1. Вещество истории
История – «трудная», невесёлая наука. Её изучение требует от нас не только интеллектуального, но и духовного труда. «Рассечь» поток истории на отдельные периоды так же нелегко для разума и совести, как разделить живой организм на отдельные части, способные к самостоятельной жизни, ведь историческое время – основной материал, с которой работают ученые – есть своего рода организм, «вещество существования», которое подчиняется определенным законам развития. Это вещество состоит из бесчисленных временных и пространственных, природных и социальных нитей – связей между людьми, образующими общество, и разрыв этих нитей есть болезненный процесс, подобный операции на живом теле.
У каждой эпохи есть свой характер и свое лицо, свои особенности поведения, как у конкретной личности, и разговаривать со Временем так же сложно, как и с человеком, обладающим сложным внутренним миром.
Каковы же закономерности, определяющие характеры и лица сменяющихся эпох?
Можно предположить, что история цивилизаций, начиная с Древнего мира, есть борьба и единство двух типов цивилизации: органического и организационного.
Органическая цивилизация возникает и развивается естественно, не подчиняясь установленным извне рассудочным законам и формулам. Она растет, как дерево или цветок, переживая периоды умиротворения и взрыва. Организационная цивилизация формируется и функционирует, как механизм, по строго установленным законам, как правило, в рамках диктатуры.
Есть три типа диктатуры: диктатура личности, диктатура толпы и диктатура формулы. В первом случае живая жизнь приносится в жертву конкретного человека, наделенного сверхвластью, во втором случае – в жертву безликого охлоса, не имеющего четкого руководства, в третьем случае – в жертву сверхценной идеи (не исключая самые благородные идеи – христианство, сбережение народа, демократия).
Оба элемента присутствуют в каждой из цивилизаций, известных истории. (Нет полностью демократических или тоталитарных обществ: в каждом обществе есть частицы того или другого, только в разной пропорции. Стремление к свободе порождает несвободу. Несвободой называется выродившаяся свобода, свободой – облагороженная форма несвободы. Власть – это почётное рабство. Слава – это почётная форма позора).
Время от времени две цивилизации, в одной из которых преобладает организация, а в другой – организм, сталкиваются лицом к лицу. Их противостояние в конечной форме приобрело характер перманентной мировой войны Востока и Запада. (Нет Первой, Второй или тридесятой мировых войн – есть состоящая из них, как из элементов, единая перманентная мировая война, начавшаяся вместе с расслоением общества на государства, она будет продолжаться до конца истории. Сам факт существования государства подразумевает войну, а факт существования власти подразумевает революцию. Война умерла – да здравствует война. Революция кончилась – да здравствует революция).
Первое столкновение органической и организационной цивилизаций, положившее основу оси средиземноморской истории – греко-персидские войны. С этого момента начинается цикл войн Востока и Запада, в которых то одна, то другая сторона становится органической, а другая – организационной. Эти войны в развитии следуют закону маятника, который движется то на Запад, то на Восток, захватывая всё большее пространство. История этого центрального в истории конфликта включает в себя следующие эпизоды:
– греко-персидская война – Восток против Запада, организация против организма. Цельность маленького организма Греции выстояла удар дифференцированной организации Персии.
– войны Александра Македонского – Запад против Востока, организм против организации. Организм поглотил гигантскую организацию евразиатской империи, но организация распалась и разорвала организм изнутри.
– войны Рима против Карфагена, Греции, других государств – Запад против Востока, организация против организма. Военная машина Рима создает мощную империю, которая разрушается изнутри от соприкосновения с органическим ростком христианства. Оно, как дерево, пускает корни между каменных плит подчиненных Риму держав, постепенно сдвигая эти плиты и разрушая их порядок.
– Великое переселение народов, крушение Западной Римской империи – Восток против Запада, организм против организации. Хаотические орды азиатских народов сокрушают Римскую державу, обвивают, как плющ, древо христианства, чтобы затем иссушить его сердцевину. Этот процесс длится тысячу лет.
