Впервые Переносной Храм Мишкан, евреи построили в пустыне. Причём весь план, вплоть до деталей интерьера и утвари, Моше получил на горе Синай.
Были выбраны главные исполнители: Бецалель бен Ури из колена Иуды и Агалиав бен Ахисамах из колена Дана. О них Тора скажет: «И наполнит дух Всесильного их мудрость, их понимание их знанием и их ремесло». /Шмот: 31,3/ Недостаточно быть умным, знающим и умелым. Нужно ещё вдохновение, а оно только от Всесильного.
Во второй книге Торы «Шмот», начиная с главы «Трума», даётся подробное перечисление материалов для строительства и описание самой постройки. Я не стану пересказывать текст Торы, но на некоторые детали хочу обратить ваше внимание. Написано: «И говорил Г-дь к Моше, говоря: Обратись к сынам Израиля, и возьмите Мне подношения…золото, серебро и медь»./Шмот: 25, 1-3/
Золото, серебро и медь – они стали главными материалами строительства. А ведь именно эти металлы символизируют основные человеческие пороки: жажду власти, богатство и стремление к насилию. Золото – это власть, серебро – деньги, медь – оружие. Не кажется ли это вам странным? Храм, символ духовного возвышения, место, где всё суетное должно не мешать нашей встрече с Б-гом, сделан из материалов, напоминающих о самых страшных пороках? Не удивляйтесь, ничего странного в использовании этих «греховных» материалов нет. Храм – не Райский сад, а место напряжённой работы по исправлению человеческих пороков. Порок, своего рода болезнь. И если мы хотим её излечить, то воздействовать надо не на симптомы, а на причины заболевания. Золото, серебро и медь, они связаны с главной причиной наших грехов - эгоизмом. И я думаю, связь эта не только на уровне символа.
Очень популярный и облюбованный многими художниками евангельский сюжет: «Иисус изгоняет торгующих из Храма», сыграл значительную роль в формировании современных представлений о Храме у человека, воспитанного в традициях западной культуры. Сказано в Евангелии: «И вошед в Храм, начал выгонять продающих в нём и покупающих, говоря им: написано «дом Мой есть дом молитвы», а вы сделали его вертепом разбойников»./Лука: 19, 45-46/
Для многих из нас Храм - это, прежде всего, великолепное архитектурное сооружение, в котором царит атмосфера покоя и величия. Фрески, иконы или статуи украшают его и передают то сакральное содержание, которое по замыслу его строителей должен получить прихожанин. Сквозь витражи на нас изливается неяркий свет дня, создавая атмосферу таинственности. Органная музыка или слаженно поющий хор наполняют наши души радостью. Воистину, мы пребываем в Доме молитвы.
Если бы вашему взору предстал Храм, отстроенный царём Иродом, вы бы подумали, вот то место, о котором идёт речь. Здесь непременно можно встретить Б-га. И в доказательство, фотография макета Второго Храма. Так он выглядел перед самым началом Иудейской войны в 66 году новой эры.
Макет сделан по разработкам израильского археолога (Ядина Мазара).
А теперь представьте себе знойный израильский полдень. В огромном внешнем дворе Храма, окружённом колоннадой, скопились тысячи людей. Они пришли сюда из разных районов страны: нижней и верхней Галилеи, из Голан и Башана, из Беэр-Шевы и Шфелы. Они принесли с собой ягнят для пасхальной жертвы. Тут же стоят лотки менял, занимающихся обменом денег. В Иерусалиме в ходу шекель, и только он принимается в Храме в качестве пожертвования. Так что пришедшие издалека должны обменять свои деньги на шекели.
Жаркий воздух до того плотный, что осязаем на ощупь. Он пропитан запахом благовоний, свежей кровью и сожжённым мясом жертвенных животных. В Талмуде приводится примерное количество почек, которые жарили на праздник в Храме. Их было 600 000 пар. «Шум и вонь от забоя животных, свежевания и жарки тысяч туш, горы костей, шкур и навоза в ослепительном блеске бело-золотых стен Храма должны были подвергать чувства людей настоящему испытанию», - пишет Саймон Голдхил в своей книге «Иерусалимский храм».
