Я совершить намерен подвиг,
Но трудно совершить его,
Когда завистливых и подлых
Среди людишек большинство.
Мне угрожали мордобоем
И отбирали самопал,
Чтоб только я не стал героем,
В программу «Вести» не попал.
Я не шумел, не петушился,
Скрывал во взгляде хитрецу,
Но марганцовочкой разжился
И магний перетер в пыльцу.
Теперь посматриваю хитро –
Пусть думают, что я дебил,
Но аммиачную селитру
На рынке я уже купил.
Как хорошо тому, кто знает,
Своей же хитростью томим,
О том, что подвиг назревает,
Что он уже неотвратим.
А вот людишкам неизвестно
Про груду взрывчатых мешков,
И мне безумно интересно
Смотреть на этих дурачков.
Порой я делаю подскоки,
Кричу: «Бу-бух!», кричу: «Пых-пых!» –
Но трачу попусту намеки
На граждан мрачных и тупых.
Мне снится, что уже рвануло,
Полдома рухнуло уже,
И женщина, вопя, мелькнула
В дыму на верхнем этаже.
Я по-хорошему когда-то
Склонял к сожительству ее,
Да только зря… И вот расплата:
Горит и рушится жилье.
В числе других горит квартира,
Где я когда-то проживал
И дни спокойствия и мира
Как жвачку пресную жевал.
Соседи, беспричинно злобясь,
Твердили мне, что я дебил…
Выходит, я геройский хлопец,
Коль я за это всех убил.
* * *
Жил маньяк совершенно безжалостный,
Всей округи он был палачом,
Но когда забирали голубчика,
Получалось, что он не при чем.
Появлялись тотчас адвокатики,
Журналисты – борцы за права
И другие зловредные, скользкие,
Отвратительные существа.
Вмиг, бывало, толпа образуется,
Перегарище – не продохнуть;
“За свободу самовыражения!” –
Поднимает плакат кто-нибудь.
Но когда всё же было доказано,
Что маньяк – это просто маньяк,
То маньяка мгновенно забросили,
И раздумывал он: “Как же так?
Я ведь был не последней фигурою
В стане демократических сил
И продажным властям не единожды
Поражение я наносил.
А теперь вот сижу в одиночке я,
Перед будущим чувствуя страх,
И уже передач с разносолами
Мне не шлют, как на первых порах”.
То, что люди – предатели гнусные,
Наш маньяк обнаружил в тюрьме
И от мыслей по этому поводу
Повредился маленько в уме.
И поэтому стал он писателем;
Сочиняет он повести, где
Угрожает расправой предателям
И мечтает о вкусной еде.
Сочиняет про славную девушку
Рядом с яблонькой в русском саду,
Но сбивается вскоре на яблоки,
А потом вообще на еду.
* * *
Я с дураками не здороваюсь.
Запомни этот верный знак:
Коль я с тобой не поздоровался –
Ты, следовательно, дурак.
Я не хочу искать ни спонсора,
Ни покровителя ни в ком
И никогда не поздороваюсь
С разбогатевшим дураком.
И бесполезно тут заискивать,
И забегать рысцой вперед,
И потную ладонь протягивать,
И раздвигать в улыбке рот.
Иду я, ветром овеваемый,
Взор устремив куда-то вдаль,
И дурака, за мной спешащего,
Признаюсь честно, мне не жаль.
Над ним детишки потешаются
И крутят пальцем у виска.
“Добрынин с ним не поздоровался! –
Кричат: – Видали дурака?!”
Но если б он учился вдумчиво,
А не мотней по клубам тряс –
При встрече я ему бы кланялся,
А то бы и пускался в пляс,
Используя при этом множество
Балетных всяческих затей.
Так выражают ликование
При виде грамотных людей.
И он бы пляской мне ответствовал, –
Ну так не будьте же глупы,
Не удивляйтесь, видя пляшущих
Мужей средь уличной толпы.
* * *
Когда я иду от источника,
Водицы набрав ледяной,
То старый гусак изгаляется
Во время пути надо мной.
Ко мне змеевидно он близится,
Хоть я и не ссорился с ним,
И щелкает, словно компостером,
Оранжевым клювом своим.