– экспансия Византии в Средиземноморье при Юстиниане – организация против организма. Остатки римского права – римской организации жизни – принимают форму христианского канона. Византийский купол вознесен над Средиземноморьем.
– крестовые походы – организация против иной по типу организации, принятой за её отсутствие, Запад против Востока. Первое в истории соприкосновение двух правд, которое страшнее борьбы правды и лжи. Борьба кончается вничью, но гибнет Византия – единственный возможный путь к примирению двух правд по образцу Рима.
– европейская Реформация и религиозные войны – Запад борется за Запад против Запада, вокруг живого организма высокой духовной культуры Европы ( вопреки немалому сопротивлению) возводятся стены организации. Культ честного труда и успеха, приближающего к Богу, становится скорлупой, призванной защитить живую сердцевину европейской духовности. Но эта скорлупа постепенно становится оболочкой мещанства, внутри которой изолированная от мира духовность, принявшая облик «добропорядочности», постепенно задыхается.
– колониальные войны Европы в Америке, Африке и Азии – организация в борьбе за подчинение организма своим законам разрушает иные, более древние организации.
– Петровские реформы в России, просвещенный абсолютизм в Европе – организация борется против организма во имя организма. Жестокая абсолютная власть загоняет живое тело государства в строгие рамки, притворяясь живой естественной силой.
– Французская революция и наполеоновские войны – организм бунтует против организации, чтобы создать сверх-организацию, ещё более жестокую.
– война 1812 года – организация Западной Европы терпит поражение от в прямом смысле слова органических свойств природы и населения России.
– Крымская война – организация Западной Европы побеждает плохую организацию России во имя спасения ещё более плохой организации Османской империи.
– войны Бисмарка – Запад против Запада, организация против организма. Естественное политическое завершение духовного процесса, начавшегося в эпоху Реформации. Торжество прагматизма во внутренней и внешней жизни Германии. Но внутри стен внешней расчётливости и разумного эгоизма не остается живого человеческого содержания.
– Первая мировая война – Запад против Востока, организация против организма. В случае любого окончания войны Восток (выступающий как представитель начала органического хаоса) потерпел бы поражение: изгнание из европейской политики Турции после победы Антанты и объединение Европы вокруг Германии после победы Центральных держав привели бы к европейской регламентации жизни Востока.
– революция в России – организм бунтует против организации, чтобы создать сверх-организацию. Особенность этого процесса заключается в том, что организация жизни в России рассматривается Западом как торжество органического хаоса. Как реакция на это возникает Третий рейх – плоть от плоти западного мира.
– Вторая мировая война – организация терпит поражение от организма, который превосходит её по масштабам и способен принести рады победы большие жертвы.
– холодная война – организм против организации, разрушаемой не извне, а изнутри (см. Римская империя).
– современное противостояние демократии и исламского мира – организм, условно считающийся упорядоченным, против организма, условно считающегося хаотическим.
В современном мире продолжается борьба мировых религий, принявших форму государственной идеологии.
Чтобы истолковать этот тезис, необходимо объяснить, что мы в данном случае имеем в виду под религией. Это понятие здесь трактуется широко, и его трактовка в данном очерке не направлена на оскорбление чувств представителей той или иной традиционной религии.
Мировая религия в нашем, широком понимании этого слова есть любое общественное учение, имеющее в своей основе три элемента:
– вождь, ведущий народ за собой;
– общество, условно считающееся «нашим», и общество, условно считающееся «вражеским»;
– представление о грядущем блаженстве, которое наступит после победы над врагами.
Этим требованиям отвечают и германизм, и большевизм, и демократия. Их борьба заняла в истории последнего столетия то же место, которое ранее занимали крестовые походы и религиозные войны. Так, операции западных стран в Ливии и Сирии – это прямое повторение крестовых походов, проходивших ранее в тех же местах, только столкновение менталитетов стран Востока и Запада оправдывается иными идеологическими установками.
В современной глобальной системе человеческой цивилизации можно выделить следующие подсистемы:
– Запад, исповедующий религию демократии. Организация, называющая себя единственным истинно органическим образованием в мире.