Представив себе это столпотворение, я могу понять наивного юношу из провинции, Иисуса, изгоняющего торгующих. Его стремление к тишине и порядку вполне логично. Потому что он ищет место для духовного восхождения, этакую вершину горы с мягкой зелёной травкой, где сидя в позе «лотос» можно предаваться медитации… А вот еврейский Храм никак не соответствовал этой цели. Почему? Потому что был плох? Или просто он другой? Ведь мы с вами на Востоке, а значит всё можно попытаться объяснить, сославшись на разный менталитет, на разное мировосприятие. Как сказал Киплинг: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут, пока не предстанет Небо с Землёй на Страшный Господень суд».
Несколько общих замечаний. Прежде всего, иудаизм не претендует на всеобщность и универсальность. Иудаизм – религия частная, только для евреев. Она им предписывает определённое поведение. Например, еврею запрещено изнурять свою плоть и принимать на себя всякого рода запреты. Еврей обязан в ходе естественной, нормальной жизни одухотворять её, извлекая из самых обыденных и, для кого-то, может быть, низменных вещей, искры святости, которые разбросаны повсюду. Как говорил один мудрец: если хочешь вытащить человека из грязи, не бойся испачкаться.
Мы уже поняли, что Храм, несмотря на своё внешнее великолепие, был местом «грязной» работы. Забой скота, кровь в больших количествах изливаемая на жертвенник, запах горелого мяса… И всё это в присутствии большого количества людей и почти тропической жары – являло собой малоэстетическое зрелище. Согласиться с тем, что подобное действо возвышает наш дух – очень трудно. Но почему мы так любим жить стереотипами? Почему говоря о Храме, мы всё время хотим свести всё, происходившее там, к духовному восхождению? И что это такое – духовное восхождение? Что-то сродни аристотелевскому катарсису?
В трактате «Йома» описывается служба первосвященника в Йом Кипур. Во время одной из исповедей первосвященник произносил Имя Б-га. Мишна пишет: «Народ, стоящий там, когда они слышали это Имя, вышедшее из уст первосвященника, падали ниц говоря: благословенно Имя Великое, царство Его во веки веков» /Йома: гл. 6, мишна 2/. Может быть в этот момент происходило возвышение духа? Или, напротив, их охватывал жуткий страх перед той неведомой силой, которая способна покарать за неправедную жизнь?
Можно долго фантазировать на эту тему, то так и не прийти к единому мнению относительно возвышения духа? Эйфория? Ощущение свободного полёта? Если представить, что возвышение духа связано с полной и окончательной победой над материальностью, можно прийти к очень неожиданному ответу, максимальное возвышение духа – это физическая смерть. Когда евреи у горы Синай удостоились Б‑нного Откровения, их души, почувствовав близость Г-да, рванулись из тел вон. И люди стали умирать. Тогда поднялся страшный крик. Весь народ отступил от горы, а на гору взошёл только Моше, способный выдержать близость Б‑нного Присутствия. Думаю, что в Йом Кипур происходило нечто подобное.
Позволю себе провести параллель между жертвоприношением и хирургической операцией. Думаю, что наблюдать в операционной за действием хирургов – занятие малоприятное. Однако в результате этих «кровавых» действий может быть спасена человеческая жизнь. Так и в Храме, потоки льющейся крови, вонь и нечистоты – неизбежное «зло» очистительного процесса.
Мы для себя уяснили, что служение в Храме не было рассчитано на зрителей и возможное достижение катарсиса. В Храме очищении от скверны происходило иным путём. Хотя переживания людей, приносящих жертву, играли важную роль. Об этом мы уже говорили выше: человек, приносящий в жертву животное, скорбит об утраченном чувстве единства с миром. Именно это переживание и способно произвести на него определённо очищающее воздействие.
Поговорим о процессе жертвоприношения. В храмовой службе он был самым важным. В Мишне, в трактате «Тамид», подробно описывается работа когенов/священников и левитов, их помощников. Она требовала от исполнителей точного выполнения всех предписаний. Вы ведь можете себе представить, какой автомобиль сойдёт с заводского конвейера, если не будет строго соблюдаться технологический процесс!
Левиты и когены не имели своих земельных наделов. В еврейском народе они - каста, принадлежность к которой передаётся только по мужской линии. Их поселения были по всей земле Израиля. Из когенов составлялись 24 бригады. Каждая из них два раза в год выполняла работу в Храме. Требования, предъявляемые к когенам, были: физическое здоровье, ритуальная чистота и знание храмовых ритуалов.
