Сибирь. Два пугающих слога. Так барабан отбивает смысл непонятного имени.
Пространство, лежащее за пределами западного мира, укутанное в чёрно-белый полутраур и несущее на себе отпечаток исправительных лагерей, политической ссылки, тайны и забвения в ледяном одиночестве арктической ночи. Территория, выходящая за рамки привычного, устрашающая своей необъятностью, разделённая между Востоком и Западом и теряющаяся у смутных северных границ древней ойкумены. Именно туда отправляется десяток писателей, литературных деятелей, журналистов и художников, объединённых по инициативе Французского института, которая была подхвачена в Москве Агентством по печати и массовым коммуникациям и далее министерством культуры Красноярского края при поддержке посольства Франции в России. Мы объединимся с пятью русскими собратьями, чтобы в их компании спуститься по Енисею в рамках франко-российских сезонов. Спуститься? Или подняться за границу Северного полярного круга? Спуститься к низовью реки, однозначно говорят лодочники: в их лексиконе есть точные термины для описания речной географии. Таким образом, мы отправимся вниз по течению реки за пределы Северного полярного круга, по направлению к Карскому морю.
20 июля, 07:00. Наша группа понемногу собирается в Руасси «2E» у стойки регистрации №5 на рейс в Москву. Нас встречает Наталья Поленова с настроением столь же розовым, как и её щёки, и со своей собакой по кличке Дантон. Опытные путешественники, знакомые с Россией и даже с Советским Союзом, все мы настроены решительно, но немного взволнованы необычным опытом, который нам предстоит пережить. Закутанные в свитера и анораки, вооружённые инсектицидными баллончиками, длинными рукавами, носками и высокими ботинками, мы готовы к встрече с арктическим холодом, тучами комаров и сомнительными сибирскими клещами. Нина Сергеевна Литвинец, важное лицо в Федеральном агентстве по массовым коммуникациям и Российском книжном союзе, которая ожидает нас в Москве, предупредила: «Экспедиция «Енисей» будет трудна, порой опасна и в любом случае лишена всяких удобств». Мы останемся без телефонной связи на время всего плавания по Енисею, и нельзя будет рассчитывать на скорую медицинскую помощь. Сибирь себя стóит.
Тем, кто ещё не забыл о временах Советского Союза, начало нашего путешествия навевает воспоминания о прошлом: в пассажирском терминале московского аэропорта Домодедово, наводнённом ордами толкающихся пассажиров. Они мигрируют вместе со своей ручной кладью по воле информационных табло, мигающих сообщениями, которые дублируются по громкоговорителям, сменяясь новыми объявлениями, отменяющими предыдущие указания. Сектор и выход на посадку на наш рейс в Абакан S7 123 на 22:00 меняются трижды. Вызывая воспоминания о прилёте в Ленинград двадцать пять лет назад, аэропорт Абакана, столицы Республики Хакасия, щедро выделяет меньше десяти метров конвейера для багажа под свисающими неоновыми лампами, которые в сочетании с декорациями из необработанного бетона производят впечатление консервного завода или гаража.
Наш теплоход «Александр Матросов», построенный почти шестьдесят лет назад в ГДР,— свидетель советской эпохи. Его эпоним — герой. 22 февраля 1943 года солдат Матросов закрыл своим телом амбразуру немецкого пулемёта, дав своему отделению возможность пойти в атаку с криками «За нашу великую Родину и за товарища Сталина!» и заново установить красный флаг над деревней Чернушки. Сталин исчез, но изображения Ленина во весь рост, по пояс, на портретах и на медальонах — повсюду, начиная с Шушенского — первого пункта нашего путешествия. В 1897 году в этом воссозданном поселении, ныне превращённом в музей, началась политическая ссылка Ленина, которая продлилась три года. До этого здесь отбывали заключение декабристы. Политическая ссылка существовала во все времена. Хотя следует отметить, что ссылка Ленина была скрашена его медовым месяцем с Надеждой Крупской. У Сталина же был иной взгляд на то, какое можно найти применение зэкам — сокращение от «заключённый» — и как следует обращаться с узниками лагерей принудительных работ. Эти советские отголоски заранее создали в нашем сознании образ враждебной Сибири, увязнувшей в своих бесславных тайнах.
