litbook

Поэзия


«Снега щепотка и ветра порыв…»0

 

1

Снега щепотка и ветра порыв.

Белый цветок из бумажного крепа.

Вздрогнешь, окно в ноябре приоткрыв.

Холод. Земля. Монохромное небо.

Чисто и ясно, куда ни взгляни.

Вот и остались с тобой мы одни.

 

2

Вот и остались с тобой мы одни.

Не пророни «навсегда» ненароком,

об одиночестве – не пророни.

Это не выразить мерой и слогом.

Скрыта в беззвучии боль и тоска,

близость, которая слишком тонка.

 

3

Близость, которая слишком тонка,

это – когда отдаляется кто-то,

машет откуда-то издалека

и пропадает за тем поворотом

времени или пространства, куда

многим уже не попасть никогда.

 

4

Многим уже не попасть никогда

в прошлое. Разве что, в детство впадая.

Воспоминания – это среда

исчезновения смерти. В ней рая

больше, чем ада из слов и стыда.

Память и слёзы – живая вода.

 

5

Память и слёзы – живая вода.

Словно берёшь в исчезающей речи

то, что спасает нас в жизни всегда,

то, от чего нам становится легче.

С этого места, попробуй, сойди.

Краеугольное сердце в груди.

 

6

Краеугольное сердце в груди –

это разлуки конец и начало.

Стоя на месте, проводишь в пути

время, которого много и мало.

Воспоминания – поводыри

с пламенем жизни прошедшей внутри.

 

7

С пламенем жизни прошедшей внутри,

прост и спокоен, как глиняный слепок,

без сожалений назад посмотри,

только одно и оставь напоследок:

вздрогнуть, окно в ноябре приоткрыв.

Снега щепотка и ветра порыв.

 

Зима

Там, где стоять не могу, и идти не могу –

слово замрёт у губ, как подземный гул,

словно предзимний лепет сырой воды,

снежная корка неба, свинцовый дым.

 

Всё выгова-риваю, выко-выва –

юркая кровь живая, горит трава,

тянет небесной гарью и тонким льном,

только не выго-вари-вай о больном.

Эти костры под нёбом у кромки дня,

плавные, как амёбы, ростки огня,

белые, как пшеница в зобу зимы.

Чабер и медуница на дне сумы.

Пепел и прах белесый на языке.

Белые цапли леса бредут к реке,

и по полоске узкой на берегу

белые трясогузки к воде бегут,

а надо мною лебеди-облака,

пена, парное марево молока.

 

Птичья зима, перинка, возьми меня

хрупкой своей былинкой в траву огня,

чтобы и я росла в нём под языком,

в пламени этом плавном сухим цветком.

 

Февраль

Бесприданник, опять обещали

короба тебе с горкой, опять

незатейливо пели пищали,

и журавлик летел – не поймать.

Целовала тебя, обжигая,

на базаре торговка судьбой,

принимала вином и снегами,

отдавала водой голубой.

Вот и вышел ты весь на обноски,

на заплатки и ропот иглы,

на сосновые свежие доски

со следами застывшей смолы.

Мельтешила крылатая стая,

подо льдом выгибалась река,

чтобы ты поскорее растаял,

а потом – облака, облака…

 

*  *  *

Не тебя ли, зима, я увидела сквозь

ткани нежно-зелёную плоть и заплакать хотела,

но ни страха, ни слёз?

Не тебя ли я, падая и испугавшись, задела?

Разве есть на вопрос

полувнятный замёрзший ответ,

губ обветренных шевеленье, привет,

кем-то схваченный и исковерканный в грубой толпе?

 

Разве есть блеск внимательных глаз о тебе?

 

Разве есть эта тонкая девочка в сером мешке

некрасивой одежды – красивая так, что дышать я

не могу и сжимаю ледок синеватый в руке

и по воздуху шатко

отправляюсь куда-то, уже и не помню – зачем,

только твой силуэт без подробностей, ветки касанье –

птица снега сидит у меня на плече,

и о страсти теперь её сердце запнётся – слезами.

Не твоё ли я видела в скользком витрины стекле

отражение и, задержавшись, следила,

как ты крылья свои открываешь, но близко к земле,

как других лихорадило, но, не убив, обходило,

а меня, а меня?.. Не с тобой ли, обнявшись, плыла,

не умея ещё обнимать дорогое до боли,

отдавая остатки бессмертия или тепла,

не с тобой ли?

 

*  *  *

…значит, ангина, горло в сухом снегу.

Взбили подушку, голову окунули.

Лечь и увидеть в дёгте весны слугу –

дерево машет. Платье висит на стуле.

Лечь и увидеть лунки своих ногтей,

мелкие звезды, наволочку с рисунком –

пухлое прошлое, крики чужих детей

где-то на улице – замерло море, юнга.

 

Эта морская фигура – зелёный ток.

Щепку прижало львиною лапой штиля.

Ляг, и увидишь, кроток и недалёк.

Как там тебя дразнили?..

Как там тебя дразнили в забытый март?

Мир угловат, и ты – угловатый пленник

быстрых ручьёв и контурных чистых карт,

оцепенелости детской и жаркой лени.

«Не отпускайте!» – слышалось вслед, когда

молча сбегал по лестнице. Было тесно

полному сердцу. Шла по пятам вода.

Доски бросали в кашицу у подъезда.

 

Доски качались – жизнь моя (здесь ли ты?),

не отводи глаза, предлагая руку

прямо над бездной смерти и пустоты.

Жизнь моя, свет ли вижу твой, близоруко

щурясь на солнце. Дерево машет – эй! –

мимо плывёт беззвучно, и под руками –

тонкое платье – вышивка без затей –

море и море с круглыми гребешками.

Рейтинг:

0
Отдав голос за данное произведение, Вы оказываете влияние на его общий рейтинг, а также на рейтинг автора и журнала опубликовавшего этот текст.
Только зарегистрированные пользователи могут голосовать
Зарегистрируйтесь или войдите
для того чтобы оставлять комментарии
Лучшее в разделе:
Регистрация для авторов
В сообществе уже 1132 автора
Войти
Регистрация
О проекте
Правила
Все авторские права на произведения
сохранены за авторами и издателями.
По вопросам: support@litbook.ru
Разработка: goldapp.ru