С тех пор, как Храм перестал существовать, коганим утратили свою значимость. Однако закон и традиции предписывают им определённое поведение. Им нельзя бывать на кладбище, находиться с покойником под одной крышей, жениться на разведённой или на женщине, принявшей гиюр. В синагоге когена всегда первого вызывают к Торе. Он благословляет народ во время молитвы. Когда Храм будет отстроен, они снова приступят к своим обязанностям.
Подробно рассматривать служение когенов я не буду, это займёт слишком много времени. Остановлюсь только на одном эпизоде. И связан он с «козлом отпущения», любимым выражением борцов за личную неприкосновенность. Происходило это в Йом Кипур/День Прощения. К первосвященнику подводили двух одинаковых козлов. Он становился между ними и вытаскивал жребий, какой козёл будет вознесён на жертвенник Б-гу, а какой отправится к Азазелу. (Азазел в христианской традиции – это чёрт, а в иудаизме - высокий, крутой утёс в Иудейской пустыне, в двенадцати километрах на восток от Иерусалима). Козёл для Азазела был украшен красными лентами и, приветствуемый толпой зевак, в сопровождении посыльного важно шествовал на вершину горы. Я не знаю, о чём думают козлы, но этот, судя по описаниям, воображал себя владыкой мира. Его приводил на вершину горы. Огромная пустыня расстилалась у его ног. Вдали виднелось Мёртвое море, а за ним горы Амона. Вот он, момент козлиной истины: «весь мир под ногами, ты счастлив и нем…» И в этот момент сопровождающий сталкивал козла в пропасть. Обрыв был настолько крутой и глубокий, что животное, ударяясь о выступы, погибало раньше, чем долетало до дна. Кусочек красной ленты, украшавшей его рога, оставался в руках сопровождающего. Если лента изменяла цвет и светлела, все грехи народа, которые первосвященник «нагружал» на козла перед отправкой в пустыню, прощались. Если лента оставалась красной, народ продолжал нести грехи на себе.
Говорят, последние сорок лет перед разрушением Храма лента оставалась красной, и сопровождающему велели её выбрасывать вслед за козлом, чтобы не смущать народ.
История с «козлом отпущения», уносившим грехи народа, сегодня для нас своего рода притча, литературный образ. А в те достопамятные времена она была реальностью, влиявшей на духовное состояние народа.
Н. Еврееинов в своей книге «От Азазела до Диониса» пишет, что ритуал с «козлом отпущения» является прародителем современного театра.
Несколько слов о самом Храме. В Мишне, трактате«Мидот», приводится строение Храма и его размеры. Принцип построения был указан ещё Моше на горе Синай. Г-дь сказал ему: «Всё, как Я показываю тебе, образец Мишкана/разборного Храма и образец всех сосудов его, так и сделай». /Шмот 24,9/
В основе сооружения лежит тройственность. Когда мы определяем количество каких-либо предметов словом «много», что мы имеем в виду? «Много» - это сколько? Минимум «три». Мы считаем: один, два, много. Вы спросите, почему всё, что больше одного, нельзя принять за «много»? «Много» – это сродни толпе, лишённой личностных качеств. Когда есть два объекта, обязательно происходит противостояние, что всегда предполагает индивидуализацию. Если этого нет, объекты становятся одним целым. От числа «три» и более – личностное столкновение исчезает. Возникает толпа, то сеть - «много». Множественность – суть материального мира. Поэтому число «три», как начало множества, его основа. Для нас оно наиболее доступно и через него удобнее всего освятить мир.
Суть храмового сооружения в сочетании трёх пространств, одно внутри другого. Внутреннее пространство обладает большей святостью, нежели внешнее. Схематически это можно изобразить в виде трёх окружностей, имеющих один центр.
Такое же строение имел лагерь Израиля во время сорокалетнем путешествии по пустыне.
Аналогичный принцип в основе Храма Соломона. Зрубавель, восстановив Храм после вавилонского разрушения, был верен плану Соломона. Царь Ирод, перестроив Храм в первом веке до н.э. сохранил неизменным первоначальный принцип тройственности.
Всё, что время для нас сохранило: археологические артефакты и исторические описания, связано с Храмом Ирода.