Но вскоре наша группа в изумлении отказалась от своих прежних представлений в пользу новых впечатлений. Мы с возрастающим воодушевлением углублялись в путешествие, отменно организованное министерством культуры Красноярского края таким образом, чтобы без всяких ограничений подарить нам самое лучшее во всех отношениях. За качеством поездки от начала до конца следил Андрей Маслов, заместитель директора Центра культурных связей. Таким образом, мы пережили совершенно иное путешествие, отличное от сомнительного сибирского приключения, заявленного ранее. Это не значит, что мы пребывали в наивном неведении о глубокой нищете населения, заброшенного после экономического и социального спада сталинской системы, подобно ржавым лодкам на Аральском море. И о суровых климатических условиях сибирской зимы. И о тяжёлом прошлом. Мы обнаружили летнюю Сибирь, открытую, свободную от предрассудков, объединяющую множество народностей и вероисповеданий, приветливую и улыбчивую, несмотря на тяжёлые внешние условия и свирепствующий в мировой экономике кризис, даже в тех городах, что возведены в Арктике с целью добычи стратегических руд или таёжной древесины. Сибирь, признательная и даже удивлённая тем, что ею интересуются в четырёх часах полёта от Москвы. Трепетно открывающая свои богатства, свой характер, свои жизненные устои, объединяющие в себе традиции и современность. Богатая читальными залами, культурными и образовательными учреждениями, религиозными и историческими. Верная памяти тех, кто её покорял и возделывал, начиная от кочевых племён, избороздивших её вдоль и поперёк, казачьих отрядов, охранявших её от варваров, первых оседлых жителей, торговцев, выставлявших свои товары на перекрёстке дорог всего мира, переселенцев в поисках свободы. Всё взаимосвязано. Здесь помнят и благодетелей, которые вселили душу в её ещё молодые города, чтобы их жители восприняли современный этап длинной и тяжёлой истории, подобно семейному воспоминанию. И зэков, невольных строителей Норильска и Игарки.
Минусинск, основанный в восемнадцатом веке, стал городом в 1823 году. Директор драматического театра столь же горда сценой, открытой в 1882 году, и воспоминаниями о гастролях своей театральной труппы, сколь хранительница музея имени Николая Мартьянова влюблена в археологические и энтомологические коллекции, которые аптекарь отдал сюда на хранение вот уже сто тридцать пять лет назад, основав старейший сибирский музей. Она с одинаковым энтузиазмом подробно повествует о кабинетном рояле матери основателя, о бивнях мамонта, о стелах, разумеется, об оружии, о замечательных хакасских и скифских украшениях, о погребальных масках Таштыкской культуры, которым более двух тысяч лет, и о впечатляющем присутствии Бюффона на французском языке среди ста тысяч экземпляров знаменитой музейной библиотеки, которую посещал Ленин во время своих ссылок, о превращённых в чучела представителях местной фауны и о муляжах громадных помидоров. Расположенный в плодородной котловине, Минусинск является столицей помидора, праздник которого отмечается каждый год. Итак, следуя за этими словоохотливыми гидами, западный посетитель умиляется при виде Сибири, не имеющей границ ни в пространстве, ни во времени и имеющей необъятную и запутанную историю, волны которой, прикатившиеся из Центральной Азии, Аравии, Китая или Тибета, омывают привычную повседневность маленького городка с менее чем двадцатью тысячами жителей. Здесь кочевые народы каменного, железного и бронзового веков встречались, обменивались шёлком, шерстью, мехами, оружием, мускусом, драгоценностями и украшениями для конской упряжи. Это мифическая территория скифов, хакасов, киргизов и татар. Европа блекнет с каждым новым шагом по минусинскому музею. Он расположен в историческом центре города среди множества богатых купеческих домов восемнадцатого века, лиственничных изб, окна которых украшены наличниками — деревянными украшениями бирюзового, небесно-голубого, зелёного или серого цвета, выделяющимися на чёрных фасадах. Собор — один из трёх архитектурных памятников, представляющих интерес, наряду с театром и музеем. Он воплощает в себе одно из многих доказательств возвращения России к тысячелетней истории Православия. Сегодня туда спешит толпа верующих, среди которых множество молодых женщин в лёгких платьях. На залитой солнцем паперти все по очереди подносят своих детей священнику в серой рясе. Он окропляет новокрещённых христиан святой водой. В Сибири воскресенье.
