Действующие лица:
АСИЛА
БОЛТАЙ
ТЭННИЭЛ
ЧЕШТЕР
КИТТИ
Асила странно и чудесно поет около опущенного занавеса.
Ее освещает слабый свет.
Ее пение постепенно становится волнительным, почти на грани плача.
Асила продолжает петь, пока зрители заполняют зал.
Зал без особенной роскоши.
Когда зрители заняли свои места, свет медленно гаснет (на лице Асилы выражение тревоги).
Полная темнота.
АСИЛА: Дайте мне света… Я хочу петь дальше…
Асила ходит в полной темноте.
Тишина.
Вспышки света из-за спины зрителей.
Оттуда в зал входят три человека: Болтай, Тэнниэл и Чештер.
Тэнниэл фонариком освещает занавес, стены и потолок театра.
ТЭННИЭЛ: Что это?
ЧЕШТЕР: Ткань…красный занавес!
ТЭННИЭЛ (желчно): И здесь они нас разместили сегодня?
ЧЕШТЕР: Освети все, что видишь. Ласточки из конструктора спят в бесконечности.
Тэнниэл снова освещает стены, прожекторы, опять стены.
Трое бредут по боковым коридорам: Тэнниэл по левой стороне, Чештер – по правой. Чештер служит поводырем для Болтая, который тащит в руке огромный чемодан.
ЧЕШТЕР (недоверчиво): Это же театр!
ТЭННИЭЛ: Театр… вот уж не хватало!
ЧЕШТЕР: Ты уверен, что это здесь?
ТЭННИЭЛ: Без единого сомнения.
ЧЕШТЕР (развеселившись): Театр! Это ж хорошо: мы увидим Королеву Червей за раскрашиванием роз в красный цвет и шаловливых устриц, приглашенных на ужин к Моржу, и понемногу разглядим печаль на уголках тишины.
ТЭННИЭЛ (резко, с желчью): А еще Снарка в его трехзвездочном отельчике, как будто его вообще кто-то когда-то видел.
БОЛТАЙ: Тебя разъедает зависть.
ТЭННИЭЛ: А ты заткнись.
Трое поднимаются на сцену.
Чештер помогает Болтаю.
Ощупывают занавес.
БОЛТАЙ: Вы уверены, что это театр?
ТЭННИЭЛ: Нет, это висячие сады Вавилона.
ЧЕШТЕР: А где свет?
ТЭННИЭЛ: И не подумают включать, они хотят, чтоб мы вот так ходили с фонариком всю ночь.
ЧЕШТЕР: Но этот занавес может подняться… пустяковый сюрприз: будут полчища омаров и драконов, и знаменитые черепахи, и сад говорящих цветов, и… и стальная бабочка с исчезающими крылышками.
ТЭННИЭЛ: Брось ты эту чепуху.
ЧЕШТЕР: А где канаты?
ТЭННИЭЛ: Откуда я знаю! посмотри вон в том углу, я тебе посвечу.
ГОЛОС ЧЕШТЕРА (из-за занавеса): Когда я был ребенком, у меня была гусеница, я устраивал с ней театр, учил курить кальян, качал на листе тутового дерева, а ночью она декламировала мои сны в унисон моему сердечному смирению.
ТЭННИЭЛ: Ты занавес поднимешь или нет?
БОЛТАЙ: Оставь его в покое, не мешай.
ТЭННИЭЛ: Не лезь не в свое дело, слышишь?
ГОЛОС ЧЕШТЕРА: Дамы и господа большого театра Оклахомы, я обращаюсь к вам в первый и последний раз!
Он торжественно произносит эту фразу; и занавес поднимается, освещаемый ручным фонариком.
Тэнниэл осматривает сцену.
При тусклом свете фонарика видна пустая сцена, на которой лежит двое носилок.
Третья кровать (деревенская, такие часто бывают в армейских казармах) – больничная койка на колесиках.
ТЭННИЭЛ (иронично): Это спальня королевского дворца.
БОЛТАЙ (беспокойно): Это стол для массажа?
Освещают носилки.
ТЭННИЭЛ: Скорее всего, это больничные носилки… воняет мертвечиной.
Болтай подходит к ним и довольно ощупывает.
БОЛТАЙ: Кровати?..
ТЭННИЭЛ: Нам повезло, по крайней мере, это не свинарник.
БОЛТАЙ: Не жалуйся: если дали три кровати и массажный стол, то все необходимое у нас есть. Каждый день рычит, недовольно ворчит.
ТЭННИЭЛ: Вчера мы ночевали на заброшенной фабрике, в четверг – в классе для дошкольников, позавчера – в солдатской казарме.
БОЛТАЙ: В твоем возрасте засыпаешь где угодно.
ТЭННИЭЛ: И почему мы не пошли спать в собачью конуру с каменными кроватями даже без какой-нибудь циновки.
БОЛТАЙ: Не думай, что так уж просто каждый день находить для всех ночлег.
ТЭННИЭЛ: Даже будучи слепым, различаешь все оттенки розы.
Болтай скрупулезно и аккуратно открывает свой чемодан. Выкладывает на носилки припарки, салфетки, масла. С бесконечной аккуратностью он превращает носилки в массажный стол.
ТЭННИЭЛ (кричит): Но мы не останемся ночевать в темноте.
ГОЛОС ЧЕШТЕРА: Я ищу… не могу найти, у нас будет театр китайских теней для невидимых мартовских зайцев, для черных птиц памяти.
ТЭННИЭЛ: Брось болтовню и ищи лучше.
ГОЛОС ЧЕШТЕРА: Тут есть имена Траляля и Труляля.
ТЭННИЭЛ: Наверно, метка.
ГОЛОС ЧЕШТЕРА: Чую поблизости свет.
И действительно загорается разноцветный свет. Чештер балуется и крутит прожектора. Сцена пуста, на ней ничего нет, за исключением кроватей и носилок.
ЧЕШТЕР: Гори, сверканье! Как будто мы решили праздновать со вздохами негодовщину какого-то потрясения. (Трагично.) Мам, это я, Чештер, я здесь совсем один, ты не забыла обо мне, правда?
ТЭННИЭЛ: Заткнись!
БОЛТАЙ: Бедный Чештер, я был на его месте. Искал преступного поцелуя среди неукротимой ежевики.
ТЭННИЭЛ: Мы все трое агонизируем без ксилофонов. (Пауза.) У Снарка – кондиционер, шелковые простыни… в этот самый момент его обслуживает трое слуг… маникюр, икра, интервью, вибромассаж, телевидение, столы для отдыха, мебель без улиток, влечение к ярким краскам, пламенные гвоздики, щеки без листьев и отдельная кровать для сна, дабы тешить его самолюбие.
БОЛТАЙ: А ты будешь сравнивать.
ТЭННИЭЛ: Все, что у него есть, должно принадлежать нам. Это мы вынуждены сосать пищу, которую не в состоянии разгрызть, это нам больно жевать и весь этот гнет – в нашей крови.
БОЛТАЙ: У каждого свое место.
ТЭННИЭЛ: С каждым днем я ненавижу его все сильнее и сильнее, ненавижу его, ненавижу!
БОЛТАЙ: А ты нервный.
ТЭННИЭЛ: Когда он мне говорит «принесите-ка мне пива», клянусь, я с трудом пересиливаю желание подсыпать ему туда цианистого. Мне нравится представлять, как постепенно разъедается его глотка, наблюдать его красно-белую смерть в замедленной съемке, будто кораблекрушение или что-то такое.
БОЛТАЙ: Зачем ты говоришь вещи, в которые сам не веришь?
ТЭННИЭЛ: Если б я только мог… если б мог…
БОЛТАЙ: Учти, все эти вещи, о которых ты говоришь, могут возыметь последствия. Сам знаешь, чем все обычно заканчивается. Вдруг ему удастся узнать, что ты нашептываешь себе под нос каждую ночь? И попрощайся с карьерой, работой и со своей профессией.