Вот как описывал Храм историк Иосиф Флавий:
«Внешний вид храма представлял всё, что только могло восхищать глаз и душу. Покрытый со всех сторон тяжёлыми золотыми листами, он блистал на утреннем солнце ярким огненным блеском, ослепительным для глаз, как солнечные лучи. Чужим, прибывавшим на поклонение в Иерусалим, он издали казался покрытым снегом, ибо там, где он не был позолочен, он был ослепительно бел.» – Иосиф Флавий, «Иудейская Война» V, 5:6
Макет, построенный по реконструкции израильского учёного Мазара, позволяет наглядно представить, как выглядел Храм.
Внешний двор, обнесённый колоннадой, был доступен всем желающим, евреям и неевреям. Его размеры были 250+250 метров. В южной части двора располагалась царская базилика. Знатные граждане и особы из царской семьи могли оттуда наблюдать за храмовой службой.
Размеры внутреннего двора, куда могли войти только евреи, находящиеся в состоянии ритуальной чистоты, имел размеры 161х67.5 метра. Схематически внутренний двор и храмовые помещения выглядели так:
Займёмся внутренним двором. Двенадцать ступеней вели из внешнего двора во внутренний. За пять метров до ступеней была невысокая ограда, в виде деревянной решётки, высотой 1 метр. Ограда служила границей для неевреев. К ограде были повсюду прикреплены таблички с надписью на двух языках греческом и латинском: «всякий чужой, прошедший за ограду, будет казнён».
Преодолев 12 ступеней и пройдя сквозь огромные двухстворчатые ворота, мы попадали на самый большой «Женский двор». Его размеры 67 х 67 метров. По углам располагались строения без крыши, размером 20 х 30 метров. Их было четыре: «палата масла», «палата дров», «палата назареев» и «палата прокажённых». «Палата масел» - это своего рода склад, для хранения оливкового масла. «Палата дров» склад леса для жертвенника. «Палата назареев», служила для тех, кто, приняв на себя обет назарейства, при завершении срока клятвы проходили здесь определённые процедуры возвращения к прежней жизни: обривали все волосы на теле, варили мясо повинной жертвы и съедали его. «Палата прокажённых». Там, излечившиеся от проказы, совершали процедуры ритуального очищения.
Пройдя «Женский двор» и поднявшись на пятнадцать ступеней, мы через ворота Никанора попадали во «Двор Израиля». В Талмуде/ «Йома» 38,а/ рассказывается о чуде, произошедшем с этими воротами. Их изготовил Никанор, богатый еврей из Александрии. Когда он перевозил их морем в Израиль, поднялась буря. Чтобы облегчить судно, матросы выбросили одну створку ворот в море. Но это не помогло. Они схватили вторую створку, чтобы отправить её вслед за первой, но Никанор вцепился в ворота мёртвой хваткой, сказав, что их выбросят в море только вместе с ним. В то же мгновение море успокоилось. Всю оставшуюся дорогу Никанор очень горевал, что ему не удалось доставить ворота в Храм. Но когда они пришвартовались в Акко, выброшенную створку обнаружили под днищем корабля. Ворота благополучно доставили в Иерусалим и назвали в честь Никанора.
«Двор Израиля» был шириной всего пять с половиной метра. В правом углу находилась «Палата тёсаных камней», в которой располагался Сангедрин, высший законодательный орган государства. В нём заседали мудрецы: 23 судьи и их 43 ученика.
Поднявшись ещё на четыре ступеньки, мы попадали во «Двор священников/ коганим». В центре двора был расположен внешний или большой жертвенник, на котором всегда поддерживали огонь. Жертвенник представлял собой гигантский куб, высотой 4.5 метра, сужающийся кверху. Его основание – 16х16 метров, а верхняя плата – 14х14 метров.
На жертвеннике располагался большой костёр для вознесения жертв, малый костёр для поддержания постоянного огня и место для сбора пепла, который, по мере накопления, сгружали вниз.
На север от жертвенника находились приспособления для забоя и разделки жертвенных животных, «Бет метбахим/дом поваров».
На жертвенник, с южной стороны вёл подъём, в виде наклонной дороги, шириной 8 метров, называемый «кэвес». По нему священники возносили жертвы и спускали пепел.
