Мне нравится замечание одного оксфордского профессора о его коллеге: "На первый взгляд он глубокий, но в глубине своей он плоский". Эта фраза постоянно приходит на ум, когда читаешь новых атеистов.
Будущие историки идей оглянутся с удивлением на странное явление новых атеистов XXI века, как будто образованных, но полагающих, что если они смогут показать, что первые главы книги Бытия не истины в буквальном смысле, что Вселенная старше шести тысяч лет, и радуга может быть объяснена иначе, нежели знак Божьего завета после Потопа, то весь свод религиозных верований человечества должен рухнуть как карточный домик, и мы унаследуем спокойный мир рациональных атеистов, превосходно сожительствующих друг с другом.
Что случилось с интеллектуальной глубиной серьезных атеистов, логикой Гоббса, страстью Спинозы, остроумием Вольтера, сокрушительной глубиной Ницше? Где виден хоть слабый признак того, что новые атеисты пытаются решить реальные проблемы, которые не имеют ничего общего с наукой и буквалистским прочтением Писания, но связаны с усвоением или потерей смысла человеческой жизни, данностью или отсутствием объективного нравственного порядка, истинностью или ложностью идеи человеческой свободы, способностью или неспособностью общества выжить без ритуалов, коллективной памяти, общинной жизни, которые создают и поддерживают социальную сплоченность?
Значительная сфера интеллектуального дискурса - условия человеческого существования sub specia aeternitatis («с точки зрения вечности») - была упрощённа до абсурда, опущена до уровня школьного дискуссионного клуба. Важно ли это? Не должны ли мы просто принять, что подобно тому, как есть люди без музыкального слуха или без чувства юмора, так есть и люди, которые просто не понимают, о чем говорит книга Псалмов, не знают чувства трансцендентности, не воспринимают чудо бытия, не видят человеческую жизнь как драму любви и прощения, не испытывают побуждения молиться в покаянии и благодарении? Некоторые люди религиозны, другие нет! Почему бы не оставить все как есть?
Не стоит ли согласиться с этим? Но нет, скажу я читателям The Spectator, потому что религия имеет социальное, культурное и политическое значение, и вы не можете ожидать, что при разрушении фундамента западной цивилизации ее здание останется нетронутым. Величайший из всех атеистов, Ницше, понимал это с ужасающей ясностью, но его новоявленные наследники не могут понять этого вообще.
В своих поздних работах Ницше пояснял снова и снова, что потеря христианской веры означает отказ от христианской морали. Нет больше "возлюби ближнего твоего, как самого себя", есть только воля к власти. Нет больше "ты не должен", есть только жизнь по закону природы: власть сильных и устранение слабых. «Говорить о праве и бесправии самих по себе лишено всякого смысла; сами по себе оскорбление, насилие, эксплуатация, уничтожение не могут, разумеется, быть чем-то "бесправным", поскольку сама жизнь в существенном, именно в основных своих функциях, действует оскорбительно, насильственно, грабительски, разрушительно и была бы просто немыслима без этого характера»[2]
Ницше не был антисемитом[3], но есть места, в его творчестве, которые подходят близко к обоснованию Холокоста.
Это не имело ничего общего с ним лично, но все с логикой Европа, теряющей свою христианскую этику. Уже в 1843 году, за год до рождения Ницше, Генрих Гейне писал: «В Германии будет разыграна пьеса, в сравнении с которой французская революция покажется лишь безобидной идиллией».[4] «Христианство — и в этом его величайшая заслуга — несколько ослабило эту грубую германскую воинственность, но искоренить ее не смогло, и если когда-либо сломится обуздывающий талисман, крест, то вновь вырвется наружу дикость древних бойцов, бессмысленное берсеркерское неистовство, о котором так много поют и рассказывают северогерманские певцы».[5]
Ницше и Гейне говорили об одном и том же. Исчезнет иудео-христианское освящение жизни как к святыне, и ничто не будет сдерживать злых людей, когда им представится шанс и повод.
Ричард Докинз, которого я уважаю, частично это понимает. Он часто говорил, что дарвинизм является наукой, а не этикой. Обратите естественный отбор в кодекс поведения, и вы получите катастрофу. Но если спросить, откуда произошла нравственность, если не из науки и не из религии, новые атеисты начинают заикаться. Они, как правило, утверждают, что этика является чем-то очевидным, чем она на самом деле не является; или что этика является естественным достоянием человека, чем она явно не является. И в конечном итоге новые атеисты туманно намекают, что это не их проблема. Пусть кто-нибудь другой побеспокоиться об этом.
История Европы с восемнадцатого века была историей последовательных попыток найти альтернативу Богу как объекту поклонения: в национальном государстве, в расе, в Коммунистическом манифесте и т.д. Это стоило человечеству две мировые войны, холодную войну, сто миллионов жизней. Ужаснувшись этой цене, мы обратились к более мирным формам идолопоклонства: к рынку, либеральному демократическому государству и обществу потребления и т.д., И все это побуждает нас думать, что нет морали за пределами личного выбора, если только ваш выбор не вредит другим людям.