На протяжении четырёхсот километров, отделяющих Минусинск от Красноярска, автомагистраль пересекает ландшафт с лиственными породами и пологим рельефом, которые напоминают, надо признаться, о Нормандии или Оксеруа, но при этом поделены между степью и тайгой. Вблизи столицы широкая равнина спускается по пологому склону к Красноярскому «морю», виднеющемуся вдалеке. Это искусственное озеро площадью две тысячи квадратных километров создано на Енисее при строительстве большой гидроэлектростанции. Выныривая из диких злаков, круг вертикально стоящих камней обозначает скромные могилы скифской эпохи, если верить Константину Мильчину, нашему двуязычному московскому литературному журналисту и историку, который знает всё обо всём. Мифическая Сибирь — у самой дороги, на расстоянии вытянутой руки. Через несколько километров Наталья указывает нам на бараки, типичные для лагерей ГУЛАГа. Страшная Сибирь — на расстоянии вытянутой руки. Чуть дальше автобус останавливается. В воскресенье на въезде в Красноярск — тоже пробки.
Красноярск, выросший вокруг казачьей крепости, построенной, чтобы оберегать владения Российской короны от татар, и находящийся в четырёх тысячах километрах от Москвы, получил статус города в 1822 году. Добраться сюда из Европы стало проще, когда была построена Транссибирская магистраль. Она достигает Восточной Сибири, пересекая Енисей по уникальному металлическому мосту, который разделил с Эйфелевой башней золотую медаль на Всемирной выставке в Париже в 1900 году. Многонациональный город, насчитывающий около миллиона жителей, двадцать лет назад был закрыт для иностранцев из-за своих заводов стратегического значения. Сегодня он остаётся промышленным центром, но уже явно отдающим приоритет гражданской жизни. С высоты Караульной горы, где возвышается часовня Параскевы Пятницы, он предстаёт перед нашими глазами с небрежностью города, который гордится и своей индустриальной мощью, и высоким уровнем технического, гуманитарного и академического образования, не уступающим столичному, и культурой и искусством — с концертными залами, театром имени Пушкина, Государственным театром оперы и балета, библиотеками, музеями,— и очагами науки... Заметно, что ему просто нравится быть привлекательным городом с явно западными чертами. На его улицах и площадях в облике зданий сменяют друг друга стили европейской архитектуры и русской традиции. Фонтаны и редкие деревья дополняют городской пейзаж. Гордость города — проспект Мира. Здесь роскошные магазины и лучшие рестораны, в совершенстве овладевшие изысканным искусством сервировки стола и подачи вин.
Окрестности этого города, которые мы такими даже представить себе не могли, таят другие сюрпризы. Неожиданностью для нас стала горнолыжная станция, которая рассчитана на сезон с как минимум ста шестьюдесятью снежными днями и располагает снежными пушками на случай, если этого будет недостаточно. Это великолепная возможность для проведения международных соревнований! Температура, довольно тёплая для Сибири, варьируется здесь от минус трёх до минус девятнадцати градусов, однако с рекордной температурой в январе — минус пятьдесят три градуса. А сейчас — жара, двадцать восемь градусов, и подвесная канатная дорога везёт нас к вершине холма, откуда открывается панорамный вид на природный заповедник «Столбы», зеленеющий внизу, и долину реки Базаихи.
