каюсь, грешным делом, чуть было, не отправил ее восвояси. Хорошо, что не отправил. Вот бы, прогадал!

    Галя стала приходить регулярно. Очень скоро от первого, негативного впечатления не осталось и следа. Незаметно, но твердой рукой эта худенькая женщина стала наводить порядок в доме. Ненавязчиво подсказывала, что нас ожидает в ближайшем будущем, и как следует поступить в дальнейшем.

    Со знанием дела, она взяла старика в оборот. Мыла его, брила, постригала ногти, меняла белье и вообще, безропотно и без подсказок выполняла черновую работу, до которой у меня не скоро дошли бы руки. Старик преобразился - он стал выглядеть чистым и опрятным. Помощь я получил существенную, и сразу почувствовалось некоторое облегчение. И, отец заметно оживился. С нетерпением, он ждал ее прихода – в его положении это стало значимым событием. И, хотя общалась она с Дедом панибратски, но это не раздражало. Напротив, так, видимо, и следовало общаться с тяжелобольным человеком. Вскоре я попросил приходить ее почаще, и она без колебаний согласилась.

    Не верю в безгрешных людей, как говорится – сам, грешен! Но, денег она не брала. Старик, как-то, сунул ей смятую тысячерублевую купюру, так она, без слов, вернула ее мне обратно.

    Что еще можно сделать для облегчения участи старика? – обратился я за советом. Настаивайте на том, чтобы его положили в Хоспис! – предложила Галя. Там капельницы, уколы, уход – все это поддержит старика, да и Вам полегче станет! Полегче! – о себе я уже и не думал. Поторопитесь, только! – посоветовала она. Очередь большая – пока еще оформят документы! – Даже, для ветерана войны? – Там все ветераны! – просто, ответила она. А, на весь округ – всего тридцать коек!  

    Прислушавшись к совету, я стал торопить врача-онколога. Он пошел навстречу, но все равно, на оформление потребовалось время. До долгожданной Олимпиады оставались считанные дни, а отец таял на глазах. Наконец, все документы были оформлены, и подошла наша очередь. Но, я рано радовался. Неожиданно, возникла новая проблема. Старик стал категорически отказываться от госпитализации, и никакие доводы на него не действовали. На носу был назначенный день, а уговорить его так и не удалось. Не соглашался, ни в какую! Выручила, как всегда, Галя.

    Накануне, в который раз, я обратился к ней с вопросом – что будем делать? Старик не соглашается, ни за какие коврижки! Завтра утром придет машина, а я все еще не уломал его! Поговорим с ним, вдвоем, сейчас?

    Ни в коем случае! – уверенно ответила она. Стариков надо ставить перед фактом, тогда они быстрее соглашаются. Завтра подъедет еще и медсестра, втроем, как-нибудь справимся! – Ой, ли? – Да! Сегодня четверг, выходные дни на носу, надо успеть. Проблема в другом. – В чем же? Как довести его до машины? Одному, Вам уже не справиться! Призову на помощь узбека! – быстро нашелся я. Этот вопрос, как раз, волновал меньше всего. А, напрасно, кстати.

    На следующий день, в пятницу, вышло все так, как и предсказывала Галя. Тем утром Деду стало совсем плохо. Почему ты не подходишь, я кричу, зову тебя? – укорил он меня, когда я подошел к его кровати. Звал? Кричал? То, что отец считал криком, на самом деле был еле различимый шепот! Сними люстру! – попросил он. - Зачем? – Сними! Взяв широкий охотничий нож, я резким движением перерубил провода и снял люстру с того места, где она провисела последние двадцать лет. 

    Появилась Галя. Так, быстренько собирайтесь, машина за вами уже вышла! – поторопила она. Старик, попробовал, было возразить, - не поеду! - но она его быстро успокоила. - Я поеду с вами и буду Вас регулярно навещать! Всего на недельку! Быстренько! Вдвоем, мы одели старика и усадили его на кровать. Скорее бы пришла машина, пока отец не передумал! Тем утром я, так некстати потянул поясницу, и острая боль разлилась по всему телу. Вовремя, как всегда! Как поведу старика? Хорошо, что вызванный мной узбек – Бахрум, уже терпеливо дожидался во дворе. Подошла санитарная машина – белая Волга, фургон. Поднялась медсестра.

    Как поведем старика? – обратился я к ним. Сажайте его на стул, и несите вниз, со своим помощником! – уверенно распоряжалась Галя. Вдвоем, с Бахрумом, мы взялись за стул, и острая боль отозвалась в пояснице. Пришла беда – отворяй ворота! – успокоил я себя. Кое-как, донесли старика до лифта. Женщины спустились раньше. 

    Накануне, в лифте установили зеркала, и отец удивленно рассматривал себя в большое зеркало. Красавец! – прокомментировал я действие. Как же медленно мы спускались! Наконец, лифт остановился на первом этаже и двери его открылись. Мельком, бросив взгляд на пол, я застыл в изумлении. На пол обильно капала кровь, и уже образовалось большое пятно. Кровь продолжала капать и капать крупными каплями.

    Не понимая, что происходит, я удивленно посмотрел на своего помощника, и даже покосился через открытые двери в коридор. Может быть, невидимый мне снайпер подстрелил трудолюбивого узбека? Но, Бахрум, также недоуменно, смотрел на меня. Это была не его кровь, она лилась из раны на плече Деда. Потревожили, значит, когда переносили. Поняв это, я рванулся к карете скорой помощи, благо, она стояла у подъезда, и через десять секунд мы, с медсестрой, бегом вернулись на место. Она, в отличие от меня, сразу же разобралась, в чем дело. Перевязывать будем здесь, на месте, в лифте! – уверенно скомандовала она.

    Подошла Галя, и молча, принялась нам помогать. Со старика стянули красную от крови майку, и наложили тугую повязку. Вот, жильцов-то, напугаем! – равнодушно отметил я про себя, но никто так и не появился. Через пару минут все было закончено. Несите! – последовали предложение. Закусив, губу от боли, я снова взялся за стул, и вдвоем с Бахрумом мы вынесли старика на улицу и поставили стул рядом с белой машиной с красным крестом на борту. Едва перевел дух. Водитель торопливо открыл заднюю дверцу и вытащил носилки. Поднимусь, возьму новую майку! – обратился я ко всем. Требовалась передышка, боль мешала двигаться. Через минуту спустился вниз.

    Старик неподвижно лежал уже на носилках, и безучастно смотрел на небо. Легкий ветерок играл его белыми волосами. На фоне черного асфальта их белизна бросалась в глаза. Прохожих, почему-то, не было видно.

    Отнесу стул наверх! – не без труда, объявил я. Сильная боль уже не давала возможности наклониться. Майку захватите! – видимо, поняв, в чем дело, Галя передала старую, всю в крови майку старика. Бросив стул перед закрытой дверью – не украдут! – я снова спустился вниз. Деда уже погрузили в машину, и открытая боковая дверь ждала меня. Все в порядке – поехали! – кивнул я медсестре, тревожно смотревшей на меня. Для Гали места в машине не нашлось.

    Неплохая машина Волга, сам езжу на ней, да вот, некомфортная! Она подпрыгивала на каждом ухабе, и боль отдавалась на лице старика. Про себя, я уже и не говорю. Тоже, несладко приходилось. По московским меркам ехали недолго, но старика мы привезли уже без сознания.