– Арабский мир, исповедующий ислам (живая традиционная религия, переживающая кризис переходного возраста – 1300-1500 лет). Организм, не имеющий единой организации. В случае начала исламской Реформации (процесса, аналогичного пережитому христианской Европой в том же возрасте) и появления общеарабского лидера может сформироваться сверхорганизация в размерах всего арабского мира – не обязательно единое государство, а скорее сообщество, которое можно назвать Соединенными Штатами Ислама.
– Китай. Сверхмощная организация вокруг сверхмощного организма, не имеющая своей религии, т.е. «святого» вождя, условного врага и желания воевать. Если сформируется национальная религия, условно называемая китаизмом, возможны непредсказуемые последствия.
– Россия. Хрупкий каркас организации вокруг постепенно отходящего от обморока организма.
Рассмотрим подробнее последние периоды истории России. 2000-е годы можно условно назвать Междувековьем – эпохой, когда «катастройка» 80-х -90-х гг. двадцатого века закончилась, а черты новой эпохи крайне расплывчаты, прошлое прошло, а настоящего ещё нет, вернее, оно – ненастоящее.
Наше столетие –
Междувековье:
Время меж ненавистью
И любовью.
Время, застывшее
Меж делом и словом.
Время, застывшее
Меж старым и новым.
Былое ушло.
Настоящего – нету!
Грядущее нами
Потеряно где-то…
И время течет,
Словно Черная речка…
Мы – не Ничто,
Но ещё и не Нечто.
2010–е годы по аналогии с застоем можно назвать «перестоем» – страна научилась стоять на ногах, но стоять на месте не хочет, а идти ещё не способна. Кругом – простор, а идти некуда.
Поэтому необходимо формирование новой национально ориентированной идеологии, но народ устал от идеологий и не ищет их. Ощущение своей страны колышется между «третьим миром» и «третьим Римом». Его можно назвать «третьеримством» и «третьемирством» одновременно.
Найдем ли мы выход из этой ситуации, завит от нас – и от воли Истории, воли Времени, которое мы творим и которое творит нас.
2. Цвет времени
Что такое время? Этот вопрос редко задается нами, возможно, потому, что пребывание во времени является для нас таким же естественным состоянием, как дыхание и питание. Но, если два последних процесса, определяющих наше физическое здоровье, давно изучены, то отношения человека со временем, не менее значимые для духовной жизни, почти не попадают в сферу интересов науки. Тем не менее нет для человека более значимой проблемы, чем проблема краткости жизни, смысловой наполненности отрезка времени, отведенного ему на земную деятельность. И следует подробно проанализировать все аспекты этой проблемы, чтобы понять, как, по каким законам мы существуем, как распоряжаемся той временной протяженностью, которая дана нам для жизни и творчества.
Даниил Андреев считал, что у времени есть цвет. Так, существуют эпохи «синие», когда мысли людей направлены к высшим, духовным горизонтам, и «красные», когда люди сосредоточены прежде всего на земном, материальном. Эта концепция, наполовину научная, а наполовину мистическая, имеет в себе зерно истины: время есть явление органическое, оно – реальный фактор нашей объективной жизни, и от того, как мы выстраиваем с ним отношения, во многом зависит, состоимся ли мы в нашей жизни.
В конце концов, мы являемся гражданами не только того или иного государства, но и той или иной эпохи. Временные отрезки истории человечества, отличающиеся различной смысловой наполненностью, так же трудно соотносятся друг с другом, так же трагически взаимодействуют, как и враждующие государства. Переход из одной эпохи в другую столь же труден, как переезд с Родины – на чужбину. Есть временные материки и части света, подчиненные законам временного дрейфа, и их движение таинственно и неуследимо для большинства из нас.
Попробуем развить эти тезисы подробнее. В культурном отношении все эпохи можно разделить на эпохи вдоха и выдоха. Об этом писал Р.М.Рильке:
…Мы сегодня на вдохе,
Мы на вдохе еще, как мера
Земли замедленного дыханья,
Как спешка этой Земли.