Самое впечатляющее сооружение окрестностей Красноярска — дивногорская гидроэлектростанция.
Её строили зэки — в несметном количестве, а довершил стройку в 1963 году — уже символически — Юрий Гагарин. Недалеко от этой громады, возле Овсянки, где богатые дома, пользующиеся высоким покровительством, делают деревню с избами похожей на модный курорт, с бельведера открывается потрясающий вид на долину Енисея. Как на мосту Искусств и в романтических уголках по всему миру, балюстрада усыпана маленькими висячими замочками, ключи от которых пары кидают в реку в знак своей вечной любви.
Одно из последствий сибирской жары — спад уровня Енисея до самой низкой точки с 1967 года. До такой степени, что «Александр Матросов», не имея возможности подняться до речного вокзала в Красноярске, ждёт своих пассажиров в Енисейске, в трёхстах сорока километрах вниз по течению. Мы получили возможность разделить со всеми жителями прибрежных деревень неудобную посадку, таща наши чемоданы по гравию и по гальке берегов, ставших очень покатыми из-за колебаний уровня Енисея, достигавших от семи до восьми метров. Регулируемые сходни ведут далее к плавучему причалу, приспособленному к капризам реки. Это случайное изменение в нашем маршруте даёт нам шанс если не посетить Енисейск, прежнюю столицу губернии, то, по меньшей мере, торопливо исследовать следы его былой роскоши в восемнадцатом веке, когда енисейские кузнецы, литейщики колоколов, скорняки, краснодеревщики, иконописцы и купцы славились от Москвы до Китая. Под подёрнутым дымкой солнцем лазурно-голубые своды церквей и монастырей прозрачны, словно упрямая надежда.
Не пропустить отплытие. На этот счёт мы тоже были предупреждены. За исключением нескольких портов, где теплоход задерживается на час, остановки вдоль реки длятся полчаса. У нас около двадцати минут, чтобы спрыгнуть на землю. Никакого контроля ни при посадке, ни при высадке. Опоздавшим пассажирам удаётся забираться на теплоход до самого отплытия. Пасмурное небо — ещё одно последствие причуд климата: огромный лесной пожар. На протяжении четырёхсот километров тайга охвачена огнём, порождающим что-то наподобие стойкого смога, отдающего слабым запахом горящего леса. В первые два дня реку заволакивает романтическая дымка. Эта атмосфера к лицу «Александру Матросову». Он обслуживает города и деревни на протяжении чуть меньше двух тысяч километров — половина длины реки — между Красноярском и Дудинкой вот уже шестьдесят лет, но так как Енисей судоходен на всём протяжении маршрута только полгода, фактически он на плаву самое большее тридцать лет. Скажем прямо: он великолепен, и Французская национальная комиссия по историческим памятникам с энтузиазмом внесла бы его в свой список. Судостроительная верфь Матьяс Тезен-Верф Веймара оказала честь репутации ГДР. С коридорами, отделанными панелями, со столовой, украшенной коринфскими колоннами, и с панорамным видом на палубу — как в русских поездах — присутствует очарование путешествий, которые вдохновили Жюля Верна. Одноместные каюты верхней палубы своим уютом напоминают купе спального вагона, как и на всех речных пассажирских судах, только разве что бронзовые портики открывают широкий вид на реку. На нижней палубе четырёхместные каюты открываются в коридор, заставленный чемоданами, пакетами и различными предметами. Наш теплоход, прежде всего,— единственное транспортное средство для населения деревушек, расположенных вдоль реки по маршруту Красноярск — Дудинка, прохождение которого занимает четверо суток вниз по течению и шесть — против течения. Эти сёла на западном берегу — в большинстве своём то, что осталось от лесоразработок либо рудников ГУЛАГа. Смена экономической ситуации лишила их существование всякого смысла. Енисей-батюшка — больше не вектор прибрежной экономики, пришедшей в упадок, тем более что открытие северо-восточного пути караванам морских судов, благодаря потеплению климата и ледоколам, сместило норильские промышленные и горнопромышленные транспортные сообщения от Дудинки к Карскому морю и Мурманску. Не считая редких барж, река, некогда столь же оживлённая, как Янцзы, пуста. Увеличенная рукавами, она безжизненно извивается вдоль берегов, тая в себе больше пустынных островов, чем все океаны мира.
