Утро дарит надежду. Ночь убивает ее. Не оставляет никаких смыслов, кроме одиночества и пустоты. Ольга Ивановна Ипполитова смотрела в окно и думала о том, что раньше любила бодрствовать ночью. Это было магическое время суток – сгусток чувственности, воспаленной надежды, вдохновенной игры ума и таинственных ожиданий. А сейчас она ненавидела ночь, потому что элементарно не могла уснуть. А если засыпала, то совсем ненадолго. Из-за этого настроение портилось на целый день, она становилась раздражительной и злой на язык. Жизнь больше не радовала ее. Она казалась ей затянувшейся пьесой. А сама Ольга Ивановна была вынуждена играть в этой пьесе роль восьмидесятидвухлетней старухи. Отвратительная, скажу вам, роль. Уже давно умерли или ушли со сцены главные герои, покинули зал зрители, а она все продолжала играть в своем спектакле непонятно для кого. Последний муж Ольги Ивановны два года назад умер от болезни Альцгеймера. С единственным сыном у нее были крайне сложные отношения. Подруг у нее почти не осталось. А те, что остались, она не хотела видеть, потому что их сморщенные лица напоминали ей о собственном преклонном возрасте.
Ольга Ивановна давно не читала газет и не смотрела телевизор, по причине того, что современная пресса также ничего, кроме раздражения, у нее не вызывала. Вместо телевизора она включала старенький проигрыватель с виниловыми пластинками и слушала оперную классику. Звук из окна ее квартиры струился на улицу и немного облагораживал убогость двора вместе с переполненными помойными контейнерами и грязными машинами, припаркованными вокруг дома. Ольга Ивановна ненавидела мусор на улице вместе с летающими клочками использованной туалетной бумаги, раздавленными пластмассовыми бутылками и вонючими окурками. Именно поэтому у нее были чрезвычайно сложные отношения с соседями, которые не утруждали себя особо культурным поведением и соблюдением чистоты, выпивали, курили, плевали на пол, а иногда даже блевали в подъезде и за глаза называли Ольгу Ивановну старухой Шапокляк. Это было ужасно обидно. У нее была благородная и вполне благозвучная фамилия и вдруг какие-то не вполне воспитанные, малограмотные, ничтожные люди называли ее старухой. Да, еще Шапокляк. Единственное, чем Ольга Ивановна могла им ответить, это выразить свое молчаливое презрение, когда проходила мимо или демонстративно выкинуть консервную банку с окурками в помойное ведро, пока в подъезде никого не было. Этих людей Ольга Ивановна в свою очередь называла «шариковыми».
Зачем им дали свободу? – рассуждала про себя Ольга Ивановна. – Разве они ее заслужили? А все, что получено незаслуженно – не ценится и именно поэтому они не достойны ее. Эти люди, как были крепостными при царе горохе, так и остались. Потому что только рабы гадят там, где живут.
И еще одна мысль не давала ей покоя. Она думала о своем единственном сыне и о том, как он изменился. Олег в юности был подающим надежды музыкантом, блистательно играл на рояле и сочинял великолепную музыку. Она помнит эту музыку, потому что у нее сохранились его записи двадцатипятилетней давности. А с недавних пор Олег устроился работать на радио и с ним произошла чудовищная метаморфоза – теперь он пишет только халтуры к рекламным роликам и вот уже много лет не может сочинить ни одной пристойной музыкальной темы. Невыносимо слушать, то, что он сочиняет. Сын губит талант, транжиря по кусочкам. Скоро ему исполнится 50 лет, а он так ничего и не создал для вечности. Зато купил себе дорогую машину и женился в третий раз на девице, которая моложе его дочери. Несчастный мальчик. Но даже не это больше всего огорчало Ольгу Ивановну, а то, что ее Олег стал таким же бессодержательно пустым, как и его рекламные песенки. Раньше, когда она жила в центре города, он довольно часто навещал ее и играл на зависть соседям Рахманинова, затем они долго пили чай с вареньем и разговаривали об искусстве. А после того, как он женился на молоденькой стерве, Олег стал приходить к ней все реже и реже. И теперь ей не с кем разговаривать. Да, и о чем с ним говорить? О рекламе женских прокладок и стирального порошка?
И подумать только, ради благополучия сына Ольга Ивановна разменяла шикарную квартиру в центре города и переехала в однокомнатную на окраине. По договоренности, сыну досталась двухкомнатная квартира в более благополучном районе, для того чтобы он привел туда новую жену, с которой у Ольги Ивановны совершенно не сложились отношения. А деньги, которые оставались от размена, она дала ему взаймы, чтобы сын мог купить автомобиль и приезжать к ней в гости. Но после того, как кто-то из люмпенов нацарапал на капоте неприличное слово из трех букв, сын совсем перестал к ней ездить. И стоило ради этого идти на такие жертвы? Теперь у нее – ни приличной квартиры, ни центра города, ни сына. Страшно поверить, но единственный мальчик использовал ее в своих эгоистических целях и вот теперь она вынуждена доживать остаток дней в беспросветном пролетарском гетто.