ТЭННИЭЛ (разгорячено): Мне-то что? Я могу сказать ему все, что думаю, прямо в лицо. Слишком много накопилось у меня хинина для этих целей.
Звонит телефон.
Тэнниэл в ужасе.
Очнувшись, он ищет и телефон и вскоре находит.
ТЭННИЭЛ: Алло!.. (Очень любезно.) Это Тэнниэл… Больше не ошибались… Сделаю, как просишь… Да… Да… Разумеется… Ты же знаешь, что в твоем распоряжении… Нет-нет, совсем меня не побеспокоит… Конечно… Да… Да… Всего доброго, приятной ночи.
Чештер наблюдает за разговором с большим волнением. Тэнниэл кажется сокрушенным.
ТЭННИЭЛ: Это он, Снарк!
Долгая тишина.
Чештер, кажется, взволнован больше остальных.
Внезапно у Чештера случается истерически-эпилептический припадок.
Тэнниэл всеми силами успокаивает его.
Лицо Чештера страшно искажено, он пускает слюну.
В конце концов, он принимается бегать по сцене из стороны в сторону, как сумасшедший. (Болтай похож на испуганное животное).
Наконец, Чештер указывает пальцем слева направо, будто проследовав за кем-то, и говорит:
ЧЕШТЕР (с видом спокойного отчуждения): Поздно, слишком поздно. Я не успею прибыть вовремя. Спешить, надо спешить… Спешить еще сильнее… Вот так… Вот так… Я ухожу в бухту размышлений без вожжей и чистого неба.
Чештер абсолютно неподвижен, но заметно мучается от неистового сумасшествия или какого-то сверхчеловеческого просветления.
ЧЕШТЕР: Ты ведь видел белого кролика, правда, Тэнниэл?
ТЭННИЭЛ (успокаивая его): Конечно, видел.
ЧЕШТЕР: А видел, как он достал часы из кармана жилета и посмотрел, сколько времени?
ТЭННИЭЛ: Конечно, Чештер. Успокойся.
ЧЕШТЕР: Но ты его слышал?
ТЭННИЭЛ: Да, слышал.
ЧЕШТЕР: Он сказал: «Бог мой, я опаздываю» и потом убежал прочь. (Указывает в сторону, куда побежал кролик.) Мама, мама… Куда убежал кролик?
Болтай тоже в истерике, он начинает слегка вертеться на месте, подобно дервишу.
ЧЕШТЕР: Мама. У меня есть живот и воспоминания, полные крапивы.
Тэнниэл заботливо его обнимает, кладет ему на голову черную салфетку.
ТЭННИЭЛ: Это я, твоя любимая мамочка!
ЧЕШТЕР: Мамочка, все меня обгоняют. Знаешь, мамочка, когда я был неряшлив, в меня бросали свинец и били по ногам. Все хотели сделать мне больно. Накажи меня клещами.
ТЭННИЭЛ: Успокойся, мое сокровище, я здесь, чтобы любить тебя.
ЧЕШТЕР: Мама, скажи Болтаю, чтобы дал мне больше таблеток… я хочу видеть кота с серебряной всадницей и жирафа, чихающего от меланхолии, и еще хочу, чтобы ты уняла мою боль шоколадом и фисташками.
ТЭННИЭЛ: Я сделаю все, что ты у меня попросишь, мой милый сыночек.
ЧЕШТЕР: Верни меня к себе в живот, мама, пусть я буду там навсегда заперт, как теленок в навозе.
ТЭННИЭЛ: Я всегда с тобой.
ЧЕШТЕР: Мама, я пойду в горы, хочу коснуться звезд языком и украсить облака своими несчастьями.
ТЭННИЭЛ: Останься со мной.
ЧЕШТЕР: Я ухожу, мама. Но если позвонит Снарк, не говори ему, что я ушел в горы, ведь он меня наказал, скажи ему, что я у Шляпника и Мышки-Сони – плаваю в собственных слезах. Это очень хорошее оправдание, он поверит.
ТЭННИЭЛ: Не волнуйся, я ему так и скажу.
Чештер переходит на истеричный тон, пускает слюну на лестницу в задней части сцены, забирается наверх и бросает оттуда истеричные вопли. Болтай принимается вертеться еще быстрее.
Тэнниэл обращается к возбужденному Болтаю.
Тот зверски вертится в своем танце.
ТЭННИЭЛ: Что ты ему сегодня давал? Что ты дал бедняге Чештеру?
БОЛТАЙ: Что происходит? Где я?
ТЭННИЭЛ (кричит): Я тебя спрашиваю, что ты дал Чештеру?
БОЛТАЙ: То, что он приказал.
ТЭННИЭЛ: Кто он?
БОЛТАЙ: Хозяин. Снарк!
ТЭННИЭЛ: Я же тебе тысячу раз говорил, чтобы ты никогда больше не давал ему ни одной таблетки! Никогда!
БОЛТАЙ: Мне велел Снарк. И потом… Иначе бы Чештер не выдержал, без таблетки он не смог бы идти за нами, и нам пришлось бы его бросить.
ТЭННИЭЛ: И чего ж ты хочешь? Убить его?
БОЛТАЙ: Если мы бросим его, то и Снарк бросит… А если он бросит, что станет с Чештером? Уверен, он покончит с собой. Что ему еще делать с его жизнью?
ТЭННИЭЛ: По крайней мере, он может отделаться, как ты.
БОЛТАЙ: Как я? (После длинной паузы. Очень спокойно.) Ослепнуть? Делать массажи?
Тэнниэл дает ему пощечину.
Болтай послушно принимает удар.
БОЛТАЙ: Ты бьешь слепого?
Тэнниэл пристально смотрит на него и внимательно слушает.
ТЭННИЭЛ: Сделай мне массаж. Быстрей!
Болтай очень спокоен.
БОЛТАЙ: Ложись.
Тэнниэл ложится, Болтай долго массирует его ноги.
Ноги сильно напряжены.
Наконец, после паузы:
ТЭННИЭЛ: У меня встал!
Болтай бросает смоченную салфетку Тэнниэлу на промежность.
Продолжает делать ему массаж.
БОЛТАЙ: Потерпи. Из-за этого ты не сможешь уснуть.
ТЭННИЭЛ: Жалкое существование. Люди, вроде нас, с соразмеренной жизнью, вроде нашей, мы, как козлы в загоне, вынуждены воздерживаться.
БОЛТАЙ: Ты должен использовать силу воли.
ТЭННИЭЛ: У меня там все затвердело, затвердело, затвердело. Слышишь? Встало. И днем, и ночью так!
БОЛТАЙ: Ни Снарк, ни Кэрролл…
ТЭННИЭЛ: Не говори мне о Снарке.
БОЛТАЙ: Это хуже всего!