    Сразу за кольцевой дорогой, машина заехала на небольшую, но ухоженную территорию. Нас встретила интеллигентного вида женщина средних лет, в очках, больше похожая на учительницу, чем на врача. Я заведующая отделением, но я же, и лечащий врач, буду вести Вашего отца, зовут меня Нина Юрьевна! – представилась она. – Очень приятно! – я назвал себя. Мне показалось, что срочно должны начаться реабилитационные мероприятия, что познакомиться можно будет и потом, но пока, никто не торопился. Вы должны написать расписку о том, что согласны на вскрытие тела, если пациент уйдет из жизни, - объявила новая знакомая, протягивая небольшой листок с набранным текстом. Хорошенькое начало! – отметил я про себя и сходу, почти не глядя, подмахнул бумагу. Ветераном займитесь! – напомнил я ей. Им сейчас займутся! – успокоила она.

    Появился такого же интеллигентного вида санитар, молодой еще, парень. Как позже узнал, помимо медицинского училища, он закончил еще и технический ВУЗ. Программист. Такие вот, дела. Ничего удивительного! Санитар увез на каталке отца, санитарная машина отъехала, а врач пригласила меня в приемное отделение, для оформления медицинской карты. Мы устроились в небольшом кабинете, за столом, и заведующая отделением приступила к заполнению листка. Последовали дежурные вопросы, я отвечал, а она записывала. Есть еще родственники? – Нету! – я удивился категоричности ответа. Вернее, есть еще брат, но он в отъезде. Вдаваться в подробности не хотелось. Как часто Вы планируете навещать своего отца? – задала она последний вопрос, не прерывая записи. Ну, наверное, раз в неделю! – неуверенно ответил я. Не был готов к такому вопросу. Врач презрительно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Не понимал я еще тогда, что время для меня приняло уже другое измерение.

    С трудом, но с чистой совестью, добрался до дома. За старика взялись и проводили все необходимые мероприятия. Но, тем, же вечером мне пришлось выдержать еще бурю эмоций. На мобильный телефон позвонила моя новая знакомая, и решительно потребовала приехать и забрать старика обратно. Как это, так? – растерялся я, поначалу. Но, скоро уяснил ситуацию. Отец в сознании? – первое, что спросил я. Да, ему поставили капельницу, он почувствовал себя лучше и поднял на ноги все отделение. Говорит, что привезли его обманом, и требует срочно отвезти его обратно, домой. А-а! – успокоился я. Узнаю Деда! Значит, действительно, полегчало ему. - Вы еще не знаете, какой погром он учинил в приемном отделении шестьдесят четвертой больницы пару лет назад! Ничего, успокоился! Приезжайте, и забирайте! – настаивала врач. Меня не интересует, что произошло в шестьдесят четвертой больнице! Может быть, и заберу, раз такое дело! – раздраженно ответил я, и отключил телефон. Надо подумать. Вот, вздорный старик! Специалисты тоже хороши – вкололи бы, успокоительное лекарство!

    Включив телефон, я набрал номер Гали. Благо, она задержалась на работе. Обрисовав ситуацию, попросил ее выяснить все, на месте. Перезвоню через пятнадцать минут! – как всегда, безапелляционно ответила она. Галя перезвонила и объявила, что старик успокоился, и что нет необходимости приезжать за ним. Старики частенько буянят  первые дни, требуют вернуть их обратно! – бесстрастно разъяснила она. Буду посматривать за ним, позвоню, если что. Ну, и ладненько! – успокоился я. Спасибо! Несмотря на боль, я был готов поехать и забрать Деда, но, слава богу, обошлось.

    Всю субботу и воскресенье я поглядывал на телефон. Не зазвонит ли, он, не потребуется ли мне срочно ехать за Дедом. Но, телефон, слава богу, молчал. В понедельник, не дожидаясь приглашения, я направился в Хоспис, к заведующей отделением. Предстоял серьезный разговор.

    Проходите! – хмуро и недружелюбно пригласила она. Присаживайтесь! Итак! – подняв глаза, я терпеливо ждал, когда врач закончит длинную запись в своем журнале. Она закончила, и в ответ, поверх очков, внимательно посмотрела на меня. - Приступим!

    Не сразу, но мы нашли общий язык. Для начала, в двух словах я описал события последних двух месяцев, рассказал, как нелегко приходилось старику. Собеседница внимательно слушала, не перебивая. Время от времени, я и сам прислушивался к себе. Очередная правильная речь текла, как ручей с чистой водой.

    Отец очень хочет жить, он любит жизнь, и наша задача помочь ему в этом. Вот, тесть скончался почти три года назад, - продолжил я повествование. Так он, устал от жизни и не цеплялся за нее. Кажется, так оно и было. Упал он, дома, сломал кость шейки бедра. Но, ведь это, же не смертельная болезнь! Совсем не смертельная! – уверенно подтвердила врач. Так вот, я заглянул тогда в его глаза – в них была пустота! Да, действительно! Помню, что я еще поразился его взгляду. В его глазах не отражалась даже боль – одна бесчувственность! Отжил свое – и, слава богу! – так можно было понять его взгляд. Не пролежав, в больнице и месяца, тесть тихо ушел из жизни. Но, с моим стариком совсем другой случай!

    Ваш отец сказал, что у него есть еще и младший сын – Данила, он что, разве, не приедет? – перебила меня она. Последовало молчание. Похоже, что не приедет, - нехотя, ответил я врачу, после паузы. Если бы хотел, то давно бы приехал, и никакого особого приглашения тут не нужно. Диагноз ему хорошо известен! Почему так? – не поняла собеседница. Не знаю точно! – ответил я. Наверное, потому, что год назад взял он у старика взаймы крупную сумму, триста тысяч рублей, под расписку, на два месяца. За ста тысячами приехал сам, а за остальной суммой сына взрослого прислал – Гришу. Оба расписки и написали. Вот, с тех пор, и пропал. Ни слуху от него, ни духу. Нина Юрьевна удивленно вскинула брови, но ничего не сказала.

    Помолчав, я продолжил объяснение. Не столько для нее, сколько для себя – пришла пора назвать вещи своими именами. - Кстати, у брата есть обширное поместье по Новорижскому шоссе, бывший пионерлагерь, размером с десять футбольных полей. При всем уважении к Вашему учреждению, за городом старику было бы не хуже. А, действительно – почему не приехал? Забрал бы, отца, посадил бы, его в коляску, да катал бы, по обустроенным дорожкам, среди аллей! Не взял, не нужен, значит!

    Врач продолжала внимательно слушать, и было, похоже, что ее первоначальное недоумение сменилось глубокой задумчивостью. От нее во многом зависело состояние отца, и я продолжил повествование.

    Жена у него там обосновалась, прочно. Бывшая медсестра, кстати, недолго проработала, правда. Потом, секретаршей его стала, женился он на ней. Как Лучано Паваротти, тот тоже, на секретаршах женился! – и в кабинете раздался веселый смех. Но, Нина Юрьевна, почему-то не разделила моего веселья, и я продолжил. Двадцать лет она не работает – ему же, ее кормить надо! А, родня этой приживалки для него теперь дороже отца родного! Тут я не удержался, и скривился. Потому и не появляется – сказать-то, нечего! Как он старику в глаза просмотрит! Отцу, конечно, было обидно. Просил, иногда, принести расписки и подолгу смотрел на них, без слов. Переживал, сильно! – тут мой взгляд, на мгновение стал жестким, но я тут, же обозначил мягкую улыбку. Да и, фамилию брат переменил. Данила Дефье теперь называется.