Ольга Ивановна вынула из букета распустившуюся белую розу, и, отрывая лепестки, подумала, что никогда не нужно приносить себя в жертву. Ни при каких обстоятельствах. Этот букет подарил ей сын. А теперь белые лепестки обреченно летели вниз. Никто, даже собственный сын, не в состоянии оценить твой порыв подвижничества. Он воспринимает жертву, как халяву и лишается стимула развиваться самостоятельно. Инфантильный, самовлюбленный мальчик, который в детстве мечтал стать великим композитором, но даже к пятидесяти годам не сумел самостоятельно заработать себе на квартиру. Ее подарила ему мама. И самое печальное, что когда-нибудь эта квартира достанется его молоденькой сучке, которая теперь с ним живет и тоже, поди, за глаза называет ее старухой Шапокляк.
Ах, если б знала эта стерва, какой красоткой была Ольга Ивановна в молодости, то ни за что бы не посмела так пренебрежительно к ней относиться. Ольга Ивановна взяла в руки следующий цветок, беспощадно сорвала лепестки и жестоко выбросила в окно. Она попыталась вспомнить, что ей снилось прошедшей ночью. И вдруг вспомнила, что за ней во сне ухаживал Ходорковский. Она была снова обворожительной колючей брюнеткой, а он многозначительно смотрел на нее сквозь прозрачные стекла пенсне и загадочно улыбался. Тогда она не выдержала, сама подошла к нему и дерзко спросила:
- Михаил, почему Вы не уехали? К чему такие жертвы?
Но Ходорковский не успел ответить. Она проснулась. О, черт! Почему ей не снится, например, что за ней ухаживает Путин? Может, потому что он как мужчина ей не интересен? Ей никогда не нравились мужчины, которые виртуозно лгут. Она вдруг вспомнила, как премьер-министр унизительно изворачивался в разговоре с Шевчуком и ухмыльнулась. А вот с МБХ она бы поговорила за жизнь. Жаль только, что он ничего не успел ей ответить, подумала Ольга Ивановна, проважая взглядом падающие лепестки.
Ольга Ивановна мечтательно потянулась, поправила занавеску и отворила шире створку окна. Сейчас ей были больше по душе утренние лучи солнца, которые пробивались золотистыми стрелами сквозь листву и светили прямо в окно. С высоты третьего этажа она увидела, как из подъезда вышла смазливая соседка Таня и остановилась рядом с припаркованной иномаркой, стоявшей в ряду других машин. Ольга Ивановна хорошо видела, что крыша иномарки, капот и багажник были усыпаны лепестками ее цветов. Девушка в растерянности несколько раз оглянулась по сторонам. Не разыгрывает ли кто? Затем развернулась и решительным шагом проследовала обратно в подъезд. Через пару минут она снова вышла на улицу в сопровождении мужа. Увидев обсыпанную цветами машину, муж развел руками и громко произнес на весь двор: -Эх, Ё!
Таня обернулась к нему и сказала: «Вот, видишь»! Давая понять: Вот, видишь, как меня любят!
Муж ничего вразумительного не сообразил в ответ и снова громогласно произнес:
-Эх, Ё-моё!
-Да, да! Вот именно, что Ё – твоё! – наступала Таня. – Ты не можешь даже квартиру купить в нормальном районе, а он засыпает мою машину лепестками белых роз!
- Да, бля…- наконец выразил все свои мысли озадаченный муж.
- Я не хочу больше так жить, - заявила соседка Таня. – Я сыта по горло твоими обещаниями. А мне нужны не обещания светлой жизни, а любовь! Понятно тебе?
- Да, всё понятно, бля… - ответил сконфуженный муж.
Моргнула сигнализация, Татьяна села за руль, завела мотор и решительно тронулась. Лепестки белых роз взмахнули волшебным покрывалом и, плавно покачиваясь, опустились на асфальт. Девушка уехала, а муж все продолжал свою незамысловатую арию:
- Эх, Ё-ёёёёёёё!
-YES! – радостно воскликнула Ольга Ивановна и на всякий случай прикрыла окно.
Муж Татьяны, услышав скрип створки, обернулся и увидел смущенное лицо Ольги Ивановны.
– У-у! Шапокляк, бля… - зло пробурчал он и смачно сплюнул сквозь зубы.
8 октября 2010г.