Между жертвенником и входом в Улам/Притвор находился умывальник. Коганим, прежде чем войти вовнутрь Храма, или подняться на жертвенник, омывали руки и ноги. Кстати, на всей территории Храма нельзя было ходить в обуви. В зимнее время года это обстоятельство создавало для священников определённые трудности.
Мусульмане до сих пор перед входом в мечеть омывают руки и ноги и оставляют свою обувь снаружи. Видимо, святость мечети для них равна святости Храма для евреев.
Двенадцать ступеней вели от жертвенника к Уламу. Каждая третья ступенька была шире двух предыдущих в три раза. Её размер составлял 1,5 м. По такой лестнице невозможно было быстро взбегать. Только восходить. «Улам/Притвор» был узкий, всего три метра шириной. Сразу после входа, справа и слева, находились два стола с двенадцатью п-образными подносами на каждом. Они служили для ритуала «перемены хлебов» / «лехем-а-паним», возлагаемых на внутренний золотой стол, стоящий в Гейхале, следующем помещении Храма. Один стол был из мрамора, второй – из золота. Раз в неделю, по субботам, старые хлеба заменялись новыми. Церемония выглядела следующим образом: коганим вносили двенадцать свежих хлебов в Улам и оставляли их на мраморном столе. Затем освобождали золотой стол в Гейхале, убрав старые хлеба на золотой стол в Уламе. После этого свежие хлеба с мраморного стола переносили на внутренний золотой стол, стоящий в Гейхале, а старые хлеба уносили из Улама наружу. Они шли в пищу коганим.
Почему в Уламе были разные столы, один из мрамора, а другой из золота? Дело в том, что «в святости нельзя понижать, в святости только повышают». Как это понимать? Каждый день, кроме праздников, полагается накладывать тфилин на руку и на голову. Головной тфилин обладает большей святостью, нежели ручной. Значит, его можно одеть только после ручного, а снять – первым. Святость Гейхала выше, чем Улама. До того, как хлеба попали на золотой стол в Гейхале, их можно положить на мраморный стол в Уламе. Но после золотого стола в Гейхале вернуть их на мраморный в Уламе уже нельзя. Это будет «понижение в святости». Значит, стол для «разгрузки» должен быть тоже золотой.
С двух сторон к Уламу примыкали два помещения длиной по 7,5 метра. Они назывались «бейт а-халифот» и служили для хранения ножей, используемых для убоя и разделки жертвенных животных.
Пройдя Улам, мы попадаем в Гейхал. Его размеры 20х10 метров. Стены Гейхала изнутри были покрыты золотом, снаружи - мрамором зелёного, синего и белого цвета. Когда солнечные блики падали на стены Гейхала, их цвет напоминал морскую волну.
Любопытно, что окна в Гейхале были широкими снаружи и узкими внутри. Идея таких окон в том, что свет изливался из Храма в мир.
Справа, у северной стены, стоял золотой стол для хлебов. Слева, у южной стены – минора/семисвечник. В центре – небольшой золотой жертвенник для воскурения благовоний.
В Гейхал заходили только священники/коганим. Они возжигали благовонья, меняли масло в миноре, заменяли хлеба. Были такие жертвоприношения, которые требовали окропления кровью жертвенного животного завесы между Гейхалом и Святая Святых.
В Йом Кипур первосвященник несколько раз заходил за завесу в Святая Святых. Для безопасности его обвязывали верёвкой, чтобы в случае какого-либо несчастья вытащить его наружу. Ведь никто другой кроме него зайти за завесу не мог.
Последнее, самое западное помещение Храма – Святая Святых/Кодеш Кодошим. Размеры её 10х10 метров.
В первом Храме, построенном царём Соломоном, Гейхал и Святая Святых разделялись стеной, в которой была дверь. В Святая Святых находился ковчег Завета со Скрижалями.
В Храме Ирода вместо разделительной стены были два занавеса и между ними зазор в полметра.
Сама Святая Святых во Втором Храме была пуста. Ковчег со Скрижалями исчез при разрушении Храма Соломона.
В семидесятые годы первого века новой эры жил в Александрии один философ - антисемит по имени Апион. Его труды сегодня мало, кто знает, а прославился он благодаря еврейскому историку Иосифу Флавию, написавшему про него небольшой трактат, под названием «Против Апиона».