    Ну, да бог с ним, с Данилой. Он всего лишь, один из носителей той идеологии, которую я не приемлю. - Идеологии? Какой идеологии? - Да, будет Вам! Вы, как будто, на облаке живете! – вырвался невольный упрек. Нет, конечно! Заведующая отделением жила не на облаке, и это было понятно. Просто, наверное, ей хотелось понять – что за человек сидит в ее кабинете? Ведь, от поддержки родственников во многом зависело состояние пациента. Интересовалась, так сказать, с медицинской точки зрения.

    - Какой идеологии? Воровской идеологии, вернее, идеологии воров! И, не секрет, что нашлось немало людей, поддавшихся их пагубному влиянию. Тут, легкая усмешка пробежала по губам заведующей отделением. Воодушевленный, я продолжил. - С ней, и борюсь, как писатель. Привлекаю внимание общества к злободневным проблемам. Как говорится – слово за собой полки ведет! Доходит отклик. Есть публикации, зарубежные, в том числе. Умолчать о своих скромных заслугах в борьбе с вселенским злом я, понятное дело, не смог. А, Вы не пробовали поговорить с Вашим братом? – поинтересовалась, напоследок собеседница. – Поговорить? О чем? – тут, я искренне удивился. Пристыдить, что красть нехорошо? Они знают! Разговор с носителями этой идеологии, на мой взгляд, возможен только один! – и последовал характерный жест рукой, показывающий, какой именно разговор я намерен вести с ними в дальнейшем. Что-то резок я стал в суждениях! – охладил свой пыл. А вот, не дрогнет ли рука, когда придет время?  

    Не знаю – признала ли заведующая отделением во мне великого писателя, или нет, но после того разговора отношение ко мне в корне изменилось. На меня более не смотрели так недружелюбно, как поначалу. Прекратились напоминания о том, что больше недели пациентов здесь не держат – очередь большая! Конечно, так оно и было! За короткий промежуток времени в палате отца поменялось два соседа. А, про то, что пора бы выписывать и моего старика, казалось, забыли. Ну, и я передвигался по коридорам тихонько, стараясь, лишний раз не напоминать о себе.

    Незаметно втянулся в новый режим. Начались регулярные хождения в Хоспис. По утрам, примерно в одно и то же время, следовал звонок Нине Юрьевне, и я справлялся о здоровье старика. Естественно, что потом связывался и с Галей, и выслушивал информацию уже от нее. Для полноты картины, так сказать. Она говорила то же, что и заведующая отделением, но уже простым языком, проще и понятнее. Примерно через день, или через два, я приезжал в Хоспис, и смотрел на все своими глазами. Вскоре, ко мне привыкли, и воспринимали визиты, как должное. Хоспис оказался небольшой, и я быстро перезнакомился со всем персоналом. Нелегко давались эти визиты. Боль и страдание, буквально, висели в воздухе и, проходя к палате отца, я чувствовал, что раздвигаю их руками.

    Мимо, с озабоченным видом, сновали врачи, буфетчицы разносили аппетитную еду, дежурные медсестры сидели за пультами мониторов, и непрерывно наблюдали за тем, что происходило в палатах, изредка, появлялись родственники в бахилах. На тридцать коек персонала, казалось достаточно, и должный уход, несомненно, они обеспечивали.

    Так, незаметно, минула первая неделя, наступила вторая, а меня, пока, не торопили с выпиской. Пришла пора немного перевести дух, подвести первые итоги. Состояние Деда, без сомнения улучшилось, но он оставался еще очень слабым. Шла Олимпиада, но смотреть соревнования старик уже не мог, без посторонней помощи ему трудно было поднять голову. По настоятельной просьбе, железную кровать отца стали выкатывать во двор, на прогулку, так сказать.

    В один из дней, присев на лавочку во дворе Хосписа, я задержал взгляд на ухоженных клумбах, обильно усаженных розами. Красота! Чистое, ухоженное место. Маленькое, только. Солнечные лучи уходящего лета грели так ласково, что я охотно скинул обувь, и наслаждался желанным теплом. Старик тихо дремал рядом, на кровати. Вокруг казалось безмятежно и спокойно, и только изредка, рев несущихся мотоциклов напоминал о том, что поодаль проходила оживленная трасса. Дыхание большого города не давало-таки расслабиться полностью.

    Опять этим летом к любимому Черному морю не съездил! – равнодушно отметил я про себя, нисколько не жалея об упущенной возможности. Не жалел потому, что по привычке, успел неплохо загореть и на московских прудах. Ладно, бог с ним, с морем – здоровье старика дороже!

    Мимо, несколько раз прошли симпатичные медсестры, с любопытством посматривая на нас, да еще одинокая пожилая женщина, тяжело ступая, выбралась из палаты и устроилась поодаль, в тенечке. Может быть, подлатают немного старика, протянет еще? Уход у них, определенно, хороший! Это я отметил, как бы, между делом, хотя, безусловно, на тот момент это была главная мысль, беспокоившая меня. Вместе с тем, не вызывало сомнения и то, что лучше старику уже не будет. Правильно ли я сделал, что привез его сюда? Хорошо ли ему здесь? Вроде как, успокоился он за последнее время, но домой все равно просится! Долго ли продержат его в Хосписе? Что думает себе Нина Юрьевна?

    Все эти глубокие размышления закончились привычным для живущих на Руси людей выводом – авось, вынесет, нелегкая! И еще – бог не выдаст, свинья не съест!

    Сколько протянет еще Дед на белом свете? – без затей, обратился я к Гале, во время планового обсуждения дел. Это может произойти сегодня, завтра или послезавтра, - спокойно ответила она, бесстрастно, как робот. - А, сколько его еще продержат? Вот, тут, она отвечала уклончиво. Не знаю – будет день, и будет пища!

    Пища! Старик стал, очень мало есть. Поел нулевой бульон! – такой ответ приходилось слышать за последнее время. Что такое нулевой бульон – понятно было и без разъяснения. Увы, лучше старику уже не становилось. Врачи облегчили его страдания, может быть, даже замедлили болезнь, но остановить ее они были уже не в состоянии. Держался старик, как всегда молодцом, ни на что не жаловался, но вот, какого ему приходилось на самом деле? Понятно, что несладко! Интересно, что скажет Нина Юрьевна на этот раз? – думал я, в очередной раз, направляясь в Хоспис.

    Зайдя на территорию, я замедлил шаг. Обычно опрятная дорожка, на сей раз, оказалась почему-то обильно посыпана лепестками роз. Живые розы, растущие на клумбах, спокойно покачивались на ветру. Тихо играла приятная музыка. Странно! Ласково грели последние солнечные лучи уходящего лета. Но, любоваться природой, не было времени – скорее, к старику! Соседа у старика поменяли, и рядом, на кровати, сидела сухонькая старушка – жена нового постояльца. Поздоровались.