ТЭННИЭЛ (говорит быстро, как будто бредит): Мы вместе с ней в кино, я делаю вид, что смотрю фильм, на самом деле, я ласкаю ее своей рукой и острием локтя я касаюсь ее сосков, и она смотрит на меня, мы смотрим друг на друга, из моих глаз выпрыгивают двадцать черных петухов, я приношу ее домой, и уже на лестнице принимаюсь ласкать ее руками, касаюсь ее промежности, как граната сладкой утренней зари, и там же на лестнице я кладу ее и ласкаю, не снимая с нее трусов, она целует меня теплым языком, густым от жасминовой катаракты, который наполняет мой рот семенем, а с чердака спускается ее подруга, она ласкает своими маковыми губами мой член, вдыхает его, как будто у нее во рту есть только язык, нет ни зубов, ни чешуек, ни акул, и она кладет груди мне на щеки, я их ласкаю, сосу, наполняю их слюной и дрожащей пеной, и я эякулирую, наполняю ее рот семенем, и она осторожно глотает, не теряя ни капли влажного исступления, и, когда подходит та, первая, я снова твердею, она целует мой зад, проводит языком между ягодицами, и я наполняюсь содроганиями, молниями, безрассудными свечениями, и затем я плыву в лодке с тремя девушками, мы все обнажены, солнце освещает нас среди роз и огненных горнил, я трахаю их руками по очереди, пока одна из них царапает мой язык своей промежностью, скачет на нем к берегам тишины, и потом в коридоре я ставлю девушек вдоль стены, задом к себе, и трахаю одну вслед за другой, потом пятую, десятую, пятнадцатую девушку, и мой член с каждым разом твердеет еще сильнее, с еще большим желанием, как будто кровь, пчёлы, шипы и ржание подняли внутри него сумасшедший ураган, и я использую его твердость и метровую длину, чтобы поднимать девушкам юбки, и каждая из девушек устремляет взгляд на мой член, окунаясь в волны чувств, забывая обо всем на свете, и, когда я заканчиваю, рядом уже ждут три девушки, которые приближаются ко мне, трогают меня, и в метре от них я трахаю каждую, одну за другой, дрожью солнца и волнения в небольшом вагончике, колледже печальных девочек, и потом я уже в кровати, в темноте, один, внезапно я чувствую, как она взбирается на меня, берет мой орган в рот и сосет яички, ее язык движется от зада к кончику моего члена безрассудным влажным когтем, пока другие женщины кончают, целуя меня, трутся о мои запястья, руки, о мой рот и о мои лопатки, о мою душу, о мою агонию, мастурбируют на моих коленях, на моих ступнях, в напряженной тишине они подобны извивающимся флагам, и я трахаю их, а потом я ложусь на вращающееся колесо, как будто на колесо для четвертования, и одна за другой, девушки садятся на мой твердый член и сидят неподвижно, пока я верчу их на своем органе, одну за другой…, сотнями, тысячи женщин, миллионы архангелов.
Рычит или, возможно, плачет.
Тишина.
БОЛТАЙ: Юбки и действия никогда ничего не проясняли.
Чештер внезапно кричит с высоты.
ЧЕШТЕР: Тэнниэл, Болтай, идите сюда. Здесь Бог, прямо здесь, я его очень хорошо вижу. Он круглый и черного цвета, очень красивый, похож на упрямство. Он выбегает из стены, у него есть, по крайней мере, восемь лап. Он чудесен. Он размером с клопа… Это клоп. (Обезумев от счастья.) Бог – это клоп. Это клоп безгранично похабный, клоп, одетый в вечность. Добрый день, или вернее – добрый вечер, господин Бог, как у Вас дела?
Тишина.
ЧЕШТЕР: Болтай, Тэнниэл, Бог мне ответил. Какой странный голос – кавалериста, пепла и поцелуев. Вы даже представить себе не можете!
Играет с Богом на стене.
ТЭННИЭЛ: Каждую ночь одна и та же песня. Бедняга Чештер!
ЧЕШТЕР: Господин Бог, а Вы знаете, как сильно я Вас люблю? Может быть, Вы хотите устроить бега, чтобы посмотреть, кто быстрее. Но я питаю к Вам уважение и дам Вам 100 метров фору.
Тишина.
ЧЕШТЕР: У Бога голос гермафродита, бесконечного, как корабль мертвых. Он потрясающий. Вы его слышите?
Выбегает из-за сцены, изображая вертолет.
ТЭННИЭЛ: Остановись, приятель, Болтай сделает тебе массаж.
Внезапно Чештер как будто просыпается.
ЧЕШТЕР: Что это? Где перцовый вертолет и свист скорпиона?
ТЭННИЭЛ: Иди-ка сюда, к нам, успокойся, мы с тобой.
Чештер делает гимнастические упражнения и вдруг говорит уверенно:
ЧЕШТЕР: Пузырек. Скорей, Доктор: дайте мне мой пузырек!
Болтай шарит вслепую и находит.
БОЛТАЙ: Держи.
ЧЕШТЕР: Доктор, я на сто процентов уверен, что мое здоровье…
БОЛТАЙ: Ваше здоровье в превосходном состоянии.
ЧЕШТЕР: А мои лейкоциты? А эритроциты? Доктор, у меня всего этого достаточно?
БОЛТАЙ: Да у вас их целые стада.
ЧЕШТЕР: А ноги?
БОЛТАЙ: Лучше, чем когда бы то ни было.
ЧЕШТЕР: А что показал рентген?
БОЛТАЙ: Подтвердил наш самый положительный диагноз.
ЧЕШТЕР: Вы просто меня успокаиваете.
БОЛТАЙ: Послушайте самого Доктора Чарльза Лютвиджа Доджсона. Доктор, скажите, что говорит рентгеновский снимок ног Чештера?
ТЭННИЭЛ: Как я вам и говорил, Доктор Дэрсбери, ноги Господина Чештера в прекрасном состоянии.
ЧЕШТЕР: И нет внутри хлопчатника? Или кусочков свинца, олова или пыли тревоги, разъеденной отчаянием?
ТЭННИЭЛ: Уверяю вас, что я не обнаружил там ни самой маленькой капельки хлопчатника, олова или свинца.
ЧЕШТЕР: А у меня разве не возьмут анализ мочи?
БОЛТАЙ: Вот, держите емкость.
Чештер идет к авансцене и мочится синим цветом. (Этого эффекта легко добиться безопасным способом, а именно – актеру нужно за час до представления выпить литр воды с разведенным в ней синим метиленом)
Чештер мочится и тревожно рассматривает пузырек, готовый расплакаться.
ЧЕШТЕР: У меня моча синяя… Синяя!
ТЭННИЭЛ: Нет, не синяя, ваша моча чудесно желтого цвета. Не так ли, Доктор Доджсон?
БОЛТАЙ: Разумеется, она желтая, самого чистого желтого цвета, даже контрастней, как будто с шафраном. Это натуральный цвет мочи.
ЧЕШТЕР (в течение нескольких мгновений проглотив хинин): Я готов собственными яйцами поклясться, что вы мне врете. Как вы можете отрицать, что у меня моча синего цвета?
БОЛТАЙ: Я слепой: я не могу ничего видеть.
ТЭННИЭЛ: Чештер, не сердись… мы думали, что ты бредишь… не волнуйся.
ЧЕШТЕР: Я протух от этих таблеток, я раздавлен, мое одинокое тело – улитка рыданий и лихорадки.
ТЭННИЭЛ: Синий – не такой уж уродливый цвет.
ЧЕШТЕР: Нет, все значительно хуже: это цвет умирающего.
БОЛТАЙ: Было бы плохо, если б ты мочился кровью или гноем, а синяя моча еще никому не вредила.
ЧЕШТЕР: А ты, твою мать, откуда знаешь?
Очень решительно, как будто на сцене никого нет (двигаясь почти вплотную к Болтаю, задевая его), Асила идет в центр авансцены и в окружении удивленных взглядов троицы начинает петь.
Чештер и Тэнниэл недоверчиво ее разглядывают. Асила поет точно под прожектором. Болтай, кажется, поражен ее голосом. Наконец, Тэнниэл не выдерживает, он не может больше терпеть ни минуты:
ТЭННИЭЛ: Закройте свой поганый рот.
БОЛТАЙ (довольный): Тихо, Тэнниэл. Дай послушать.
Асила поет, уверенная, что ее никто не слушает.
Вдруг Тэнниэл подходит к ней вплотную.
ТЭННИЭЛ: Прошу вас, сеньора, возможно, это и не похоже на спальню, но мы здесь спим, и нам не хочется сегодня видеть ночные кошмары.
АСИЛА (продолжая петь, агрессивно): Papanicaille roi des papillons
c'est fait une entaille en se rasant le menton
poire, pomme, prune, abricot
Papanicaille est un idiot.
ТЭННИЭЛ: Тут вам не театр, слышите? Вы нам мешаете.
Болтай очарованный слушает песню Асилы.