И кажется: хочет компостером
Он мне продырявить мотню,
И я его, будучи с ведрами,
Конечно же, не отгоню.
Крыла расставляя огромные
Почти параллельно земле,
Топочет гусак атакующий,
Гусак, закосневший во зле.
А если б я не был запуганным,
Боящимся всех москвичом,
А был бы воронежским ухарем,
А был бы тверским лихачом,
И если б не в школу со скрипочкой
Я в детстве позорно трусил,
А шлялся бы дерзко по улицам
И правильных деток тузил, –
То этот гусак развернулся бы
И прочь побежал от меня,
Однако в гусином загончике
Случилась бы ночью возня.
Все длилось бы только мгновение,
А после опять – ни гу-гу…
В ту ночь я развел бы с компанией
Костер на речном берегу.
Лягушки гремели бы слаженно,
Катила бы волны река,
И жиром янтарным сочился бы
Над пламенем труп гусака.
* * *
Бедняга, ищущий работу,
От страха не в своем уме.
Ненужное, пустое что-то
В своем он пишет резюме.
А как же – вдруг его отвергнут
Из-за того, что он забыл?
Соображенья чести меркнут,
Но трудовой крепчает пыл.
Он весь дрожит, он хочет горы
Во имя фирмы сокрушить,
Глядеть сквозь фирменные шоры
И только жизнью фирмы жить.
И вот послание уходит
Со сведениями о нем,
Но ничего не происходит
И день, и час, и день за днем.
Он с монитора не спускает
Молящих покрасневших глаз
И комнату пересекает
Несчетные мильоны раз.
Но он слабеет постепенно
От непрерывной беготни
И на диване носом в стену
Затем уже проводит дни.
Лежит в молчании глубоком,
К домашним обращая тыл.
Его коснутся ненароком –
Глядишь, а он уже остыл.
* * *
Не люблю я общественных бань,
Я их смолоду проклял навек.
Там любой работяга и пьянь
Полагает, что он – человек.
Посмотрите, каким молодцом
Он заходит и шайку берет –
Вырожденец с отвисшим пузцом,
Называемый гордо “народ”.
Шишковаты суставы его,
Ноги коротки, руки длинны,
И мужское его естество
Неестественной величины.
Разведет ужасающий жар
Он в парной и сидит наверху,
Но его не пугает угар:
Он работает в жарком цеху.
И когда я бежал из парной,
Опасаясь свариться вконец,
Всякий раз хохотал надо мной
Несгораемый этот подлец.
Я куплю тот термический цех,
Из которого вышел мой враг,
И безжалостно выморю всех
Копошащихся там работяг.
Надо газу прибавить в печах,
Надо яды пускать по трубе,
Чтобы труженик злобный зачах,
Не оставив подобных себе.
А взамен оборонный НИИ
Станет роботов мне продавать:
Улыбаться умеют они
И хозяину честь отдавать.
* * *
От преуспевших программистов
Меня давно уже тошнит.
Для куртуазных маньеристов
Несносен их унылый вид.
У них пергаментная кожа
С прыщами красными на ней.
Мы, старики, и то моложе
Столь чуждых радости парней.
Мы не желаем брать уроки
Кибернетических наук,
Зато из нас не тянет соки
Коварный мировой паук.
Он тянет их из программиста,
И тот не зря такой дохляк.
Бывало, выпьет граммов триста,
И сразу без сознанья – шмяк.
Конечно, в кибербесовщине
Мы совершенно ни бум-бум:
Мы, как положено мужчине,
Во всем надеемся на ум.
В столице мы – большие боссы,
И всё благодаря уму,
И очень важные вопросы
Разруливаем потому.
А также льнем к приятным дамам,
С мужчинами спиртное пьем,
И вообще не по программам,
А по понятиям живем.
Я из понятий тех суровых
Здесь приведу всего одно:
Киберлюдей яйцеголовых
Быть рядом с нами не должно.
А если кто змеей проникнет
В наш круг, пропахший шашлыком,
То жди, когда он что-то пикнет,
А после действуй кулаком.
