Вероника Шелленберг
Ещё не вышедшим в тираж
А и пусть редакторский топор
заржавеет в лесополосе!
Мы не облетели до сих пор,
шелестим во всей своей красе.
Вон, бежит на склон зелёный клён
и никак не может добежать…
Этой сладкой мукой удивлён,
длит свою земную благодать.
Острый запах зелени и трав
режет наш ветвистый черновик…
Тоже ведь редактор… Тоже прав
для ещё бегущих вероник.
Вероника Владимировна Шелленберг – член Союза российских писателей, автор журналов «Арион», «День и Ночь», «Дети Ра», «Сибирские огни». Окончила Литературный институт имени М. Горького. Лауреат молодёжной премии имени Ф.М. Достоевского.
Как некоторые уже поняли, название настоящей статьи представляет собой строчку из стихотворения Маяковского «Птичка божия», в котором изображён разговор настоящего советского писателя с легкомысленным пассеистом, «тинтидликавшим мандолиной, дундудевшим виолончелью». Заканчивается стихотворение так:
В испытанье
битв
и бед
с вами,
што ли,
мы
полезем?
В наше время
тот –
поэт,
тот –
писатель,
кто полезен.
Уберите этот торт!
Стих даёшь –
хлебов подвозу.
В наши дни
писатель тот,
кто напишет
марш
и лозунг!
Я не думаю, что творец непременно должен быть полезным. Искусство слова выше пользы. Кроме того, творец должен быть поэтом, а не агитатором. Но вот то, что настоящая поэзия – это не торты, а хлеб насущный – действительно ценная мысль. Думаю, с такой мыслью согласятся и порочные декаденты наподобие меня, и православный писатель, и писатель-коммунист.
Но «Ещё не вышедшим в тираж» – один из тортов. Здесь вы не найдёте ни острых социальных проблем, ни «проклятых вопросов». Впрочем, можно обойтись и без того, и без другого. Однако стихотворение Шелленберг вообще не назовёшь интеллектуальным.
После него хочется почитать «Прокляты и убиты» Астафьева, рассказы Александра Плетнёва, стихотворения Некрасова и Джакомо Леопарди. Хочется настоящего, серьёзной литературы.
Леопарди – великий мастер. Он был, выражаясь современными понятиями, «ботаником», причём больным и глубоко несчастным. Но граф Леопарди обладал поражающей воображение силой духа, он ставил перед собой и своим читателем такие страшные вопросы, на которые не хватило бы смелости у сильной женщины Вероники Шелленберг.
Самое страшное, на мой взгляд, стихотворение Джакомо Леопарди называется «Закат луны». В нём жизнь человека сравнивается с ночью:
Вам, холмики и берег,
Когда на западе исчезнет блеск,
Сребривший ткани ночи,
Быть сирыми недолго,
Уже с другого края,
Вам ослепляя очи,
Светлеет небо и встаёт заря,
И следом всходит солнце,
Своим огнём могучим
Воспламенив восток,
И наводняет световой поток
И вас, и глубь эфира.
Но жизнь, когда прекраснейшая юность
Исчезнет навсегда,
Не озарится светом никогда.
Ей быть вдовою до конца; и ночи,
Что остальные годы омрачила,
Божественный предел один – могила.
(Перевод А. Наймана)
А что так называемые декаденты? Разве их лучшие произведения – торты, а не хлеб насущный? Вот, например, отрывок из стихотворения в прозе Стефана Малларме «Осенняя жалоба», в котором автор задумывается о том, как пережить утрату:
«С той поры, как Мария покинула нас и её приютила другая звезда (Орион, Альтаир или ты, зелёная Венера?), с той поры я навеки избрал одиночество. Много дней провёл я один со своей кошкой, я говорю – один, ибо рядом не было другого живого существа: кошка моя – спутник мистический, дух. Итак, я вправе утверждать, что проводил долгие дни один, наедине с кошкой, наедине с позабытым римским поэтом периода упадка. С той поры, как ушло из жизни дорогое мне, бледное создание, я странным образом привязался ко всему, что отмечено этим словом – упадок». (Перевод Р. Дубровкина.)
* * *
Прочитав первый раз «Ещё не вышедшим в тираж», я почувствовал, что в этом тексте что-то не так. Потом понял: стихотворение представляется мне растянутым.
Оно состоит из не являющегося образом названия и цепочки образов: заржавевший в лесополосе редакторский топор, шелестящие во всей своей красе деревья, бегущий клён, «острый запах зелени и трав», бегущие вероники.