АСИЛА (не прекращая петь): ?Voulez-vous que verite vous dise?
Il n'est jouer qu'en maladie
lettre vraie qu'en tragedie
lache homme que chevaleureux.
Horrible son que melodie
Ni bien conseille qu'amoureux.
ТЭННИЭЛ: Пошла отсюда! Вон!
С силой хватает ее и сбрасывает со сцены.
Она скатывается по лестнице за дверью в задней части сцены.
ГОЛОС АСИЛЫ: Я не хочу быть жертвой! Не хочу быть жертвой!
Тэнниэл резко захлопывает заднюю дверь.
ТЭННИЭЛ: Чертова шлюха. Мы здесь… в этих трущобах… с солдатскими кроватями… и с какими-то людьми, норовящими порвать наши барабанные перепонки… а между тем Снарк!..
БОЛТАЙ (очарованный): Какой голос!
ТЭННИЭЛ: Брось мечтать!
Болтай опускает голову и принимается за подготовку массажного стола.
БОЛТАЙ: Чештер, ложись, я сделаю тебе массаж.
ЧЕШТЕР: Ты ж еще не закончил с Тэнниэлом.
БОЛТАЙ: Ты очень устал, я чувствую, что ты сегодня весь на нервах!
Тот ложится. Болтай массажирует.
БОЛТАЙ: Чештер, посмотри на меня! Посмотри мне в глаза…Знаешь, мы, слепые, очень хорошо чувствуем чужой взгляд.
ЧЕШТЕР: Знаешь, у меня иногда возникает чувство, будто я прошел сквозь зеркало, будто я нахожусь по ту сторону зеркала среди леопардов, коронованных чертополохов и поездов грязи.
БОЛТАЙ: Ты прямо как я, Чештер.
ТЭННИЭЛ: Почему он, а не я?
БОЛТАЙ: Чештер такой же, каким я был когда-то… носится, как я когда-то носился. Ему снятся мои сны молниями и ножами.
ТЭННИЭЛ: Как же ты можешь… все это видеть?
БОЛТАЙ: Я не говорю, что он бегает физически, он скорее блуждает своим духом. Я чувствую его блуждания, его идеи и его тоску, его опустошение и жажду меда.
ТЭННИЭЛ: Ты говоришь, как актер в театре.
ЧЕШТЕР: Но ведь это и есть театр.
БОЛТАЙ: Я бы обрадовался, если б мы были театральными актерами, обрадовался бы, обрадовался…
ЧЕШТЕР: …а мне так нравится ехать в вагоне поезда в шляпе из черного фетра, и чтобы – напротив меня был жук и козел. И чтобы на меня смотрел в бинокль из окошка человек с длинной белой бородой. И я чувствовал бы себя тростниковой зарослью среди нежности и других растений.
БОЛТАЙ: А тебе, Тэнниэл, тебе что нравится делать?
ТЭННИЭЛ (очень взволнованно): Мне нравится плакать.
БОЛТАЙ: Это вовсе не театр. В театре нужно вечно танцевать, вертеться, подобно дервишу, дабы подняться над землей и летать в воздухе. Бродить стеблем среди чаек на пляже, как спираль сердца, мучающаяся от бесконечных страданий.
Болтай делает стол из носилок и готовится к чаепитию.
Тэнниэл начинает плакать. Он в отчаянии.
ЧЕШТЕР: Что с тобой?
БОЛТАЙ: Что случилось?
ЧЕШТЕР: Тэнниэл плачет.
БОЛТАЙ: Плачет.
ЧЕШТЕР: Плачет по-настоящему.
БОЛТАЙ: Тэнниэл, Тэнниэл!.. Но что с нами будет этой ночью?
ТЭННИЭЛ (переходя от плача к ярости): Изо дня в день лезем из кожи вон, бежим, истощенные, без тамтамов и радуги… и зачем все это? Зачем наши жизни? Бежим ради славы, как безглазые механизмы, жаждем денег и, наконец, бежим просто так, чтобы не останавливаться. Будто наша жизнь – праздник, но нас на него не пригласили, будто часы, хороводы и фейерверки слеплены из пыли и отсутствия, дабы мы их созерцали, будто это театр, но мы в нем самые нежданные гости.
БОЛТАЙ: Не преувеличивай!
ТЭННИЭЛ: Да, нами пренебрегают, как будто мы чистим языком туалеты.
ЧЕШТЕР: Но однажды мы будем первыми, Тэнниэл, ты и я. А Белый кролик с горном станет герольдом нашей победы.
ТЭННИЭЛ: А Снарк?
БОЛТАЙ: Давай танцевать, Тэнниэл, достань свое сердце из нафталина и плесени, это же театр.
ТЭННИЭЛ: Это наша ночлежка. Ты ведь даже не знаешь, что в театральных пьесах изображались принцы XIX века и богачи самой высокой пробы, более того, подобная пьеса воспринималась как революционная и быстро приобретала популярность. А кому интересны мы, мы даже не можем заработать себе на еду?
БОЛТАЙ: Ты ничего не понимаешь.
ТЭННИЭЛ: Болтай… (Долгая пауза.) Мы его убьем.
БОЛТАЙ: Кого?
ТЭННИЭЛ: Снарка.
ЧЕШТЕР: Мы его убьем, будто выпадая из сна в водопад тишины и морских волн.
ТЭННИЭЛ: Мы убьем его собственными руками.
БОЛТАЙ: Я подготовлю стол.
Принимается за подготовку стола.
ТЭННИЭЛ: Послушай меня, я говорю на трезвую голову, мы убьем его. Убьем. (Кричит.) УБЬЕМ!
Входит Китти.
Китти крайне инфантильна.
КИТТИ: Не убивайте его, когда он умрет, все закончится, из ноздрей и мыслей полезут гусеницы, а кот будет улыбаться с дерева до тех пор, пока от него не останется одна улыбка.
ТЭННИЭЛ: Здесь никто не говорил об убийстве.
БОЛТАЙ (испуганно): Кто говорит? Кто здесь?
КИТТИ: Я Китти, я сбежала из своего дома. Мама каждую ночь меня связывает, чтобы я не убежала. Вот такой веревкой (показывает), но сегодня я ее перерезала ножницами.
Чештер и Тэнниэл озадаченно ее разглядывают.
КИТТИ: Уверена, вы хотите у меня спросить, зачем мама меня связывает: она говорит, что я невинна и что моя голова полна соловьиных песен. Но это не правда, я уже много чего знаю.
Тэнниэл заметно возбужден видом Китти.
Чештер кажется изумленным.
Болтай прерывает молчание:
БОЛТАЙ: На стол! На стол!
ТЭННИЭЛ (Китти): Ложись спать с нами. (По-животному грубо.) В нашей кровати.
КИТТИ: Как хорошо, какое счастье, ведь это совсем по-другому, нежели спать с мамой. У нее коленки костлявые и каменные.
ТЭННИЭЛ (непристойно): Потрогай.
Тэнниэл показывает ей на огромную выпуклость в своей промежности. Китти наивно прикасается.
КИТТИ: Какой большущий язык. Он должно быть вас сильно беспокоит. И дрожит. Удивительно. Тепленькое страусиное перышко. Велосипедный насос с двумя гирляндами без гнездышка? Голубь, олений зов, охотничий рог, хамелеон, филин? кролик тихий и упрямый, как апельсиновое дерево? клочок мха? детский рожок в виде крота или сатанинского колпака?
ТЭННИЭЛ (агрессивно): Нет, это мой член.
КИТТИ: Ничего подобного никогда не видела ни у себя, ни у мамы. Смотри.
Поднимает юбки и показывает свои гениталии.
ЧЕШТЕР (зачарованно): О наш балкон с цветами и аллилуйей.
БОЛТАЙ: Оставьте девочку в покое, на стол!
Болтай уже расставил чашки для чаепития. Огромные горшки с мармеладом. Чай. Хлеб.