Ощущение красоты – это вдох. Создание произведения искусства – это выдох. Во время «вдоха Земли» общество словно пребывает в состоянии оцепенения, оно не создает культурных ценностей, и все мировые потрясения словно проходят стороной, тем не менее души чутких к веяниям времени людей вдыхают духовную атмосферу Земли, состоящую из слов, мыслей, поступков, отражающих суть эпохи. Этот вдох может длиться несколько десятилетий, а может быть, и веков, но за ним неизбежно следует выдох – эпоха, когда люди, долго вдыхавшие удушливую атмосферу безвременья, словно распрямляются и выдыхают, и тогда незримая среда, которой мы все дышим, наполняется благодаря им их новыми мыслями, чувствами, желаниями. На вдохе общество вбирает и переваривает в себе те открытия, которые явятся миру на выдохе. Так, «безвременье» конца девятнадцатого века было для России эпохой вдоха, а Серебряный век – эпохой выдоха. Диапазон этих процессов может быть гораздо больше: для того, чтобы «выдохнуть» Достоевского, Россия «набирала воздух в грудь» на протяжении нескольких столетий, начиная со времен Смуты и Раскола. «Слово о Горе-Злосчастии» – это своеобразный пример «немого» Достоевского. В этой средневековой повести ясно обрисован молодой человек, наделенный всеми дарами природы, но видящий перед собой только две дороги – либо в кабак и острог, либо в монастырь. Писатель «бунташного» века видел этого «русского мальчика», но не мог истолковать и описать его трагедию достойно, так как не имел того интеллектуального и художественного аппарата, который потом долго создавался реформаторами российской словесности и мысли – Петром Великим, Ломоносовым, Пушкиным. И только Достоевский смог истолковать этот «изначально заданный» образ русского человека и явить его миру как открытие многомерности человеческого сознания.
В наши дни вдох и выдох чередуются слишком часто, темпы жизни стали столь быстрыми, что мы просто не успеваем дышать – в прямом и переносном смыслах этого слова. Мы не успеваем вдохнуть всю глубину небес, и наше дыхание становится неровным и прерывистым. Поэтому и культурные «выдохи» нашего времени слишком ничтожны, поэтому атмосфера духовная, в которой пребываем мы, грязна и заражена чужеродными, враждебными элементами. В эпоху всеобщей спешки и раздёрганности должны найтись, наконец, несколько человек, которые решатся дышать не в одном ритме с нашим вечно бегущим на пределе сил обществом, а в такт Небу и Земле.
Жизнь – это необозримо огромное, сложное и великое явление, и для того, чтобы жить с Жизнью в ладу, необходимо научиться пребывать во времени, чувствовать темп его дыхания, биения его сердца, видеть лицо своей эпохи, время от времени заглядывать в зрачки своему веку, как бы страшно это не было. Только такая предельная искренность в общении со временем и миром способна исцелить нас, просветить наше общество, напитать нас новой свежестью и ясностью бытия. Только когда мы научимся дышать полной грудью, не воруя воздух друг у друга, мы избавимся от нашей «духовой тахикардии» и сможем жить и творить в масштабах Бога Отца, видеть мироздание в его первозданной красоте. Мир велик, и каждый может найти в нем свой уголок. Так же велико время, и в нем, как в доме Господнем, обители мнози суть. И стоит страдать, бороться и искать, чтобы в конце концов «привлечь к себе любовь пространства» и времени, найти в их лабиринтах свой, от века для нас предназначенный спокойный и верный дом.
3. Голос вопиющей пустыни
Мы знаем, как говорили Толстой, Блок, Есенин, слышали аудиозаписи голосов Пастернака, Шолохова, а уникальная интонация Бродского является для многих нынешних поэтов более живой и близкой, чем собственная речь. Но какова интонация всего современного человечества, чьим голосом расскажет оно о себе, когда предстанет пред своим высшим судьёй? (А судьёй этим, в конечном счете, может оказаться любой нищий, сидящий в ближайшем подземном переходе, – в его глазах чуткий человек может прочитать абсолютно ясный приговор и себе, и всему своему окружению, и опротестовать, отменить этот приговор будет логически невозможно).