    Состояние отца поразило меня. Он казался, спокоен, но как-то нехорошо спокоен. Почему-то, заволновался я тогда, глядя на него. Напиши обо мне! – тихо попросил отец. Я насторожился еще больше. Это, что-то новенькое! Никогда Дед раньше не просил прославить себя. Он вообще, редко обращался с просьбами. Не иначе, как психолог основательно поработал с ним!

    Тем не менее, нашлось, чем порадовать Деда. Уже написал! – оживленно кивнул я в ответ. Рассказ называется “Три смятых конверта”. Помнишь? Отец едва улыбнулся в ответ. Понял, значит, о чем шла речь. Уже широко опубликовали, легко найти в Интернете! – добавил я, но старика уже утомила наша беседа, и он закрыл глаза, показывая, что хочет отдохнуть.

    Выходил я от него в глубокой задумчивости. Уже не оставалось сомнения в том – что время коротко! Не хотелось думать о том, как буду жить дальше, хотя вопрос о квартире, безусловно, вызывал беспокойство. Братец цепко вцепился в свою долю! Да, ладно! Я пытался понять – что еще можно сделать для того, чтобы продлить жизнь старика. Вот, только – надолго ли?

    Минуло еще две недели. Как обычно, я направился по знакомому маршруту. В тот день, в Хоспис приехали телевизионщики, и в холле толпились молодые бородатые мужчины, на полу лежала аппаратура. Я надевал бахилы, когда рядом присела молодая симпатичная женщина. Здравствуйте! – обратилась она. – Здравствуйте! – Вы навещаете своего родственника? – Да. - А, как его фамилия, и сколько ему лет? Последовал ответ. Показалось, что ответ не заинтересовал ее. Женщина встала и ушла. Ну, и бог с ней! Пройдя через холл, я открыл дверь в коридор, ведущий к палатам. Но, не успел сделать и шага, как прямо в лицо уткнулась большая камера на плече у бородатого оператора. Здравствуйте! – поздоровался я с камерой и с пятившимся назад оператором. Он не ответил. Обойдя его, я поспешил в палату, к Деду.

    Отец узнал меня, чуть, улыбнулся уставшими губами. По обыкновению, правой рукой я взял старика за его здоровую, правую руку. И, вздрогнул! Какой же холодной показалась его рука! Черт побери! – эмоции перехлестывали через край.

    Все! – тихо произнес старик, еле шевеля губами. Теперь – все! Я печально усмехнулся. Вспомнил, что отец предупреждал, что когда почувствует конец, то скажет – все! – Только не вздумай сам уходить! Понял? Когда придут за тобой – тогда, только. Не раньше! Понял? – еще раз, повторил я настойчиво. Отец глазами показал, что понял.

    Ничего, Дед, перейдешь в другое измерение! – продолжил речь. Будешь оттуда, сверху, наблюдать за нами. Тут я сделал медленный жест левой рукой, показывая в потолок. Старик едва усмехнулся. Твой разум, твоя душа не исчезнут совсем. Они оставили свой след на Земле! Кстати, я искренне верил в это, и продолжаю верить сейчас. Тут, я продолжил осторожный жест левой рукой и, описав полукруг, остановил ладонь перед белым лбом старика.

    Черт побери! – еще раз, повторил я про себя. Теперь время – совсем коротко! Чем бы, побаловать старика? Попьешь, водички? – предложил я ему. Отец, чуть, кивнул. Отпустив его руку, я рванулся к холодильнику, и достал бутылку минеральной воды. Холодненькая! То, что надо. Хочет пить – И, слава богу! С трудом, сделав пару глотков, отец обессилено откинул голову и закрыл глаза. Устал, значит. Поставив бутылку на столик, я стол рядом с кроватью старика и не торопился уходить. Все смотрел на его белое лицо. Идите, идите, я посмотрю за ним! – привычно кивнула медсестра, заходя в палату.

    Перед уходом, я зашел попрощаться к Нине Юрьевне. Ваш брат так и не приедет? – сухо и официально осведомилась она. Наверное, она обязана была задать этот вопрос. Ответил я так же, сухо и официально. Три месяца назад, по просьбе старика, я звонил ему. Отец говорил с ним, просил его приехать. Он обещал. Так, до сих пор едет! Мы не можем больше держать Вашего отца, готовьтесь к выписке! – продолжила заведующая отделением. Хорошо! – последовал ответ. Когда? – На той неделе, не позже среды! А, была пятница. Я кивнул, сухо поблагодарил врача и покинул ее кабинет.

    На улице, по-прежнему, ярко светило солнце, но настроение было так себе. Что же, подлечили старика, маленько – и, хватит! На автобусной остановке в сторону метро, я увидел Галю и, обрадовавшись, расплылся в широкой улыбке. Хорошо! Сейчас станет понятно, как надо жить дальше!

    Ну вот, только что объявили, что в среду старика выписывают! – доложился я, но тут, же понял, что она знает об этом и без меня. Никак не отреагировала. Только, по привычке, чуть наклонила голову набок. И, что же будет дальше? – поторопил я ее с ответом. – Что дальше – дальше, его перевезут в другой Хоспис, и будут держать там! У нас всегда так поступают с отказниками, - как обычно, безапелляционно, и главное, вовремя, подсказала социальный работник.

    Слово “отказники” прозвучало резко и осуждающе. Нет-нет! – заволновался я. Никакого отказа не будет! Передайте там, - и, я махнул рукой в сторону Хосписа, - передайте там, что я обязательно заберу старика! Ну, и правильно! – одобрила Галя. Впервые она дала оценку. Обычно, просто констатировала факты. И, правильно! А то, в другом Хосписе отношение к нему будет уже другое! У нас он, свой человек!

    Объяснила! По большому счету, в другом Хосписе старику вряд ли было бы хуже, чем дома. Там, все-таки, врачи, медсестры. Но, тут уже в дело вступали другие, нравственные принципы. Никакого отказа не будет! – повторил я твердо. Заберу старика! Да поняла я, поняла! – улыбнулась Галя. Передам! Компанейский, все-таки, она была человек!

    - Ничего, полежит дома, как-нибудь, справимся. А, через три дня снова сюда, на лечение! Через три дня не получится, не раньше, чем через неделю! – последовал ответ. – Эх, возить только, туда-сюда! Ну, пусть будет неделя, продержимся! Попрошу Вас, только, приходить к нам каждый день. Без Вас – не справиться! Посмотрим, что будет завтра, - уклончиво ответила Галя. Так, за разговорами, мы сели в автобус, доехали до метро и, попрощавшись, разошлись в разные стороны.

    Минули выходные, наступил понедельник. Против обыкновения, я не поехал навещать старика. Куда торопиться – через день, его все равно выпишут. Увидимся! Неправильно я поступил, неправильно!

    Во вторник, как обычно, я позвонил в Хоспис, пообщаться с заведующей отделением, а заодно и узнать – во сколько приедет машина с моим стариком? С узбеками, еще собирался договориться, чтобы помогли его поднять. Накануне, Шарифа, под бдительным присмотром, навела относительный порядок, все вроде, было готово. Ничего, недельку продержимся, потом – снова в Хоспис. Как-нибудь! – утешал я себя.