Болтай садится, берет самую экстравагантную чашку чая и засыпает. С этого момента все происходит в дьявольски-сумасшедшем темпе. Чештер и Тэнниэл осматривают Болтая, садятся по обе стороны, уперев в него локти, будто в подушку.
Они едят мармелад большими кусками, очень быстро.
Китти замечает свободный стул и собирается сесть.
ТЭННИЭЛ и ЧЕШТЕР: Pas place! Pas place!
КИТТИ: Il y a beacoup place.
Она возмущена.
ТЭННИЭЛ: Un peu de vin?
Они молча и крайне быстро едят, не издавая ни звука, как в немом кино.
Только Болтай встает и, покачиваясь, бредет к Асиле, поющей свою изумительную песню, тем временем Китти, Чештер и Тэнниэл внезапно засыпают в самых невероятных позах: они лежат друг на друге, засыпанные кусками мармелада.
Асила снова плачет во время пения, и взволнованный Болтай танцует в такт ее песни.
Наконец, Болтай опускается на все свои четыре конечности напротив Асилы, подобно ослу или какому-то иному животному для верховой езды. Асила покрывает ему голову белой вуалью и целует его.
Они сходят со сцены, Асила поет еще божественнее прежнего.
Темнота.
* * *
Барабанная дробь.
На сцене тело покрытое одеялом.
Помимо него на сцене стоит велосипед – на опорах, не позволяющих ему сдвинуться с места – на велосипеде сидит Болтай и изо всех сил быстро крутит педали.
Входит Китти, осматривает одеяло, приподнимает его за краешек: под ним виднеется кажущийся мертвым Чештер.
Китти вскрикивает.
Барабан.
Темнота.
Болтай и Асила.
БОЛТАЙ: Шел на полной скорости, теперь стою внизу у раскрытой могилы. Снарк попросил меня собрать заново всех сбежавших. Велосипед упрямился под моими ступнями, как будто желая быть мной укрощенным. Я умирал от усталости, усталость камнями закидывала мое сердце, меня парализовала мысль, она коснулась моего разума, как внезапный гость, который судил меня среди туманных отблесков. Она поднялась к финишу раньше с ее десятью процентами – истинной стеной, взрастившей мои силы подобно кораблю-призраку. Я был измотан до кончиков ногтей моей души, плевался легкими, как оголтелая машина. Достигнув вершины, я поместил газету себе на грудь, под свое трико, дабы вынести холодный спуск. И пенный граммофон повторял мне в ухо раз за разом: «Снарк просит собрать заново всех сбежавших». Я уже снижался со скоростью почти 100 километров в час, мои пальцы скрючились от холода, примерзли к велосипедному рулю, я не мог пошевелить ими и нажать на тормоза. Прежде всего, в правой стороне моего безумия я раскрывался подобно водным берегам и кладбищенским старухам. На обратном пути песок взмывал в воздух перед моим велосипедом, и мне казалось, что велосипед скачет, как раненый аист. Истощение задувало огоньки искаженных отражений и даже мой инстинкт самосохранения – задувало подобно ураганному ветру траура. И я продолжал слышать голос Снарка, и колокольчики мерцали, как влюбленные женские шепоты…
АСИЛА: Ты слышал женские голоса-колокольчики?
БОЛТАЙ: Я слышал, как говорили о странниках пустыни, как пожирает жажда и усталость тех, кто видит миражи, у меня тогда тоже были слуховые галлюцинации, будто лимб призывал меня к забвению. Может быть, пилюли?
АСИЛА: Какие пилюли?
БОЛТАЙ: Те пилюли, что мы принимали, чтобы выжать силы из своих худощавых тел, чтобы пробудить в себе сверхчеловеческую силу.
АСИЛА: Вы принимали наркотики? Велосипедисты?
БОЛТАЙ: В велосипедном спорте на поверхность всплывают все страдания и восторги нашей жизни – между шумом и яростью: это история любви к развратным существам, пахнущим пчелиной кровью, воодушевляющихся от унижения, и я ими властвую: такова монархия с королями, мастурбирующими посреди раздора, конспираций и цветочных корон; такова фабрика, переживающая классовую борьбу; это война сражающихся между собой солдат и генералов из шоколада, отдающих честь, это огромный театр мира с напудренными актерами, которым аплодирует публика из одних мошенников, не достойных какой бы то ни было триумфальной арки.
АСИЛА: И дюймовочек ты тоже слышал?
БОЛТАЙ: И еще я слышал, как отец рассказывал мне о Белоснежке, которая была очень красивой, потому что у нее были зеленые усы, а потом он ложился ко мне на кровать и говорил сквозь смех, что будь он плохим, он бы позвонил в полицию по моему игрушечному телефону, чтобы крокодилы укусили меня за задницу.
Очень взволнованно.
Падает наземь вслед за велосипедом – в замедленной съемке. Он жив.
БОЛТАЙ (суетливо): Папа, ты ведь не хотел, чтобы я стал велосипедистом… я шел со скоростью 90 километров в час. Я был на спуске.
АСИЛА: Что там у тебя, сынок?
БОЛТАЙ: Ударил лицо, вот тут… о край скалы.
АСИЛА: Иди ко мне, сыночек.
Он подходит.
БОЛТАЙ: Папа, папа… я не вижу.
АСИЛА: Ляг на меня, не беспокойся.
БОЛТАЙ: Не вижу, папа, не вижу… обними меня.
АСИЛА: Я с тобой, мой сыночек.
БОЛТАЙ: Папа, я ослеп.
Прижимаются друг к другу.
БОЛТАЙ: Какое счастье! Теперь я могу видеть глазами веры! Я могу облечь в воображение все слова, что слышу! (Торжественная пауза, он зажигает свечу. Далее спокойнее, почти шепотом.) Ночью я виделся со Снарком, в присутствии журналистов и телевизионщиков он подарил мне трико лидера… подарил дважды, поскольку некоторые фотографы не успели с первого раза сделать удачную фотографию. Потом он мне сказал очень твердо: «Болтай, ты не одинок. Ты со мной». И действительно дал мне место массажиста команды.
Вслепую ищет Асилу и крепко целует ее в губы, как будто разыскивая изнутри рта швы, соединяющие губы Асилы.
Звонит телефон.
БОЛТАЙ (берет трубку): Пожалуйста, прекратите звонить, Тэнниэл и Чештер спят. А, извини… это Снарк… Да, это Болтай… Понимаю… Что ты говоришь?.. Ты мне не доверяешь… В тот день я был рассеян. Скажи, правильно ли я тебя понял: завтра Тэнниэл и Чештер выдержат семь километров, и тогда ты поднимешься из глубин. Так?.. Спасибо, Снарк! Пока!
АСИЛА: Это он.
БОЛТАЙ: Теперь-то видишь, с ним я начинал, как чемпион… я надеялся стать велосипедистом, но был всегда его слугой, и сейчас я продолжаю на него работать… чтобы меня не отправили в приют в мои 30 лет. Единственное, что я умею делать – это массажи!
АСИЛА: Пойдем петь со мной. Мы пробежим по миру, я поведу тебя на цепи, чтобы ты не потерялся.
БОЛТАЙ: Ты позволишь мне быть твоим буррито? Я бы мог крутить для тебя педали!
Асила наоборот берет его на руки, сажает на носилки и принимается радостно катать по сцене.
Внезапно Болтай вскакивает и говорит:
БОЛТАЙ (Асиле решительно): Пойду в отель к Снарку. Пойду один, хочу отомстить ему до нашего с тобой отъезда.
Темнота.
***
Китти, Чештер и Тэнниэл спят.
Китти осматривается, интересуясь происходящим – справа налево. Внезапно Китти принимается рассматривать нечто висящее на стене. Поднимается, подходит к стене и берет предмет. Это ключ.
КИТТИ (будя Чештера): Смотри, ключ!
ТЭННИЭЛ: Дай ему поспать.
