"Дайте мне точку опоры, и я сдвину Землю."
Архимед.
Ничто не вечно, ты забываешь друзей и близких. Кожа стареет с каждым днём всё сильнее и сильнее, меняет цвет, шелушится, покрывается морщинами. Машина превращается в поддавшийся коррозии кусок металла, с жалостью смотрящий своими побитыми фарами на владельца. Старый дом гниёт, между сочленениями фрагментов появляются растения-паразиты, опарышы, залезающие под твёрдую кожу, разжёвывающие её день за днём.
Зачем ты льёшь слёзы? Конец фильма близок и все страдания распадутся на мириады звёзд боли и снова соберутся в стаи, словно скользкий планктон, для того чтобы поселится в теле другого зануды, с распухшим портмоне, и папкой бесполезных листов под мышкой.
Гладко отполированная сталь входит в ротовое отверстие и упирается в гланды. Словно член в горле потаскухи, ты сжимаешь корпус пистолета крепко, обеими руками. Из глаз текут обжигающие слёзы. Ничто не изменить, всё, что ты можешь сделать - это приблизить обратную колоризацию окружающего мира. Телепромптер расскажет о тебе диктору, который в свою очередь промямлит твоё имя, дату рождения, смерти и история окончится.
Неважно, как тебя зовут.
Ты не знаешь себя.
Пара тысячных долей секунд на то, чтобы вспомнить себя настоящего. Всё в твоих руках.
Мрачный пригород. Тучи, сгущающиеся над кукурузным полем, заботливо покрывают серым плащом каждый початок . Душевая кабинка. Свет в ней тускл, она грозится сварить тебя заживо. Стоит лишь зайти и выйти. Ноги подкашиваются после тяжёлых работ в поле. Тёплая струя мочи выплёскивается из уретры и стекает на пол по правой ноге, вместе с водопадом горячих капель. Кафельная плитка затоплена смесью фильтрованной крови, реабсорбции и секреции. Тебе кажется это нормальным и в это время, на препуциальном кольце, под крайней плотью, скапливаются бактерии, которые рано или поздно не дадут тебе уснуть. Через какое-то время эта организованная армия, станет доминировать и посмотрев свысока на удручённое, с покрасневшими глазами и небритой щетиной, лицо, станет насмехаться, медленно пожирая тело, начав с пениса.
Полотенце, перекинутое через плечо и взгляд, кинутый за горизонты.
Тебе кажется, что мир, за пределами полей, нереален.
Нереальны люди в телевизоре.
Их голоса – твой голос, их желания – твои желания, всё, что сделано ими, было или будет сделано тобой. Поэтому так сложно поверить в их реальность. Так сложно поверить всем этим теле-шоу о отчаявшихся убийцах. Они крошат людей на части, взрывают бомбы в метро. Суицидники прыгают с крыш, разбиваясь в лепёшки, доставляя множество хлопот медицинским сотрудникам после своей смерти. Ты не верил во всё это, до того дня.
Ты ещё не знал, что скрывается за углом кабинки.
С пробуждением ото сна, приходит понимание того, что вся твоя жизнь – винегрет из циркадных ритмов, которые не вносят ни капли осмысленности в существование. Повторяющаяся изо дня в день одна и та же история.
Холодный пот на поверхности тела, к которому липнет простыня. Солнце бьёт в глаза, просачивается сквозь стёкла окон двадцать седьмого этажа и беспощадно царапает сетчатку. Поход в туалет, мучительно выдавливаешь из себя тонкую, короткую, но охватывающую большой радиус, задевающую, на выходе из отверстия крайнюю плоть, остающуюся между ней и головкой члена, струю мочи, ставшей привычным утренним диурезом. Холодный душ. Махровое полотенце белого света. Спуск на первый этаж.
Выход из здания. Тебя окружают сотни, если не тысячи лиц, каждодневное интервальное повторение. Поездка в метро. Всё те же, никогда не опаздывающие, люди. Ты видишь их лица каждый день, если хоть одного из них тут не будет, твой день окажется испорченным. Чей-то портрет, выгравированный на могильной плите, сломает твоё уравновешенное бытие. Безрадостно встречающие широкие двери, впускают тебя в здание центрального офиса известного банка. Маски на лицах сотрудников, улыбки, заинтересованные лица, способные на проявление интереса к клиенту, уважения, сострадания. Всё напускное, их выдают лишь холодные безразличные глаза, ты работаешь в рассаднике равнодушных ни капли не гуманных блядей и то, что ты работаешь тут уже второе десятилетие, говорит лишь о том, что ты не далеко ушёл от вверенного твоему боссу коллектива.