Каков же он, Голос Человечества? Слагается ли он из отдельных подголосков – мелодий оперных певцов, шума заводов и машин, криков убиваемых людьми животных? Или это единый звуковой код, заключающий в себе сущность соборного общечеловеческого сознания? Или, может быть, некий гений может взять на себя право говорить с Историей как официальный уполномоченный представитель человечества? Все варианты, лихорадочно перебираемые взволнованным современным рассудком, опадают, как осенние листья, при первом веянии ветра времени – нашего жестокого времени.
Голос современного общества – это голос вопиющей пустыни, вопиющей пустоты. Вспомним, как в экранизации «Лира» Акирой Куросавой изображена сцена бури в пустыне: ни колоссальных панорам, ни патетической музыки, – только небольшой кусок обнаженной, как истина, земли и одинокий старик в королевских одеждах, в абсолютной тишине зажимающий себе уши, словно он слышит НЕЧТО, недоступное большинству людей, некий звук, за который надо платить жизнью… То, что он слышит, – это и есть тот голос вопиющей пустыни, пустоты, царящей в сердцах человеческих, возможно, тот самый, которым дьявол некогда обращался к искушаемому Христу… Его трудно услышать, но, если долго внимать тишине омрачённой совести, сердечному вакууму, то в ушах через некоторое время раздастся странный напев, словно писк «комариного князя», духа поэзии, вдохновлявшего Мандельштама… И тот, кто долго вникал в переливы этого нездешнего шума и остался в живых, остался собой, сохранил разум, может обрести свой голос, своё пророческое слово.
Голос человечества – это стихия, подобная стихии воды, воздуха, мысли. То, как он говорит, порой важнее, чем то, о чём он повествует. Узнать его трудно, ещё труднее вести с ним диалог. «Я зову в собеседники время», – говорил Юрий Кузнецов. Но, чтобы быть достойным собеседником времени, необходимо обладать и высокой чуткостью слуха, и большой силой голоса, и красотой неповторимой интонации. Немногие люди обладают всеми этими дарами, предоставляющими право участвовать в диалоге Голоса и Тишины. И как, созвучно или несогласно, будут говорить и петь два главных брата и одновременно врага, общение которых определяет пути человечества, – голос человека и безмолвие всепоглощающей бездны времени?
Цивилизация всегда полифонична. В ней сливается множество напевов, но это многоголосие может породить как потрясающую гармонию, так и ужасный духовный и звуковой хаос. И полифонизм общества может быть разным – с главенством одной «музыкальной партии» или с равноправием всех инструментов и голосов. Так, Золотой век русской поэзии был по-преимуществу гармоничным, в нем среди множества мелодий лидировала одна, пушкинская нота; во второй половине девятнадцатого века звучало, как правило, две основные партии – сторонников «чистого искусства» и его противников. Серебряный век – это целый хор, в котором сливались или боролись, дружили или враждовали звуки, порождаемые различными течениями в искусстве либо отдельными выдающимися личностями. На протяжении ХХ столетия «мелодия бытия» становилась всё более громкой и резкой; симфония «холодной войны», которая, в сущности, продолжается и ныне, – это какофонический аккомпанемент к солирующему грохоту взрывающейся атомной бомбы. Звуки современной эпохи, по-видимому, стали настолько громкими, что оказались недоступными для обычного человеческого слуха, они вышли за пределы диапазона восприятия обыкновенной, не обостренной болью творчества души, и поэтому «шум времени» кажется многим угасающим. На самом деле не может идти речи ни о каком угасании, а только о подготовке колоссального взрыва времени. Оно уплотняется, сжимается в сгусток, который рано или поздно может разорваться.
Что ждёт нас в будущем? Окончательное уничтожение всего живого в пустыне, вопль которой сейчас доносится до наиболее чутких сердец, или расцвет, превращение пустыни в прекрасный плодоносящий сад? Это зависит только от нас. От того, поймём ли мы мучительно сложную логику истории.