Этот Апион любил на досуге фантазировать и свои фантазии заносить на папирус. В городе Александрия круглый год стоит жара. Жажда мучает. Её надо утолять. Лучше всего это делать красным сухим вином. Апион не был стеснён в средствах и красного вина имел в избытке. Однажды хорошо утолив жажду, он поведал миру «страшилку» про евреев и про их Храм:
«Он /Апион/ рассказал и другую порочащую нас басню об эллинах, в связи с чем вполне уместно заметить, что тому, кто берется рассуждать о благочестии, не худо бы знать, что·даже входить в Храм менее непристойно, чем нечестиво разглагольствовать о священнослужителях. Однако они /апионы/ стараются скорее оправдать этого нечестивого царя /Антиоха Эпифана/, чем сообщить справедливые и правдоподобные сведения о нас и о нашем Храме. Так, желая угодить Антиоху и покрыть его святотатственное вероломство, которое по отношению к нашему народу он позволил себе из-за недостатка в средствах, они приписали нам вещи, которые мы будто бы намеревались совершить впоследствии. Глашатаем всех остальных стал Апион, который сказал, что «Антиох нашел в Храме /в Святая Святых/ ложе и лежащего на нем человека, перед которым был поставлен небольшой стол, исполненный изысканными яствами, плодами морскими и земными. Царь был поражен этому. А тот стал тотчас славить его приход, как будто он пришел оказать ему величайшую услугу, и, припав к его коленям и протягивая к нему правую руку, стал молить его об освобождении. Царь приказал ему, чтобы тот сел и рассказал ему, кто он такой, почему живет здесь, и откуда все эти яства, и тогда этот человек, обливаясь слезами, поведал ему жалобную историю о своем несчастии. Он сказал, – говорит Апион, – что по происхождению он эллин, и что когда он бродил по стране в поисках пропитания, его неожиданно схватили какие-то незнакомые люди, привели в Храм и там заперли, и что ему ни с кем не позволяют видеться, хотя и откармливают всевозможными яствами. Поначалу эти бесчисленные видимые благодеяния доставляли ему радость, потом стали внушать подозрение и наконец, привели его в полнейшее недоумение. Когда же ему удалось расспросить об этом приходящих к нему слуг, тут-то он и узнал об ужасном еврейском обычае, ради которого его откармливали. Они совершают его каждый год в определенное время. Поймав какого-нибудь греческого бродягу, они в продолжение года кормят этого человека, затем, отведя в какой-то лес, убивают, тело его по своему обряду приносят в жертву и, вкусив от его внутренностей во время жертвоприношения, приносят клятву в том, что всегда будут ненавидеть эллинов. Вслед за тем останки этого человека они бросают в какой-то ров»./Иосиф Флавий «Против Апиона»./
Классический «кровавый навет», пользовавшийся популярностью в Европе, оказывается не что иное, как один из ритуалов храмовой службы.
Поселить в Святая Святых Храма греческого бродягу, и откармливать его на убой - такое даже Голливуду не под силу придумать.
Может быть, такие дикие фантазии навеяны «звенящей пустотой» самого святого для евреев места? Ведь мы же знаем, что согласно житейской мудрости «свято место пусто не бывает»! Тем более что в Храме Соломона, в Святая Святых, находился ковчег со Скрижалями и два огромных литых из золота ангела, называемые «крувим». Почему бы и Ироду не приказать своим мастерам соорудить нечто этакое и поместить за завесу?
Центр Института Храма в Иерусалиме
Наши мудрецы учат, что Храм Соломона и Храм Ирода имели разное назначение. Храм Соломона соединял Небо и Землю. Святая Святых и ковчег Завета были той точкой, в которой дух и материя соприкасались.
Храм Ирода объединял народ. Для этой цели главное – внешний вид Храма и происходящие там ритуалы. Вернитесь к отрывку из «Иудейской войны» Иосифа Флавия, в котором он даёт описание Храма, и вы убедитесь в справедливости моих слов.
Надеюсь, этот краткий очерк позволил вам немного представить Иерусалимский Храм и то значение, которое он играл в жизни евреев. Наши мудрецы учат, что приход Машиаха ознаменуется строительством Третьего Храма, без которого невозможно окончательное исправление мира, тикун а-олам – так это называется на иврите. И только наши добрые дела и молитвы способны приблизить этот желанный день.
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #7(166) июль 2013 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=166
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2013/Zametki/Nomer7/MKogan1.php