Бесконечные отчёты, патологическая сонливость после обеда, в разгар рабочего дня, плавно перерастает в мучительно лёгкую сиесту. Видение всё тех же угрюмых, покрытых тьмой, полей и одинокой душевой кабинки.
К тебе подходит отец. Лицо его мрачнее туч клубящихся над головой. Маленькие глаза, посаженные глубоко внутри глазниц, смотрят насквозь и видят все твои пороки. Его тело разлагается в считанные секунды. Гнилые миазы лопаются, рождая на свет легионы отвратительных личинок, которые неторопливо выползают из своих колыбелей на пир. Каждая из тварей сможет поглотить яства и выпить крови, восславляя грязь. Увидели бы это чудо криптозоологи и патологоанатомы, бросились бы врассыпную, словно дикари, скрывающиеся от огромного зверя. Перед тобою твой прародитель, с его головы тихо сползает скальп. Твой взгляд устремлён на преступный клочок земли под ногами, над головой завис искажённый смертью лик. Твоё темя омывается волнами тошнотворного дыхания. Гнилость окружающего тебя мироздания стекает на голову, вместе с ослепительно белыми рисинками. Подверженные метаморфозам они извиваются и двигаются, падая с твоего лба на пожелтевшую траву, густо окрашенную в тёмно-красный цвет.
Ты слышишь голос, он заполняет вакуум вокруг:
- Ты знаешь, мы оба знаем, по чьей вине я умер, Мэтт.
Твой голос дрожит, слова упираются, в почву и теряются в ней:
- Да, я знаю про что ты, папа.
- Посмотри на меня, во что я превратился? Помнишь, то, моё наставление тебе, после той встречи с Уитом, – ты полностью покрыт испарениями, выходящими из его лёгких, хотя скорее всего это твоя испорченная ватная аура, от самого существования которой желчь просится наружу.
Уит. Да, недруги детства. Прыщавый оборванец всё время пытался довести тебя до кипения своими выходками. Вечно сувал свой большой нос, из ноздрей которого обычно торчали сопли цвета фисташкового мороженого, не в свои дела.
- Да, помню, – снова незатейливый ответ стремится вниз и ударяется о землю, густо удобряемую частями тела твоего отца.
Органы падают тебе под ноги, при столкновении с твёрдой поверхностью, слышится неприятное хлюпанье. Видно как внутри толстой кишки, по бокам ползают аскариды, медленно вздрагивающие под тяжестью скопившегося в их жилище дерьма. Тебя начинает трясти от страха перед неизбежным.
- Ну, так что же? Посмотри в мои глаза.
После этих слов, тебя переполняет готовность перейти Рубикон. Точка невозврата остаётся позади, и ты робко поднимаешь взгляд. Перед тобой уже нет отца, ты смотришь в лицо человека с фетровой шляпой на голове. Злобный оскал, светящиеся ненавистью ко всему человеческому глаза. Лёгкое движение руки и из под полы расстёгнутого тренчкота возникает окровавленный балисонг. Ты не можешь сдвинуться с места, нахлынувшая стая чёрных птиц плотно окружила двух врагов, стоящих посреди поля засаженного кукурузой. Охотник настигает жертву. Твой кадык вжимается внутрь, перекрывая доступ кислороду. Твои глаза ищут брешь среди живой стены. Лицо, мучающее тебя во снах, предстаёт прямо перед тобой, тонкая линия губ превращается в овал, из которого вот-вот должен вырваться словесный водопад, словно поток воды выходящий из пещеры на вершине горы. Ещё секунда и...
И твой мозг рассчитывает унарную операцию, и результатом этого расчета является полная негация происходящего.
Отрицание.
Невозможность.
Пробуждение.
Пульсации подвергают децимации нервные клетки, проходят сквозь тебя и оставляют внутри осколки информации. Сон смело, как ветром. Мир снова стал унылой серой субстанцией, похожей на желе, в край заебавшее тебя своей пассивностью, исключающей возможность существования в тебе крепкого стержня воли. Ты не можешь просто так, день за днём, проводить сидя за столом, перебирая кипы бумаг. В задницу все эти отчёты и доклады. В задницу изоморфизмы между тобой и твоей работой. Уйти навсегда из этого клоповника, забыть дорогу и посвятить всё свободное время на то, чтобы отдать отцу долг.
Тебе такие размышления показались свежими. "Да, - согласился сам с собою ты. - может тогда меня перестанут мучить кошмары, и я стану счастлив, хоть на мгновение."