«Александр Матросов» в этом плавании наделён дополнительной миссией. Фольклорный ансамбль и духовой квинтет, сопрано и баритон из Красноярской оперы с репертуаром кабаре оказались на борту благодаря фестивалю «Дети одной реки». При каждом заходе в порт эти улыбчивые молодые артисты на полчаса будут освещать праздную повседневность островитян, забытых в тайге, энергичным концертом. Хочется мечтать о том, чтобы «Александр Матросов» периодически становился дворцом культуры, странствующим по реке со всевозможными образовательными программами. А пока мы отчаливаем от каждой пристани с покалыванием в сердце, а стоянки возле деревень слишком незначительны даже для установки понтонного моста.
У нас, обеспеченных путешественников, объехавших весь мир, возникло чувство, что мы грубо обрываем короткое светлое мгновение и лишаем радости этих обездоленных, для которых Красноярск — загадочное отдалённое место, а Москва — лишь неясное представление. Хуже того, мы берём эту радость с собой, мы, у кого уже есть всё, чтобы уплыть под музыку вместе с бесконечными сумерками, провожающими нас к полярному кругу.
Ярцево, левый берег, первая стоянка после нашего отплытия. Деревня была основана в семнадцатом веке и некогда экспортировала древесину. На понтоне пожилая женщина в косынке держит в руках букет цветов, словно в приветственном жесте. На берегу внедорожники и мотоциклы с колясками, которые служат транспортом во всех прибрежных деревнях, ждут, чтобы погрузить вещи родственников и товары, либо просто кто-то на них приехал на спектакль. На выходе с понтонной пристани два ряда прилавков ожидают пассажиров. Женщины за несколько рублей продают огурцы, корнишоны, малину, творог, квас — слегка странный традиционный напиток, однако вовсе не противный на вкус, изготовленный из перебродившего чёрного хлеба, и тугун — маринованную рыбу, похожую на сардину. Возвращаясь после быстрой прогулки по неизбежной деревянной лестнице, выкрашенной в зелёный цвет, которая позволяет пешеходам преодолеть последние несколько метров, ведущие в деревню, мы вновь видим пожилую даму. Надеется ли она продать цветы? Нет. Она ждёт, говорят, свою внучку. Её не было на теплоходе. Возможно, девушка пропустила отплытие, перенесённое из Красноярска в Енисейск. Возможно, эта трогательная бабушка ждёт внучку, которая никогда не приедет.
Ворогово было основано казаками в семнадцатом веке на левом берегу реки, ширина которой достигает здесь двух километров и увеличивается вниз по течению за счёт многочисленных рукавов, простирающихся на десятки метров. Перед отплытием женский хор поёт на понтоне в ответ на концерт. В их трогательном прощании — меланхолия русской души, близкая португальской тоске, ностальгия по несбыточному. Пение заканчивается, как мне подсказывает Константин, обещанием, что жители будут стойко держаться, что бы ни случилось. Позади этих несчастных, оставленных на произвол судьбы,— тайга, охваченная огнём.