    Почему-то, в то утро я никак не мог дозвониться до Нины Юрьевны, хотя обычно, в это время она брала трубку. Но, в тот раз отвечал незнакомый женский голос. – Ее нет, она на обходе! Перезвоните через десять минут, только перезвоните обязательно. Слово “обязательно” резануло слух. Я насторожился. Вдруг, они подумали, что я отказываюсь от старика? Нехорошо! Я перезвонил через десять минут, через пятнадцать, а все никак не мог переговорить с Ниной Юрьевной. Наконец, она взяла трубку.

    Как там мой Дед? – задал я дежурный вопрос, намереваясь, дальше, узнать – во сколько завтра ждать Деда? Примите мои соболезнования, Ваш отец скончался! – после короткой заминки, ответила она. Что-что? – переспросил я, хотя отлично все слышал. Примите мои соболезнования, Ваш отец скончался! – повторила она, чуть громче.

    Что теперь следует предпринять, какие мои дальнейшие действия? – спросил я, после короткой паузы. Вам следует сегодня же подъехать к нам, и мы на месте все расскажем, - последовал ответ. Паспорт, пожалуйста, не забудьте! – Не забуду!

    В тот, последний раз, я не торопился к Хоспису. Некуда, больше было спешить. Медленным шагом я подходил к знакомому зданию, оставляя в памяти его ухоженную территорию. Открыл калитку.

    Негромкая, но душевная музыка играла и на этот раз, и лепестки роз, также лежали на дорожке. Похоже, что музыку включали тогда, когда уходил пациент! – осенило меня. Припомнилось, что когда-то давно, во время былых поездок по Венгрии, я навещал знакомого старого венгра в госпитале для ветеранов. Так он, тогда рассказал, что когда уходил ветеран, над госпиталем взвивался национальный флаг с траурной лентой. Хорошая традиция! Похоже, что и здесь держали марку.  

    Охранник – сама любезность, проводил меня к заведующей отделением, но не в ее кабинет, а в небольшую часовню внутри здания. Нина Юрьевна ждала там. Присаживайтесь! – она показала на кресло, повернутое к алтарю. Я послушно опустился в кресло, и она присела рядом, напротив меня. Интересно, сюда, наверное, и батюшка приходит? Жаль, для меня не пригласили! Не дожидаясь выражения соболезнований, я сам перешел к делу.

    Прежде всего, хочу, уважаемая Нина Юрьевна, выразить Вам глубокую благодарность! – обратился я к врачу. Вам, и всему персоналу Хосписа! За заботу, за то, что так долго держали старика, облегчили его страдания. Прекрасно понимаю, что Вы проявили большую любезность, поскольку, на округ с миллионом жителей приходится всего тридцать коек! Не сказать, чтобы много! Совсем немного! – подтвердила она. Мы сделали все, что было в наших силах. Ваш отец был очень мужественным человеком, ни на что не жаловался! Он никогда ни на что не жаловался! – кивнул я головой. Что послужило причиной смерти? – Интоксикация. - Легко ли он ушел, не мучился? Легко! – подтвердила она. Во сне. Еще в понедельник он был в сознании, но во вторник ему стало хуже, и в сознание он уже не вернулся. Тут, я укорил себя за то, что не навестил отца в последний понедельник его жизни. Все выгадывал, со временем. Прогадал, в итоге.

    Затем, перешли к организационным вопросам. В наших силах сделать так, чтобы обошлось без вскрытия – хотите? – предложила заведующая отделением. – Конечно! Зачем терзать старика после смерти, хлебнул он, при жизни, через край! Врач передала бланк. – Пишите! “По настоятельной просьбе родственников…”, - записал я, под ее диктовку. Не было ли у него ценных вещей? – собеседница покосилась в сторону сумки, стоящей на полу, у кресла. Нет, никаких ценных вещей у него не было, - задумчиво ответил я, не прикасаясь к сумке. Брата своего, обязательно предупредите! – напомнила она. – Обязательно! Отправлю ему сообщение – захочет, приедет. Данила давно уже обращался ко мне посредством сообщений. Ну, и я отвечал ему тем же. Душевно попрощался с Ниной Юрьевной.

    Дальнейшие хлопоты по организации похорон полностью поглотили мое внимание. Оно, и к лучшему – некогда, было печалиться! Отправил сообщение Даниле. Он тут же перезвонил, и сказал, что приедет. - Обязательно! Деньги у тебя есть? – Есть! Но, не дам! – захотелось еще, добавить. Переговорил и с двоюродным братом – Олегом. Позвонил старому приятелю отца – Вадиму Сергеевичу, пригласил и его. Если кто-то из сослуживцев захочет прийти, проститься – милости просим! – напомнил ему. Про себя же решил, что даже, если появится и Назарова, бывшая начальница старика, то возражать не буду. “Пусть расцветают все цветы!”, - совсем некстати, пришло на ум известное изречение Мао Дзе Дуна.

    Ближе к вечеру с работы перезвонили, и незнакомый мужчина – он, конечно, представился, долго расспрашивал – куда следует приезжать, да во сколько начало церемонии? Я объяснил. Ваш отец, ведь, в Ленинграде воевал? – Нет, в Севастополе. Мужчина задал еще несколько вопросов, похоже, писал некролог и, закончив, поблагодарил за ответы. Попрощались.

    На ходу, улучив минутку, дозвонился и до Гали, и пригласил ее. Она что-то благожелательно ответила, я не разобрал что – за рулем сидел. Кажется, поблагодарила. Прощаться с Дедом она не пришла. Конечно, таких стариков, как мой, у нее было пруд пруди, это надо понимать!   

    Пока я созывал гостей, жена занималась подготовкой стола. Ты знаешь, дорогая! – обратился я к ней. Похоже, что подъедут еще и сослуживцы отца. Хватит ли, на всех угощения? Пожалуй, закажу еще и осетинские пироги! – забеспокоилась она. Мы, недавно, их на работе так хорошо поели! Насчет пирогов охватили большие сомнения – надо, ли? Пожалуй, нет – не заказывай! Но, она настояла на своем – закажу, обязательно! Ну, жена у меня очень мудрая женщина, знает все наперед, а потому спорить с ней я не стал. А, напрасно. Изредка, можно и поспорить.

    Хлопоты, хлопоты! Но, наконец, кажется, все было готово. В назначенный день – наступила пятница, я усадил жену с дочерью и ее старшим сыном в нашу старую Волгу, и мы направились к ритуальному залу шестьдесят четвертой больницы. Чуть, не опоздали, но все-таки, подъехали вовремя.

    Данила и Олег уже нетерпеливо прохаживались недалеко от входа в зал. Хорошая погода стояла в тот день! Солнечная! Красота! Сухо поздоровались. А, племянник-то, Гриша, не приехал проститься со стариком! – отметил я про себя. А, когда деньги нужны были – явился, не запылился! Ну, и бог с ним!

    Иди скорее – тебя уже спрашивали несколько раз! – Олег, слегка подтолкнул к закрытой двери ритуального зала. Подойдя к двери, я нажал кнопку звонка. Открыл здоровенный дядька с перебитым носом, - проходите! Зайдя в небольшой по размеру зал, я увидел второго мужчину, таких же габаритов, и тоже с перебитым носом. Крепкие ребята! Не иначе, как боксеры, бывшие. Осторожно перевел взгляд на гроб с телом отца. Так спокойно покоился в нем старик! Казалось, что все боли и мучения, наконец-то оставили его. Впрочем, так оно и было. Скромное убранство, простой черный костюм. В этом одеянии старик навсегда покидал наш мир. Тапочки, вот, положили, все тут! – один из мужчин, с виноватым видом, приподнял тапочки, и тут же положил их обратно. Отошел.  

