«Щиро дякую!» – теперь я знаю, что эти слова означают «большое спасибо!». Два слова из языка, который был родным моей бабушке.
Мы едем к месту ночлега, к совершенно незнакомым людям. В автопробеге такое бывает. Но если Рая Петровичева направила нас сюда – значит можно не беспокоиться.
Подкатили на «Чайзере» к жёлтому деревянному забору с малиновыми петухами и распахнутыми настежь воротами. Из ворот, улыбаясь, вышла женщина в красивом платье с большими, красными на чёрном, маками. Мы поняли – это и есть Мария Дмитриевна Зварыч. Извинилась за переполненный двор, сказала, что гости сейчас уедут, и тогда мы сможем загнать машину.
Я с любопытством шагнула на территорию усадьбы. В глубине двора – легковые машины в окружении полутора десятков людей и сумок. Люди улыбались, плакали, обнимали друг друга, подпевали красивой украинской песне, летящей из динамиков.
– Это почему никто не танцует? – вырвалось у меня вместе с улыбкой навстречу толпе, которая почему-то показалась родной.
– Нам надо уезжать, а мы не хотим расставаться… – ответил кто-то за всех.
«Ну надо же», – подумала я и решила оглядеться. Увидела выложенные камнями клумбы с жёлтыми подсолнушными головками на высоченных, густо растущих зелёных стеблях с большими сочными листьями, плетень с кринками и горшочками на колышках; у забора, под раскидистой зелёной кроной – гнездо с деревянными аистами и пластмассовым пупсом; при входе – тёсанный журавль над колодцем, исполняющий желания, если прикоснуться к его длинному носу; на скамейке лицом к воротам сидел хлопец в широкой рубахе с цветными квадратами и треугольниками на голубом ситце, в такой же шапочке и шарфике. Из-под шарфика кокетливо выглядывал яркий красный цветок. Улыбка от уха до уха сияла на поролоновом лице. Дивчина в цветном сарафане и венке с атласными лентами улыбалась гостям из подсолнухов (я вспомнила, что похожий веночек был у меня, когда я танцевала в школе украинскую польку). За сеткой у сарайчика гоготали гуси, кричал петух, суетились разноцветные куры. Огромный синий навес закрывал от непогоды компанию круглых столиков, окружённых пеньками. На одном из пеньков скромно сидел худенький неприметный мужчина, оказавшийся впоследствии хозяином, Игорем Ивановичем, мужем Марии. Кот, кошка и котята, сосчитать которых оказалось невозможно, возлежали на скамейках, столах и в траве, бродили по двору, не обращая на приезжих никакого внимания. Один из деревянных домиков значился, согласно вывеске, «Украинськой хатой». Украинские песни сменяли одна другую. Русская, польская, белорусская и украинская крови заволновались во мне разом, и я закружила, вместе с «Несе Галя воду…» Закружили и другие, а Мария ещё и запела. Позже я поняла: Господь вручил ей этот дар для особого случая, в придачу к необъятной душе и беспокойному любвеобильному сердцу.
… В прошлом у них Чернобыль. На приморской земле прирастали трудно. Мария в один год потеряла почти всех близких. Чтобы жить, начала создавать музей украинской культуры. Игорь Иванович помогал ей во всём, ещё участвовал в строительстве храмов в округе и… сооружал могильники для радиоактивных отходов, которых в Приморье оказалось немало. «Зачем? После Чернобыля-то!» – спрашивали мы. «Потому что знаю, как надо делать».
Заброшенный двор со старым деревянным домом за пять лет превратился в маленькую Украину на тихоокеанском берегу России. Родина в сердце и новый отсчёт времени заставляли спешить. Спешить оставить память, сделать мир добрее и чище во всех смыслах.
Однажды Мария вышла за ворота подметать улицу. Соседи смеялись: «Тебе чего, делать нечего?» А дел у неё – на десять жизней. Построить во дворе часовню, создать дом-музей дружбы народов, написать много песен, вылечить хворых, осчастливить бездетных, выдать замуж младшую дочку…
Друг друга с мужем называют Машенькой и Игорёчком. Лишь изредка, когда расходятся во мнениях, переходят на «официоз» – становятся Марией и Игорем.
Мария встретила нас с детской простотой в ясных глазах, с печалью и радостью в их голубой глубине. Игорь Иваныч был по-мужски сдержан, но, тонко чувствуя наши созвучные сердца, незаметно раскрылся, рассказал, как жил на Западной Украине, как приехали в город Фокино, про работу в исправительно-трудовой колонии в Волчанце, об условиях работы на могильниках и многое другое.