Минуя Ворогово, спокойная река разделяется и начинает нервничать, создавая водовороты. Дымка придаёт географическим неровностям этого трудного участка призрачный вид бухты Халонг. По тому же признаку мы угадываем местоположение Осиновского порога, самого узкого и самого опасного места навигации по Енисею, чья гидрография больше не является приоритетом исследований. После Бора, деревеньки посреди леса, мы вновь видим голубое небо, а вместе с ним и берега реки. Остановки следуют друг за другом с неизменным ритуалом и с тем же видом деревень, забравшихся на возвышенности от июньского половодья, переворачивающего глыбы льда во время таяния снегов. Над традиционными трапами большими буквами написаны их названия, как сигналы потерпевших кораблекрушение, привлекающие внимание проплывающих мимо судов. Пока теплоход стоит на якоре, алюминиевые лодки с подвесным мотором трогаются от берега, описывают круги, цепляются, чтобы принять пассажиров, поболтать или поаплодировать концерту. Верещагино, Костино, Туруханск. Дымка задержала нас на шесть часов, и расписание вышло из запланированного графика. Это не имеет значения в терпеливой Сибири, где время ничего не значит. Тем более что по мере того, как мы поднимаемся к полярному кругу, дни перестают заканчиваться. Река, расположившись поудобней, отражает роскошные сумерки подобно зеркалу. В день преодоления полярного круга мы колеблемся между небом и водой перламутрово-опалового цвета до самой полуночи, но день так и не угасает. Тайга редеет, побеждённая арктической лесотундрой.
Вновь появилась сотовая связь. Мы приближаемся к Игарке, в ста шестидесяти километрах к северу от полярного круга. Следуя вдоль берега, усеянного контейнерами и заржавевшими обломками лодок, мы причаливаем к конечному пункту вступительной части нашего путешествия. Грузовые краны порта, построенного в советскую эпоху на одном из рукавов Енисея для экспорта таёжной древесины, спят вдалеке. Мы бесшумно вошли в Арктику, но резко ворвались во вселенную вечной мерзлоты и в сердце архипелага ГУЛАГ. Лагеря принудительных работ сталинской эпохи превращали людей в живые трупы ради выполнения огромных, трагически нелепых, фараоновских работ, противоречащих всякому здравому смыслу. Заброшенные начиная с 1950-х годов, они были окончательно упразднены во время «гласности» в конце 1980-х годов. Если пенитенциарные центры всё ещё функционируют, то только для обыденных целей: общеуголовные преступления, неосторожная оппозиция, хищение денежных средств. Наше странствие пролегало по следам лагерей ГУЛАГа (аббревиатура Главного управления лагерей). Теперь мы оказываемся внутри. В Игарке можно увидеть печальные остатки страшного лагеря 503, узники которого строили утопическую железную дорогу Салехард — Игарка, которая должна была соединять Обь с Енисеем, экономически необоснованный проект, застрявший в бесконечных болотах тундры и вечной мерзлоте. Впрочем, исследовательская станция, расположенная возле лагеря 503 и изучающая этот феномен и его последствия, открывает посетителям галереи, высеченные в пятнадцати метрах под землёй при семи градусах ниже нуля в огромном «наполеоне» из песка, глины и тысячелетнего льда. «Дорога смерти» была заброшена в 1953 году, оставив в этой земле десятки тысяч замёрзших, погибших от истощения и эпидемий. Это кулаки, не подчинившиеся коллективизации, интеллигенция, жители прибалтийских стран и калмыки, отправленные Сталиным в Игарку.
В каких-то трёхстах двадцати километрах к северу от полярного круга находится порт Дудинки — самый северный из портов мира. Дальше, приближаясь к Карскому морю, река расширяется и, образуя дельту пятидесяти километров в ширину, разделяется, пока сама не превращается в море. Наше речное путешествие заканчивается в секретной зоне. Отсюда — контроль специального разрешения на въезд и полицейское сопровождение нашего автобуса до самой гостиницы.
Уже 28 июля, три с лишним утра. Мы покидаем уютный теплоход, таща чемоданы по ухабистой земле. Первое впечатление в ночных сумерках поистине мрачное. Розовая и зелёная известь не скрывает безобразия рядов неприятных зданий из кирпича и необработанного бетона, стоящих по сторонам унылых улиц, через которые перекинуты газопроводы, эти «триумфальные арки» во славу Нового Уренгоя и Газпрома, крупнейшего мирового производителя газа. Сорок пять суток в Дудинке, среди арктической ночи и холода, которые длятся девять месяцев, наверное, угнетают ужасно. Гостиница выглядит неприветливо, лифта в ней нет, но просторные номера неожиданно комфортабельны.