КИТТИ: Чештер, кролик скрылся за этой дверью. Этой крошечной дверкой.
ЧЕШТЕР: Китти, я сплю.
ТЭННИЭЛ: Давай посмотрим на эту дверь.
Тэнниэл с трудом поднимается, Чештер в чудесном настроении.
Все трое рассматривают крошечную дверку.
КИТТИ: Дверь слишком маленькая. Я не смогу в нее пролезть. Как жаль, что мы увидели кролика. Знать бы теперь, куда он пошел.
ЧЕШТЕР: Ну, нам уж тем более не пролезть.
КИТТИ: Как жаль, что я не могу сложиться, как телескоп.
ЧЕШТЕР: Я уже видел эту бутылку.
КИТТИ: На ней надпись: «Выпей меня».
ТЭННИЭЛ: Уверена, что там не какой-нибудь яд?
КИТТИ: О, да: я знаю истории детей, съеденных свирепыми животными, сожженными заживо только лишь потому, что они не следовали самым элементарным советам, как, например: не хватайте красные угольки руками, вы можете обжечься.
ЧЕШТЕР: Если выпить бутылку с отравленной жидкостью, рано или поздно придется пожалеть.
КИТТИ: Но здесь ничего не написано про яд.
ЧЕШТЕР: Мне хочется ее выпить.
КИТТИ: А я это пить не собираюсь. (По-детски.) У жидкости вкус черешневого торта с фланом, жаренными индюшками в карамели, субботы, вытащенной из озера и масла иллюзий. Сделаю только маленький глоточек.
Отпивает.
Чештер и Тэнниэл принимаются жужжать вокруг нее, изображая шмелей.
КИТТИ: Как странно, мне кажется, будто я складываюсь, как телескоп.
Действительно, она уменьшается почти до одного метра.
ЧЕШТЕР (глядя с высоты): Китти, ты где?
КИТТИ: Какой же малышкой я стала.
Радостно бегает.
КИТТИ: Теперь я могу войти в дверку.
Идет к дверке.
ЧЕШТЕР: Что ты делаешь?
КИТТИ: У меня получается только просунуть голову.
ТЭННИЭЛ: И что ты там видишь?
КИТТИ: Я вижу велодром, велосипедные дорожки.
ТЭННИЭЛ: Опиши их.
КИТТИ: Велосипедисты величиной с воробья.
ТЭННИЭЛ: А какой марки велосипеды?
КИТТИ: Вижу несколько брошенных у двери. Взять?
Она протягивает руку и вытаскивает для Тэнниэла целую охапку свинцовых игрушечных велосипедов.
ЧЕШТЕР: Но это велосипеды для свинцовых солдатиков.
Китти снова просовывает голову в дверь, чтобы понаблюдать за гонкой.
КИТТИ: В гонке… он идет во главе… Дракула. Я там вижу Дракулу.
ЧЕШТЕР: Дракула? Серьезно?
КИТТИ: Да, он идет во главе, у него несколько метров в запасе… но он кажется усталым. Он с трудом крутит педали. А люди на велодроме кричат: «Один Бог велик!».
ТЭННИЭЛ: Значит, Дракула идет во главе.
КИТТИ: Сейчас к нему приближается другой велосипедист, в таком же трико – такого же цвета.
ТЭННИЭЛ: Должно быть, из его команды.
КИТТИ: Он прокалывает руку, вену… течет кровь, это переливание. Дракула пьет чью-то кровь.
ТЭННИЭЛ: Что делают судьи?
КИТТИ: Судей там нет, есть медсестры с пулеметами: они пользуются уважением у публики – им кричат sur l'air de lampions: «Один Бог велик!».
ЧЕШТЕР: Что это за внезапный холод, Тэнниэл, будто мои чувства стали отягчены черными корнями.
КИТТИ: Там один велосипедист похож на тебя, Чештер; ему на голову надели терновый венок. Солдаты смеются над ним и зовут его Королем.
Отбегает от двери.
ЧЕШТЕР: Как жарко, Тэнниэл, как жарко! У меня душа поросла розами, замороженными среди рельс моей меланхолии.
ТЭННИЭЛ: Хватит уже страдать.
ЧЕШТЕР (вдруг замечая отсутствие Китти): Где Китти? Китти! Эй, Китти! Ты где!
ТЭННИЭЛ: Она пошла на велодром, за дверью, ты что, не видел? Там был велосипедист с крестом, сказала она, ей хотелось рассмотреть его повнимательней.
ЧЕШТЕР: Это я, Тэнниэл?
ТЭННИЭЛ: Ты – это ты, и ты – здесь.
ЧЕШТЕР: Я – тот, кто я есть. Мне холодно, ужасно холодно. Зима над ледяным озером. Посмотри на меня, Тэнниэл. Скажи мне, что сегодня у нас все получится. Ведь так? Сегодня нам дадут цветочные ветки, и я расцелую девственниц, правда, Тэнниэл?
ТЭННИЭЛ: Сегодня мы выиграем гонку… как нечего делать.
ГОЛОС ИЗ ГРОМКОГОВОРИТЕЛЯ: Внимание, внимание, Болтай. Сегодняшняя гонка будет очень трудной – с подъемом на холодную вершину. Это королевский этап, в котором победителем должен стать Снарк. Пускай Чештер и Тэнниэл сделают все, чтобы преодолеть седьмой километр. Дабы Снарк мог достичь своего непревзойденного триумфа, Чештер и Тэнниэл должны тащить его, преодолевая всякое изнеможение. Болтай, дай им наркотики, чтобы обрести силу: пускай примут по три дозы амфетамина.
ТЭННИЭЛ: Болтай – сукино отродье!
ГОЛОС БОЛТАЯ: Асила! Асила!
ТЭННИЭЛ: Это же Болтай! Это он. Где амфетамины?
БОЛТАЙ: В чемодане. А зачем вам?
Тэнниэл шарит в чемодане. Не находит.
Тэнниэл страшно раздражен. Чештер почти выходит из себя.
ГОЛОС БОЛТАЯ: Асила! Асила отомстила мне! Только мне отомстила.
ТЭННИЭЛ: И я тебе отомщу.
Достает баночку с таблетками.
ТЭННИЭЛ: Мы его оседлаем и свяжем ремнями!
ЧЕШТЕР: Зачем?
ГОЛОС БОЛТАЯ: Я одинок, Асила, я вошел в комнату, и ты мне отомстила, Асила. Где же ты, Асила?
Тэнниэл передает Чештеру несколько ремней.
ТЭННИЭЛ: Привяжем его к носилкам.
Наконец, входит Болтай. Он несет в руке флакон.
БОЛТАЙ: Асила! Асила!
Тэнниэл касается его спины. Болтай оборачивается, вертится, смотрит вокруг слепыми глазами.
БОЛТАЙ: Что такое? Кто здесь?
Тэнниэл отпрыгивает от него, Болтай в ужасе.
ГОЛОС КИТТИ (кричит издали, из-за дверки): Люди только кричат: «Один Бог велик!»; и человек в терновом венке уносится на велосипеде после первого же укуса. Он спокойно крутит педали, взбираясь на гору.
Тэнниэл ударяет Болтая по спине.
БОЛТАЙ: Не пугайте меня. Кто здесь?.. Я – слепой бедняк.
Внезапно Чештер издает ужасный вопль, у него начинается истерика.
БОЛТАЙ: Не убивайте меня.
Он испуганно бегает, не зная, куда бежать.
Наконец, Тэнниэл ставит ему подножку, Болтай падает наземь.
Чештер в припадке эпилепсии садится в углу, изображая яйцо, и пускает слюну.
Болтай валяется на земле, бьется в истерике.
ГОЛОС КИТТИ: Королева черви аплодирует человеку с крестом, а тот отрывается на 300 метров от других участников – двух воришек и центуриона.
Болтай ползает на четвереньках.
