Ода Киплингу
Земные успехи сводил я к нулю,
Не слушая мудрых советов.
Я Киплинга с детства любил и люблю,
Из всех выделяя поэтов.
Ему возводил я в душе пьедестал,
Деля с ним и радость, и горе.
Ему благодарен за то, что не стал
Бухгалтером в душной конторе.
Прошел в океане я тысячи миль,
Богатства не нажил, и все же,
Спасибо за жизнь мою, лорд Бикенсфилд,
На лордов других непохожий!
За сине-зеленый пронзительный цвет
Ледовых полей Антарктиды,
За то, что не жаль мне истраченных лет,
И нету на сердце обиды.
За холод ночевок на скальном плече,
И гром волнового раската,
За рыб неизвестных, плясавших в луче
За толстым стеклом батискафа.
За то, что когда мне от боли невмочь,
Представить могу на секунду
Огни судовые, летящие в ночь
По темному узкому Зунду.
А если о чем-нибудь я и скорблю,
На пыльном домашнем диване,
То только о том, что не встану к рулю
В Индийском ночном океане.
19.08.2003
Содом
Печали итожа, на свой обезумевший дом
Смотрю я с тоской, избежать не надеясь насилья,
Как ангелы Божьи, что шли уничтожить Содом,
Одевшись в людское и сдав на хранение крылья.
Качается ветка, беспечная дремлет страна,
Летит кинолента, меняя черты их обличий.
Так перед разведкой сдают старшине ордена,
Свои партбилеты и прочие знаки различий.
И молвил Господь: «Отведу я от града беду,
Собравшись сегодня его истребить без остатка,
Когда хоть полсотни я в нем невиновных найду.
Ну, пусть не полсотни, - хотя бы четыре десятка».
Увы, и десятка безгрешных не сыщется там.
В бездонном болоте им в соль суждено обратиться.
Земля разойдется, взорвется горючий метан,
И сгинет в полете объятая пламенем птица.
Буди же семью, современный испуганный Лот,
Беги поскорей, оставляя свой град за спиною.
Метан пузырьками встает из сибирских болот,
Чтоб вспыхнуть пожаром над горестной этой страною.
13.04.2013
Палестина
Войны, нападения, пиратство,
Небосвод в хамсиновой пыли.
Много раз их уводили в рабство,
Оторвав от собственной земли.
Вавилонской плененье или
Иго фараоново опять.
Почему всегда их уводили,
От земли стараясь оторвать?
И она за ними шла незримо,
Чтоб не тосковали с нею врозь,
Их зовя обратно. Только Риму
Уничтожить землю удалось.
Чтобы, об Отечестве радея,
Здесь евреи не селились впредь,
Чтобы даже имя «Иудея»
Навсегда из памяти стереть.
Чтобы своего забыла сына,
К дому возвращаться не веля,
Ставшая чужою Палестина,
Горькая еврейская земля.
Злое солнце обжигало спины,
Племена менялись здесь и власть.
Ты скажи мне, ветка Палестины,
На какой земле ты родилась?
Бьет в предел, что для живущих тесен,
Средиземноморская волна.
Не пора ли городам и весям
Возвратить родные имена?
24.04.2013
***
Я снова вернулся в отеческий край,
Где сохнет посаженный Господом рай
В песках аравийской пустыни.
Где, глядя на с неба опущенный трап,
Упорно с евреем воюет араб,
Уставший от жизни постылой.
Сюда от погромов и северных зим
Бежали сефарды и ашкеназим
В свое добровольное гетто.
Сошлись воедино здесь древний народ,
Который не стрижен и седобород,
И юный народ интернета.
Столетья бегущая издалека,
Любые притоки вбирает река,
Дорогой становятся тропы.
Здесь надо к Сукоту готовить шалаш,
И мирно соседствует черный фалаш
С блондином, посланцем Европы.
Пастух из Марокко и русский доцент,
С годами утратят заметный акцент,
Освоив язык этот птичий.
Под белый с полосками синими флаг
Собрал их надолго безжалостный враг.
Меж ними не видя различий.
Забудет о предках приехавших сын,
Которых душил азиатских хамсин,
Песчинки швыряя в лицо им.
Неслышно пройдут за веками века,
И все перемелется, - будет мука,
Которая станет мацою.
26.04.2013
Миф о Сталине
Там, где вороны кружат злыми стаями,
Все растет, как на дрожжах, миф о Сталине.
Голосуют за него без сомнения
Не видавшие его поколения.
Только мнения, увы, не озвучены
Двух десятков миллионов замученных,
Чьи останки невозвратно утеряны
Под гулаговскими злыми метелями.
Умножает свой улов миф о Сталине:
«Там бандитов и воров к стенке ставили.
Дирижабли поутру плыли по небу,
Разгромили немчуру и Японию.
И снижали, что ни год, цены, вроде бы,
И вела весь мир вперед наша Родина».
В стороне, где беспредел и коррупция,
Загрустила о вожде революция.
Там, где нынче от свободы устали мы,
Все растет, как на дрожжах, миф о Сталине.
Не рассеять там туман культа личности
Где кровавый царь Иван Грозным кличется.
Что шуметь об этом зря, дома, в прессе ли,-
Снова будут лагеря и репрессии,
Века злого избежать сможем вряд ли мы,
Если снова наступаем на грабли мы.