Следующий день начинается с приятных сюрпризов. Временная стоянка охотников и купцов, устроенная в 1660-х годах, стала городом в 1951-м. Сейчас здесь двадцать пять тысяч жителей. Это выход к морю для Норильска, а также самый крупный сибирский порт, который поддерживается ледоколами — для морских караванов, следующих до Мурманска и Архангельска,— насколько возможно долго. Зрелище залитых солнцем набережных, цепочки кранов и аккуратных грузовых судов, на ярко-красных корпусах которых белыми буквами светится: «Арктик Экспресс»,— создаёт яркий образ арктической Сибири. На набережных Дудинки забываешь о сером смирении деревень, умирающих по берегам реки. Чувствуется, что здешнее население принадлежит к культуре, которая отличается от красноярской. Другие истоки. Другие отношения человека и природы. Нельзя работать как попало, нельзя беспечно жить за пределами полярного круга, на Таймыре, который Нансен и Амундсен, знатоки в этом вопросе, называли «краем ночи и ледяного ужаса». Мы попали в мир ещё более суровый и требующий стойкости. Но это необходимое дополнение экономической и социальной географии Красноярского края и Сибири в целом.
Другой сюрприз ждал нас возле маленькой, достаточно неприглядной красной церкви, возвышающейся над портом. Это очень современный музей истории и этнографии. Образцовая современная музеография представляет в нём истоки градостроительства, культуры и быта кочевых народов полуострова Таймыр, основы шаманства, историю полярных экспедиций — все местные особенности, тщательно сберегаемые жителями этого исключительного города, беспощадная природа которого заставляет померкнуть трудности всей остальной сибирской географии.
Дорога извивается по ландшафту, испещрённому озёрами. Железная дорога, которая её словно копирует, доставила много проблем при строительстве, и поезда ездят по ней с ограниченной скоростью. Ничто не выдерживает вечной мерзлоты. Даже электрические столбы установлены на бетонных сваях, а газопровод напоминает сороконожку. Здания, оторванные от земли, воздвигнуты на сваях, подобно венецианским дворцам. После пройденного пути в каких-то восемьдесят километров появляются временно бездействующие промышленные зоны, груды металлолома, километры электропроводки и ржавого газопровода. Мёртвые заводы и гряды зданий с зияющими окнами создают кошмарный пейзаж, как будто опустошённый войной. Мы приближаемся к Норильску, промышленному комплексу, долгое время закрытому для иностранцев и до сих пор имеющему ограниченный допуск. На заднем плане — зрелище, забытое на Западе: от горы поднимается дым. Громадные трубы изрыгают миллионы тонн диоксида серы, производимого чудовищным предприятием на одном из первых в мире месторождений никеля и палладия. Редкий стратегический металл, объект вожделения автомобильной промышленности, курс которого сводит с ума биржи мира. Ключ к автомобильным нейтрализаторам выхлопных газов. Однако на скрижалях этого ада на краю света, культурного преемника сталинских комбинатов, нет строчки об экологии.
И перед лицом этого апокалиптического или, может быть, научно-фантастического пейзажа двести тридцать тысяч жителей Норильска размещены согласно городской планировке. Здесь преобладают яркие жёлтые и розовые цвета, торжество которых достигает апофеоза на площади, открывающейся на фоне унылых заброшенных домов и разрушенных заводов, на площади, композиция которой достойна площади Согласия.
— Или Дворцовой в Санкт-Петербурге? — подсказывает мне журналист, протягивая свой микрофон.
В Норильске любят это сопоставление. У двух городов действительно есть общее: воля государства, враждебная природа и тысячи подневольных рабочих.
