По мотивам воспоминаний о Марине Цветаевой Лидии Чуковской «Предсмертие»...
Марина! Повеса, повеса…
и стихов, словно – каменных, лёд…
и махнёт рукою профессор,
наблюдая в небе её полёт…
Холодность непонимания.
И эта особая, гордая стать!
И ложились стихи без названия,
как в гробы – в девичью её тетрадь…
Марина! Твою необычность
не дано ни забыть, ни простить…
Не уложится в дней привычность
этих строчек злачёная нить…
Марина! Твою гениальность
им ещё не понять, не принять,
а пока – всё сойдёт за «странность»,
так шептались отец твой и мать…
***
Ни весёлая, ни печальная,
но в себя вместившая грусть,
эта девочка, птичка странная,
что я с ветки спугнуть боюсь…
***
Всё ещё впереди-
боль твоя и страх,
и в холодной груди
не теплится прах…
и ещё рассветы
ей так греют душу,
и ещё не спета,
песнь, где всё – наружу…
И ещё не серые
облака,
и одежды – белые,
и – рука…
И простится ей
этот детский вид…
Не течёт ручей,
где душа болит…
Где всегда одна-
в снах и наяву,
просто приняла
горькую судьбу…
Там, где вечный снег,
где холодный край,
где – по кругу бег,
где не снится рай…
Там, в ночной тиши,
меж далёких звезд
пламенной души
солнечный погост….
***
-Там, в седой дали
там, где мой погост,
плачут журавли…
Через сотни вёрст
слышу этот плач,
слышу этот крик,
время – вечный врач,
но всегда – старик…
я явлюсь живой
с синевою губ,
пусть шумит листвой
одинокий дуб,
Пусть толкнёт крылом
одинокий Бог,
и в дверной пролом
пусть нагрянет рок…
я устала петь,
не звенит струна,
где-то бродит смерть,
как и я – одна…
Я всего лишь – гость…
мне пора туда,
где слезами звёзд
плещется вода…
Остужу я в раз
весь сердечный пыл,
а сиянье глаз
вам дарю, живым!
***
-Слышу дыханье ветра,
слышу стенанье муз,
одиночеством в километрах-
измеряю я страшный груз…
и живу я давно отверженной,
в опустевшем от зла краю…
не разбитою, а поверженной,
я ещё о любви пою…
***
И глаза, печально глядящие
в высь небес,
ваше прошлое, настоящее
было здесь…
Дождь гуляет по серым улицам
словно гость…
рыжий пёс почему-то хмурится,
бросив кость…
Может поздняя, может ранняя
в свете лун,
боль моя – просто песнь случайная
тонких струн…
***
Посреди дорог
неприкаянной
всё брожу…
посреди тревог
так отчаянно
ворожу…
жизнь, как платье,
до дыр изношена-
просто прах…
непосильною
стала ношею
для бродяг…
я и дождь
по забытой улице
в ночь бредём…
всё – останется,
всё забудется
светлым днём…
***
- Целый год. Взгляд поникший, бесстрастный…
Отраженье душевных мук,
и тихонько и даже благостно
всё «ищу я глазами крюк»*.
Муж расстрелян и дочь в темнице.
В небе снова плачет луна-
ей, наверно, как мне – не спится,
дум печальных она полна…
«Целый год примеряю смерть»*,
Словно платье или рубаху,
безысходности или страха?
«доживать – дожевать»* суметь!
И открытая злая враждебность,
как холодной воды струя,
смерть примерю, как неизбежность,
жизнь, как песнь примеряла я.
***
Жизнь истрачена,
разворована
по частям!
Что вы плачете,
чёрны вороны?
Кто я вам?
В безысходности,
но до вечности-
только шаг…
Что мне вам нести,
может хлеб в горсти,
может прах?
И Елабуга-
словно каторга…
Наказание без вины,
и повисла в небе радуга,
и слезами наполнились сны…
По дороге ветвистый тополь
прошумел, просвистел в ответ:
«Нет дороги тебе в Чистополь,
нет дороги тебе в рассвет!»
Сколько их? Любимых и нежных,
мной потерянных губ и рук?
Я собрала в комок надежды,
но «глаза примеряют крюк».
Целый век – тоски, одиночества…
Предо мною промчался вдруг,
жить хотелось и так же – хочется,
но «глаза примеряют крюк»!
***
Небо. Восходы. Закаты.
И винограда гроздь.
Для жизни так много надо!
Для смерти – один лишь гвоздь.
Ярче не будет радуги.
Мягче хлеба и чище рос,
там, где в небе Елабуги,
это имя звездой зажглось!
* слова, взятые в кавычки – слова самой Марины Цветаевой.