    Не отводя взгляда, я смотрел на неподвижное лицо своего отца. Громилы, молча, стояли рядом и терпеливо ждали. Через минуту я, как бы, очнулся. - Да, все в порядке! Можно начинать. – Тогда подпишите, вот здесь! Не глядя, небрежно расписался на листочке. - Подождите на улице, сейчас пригласим! Кивнув, я вышел на улицу, и посмотрел на небо, на солнце. Хорошая, все-таки, погода стояла в тот день! Повезло, с погодой!

    Не спеша, подошел к своим братьям – родному и двоюродному. Жена с детьми стояла поодаль. Подойдите! – подозвал я их. Познакомьтесь! Олега они видели впервые. Познакомились.

    Однако, где же сослуживцы? Что-то, никого не видно! В легком недоумении, я осмотрелся вокруг. До этого момента я думал, что мало чему могу удивиться в наше время, но я ошибался. И, выяснилось это очень скоро. Поодаль, скромно переминаясь с ноги на ногу, стояли два пожилых мужчины, и с ними женщина. В руках они держали по две красных гвоздики. То, что Вадима Сергеевича не будет – я знал заранее. Он позвонил накануне, извинился, сослался на плохое самочувствие. Так, может быть – они?

    Приблизившись, я поинтересовался, - вы, не с нами? Нет, не с вами, - сразу же отказались они. – Извините! Я вернулся к братьям. Помолчали. Чуть, подняв голову и прищурившись, снова посмотрел на солнышко. Стало понятно, что сослуживцев не будет. Отметил про себя очередной наглядный знак подлых правил новейшего времени. Заслуженного человека, сорок лет проработавшего в институте, доктора педагогических наук, ветерана – орденоносца, автора пяти учебников и сотен научный статей, не пришел проводить ни один сотрудник из его родной Академии Образования. Видимо те, кто хорошо знал его – сами глубокие старики, которые еле ноги переставляли, просто не смогли прийти, а молодежь, так и не приучили еще к почтению к старшим. Тогда, чему удивляться? Это объяснение, может быть, и подходило для меня самого, но никак не оправдывало его сослуживцев. Может быть, Татьяны испугались? Где будет эта Назарова через пару лет! Пришли на ум слова из песни Володи Высоцкого, - “…я отменяю воинский салют, не надо мне гражданской панихиды…”. Как раз, про моего Деда! Усмехнулся сравнению. Ничего – время собирать камни, и время разбрасывать камни! – напомнил я себе.  

    Тем временем, двери ритуального зала широко распахнулись. Проходите! – пригласил один из бугаев с перебитым носом. Зашли в зал. Встали с той стороны, где подсказал смотритель. Помолчали. Возложили цветы и, немного постояв, вышли наружу.

    На улице, ко мне осторожно приблизился водитель автобуса – крупный мужчина с красным мясистым лицом. Вы не будете возражать, если я подскажу весь ритуал, и помогу, где надо? – обратился он с вполне понятным предложением. Подскажите! – согласился я, и переместился к братьям. Покурим? Никто из нас не курил, но предложение было понятно. Братья закивали головами. Помолчали. К нам осторожно приблизился один из бугаев с перебитым носом.

    Поезжайте! – предложил он. Пока вы не отъедете, следующая процессия не сможет начать процедуру прощания. Действительно, в стороне уже толпились люди, с цветами. Не торопясь с ответом, я посмотрел на открытые двери нашего старенького автобуса, на краснолицего водителя, переминавшегося с ноги на ногу. – Сейчас поедем! Пять минут покурим, и поедем! – вежливо ответил я ему. Я вообще, очень вежливый мужчина! Нет, никто из нас не курил. Мы просто стояли и грелись на солнышке.

    Да, вот какое дело! – раздался голос Олега. Расскажи про последние дни старика – ты ведь, положил его в Хоспис? Тут он, аккуратно взял меня под локоть, и сделал попытку отвести в сторону, очевидно зная, про непростые отношения с Данилой. Но я, осторожно высвободился и остался на месте. Пусть, брат послушает, получит информацию из первых рук. В двух словах описал последние дни старика, не забыв упомянуть и о том, как ему приходилось тяжело и как все отдавали дань его мужеству. Отчего он умер? – спросил Данила. – Интоксикация! Видя недоуменные лица братьев, я пояснил. Интоксикация – отравление организма продуктами распада. Они закивали головами.   

    Ладно! – свернул я беседу. Сейчас автобус поедет в храм на Нахимовском проспекте, на отпевание, а оттуда уже – в крематорий. Потом прошу всех к столу, на поминки. Это я произнес уже для Данилы. Я еду с вами! – воскликнул он. - Конечно! Мы вошли в автобус, и расселись по местам. Гроб с телом отца уже погрузили. – Поехали!

    Ехать было недалеко, и вскоре показались сверкающие на солнце золотые купола. Это была одна из тех церквей, которые ускоренными темпами возводили в Москве за последние годы. Красиво, надо признать, возвели, и место выбрали подходящее – на пригорке, у старого пруда.  

    Внутри с убранством было закончено. В этом я убедился накануне, когда договаривался о службе, а вот, снаружи, еще оставались недоделки. Когда автобус подъехал, рабочие в оранжевых спецовках, азиаты, конечно, как раз обустраивали территорию – мостили дорожки плиткой, устанавливали черный забор из узорчатых решеток. Ну, ничего! Москва, тоже, не сразу строилась, и к шуму работ нам не привыкать.

    Мы вышли из автобуса, размяли ноги. Поодаль, заработал отбойный молоток, и сразу стало шумно и некомфортно. Появился служитель, и предложил занести усопшего в храм. Здесь будете проводить ритуал прощания, или в крематории? – спросил он. Здесь! – ответил я после секундной паузы. Как звали усопшего? – задал он, еще вопрос. – Альфред! Мы с братом, Олег да водитель, взялись за гроб, и занесли его внутрь храма. Служитель показывал дорогу.

    Внутри храм выглядел довольно богато. Блестящий мраморный пол, с узорами, соответствовал торжественной обстановке. Выносная икона, перед которой установили гроб, поражала богатым окладом. Алтарь весь сверкал золотом, золотая же люстра висела под сводами.

    Несколько женщин в платках встали перед подставкой для нот, служитель храма переставлял подсвечники и еще какие-то предметы. Краснолицый водитель автобуса устроился на лавочке, у стены, рядом с какой-то древней старушкой. Внутри храма воцарилась тишина. Все ждали батюшку.

    Еще раз обвел глазами убранство храма. Напротив, по ту сторону открытого гроба, в котором покоился отец, стояли два моих брата – родной, и двоюродный. Оба крепкие, солидные мужчины. Профессор и землевладелец. Со мной, писателем, стояла жена врач, дочь школьница, и старший сын жены – студент. Возникла пауза. Я пристально смотрел вокруг – такие картины запоминаются на всю жизнь. Изредка, бросал взгляд на белое и такое спокойное лицо отца. Пройдет немного времени, и больше я его никогда не увижу! Нас, молча, обошел служитель, и раздал каждому по свечке, с нанизанным на нее клочком бумаги. Пауза затягивалась.