Ты заходишь в кабинет босса и кладёшь заявление об увольнении перед его носом, через две недели ты становишься свободным. Нет больше никакой работы. Денег снятых с кредитки хватит на пару месяцев безбедной жизни в городе. Ты задался целью найти Клоуферда. Этот грешный ублюдок несколько дней назад вышел из мест лишения свободы, что не кажется тебе удивительным. В справочнике есть его адресс и это не может не радовать.
Стью Клоуферд закрывает дверь, припоминает о том, что оставил открытым окно на веранде. "Да и хуй с этим окном" - подумывает он. Стью Клоуферд идёт по тротуару, ведущему его прямо к универмагу. Стью, открывает дверь и идёт к холодильной камере, по дороге толкнув в плечо растерянного очкарика, загораживающего путь. Вспомнив о том, что забыл взять корзину, Стью, возвращается за ней ко входу. Парень в очках отводит глаза, когда он проходит мимо него. С корзиной в левой руке Стью идёт обратно. Пара пинт пива, кассета, на которой Гэн Падова лишается девственности, вставленная в магнитофон, бурная эякуляция, сексуальная разрядка, всё то, что привносит кирпичики удовлетворения, в не обременённый работой день, откинувшегося старика. Ну не то, чтобы старика, пятьдесят лет - это не старость. Стью даже временами кажется, что чем больше его волосы седеют, тем сильнее эрекция, во время половых актов со шлюхами. Даже кислота не в силах повлиять, на его крепкий мужской стояк.
Сопляк стоит впереди его и расплачивается за бутылку шампанского, и... пачку гандонов. Оказывается четырёхглазые тоже трахаются. Голова парня при покупке "напальчников" стала похожей на красный спелый томат, который вот-вот упадёт с хрупкой шеи на пол и взорвавшись окатит брызгами всё вокруг. Вот парень вышел. Пришла очередь Стью. Пара пинт пива, пицца, которую можно разогреть в микроволновке и новый выпуск "Hustler", вот его здоровый ежедневный рацион.
Стью Клоуферд возвращается домой с пакетом в левой руке. В правой руке он держит ключ. Стью Клоуферд открывает дверь. Стью разувается в прихожей и идёт на кухню. Перед лицом что-то стремительно промелькнуло, не успел Стью и перекинуть ногу на территорию кухни, как получил по затылку чем-то тяжёлым, послышался звон, из глаз посыпались искры. Ещё удар и Стью упал в темноту перед собой, предварительно приложившись головой о сервировочный стол серого цвета, выполненный в минималистском стиле.
Мрачный пригород. Тучи, сгущающиеся над полем, заботливо покрывают серым плащом каждый початок. Мысли посещающие его, словно пчёлы, не дают сосредоточится на деталях. Он напоминает себе, что у него есть одно важное не оконченное дело. Да, чёрт возьми, он идёт отдать этому засранцу то, что он заслужил. Будет хреново, если кто-нибудь приметит его поблизости с, возможно, будущим местом преступления. Надо платить по счетам.
Вот он и пришёл. Эндрю, стоит на крылечке своей фермы, попивая крепкий кофе и мусоля сигарету. По мере приближения Стью, он допивает свой напиток. Он не чувствует приближающейся беды, об этом может подсказать лишь скверная погода.
- С добрым утром, Стью, - слышит он голос, за своей спиной.
Голова раскалывается, во рту находится инородный предмет. "Скорее всего ублюдок запихал мне в рот лимон, какого хуя ему вобще что-то от меня надо? Зачем этот придурок связал меня?", - мысли носятся в голове Стью, прямо, как в тот самый день, когда он убил своего бывшего друга, на глазах у его сына, подростка он к сожалению не заметил. Его невнимательность тогда, сыграла с ним злую шутку и по прошествии нескольких дней его отыскала полиция. Мелкий выродок давал показания против него. В том случае был один положительный момент, оправдывающий его действия. Его фишка всегда заключалась в том...
И тут на его голову, вылили воду, не дав закончить мысль. И всё же, это не было бы таким плохим событием, если бы не температура. Это был самый настоящий кипяток. Кожа мгновенно вспухла и стала красной. Его лицо, покрытое парами, исказилось в мучительной гримасе.
ЕБАТЬ, ААА!!!
Изо рта пытается вырваться крик, но натыкаясь на ненавистный лимон, застревает в горле. Удушье настолько невыносимо, что Стью начинается казаться будто его лёгкие вжимаются сами в себя и когда они станут не больше грецкого ореха, случится взрыв, который разорвёт его тело на куски забрызгав помещение кровью. Стью снова проваливается в сон, пытаясь уйти от кошмара и своего мучителя.
Эндрю подаёт Стью руку. Тот же, в свою очередь никак не отвечает на этот жест.