БОЛТАЙ (дрожа): Скажите мне, кто вы, не заставляйте меня страдать. Я слепой. Беззащитный. Я очень боюсь.
Тэнниэл наступает ему на шею.
БОЛТАЙ (ощупывая ногу на своей шее): Это ты, Тэнниэл? Что с тобой? Откуда эта ненависть ко мне?
Тэнниэл поднимает Болтая, сажает его на носилки и связывает ремнями.
ТЭННИЭЛ: Видишь, Чештер, я хорошенько его связал.
БОЛТАЙ: Что вам от меня надо?
ТЭННИЭЛ: Сеньор даст нам положенный наркотик, чтобы мы могли выиграть гонку для Снарка. (Дает ему пощечину.) Подхалим! Предатель! Ты готов на все ради Снарка! Так что страдай!
БОЛТАЙ: Послушай, Тэнниэл, ты не…
ТЭННИЭЛ: Ты будешь молчать? Смотри, Чештер.
ЧЕШТЕР (будто пьяный): Что ты хочешь, мамочка?
ТЭННИЭЛ: Не время нести чепуху.
ЧЕШТЕР: Мамочка, не ругайся, не надо со мной так.
ТЭННИЭЛ: Давай, Чештер, давай, ударь его… у него есть наркотики, те, что нужны для Снарка, он с полицией заодно, он способствовал нашему рабству у Снарка. Ударь его, побей.
ЧЕШТЕР: Да, мамочка.
Вдруг Чештер расстегивает ширинку Болтая и принимается ласкать его между ног – механически, будто находясь в некоем другом измерении. Тем временем Тэнниэл, не видя, чем занимается Чештер, достает таблетки амфетамина.
ТЭННИЭЛ (не глядя на Чештера): Это таблетки амфетамина, с ними мы пробежим всю гонку для Снарка, как миленькие.
Тэнниэл опускает таблетки в стакан с водой и размешивает ложечкой, таблетки плохо растворяются – приходится долго размешивать.
ЧЕШТЕР (лаская Болтая и глядя на него с любовью): Да, мамочка, я спущусь в погреб, пройду по тоннелям воплей и прибуду в сумеречное убежище. Посмотри на меня, мама, скажи, что любишь меня, что я одинок.
Тэнниэл поворачивается и недоверчиво смотрит на Чештера.
ТЭННИЭЛ: Дрочить вздумал! Придурок!
Чештер продолжает, склоняется над промежностью Болтая, тот внезапно брызгает ему в лицо.
ТЭННИЭЛ: Прямо в рот! Тебя ведь унизили!
ЧЕШТЕР: Мамочка, где же Бог? Скажи, где Бог?
ТЭННИЭЛ: Да у тебя все лицо в сперме!
ЧЕШТЕР (собирает сперму в руки): Бог здесь, в этой жидкости, я вижу его, он движется, славный, теплый и порочный; я вижу это, как непрерывный сеанс в кино.
ТЭННИЭЛ: Сожми ему яйца.
Чештер не повинуется. Тогда Тэнниэл хватает Болтая за промежность и сильно сжимает.
Болтай кричит.
Тэнниэл сжимает сильнее.
Болтай повторно кричит.
ТЭННИЭЛ: Больно, больно.
Болтай снова кричит.
ТЭННИЭЛ: Ну-ка проси у нас прощенья. (Сжимает.)
Болтай кричит.
БОЛТАЙ (сильно расчувствовавшись): Простите меня, простите меня за все сделанное, простите, всем сердцем прошу.
Тэнниэл вставляет Болтаю в нос трубку и сверху закрепляет воронку.
ТЭННИЭЛ: Ты тоже примешь наркотик, и большую дозу. Я вставил тебе трубку в нос, чтоб ты не потерял ни капли, кроме того, так значительно больнее. Ты свихнешься, подобно нам, ты увидишь Бога в сперме и в настенных клопах.
Заклеивает Болтаю рот пластырем.
Тот больше не может кричать.
Из носа него торчит конструкция из трубки и насаженной на нее воронки. Тэнниэл выливает в воронку стакан амфетамина.
ТЭННИЭЛ: Это великанская доза амфетамина.
ЧЕШТЕР (отсутствующе): Мамочка, почему ты каждую ночь связываешь Китти, чтобы она не убежала, да? Мама? Полюби меня!
ТЭННИЭЛ (Болтаю): Пей, все пей, до последней капли.
Стакан уже пуст.
Болтай стонет.
ТЭННИЭЛ: А еще вот это проглоти, на пару со Снарком.
Плюет в воронку.
ТЭННИЭЛ: Помочись на него, Чештер.
ЧЕШТЕР: Мамочка, у меня нет пеленок? Можно пописать?
ТЭННИЭЛ: Помочись своей гнилой синей мочой – ему в нос.
ЧЕШТЕР: О да, мамочка, я больше не буду писать в постель, смотри, как я хорошо это делаю.
Чештер мочится.
ГОЛОС КИТТИ: Два вора догоняют человека в терновом венке, идут с ним нога в ногу, человек истощен своим бегством. Он пытается оторваться от них. Красная Шапочка вытирает пот с его лба большим платком, и лицо велосипедиста оставляет отпечаток на ткани.
ТЭННИЭЛ: Глотает все испарения, все отбросы.
Тэнниэл встает и берет Чештера за руки.
ГОЛОС КИТТИ: Он достигает горной вершины на своем поломанном велосипеде. Раскинув руки по сторонам, падает на крест. Какой напор! Только мартовский заяц столь же отважен. Человек в терновом венке только что сказал кому-то: «Для чего ты меня оставил».
Тэнниэл и Чештер выглядят очарованными.
Они сбрасывают пиджаки и ласкают друг друга.
Тем временем с бинтом на глазах входит Асила.
АСИЛА: Я слепну ради тебя и пою, чтобы ты меня слышал.
Она меланхолично поет красивую песню о любви.
Тэнниэл и Чештер страстно ласкают друг друга, их руки касаются штанов, они чудесно целуются. Эта сцена должна быть чиста и невинна.
Входит Китти, очарованно смотрит на них и даже прикладывает ладони к их затылкам, чтобы поцелуй был еще крепче.
Потом она вытаскивает парашют, разворачивает его и укрывает целующихся.
Темнота.
***
ЧЕШТЕР: Единственное, в чем я уверен, так это что мы выиграем королевский этап.
ТЭННИЭЛ: Этап истины. Мы помчимся и выиграем.
ЧЕШТЕР: Наконец-то посвящение, наше избавление, скоро зазвучат замбомбы, удары, удары.
ТЭННИЭЛ: Вместе мы достигнем цели.
ЧЕШТЕР: И самым эффектным образом пробежим первый же километр.
ТЭННИЭЛ: И даже не подумаем помогать Снарку, мы восстанем: слуги, рядовые солдаты против тех, кому достались привилегии, бедняки против тех, у кого всего в избытке.
ЧЕШТЕР: Мы станем чемпионами среди белых ирисов вихря.
ТЭННИЭЛ: Мы будем юными варварами сегодняшнего дня.
Асила входит с флаконом в руке.
АСИЛА: Возьмите, этот флакон – подарок от Болтая.
ТЭННИЭЛ: Что это?
АСИЛА: Кровь Снарка.
ТЭННИЭЛ: Что это значит?
АСИЛА: Вчера вечером, еще до того, как вы влили наркотики ему в нос, он пошел в отель к Снарку, чтобы отомстить, и сделал ему инъекцию: на самом деле он взял у Снарка литр крови и подмешал ему снотворного. Сегодня во время гонки Снарк едва ли сможет крутить педали. Он заснет верхом на велосипеде. Он отомстил Снарку.
ЧЕШТЕР (кричит): Болтай!
ГОЛОС ИЗ ГРОМКОГОВОРИТЕЛЯ: Внимание всем участникам гонки у центрального подиума, которые приготовились для фотографии. Ввиду того, что этот этап – королевский, было решено вместе с вами фотографировать Верховного судью, который обещал прибыть с полной грудью орденов.