    На улице по-прежнему бойко стучал отбойный молоток, и стало неприятно слушать производимый им шум. Я снова, с беспокойством, посмотрел на белое лицо отца – выйти, что ли, и настоятельно попросить рабочих прекратить работу? Но, моего вмешательства не потребовалось. Распахнулась дверь, и в храм быстрыми шагами вошел батюшка. Полы его черного одеяния развивались на ходу. Стоило только ему появиться, как шум на улице, как по команде, разом стих. Кивнув служителю, он встал у изголовья гроба.

    Хор женщин тихо запел красивую песню, церемония отпевания началась. Батюшка оказался довольно молодым человеком, лет тридцати пяти, не старше, худощавый, и немного выше среднего роста. Зажгли лампадку. Хор, на время замолчал. Откуда-то сбоку, выступила женщина в платке и, чуть повысив голос, четко, нараспев произнесла несколько куплетов молитвы. Затем, перекрестилась, и также незаметно отступила вглубь храма. А-а, это, наверное, та самая женщина, которая читает поминальную молитву – Сорокоуст! – осенило меня. Накануне я заказал поминальную молитву. Неплохое вступление! Безмолвной тенью, нас обошел служитель, и раздал каждому по свечке, с нанизанным на нее листочком бумаги.

    Снова зазвучал хор. Пели хорошо, то повышая, то понижая голоса, и мелодичные напевы брали за душу всех присутствующих. Об этом легко было судить по сосредоточенным лицам. Служитель снова обошел нас с зажженной свечкой, и помог зажечь те свечи, что мы держали в руках.

    Поравнявшись со мной, тихо спросил, - какое имя следует записать? Имени Альфред нет в святках. Есть имя Альфий. Откровенно говоря, куда следует записать, и зачем, мне не было известно, зато сразу стало понятно, что от ответа зависит очень многое, может быть, даже то, как встретят Деда там, на небесах. Я вопросительно посмотрел на жену, но она не подсказала, оставила решение за мной. Альфред! – шепнул я уверенно. При жизни он был Альфредом, пусть им и останется! Кивнув, служитель отошел.

    Батюшка, несколько заикаясь, начал вступительную речь. Впрочем, заикался он только поначалу, но быстро взял себя в руки, и все пошло, как по маслу, как и положено в православном храме. Говорил он правильные слова, может быть, слишком налегал на слово “прощение”, но так, наверное, и должно было быть.

    Я прислушался к словам батюшки. Вы прощаетесь сейчас только с телом, но душа усопшего находится среди вас, и смотрит на вас, и оценивает ваши поступки! – тихим голосом говорил он. При этих словах я, чуть было, не закивал головой. Настолько созвучны они оказались моим мыслям!

    Вещал он простые, вроде слова, но они, вне сомнения, отзывались в душе каждого из присутствующих в храме людей. Даже водитель автобуса, сидевший у стены и, несомненно, немало повидавший на своем веку, поднялся с лавочки и, сделав несколько шагов к центру зала, остановился, сложил руки на груди и, со смиренным видом внимал монологу.

    Пение, с перерывами, продолжалось. Время от времени, к стройному женскому хору подключался и бог весть, откуда взявшийся мужской голос, и вместе они звучали, весьма душевно. Я все боялся, что такая торжественная церемония закончится раньше времени, но батюшка не спешил, уверенно вел отпевание, давая возможность каждому заглянуть в свою душу. Свечи в наших руках все таяли. 

    Подойдите, и попрощайтесь с усопшим! – предложил, наконец, священник. Первым к гробу шагнул, естественно, я. Иконку поцелуйте! – подсказал батюшка после того, как я коснулся губами бумажки на лбу у старика. Протянув руку, я намерился взять иконку. - Нет-нет! Надо наклониться! – снова последовала подсказка. Наклонившись, дотронулся губами до иконки, и вернулся на место. Подобное действие повторили все люди, стоящие у гроба. Закрыли крышку. Взялись за гроб и, обогнув выносную икону, вслед за батюшкой вышли на белый свет, во двор храма. Погрузили в автобус. Процедура была закончена. Священник быстрыми шагами направился к храму. Спасибо, батюшка! – поблагодарил я его на ходу, и вернулся к автобусу.

    Краснолицый водитель старательно обозначал работу, постукивая молотком по крышке гроба. Пару гвоздей вогнал – не больше! – машинально отметил я по себя. У автобуса стояли два моих брата, родной и двоюродный, Данила и Олег. Жена с детьми прогуливалась поодаль. Рабочих вокруг не было видно, и лишь, оставленный ими прямо на земле инструмент свидетельствовал о том, что они где-то рядом, недалеко.

    Здесь мы простимся, дальше я не поеду с вами! – объявил Данила, когда я приблизился. У меня деловая встреча! – добавил он, поспешно. Олег удивился и, хотел было, возразить, но движением руки я остановил его. – Поезжай, конечно! Дела важнее всего! Попрощаться с ним по-людски? Да!

    Попрощайтесь, Данила уходит! – позвал я свою семью. Приблизившись, они попрощались с братом. Резко повернувшись и, поигрывая ключами от машины, Данила быстрыми шагами зашагал прочь от автобуса. Навсегда попрощались! – четко отметил я про себя. Отец был последней связующей нитью. Впрочем, объявится еще, прибежит делить квартиру. Хотя, там уже адвокаты будут работать.

    Большого сожаления от ухода брата я не испытывал. Поведение его было предсказуемо, и другого я и не ожидал. Данила давно уже выбрал свою дорогу. Хорошо, хоть, до церкви доехал!

    Его уход был настолько стремительный, что он даже забыл взять фотографии из архива, которые ему подготовил по его же просьбе. Фотографии забыл, догони, пожалуйста, передай! – обратился я к Олегу. Олег, подхватив сумку, бросился выполнять просьбу. Через минуту он вернулся. Догнал. - Я ему говорю – куда же ты? А, он, как вскипел! – мне ехать надо! – доложился Олег. Пусть едет! – последовал ответ. Как-нибудь, без него управимся. Нам тоже пора! Водитель уже завел автобус и нетерпеливо поглядывал в нашу сторону.

    Дети, вы с нами не поедете! – это уже, решительно, потребовал я. Старший сын жены, молодой человек двадцати трех лет, охотно откликался на слово “дети”. Дочь, попробовала было, возразить, но я решительно перебил ее, - домой! Дальше сами справимся, а вы стол накрывайте. Стол, конечно, был уже давно накрыт. Поехали!

    При посадке в автобус Олег, чуть, придержал меня и, не спрашивая, сунул в карман рубашки сложенную пятитысячную купюру, - возьми, пригодиться! Я, с благодарностью, кивнул в ответ. Деньги оказались очень кстати! Как всегда, впрочем. А, Данила так и не передал денег? – поинтересовался он. Забыл, торопился очень! – усмехнувшись, ответил я ему. А, сам подумал, - не дал! Хорошо, что не взял! Подняв голову, я бросил благодарный взгляд на кресты, над золотыми куполами, и сел в автобус.

    Автобус тронулся с места. Дальнейшее действие выглядело уже совсем не торжественно, и я похвалил себя за то, что отправил детей домой. Автобус долго трясся, сначала по московским дорогам, а затем, и по разбитому асфальту за городом. Периодически попадали в пробки, внутри пахло бензином. Наконец, приехали.