- Эндрю, ты же знаешь о том, что никто кроме меня. Никто не должен трогать моего спиногрыза. - говорит он. - Ты вобще в курсе, что сломал ему, его ёбаный палец.
- Я не знал. - говорит Эндрю, мотая головой. - Ну, так ему и надо, не будет больше обижать Мэтта, а тебе, если уж так сильно чешутся кулаки, я советую пойти домой и проспаться. Палец пальцом, а выспаться тебе мне кажется не помешает.
Стью начал закипать. Этот кусок дерьма, который так высоко ценит своего оболтуса, тот, кого он всю жизнь считал своим другом, оказался такой пустышкой. Вот чёрт. Надо преподать ему урок. И он сделал это, пырнув несколько раз в грудь Эндрю, а потом ещё. Он не знал, что на него нашло, но втыкал он лезвие в тело до тех пор, пока рука вместе с ножом не провалилась в живот бывшего приятеля.
То, что ты видишь перед собой уже нельзя назвать лицом, кожа ото лба до шеи покрыта везикулами, липкая лента стала одним единым целым с губами. Пока он пребывал в состоянии обморока, ты ввёл ему большую дозу лидокаина и ампутировал по две фаланги с каждого пальца на руках, и по большому пальцу с обоих ног. Ну вот, теперь его можно развязать. Стью открыл глаза. Голова его будто распадалась на части, перед глазами мелькали мошки. Они то появлялись, то исчезали. Перед ним на корточках сидел ты, в чёрной рубашке и потёртых бриджах, с твидовой каполой на голове.
Клэфорд что-то замычал. Серозный пузырь на лбу лопнул и из него потекла прозрачная жидкость. Лик его исказился настолько сильно, столько в нём было боли и страданья, что где-то на глубине души, тебе чуть не стало жаль его. Ты встал и резким рывком сорвал скотч опоясывающий голову Стью на уровне губ, из его рта вывалился жёлтый лимон, на поверхности которого, словно впадины на дне океана, красовались отметины от зубов, упав на пол, он подкатился к ноге новоиспечённого мученика и врезался в кутикулу отрезанного пальца, который вместе с остальными был сложен в аккуратную шеренгу, в лужицах засохшей крови, перед ногами твоего заложника. Подняв двумя пальцами ленту на уровень своих глаз, ты рассмотрел её. Кожа, комки волос и губы отделились при рывке от тела Стью, ну что ж, он может попрощаться с ними навсегда. Полоска, отяжелённая бывшими чертами лица, полетела через всю кухню в раковину и достигла цели. Все эти действия проходили под вопли и брызганья кровавой слюной, привязанного к стулу оппонента.
- Какого чёрта ты делаешь? У меня есть сын, отпусти меня. - замычал он. - Я никому ничего плохого не делал. Чёрт возьми, я никогда никому не причинял зла.
Сын. Точно, ширяющийся ублюдок, который пару лет назад отбросил коньки от СПИДа. "Ври больше, ничтожество.", - думаешь ты.
- Где мои пальцы, чёрт, что ты с ними сделал? Мои губы... выблядок, ебал я твою мать. - рвёт глотку Стью.
Его лицо превратилось в месиво из лопающихся везикул, кровавой слюны, и зияющей дыры вместо правильного рта. Ты оглядываешь помещение в поисках зеркала, в коридоре, прямо на двери висит одно. Ты подходишь и бережно снимаешь его с, забитых в твёрдое дерево, гвоздей. Ты подходишь к до сих пор не заткнувшемуся Клэфорду, который изрыгает проклятия и уповает на снисхождение одновременно.
- Посмотри на себя, - говоришь ты, смотря в его глаза. - Посмотри, вот твой настоящий лик. Ты всегда таким был. Нёс своё бесполезное существование, досаждая другим людям. Ты приходишь ко мне во снах и хочешь убить меня...
Он испугано взглянул на тебя и наконец-то замолчал, кажется узнал.
- ... больше этого не повторится. - кончил ты.
Встал. Взял из кухонного стола нож и начал делать со Стью то же самое, что он делал с твоим отцом.
Прошли дни, недели, месяцы, но кошмары не отпускали. Уходя в тот день из дома Клэфорда ты устроил поджёг. Никто ничего не узнал. Ты снова стал работать, но жизнь давала понять тебе, что ты никому не нужен, но это было не самое страшное. Ты не хотел жить.
Весь смысл твоей жизни был в отмщении. Ты выполнил своё предназначение, поменял этот мир, но больше у тебя не осталось цели. Ты бесполезен.
Щелчок.
Выстрел.
Узоры на стекле отбрасывали тени на разлагающееся при дневном свете тело.