Замороженный в течение больше чем девяти месяцев, погружённый в полярную ночь на сорок пять дней, Норильск — шедевр, возведённый ГУЛАГом. Санкт-Петербург был витриной престижа. Норильск, самый северный и один из самых загрязнённых крупных населённых пунктов мира,— город с характером. Это эстетический вызов промышленного комбината стратегического значения, основанного на крупном месторождении, где сегодня ведёт разработки «Норильский никель». Норильск располагает библиотекой, театром имени Маяковского, музеем, развившимся вокруг первой избы геологов, православным собором и ярко-красной мечетью, которая вполне может быть самым северным из мусульманских религиозных строений.
На склонах горы Шмидтиха, которая заслоняет панораму, недалеко от заброшенной администрации Норильлага, здания очаровательно-розового и лазурно-голубого цвета, вселенский мемориал хранит память о жертвах принудительных работ. Около двадцати миллионов зэков, из которых два миллиона были брошены в общую могилу,— преступники, диссиденты, оппозиционеры, интеллигенты, «классовые враги» и просто представители неугодных этнических групп или «антиобщественные» элементы. Центральный монумент — незаконченная железная дорога, расположенная по вертикали, расшатанные шпалы которой образуют в небе кресты, душераздирающие символы бесчеловечного и безумного проекта стройки 503. Это одно из доказательств того, что сегодня Россия, ужаснувшаяся и поражённая, всецело осознаёт ответственность за реальность ГУЛАГа, как и Германия признаёт себя ответственной за нацистские лагеря.
Так же, как она осознаёт свою ответственность за незаконную расправу над Романовыми. На заднем плане этой «Голгофы» копоть никеля соединяется у закатного солнца с пасмурным небесным сводом. Между ними освещённое небо изборождено крестами и трубами. Зрелище странной тяжёлой красоты, настолько же чарующей священным ужасом, который оно вызывает, как и прозрачность опаловых небес Енисея. Никто не возвращается из Норильска прежним.
Безусловно, для того, чтобы заслужить прощение за свои промышленные выбросы, Сибирь подарила мировому наследию плато Путорана. Горный массив пронизывает степь, испещрённую озёрами — результатом поверхностной оттепели вечной мерзлоты. Между тайгой и тундрой, между Сибирью Восточной и Сибирью Западной плато соединяет все типы арктических и субарктических экосистем. Ни одна дорога не ведёт в этот недосягаемый заповедник, расположенный в непроходимом краю. Один из бесчисленных Ми-8 МТ, годных для любых целей,— военная версия внутри, выкрашенная цивильно снаружи,— наш вертолёт углубляется в базальтовый каньон, заканчивая свой полёт акробатическими трюками при посадке посреди лиственниц на краю живописных водопадов. Нас ожидает пикник олигарха, несомненно, но также открытие девственного природного пространства, чудом сохранившегося среди токсических шлаков промышленной Сибири.
Затем, переживая хаотические нагромождения образов и впечатлений, мы отправляемся на встречу с сибирскими писателями и читателями, поскольку это — одна из основных целей нашей литературной поездки. В Красноярской государственной научной библиотеке и в своей франко-русской компании на борту «Александра Матросова» под руководством Ирины Барметовой, главного редактора художественного литературного журнала «Октябрь», ответственной за «круглые столы» русских писателей на многих международных книжных фестивалях, мы обсуждали издательские проблемы России и Франции. Особенно мы были удивлены и тронуты, обнаружив перед собой многочисленные аудитории внимательных и любопытных слушателей. Этого можно было ожидать в Красноярске, университетской столице края, но мы совершенно не представляли пыла и внимания публики, которая нас приняла и долго не отпускала, в библиотеке Норильска. Это ещё одно доказательство, если в нём есть необходимость, того, что это — неописуемый город, настолько его атипичные черты противоречивы, что наглядно показывает: всюду на Земле воля, культура и ум — генераторы надежды.
Москва, ещё недавно такая далёкая и странная для западного европейца, кажется совершенно обыденной, когда одним махом возвращаешься из Норильска в последний день июля. Если дозволено загадать желание Святой Параскеве перед тем, как покинуть Сибирь, то это желание вернуться в Красноярск и в Норильск. На этот раз в декабре, среди арктической ночи и холода.