В один из вечеров они отворили «Украинскую хату». Дом-музей украинской культуры встретил украшенной цветами сценой под крышей, где проходят теперь ежегодные праздники, и расписным крылечком с небольшой лесенкой, крытой ковровой дорожкой. В сенях, по народной традиции, мы попали под «всевидящее око» – глаз, сделанный из пенька с сучком. Здесь же столик с украинскими книжками, колосья пшеницы и глобус с их любимой Украиной. Горница полнилась рушниками и картинами ручной вышивки, вязанными узорными салфетками, посудой, плетёными корзинками, статуэтками литературных героев. На окнах – причудливые занавески. У стены – белёная печка в цветах и ягодах, расписанная хозяйкой. В углу стояли ухват и лопатка для хлеба. Мария была замечательным экскурсоводом: знакомила с традициями, рассказывала притчи, читала стихи, пела песни. С портретов на стенах благодарно смотрели Тарас Шевченко и Иван Франко, и благословенно лучились православные иконы. В самой дальней маленькой комнатке висели одежды. На перекладине, как в старину. Вышитая белая ночная сорочка ожидает младшую дочь, тоже Марию. Сорочка надевается один раз, в свадебную ночь, и передаётся по женской линии уже несколько поколений. У кровати висит люлька с завёрнутым в красивое вышитое одеяльце младенцем. Под детским матрасиком – свежее сено. В нём сила, оберегающая от болезней. Мария садится на кровать, качает колыску и поёт колыбельную. Здесь у неё свершается чудо: бездетные женщины, покачав люльку, спустя положенный срок, рожают детишек. В углу насыпан горох… Мария вспоминает о традициях воспитания, выдаёт свои детские шалости и удивляет недавним случаем. В музей привезли ребятишек. Провели экскурсию. Когда собрались за обедом – одного не досчитались. Нашли в музее, на горохе…
Выходя из музея, я подумала: вот и наши книжки легли рядом с украинским букварём, и вымпел Дней славянской письменности и культуры пришёлся к лицу этим удивительным стенам.
Одновременно с нами в доме Зварычей гостили другие люди. Поэт Александр Лозиков с женой Ниной приехали из Хабаровска на праздник Украинской культуры да так и остались немного отдохнуть.
В первый же вечер мы сошлись за ужином как одна большая семья – вокруг продолговатого стола с красивой белой, вышитой по краю, скатертью. Мария живо отвечала на вопросы, говорила то по-русски, то по-украински и однажды огласила закон: гости не должны быть голодными, мыть посуду и вообще что-то делать. Они должны отдыхать и радоваться жизни. Мы покорно подчинились её харизме, уплетали гренки, блинчики, котлеты, солянку, салаты… не в силах сохранить достижения от диет и физических нагрузок накануне поездки. Она научила нас есть с утра борщ.
Спать с мужем уходила в предбанник на деревянный пол, разложив гостей по широким мягким диванам.
Украинцы и русские, язычники и православные… жили в этом доме по законам общечеловеческой любви, каждый вносил в общение что-то своё, но не имел права посягать на духовные сокровища других. Мне казалось, я живу в СССР, только в эпоху коммунизма. Виктор Костин пел свою новую, но уже очень полюбившуюся песню про несуществующую страну «Гуранию», Александр Лозиков обещал перевести на мову стихи Владимира Тыцких, мы с Людмилой Берестовой вспоминали прошедшие встречи. А когда разгорались споры, то тут же и прекращались.
– Вы шо, опять за политику?! Никакой политики! – говорила Мария голосом, которому никто не смел возражать.
В последний вечер хозяева истопили баню. Фито-банька с дубовыми и бамбуковыми вениками, медовым массажем и, конечно, чаем завершила наше краткое пребывание в удивительной стране Добрых Людей.
После бани я вышла на крылечко. Два котёнка на траве у забора сладко спали, прижавшись друг к другу. Я склонилась над ними, пытаясь различить мордочки и хвосты. Они не обращали внимания на меня и вспышки фотоаппарата, умиротворённо дышали в согласии с вечерней тишиной, собирающей дождевые тучи.
Небо опрокинулось в ночь, и наутро мы услышали, как рокочет за зелёным забором река, к берегам которой местное население снесло старые телевизоры и холодильники, надеясь на новое счастье…
Машуня и Игорёчек махали нам вслед, а мы, сдерживая слёзы, старательно орали из окон: «Щиро дякую!» и точно знали, что приедем сюда снова.