Ещё до Белинского было известно, что настоящий поэт образами мыслит.
А что мы любим в мыслях?
Думаю, контрасты, динамику, разнообразие, сшибку противоположностей.
Да, каждый образ из стихотворения Шелленберг несёт что-то своеобразное. Читатель может задуматься над тем, что символизируют шелестение, клён (не берёза, не ель, а именно клён), имя Вероника и т. д. Стихотворение всё-таки даёт кое-какую пищу разуму. Но этой пищи мало. Потому что все данные образы в конечном итоге символизируют одно и то же – жизненный порыв. В каком-то смысле их цепочка похожа на ёлочную гирлянду с одинаковыми огоньками. Отсюда недостатки стихотворения: тематическое однообразие, статичность, растянутость.
Своей архитектоникой текст напоминает ранний неудачный опыт Тютчева «Весеннее приветствие стихотворцам»:
Любовь земли и прелесть года,
Весна благоухает нам! –
Творенью пир даёт природа,
Свиданья пир даёт сынам!..
Дух силы, жизни и свободы
Возносит, обвевает нас!..
И радость в сердце пролилась,
Как отзыв торжества природы,
Как Бога животворный глас!..
Или «Весенний день» Северянина – стихотворение, посвящённое К.М. Фофанову:
Весенний день горяч и золот,–
Весь город солнцем ослеплён!
Я снова – я: я снова молод!
Я снова весел и влюблён!
Душа поёт и рвётся в поле,
Я всех чужих зову на «ты»…
Какой простор! Какая воля!
Какие песни и цветы!
Вторую строфу «Ещё не вышедшим в тираж» можно было смело выбросить. И не только потому, что она мало чего прибавила к первой. Выражение «сладкая мука» уже вышло в тираж. Оно заставляет вспомнить и ницшеанскую философию абсолютного утверждения (термин Альбера Камю), и светлую печаль из стихотворения Пушкина, и душевную «сладкую боль» из романа «Прокляты и убиты». Да и у Шелли было нечто подобное. А вот вам Северянин:
Поёт душа, под осени berceuse,
Надёжно ждёт и сладко-больно верит,
Что он придёт, галантный мой Эксцесс,
Меня возьмёт и девственно озверит.
(Пунктуация автора сохранена.)
В стихотворении Шелленберг что-то неладное творится со стилем. Как всё-таки не сочетается эта ницшеанская «сладкая мука» с разговорными «выйти в тираж», «а и пусть!», «благодать» (слово «благодать» употреблено здесь именно в разговорном значении). Вторую строфу убираем.
Убираем и третью, тем более что сравнение «острого запаха зелени и трав» с редактором – это оригинальничанье. Остаётся четверостишие:
Ещё не вышедшим в тираж
А и пусть редакторский топор
заржавеет в лесополосе!
Мы не облетели до сих пор,
шелестим во всей своей красе.
Чем не стихотворение? Текст, вполне пригодный для печати.
Но и в таком виде «Ещё не вышедшим в тираж» оставляет желать лучшего. Дело в том, что автор не ставит в стихотворении о жизненном порыве вопрос о смысле жизни. Шелестеть – зачем? Бежать – зачем?
Таким образом, текст вышел не интеллектуальным, а развлекательным. Он служит главным образом для поднятия настроения. Что ж, и это кому-нибудь нужно.
Несколько слов о других стихотворениях книги Вероники Шелленберг «Сны на склоне вулкана». Да, это поэзия, но мне такая поэзия почти ничем не интересна. Чтение этой книги было для меня просто скучной работой. Иногда попадаются дурацкие ляпы: «шерсти глупый комок» (о котёнке), «реет хвост» (о кошке). Нельзя признать удачным и следующий образ: «Рассвет не жалеет спелых / яблок янтарных». Где можно увидеть янтарные яблоки? В повидле, где же ещё? А гастрономическая тема вряд ли уместна в стихотворении о высоких материях, которое, кстати, напоминает Бродского. У Шелленберг: «<…> За всё, что было и не было,– / я благодарна». У Бродского: «<…> пока мне рот не забили глиной, / из него будет раздаваться лишь благодарность».
Есть в Омске авторы, одарённые не менее, чем Вероника Шелленберг. Когда увидим в серии «Библиотека омской лирики» книги Николая Разумова и Александра Плетнёва? Или сборник молодого, но многого добившегося в жизни поэта Игоря Федоровского? Пока руководители проекта «Библиотека омской лирики» обращают внимание в первую очередь не на талант, а на социальный статус писателя.
Вот что печально.