03.2013
***
С желтого песчаного откоса,
Где прошла звериная тропа,
Половодье выносило кости,
Кисти рук, ключицы, черепа.
На свободу их из заключенья
Выносила мутная вода.
Мы стояли ниже по теченью
На реке Сухарихе тогда.
Запах тленья, приторный и сладкий,
Вниз распространялся по реке.
Поутру проснешься - у палатки
Скалит череп зубы на песке.
В лагерях на этих быстрых реках,
Где срока не меньше десяти,
По весне расстреливали зеков,
Чтобы летом новых завезти.
Мы со спиртом поднимали кружки,
Поминая этих доходяг.
С той поры мне объяснять не нужно,
Что такое сталинский ГУЛАГ.
Ближний Восток
Над хлевом щербатым погасла в ночи звезда.
Мечты о былом постоянно выходят боком.
Зачем нас когда-то привел Моисей сюда,
На этот разлом между Западом и Востоком?
Хребты неподвижны – скитаний его итог,
Две пальмы под ветром качаются одиноко.
Хотя здесь и Ближний, но все-таки здесь Восток,
Где следует жить, соблюдая закон Востока.
Завесою мутной дышать не дает хамсин.
Горячие ветры срезают траву, как бритва.
Здесь каждое утро читает молитву сын, -
Тебе, что ни день, все понятней его молитва.
Истошно над крышей кричит муэдзин в свой срок,
И слышен ночами коней бедуинских цокот.
Хотя здесь и Ближний, но все-таки здесь Восток,
И здесь непреложен суровый закон Востока.
Лежат под песками забытые города.
Зеленый росток пробивается вверх упрямо.
Была здесь веками ценнее, чем кровь, вода,
А жизнь человека не стоила и дирхама.
Пустынею выжжен, обуглится тот росток,
И реки иссякнут поблизости от истока.
Хотя он и Ближний, но все-таки он Восток,
И здесь непреложен суровый закон Востока.
И Остом, и Вестом затронутые места
Живут сокровенно, - не зная пути простого.
Не сдвинут их с места ни проповеди Христа,
Ни Запад растленный, ни новый поход крестовый.
Здесь суть пятикнижий читается между строк,
Суды неизменны, где око идет за око.
Хотя здесь и Ближний, но все-таки здесь Восток,
И все здесь живет, соблюдая закон Востока.
Понять здесь нельзя, если в дружбе клянется друг,
Когда он внезапно тебе нанесет удар свой.
Здесь честному слову не верят давно вокруг,
Где хитрость в почете, предательство и коварство.
«Не верь чужеземцу»,- годами учил пророк,
Блажен, кто сумеет исполнить завет пророка.
Хотя здесь и Ближний, но все-таки здесь Восток,
Где следует жить, соблюдая закон Востока.
Ни слов, ни усилий напрасно своих не трать,
Чтоб быть европейцем в обычаях и одежде,-
Европа пришла и обратно уйдет опять,
А здесь все останется так же, как было прежде:
Народ неизменно безграмотен и жесток,
Палящее солнце безжизненно и жестоко.
Хотя здесь и Ближний, но все-таки здесь Восток,
И выжить нельзя здесь, не зная закон Востока.
14.07.2012
Формула скорби
Константину Пахорукову,
краеведу Царского Села
В лицейских садах знаменитых
С солнечными опушками,
Крикливые чайки реют,
И воды спокойные блещут.
Здесь немцами были убиты
Евреи города Пушкина:
Восемь сотен евреев,-
Детей, стариков и женщин.
Грустит ли о них держава,
О подданных безотказных?
Сумею забыть едва ли
О горестном их конце я.
Известно, что их держали
В ночь накануне казни
Запертыми в подвалах
Пушкинского лицея.
Сумрак клубился мглистый,
Напомнив им о рассвете.
День наступал суровый,
Их завершая сроки.
Им снился ли смех лицеистов
В часы последние эти
И Пушкина молодого
Жизнелюбивые строки?
Далекие скорбные были,
Давно надоевшая тема.
Во въедливой глине синей
Растворены их кости.
На месте, где их убили,
Теперь поставлена стела,
Первый во всей России
Памятник Холокосту.
Вблизи от дворца Растрелли,
Сквозь них прорастают корни,
В болотистой вязкой почве,
Где – неизвестно толком.
Пылится на месте расстрела
Гранитная формула скорби,
Как знак электронной почты,
Переданной потомкам.
03.02.2013
***
Игорю Губерману
Один меня со временем
Все мучает вопрос:
Что было бы с евреями,
Когда б не Холокост?
Когда бы не заранее,
А лишь вступая в ночь,
Пришли они к сознанию,
Что некому помочь.
И в нынешней поре они
Везде, как в горле кость.
Что было бы с евреями,
Когда б не Холокост?
Перед стеною плача мы
Поймем: не их вина,
Что за страну их плачена
Высокая цена.
Что полагаться нужно им
И в будущих веках,
Лишь только на оружие,
Которое в руках.
Повязан с ними генами,
Грущу об этом я,
Припомнив им враждебные
Пределы и края,
Где флаги бело-синие,
Сдобряя бранью речь,
Враги их жгут в бессилии,
А их не могут сжечь.
30.04.2013
Напечатано в журнале «Семь искусств» #7(44) июнь 2013
7iskusstv.com/nomer.php?srce=44
Адрес оригинальной публикации — 7iskusstv.com/2013/Nomer7/Gorodnicky1.php