В начале, как известно, было Слово. ХХ век – время словесной и интеллектуальной какофонии небольшой горстки блуждающих странников среди безмолвной пустыни. А на финальной стадии своего развития человечество, по-видимому, входит в эпоху вопиющей тишины.
4. Небо Истории
С древнейших времен мыслители пытались определить главный инстинкт, управляющий человеком, основную ценность, к которой мы идём. Некоторые указывали на стремление к пище, на тягу к размножению, волю к власти или к собственности. Но почему-то в стороне неизменно оставалось стремление человека к совершенству – тот инстинкт, который, в сущности, является основной причиной эволюции не только человеческой цивилизации, но и всей природы в целом.
Человек постоянно стремится к прогрессу, к покорению новых высот. Каждый следующий этап развития той или иной социальной системы должен отличаться особенными достижениями, которых эта система не знала ранее. Тяга к прогрессу в различных формах легла в основу ведущих философско-этических доктрин последних нескольких веков – как марксизма, так и ницшеанства, как дарвинизма, так и теории ноосферы. Даже откровенно деструктивные теории, такие, например, как национал-социализм или сталинизм, имеют в своей основе культ прогресса, стремление к светлому будущему. Но именно ради этого царства совершенства на Земле приносились в ХХ веке неслыханные человеческие жертвы, и все идеалы нравственности неоднократно были попраны во имя других, столь же возвышенных идеалов.
ХХ век показал, что гораздо опаснее и вредоноснее войны зла с добром является другое противостояние – двух представлений о добре. Борьба добра с добром, добра с совершенством, прогрессом – вот главная трагедия последнего столетия – как в глобальном, так и в индивидуальном масштабе! Она страшна хотя бы потому, что обе воюющие стороны идут на преступления во имя высочайших идеалов, и ненависть общества к войне постепенно перерастает в ненависть к любому идеалу как таковому. Из этой ненависти культурные деятели пытаются конструировать новые ценности, но сама идея существования каких-либо абсолютных ценностей в их сознании давно уже поколеблена. Мы устали от истин, но не удовлетворимся ложью. Нам нужно что-то новое, что не было бы ни бесплотной схемой, чуждой человечности, ни неприкрытой бездуховностью торгашеского быта. Самое страшное, что даже идея поиска сейчас высмеивается. Поэтому человек оказывается заключен между двумя полюсами – Идеи и Жизни – и стремится к обоим, от обоих отталкиваясь. На него воздействуют два источника гравитации, и гравитация жизни сильнее, чем гравитация духа.
Какой выход можно найти нам из этого противоречия? Возможно, разрешение проблемы заключается в том, чтобы временно выйти из поля притяжения обеих категорий и позволить двум источникам гравитации притягивать друг друга. В результате произойдет сближение Теории и Жизни, и столкновение этих двух космических тел на небосводе Истории породит, возможно, новую планету – либо взрыв, высвобождающий колоссальную энергию. Мы же должны будем выстоять перед этим невиданным зрелищем и использовать энергию перерождения моральных ценностей в созидательных целях, для нового морального и культурного производства.
Велик небосклон Истории, и все мы живем под ним, наблюдая движение звезд и комет в его неизмеримом пространстве. Сейчас, когда он объят мраком, мы должны найти силу выстоять до рассвета либо дождаться, когда столкновение небесных тел озарит наш мир новым сиянием, и в свете этом мы увидим мир таким, каким ранее не смели его даже представить: нечеловеческая красота и нечеловеческое безобразие равно станут доступны нашему зрению… Как вглядеться в глубины небосвода Истории? Каким взором мы взглянем в эту бездонную высоту? И что откроется нам в этом скопище миров и созвездий?
Не знаем мы – но хотим узнать. И великие жертвы приносятся нами, чтобы смогли мы постичь космическую правду. Стоит ли она того? Неизвестно. И надо пройти через испытание Правдой, чтобы понять это.
Благослови же нас на это, История!