Входит Болтай и Китти.
Парашют лежит на земле, как огромная скатерть.
Когда появляется Болтай, Тэнниэл и Чештер падают на колени. Как будто в продолжение церемонии происходит следующее: Асила показывает Болтаю флакон с кровью, будто церковную чашу.
Крайне сосредоточенно Китти протягивает ему кусочек хлеба.
Органная музыка.
Болтай смачивает хлеб в крови и передает Чештеру для причащения.
Затем повторяет то же самое с Асилой и Китти.
***
ГОЛОС ИЗ ГРОМКОГОВОРИТЕЛЯ: Внимание, все участники должны немедленно занять свои позиции перед королевской гонкой.
Чештер и Тэнниэл садятся на два неподвижных велосипеда с крутящимися педалями.
ЧЕШТЕР: Мы вновь обретем свет и свои корни.
ТЭННИЭЛ: Мы выиграем сегодня.
ЧЕШТЕР: Мы наконец-то выкупим свободу подобно весенней черешне и забавным бабочкам.
ТЭННИЭЛ: Мы получим все благодаря велосипедам.
ГОЛОС ИЗ ГРОМКОГОВОРИТЕЛЯ: Раз, два, три. Поехали!
Чештер и Тэнниэл медленно крутят педали. Им в лица дует сильный ветер.
ТЭННИЭЛ: Поехали!
ЧЕШТЕР: Поехали!
ТЭННИЭЛ: Юный варвар сегодняшнего дня!
Крутят педали очень быстро и продолжительно. Радостно смотрят назад.
ТЭННИЭЛ: Мы уже прошли три сотни метров.
ЧЕШТЕР: Мы оторвались.
ТЭННИЭЛ: Никто не наступает нам на пятки.
ЧЕШТЕР: Снарк остался позади.
ТЭННИЭЛ: Теперь отступать некуда.
ЧЕШТЕР: Ни на миллиметр.
ТЭННИЭЛ: Быстрее.
Крутят педали еще быстрее.
ТЭННИЭЛ: Смотри, они уже там внизу, меньше чем за минуту мы прошли целый километр.
ЧЕШТЕР: Я лечу, у меня есть пламя бессмертия и пропеллер.
ТЭННИЭЛ: Нам осталось еще преодолеть двести километров.
ЧЕШТЕР: Я слышу дюймовочек, они мерцают, как влюбленные женские шепоты.
ТЭННИЭЛ: Я слышу звуки ксилофона.
ЧЕШТЕР: Мое сердце все поглощает.
ТЭННИЭЛ: У меня взрываются ноги.
ЧЕШТЕР: Я слышу Китти, она поет мне, покрытая изяществом и фруктами – поет глазами мха и белоснежными ножками бесконечной любви.
ТЭННИЭЛ: Я тоже слышу ее пение.
ЧЕШТЕР: Китти, я безумно тебя люблю, ты моя дрожащая дорога; моя ночная белая раковина; тонкая и молчаливая кобыла моего сердца.
ТЭННИЭЛ: Китти, «я безумно тебя люблю».
ЧЕШТЕР: Любовь нас двоих подобна островкам посреди твоего синего моря.
ТЭННИЭЛ: Ты станешь нашей в той же самой постели, и оба наших органа войдут одновременно в твою плоть.
Крутят педали еще быстрее.
ЧЕШТЕР: Какова цена, это ведь ужасно. Но каковы ожидания! И какая ностальгия по электрическим механизмам.
ТЭННИЭЛ: Мне кажется, я стою на месте.
ЧЕШТЕР: Я уже свободен, счастлив.
ТЭННИЭЛ: Снарка больше нет. Мы его уничтожили.
С трудом крутят педали.
ГОЛОС ИЗ ГРОМКОГОВОРИТЕЛЯ: Чештер и Тэнниэл продолжают свою сумасшедшую гонку, они достигли почти максимальной скорости. Они не ощущают никаких обязательств перед своим главарем Снарком, который ползет в хвосте большой колонны, несмотря на то, что вся оставшаяся команда помогает ему самым наглым образом. Снарк, кажется, не способен крутить педали, он истощен, в то время его «слуги» Чештер и Тэнниэл наоборот прикладывают неимоверные усилия, чтобы как можно дальше уехать от остальных.
ТЭННИЭЛ: Быстрее, Чештер!
ЧЕШТЕР: Мы скоро приедем.
Они крутят педали с трудом.
В конце концов, опять принимаются крутить педали быстро. Но Чештер внезапно слезает с велосипеда.
ТЭННИЭЛ: Эй, Чештер, что ты делаешь? Ты куда, Чештер?
Тэнниэл прекращает крутить педали, но не слезает с велосипеда.
ЧЕШТЕРО: Я пойду за белым кроликом.
ТЭННИЭЛ: Нам же остался всего один километр, три минуты, чтобы успеть. Не бросай все сейчас, после шестичасовой гонки, когда нам только и осталось – разорвать шелковую ленточку.
ЧЕШТЕР: Посмотри на белого кролика, он ждет нас за дверью.
ТЭННИЭЛ: Это вовсе не дверь, это обрыв, пропасть.
Асила поет.
ЧЕШТЕР: Продолжай, Чештер, еще несколько метров и мы, наконец, станем чемпионами.
ЧЕШТЕР: Мы уже чемпионы. У нас карманы полны велосипедов.
Достает из кармана бесконечное множество свинцовых велосипедов и разбрасывает их вокруг.
ТЭННИЭЛ: Они наступают нам на пятки, гонщики, их колонна в получасе езды от нас.
ЧЕШТЕР: Посмотри на драконов в небесах.
Сцена быстро погружается в темноту.
ТЭННИЭЛ: Не время бредить.
ЧЕШТЕР: На горе полно драконов, великанов, угрожающих нам, нужно ее разрушить.
ТЭННИЭЛ: Какие великаны?
ЧЕШТЕР: Ты их не видишь, смотри, вон там.
ТЭННИЭЛ: Это же ветряная мельница.
ЧЕШТЕР: Мы разобьем всех драконов в пух и прах, и всех лазутчиков, и всех монстров.
ТЭННИЭЛ: Не дерись с ветряной мельницей, Чештер, ты можешь пораниться.
ЧЕШТЕР: У тебя есть глаза, но ты не видишь, ибо нет у тебя веры.
ТЭННИЭЛ: Чештер… Там ужасная пропасть! Если ты упадешь, ты разобьешь голову о скалы. Ты не сможешь с ней встретиться.
Вдруг оглушительный удар. Мгновенно – полная темнота.
ГОЛОС ТЭННИЭЛА (в роли матери): Сыночек, ты весь в крови.
ГОЛОС ЧЕШТЕРА: Мамочка, мама, я не вижу, я разбил лоб.
ГОЛОС ТЭННИЭЛА (в роли матери): Я с тобой.
ГОЛОС ЧЕШТЕРА: Мамочка, я ослеп.
Наконец, Тэнниэл зажигает свечку.
Все пятеро персонажей стоят на сцене. Асила цепью любви прикована к Болтаю. Тэнниэл дает каждому по свечке.
ЧЕШТЕР: О, какое счастье, я могу видеть глазами веры и могу воображением своим порождать слова. (Пауза.) Au commencement les tinebles couvraient l'abime. La terre etait vide. Mais Dieu dit que la lumiere soit et la lumiere fut.
Все пятеро собираются на просцениуме со свечами, освещающими только их лица. Болтай обнимает Асилу, а Китти – Чештера и Тэнниэла.
Наконец, они задувают свечи.
Темнота.
Занавес.
1975
Перевод с испанского Дениса Безносова.
Перевод выполнен по изданию:
Fernando Arrabal. Teatro completo de Ferdinando Arrabal
en 2 vol. Leon, Everest (Premios literarios), 2009.