Тем не менее, цена, которую мы платим за эту уверенность, растет. Уровень доверия упал по всему Западу после того, как одна группа за другой - банкиры, руководители корпораций, звезды массовой культуры, работники средств массовой информации, парламентарии – оказываются замешанными в скандалах. Брак разрушается как институт. 40 процентов детей рождены вне брака. 50 процентов браков заканчивается разводом. Число депрессий и синдромов, связанных со стрессом, резко возросло, особенно среди молодежи. Недавний опрос показал, что подписчики Facebook в возрасте от 18 до 35 лет в среднем имеют 237 друзей. Когда их спросили о том, сколько у них друзей, на которых они могли бы рассчитывать в условиях кризиса, средним ответом было «два». Четверть опрошенных ответили «один», каждый восьмой – «ни одного».
Ничто из этого не должно нас удивлять. Таким стало общество, принявшее материализм, индивидуализм и моральный релятивизм. Оно максимизировало личную свободу, но не без потерь. Как отметил Майкл Уолцер: "Эта свобода, как она есть, возбуждающая и захватывающая, оказалась глубоко разрушительной и создала громадные трудности для индивидов найти устойчивую социальную поддержку, а для общин рассчитывать на ответственное участие ее членов в ее жизни. Это обезоруживает одиноких мужчин и женщин перед воздействием наименьшего общего знаменателя – коммерческой культуры»[6].
В течение моих лет на посту Главного раввина я наблюдал две весьма важные тенденции. Во-первых, родители чаще, чем раньше, стали посылать своих детей в религиозные школы ради воспитания детей в свете принципов этики ответственности и сдержанности. Во-вторых, религиозные люди, особенно евреи, теперь более обеспокоены будущим, чем раньше. Наша поляризованная культура стала гораздо менее терпимой, чем старая, мягкая христианская Британия.
В одном отношении новые атеисты правы. Угрозы западной свободе в двадцать первом веке исходят не от фашизма или коммунизма, а от религиозного фундаментализма, соединяющего ненависть к другим, стремление к власти и презрение к правам человека. Но идея, что он может быть побежден индивидуализмом и релятивизмом предельно наивна. Человечество уже была здесь раньше. Предшественниками новых научных атеистов были грек Эпикур в третьем веке до нашей эры и римлянин Лукреций в первом веке. Они жили во времена, когда эти две великие цивилизации были на грани упадка. Утратив веру, заметил Бертран Рассел: «Итальянцы попали, подобно грекам, под господство наций, менее цивилизованных, чем они сами, но не в такой мере лишенных общественной связи».[7] Варвары побеждают. Они всегда побеждают.
Новые варвары – это фундаменталисты, стремящиеся навязать свою истину всему плюралистическому миру. Хотя многие из них представляют себя преданными Богу, они, на самом деле, преданны воле к власти. Чтобы победить их, необходима самая решительная защита свободы, но сильным обществом может быть только нравственное общество. Это не значит, что оно оно должно быть теократическим. Это просто значит, по словам историка Уильяма Дюранта: «В истории до нашего времени нет ни одного значительного примера общества, успешно поддерживавшего нравственную жизнь без помощи религии».[8]
У меня нет желания обратить других в мою религию. Евреи не делают такого рода вещи. Не верю я также, что вы должны быть верующим, чтобы быть нравственным человеком. Но замечание Дюранта указывает на проблему нашего времени. Я еще не нашел секулярной этики, способной поддерживать в долгосрочной перспективе сильные общины и крепкие семьи, с одной стороны, альтруизм, добродетель, сдержанность, честь, ответственность и доверие, с другой. Цивилизация, потерявшая душу, через сто лет потеряет свободу тоже. Это должно быть заботой нас всех, верующих и неверующих.
Примечания
[1] Опубликовано в http://www.spectator.co.uk/features/8932301/atheism-has-failed-only-religion-can-fight-the-barbarians/. 15 June 2013. Ссылки на цитируемых авторов снабжены переводчиком.
[2] Ницше, «К генеологии морали» http://www.nietzsche.ru/works/main-works/genealogia/
[3] В той же книге Ницше пишет в ответ на злобный антисемитизм Е.Дюринга: «Еще раз напомню читателям, имеющим уши, о том берлинском апостоле мести Евгении Дюринге, который в нынешней Германии неприличнейшим и мерзким образом изводит на потребу моральную шумиху, Дюринге, первом моральном горлопане из подвизающихся нынче, даже среди собственной братии, антисемитов». (Прим. переводчика)
[4] Генрих Гейне. Собрание сочинений, т. 6. Гос. изд. худ. лит. 1958. С. 138.
[5] Там же, с. 137.
[6] M. Walzer, Citizenship and Civil Society, Rutgers, N. J., Series on the Culture of Community, Oct. 1992, pp. 11-12.
[7] Бертран Рассел, История западной философии. Введениею - http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Rassel/IstFil_intro2.php
[8] Will Durant, “Humanism in Historical Perspective,” The Humanist, Jan./Feb. 1977, p. 26
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #7(166) июль 2013 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=166
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2013/Zametki/Nomer7/Dynin1.php