    На площадке, перед зданием крематория, стояло несколько процессий – люди ждали своей очереди. Едва мы вышли, я обратил внимание на тонкий белый дымок, непрерывно вьющийся над крышей. Неожиданно, из трубы повалили клубы густого белого дыма. Продолжалось это недолго, не больше минуты. Затем, тонкий белый дымок вновь завился над зданием. Ага, понятно! – взял на карандаш это явление. Водитель ушел договариваться, и позвал меня тогда, когда наступила пора подписывать бумаги. Привычно, подписал. Подошла наша очередь. Водитель привлек двух каких-то парней, и они споро переместили гроб в ритуальный зал.

    Он показался довольно большим, но каким-то мрачным, полутемным и совсем не торжественным. Церемония прощания там оказалась весьма короткой. По подсказке женщины, ведущей церемонию, мы дотронулись левой рукой до крышки гроба и затем, наблюдали за тем, как за ним, навсегда, закрылись маленькие железные ворота. Один из парней, помогавших заносить гроб, стоял рядом и часто, с поклонами крестился. Его суетливые движения смотрелись, скорее, комически. Не вызывало сомнения то, что парень просто обрадовался внезапно полученным деньгам, и стремился честно отработать их. Я похвалил себя за то, что выбрал правильное решение, простившись с отцом там, в храме, на Нахимовском проспекте.

    На улице, я отошел в сторону и, задрав голову, наблюдал за тем, как, пыхнув, из трубы повалил густой белый дым, который вскоре иссяк. Все! Земной путь старик завершил окончательно!

    На обратной дороге нас так трясло, стоял такой сильный запах бензина, что я не чаял, когда доедем. Изредка, посматривал на водителя – как он, бедный, выдерживает такие нагрузки! С трудом, постояв в пробках, доехали, наконец, до дома.

    За большой накрытый стол мы сели втроем – я, жена и Олег. Чуть позже, к нам присоединились и дети. Пирогов хоть, осетинских, наедимся до отвала! – не сдержался я от замечания. Жена ничего не ответила. Налили коньяк. 

    Тогда, я поднял рюмку, и обвел взглядом нашу скромную кухню, где еще недавно сидел отец. - За старика, за Альфреда! Помянем достойного человека! – и, резко опрокинув рюмку, выпил ее до дна. Светлая память! – раздались голоса, и жена с Олегом последовали моему примеру. Дальше? Дальше завязался оживленный разговор, и каждый из нас, включая детей, нашел доброе слово для того, чтобы почтить память усопшего.

    Отец прожил долгую жизнь, почти восемьдесят три года, и ушел из жизни достойно. И, хотя не удалось провести пышных похорон, как он того заслуживал, но проводили его по-людски, как и положено, и его прах теперь спокойно покоится в одной нише рядом с прахом моей матери. Светлая память им обоим!

    Старик прожил ровно столько, сколько и отвела ему опытный врач из онкологического центра. При самых благоприятных обстоятельствах! – добавила тогда Зинаида Ильинична. Значит, благоприятные обстоятельства я старику, все-таки создал.

    Эх, Дед, Дед! – иногда, восклицаю я про себя. Пожил бы ты, на Свете, еще хотя бы пару лет! Не знаю, откуда взялась эта цифра, но иногда мне кажется, что прояви я чуть больше внимания и заботы к старику, он смог бы еще протянуть и этот срок. Но, все надо делать вовремя!

    Разбирая бумаги Деда, глядя на старые фотографии, я поразился – какой значительный отрезок истории охватила его жизнь! Вот он, совсем еще ребенок, в матросской форме, на корабле. Надпись на бескозырке – “отряд траления Ч.Ф.”. Шла война, и он разделил судьбу тысяч подростков, ставших воспитанниками в воинских частях.

    Вот он, уже молодой человек, матрос, курсант военного училища, среди таких же молодых и крепких парней. А, вот - главный тренер по водным видам спорта, тут уже, отец выглядел посолиднее. Дальше – научный сотрудник. Многочисленные конференции, ввод в строй нового спортивного оборудования и спортивных сооружений. Этому отец и посвятил всю оставшуюся жизнь. В последние годы много работал и над своей поэмой – “Кружение”.  

    Ба! – а вот, и Татьяна! На фотографии она выглядела еще молодой, и даже симпатичной женщиной. И, отец – молодец! На снимке запечатлен момент, когда сотрудники лаборатории отмечают какой-то праздник. Радостные, открытые лица! Наверное, делить, особо было нечего. Как не похожа здесь Назарова на ту гадкую старуху, которую довелось видеть мне, в Академии! Проходит образ мира сего! Среди бумаг отца оказалось столько материала, что хватило бы целому институту! Прояви, Татьяна, хоть каплю чуткости и терпения! Ну, да что теперь говорить.

    Без преувеличения можно сказать, что Дед разделил судьбу страны, в которой жил. Вместе со всеми, радовался успехам, огорчался неудачам и, несомненно, вносил свой скромный вклад в развитие общества.

    Конечно, имел и недостатки, но он был порядочным человеком. Подлец, а уж, тем более, вор, очень неуютно чувствовали себя в его присутствии. Пока у него были силы, бил он их, безжалостно. Бил, невзирая на должности и на богатство. Доставалось и ему, конечно. От него я научился тому, что подлецов надо всегда бить. И, если какая-нибудь сволочь, хоть бы, и занимающая высокий пост, продолжает жировать, то лишь, только потому, что я пока не добрался до его поганой глотки, чтобы сомкнуть на ней пальцы железными клещами. Впрочем, гораздо важнее подготовить общество к неприятию сволочных порядков. Но, не буду сильно отвлекаться!

    Хотя, разговор о том же! В последние месяцы жизни старику приходилось очень тяжело. Отказывалось слушаться тело, усиливались боли. Но, наряду с физическими страданиями, Дед, несомненно, испытывал страдания и нравственные, поскольку столкнулся с черствостью, равнодушием и откровенным предательством. Но, он не жаловался, и только по его глазам можно было судить о том, как нелегко приходилось старику. С большим мужеством он нес свой крест, беспокоился о том, что будет с нами после его ухода. Об этом были его последние мысли.

    С его уходом, калейдоскоп людей и событий потускнел. Воцарилось относительное спокойствие, но я знаю, что это спокойствие обманчиво, это – затишье перед бурей!

    Розы! Я никогда не видел раньше, чтобы розы так долго стояли! Минуло девять дней, две недели, а цветы по-прежнему смотрелись, как свежесрезанные, притягивали взгляд. Я воспринял это, как добрый знак от Деда, значит, мои усилия, в целом, старик одобрил. И лишь, через две недели появились первые признаки увядания. Цветы простояли долго, и завяли лишь, после того, как жизнь вошла в более-менее привычное русло.

    Временами, глядя на портрет отца, стоящий на видном месте, рядом с портретом матери, я ощущаю на себе его пристальный взгляд. Тогда я прислушиваюсь, к тишине, и словно слышу слова, - я в жизни сделал немало, но многого так и не успел сделать! Постарайся, успеть ты, не теряй время попусту! Постараюсь, отец! – мысленно, отвечаю ему тогда. Я постараюсь!

 

                                                                                                          23 декабря 2012 года